Дослушав доклад и обменявшись со своими людьми парой непонятных мне реплик, профессор кивком отпустил «комиссию», а сам остался стоять посреди пыльного ангара, расслабленно опустив руки. Его ассистент выжидательно топтался у бронетранспортера. Мы осторожно приблизились к Михаилу Ивановичу.
      Профессор поднял руки к глазам и долго массировал затекшие веки. Потом отнял руки от лица, хрустнул пальцами и улыбнулся.
      – Ну вот… – произнес он голосом, в котором звучало огромное облегчение. – Наши взаимные обязательства почти полностью исчерпаны. Я… Я и мои товарищи весьма благодарны вам. Теперь осталось совсем немного – в целости и сохранности вернуть вас на родину… Пойдемте со мной…
      Он повернулся и кивнул своему ассистенту.
      – Леонид Кузьмич, будьте добры, помогите нам с багажом. Да, с тем, который мы приготовили для наших друзей…
      Леонид Кузьмич, хотя и был далеко не мальчиком, проворно вспрыгнул на броню транспортера и принял из люка пару объемистых походных рюкзаков. Профессор тем временем проверил, работает ли в Башне электропроводка и коммутатор внутренней связи. И, насколько я понял, проверкой остался вполне доволен.
      Топать по винтовой лестнице нам пришлось практически на самую вершину Башни портала, в помещение сооруженной там – в предвидении открытия оживленного движения между мирами – рубки управления. Выше располагалась только смотровая площадка, огороженная решеткой из успевших заржаветь стальных прутьев. По дороге мы раза три делали привал – главным образом ради нагруженного нашим будущим багажом Леонида Кузьмича. Как мы с Романом ни пытались облегчить его ношу, упорный ассистент ни в какую не соглашался принять нашу помощь.
      Тагара без особых объяснений присоединился к нам. Профессор был заметно недоволен тем, что мальчишка увязался за нами. Но он уже давно понял, что нас с сыном Ходока связывают достаточно сложные отношения. И потому никак не отреагировал на его присутствие. В рубке управления мы распростились с Леонидом Кузьмичом и сложили наш багаж.
      Сама рубка напоминала что-то вроде зала управления какой-нибудь средней руки электростанции годов этак шестидесятых. Только для «зала» она была уж слишком тесна, однако даже для типичного «совкового» щита с огнетушителем и противопожарными принадлежностями здесь нашлось место. В изобилии были представлены рубильники, циферблаты и мигающие лампочки. Судя по всему, «медицинская бригада» уже привела систему жизнеобеспечения портала в действие. Часть лампочек обнадеживающе мигала, некоторые стрелки что-то показывали на шкалах циферблатов. Похоже, их показания профессору понравились. Посреди помещенного в центре комнаты стола-пульта поблескивала решетка коммутатора. Динамик издавал тихое шипение.
      – Сейчас – главное! – строго поднял палец профессор. – В первую очередь мы должны проверить главный элемент портала – Пасть Червя. Мои люди заверили меня, что тут все в порядке. Заклятие снято, и Червь проснулся. Но я должен убедиться в этом сам. Это здесь.
      Он подошел к тяжелой бронированной двери с вмонтированным в нее довольно большим иллюминатором.
      – Танковая сталь и бронестекло, – не без гордости пояснил глава «академической» миссии, постукивая пальцем по металлу двери. – Армированный бетон, – он похлопал ладонью по стене. – Оттуда прорваться исключительно трудно. На всякий пожарный случай существует это…
      Он положил руку на расположенный справа от двери красный рычаг.
      – Аварийный замок, – пояснил он. – Титановые стержни вгоняются в гнезда взрывом пороховых патронов. Намертво. После того как сработает эта штука, без сварочного аппарата и взрывников эту дверь не отворить. Ну и, разумеется, автоматически врубается сигнал тревоги. Он – не без труда – несколько раз повернул маховик гермозапора и отворил тяжелую дверь. За нею располагалось тесноватое помещение. Единственными предметами его обстановки (если это слово тут уместно) были: забранная в проволочную сетку и под матовый колпак лампа посреди потолка, решетка вентиляции, резиновый коврик на бетонном полу и ящик коммутатора на стене. Одну из стен украшал иллюминатор – точно такой же, как и на двери, – вмонтированный намертво и пуленепробиваемый. Из него открывался довольно унылый вид на скалы, окружающие Башню портала, и на петляющую между ними дорогу. В торце помещения располагалась вторая дверь, повторяющая один в один ту, через которую мы зашли в этот переходник. И красный рычаг тоже дублировал своего собрата, расположенного снаружи. Двери располагались не друг против друга, а наискосок.
      – Тамбур, – пояснил профессор, закручивая гермозапор внешней двери. – Здесь последняя подготовка или первая проверка. В зависимости от того – убытие будет осуществляться или прибытие. А теперь…
      Он подошел ко второй двери и принялся отпирать ее.
      – Теперь – знакомьтесь! Их величество Червь Мироздания!
      Он отвалил бронеплиту двери в сторону, и на нас пахнуло нестерпимым, как показалось в первый миг, зловонием. То, что предстало перед нами в открывшемся пространстве, напоминало много чего сразу. Например– причудливый складчатый занавес, скроенный каким-то мастером-садистом из кусков мясных туш, или гигантский цветок, отвратительный и прекрасный одновременно. А еще это напоминало какое-то чудовищное лицо. Лик дьявола, может быть. В тот раз Пасть Червя показалась мне неподвижной. Должно быть, я был просто невнимателен. Профессор вытащил из внутреннего кармана нечто отдаленно напоминающее переносной пульт управления видеомагнитофоном и, бесстрашно приблизившись к монстру, принялся проводить какие-то измерения.
      – Все, кажется, благополучно! – констатировал он, закончив свои манипуляции. – Будьте уверены, как только субстанция-ключ прореагирует с составляющими ваших тел, Пасть разверзнется и примет вас! Надеюсь, вы налюбовались на это чудо? Выйдем на пару минут на свежий воздух, а потом уж и обговорим все напоследок.
      На смотровую площадку мы поднялись просто для того, чтобы на прощание обозреть местный пейзаж. Ночь эта – наша последняя ночь в Странном Крае – и впрямь оказалась короткой. Над Долиной Врат небо уже достаточно посветлело, чтобы можно было ясно видеть предметы.
      Этот ритуал оставил еще одну занозу в моей душе. Впрочем, их накопилось уже много. Одной больше, одной меньше… Мы спустились в рубку. Пора было браться за дело.
      В рубке управления Михаил Иванович принялся бодро знакомить с приготовленным для нас в дорогу грузом. Я с облегчением отметил наличие инструментов, от вида которых уже отвык в здешних местах, – часы, компас… Основную массу груза составляла снедь, словно рассчитанная на полярную экспедицию, и объемистые фляжки с водой. Вдобавок к этому – пара дорожных сумок и чисто туристического вида не слишком большой рюкзак.
      – Даст бог, вам все это не слишком пригодится, – вздохнул Михаил Иванович, – но… В конце концов «земной» выход портала находится в местах безлюдных и засушливых, так что имеет смысл подстраховаться.
      – Ну теперь, – заметил я, – уже не секрет, где находится это райское местечко? Раз уж мы там будем довольно скоро.
      – Конечно, – улыбнулся профессор. – Уже не секрет. Вот карта – довольно подробная. На всякий случай такая приготовлена для каждого из вас. Узнаете, где это?
      Со второго захода я угадал страну, в которой нам предстояло оказаться.
      – Граница СНГ проходит здесь, – показал карандашом Михаил Иванович. – Но вам, конечно, не стоит пытаться преодолевать ее нелегальным путем. Для вас давно приготовлен и переброшен к нам сюда вполне приличный комплект документов.
      Он раскрыл одну из сумок и принялся раскладывать перед нами загранпаспорта, авиабилеты и конверты с какими-то еще бумажками.
      – Все это оформлено на ваши настоящие имена. Только для э-э… мисс Аманесты приготовлен чужой паспорт. За русскую гражданку она, простите, не сойдет, поэтому паспорт оформлен на гражданку Панамы – Александру Диас. Виза России – транзитная. Билеты на Шереметьево-2 – подлинные. Вот здесь, – он помахал в воздухе довольно туго набитым конвертом, – пятнадцать тысяч долларов США, в основном в мелких банкнотах. Купюры подлинные. Никаких подделок. Этого вам вполне хватит, чтобы решить все ваши дорожные проблемы. Естественно, эта сумма идет в счет оплаты той неоценимой услуги, которую вы, Сергей, нам оказали.
      «Негусто, – подумал я, – но на дорогу действительно хватит».
      – Ваша задача сводится к тому, чтобы вовремя добраться до столицы и к отбытию вашего рейса попасть в аэропорт, – продолжил он. – Единственная неприятность, которая может с вами приключиться, это то, что полиции не понравится, что вы забрались в сторону от привычных туристических маршрутов в какой-то, может быть, и закрытый для иностранцев район. На этот случай для вас разработаны легенды. То есть вполне правдивые истории, объясняющие, как вы оказались в тех местах, где находиться не положено. Их вам надо заучить наизусть. И согласовать друг с другом. Но в целом все это может оказаться лишним при элементарной сообразительности и такте.
      – А это – ваша одежда и багаж, соответствующие вашим легендам. Позаботьтесь о том, чтобы ознакомиться с тем, что там у вас находится. И не забудьте хорошенько пристегнуть багаж к себе. Видите, тут предусмотрены ремни крепления. В сумках одежда. Наденете ее там – на той стороне. Та, что на вас сейчас, выглядит слишком необычно. Да и придет в страшный вид за время… э-э… перехода. – Тут, – он похлопал по выложенной на стол отдельно папочке, – распечатки с вашими легендами. Кто вы, откуда, как заблудились в горах. И все такое.
      Профессор вынул из папки сколотые по три-четыре листы и раздал их нам. Встал из-за стола, пригладил редкие волосы и помолчал немного.
      – Ну вот и все, – немного подумав, подвел он итог. – Остается пожелать вам добраться до дому живыми и здоровыми. Если у вас возникнет желание восстановить контакт с нами, то… Я уже объяснил вам, Сергей, как это можно будет осуществить. Еще раз напоминаю: проверьте свой багаж и хорошенько запомните ваши легенды. С собой эти тексты забирать не стоит. Они могут вызвать подозрение. Лучше уничтожить их перед… Перед уходом. И еще… Перед тем как отправиться, дайте нам знать по коммутатору. Молодой человек… – Он повернулся к Тагаре. – Прощайтесь с друзьями и пойдемте…
      Тагара отрицательно замотал головой.
      – Нет, – коротко отрезал он. – Я останусь с ними до конца!
      Профессор бросил на меня короткий и очень недовольный взгляд. Потом резко повернулся и вышел, рывком затворив за собой дверь. По железным ступеням, затихая, зазвучали его неровные шаги. Через минуту-другую они смолкли в глубине пролета бесконечной лестницы. Мы остались с глазу на глаз с Тагарой.
      * * *
      Первым кончил перечитывать распечатку своей легенды Ромка. Он похлопал себя по карманам, отыскал зажигалку и, запалив сколотые листки, бросил их в заботливо повешенное на соответствующем щите противопожарное ведро. Поднялся и кивнул Аманесте. Та кивнула в ответ, встала из-за стола и пристроила листки со своей легендой рядом с догорающей распечаткой Романа. Тот уже подхватил свою сумку и открывал бронированную дверь. Они молча прошли в тамбур, оставив меня вдвоем с Тагарой.
      Я тоже бросил свою легенду в огонь и посмотрел в глаза мальчишке, потом поднялся из-за стола и сказал просто:
      – Давай прощаться. – И – неожиданно для себя самого – добавил: – Не хочу, чтобы это было навсегда.
      – Это навсегда! – твердо ответил Тагара.
      Очень серьезно и уверенно.
      Я подошел к двери тамбура. На пороге обернулся.
      – У тебя в глазах – боль, – тихо сказал Тагара, подходя ко мне. – Ты чувствуешь себя предателем? Ты боишься, что оружие Темных ударит по твоей Земле? – Да, – ответил я и перешагнул через порог тамбура. – Я помог отдать страшное оружие людям, которые… Я не знаю, могу я им верить или нет…
      Я начал закрывать за собой тяжелую дверь. Тагара решительно замотал головой.
      – Ты можешь не бояться за свой мир… – быстро произнес он, словно что-то торопило его. – За Большую Землю… Темный Арсенал… Он никому не достанется… Ни Светлым, ни Темным. Уходи спокойно… – Он сглотнул слюну. – Я… Я разрушу Арсенал! Как тогда – Лабиринт… Это – Предназначение…
      Я сначала не понял его слов. Потом ошарашено выдавил из себя:
      – Да ты с ума сошел! Не…
      Я было шагнул к нему, но мальчишка с неожиданной силой захлопнул стальную дверь, чуть было не разбив мне лицо. И тут же вцепился в красный рычаг и буквально повис на нем. Рычаг послушался его: в глубине стены глухо бахнули пороховые заряды, и оглушительный железный лязг подтвердил, что мы трое, находящиеся в тамбуре, теперь напрочь отрезаны от окружающего мира.
      Я заколотил по стеклу иллюминатора и принялся выкрикивать что-то несусветное. Но ни звука не проникало через прозрачную преграду. Я видел лишь, как шевелятся губы Тагары, выговаривая: «У-хо-ди! У-хо-ди!» Вспомнив про коммутатор, я кинулся к дурацкой коробке и с грехом пополам смог включить ее.
      – Не делай глупостей, Тагара! – закричал я в микрофон. – Ты можешь… Ты можешь погибнуть. Сам погибнуть и всех угробить!
      Я не сообразил сразу, что ору на всю Башню, через динамики всех коммутаторов. Это я понял только тогда, когда в динамике, перебивая меня, зазвучал голос Григория.
      – Тагара… – окликнул он. – Что с ним? Где он?
      – Отец… Отец, ты слышишь меня? – прокричал Тагара в микрофон. – Отец…
      – Слышу… Я слышу тебя, Тагги, – зазвучал в динамике голос Григория, хриплый и полный тревоги. – Где ты? Почему не выходишь? Что с тобой? Где тебя искать?
      – Я у самого входа в портал, – торопливо выпалил Тагара. И потом упавшим голосом добавил: – Только… Только это уже не имеет значения… Сейчас… Сейчас вы все уходите… Уходите из Арсенала. И уходите как можно дальше от него… Потому что здесь может случиться все…
      – Что с тобой?! – с тревогой спросил Григорий. – Что у вас там происходит? Ты… Ты можешь говорить? Ты на свободе? Кто-то есть там с тобой?
      – Со мной эти трое, с Большой Земли, – торопливо ответил ему Тагара. – Но они сейчас уйдут. Через портал. К себе… Я остаюсь один. Не бойся, никто не угрожает мне…
      – Жди нас! – кричал в микрофон его отец. – Мы сейчас придем за тобой!
      – Нет! Не надо! – испуганно закричал в ответ мальчишка. – Уходите! Все уходите как можно дальше! Всем скажи это! И людям Герна, и этим… «академикам» скажи! Потому что все вы можете погибнуть! Я буду… Мне надо…
      – Что ты задумал? – хрипло спросил его Григорий. И, неумело стараясь быть ласковым, повторил: – Что ты задумал, сынишка?
      Тагара всхлипнул, и в воздухе повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием в динамике.
      – Я… я должен сказать… Произнести… – почему-то с трудом выговаривая слова, стал объяснять маленький маг. – Я должен произнести разрушающее заклинание! Я умею… Я уже разрушал Лабиринт…
      – Ты… Ты сошел с ума! – заорал в динамике голос Григория. – Не делай этого! Это очень опасно! Все… Все может взорваться! Кто тебя этому научил?
      – Я же говорю – уходите! – ответил ему срывающийся голос сына. – Уходите как можно дальше! Меня… Меня никто этому не учил. Это – мое Предназначение… Спасти три мира…
      – Это бред! – выкрикнул Григорий. – Это вовсе не Предназначение, это ерунда какая-то! Это очень опасно, повторяю тебе еще раз!
      – Нет, не ерунда… – всхлипнув, ответил Тагара. – Я раздобыл заклинание Предназначения… У… Ладно – не важно у кого… И теперь я знаю, зачем я…
      – Ну не для того ты, сын, родился, – хрипло зашептал в микрофон отец, – чтобы взлететь на воздух вместе со всеми этими железками! Люди рождаются не для этого!
      – Люди – да, – глухо отозвался Тагара. – Только я не совсем человек. Я – маг… Ты это знал давно. С самого моего рождения. Я – маг, Меченный Знаком Лукавого! Ты ведь знал… знал…
      – Знал… – почти прошептал в ответ ему отец. – Знал и не хотел, чтобы тебе досталась судьба мага. Меченого… Поэтому лгал тебе, прятал тебя, скрывал…
      Голос его изменился. В нем зазвучало отчаяние.
      – Напрасно… – сказал он, наверное, самому себе. – Все оказалось напрасно… Потому что судьба магов – это Предназначение. И оно – это Предназначение – никогда не бывает добрым… Это…
      – Это всегда жертва, – глухо отозвался Тагара. Они, похоже, цитировали друг другу какое-то правило магов. Давно им обоим известное.
      – Так вот, я родился для того, чтобы спасти три мира, – тихо шептал Тагара. – Этот – наш Странный Край, Темный Мир и Большую Землю… Мне от этого не уйти… Ты знаешь… Тут ничего не поделаешь… Ну, может, оно совсем не взорвется – все это… Просто перестанет действовать… Станет ни для кого не страшным. Просто умрет! Но вы все-таки уходите оттуда! Так —лучше…
      – Перестанет действовать, – горько усмехнулся отец на том конце провода. – Да достаточно, чтобы хоть одна хлопушка из этого их Арсенала не выдержала и…
      – Все будет хорошо, отец… – беспомощно произнес Тагара. И повторил: – Все будет хорошо…
      – Мы… Я не уйду! – закричал неожиданно Григорий. – Я не уйду ни за что! Я останусь с тобой! Если хочешь, произноси свое проклятое заклинание! Я не уйду!
      – Нет! Нет!! Нет!!! – заорал Тагара. – Уходи! Все!! Я не буду больше говорить!!! Только уходи!
      В динамике раздались дикий лязг и хрип. В иллюминатор я увидел, что мальчишка с остервенением бьет металлическим стулом по вмонтированному в стол коммутатору.
      Я принялся колотить по пуленепробиваемому стеклу, стараясь привлечь внимание впавшего в беспомощное неистовство Тагары. Но вряд ли он слышал хоть что-нибудь. Отчаяние и гнев владели им. И он ничего не видел и не слышал вокруг, пока не насытил этих монстров своей души – отчаяние и гнев. Только окончательно разгромив коммутатор, а вместе с ним и половину приборов, выведенных на стол-пульт, он повернулся к иллюминатору и, пошатываясь, подошел к нему.
      С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Потом я стал жестами, выражением лица, криком – совершенно бесполезным здесь – сигналить Тагаре.
      «Не надо! – выкрикивал я абсолютно бессмысленные слова. – Не надо!» Выкрикивал и понимал, что не изменю в его и наших судьбах уже решительно ничего. Мальчишка с той стороны бронированной двери уперся руками в стекло и смотрел на меня так, как смотрят пассажиры из окон поезда, уезжающего навсегда.
      Из динамика доносилось теперь только неровное потрескивание и хрип. Связь отсека с внешним миром была прервана. Я перестал паясничать перед иллюминатором и обессилено уперся в стекло руками точно так же, как и Тагара со своей стороны. Мы снова смотрели друг на друга – зрачки в зрачки. Время остановило свой бег. «Уходите! – беззвучно выкрикнул Тагара. – Уходите!» Я прекрасно понимал, что сделать уже ничего нельзя. Но так и не мог заставить себя оторваться от стекла, из-за которого неотрывно смотрел на меня Тагара – Меченный Знаком Лукавого. Маленький маг, узнавший свое Предназначение.
      Брат тронул меня за плечо.
      – Слышишь? – тихо спросил он.
      Я замер. Издалека снизу – от самого фундамента скал – до меня донеслась вибрация. Характерная вибрация запускаемых движков тяжелых боевых машин. Я почти не улавливал слухом звука приведенных в действие мощных дизелей, а лишь ощущал их тяжелый, на грани инфразвука, рокот. Рокот этот прерывался фырканьем, подвыванием и скрежетом глохнущих и вновь запускаемых движков, и эта еле слышная, но мощная какофония была для нас мелодией прощания.
      – Они уходят, – сказал Ромка. – Сейчас запускают моторы и уходят…
      Тагара, наверное, тоже ощутил этот едва уловимый звук. Он последний раз взглянул на меня, махнул на прощание рукой и отвернулся. Не оглядываясь, отошел к забранному бронированным стеклом панорамному окну в глубине пультовой кабины и замер перед ним, глядя вниз, на площадку перед Вратами.
      Я отвернулся от иллюминатора и окинул взглядом своих спутников. Ромка был напряжен и замкнут. Он с нескрываемой тревогой смотрел на меня и судорожно сжимал свой фиал. Похоже, он ожидал от меня решительных действий и не понимал того состояния паралича воли, в которое я впал в самый неподходящий момент. Я постарался взглядом дать ему понять, что со мной еще не все так плохо.
      Аманеста застыла перед иллюминатором. Она тоже держала свой фиал в руках, но все ее внимание было поглощено тем, что происходило там, внизу. «Я подошел к ней и заглянул через плечо.
      Из иллюминатора видна была только часть горной дороги, делающей пол-оборота вокруг подножия скалы, и залитые светом заката горные склоны вокруг. И на этот кусок дороги, захлебываясь натужным ревом – он стал уже слышен нам, – выползали двумя рядами, «плечо в плечо» танки нашего воинства. По обочинам, спотыкаясь и рискуя угодить под гусеницы, норовили не отстать от них взъерошенные всадники. Тарахтя, всех обогнал и скрылся за скалами геликоптер.
      – Они уходят… – повторила Аманеста слова Романа. – И нам пора уходить…
      Я последний раз обернулся на иллюминатор двери, ведущей в «комнату с кнопками». Узкая спина Тагары виднелась перед пыльным панорамным окном. Таким – угловатым, горьким силуэтом у окна – он и запомнился мне. «Прощай, – сказал я ему мысленно. – Прощай. И пусть случится чудо. Пусть с тобой все будет хорошо!»
      Я решительно отвернулся от иллюминатора, быстрым шагом подошел к двери, ведущей в «предбанник» портала, и с остервенением принялся вращать маховик ее гермозапора.
      – Пошли! – скомандовал я, отваливая в сторону тяжелую бронированную створку.
      * * *
      Пасть Червя встретила нас уже знакомым нам двоим – мне и Роману – зловонием. Впрочем, далеким еще от того, которое предстояло вытерпеть. Мы переглянулись. Аманеста не подала виду, что тошнота подступила к горлу, хотя ее и передернуло – рефлекторно, должно быть. За нее я был спокоен. Нервы у подруги Романа были покрепче стальных канатов.
      Я приступил к короткому инструктажу:
      – Я иду первым. Вы за мной. И не задерживайтесь. Только две-три минуты… Как только Пасть Червя успокоится… придет, одним словом, в исходное положение, сразу идет кто-то из вас. Делайте все в точности как я. Не бойтесь ничего. Будет очень… неприятно, но все это можно пережить. Я буду принимать вас на той стороне. Вы готовы?
      Оба кивнули – почти одновременно.
      – Запри тамбур, – сказал я Ромке.
      Он кинулся к двери, и через минуту мы были отрезаны от Странного Края – его воздуха, его света, его магии, пропитавшей этот мир.
      «Прощай!» – сказал я и Странному Краю.
      Я повернулся к Пасти. Она казалась теперь огромным увядающим цветком. И все же она оставалась маской дьявола. Ее многочисленные складки и извилины были неподвижны. Но какое-то неуловимое движение, какое-то ускользающее от взгляда содрогание – хищное и полное ожидания – угадывалось в этой массе таинственной плоти, связующей миры… Странно, это месиво складок и лепестков, лишенное глаз, губ, любых других частей человеческого лица, было невероятно выразительно. Казалось, теперь Пасть спрашивает меня: готов ли я?
      – Готов… – глухо ответил я на этот немой вопрос.
      И кивнул своим спутникам. Если не на удачу, то на прощание.
      Повернувшись к Пасти спиной, я откупорил фиал. По лицам Романа и Аманесты я понял, что с Пастью произошло нечто их удивившее, и осторожно обернулся.
      Должно быть, терпкий, необычный запах субстанции, наполнявшей фиал, мгновенно достиг каких-то чувствительных окончаний Пасти и разбудил ее древний аппетит. Червь почуял близкое пиршество. Ну не пиршество, так какую-никакую закуску. В конце концов его пост здесь длился больше полустолетия.
      Пасть явно ожила, ее обвисшие лепестки стали наливаться какими-то жизненными соками, стали упруги, изменили свой рисунок. Гигантский увядающий цветок начал расцветать снова, оставаясь при этом маской дьявола.
      Шорох и влажный хруст заполнили тамбур – Пасть нетерпеливо подалась вперед. Зрелище это было жутковатое. Я снова повернулся к монстру спиной и, с трудом разжав зубы, проглотил содержимое фиала.
      Судя по всему, я успел еще сунуть его в свой нагрудный карман. Обернуться, как неожиданно захотелось мне, я не успел. Пасть снова подалась вперед и поглотила меня.
      * * *
      Да, конечно, снова была боль – ожидаемая боль, которая во сто раз хуже боли неожиданной. И было удушающее отвращение. И ощущение, что ты на грани обморока. Не уверен, что я не пересекал ее, эту грань. Но закончилось все немного похоже на то, как закончилось мое первое путешествие между мирами, – падением в сырой, украшенный остатками древних изразцов зал. Только вот в этот раз не нашлось Привратника, чтобы смягчить мое падение на каменный пол, отменно твердый и скользкий!
      Привратников у этого портала заметно не было. Да и все «вспомогательные сооружения» при этих Вратах в Странный Край находились в состоянии предельной заброшенности и запустения.
      Пещера, в которую я вывалился, освещалась только через проломы в верхней части стены – под потолком. Точнее, через выкрошившиеся щели в сработанной под поверхность скалы кладке. Сверху в эту сумрачную залу капала, а временами какими-то судорожными толчками лилась вода. С покрытых угрюмой плесенью сводов свешивались предлинные космы каких-то водорослей. Плесенью и ковром водорослей были украшены и стены подземного зала. Здесь давным-давно не было ни единой живой души. Стойкий запах гнили и сырости наполнял помещение.
      Впрочем, все эти декорации моего «пункта прибытия» я рассмотрел только потом – после того, как спазмы охватившей меня боли отпустили. За это время в пещеру через разверзшуюся под ее сводами Пасть обрушился на пол Ромка, а немного спустя и его подруга.
      Аманесте, впрочем, не пришлось испытывать болезненного соприкосновения с полом пещеры. Я уже более или менее владел собой и успел подхватить ее легкое тело (чуть, правда, не вывихнувшее мне руку) на лету.
      Наличие льющихся с потолка вод, хотя и не родниковой чистоты, оказалось очень кстати. Привести себя в божеский вид мы все-таки сумели. Делали мы это быстро и торопливо, словно подгоняемые каким-то предчувствием.
      И оно – предчувствие это – не обмануло нас.
      Мы едва только успели толком счистить с себя последние остатки зловонной слизи и натянуть чистую одежду, как нас всех словно ударило током. Я думаю, это был сигнал от Червя, с которым нас еще как-то связывало остаточное действие снадобий из фиалов профессора. Мы переглянулись.
      – Надо уходить! – нервно бросил Ромка. – Где выход отсюда?
      Вопрос был далеко не праздный, особенно учитывая сумрак и вездесущую плесень, маскировавшие все детали рельефа стен.
      – По-моему, вот! – крикнула Аманеста, обрывая занавес водорослей, заслонявший открывшийся в стене провал, в глубине которого чудился дневной свет.
      Мы кинулись в этот выход, словно спасаясь от неведомого зверя, готового броситься на нас.
      И в этот момент Червь закричал!
      Точнее, закричала его Пасть, укрывшаяся под сводами пещерного зала. Ничего страшнее этого крика я не слышал в жизни. И надеюсь, что не услышу. Да, конечно, в этом крике были сконцентрированы и боль, и ужас, и даже страх. Да, он был необыкновенно громок. Настолько, что зашкалило болевую чувствительность наших ушей. Но даже не в этом было дело. Крик Червя был пронизан какими-то неуловимыми ухом модуляциями и переходами, которые повергали каждого услышавшего такое в бездну беспросветного отчаяния. Отчаяния, перед которым даже гнетущая любого из смертных мысль о неизбежном конце казалась какой-то просто несущественной мелочью.
      Не знаю, может быть, это было просто действие мощной инфразвуковой составляющей, вплетенной в общую какофонию крика Червя, но мне кажется, это было что-то более сложное, способное в корне перевернуть сознание разумного существа. Превратить его в… В нечто, во что боится превратиться каждая тварь – и человек, и зверь… А потом последовал удар. Толчок, от которого на нас с потолка прохода, в котором мы укрылись, посыпалась каменная мелочь и глыбы покрупнее детской головки. Последнее, что я увидел, обернувшись в зал, и смог запомнить, это валящиеся с потолка и заполняющие все пространство вокруг запахом горелой плоти бесформенные куски чего-то содрогающегося и продолжающего исходить ужасом и болью.
      * * *
      Нас вынесло из врат портала на автомате. Даже сильно захотев, я не смогу теперь найти обратную дорогу в «зал прибытия». Если он, конечно, все еще существует, этот зал. Мы – все трое – начали осознавать себя, только когда знойный воздух полудня шевельнулся над нами дыханием ветерка и на беспощадно жгущее нас солнце наползли неведомо откуда взявшиеся облака.
      Некоторое время мы молча смотрели на нелепую на вид скалу, которая скрывала в себе портал и руины жилища Привратников. Глядя на эту каменную глыбу, никто не подумал бы, что внутри нее скрывается что-либо иное, кроме напластований дикого камня. Да и некому на много километров окрест было на нее смотреть. Оставалось надеяться, что толчок, чуть было не похоронивший нас в недрах пещеры, и неистовый вопль Червя не привлекут в эти места толпы любопытных и останутся в памяти тех, кому довелось услышать и ощутить их, просто одним из тех загадочных явлений, которыми и без того полон мир. Особенно мир гор. Жар и смрад, исходившие из прикрытого густыми зарослями лаза, откуда нас – собственным страхом – выбросило на свет божий, должны же были в конце концов пройти?
      А если кто и сунется в глубь этого странного произведения природы, то что он, собственно, поймет в том, что увидит там?
      Мы молча, неуклюже помогли друг другу подняться на ноги и так же неуклюже стали искать хоть сколько-то безопасную дорогу вниз по склону.
      Пейзаж здешний был сродни лунному – суров и безжизнен. Оставалось только гадать, что могло загнать сюда и заставить здесь жить хоть небольшой, но не самый, по-моему, глупый народ нашей планеты. Все вокруг было выкрашено оттенками желтого и коричневого, словно эти горы создал гончар, в мастерской которого не нашлось никаких других красок. Коричневыми были и склоны гор, загромоздившие все горизонты, и темные провалы ущелий, и светлые пространства долин далеко внизу. Коричневой была и пыль – мелкая, словно зубной порошок. И даже небо над головой, казалось, впитало этот окрас обожженной глины. Все это одновременно напоминало те места, где мне приходилось бегать под пулями, и все-таки было непохоже на них.