* * *

– Вообще-то, я тебе добра хочу, молодой человек, – сказал мне поучительно тип, лет на семь-восемь младше меня – просто он был из «новых русских» и, ясное дело, смотрел на меня, просто русского, как Государь-Император на жида. – Ты, понятное дело, просек где-то на «почтовом ящике» неучтенную тропиночку, по которой тамошние людишки такие вот микрочипы за четверть цены сбыть хотят. Это ты молодец, умница... А вот теперь послушай, голубь, что нам с тобой с этого выйдет... Ну загоним мы эту вот партию СБИСов за бугор. Там на них цены ну на два порядка выше, чем ты мне здесь выдал. Так что наварим хорошо по первому разу... Ну еще одну, ну еще... А потом?.. Это, дорогой мой, – золото эльфов. Сегодня блестит в руках, а назавтра – тлен... Если не хуже.

– Думаешь, за нас органы возьмутся? – скептически спросил я...

– Мальчики за нас возьмутся. В кожаных курточках и в турецких спортивных штанишках. Ну я, положим, откуплюсь и на тебя все свалю. А с тобой они долго говорить будут... У тебя жена – дети есть?

– Я, дорогой мой, к тебе не на брачную консультацию пришел, – огрызнулся я.

– Ну, как хочешь... Ты одно пойми – они с тобой говорить будут долго и интересно. Больно, между прочим, сделают... Это уж – обязательно. Ну вот, им ты все расскажешь – это тебе не мне здесь мозги пудрить... Ну а потом – тебя закопают и на тех ребят переключатся, что таким вот макаром цены на мировом рынке сбивать вздумали... Вот такие, брат, кондиции...

– Так ты отказываешься реализовать товар? – спросил я с таким видом, словно за ближайшим углом меня ждали еще три или четыре покупателя на уникальные изделия микроэлектроники.

Феликс с сомнительной неприязнью посмотрел на меня.

– Понимаешь, голубь, – ты не из тех с кем дела делают. Жидковат будешь – это и так видно – мордально. Нету у тебя крутизны и кроме завала ничего от тебя ждать не приходится. Ну, а вот с другой стороны... – он прикинул в ладони угольно черные сороконожки СБИС. – Я кой-чего в этих делах смыслю – сам с верхним образованием... Дело перспективное... Слушай-ка, будь умником – на недельку язык в задницу засунь и ляг на дно – и товар отдай на время – у кого взял. Или спрячь... А я посоветуюсь с кем надо и мы это хорошо обмозгуем... Здесь дела идут на миллионы «зеленых» – шестое поколение электронных мозгов – поумнее людишек получиться может... Здесь на меньшем люди так погорали... У меня друг – в одной группе учился – так он на змеиный яд вышел. Дешевый и в качестве... сертифицированный... И недели не прошло – на собственной квартире нашли готовенького. Со следами пыток... Так, что ты сам пойми... Нам лучше будет на твою артель-мортель напрямую выйти, а тебе – вовремя в сторонку оттереться – не в накладе останешься, поверь... Ну ладно, это все – в прожекте. А так – ты жди неделю – я звякну. Тут спецу одному показать все это надо – из Бауманского...

– Какого дьявола ты отдал ему чип? – поинтересовался Коля, дождавшись пока я вылезу из «Москвича» у идиллическщй завалинки позади почти уже достроенной дачи. Взял под руку и увлекая к дому доверительно заорал мне в ухо

– Они там все срисуют и начнут сами шлепать такие же...

– Секрет твоих друзей, между прочим, состоит не в том, как этот причиндал работает, а в том, как ее сделать...

– Ну, раз они ее расковыряют как следует, так уж и будут знать как заделать таких штук хоть мильон. – Оглядев окрестность, Николай припер за собой дверь уже пущенной в эксплуатацию кухоньки.

– Ага – по мильону за штучку... Коль, – в том-то и вся петрушка, что себестоимость этого, как говорится, изделия, у твоих знакомых в сто-двести раз ниже, чем у японцев... А выход брака – почти нулевой... Так что Володя и его друзья-товарищи пускай ковыряют чип сколько хотят, пускай кажут его специалистам самого лучшего класса, а еще лучше – нашим лучшим после Гитлера друзьям из-за бугра и пусть убедятся какая это отличная вещь и сколько на ней можно заработать. И вот тогда-то их можно будет брать за... за жабры одним словом...

– Ах ты ж, бисовы дети... – Коля захохотал в кулак. – Вот, оказывается, чего удумали... А я-то все думал – что они мудруют – специалиста по микроэлектронике им подавай... Да чтоб со связями в торговле...

– Удумали-то они не слишком хорошо...

– Ты чего это?

– А того, Коля, что не люблю в темную работать... Мы, в общем, не о том договаривались... И я не в курсе был, что о таких бабках речь идет... Знаешь, мне голова дороже – ты давай, с этими гавриками сам торгуйся, а я – так поживу. На зарплату...

– Х-хе... Скажешь еще и Ленка твоя одобрит... этакие начинания...

– Не одобрит. Но ей, думаю, все же муж нужен, а не покойник...

– Ладно... Распетушился ты... Прими-ка, вот, стопаря и подумай чуточку... – Коля кряхтя дошел до холодильника, извлек Петровских времен штоф и отмерил мне ровно три четверти граненого стакана. Дух, впрочем, свело, как от литра неразведенного...

– Ух... Ты б закусить что-нибудь... Спасибо... Что за зараза, черт побери?

– Зелье – что надо. А черта ты здесь не поминай... Ни к чему... Не место... Ты жуй, жуй, а то развезет... Вот что, Саша, – старый я. И в людях теперешних плохо соображаю. Обстебают – только и моргать останется. А твоего папаню, извини – с детства знал. Вместе начинали... Вот и ты у меня – весь на виду вырос... Не скажу, чтобы уж ух какой мужик удался, но кроме тебя верить мне и некому...

Николай согнулся, плеснул себе из штофа, а когда, скривившись отхлебнул и стал хрустеть огурчиком, я вдруг понял, что и действительно – старый он... И недолго нам вместе по этой земле ходить...

– Ладно, игрушечки-то покажь... А потом поговорим – по делу, ладком...

– О, Гос-споди... Еще игрушечки ему...

Мы вышли на свежий воздух, я, с трудом попав в замок, открыл багажник и стал, раздирая красивый упаковочный пластик, выкладывать Коле обещанное – привезенные из «шоп-тура» заказы. Детские игрушки.

– Ага, – «Мерседес» это, – именно по-детски обрадовался дядя Коля, – а это – «Вольво»... А это что за хренотень?..

– А я знаю? Главное – все как ты заказывал. В том самом шопе, у того дядьки... А вот – конструкторы. Наборы. Двухэтажный коттедж... Еще вот...

Николай с невероятно серьезным видом рассматривал игрушки – словно я не детскую мишуру, а серьезный товар приволок ему из-за бугра.

– Так... – бормотал он. – Сюда трубочки тефлоновые подведем и будет все – зашибись... А вот тут – хреново... Все переиначить придется...

– Кто ж у тебя эту фигню покупает, что ты так за нее уцепился? – спросил я – не в первый, впрочем, раз...

Дядя Коля зыркнул на меня злым глазом, аккуратно примял товар, прихлопнул – осторожно, чтобы не покалечить чего – крышку багажника и под локоток снова повел меня к дому.

– Ты в ум не бери, – как-то раздумчиво сказал он, – что стращают тебя эти... Я кому надо, – тут он огляделся, словно черта искал поблизости – словечко замолвлю – и к тебе на пушечный выстрел... Ты, вот что – спать ложись у меня. Щас тебе за руль – не за чем... Ты моей настоечки этой еще грамм сто прими и на утро – как стеклышко будешь...

Как ни странно, он оказался прав.

– Поговорим. – Мужик в плаще и притемненных очках одновременно со мною отворил противоположную дверцу и сел на переднее сидение.

– Я вас не приглашал, – тихо и зло сказал я. – Пошел вон!!

– И все-таки надо поговорить... Трогай.

– Да нет – постоим лучше...

– Упрямый... Ладно... Если бы меня не предупреждали, я, честно говоря, тебя бы за соплю зеленую имел, а так...

– Ближе к делу... А лучше – уваливай совсем.

– Это не выйдет. Без разговора не получится... Ты бы хоть дверь прихлопнул, а то хорошо смотримся...

– Меня это не волнует, – все также зло ответил я и демонстративно стал закуривать, естественно не предлагая непрошенному собеседнику.

– Два вопроса – и я пошел, – сказал он, подумав.

Я молчал.

– Так. Вопрос первый – что с Аликом?

– Не знаю никаких Аликов. Вали.

– С тем, что к Николаю Сергеевичу ходил...

– Я не знаю никаких Аликов, которые ходили к Николаю Сергеевичу. Вали – а то ментов позову.

– Для дураков объясняю подробно. Алик к твоему пахану нанялся. Дела делать. Товар сбывать – или ты не в курсе?

Да – дядя Коля был прав – в теперешних людях он разбирался плохо. Я молча курил, дымя в морду непрошеному собеседнику.

– Кстати о ментах... Федя! – окликнул он маячившую вдалеке серую фигуру в сапогах.

Федя трусцой погнал к нам. Чуть не теряя погоны.

– Чего вам, Петр Ильич? – спросил он запыхавшись.

– Так, закурить дай... Ну и дрянь у тебя...

Минуты три мы обкуривали друг друга. Федя потел метрах в двадцати ниже по течению.

– Так вот, Алик вроде ничего устроился... Много интересного, между прочим, порассказал про дядю твоего... Только вот потом – сам знаешь что...

– Не знаю. Пошел вон.

– Не знаешь? Правда? Так вот – крыша у Алика поехала. Херню всякую порет... Когда в сознании...

– И чего тебе от меня надобно?

– Головку-то Алику на место поставить надо бы... А то плохо будет.

– Не надо пугать. А то и вправду испугаюсь... А насчет Алика – не по адресу. Дядю Колю проси. И хорошо проси – тогда, может и подсобит.

– Ладно. Себя тебе не жалко. А вот у Феликса уже неприятности... Которому ты товар толкал... Домик ему поломали. И по головке настучали немножко... Кстати, ты думаешь, мы не знаем, куда ты семью отправил?

– Думаю – не знаете.

– Второй вопрос. И последний. За сколько продаете дело?

– Дело не продаем.

– Пол лимона. Зелеными. Больше не даст никто. Иначе – смерть.

– До свидания.

– Прощай, мудак. – Он вышел, махнул менту, вальяжной походкой дошел до своей «Тойоты». Сел в нее, и секунд через шесть она вспыхнула. Взорвалась. Разлетелась в клочья.

«Прощай, мудак.»

Федя подбежал к пылающему остову. Отшатнулся. Ошалело уставился на меня.

– Саша, эта технология стоит миллионы, – Феликс неловко попытался повернуться на койке. – Тот малый, о котором я тебе говорил – ну микроэлектронщик... Он говорит, что это – новая эра... Французы берут не глядя. У тебя, болвана, считай, уже дача на Гавайах... Если умно поведешь себя. Все что требуется от тебя – это свести тех кого...

– У меня – семсот тыщ долгу. И на мне два трупа. Смываться мне пора. Я, в общем, прощаться пришел...

– Может, ты и прав, – он потрогал бинты на голове. – Ты про трупы-то что – всерьез?

– Один сгорел. В машине. После того, как меня попугал. А второй... Собственно, он, можно сказать, живой... Только... Он должен был дождаться тебя. На даче. Засада там была. Или обыскать они тебя хотели... Не знаю уж... Но его напарник сейчас в «скорой помощи», а он сам... Деньги считает...

– Какие деньги, Саша?..

– Да нет никаких денег. Только он их все считает и считает... Ему сейчас амфетамин вводят. Или что-то вроде...

Мы помолчали.

– Как вы это делаете?

– Не знаю...

И тут меня прорвало. Я не знаю – может быть кто-то и писал на пленку этот мой сбивчивый монолог в больничной палате... Но у меня есть серьезные основания думать, что запись не получилась... Да и того, кто писал, остается пожалеть...

– Понимаешь, – говорил я, – все началось с этой дурацкой езды... В Польшу. Потом – в Эмираты, потом в Турцию... Дядя Николай... Ты, впрочем, его не знаешь... Так вот, он начал мне подсовывать разное такое на продажу... Сначала – золотишко... Нет, не просто... Ювелирные изделия. Тончайшая работа... А потом, когда я сошелся с заказчиками – пошло вот это... Микросхемы. Сначала я привез фотошаблоны... И по ним делали СБИСы. Очень дешево... А потом пошли откуда-то свои разработки... А потом... Потом мы подумали, что кое что из этого должно остаться здесь. В России. Ты знаешь, этот Николай Сергеевич – он старой закалки человек. Да и мне самому, знаешь, не безразлично... Вот я и пошел к тебе...

– И много наварили?

– Да, думаю, миллионы. Зеленью. Только не я. А куда дядя Коля все спустил – не мое дело. На кого он завязан – не знаю – как дух свят, не знаю...

– Он, может, чего ввозил... оттуда?

– Да нет. Только баксы. Чистыми. И еще – детские игрушки.

– Какие игрушки?

– Машинки, домики, железные дороги... Много всяких. Он очень серьезно к этому относился. Весь обложился каталогами... И очень сердился, если я давал маху... При покупке...

– Вот как... А эти... Как получилось, что рэкетиры...

– Не знаю. Он очень непростой – этот Николай Сергеевич...

Опять мы помолчали.

– Ты, наверное, меня не увидишь больше, – как-то сам того не желая, сказал я. – Не поминай, как говорится, лихом. Поправляйся. И забудь... Все что я тут понарассказал... Про золото эльфов...

Он, действительно, никогда не вспомнил об этом. Случай медикаментозной амнезии.

– Я хочу знать. – Я отодвинул в сторону штоф и придвинул стул так, чтобы сидеть глаза в глаза с Колей.

– Ну, что ж, узнаешь. Пора видно.

Дядя Коля встал и косо кивнул мне:

– Пошли.

Мы протопали по раскисшим от ночного дождя грядкам, обтерли ноги об брошенную у дверей сарая дерюгу и вошли внутрь.

– Сюда, – сказал Николай.

Железный лист, на который мы ступили, почти беззвучно стал проваливаться вниз. Ниже и ниже. Я диковато глянул вверх – на уплывающий ввысь ствол шахты.

– Пятьдесят метров, – с удовольствием констатировал Николай Сергеевич. – И в стенках – динамиту до хрена. Когда надо – рванет и с концами – ни один пес не докопается, а внизу как было чин-чинарем, так и будет...

Платформа остановилась. Не без труда дядя Коля откатил в сторону из бронеплиты сработанную дверь. Мы вошли в небольшую светлую – под потолком уверенно делали свое дело флуоресцентные трубки – комнату. Вдоль стен – стеллажи. На стенке висел портрет.

– Вот он, – подводя меня к темного дерева раме, сказал Николай Сергеевич. – Фогельман Давид Яковлевич, светлая ему память... Первый Смотритель... Его рук все дело... А то, – дядя Коля сделал жест в сторону стеллажей, – труды его... Когда надо – прочтет народ и удивится... Да рано еще... Пошли.

Он, словно предупреждая кого-то, дважды надавил кнопку у следующей стальной двери, подождал, и щелкнул тумблером.

Эта дверь была снабжена моторчиком и откатилась сама. И мы вошли... В подземелье гномов. В мир, сварганенный из детских сказок и игрушек, закупленных по каталогам. Внутрь холма эльфов.

Вдоль не слишком длинного туннеля тянулась на полном серъезе смонтированная игрушечная железная дорога. Ее дублировало на совесть сработанное шоссе. В нишах вдоль стен, в зарослях аккуратно подстриженной травки приютились симпатичные коттеджи. Некоторые аж по колено взрослому человеку. Прямо под платформой, на которой стояли мы, было сооружение побольше. Театр, надо полагать. По площади быстро-быстро шел человек. С половину мизинца размером. Задрал голову, разглядывая нас, помахал рукой и пошел дальше. Очень быстро. Были, впрочем, и другие – в садиках у домов копошились крошечные садовники и несколько домохозяек, что ли. Остальные, видимо, были на работе. Я молча отступил назад. Сел на стул. Слава Богу, он там был – в той светлой комнате с портретом.

Дядя Коля вошел следом за мной и прикрыл дверь.

– Это как? – спросил я минут через пять – шесть.

– Видишь ли, мы с Давидом лет двадцать назад сошлись... Он уже тогда замену себе искал... Стареть стал... Смешно как – всю жизнь на то положил, чтобы от старости средство найти, а получилось – вот что...

– Что получилось-то, дядя Коля?

– Да то и получилось, что удалось-таки Давиду добиться, чтобы человеческие клетки без конца делились... Ведь через что помираем – перестают, проклятые множиться – вот и выключаются одна за другой наши эти... функции для которых новые и новые клетки нужны... Кроветворение там... Иммунитет... Ну, ты лучше меня это дело знаешь...

Так вот – Давиду удалось запрет этот на бесконечное деление перехитрить, только вот клетки при этом начинают все меньше делаться, от раза к разу – при каждом новом делении...

– И человек становится гномом?

– Эльфом. Он это слово уважал...

– Так если все меньше и меньше, так в конце...

– Да нет, Бог миловал – есть у энтого дела предел – только сам видел, какой...

– И все эти...

– Знаешь, в те времена... Ну сам помнишь, как жили... Так вот его, Давида ученики, и придумали – вот эту подземную страну для себя выстроить. И жили в ней как хотели. А сам он – не захотел. Так и умер. Человеком... Первым Смотрителем... Да только забот ему досталось, конечно, – выше головы... Оно же – млекопитающее, чем размером меньше, так ему и еды подавай на единицу веса все больше... А к тому и просто жизнь нужна, культура... Не так же ведь – просто в норах жить... Хотя все ж таки – свобода... Да еще они и множатся, хоть и потихоньку – детям, опять же, воспитание нужно... Так они поначалу все на поверхность шнырять приноровились – тибрить там что ни поподя, а то и хулюганить – просто так. Они ведь – народец шустрый... Срамота одна... В общем, нелегко свой век скоротал Давид Яковлевич, а я за него – Вторым Смотрителем остался. А вот тебе, Сашка – верно, Третьим быть...

Ну да я дело по-своему поставил. Как я через тебя на торговую линию вышел, у нас тут бо-ольшая культура пошла – да ты сам видел: как люди зажили... А как микросхемы клепать удумали – так королями зажили... Оно, глядишь, лет через сто и вся Земля так заживет – и никаких тебе кризисов. А то все у них, у прорв этих стопудовых кончается – и топливо и жратва и места им мало... А тут всем всего хватит и еще взапас останется – и уголь и нефть и уран этот, поганый... Лишь бы военщики раньше времени про это все не унюхали...

– Дядь Коль, а бандиты эти, что к нам приклеились...

– А ты как думал?! Я им тут госбеспеку сообразил – почище чем Лаврентий Павлович с Феликсом Эдмундовичем... Они ж шустрые, я говорю... У них все нервы в десять раз покороче и весь этот... обмен веществ живехонько крутится. А дураков сюда ни я, ни Давид, светлая ему память, сроду не зазывали... Мы весь этот поверх, одним словом, под контролем имеем... Так что где что подкрутить и кому чего куда кольнуть – тут они получше Келдыша со Склифасовским напару взятыми скумекают. А как те ко мне хрена своего – Алика энтого, приставили, да еще и ты дергаться начал, так я своим малышам вводную и запустил...

Я привстал.

– Да ты не боись... Мы хороших людей не трогали и трогать не будем...

– Дядь Коль, ты сказал – «мы»...

Мы помолчали.

– Я, ведь, Саш, старый стал. Так что я того... Тоже к ним намылился... Уже и препарат принимаю... Так что – быть тебе Третьим – хошь – не хошь...

Мы опять помолчали с минуту.

– А если все-таки – «не хошь»?

– Эх, Сашка, если бы не твой папан меня тогда на Финской на горбу до медсанбата, да белым днем, да под снайперами дотащил, другой бы у нас расклад вышел... А так – неволить не стану. Ты подумай тут, а я через часок вернусь. Дела у меня там...

Загудел подъемник. Я сел и стал думать.