— Ты... Ты поможешь мне говорить? — спросил он. — У меня не очень получается так, как у них... У тахо...

«Я все сделаю. Я все сделаю, как просил Нолан», — начертил в воздухе звенн.

Бирим, Мантра и Дром окончательно догнали Орри только когда он уже почти совсем спустился к подернутой здешней светло-зеленой ряской непроницаемо-черной болотной воде. Ветер, завывавший над дюнами, здесь стих, слово угас в стоячем мареве Болот. Звенны привели своего подопечного к небольшому заливу, что назывался обычно Заводью. Теперь они уже не прятались от человеческих глаз и просто незаметными тенями скользили чуть поодаль от тропки, еле различимой в сочащейся влагой траве. А тропка эта самым предательским образом ныряла в топкую темень болотных трясин. Потому что тропка эта была не для людей, а для тахо.

А всем в Бэ-Ка прекрасно известно: что для тахо родная среда обитания, то для людей полнейший карачун. Обратное, впрочем, тоже было почти верным, хотя тахо и не отдавали души своему черепашьему богу, оказавшись вне Болот. Просто родная среда большинства людей, пришедших на эту планету, — суетливые и пропитанные всякой отравой города — была для этих покрытых непробиваемыми панцирями созданий смертельно невыносима. По чисто психологическим причинам.

Тем не менее тахо живо интересовались делами новой для их мира цивилизации и временами сообщали людям свое об этих делах мнение. Только интерес свой они проявляли издалека — с надежной дистанции. Посредниками между миром тахо и миром людей были звенны — вездесущие и неуловимые лесные сплетники-невидимки. Трясины не были им страшны — словно гигантские водомерки, они могли надежно удерживаться на поверхности спокойных вод. Вот и сейчас они подобрались к самой границе топи, выстроились в рядок — Чжанн и еще пятеро его соплеменников — и, опустив в воду тонкие металлические жезлы, приготовились заклинать тахо выйти для разговора.

Чжанн дал знак Орри остановиться чуть поодаль от жутковатой границы темных вод, и звенны принялись поколачивать по этим жезлам маленькими, выточенными из твердой местной древесины дротиками. Над Заводью поплыл тихий, очень отчетливо слышный по обе стороны границы воздуха и воды перезвон. В нем не было того, что у людей принято называть мелодией и ритмом, но он был достаточно приятен для уха человека. Он словно пытался сообщить слушателю что-то. Но для того, чтобы можно было это «что-то» понять, сперва надо было понять какую-то его тайну...

Тайна эта, похоже, была известна тахо.

Спустя минут десять поверхность Заводи утратила свою зловещую неподвижность. Это походило на всплытие подводного корабля. Трясина взволновалась, покрылась пузырями — крупными, как спелые яблоки, — и наконец над нею поднялся панцирь тахо. Сначала панцирь — размером с кабину микролитражки, — а затем и голова. Голова эта была, собственно, головой древнего ящера. Только мудрые, упрятанные под тяжелые веки глаза наводили на мысль о том, что перед вами — разумное существо.

Разумное, но неприятно потревоженное вами.

Тахо, нехотя перебирая лапами, двинулся к берегу, на котором его поджидали звенны, Орри, Брендик и андроиды.

Чем ближе он подплывал к ним, тем медленнее становилось его движение.

— Это Хоон, — пояснил Чжанн Орри (все той же бегущей строкой, разумеется). — Это как бы старейшина... Трудно сказать точно, но очень старый...

Хоон тем временем подплыл к ним уже достаточно близко, чтобы и вовсе остановиться и начать разговор. Он с неприязнью уставился на Брендика и тяжело вздохнул.

Собственно, это и было речью тахо — следующие друг за другом серии вздохов и постанываний. Такой, по крайней мере, она — эта речь — представлялась обычному человеческому уху. Звуковые же анализаторы, работающие в более широких диапазонах, выявили в этой речи великое множество других составляющих — лежащих в основном в низкой инфразвуковой части спектра. Единственным согласным, издаваемым тахо в воздушной среде и доступным человеческому слуху, был звук «тэ». Именно он звучал в самоназвании племени обитателей топей. Откуда в человеческом языке и взялся его перевод — «этого тахо».

Хоон закончил охать, вздыхать и шипеть и требовательно уставился на Брендика. Тот ощетинился. Но ощетинился молча.

— Он спрашивает, — перевел Чжанн, — зачем мы привели с собой зверя? Хоон не хочет, чтобы нас слушал зверь...

Надо сказать, что ни собак, ни кошек, ни любую другую живность, прирученную человеком, тахо не жаловали. Трудно сказать, что за этим стояло. Возможно, какой-то эпизод истории отношений между тахо и родом людским — истории далеко не простой и не окрашенной в розовые тона. А может, дело было в особенностях мировоззрения тахо, которые, по мнению людей сведущих, осуждали не столько людей за то, что они приручают и тем самым лишают свободы «братьев своих меньших», сколько самих этих «братьев» за то, что те позволили себя приручить. Так или иначе, присутствие Брендика не особенно улучшило атмосферу предстоящей беседы.

— Мне кажется, — от себя добавил Чжанн строкой доверительного цвета, — что лучше будет, если твой друг отведет зверя на опушку и побудет там с ним...

Орри тяжело вздохнул, присел на корточки и что-то зашептал на ухо своему четвероногому другу. Тот слушал его, понурив голову, потом бросил на приятеля скорбный, полный упрека взгляд и позволил, ему передать свой поводок в руки Бирима. Тот как можно ласковее потрепал пса по затылку и с достоинством удалился вверх по склону — снова в редковатую рощу. Брендик тоже всем своим видом показывал, что и он полон достоинства. Но достоинства оскорбленного.

Оба оставшихся на месте действия андроида деликатно — от греха подальше — отошли в сторонку и уселись на траве поодаль.

Тем временем Чжанн перебросился с Хооном еще парой-другой тяжких вздохов и стенаний, после чего сообщил оставшемуся сидеть на корточках и пригорюнившемуся Орри:

— Я сказал ему... Я сказал, что нас прислал на Болота Нолан-Скрипач. И что у него большая просьба ко всем тахо. И эту просьбу ему передашь ты — сын Нолана... И Хоон мне ответил, что народ тахо будет всегда благодарен таким людям, как Нолан, которые боролись с... с плохими людьми за то, чтобы на тахо больше не охотились, как на диких зверей, из-за их панцирей. И за то, чтобы за тахо признали права разумных обитателей планеты... И я сказал ему, что о чем бы ты ни просил тахо от имени Скрипача, народ звеннов всегда будет поддерживать эту просьбу...

Он снова повернулся к бесстрастно неподвижной на вид туше Хоона и опять принялся вздыхать и хрипеть. Это продолжалось чуть ли не полчаса. Должно быть, болотный житель чем-то задел глубокие чувства своего лесного друга. Цвет строки, которой он перевел для Орри смысл состоявшейся перепалки, был оскорбленный — как у не успевшего остыть после ковки металла.

Сама же строка эта была, однако, вполне корректна.

«Хоон говорит, — гласила она, — что народ тахо глубоко благодарен и народу звеннов за то, что они оказали тахо великую помощь в том, чтобы установить взаимопонимание с народом людей. И раз звенны ходатайствуют о том, чтобы помочь Нолану, тахо, конечно, сделают все, что смогут, чтобы исполнить эту просьбу, если, конечно, это не унизит их — тахо — достоинства и не пойдет им во вред».

— Конечно, не унизит! — пожал плечами Орри. — И не пойдет... Это вообще тахо не касается...

Тут он прервался, задумался на минутку и чуть поправил формулировку сказанного:

— Это я в том смысле, что это все — дело только между людьми и андроидами. А звенны и тахо будут только смотреть со стороны...

Ответа пришлось дожидаться недолго.

— Все, что происходило до сих пор в нашем Мире между людьми и андроидами, всегда приводило к тревогам для тахо и для звеннов... Лучше всего, однако, будет выслушать суть дела...

Орри собрался с силами и для большего удобства устроился сидя на сочащейся влагой траве бережка. Потом, помогая себе размахиванием рук и выразительными гримасами, а также испусканием не очень членораздельных звуков, постарался как можно более ясно изложить не очень-то, видно, сговорчивому старейшине тахо историю попадания в недра Болот пресловутой Платиновой Карточки. Он, как мог, объяснил ее значение для жизни людей и андроидов в Бэ-Ка. Свою речь он закончил скромной просьбой к народу тахо помочь найти карточку и, буде она найдена, передать ее в руки ему, Орри, или Нолану-Скрипачу, которому народ тахо так благодарен за признание их разумными существами...

Чжанн переводил его рассказ довольно долго и, видно, достаточно путанно. Во всяком случае, результатом его стараний была довольно долгая пауза — гораздо более долгая, чем сам процесс изложения сути дела и его перевода на понятный тахо язык. Потом Хоон испустил очередной вздох и задом наперед стал отодвигаться от берега. Оба его собеседника встрепенулись и, каждый на свой манер, принялись выражать недоумение действиями партнера по переговорам.

Но вскоре они успокоились, так как тахо вдруг замедлил свое попятное движение. Подняв повыше над водой изрезанную морщинами и украшенную роговыми наростами голову, он принялся издавать особо торжественное шипение и пыхтение.

— Он говорит, — стал поспешно переводить его монолог Чжанн, — что, разумеется, для народа тахо не составит труда выполнить просьбу Нолана. Мало того, тот предмет, который забросил в Заводь огромный рыжий бородач, сейчас находится в надежном месте. Но тахо хорошо известен и сам этот человек. Раньше — до того, как тахо признали разумными созданиями, — он и его друзья принесли тахо огромный ущерб. Они готовы вернуть необходимую людям карточку, только если он от имени всех сделавших зло явится сюда и искренне покается в содеянном. Они готовы принять такое покаяние, ибо прошло уже много лет. Кроме того, многие допускают, что совершены они были по незнанию. И только тогда — после того, как, покаявшись, этот человек навсегда покинет Болотный край, — только тогда карточка вернется к людям... А пока — прощайте...

Орри остолбенело смотрел на то, как громадная, облаченная в загадочно переливающийся панцирь туша Хоона неторопливо удаляется в глубь Заводи и там уходит, тоже не торопясь, в темные недра трясины. Некоторое время верхушка его панциря небольшим островком еще высилась над тускло поблескивающей гладью, а затем и она исчезла, и только давешние здоровенные пузыри рвались теперь из глубины. Потом и их не стало, и оставшуюся черную «прорубь» быстро затянуло зеленой ряской.

Орри перевел полный недоуменного отчаяния взгляд на звенна, потом на Мантру и Дрома. Звенны продолжали свой вечный странный танец, и трудно было сказать, что именно думают они о случившемся. Может быть, их беспокоила только мысль о том, как укрыться от близящегося дождя и последующей короткой ночной зимы. Что до андроидов, то вид у них был основательно озадаченный. Первым сориентировался в сложившейся ситуации Дром.

Он решительно поднялся на ноги и предложил:

— Отойдем поглубже в чащу. Будем держать военный совет. Мантра, свистни Бириму, чтобы подтягивался. Господа звенны, вы пойдете с нами?

«Сначала мы посоветуемся между собой», — написала в воздухе бегущая строка.

Там, где редкие ветви приболотного леска сходились над головами погуще, все пятеро беглецов с Приюта (считая таковым и жестоко обиженного, а оттого угрюмого Брендика), опасливо поглядывая на небо, устроились кто как мог — кто на пне, кто на сваленных в кучу ветках, кто притулясь к стволу, что покрепче. Орри выбрал для себя опорой полузатонувший в песчаном грунте валун и оперся о него спиной. За день валун успел нагреться — мелкая листва склонившегося над ним кривоватого деревца тому не помешала. Теперь он этим дневным теплом грел спину малька.

Орри посетило странное чувство, что когда-то — в той своей жизни, которую он никак не мог вспомнить — это тоже было его привычкой. Вот так — греть спину о камень в вечернем лесу. Может быть, даже вот в этой самой рощице. У этого вросшего в песок валуна. Только вот кто мог приводить его сюда? Такие вот зыбкие воспоминания все чаще стали посещать его. Посещать, наполняя душу тревогой.

Слишком глубоко погрузиться в зыбкую мглу этих размышлений ему не дал Дром. Он своим хриплым голосом вводил отсутствовавшего на переговорах Бирима в курс дела.

— Старый плавучий маразматик окончательно выжил из ума, — закончил он. — Добиться от нашего бывшего шефа и хозяина раскаяния и покаяния не смогли бы даже все инквизиторы древности, вместе взятые! Могли бы они там, в своих Болотах, об этом и знать! Но если уж тахо переклинило, то это — навсегда. Это вам любой скажет. Однако ведь какой-то выход должен же быть, черт побери?!

Последовала долгая пауза. Потом Бирим встряхнулся и без особой уверенности предложил:

— Гипнотизера надо найти... И чтоб он обработал Рыжую Бороду...

Мантра возмущенно фыркнул:

— Полная чушь! Уж я-то достаточно побегал у Стука в шестерках и — скажу тебе — никакой гипноз эту сатану не возьмет! Это он сам кого хочешь одним только взглядом до кондрашки доведет в два счета! Да и лучшие гипнотизеры в Бэ-Ка у него на жалованье состоят, чтобы таким вот, как мы, мозги калечить...

— И потом, — перебил его Дром. — Интересно, как это ты представляешь себе — заставить Рыжую Бороду слушать гипнотизера? Для этого его надо, по крайней мере, связать. И куда-нибудь заточить... Но мы, хоть втроем, хоть вдесятером, такого сделать просто не сможем. Мало того что Первый Закон мешает, так ведь Барри без охраны редко куда показывается. И охрана у него неслабая...

И тут чуть ли не перед самым его носом снова возникла бегущая строка:

«Вам не придется связывать и запирать этого человека. Уже вся ваша столица знает, что Рыжебородого связали и заперли. Это сделали те люди, которые хотели от меня узнать, где найти мальчика. Люди, которыми командует человек по кличке Рыло. Очень немного людей знают, где эти люди держат Рыжебородого. Но только звенны тоже знают — где... Нам рассказали андроиды из того дома...»

Орри принялся озираться кругом. Тени звеннов окружили пятерых беглецов стремительным хороводом. Еле слышно звучало их пение. Наверное, только он один и слышал его.

— Так, значит, вы уже посоветовались? — угрюмо спросил Дром.

Он тоже мучительно пытался уловить в мелькании разноцветного сумрака фигуры звеннов. Но это получалось у него заметно хуже, чем у Орри.

— Мы вместе немного заглянули в другой день, — отвечал ему звенн. — В тот, который еще только будет. И поняли Судьбу. Кусочек Судьбы. Понемножку у нас это может каждый. А когда мы вместе — получается лучше. И мы увидели, что нам быть с вами. Хотя все получается не так, как хотел Нолан. И не так, как хотим мы — звенны. И не так, как хотите вы — люди...

Некоторое время андроиды и Орри молча пытались осознать неожиданный поворот дела. Потом Орри задал сугубо практический вопрос:

— Так эти бандиты — ну, которые теперь держат взаперти Барри Стука... Они же его, наверное, неслабо охраняют...

— Они его хорошо спрятали, — согласился Чжанн, — и хорошо охраняют. Но — от людей. Не от звеннов... Они не представляют, что звенны станут освобождать его.

— А вы станете? — с недоверчивой надеждой в голосе спросил Орри.

— Нет, не станем, — сообщила ему бегущая строка. — Его освободишь ты в обмен на покаяние... На покаяние перед тахо... Мы только приведем тебя к нему. И отведем глаза охране.

— Это ерунда какая-то! — сообщил свое мнение о сказанном Дром. — Такое выдумать может только тот, кто представления не имеет о нашем дорогом Барри. Сидя под замком, он вам пообещает все что угодно — лишь бы выйти на свободу. Но как только кто-нибудь его оттуда вызволит, этому кому-то придется туго! Он и сам человек неслабый... Чтобы справиться с Барри, нужно человек восемь крепкого сложения. А стоит ему оказаться на воле, тогда уж и его охранники будут тут как тут! Им сейчас придется свои грехи замаливать, пупки надрывая! А вы хотите пустить на это дело малька, на которого у Рыжей Бороды уже и так здоровенный зуб вырос! Который у него из-под носа убежал! Это прямо бред какой-то!

— Не такой уж и бред, — неожиданно прервал его Мантра. — Если на дело пойдут еще и друзья Нолана из города. Их не так уж и мало... И еще вот что... Барри ни в коем случае не сорвется с цепи сразу, как только получит свободу. Наоборот! Ему надо будет очень хорошо обращаться с мальком. Он сделает все, что сможет, чтобы вернуть его доверие — если, конечно, он надеется получить от него то, что хочет. И для начала ему придется — скрепя сердце и скрипя зубами — покаяться перед тахо. Ясно почему?

— Начинаю понимать... — пробормотал Дром. — Ему же надо соединить две части ключа от управления Сетью... Малька и Карту... Да еще и добиться того, чтобы малек приказал Сети сделать то, что ему надо...

— И это после того, как они с Костой меня заперли в чулане с крысами?! — возмутился Орри. — Нашел дурака!

— Кстати, — вдруг подал голос молчавший до сих пор Бирим, — зачем же он сделал такую глупость? Ему бы действительно — обласкать мальчишку, расположить его к себе...

— Да затем, — ласково объяснил ему Мантра, — что хозяин Стук и до сих пор еще не знает, что может вернуть себе Карту. А поэтому он сцапал Орри заложником. Просто заложником. Товаром... Может, хотел шантажировать Скрипача. Чтобы тот, например, свернул кампанию против Подземных Театров. А может, он уже знал, что Рыло ищет приемного сына Скрипача днем с огнем. И готов отвалить за него неплохие денежки.

— А этим бандитам... Им-то зачем я так нужен? — озадаченно спросил Орри.

В голосе его — помимо его воли — прозвучала какая-то растерянная тревога.

— Тоже чтобы шантажировать Нолана? — неуверенно предположил он.

Бирим почесал в затылке и осторожно переглянулся с Мантрой и Дромом.

— Наверное, те просто не знают, что Карта была выброшена в Болота... — пожал плечами Дром. — Или надеются получить какими-то путями другую, такую же...

— Ну, уж теперь я никому из этих типов не поверю! — стукнул ладонью по песку Орри. — И никакой Стук меня не перехитрит!

Мантра покачал головой:

— Ты еще не знаешь, Орри, каким коварным может быть Рыжая Борода. В свое время ему удалось втереться в доверие даже к старому Нолану. А тебя он сможет запросто обвести вокруг пальца. Поэтому никогда не оставайся с ним один на один. С тобой непременно должны быть старшие товарищи...

— Нам надо торопиться, — оборвала его бегущая строка. — Скоро дождь и ночь. Мы — звенны — еще успеем добраться до того места. Но мы не можем успеть донести туда мальчика... Ему придется добираться туда одному.

— Это куда же «туда»? — грозно осведомился Дром. — И почему это — одному?

— «Туда» — это в тот дом, где заперт Рыжебородый, — пояснил Чжанн. — Орри хорошо знает его. Он в той же комнате, где был заперт Орри.

Тут Орри расхохотался — вопреки серьезности открывавшейся перед ним перспективы.

— Как — на самом деле?! Там — «У Зеленых чертей»?! На чердаке?! С крысами?! Вот умора!

— Именно там, — подтвердил Чжанн. — Но туда дойти сможем только мы — звенны — и ты. Человек может добраться туда только по шоссе. А шоссе перекрыто. Ищут тех, кто заставил корабль с неба опуститься здесь — у Болот. А тебя не ищут. Они думают, что ты заложник и пираты тебя не могут отпустить. Так что ты не привлечешь большого внимания. И кроме того, Нолан сказал, что у тебя есть особые способности. Ты, как и мы, звенны, сможешь отвести глаза, когда нужно... Тебе нужно вспомнить, как это делается... А твоих друзей непременно схватят. Их схватят даже здесь, если мы задержимся. Двое из наших уведут вас через Болота... Туда, где все вы снова встретитесь... Надо спешить. Скоро начнется, дождь. А потом будет ночь. Сегодня будет очень плохая ночь...

— Дьявольщина! — вздохнул Бэзил. — Полный провал! Шоссе перекрыто с обеих сторон в три слоя. У корабля уйма народу — прокурорская бригада, следственная... А на местности вообще мрак: всюду снуют люди Волыны. Пора, как говорится, сливать воду...

Он присел на бампер кара и принялся раскуривать дорогую сигару. С роскошью он не расставался даже в минуты великой скорби. Так же, как теперь с прикованным к запястью футляром с инструментом. Футляр порядком мешал ему справиться с раскуриванием сигары.

— Не все так хреново, как кажется, — задумчиво бросила Каманера, избравшая местом для короткого отдыха и двух-трех затяжек сигаретой придорожный валун.

— Разумеется, — согласился с ней Бэз. — Все на самом деле гораздо хреновее...

— Я про то, — отмахнулась от него Элен, — что раз их так активно ищут, то, значит, еще не нашли. Наш Орри — малек везучий...

— О, да! — снова признал ее правоту Бэзил. — Как говорится в одной сказке — кажется, русской — «я от бабушки ушел, я от дедушки ушел...».

Каманера усмехнулась.

— Ну а от меня мальку не уйти... — уверенно закончила она. — Хотя бы потому, что нас связывает Клятва Огня и Ветра...

Бэзил опасливо покосился на нее.

— Я начинаю все меньше понимать тебя, Элен, — с тревогой заметил он. — Ты собираешься выполнять наши контрактные обязательства или... Или ты собираешься исполнять всякие дурацкие клятвы? И почему ты надеешься, что малек сам придет к нам в руки?

Ответом ему был взгляд, исполненный презрительной жалости к непосвященному.

— Дурацкие клятвы, дорогой Бэз, — голосом, полным наставительной иронии, произнесла она, — мы с тобой давали на Харуре. Те клятвы означали только непременное возмездие для отступников. Полнейшая чушь — клятва, основанная на страхе!

— А что, Клятва Огня и Ветра от таких клятв отличается? — пожал плечами Бэзил.

— Да! Это клятва не людей. Это клятва звеннов! И ее просто невозможно нарушить. Этого нам не даст Судьба!

— Мне бы твою веру во все эти глупости... — вздохнул Бэзил.

— Клятва звеннов, Бэз, каждого ее давшего делает немного звенном. И дает ему право рассчитывать на их — звеннов — помощь!

— И ты действительно хочешь просить звеннов найти для нас Орри?

— Именно это я и собираюсь сделать, Бэз. В детстве я дружила со звеннами. И до сих пор могу говорить с ними.

— Прости, но у тебя на лбу не написано, что ты давала клятву дружить с Орри, — снова пожал плечами Бэз.

— Они узнают это от него самого, — Элен отрешенно улыбнулась. — Не удивляйся. Он, без сомнения, у них. Иначе его давно нашли бы. И еще... Старый Нолан — большой друг здешних сапиенсов. И звеннов и тахо...

Бэзил задумчиво стряхнул пепел с сигары:

— Слушай, Элен... Не по нутру мне вся эта здешняя мистика... Может, не будем торопиться с нею связываться?

Каманера помолчала, отрешенно глядя в пространство перед собой:

— Приходится торопиться, Бэз... По крайней мере — мне.

— Почему, Элен?

— Потому что... — Каманера отбросила в пространство недокуренную сигарету. — Потому что эта ночь будет Ночью Больной Луны!