– Это от народа с Мостика. Очередной взнос.

– Что ж, как всегда вперед и вовремя. Похвально. Как тебя звать, кстати? Что-то не помню, чтобы...

– Не стоит забивать голову такими вещами... Достаточно того, что Балла тебе объяснила от кого я... Ведь она достаточно ясно сказала?

– Как всегда – я бы даже на ее месте не стал так волноваться...

– Теперь то, что передает тебе Свистун...

Только особы, приближенные к Поставщику, позволяли называть его этой кличкой. Беррил принял это к сведению.

– Я внимательно вас слушаю, хотя и не знаю как вас зовут...

– Товар на складе терминала. Квитанции, накладные и вообще все необходимое – вот на этой магнитке, – в руке гостя появился словно в карточном фокусе пластиковый прямоугольничек. – Партия большая. Ее следует перебросить на Ранчо Чудака. Два контейнера – самые большие – они помечены Левым Знаком, проходят как имущество Легиона – надо поместить в Дупло. Все это – немедленно, до захода.

– Если вы хотите говорить о Дупле, то вы имеете что-то серьезное, а когда вы имеете что-то серьезное, то зачем так торопиться?..

– Я должен передать Свистуну, что он слишком торопливый?

На внимательном лице серого мужичонки не было и тени усмешки, а в произнесенной фразе – и тени иронии, отчего Барсука прошиб холодный пот.

– Упаси меня Бог от того, чтобы меня так понимали, когда я просто так разговариваю... – он нервно поправил галстук.

– Второе. Свистун передает тебе, чтобы ты не делал глупостей с тем товаром, который у тебя был для покойника Окамы.

«Проклятие, – подумал Барсук. – Господи, почему ты сразу не принял мою душу, когда я готов был ее тебе сбыть? Почему ты вместо этого поселил несчастного предпринимателя на проклятой Гринзее, где он мучается как в аду? И на которой все про его дела все знают. Чего не знает Большой Питон, то, оказывается, знает господин Свистун, хотя ни того ни другого он сроду в глаза не видел и никогда – Боже, сделай так – никогда не увидит? И если уж берутся за него – так оба сразу. А как в них нужда – ни до того ни до другого не докричишься ни через каких связных...»

Предавшись этим печальным, хотя и несколько непоследовательным размышлениям, Барсук старательно глядел в рот связному, не забывая внимательно помигивать и посапывать.

– Этот товар тоже следует разместить в Дупле. Свистун за него дает те же деньги, что и Посол давал.

Связной выждал несколько секунд, наблюдая за гаммой чувств, последовательно сменявших друг друга на живом лице собеседника и, дождавшись нужного момента, добавил:

– Когда все это будет сделано, никак не раньше – это велено подчеркнуть – никак не раньше, надо забрать из известного тебе места плату Лесного Народа за товар. За эту партию вперед уплачено... Вот такими вещами, – гость тронул плод ого, лежащий на столе, и в кабинете надолго повис еле слышимый мелодичный звук. – Около килограмма. Ты отсчитаешь свою долю и то, что тебе причитается за ту вещь, которую хотел купить Посол. Потом к тебе придут за тем, что останется. Это все.

Он поднялся. Стал снова никем.

– Передайте Свистуну... – Барсук возвел глаза к покрытому резьбой по дереву потолку, желая сформулировать мысль поосторожнее, а когда опустил их, в комнате никого не было.

Только притушенный шторами полуденный свет, да еще затихающий звон и неуловимый аромат плода ого.

Капитан Дель Рэй не мог пожаловаться на отсутствие воображения: вообразить он мог многое, но вот только того, что в норе, скрытой глубоко в недрах чужой планеты, он будет, мучаясь от бессонницы, коротать время, выслушивая рассказы матерого уголовника о том, как не хватало ему в далеком приютском детстве плюшевого медвежонка, вообразить он не мог даже в пьяном бреду.

– Так вот и получилось, – продолжал гудеть со своей охапки сена, служившего здесь всеми сразу постельными принадлежностями, Шаленый, – что загремел я в эти чертовы подземные катакомбы, так и ни разу даже из ружья и не пальнувши... Тут в темноте какие-то сукины дети повязать меня хотели или еще чего, да нашего брата без хрена не съешь. Порасшвырял я этих друзей и ходу по туннелю – на просвет нацелился. Но черта-с-два тут: то плесень какая-то светила... Прямо что твой фонарь... Ну и плутал я в катакомбах этих без малого час, а тут свои же друзья-Легионеры, видно, в подземку эту аэрозольный заряд снарядили – где-то в соседнем туннельчике – меня как шмардануло – без малого по стенке не размазало. Ослеп, оглох, рот земли полон – еле отплевался. Зато – без добра нет худа – гляжу: ветер пошел по катакомбам. Значит где-то свод провалился и на поверхность ход есть. Ну, я сперва на четыре кости встал, на ветерок-то этот и побрел, потом оклемался – уже на своих двоих почапал. И метрах этак в десяти уже от вольной воли – перед проломом этим в куполе – гляжу лежит мой медвежоночек. Точь-в-точь как тот, на которого я в витрине смотреть любил, когда мальцом был... Я ж говорил, что...

– Что в детстве у вас так и не было плюшевого медведя, – подтвердил Гвидо. – Вы об этом уже... Послушайте, а где запропастился Санди?

– Его прямо в операционной и сморило. Там и спит. А на меня нервное что-то нашло: устал как черт и дьявол, а сна – ни в одном глазу... Да и то – как спать-то – к рассвету домовые здешние оклемаются, да глядишь, и в распыл меня грешного пускать начнут. Мне в Легионе такого понарассказывали о тех, кто в плен к зелени этой попал...

– У вас есть некоторое оправдание – в стволе вашей пушки не найдут пороховой гари и, кроме того, вы спасли Учителя Ю. Это здесь, похоже, влиятельная персона. В конце концов, нас покормили и в отхожее место пускают без конвоя. Наверное, дела не так плохи. Как, по-вашему, до рассвета далеко?

– А пес его знает. Я ж, как и ты, мил-друг, и дня не будет, как здесь кувыркаюсь... Я вот о чем забочусь: станет эта нечисть с моим стволом разбираться?.. Оно, может там все и лежит – ружье мое – в катакомбах этих клятых. Я, как помню, без него от чертей этих сбег... Да и учителя ихнего я не то, чтобы спас, а так – в лазарет доставил... Он сам мне и объяснил, куда его тащить, после того, как я его в чувство привел...

– Так ведь не бросили же пропадать под главным взрывом – которым на поверхности все смело...

– Тут, понимаешь, жалость меня одолела. Сначала, гляжу, вроде и неживой он, а как взял его в работу, так, смотрю, пищать начал. Хоть и еле-еле, а все ж человечьим языком. Тут как вспомнил я ту витрину...

– Как же это вам удалось его в чувство привести? Этому тоже в Легионе учат? Искусственное дыхание ему делали, что ли?..

– И дыхание, и изо рта в рот, и из носа в нос... Ну а как закапал ему за зубки-то десять капель из фляги, так у него глаза на лоб сразу и вылезли. Заперхал, закашлял и лопотать начал быстренько... Погоди, мил друг, фляга-то она при мне – я тут в операционной этой ректификат надыбал и до пробочки-то посудинку и долил... Щас и тебе, друг, накапаю, чтоб спалось лучше... Как-никак, а утро, оно вечера мудренее...

Осуществить задуманное Шишелу не удалось. Нора заполнилась гвалтом и лопотанием, вслед за которыми в нее ворвалось с полдюжины аборигенов – все при оружии. Это был первый случай, когда в руках у «зеленых уродов» Шишел видел земное – из металла и пластика – орудие смерти. Перед собой они довольно бесцеремонно толкали не проснувшегося еще до конца Федерального Следователя. Богомолец, бывший тут, видно, за старшего, распорядился:

– Вставай, земная люди. Пойдем, тебе показывать, что земная люди сделали с наш Лес...

«Земная люди», подгоняемые примкнутыми штыками, выстроились в цепочку и трусцой двинулись в указанном направлении...

Начало дня ознаменовалось для Барсука сверхконфиденциальным визитом в Первый Национальный. Бережно уложив тяжеленный пакет на дно стального абонентского ящика и заперев последний, он почувствовал солидное облегчение: присутствие проклятого товара в своем кабинете он ощущал как тикание заведенной бомбы. Правда, почувствовал он себя еще и чем-то вроде наивной старушки, прячущей ключ от квартиры под ковриком у входа. Но делать пока было нечего, события развивались слишком быстро.

Перемещения между грузовыми складами Космотерминала и Ранчо Чудака с довольно громоздким грузом заняли весь день Барсука под завязку. Уже сама принадлежность части груза Легиону порождала массу деликатных проблем, несмотря на наличие хорошо выправленных документов на груз. Глайдер до Ранчо стоил немалых денег и немалых нервов – две сотни километров по-над Лесом, хотя и в демилитаризованной якобы зоне, были весьма специфической грузовой перевозкой, за которую нормальные пилоты не брались, а иметь дело с пилотами ненормальными – всегда большой расход. И большой риск. Как на грех, доблестный Легион, обгадившись донельзя в неподготовленной карательной акции, отыгрался на аборигенах, сметя направленными взрывами какую-то местную святыню – археологические раскопки, что ли – и, захватив по идиотской случайности в плен троих Учителей из самой что ни на есть аборигенской элиты. В Периметре теперь не без оснований ждали возмездия. На завтрашний день было объявлено утреннее выступление Президента Гаррисона с чрезвычайным заявлением. Так что цены на извоз вне Периметра были просто бешеными. Но так или иначе, все это было теперь позади. Пилот, врубив счетчик, кемарил в кабине флайера, а разгруженный товар подпирал стену бывшего амбара.

Оставалось проделать относительно короткий путь от Ранчо – негласно признанной всеми воюющими сторонами нейтральной территории для встреч торговцев, полевых командиров, а иногда и политиков Леса и Периметра – до Гнилого Дупла – лабиринта скальных пещер, вход в который открывался сразу за Мостом. Дупло почиталось местом гиблым, и только отчаянной смелости народ набирался духу (и виски) отправляться в это место. Дурной славой оно пользовалось уже тогда, когда на Ранчо Чудака каждый week-end бушевала ярмарка. Люди и аборигены вперемежку толклись в торговых рядах, фокусники Зеленого Народа на каждом углу ублажали нехитрую публику нехитрыми своими номерами и в окрестные заросли выбиралась на пикники молодежь. Боже, неужели все это когда-то было?

Так вот уже тогда за Гнилым Дуплом шла плохая слава. В его переходах, по слухам, сгинуло немало душ, а если кому случалось приволочь из темных пещер какую-нибудь диковину, за лучшее считалось зарыть находку на Кладбище Нехристей, от греха подальше. Много там всякого находили – рассказывали, что это со времен Империи сохранились там то ли склады, то ли лаборатории... Но, что все знали достоверно, счастья себе там никто не нашел. Фольклор на эту тему был обилен, но слабо известен за пределами Гринзеи. Так что для того, чтобы лезть в эту дыру надо было иметь очень веские причины. У Барсука они были. Против воли Поставщика не попрешь. И вот сейчас он сидел на с виду трухлявом стволе обрушившегося с год назад Каменного Дуба, созерцал прекрасный, как всегда в это время года, закат и время от времени посвистывал в инфразвуковую свистульку, подзывая проводника. Не настолько он был глуп, чтобы обойтись без помощи Старого Ахиллеса.

Вообще говоря, трудно было представить себе что-нибудь более нелепое, чем бодрый толстячок в пиджаке, расцвеченным крупной клеткой, восседающий у двух здоровенных ящиков, поверх которых громоздилось еще нечто плоское и прямоугольное – шесть футов на четыре, упакованное в мешковину, среди руин города-призрака, зарастающего ядовитыми лианами, и на склоне дня дующего в идиотский свисточек. Единственное, что в этом персонаже гармонировало с декорациями джунглей, так это его невероятной расцветки галстук. Звезда уже коснулась нижним обрезом своего диска мглистого горизонта, когда на свист Барсука вылезла из кустов мохнатая древесная собачка и, подбежав к владельцу «Рая грешников», живейшим образом заинтересовалась его левой штаниной. Проводить время в обществе этого четвероногого вовсе не входило в планы Барсука и он сурово цыкнул на осмелевшую тварь. Та оскорбилась и, совсем как земные ее прототипы, задрала заднюю лапку и оросила брюки предпринимателя едко пахнущей, изумрудного цвета струей. Джунгли явно утратили остатки уважения к людям Периметра.

Когда Старый Ахиллес и двое его младших братьев – семейство людей-черепах, довольно редкая форма аборигенов – вышли из чащобы, Барсук приваживал собачку нашедшимся в кармане экзотического пиджака сырным крекером.

– Э-э-э, да вы, прямо, сама доброта, мистер Беррил, – приветствовал старина Ахиллес своего давнего знакомого. – Зверок вас э-э... пометил, а вы его еще и прикормить желаете?

– Да нет, – с досадой отозвался, не прерывая своего занятия, Барсук. – Просто я хочу определить, с какой стороны у этой сволочи морда, чтобы дать ей хорошего пинка под задницу...

С этими словами он исполнил задуманное, так-таки и ошибшись относительно ориентации своего недруга в пространстве. Ошибка стоила ему дорого: расположенная на морде пасть древесной собачки была снабжена двумя рядами острейших зубов, которыми «зверок» и не замедлил накрепко вцепиться в голень Беррила. Тот нечеловечески заверещал и закрутился на одном месте. С помощью всех трех панцирных братьев и подоспевшего пилота глайдера нога владельца злачных заведений была освобождена от крепчайшего захвата. Виновница же происшествия с отчаянным визгом отбыла в родные заросли (по настолько высокой параболе, насколько смог обеспечить пинок оставшейся невредимой ноги пострадавшего), а на кровоточащий укус – наложены листья подходящего целебного лопуха, благо таковой рос окрест в изобилии.

– Плохо, очень плохо, – констатировал Старый Ахиллес. – Нога будет очень болеть, если будешь ходить. Надо лежать или сидеть. Часа два.

– А ты соображаешь, сколько за эти два часа мне натикает за аренду этой галоши? – Беррил ткнул пальцем в сторону глайдера и попытался стать на покусанную конечность. После чего, вскрикнув, опустился на ящики...

– Вот что, – сказал он, подумав. – Отступать мне некуда – солнышко заходит, муравейник закрывается... Ты, Ахиллес, соображать можешь – вот тебе, – тут Барсук вытянул из внутреннего кармана блокнот и электрокарандаш и стал не слишком умело набрасывать на чистом листке схему прохода к условленному тайнику, – куда идти... Вот здесь такой знак увидишь... – он обернулся, проверяя, достаточно ли далеко находится флегматичный пилот. – Разберете камни, все это добро затащите в пещерку и снова каменюгами завалите. Потом – давайте сюда. Заплачу две сотни сверху... Бумажку эту...

– Я съем ее, человек.

– Кушай на здоровье. И сразу забудь что на ней нарисовано.

– Я забуду, человек.

Барсук проводил нагруженных товаром и перешедших в горизонтальный режим передвижения братьев-черепах тревожным взглядом, пригубил из карманной фляжки виноградной водки и погрузился в тоскливое ожидание, прерываемое взрывами проклятий в адрес местной фауны и попытками пристроить поудобнее пораненную конечность. Чем дольше длилось ожидание, тем мрачнее становились предчувствия описанного и укушенного владельца «Рая грешников». И они оправдались, эти ожидания...

Тьма успела сгуститься, а боль в ноге – поутихнуть, когда с какой-то непривычной неуклюжестью, из кустарников выполз его старый партнер. Ахиллес двигался с очевидным трудом, и дыхание его было хриплым.

– Что там с тобой? – Беррил уже смог довольно быстро двинуться навстречу аборигену. – И где?..

– Я... выполнил то... о чем ты меня просил, человек, – с трудом выговаривая слова, сообщил тот. – Мои братья... умерли. Не подходи ко мне...

– Да что там у вас вышло?

– Там... Там споры Синей Гнили. Кто-то усыпал ими весь путь к твоему... тайнику. Я... я не сразу понял... В Дупле не бывает Синей Гнили... Кто-то не хотел... чтобы ты... вернулся...

– Господи, что же делать? – засуетился Барсук. Он понимал, что приближаться к аборигену теперь опасно – людей Синяя Гниль убивала куда как быстрее, чем аборигенов: споры прорастали точнехонько в основные нервные узлы человеческого организма, словно для того и были созданы. Человек погибал в считанные минуты, не успев понять, что с ним происходит.

Ответа не было. Включив фонарь, Барсук шагов с десяти убедился, что его давний друг безнадежно мертв. Синий узор Гнили уже выступил на кожистом лице аборигена. Дрожа осиновым листом, Беррил, забыв про остатки боли в ноге, стремглав кинулся к глайдеру.

– Давай! – выкрикнул он очумевшему спросонья пилоту команду, которую так любил другой, тоже попавший в категорию покойников, его друг – Шишел-Мышел. – Нечего тут дрыхнуть! Ходу! Давай-давай!!

Ночное заседание Президентского Совета происходило без формальностей. Присутствовали только трое: собственно Президент Колонии – сам создатель Периметра Гарри Р. Гаррисон – он, естественно, был за председателя, министр обороны – коннетабль Пирсон и, за неимением земного Посла, Представитель Федеральной Директории, его высокопреосвященство Бенедетти. Делегата от Легиона демонстративно оставили дожидаться в приемной. Куда-то запропастился Советник Лэшли.

– За эти сутки, – начал Президент, – я без малого не рехнулся! Я не говорю об идиотских претензиях «Стардаста» по поводу страховки сбитого шаттла с «Проциона» – это все сущие мелочи... Прежде всего... – он задумался, решая какой из навалившихся бед отдать пальму первенства. – Прежде всего, нас очередной раз посадил в лужу Легион. Мало того, что действия карательного десанта подпадают под десяток статей Галактической Конвенции, мало того, что саму операцию они с треском провалили с сотнями жертв с обеих сторон... Так еще они умудрились каким-то чудом захватить этих трех Учителей... Обращаю ваше внимание на то, что кроме Учителей, мы ни с кем в Лесу практически не можем найти общего языка. И теперь вот...

– Кстати, о чудесах нет разговора, – сухо заметил коннетабль. – По имеющимся у меня сведениям, Учителей захватили еще до высадки десанта и сдали Легиону слуги так называемого Тайного Пророка. Якобы несуществующего.

– Мною, – продолжил Президент, – в этой связи приняты следующие меры... – он откашлялся. – Руководству Легиона отдано распоряжение немедленно передать всех трех Учителей в миссию святого Айзека. Впредь до особых распоряжений. Распоряжение это они, слава Богу, выполнили...

– Еще бы, в конце концов, это мы платим им жалованье, – заметил коннетабль. – И редко когда задерживаем... Но напрасно вы думаете, господин Президент, что нам удастся вот так на тормозах спустить это дело. Скваттеры уже устроили в центре торжественный факельцуг. Завтра в Парламенте Фракция Саранчи будет требовать крови Учителей. И назначения Вольфа Гроссшланга Чрезвычайным и Полномочным Послом Федерации и планеты Земля в «Колонии Гринзея-2», кстати. Это я вам, ваше высокопреосвященство.

– Последнее весьма желательно, чтобы окончательно похоронить эту кандидатуру... – задумчиво заметил Представитель Директории. – Как только на Земле узнают, что какие-то скваттеры на какой-то, извините меня, господа, Гринзее ТРЕБУЮТ от них какого-либо назначения, которое лежит сугубо в компетенции...

– Я понял вас, – остановил его Президент. – Мы не будем вмешиваться в голосование по этой резолюции – пусть делают эту глупость, раз так Богу угодно. Но Учителей я на растерзание отдать не могу.

– Но и освободить их так просто не получиться, – уныло заметил министр. – Надо искать компромисс. А за это время...

– А за это время в городе уже подброшено две биобомбы в правительственные учреждения. Я в курсе... – вздохнул Президент.

– И еще штук шесть такого рода сюрпризов в транспорте и банках, – уточнил министр. – Есть жертвы... Но это – только начало, поверьте...

– Теперь еще о жертвах, – постарался вывести разговор из тупика председательствующий. – В чертовых джунглях канули двое офицеров, направленных на расследование гибели Посла Окамы...

– Что, напомню, и спровоцировало э-э... неадекватную реакцию Легиона, – заметил Пирсон.

– Я не об этом сейчас. Уважаемый господин Бенедетти только что вручил мне эти два документа, – Президент поднял над столом два голубоватых конверта со знаком Высшей Секретности. – Один из них адресован мне, и я позволил себе ознакомиться с его содержанием. В двух словах: Планетарная Контрразведка и Федеральное Управление Расследований требуют прямых и недвусмысленных доказательств того, что кто-то один из указанных офицеров или оба мертвы. Или, наоборот, живы. Соответствующее расследование я поручаю лично вам, министр.

– Для этого придется вступить в э-э... не совсем легальные контакты...

– Это ваша головная боль, не моя. Ясность должна быть достигнута любой ценой. Второй пакет, – Президент помахал конвертом в воздухе, – адресован Федеральным Управлением своему агенту, буде таковой окажется жив. Он наделяется исключительными правами...

– Это сказано?.. – поинтересовался министр.

– Это сказано в пакете, адресованном МНЕ. Второй пакет вскрыть может только Федеральный Следователь Кай Санди. Если он мертв, пакет вы уничтожите, – Президент толкнул конверт по столу к министру. – Теперь... – На селекторе зажегся сигнал экстренного вызова. – Я просил не прерывать нас! – с раздражением рявкнул Президент.

– Простите, но это вызов по спецканалу, – покорнейшим голосом уведомил его секретарь. – Из Леса...

Уставший как тысяча чертей Барсук переоделся и, прихрамывая, прошел в малый – для «своих» – бар, чтобы напоследок глянуть как идут дела в заведении и второй раз за день позволил себе – небольшую в этот раз – порцию «Бурбона». За столами вели серьезные разговоры солидные мужи из купеческой гильдии, поприветствовавшие Барсука поднятием кружек, а за стойкой примостился пожилой, необыкновенно респектабельного вида джентльмен – явно из приезжих. Интуиция Беррила сработала четко: «А и гадать нечего, что за птичка ко мне залетела», – прикинул он, а вслух произнес:

– Уж не с мистером ли Фигли имею честь? Если да, так я буду Ромуальдо Беррил, притом рад вас у себя видеть...

– Неужели мы виделись когда-то? – приятно удивился его собеседник. – Я так и понял, что вы – господин Беррил. Посол Окама очень живо описывал мне вас...

– Видится-то мы не виделись, – скромно заметил Барсук, устраиваясь на соседнем сидении, – но и вас покойник очень живо описал... – несколько преувеличил он факты.

Судя по всему, встреча их была не случайной – господина Фигли, надо думать, уже просветили когда и где можно встретить хозяина заведения и поговорить с ним в непринужденной обстановке. Барсук повертел в руках початую чарку, приглашая собеседника переходить к делу.

– Должен заметить, – не замедлил отреагировать тот, – что миссис Фигли оказалась приятно поражена вашим художественным вкусом... – пожилой джентльмен вперил пронзительный взгляд в зрачки Барсука. Тому стало слегка не по себе.

– Право, если это про меня, так Ромуальдо Беррил не стоит таких комплиментов...

– Тем не менее, у вас достало вкуса сделать одно приобретение, которое украшает ваш зал с коврами...

«Господи, неужели чертову старушенцию занесло в самое гнездо непотребства – действительно убранное коврами местной работы “черное казино” “Рая грешников”?» – подумал Барсук, но тут же сообразил, что и в этом случае источником информации был, конечно же, покойный господин Посол. Он аккуратно пригубил «Бурбон» и нарочито небрежно осведомился:

– Неужели речь идет о той картинке, что висит за стойкой? Она лет пять назад досталась мне по случаю... Это, кстати говоря, непрофессионал рисовал – некий Балотти. Но неожиданно он стал пользоваться тут довольно большим успехом... Задумал перебраться в Метрополию... Ну и чтобы расплатиться с долгами стал принимать заказы от всех и вся... Моему заведению он задолжал за э-э... некоторые услуги и расплатился этим вот...

– Вам известна его дальнейшая судьба?

– Да, господин Посол рассказывал мне кое-что о нем. На Земле он не сразу преуспел. Точнее преуспел после, так сказать, своей безвременной кончины. Если ее – такую вот кончину – рассматривать как часть рекламной компании, так это была блестящая, скажу вам, находка. Поистине малоприличная вышла история – преставиться в постели столь высокопоставленной любовницы... Но если вы меня спросите, не было ли это на него похоже, так я скажу – да, именно на него это и похоже... Во всяком случае рекламу он себе сделал неслабую...

– Господин Окама говорил, что достиг с вами определенной договоренности...

– Да, я очень уважал покойника и собирался уступить ему картину по почти символической цене...

– Теперь, когда господина Посла уже нет с нами... Вы... Вы не раздумали расстаться с этим полотном?

Барсук уже минут пять как вычислил этот момент разговора, но толку от этого предвидения было маловато – череп у него начал раскалываться от сонма одолевавших его проблем.

– Я сожалею, но если вы имели в виду приобрести картину, то лучше вам было бы обратиться ко мне несколько раньше – она уже обещана другому покупателю. И, знаете, тут я уже ничего не смогу изменить. В этих местах очень косо смотрят на тех, кто поступает этак вот...

Вообще говоря, Барсуку было глубоко наплевать на нюансы деловой этики. Но только не в том случае, когда партнером вашим является Поставщик. Там, в Дупле, в засыпанном отравленными спорами тайнике, была теперь давешняя картинка.

– Жаль, очень жаль... А не могли бы вы адресовать нас к вашему покупателю? Может, он согласился бы...

– Для этого мне нужно сперва поговорить с этим м-м... человеком.

– И когда может состояться такой разговор?

– Я вас обязательно поставлю в известность, – Беррил, наконец, проглотил свой «Бурбон», давая понять, что разговор, собственно, окончен. Мистер Фигли оказался понятлив и, откланявшись, поспешил к выходу.

– Битый час проторчал у стойки, жмот чертов, – констатировал бармен, – и только полстакана минеральной принял. Как только таких земля носит?

– Никогда нельзя полагаться на этих – залетных, – в тон ему констатировал Барсук.

Он поставил на стойку опустевшую чарку и, стараясь не привлекать ничьего внимания, встал и через боковую дверь выскользнул из бара. Поднявшись на второй этаж, он, окончательно сдав, заковылял к дверям своей спальни, но у дверей своего кабинета он замер: двери эти были чуть приотворены.

Нащупав под пиджаком рукоять своей «пушки», он, проклиная невесть куда подевавшегося Дюка, осторожно, боком проскользнул в темную комнату. Потянулся к сенсору выключателя...

– Не надо включать свет, мистер Беррил, – тихо окликнула его от окна тень, еле заметная на фоне подсвеченных с улицы огнем рекламы жалюзи.

– Вы меня напугали, Мацумото-сан, – устало вздохнул Барсук, опускаясь в свое глубокое кресло и шаря по столу в поисках ящика с сигарами.

– Послушайте, Следователь, – тихо сказал Гвидо. – Если вы считаете, что аварийный сигнал надо все-таки включить, то сейчас – самое время... Хозяева настроены весьма агрессивно. И ни одной знакомой фигуры не вижу среди наших спутников...

– Ну, а свой блок вы почему не включили? – чуть иронически осведомился Кай.

– В таком случае, мы понимаем друг друга... Те, кто охотился за нами, верно только и ждут, чтобы взять пеленг... А с этими...

Продолжить ему не удалось: их, наконец, вывели на поверхность.

– Вот теперь смотрите, человеки, что ваши сделали... – горько прокартавил главный конвоир.

Пейзаж перед ними открывался и воистину безрадостный.

Серый пепел устилал чуть ли не до горизонта еще утром заросшую древним лесом равнину. Только вдалеке – там, где уже неукротимо занимался тропический рассвет – гневный и скорый – темнела полоска уцелевших джунглей. Карикатурами на древний ядерный апокалипсис то там, то тут вставали над этой лунной панорамой серые грибы выбросов пепла там, где что-то еще горело или еще взрывалось... В пустом небе гасли одна за другой звезды, и только многочисленные луны яркими, рождественскими какими-то фонариками крались в наступающий день.

Все трое землян и их конвой стояли на сравнительно высоком холме, у подножия которого – не так далеко от них быстро стягивалось кольцо небольшой, но очень сплоченной толпы. Толпа лопотала тихо, но недружелюбно. Временами то один, то другой из аборигенов брал инициативу на себя, поднимался по склону и вдруг замолкал. Но продолжал при этом жестикулировать. Должно быть, голос его переходил в неслышимый диапазон. Временами же, наоборот, оратор начинал звучно тараторить вслух со страшной, притом, скоростью.

«Странно, – снова подумалось Каю, – ну, ведь слышал же я все это... Никакой это не язык... Жаргон. Только не припомню – какой... Неужели это мы так на них здорово повлияли? Хотя – чему удивляться? В Океании даже полуразумные дельфины перешли на пиджин-инглиш...»

– Народ говорят, что сегодня много зла человеки делают Лесу, – строго сказал главный конвоир. – Народ говорят, что человеки у Народ хотят отнять не только жизнь, а и разум, тоже... Народ говорят, что три Учителя сейчас в плену в Периметра.

– А Народ не говорят, при чем тут мы? – вежливо поинтересовался Гвидо.

– Народ говорят, что человек со стального дракона – от Легиона. Легион убивает. Легион берет Учителей. Легион делает беда. А человеки с Земли дружат с Легиона... – страж вконец разволновался.

Шишел-Мышел вполголоса помянул бестолковых чурок, но не стал развивать эту мысль.

В этот момент раздался почтительный ропот, и откуда-то из другого лаза – не из того, из которого вышли пленники, шестеро богомольцев торжественно вынесли и потянули к вершине холма легкие носилки. На носилках покоился Учитель Ю.

Испросив глазами разрешения, Федеральный Следователь шагнул им навстречу, опустился на корточки у поставленных на относительно ровное место носилок. Тихо заговорил. Суровый конвойный, тем временем, довел до сведения подопечных соображения, высказанные очередным оратором – довольно упитанным пумоидом. У оратора были основания быть весьма расстроенным: пострадал его живой тотем. Бог его весть, что именно приключилось с его живым талисманом, но на запястье аборигена болталась лишь оборванная цепочка.