— Я это заметил, хотя Чуром много не занимался, — заметил Ким. — Послушайте, я той дорогой еду?

Роше поднял к глазам сложенные рогулькой очки и направил строгий взгляд за ветровое стекло.

— Той, той... — успокоил его Пер. — Я, оказывается, все еще хорошо помню эту часть города...

— Но, все-таки... — Роше с сопением повернулся к нему.. — Неужели предки так вот все развалили, что на Чуре на землян так до сих пор глядеть не могут?

Пер хмыкнул.

— Если что и сближало землян и жителей Чура, кроме их общей биологической природы — так это та призрачная, на краю Обтаемого Космоса еле заметно шевелящаяся опасность, которую в сложившемся жаргоне ксенобиологов окрестили Нелюдью. Понятие весьма относительное: Предтечи — тоже не были людьми, и Древние Империи — тоже не людьми были населены... Но термин Нелюдь закрепился только за тем, что мы встретили в области Космоса, простирающейся дальше, по направлению к центру Галактики, от системы Чур... Собственно, колонисты Чура и были первыми, кто это встретил... И первые — очень редкие — чисто человеческие контакты людей и колонистов и наметились во время совместных операций, проводившихся для сбора информации об этой, потенциально враждебной форме жизни. Тогда это было принято определять именно так: одна из потенциально опасных форм жизни — хотя все уже понимали, что определение это хромает... Вы должны помнить — программа «Клеймо», программа «Лесной пожар», программа «Болотные огни»... Я во всех них участвовал. Кроме «Болотных огней», конечно: все, кто в ней непосредственно работал, погибли... Но я близко знал Метцнера и встречался с ним после того: как он вернулся на Океанию — после всего этого... До самого того дня, когда он... И Кладникова — тоже знал, и тоже говорил с ним о тех делах... И еще — я очень много общался с колонистами Чура. Они — несмотря на малочисленность — были ударной силой во всех тех затеях. И среди прочего, мы спасли одного Пса. Я и Крюге... Имя его — Пса этого — приблизительно, было Анорр... Он был Псом одного из участников работ по «Клейму» со стороны Чура — далеко не самого важного... Но, думаю, именно поэтому мы получили в свое время предложение работать непосредственно на Чуре. Сначала пригласили Крюге, потом — меня... Это была не просто м-м... благодарность с их стороны — сентиментальность в отношении людей Земли колонистам не свойственна. Я не даром помянул про свою близость с Мецнером и Кладниковым — колонистам про это было что-то известно... И они хотели как можно больше из этого использовать. Вытянуть из меня. Не напрямую, конечно — они очень чуткий народ и ничего не делают этак вот — прямо в лоб. Знаете, когда с человеком работаешь рука об руку, можно многое понять из того, что ему известно. Даже если не удается его раскрутить в привычном смысле этого слова... Я не случайно так выразился — не узнать, а понять... Думаю, они достаточно много поняли из того, что им нужно было. Но, думаю также, что и я многое понял в них.

И того, что хотел понять, и того, чего не хотел. И главное — то, что Чур — это уже не просто отломившийся кусочек земной цивилизации. Тогда в ходу было выражение — склеить осколки Империи можно: но кому нужна склеенная чашка? Кусочек, осколок еще: действительно, можно приклеить к тому, от чего он откололся, но Чур уже перестал таким кусочком быть. Претерпел изменение.

Стал Цивилизацией Стай.

Это, действительно, очень тяжело было — жить на Чуре. И не потому, что приходилось вести образ жизни, мягко говоря, спартанский. И даже не потому, что все — абсолютно все без исключения — там превосходили тебя во всех жизненных навыках и умениях и не стеснялись смотреть на тебя сверху вниз — к этому я привык еще по работе в «Клейме». Нет. Тяжело было смириться с их моралью. С моралью полного и абсолютного коллективизма — когда человек существует только как составная часть своей Стаи, как ее инструмент и — не более. Когда понятие личная жизнь понимается, ну, как медицинский термин — что-то вроде состояние организма и никак иначе. Когда у тебя нет и не может быть секретов: а значит — нет и не может быть и того, что у нас называется словами стыд или, скажем, святое... И только когда я понял, наконец, что имею дело уже не с людьми, мне стало легко.

Но это — очень тяжелое знание.

Я составил тогда доклад — «Симбиотический характер цивилизации системы Чур». Разумеется — секретный доклад. Мы вместе писали его с Крюге. И мы много спорили с ним. Проводили целые вечера, споря до хрипоты. Разрабатывали программы различных испытаний для наших хозяев, для того, чтобы решить, кто же из нас двоих прав. Выдумывали тесты. Если можно так выразиться, ставили на них опыты. Часто — довольно жестокие, если вдуматься.

Но у нас было оправдание: нами двигала великая цель — мы изучали первый реальный случай перерождения человека в нечто иное! В нечто — что могло быть смертельно опасным. А могло и не быть... Нужно было сделать все возможное, чтобы понять смысл этого перерождения. Предупредить Человечество.

Врубить колокола громкого боя... Я был достаточно наивен, чтобы остаться верным этой цели до конца.

А Крюге сломался. Уже в самом конце той эпопеи — когда доклад был уже готов и оставалось зашифровать его и закинуть в подпространственный канал, Ганс пришел ко мне, потеребил разложенные на стальной плите стола листки распечатки и сказал:

— Я не буду подписывать это...

— Он и сейчас много чудит — доцент Крюге... — с досадой заметил Роше. — Трудновато его понять...

Снова Пер хмыкнул.

— Я и не понял его тогда. Видит Бог, я сделал тогда все возможное, чтобы понять, но так и обломал себе все ногти, пытаясь вскарабкаться на эту стену... Ганс сам тогда не понимал, видно, своих мотивов. Такое бывает. Теперь, когда прошли годы, мне кажется, что я понял, что сломало его. Эмпирическая теория физических взаимодействий Толле. Возможность создания гравитационного оружия... А теперь, — он повернулся к Киму, — чуть помедленнее... А лучше — остановите кар и дальше двинем пешком...

— Придется немного повременить... — попридержал его комиссар. — Вы сами говорили о том, что подкрепление нам не помешает. Бригада подтянется сюда на мой пеленг...

Ким молча достал из кармана плоскую коробочку.

— Скажите, Роше, тот приборчик — из тех, которым нас снабдило ведомство доктора Федина, с вами? — повернулся он к комиссару. — Давайте сверим показания... И напомните своим людям, чтобы они не забыли прихватить эту потеху с собой...

Адельберто сделал знак Тору — остановиться. Тот, впрочем, и сам застыл настороженно, как-то предугадав этот сигнал.

Адельберто подозрительно покосился на подопечного, достал из глубокого кармана куртки старинный радиобиппер и, напряженно хмуря лоб и заслоняя приборчик ладошкой, набрал состоящий из многих цифр код.

Не произошло ровным счетом ничего.

Время уходило, отмериваемое гулким звуком падающих где-то в темноте капель, и Тор начал с беспокойством поглядывать на своего Вергилия. Однако Адельберто олицетворял собой воплощение горделивой хитрости, торжествующей над уловками простаков, населяющих окружающий мир. Он недремлющим оком созерцал маслянисто поблескивающую поверхность озерца, расположившегося у его ног. Должно быть некое, вызванное им к жизни, событие все-таки неприменно должно было последовать.

Только заставляло себя ждать...

— Ты уверен, Нос Коромыслом, что никто не найдет нас здесь? Это ведь очень просто... — начал было Тор, но Мепистоппель одернул его.

— Черта с два! Черта с два нас найдут даже архангелы из Федерального Управления... Потому что то убежище, которое я подготовил на самый крайний случай, не из тех, что дожидаются себе пока их найдут... Она хитрая — эта нора... Она умеет уходить от погони...

Тор хотел было сказать что-то, но тут события, наконец, получили свое развитие.

Воды разверзнутого перед ними скверно пахнущего подземного озерца пришли в движение, забурлили, вскипели и извергли из себя нечто тускло поблескивающее и огромное. Нечто, что с еле слышным гулом стало из этих бурлящих вод расти и расти, норовя сокрушить низко нависшие над головами незванных пришельцев железобетонные своды...

— Ну как? — поинтересовался произведенным эффектом Мепистоппель.

— Рубка... — определил Тор... — Субмарина... Откуда она здесь — на реке?

Адельберто гордо посмотрел на него.

— Эта потеха стоит здесь еще со времен Изоляции... Тогда Республики еще не объединялись... Наоборот — думали воевать. За полярные месторождения... Там — у полюсов — под ледяными шапками у нас целых два океана... А на дне — и полиметаллы и нефть здешняя и редкоземельные... В общем, было за что подраться. И активно строили подлодки. Для охраны и разработки всего этого... Здесь были сборочные верфи, а к океану их доставляли по рельсам и дирижаблями... Еще та была эпоха... Потом все это не пригодилось... Но несколько таких вот лодочек до сих пор рассованы по разным тайникам. Одни в деле, про другие — забыли... Однако, как видите — не все, не все позабыли... Кое-что приспособили для разных других дел. Вот как про эту вот... В старину была такая сверхсеретная контора типа шарашки — Семь островов. Про нее знал мало кто, но очень серьезная была лавочка. Атомные разработки и все такое... По заказам разных подозрительных организаций. Считается, что их — контору эту ликвидировали. Стерли в нуль. Была здесь закулисная заварушка с агентурой Харура в промышленности Республик — тому лет несколько... Может и так, но кое-чего осталось. И смотрите — система управления вполне живая еще... На совесть работали предки...

Он откашлялся — со значением.

— Ну, теперь — помогай...

Нырнув в темноту, Адельберто с грохотом и скрежетом принялся вытягивать на освещенный пятачок подземного причала ржавые сочленения складной лестницы. С помощью Тора он быстро преуспел в этом. Дюралевая многоножка, переброшенная на появившуюся из глубины узкую палубу субмарины, послужила трапом, по которому Адельберто уверенно устремился навстречу наполненному неслышным, утробным гулом монстру.

— Осторожнее... — окликнул его придерживающий конец лестницы от сползания в подземную хлябь Тор.

Но имел он ввиду не шаткую дюралевую конструкцию...

— Там... — понизив голос, предупредил он. — Там по-моему...

— Это автоматика работает... — досадливо отмахнулся от него Мепистоппель. — Один я знаю коды управления... В свое время кто-то немалые деньги за эту информацию отвалил... Но не я — мне это не стоило ни штуки! Даже подзаработал немного на этом деле. А теперь вот не могу найти на эти секреты покупателя... Хоть самому в плаванье отправляйся... Впрочем, оно и к лучшему получилось.

Он еще раз — с гордостью осмотрел монстра, вызванного им из небытия.

— Здорово, а?

Адельберто придержал свой конец лестницы и попытался подхватить за руку Тора, но тот благополучно преодолел недлинный путь над сурово поблескивающей в темноте узкого провала водой.

Оказавшись на палубе, легким движением обнажил меч. Адельберто снова недовольно покосился на него. Потом молча стал взбираться к люку, расположенному сверху на рубке.

Повозился с запирающим устройством и откинул крышку. Из открывшегося провала пахнуло запахом нагретого металла, смазки, пластика. Надежным запахом боевой машины. Но и еще чем-то...

Адельберто нырнул в темноту, Тор, чуть помедлив, последовал за ним. Крышка люка — тоже слегка помедлив — с низким гулом стала задвигаться за ним.

— Так этот тип — Крюге — работал непосредственно с Тором? — поинтересовался Роше, посматривая на часы и барабаня короткими пальцами по коробочке блока связи.

— Тут надо кое-что уточнить, — возразил Пер. — Это не Ганс, а я работал с Толле... И тем не менее, я не думал, что использовать его идеи можно будет где-нибудь в обозримом будущем.

Не хватило интуиции. А вот сам Толле был в этом уверен с самого начала. Тут дело в особенностях науки Чура. Если это можно называть наукой. Они все что могли прочли из того, что им оставили сгоревшие в прах отцы — и премудрости физики и секреты физики и тайны математики... Они постарались все это понять и как могли переварили в своих головах, брошенные дети Чура... Но в этих же головах бродили и дико перевранные сказания Запретного Эпоса, и невероятные понятия Языка Псов и жуткая, искаженная логика всего мира постапокалипсиса... И черт знает какой коктейль образовался в этих головах!

— Продолжайте, Пер, — ободрил его Роше. — Неплохо узнать, наконец, с кем нам предстоит встретиться...

— Я уже сказал, — отозвался Густавссон, — что для выживших после термоядерной катастрофы поколений Чура характерна невероятно развитая интуиция. Так вот, сказать это — значит не сказать ничего! Лет сорок тому назад эти итальянцы — Кармоди и Реджиани — неплохо продемонстрировали всему миру чего можно добиться, растормозив скрытые сигнальные системы человеческого мозга. Так вот: это были только цветочки! Если Кармоди удалось, так сказать, сыграть на этом инструменте лишь пару тактов, то самый серый из колонистов Чура может исполнять на нем фуги и роковые композиции. Запросто! Мы вообще недооценивали богатство внутренней жизни этих людей. Воображаем, что она столь же бедна и аскетична, как их быт. А дело-то обстоит наоборот! Это мы с нашей постоянной завязкой на среду, на внешние условия смешны им. Когда — в две тысячи сороковом, кажется, появилось доказательство невозможности построения единой теории поля, наши теоретики облегченно вздохнули и махнули рукой на эту тупиковую ветвь познания. На долгие годы. Занялись проблемами подпространственного перемещения и всем таким... А если разобраться, то Гартман и братья Измайловы всего-то и доказали тогда просто варант теоремы Геделя: непозможность непротиворечивого описания множества всех известных физических взаимодействий на формализованном языке современной физики. Только и всего. Я в свое время сам с тупым самодовольством растолковывал это Тору — тогда, на мой взгляд, зеленому мальчишке. Он, впрочем, наверное, мало изменился.

Он к этому отнесся совершенно спокойно, Торвальд Толле — к невозможности объединить в одной физике гравитацию, электричество и ядерные силы! К тому, что завело в тупик Эйнштейна, и от чего Гартман ушел в монастырь, а Ватанабе застрелился! А вот Тор ни капли не расстроился. Не стал делать из этого трагедии. И потихоньку слепил себе другую физику. Которая все это смогла. Это и многое другое. Правда, в ней — этой его физике, нельзя сформулировать понятие поля, и арифметика к ее объектам не всегда применима, но это уж — детали. Это ведь в нашем понимании Толле — крупнейший теоретик, а на Чуре он — Оружейник... И в его задачу входило не преодоление противоречий физических теорий, а создание надежного средства защиты от Нелюди.

Что, в общем-то, и было сделано.

Так вот — понять возможности, которые открывает подход Толле, я смог не сразу, а когда понял, я... Я написал донос на Ганса Крюге. Перед этим мы поспорили в последний раз. И, наконец, сформулировали свои позиции: Динамит стирал в порошок города, ядерное оружие — страны и континенты, — сказал мне Ганс тогда. — Антиматерия дала нам возможность сжигать планеты и взрывать звезды.

А то, что придумал Тор будет уничтожать миры. Это — то знание, которое человечеству не нужно и не будет нужно никогда. Может быть среди многих возможных Вселенных лишь наша обрела реальность, что в ней разуму не дано уничтожить себя... А то, что придумал он — это не от разума. Не от человеческого разума, по крайней мере. Это нарушает запрет. Нам должно хватить мудрости отказаться от этого знания.

От мира Чура — вообще, ибо он стал чужд самому существу Мира и Человека.

Я возражал ему. В конце концов, — говорил я, — гравитационное оружие никогда не будет применено в полную силу: достаточно, если мы будем создавать на пути потенциального противника непреодолимые барьеры, сворачивать его корабли в сторону. На худой конец, уничтожать какие-то объекты — базы, пусть даже города — гравитационным коллапсом. И вовсе незачем прибегать к крайности — к Свертке Миров... Тем более, к Свертке Космоса в целом. Тем более, что Свертку нельзя назвать уничтожением в полном смысле этого слова: речь идет, скорее, о перемещении свертываемого объекта в некий иной пространственно-временной континуум, свойства которого нам, конечно, заранее неизвестны...

Тут он перебил меня: Точно так же, как неизвестны нам свойства Того Света, куда случается отправлять врага или отправляться самим — с отпущением грехов или без...

И выложил главный свой аргумент: Никогда в истории, ни одной из цивилизаций не удалось сохранить монополию ни на какое чудо-оружие. Не знаю с кем в действительности собрались воевать наши стратеги — с Предтечами, с иными цивилизациями, с демонами ночи, но только очень скоро противник получит в руки точно такие же возможности манипулировать пространственно-временным континуумом, что и мы. И начнется стремительная эскалация разрушения. С тем только отличием от классического механизма наших, человеческих эскалаций, что мы можем не успеть найти общий язык с противником, природа которого нам неизвестна. И вина за то, что произойдет, падет на того, кто начал первым — на нас. Нет, Разум только тогда заслуживает названия Разума, когда он способен ограничить себя.

Тогда и я выложил свой аргумент. Точнее — свое кредо.

Нам не суждено знать, — сказал я ему, — погубит нас новое знание или не погубит. Но одно я знаю точно: нам не дано по своей воле отказаться от своего пути. И единственное, что может помочь нам устоять против бед, принесенных знанием, которого мы достигли — это новое знание, которого нам следует достичь как можно быстрее...

Потом нам нечего было уже сказать друг другу. Я отправился в свой блок и написал дополнение к нашему докладу — в конце концов, надо же было хоть как-то объяснить, почему один из двух его авторов отказался его подписывать. Я не стал, разумеется, вдаваться в те дебри философии, в которых увязли мы в своих ночных дискуссиях. Я коротко характеризовал Ганса, как принципиального противника дальнейшего развития отношений Федерации с Цивилизацией Чур, выразил предположение о том, что такая позиция может привести к неадекватным действиям уполномоченого Крюге в ходе текущего Контакта и к его общей необъективности в интерпретации имеющейся в нашем распоряжении информации и даже к ее прямому искажению...

Думаю, что я не покривил душой, хотя у тех, кто прочитал его, сложилась в отношении Ганса не совсем правильная иллюзия — к самим-то колонистам он отнюдь не был враждебен... В его к ним отношении было гораздо больше доброты и сострадания, чем в моем, например, отношении... В чисто эмоциональном плане ему понимание колонистов давалось неизмеримо лучше, чем мне.

Дальнейшее было вполне предсказуемо и не принесло никому ничего из того, что мы все ожидали. Ганса, не откладывая дела в долгий ящик, отозвали, и здесь, на Прерии, он занялся активной пропагандой против развития отношений с Цивилизацией Чур.

Некоторое время он был лидером этого движения, но потом в Метрополии у него нашлись такие талантливые и популярные последователи, что сам он просто зачах в их тени. Сейчас он возглавляет местного значения комитетик этого своего движения...

Я еще три года работал на Чуре. Подготовил еще несколько докладов — один секретнее другого — о возможностях использования результатов Тора в оборонных проектах Федерации. И вернулся в эти края — по состоянию здоровья. До самого того времени, когда разгорелась эта история cо шпионажем, я довольно активно консультировал подготовку новых кандидатур для работы на Чуре и вообще — привлекался к разработке разных тем, связанных с Чуром... Но то, что так развело наши с Гансом дорожки — работы Тора — больше никогда не всплывали на поверхность этих темных вод, что зовутся официальной политикой Федерации...

Сейчас я только посмеиваюсь, вспоминая наши споры там, в подземных бункерах сожженнной планеты. Мы-то воображали: что решаем мировые проблемы и что от нас и в самом деле что-то зависит... Нет, ей Богу, это — очень смешная тема: философы и бюрократы... Программа разработки гравитационного оружия не двигалась с места вовсе не из-за того, что к региональным парламентам и к резиденции Федерального Директората время от времени стекались жидкие ручейки демонстрантов с требованиями запретить исследования, опасные для мира и существования Человечества. Просто эту программу отторгала громада бюрократической машины: бюрократия Академии — из косности и непонимания, бюрократия военной машины — из страха перед неизбежной перетасовкой постов, бюрократия промышленности — из страха перед сменой привычных приоритетов... Но были и те, кто сделал ставку на перемены — и вот первые ласточки: Тор Толле приглашен в один из Миров Федерации — в тот, что поближе к Чуру и подальше от посторонних глаз... Для участия в научных штудиях... Верно, где-то не так пошли дела...

Но я — в те дальние годы — был нетерпелив. Не хотел дожидаться, пока новое победит старое в ходе естественного развития событий...

И Дьявол мне подкинул прекрасную возможность пришпорить клячу Истории — ко мне обратились за моими секретами некие анонимные покупатели... Сделано все было достаточно тонко: сначала просто приятное знакомство с приятными людьми издалека, изнывающими в нашем захолустье, потом — по счастливой возможности — приглашение прочитать курс лекций — перед избранной аудиторией — о цивилизации и культуре Чура. На основе рассекреченных материалов, разумеется...

Неожиданная, до смешного щедрая оплата этой безделицы... И предложение с лекциями этими совершить турне — тоже за головокружительно высокую плату. В поездке — интересные встречи, намеки на то, что вся эта таинственность, накрученная вокруг работ на Чуре — секрет Полишинеля. Намеки на знакомство с моими докладами. Лестная их оценка. Вполне оправданные сожаления о том, как меня недооценивает руководство Федерации...

Предложение консультировать престижный проект — без разглашения секретных данных, но с их учетом... Затем — очень аккуратно — демонстрация того, что состав преступления уже набрался: тут и факты и провокация и умелая подтасовка... И в финале — вербовка. И гоп-ля! — вы уже получаете зарплату за работу в бункерах Семи портов...

Не могу сказать, что я с самого начала раскусил эту игру. Но и наивным дурачком я отнюдь не был: для меня участие в этой игре было не только способом поправить свое материальное положение и потешить свое тщеславие — это был способ свести счеты с ненавистными тупицами из бесчисленных министерств и ведомств, готовыми похоронить важнейшее направление оборонных исследований в своей бумажной текучке. И способ расшевелить эту тупую, косную машину. Заставить ее работать, наконец, на благо людей. Да, это представлялось и представляется мне и сейчас неоспоримым благом — познание природы гравитации и овладение ее силами...

Единственный способ пришпорить современное бюрократическое государство — это испугать его. Предоставить конкурентам шанс обойти его на повороте... Впрочем, я не был настолько глуп, чтобы на корню продать всю информацию по нашим с Тором работам. Самое основное я придержал... С этой точки зрения, я добился своей цели и не жалею о заплаченной цене...

А вот на ваш вопрос о том, кто же был моим покупателем, я так и не могу вам ответить. Попросту не знаю ответа... Конспирация у этих господ была на высоте.

Впрочем, не трудно догадаться: скорее всего — те неконтролируемые законом промышленно-финансовые группы, что принято называть Комплексом...

Или — тоже незаконопослушные — производители вооружений с Дальних Баз. Или... Это, впрочем, не так уж и серьезно — заниматься гаданием на кофейной гуще на все эти темы. Какое значение имеет кого на самом деле представляли Семь портов?

Гравитационное оружие все равно в кратчайший срок станет достоянием всего Человечества, как только его разработка будет окончена. Когда и если... Оно не предназначено для войны между людьми — только для сражения людей с кем-то иным...

— Вот об этом я и хотел спросить вас... — Ким поднял глаза на заключенного П-1414. — Вы уверены, что за ваш товар вам платили именно люди?

Какое-то мгновение длилось молчание. За это мгновение взгляд заключенного П-1414 стал сначала недоуменным, затем — наполнился ужасом.

— Что вы хотите сказать? — потеряв дыхание, спросил он одними губами.

— Только то, что на тех снимках, что я показывал вам, изображены биороботы. Нелюдь... — пожал плечами Ким. — Снимки предоставлены господином Свирским — он работает с такими вещами... И еще — индикаторы, сработанные в Спецакадемии — мой и комиссара — показывают высокую вероятность того, что мы находимся в непосредственной близости от открытого Портала...

Некоторое время они молчали.

— Пожалуй, мы не напрасно ждем подкрепления... — произнес наконец Пер, глядя в пространство перед собой.

— А я, пожалуй, свяжусь с майором Свирским, — Ким достал блок связи. — Вы не против того, чтобы поделиться лаврами с этим джентльменом, комиссар?

— Не против, — вздохнул Роше. — Майор просил передать вам свою благодарность за ту информацию о Старом Доме... Но просил добавить, что она слегка запоздало. Гнездо было уже пустым, когда туда нагрянули люди из Спецакадемии. И он боится, что в ближайшее время мы встретимся с теми птичками, что из него улетели...