Ким Яснов был бы просто недостоин своей лицензии детектива, если бы не обратил внимания на этот маленький переполох.

Какого черта за нами увязался тип из жандармерии? — чуть рассеянно подумал он.

Энни ступила на торопливые ступени эскалатора. Чтобы ответить на назойливое жужжание Кима, она повернулась к нему — он уже был снова рядом. Отставая от них на пару шагов, на ступени вскочил тот самый худощавый любитель пива — сухой человек с резкими, словно шрамы, складками на лице.

— Мисс! — окликнул он Энни.

Младший следователь Смирный... — с легким удивлением констатировал про себя Ким.

Дальше события развивались слишком стремительно.

Впоследствии Ким не раз прикидывал и так, и этак — как обернулось бы дело, не поторопись неопытный жандарм, шедший в образовавшейся связке третьим, обнажить ствол. Узи-микро в прижатой к корпусу руке Смирного он заметил уже долей секунды позже. А в тот момент именно это — оружие в руках сержанта Кроне — заставило замкнуться в мозгу Агента на Контракте какой-то маленький, чисто профессиональный контур, который хранил в себе простенькую схему: Б стреляет в А, а В стреляет в Б. И шито-крыто. Против этой последовательности событий Агент на Контракте и работал дальнейшие тридцать секунд.

Резко толкнув Энни в сторону, он бросился на ступени, выбросив обе ноги вниз по ходу движущейся лестницы. Со стороны могло показаться, что неожиданно сдуревший посетитель буфета решил напоследок лихо съехать по эскалатору на собственных ягодицах. Получив удар прочными походными ботинками по щиколоткам, Смирный взмахнул руками, словно увидев старого друга, и грянулся в объятия Кима. Впрочем, сориентировавшись уже в полете, он уберег свое оружие от профессионального захвата и, успешно вывернув руку Агента на Контракте, ткнул его носом в ступени. Оба тут же попытались вскочить на ноги, но именно в этот момент эскалатор доставил всю образовавшуюся кучу-малу в главный зал Почтамта и с облегчением вывалил всех ее участников на мраморную мозаику его пола.

Исключение составил сержант Кроне, который еще только по пояс вынырнул с подземного уровня и сразу понял, что присутствует при попытке арестовать его объект. Инструкция на сей случай была совершенно четкой. Он снова вскинул пистолет.

— Сейчас укакошат моего главного свидетеля! — с досадой подумал пребывавший на четвереньках Ким и, сделав поднимающемуся в полный рост Смирному короткую подсечку, резким броском накрыл его сверху.

От полученного тут же прямого в челюсть, мир на мгновение превратился для него в подобие фейерверка. Однако цель броска была достигнута. Кроне продырявил из своего ZZ-21 не Смирного, а всего лишь пространство, в котором тот находился долю секунды назад.

Совершивший третью — более успешную — попытку подняться, и разминувшись с первой выпущенной в него пулей, осатаневший Тихоня не стал дожидаться второй, а срезал неожиданного нападающего короткой — на четыре выстрела — очередью. И тут же получил удар ребром ладони чуть позади уха. Удар Энни нанесла вполне профессиональный, и Тихоня послушно грянулся оземь, на несколько минут предоставив событиям идти своим чередом.

— И по все той же злой иронии Судьбы, — продолжил профессор, — обе экспедиции землян, в разное время достигшие Чура, оказались пленницами этой земли за Тысячью Небес. Первая — по причинам техническим: доставивший их на Чур «Странник» оказался неспособен на обратный рейс — трагедия целого ряда экспедиций того времени. Поняв — где-то к тому моменту, когда надо было начинать торможение на подлете к намеченой цели — тоже достаточно удаленной от Земли и Солнца звездочки — что стремительно состарившиеся в полете отражатели и несущая конструкция корабля не выдержат больше одного цикла такого торможения, и следовательно дороги домой нет, экипаж «Странника» решил достигнуть иной — предельно удаленной — планетной системы, единственным преимуществом которой было наличие в ней пригодной для жизни землян планеты. Планету эту — Чур — обнаружил автоматический, невозвращающийся зонд. В задачу Странника, кстати, как раз и входило — среди прочего — принять, обработать и сообщить на Землю сигналы с этого, на полвека раньше ушедшего в Дальний Космос зонда.

Вторая из этих двух невернувшихся экспедиций — та, что прибыла на Чур на «Вызове» и «Колумбе» изначально не собиралась возвращаться к Земле — по причинам политическим: экипажи обоих кораблей сразу после выхода на маршевый режим учинили мятеж и сознательно навсегда покинули пределы тогдашнего Обитаемого Космоса, в котором вовсю шел процесс создания Империи... Неизвестно откуда заговорщики, подготовившие мятеж, узнали о самом существовании Чура и о возможности жизни на нем — в архивах Империи не было впоследствии найдено достоверных упоминаний об этом Мире. Впрочем, существует довольно логичное предположение — его подтверждают несколько малоизвестных апокрифов — что материалы, относящиеся к полету и исчезновению «Странника», были заблаговременно изъяты из этих архивов или искажены с помощью компьютерных вирусов самими заговорщиками. Среди них были довольно влиятельные лица... По этой то причине и не удалось организовать погоню или хотя бы карательную экспедицию вслед мятежникам. А в дальнейшем, тема «Вызова» и «Колумба» стала вообще запретной в документации Империи. Еще бы: потеря почти трети космического флота дальнего радиуса действия была неслыханной пощечиной тогда еще совсем молоденькому имперскому режиму... Да-да: в то время два корабля такого полетного радиуса были предельным достижением земной науки и технологии — и таковыми оставались до очередной революции в физике. А до революции этой было ох как далеко...

Даже если бы точное местонахождение Чура и было бы достаточно хорошо известно, долгое время приказ отправляться в те места — выяснять отношения с непокорными беглецами — означал билет в один конец: Чур располагался на пределе достижимости для любого корабля первого периода межзвездной экспансии — при условии полета только туда. Даже несколько за этим пределом... Империя не решилась выдать такой билет. Никому и никогда: межзвездный корабль — слишком самостоятельная штука.

— Дьявол! Невери разбился... — вздохнула Энни, подкидывая на ладони осколки каменной безделушки.

— Кто? — спросил Ким, не отрывая взгляда от мокрой путаницы темных улиц, по которым ему пришлось вести кар.

— Невери-би-Невери, — со вздохом пояснила Энни. — Бог Счастья-Которого-Нет. Это его талисман. Видите — маленький пустой трон.

— Никогда не мог разобраться в пантеоне Пестрой Веры... — признался Ким. — А я думал, вы более склонны к буддизму...

Он протянул ей подобранные с пола каменные шарики — довольно увесистые с изображением Инь-Янь — судя по всему настоящие молельные, магические шарики.

— Будда — бог моих предков. — Энни деловито уложила и эти атрибуты веры в на редкость вместительную для ее кажущихся размеров сумочку. — И мой — тоже. Немножечко... А Пестрая Вера — она из детства... Когда я была ребенком, мы долго жили на Шараде... Ничего — всегда полезно иметь второго бога. Если первый подведет.

Она ссыпала останки пострадавшего в бою талисмана в сумочку и придирчиво осмотрела свой блок связи — самый маленький Эрикссон, который Киму доводилось видеть наяву.

— Кажется цел... — удовлетворенно констатировала она и отправила аппаратик вслед за остатками трона несуществующего бога. — Вы здорово приложили меня об поручни, надо сказать. Хорошо хоть кости целы...

— В другой форме заботу о вас я в тот момент проявить не мог... — чуть раздраженно пожал плечами Ким. — Надо же и журналистам спасать жизнь, даже когда они и не хотят делиться своими секретами с бедными частными детективами...

— Гораздо большую заботу вы проявили о господине Смирном... — ревниво возразила Энни. — Вот его вы спасали не щадя живота своего... Повернитесь сюда... У вас опять потек нос...

Она стерла клинексом кровь с подбородка Кима.

— И не грузите мне про то, что вы — бедный частный расследователь. Когда вы предъявили набежавшим легавым свои настоящие документы, копы чуть ли не под козырек взяли...

— Ну, господина Смирного я не мог не спасать — он сейчас, думаю, дает интереснейшие показания людям из ГБ, что так быстро прибыли за ним. Надеюсь, что и второго типа — того, что изображал жандарма — тоже еще вытянут на этот свет... А моя лицензия на частный сыск тоже вполне настоящая...

— Тоже... — презрительно пожала плечами Энни.

— Я просто работаю здесь по договору с Федеральным Управлением Расследований. Они, видите ли, не удосужились учредить в этой чертовой глуши свой постоянный филиал... И, кстати, забыл вас поблагодарить — если бы вы не уложили этого типа, он, пожалуй, еще имел бы шансы довести свое дело до конца...

— Не стоит благодарности. Вообще-то, сначала я подумала, что вы — уголовник... — призналась Энни. — Слишком аккуратно одеты. И к тому же половина частных детективов здесь принимают заказы от мафии. Так что ваша бумажка только усилила подозрения... Ну да ладно. Теперь мы с вами почти породнились — спасение жизни и все такое... Оба попали в сводку новостей, в конце-концов. У вас есть право задавать мне вопросы. Но я начну первая: куда вы, в конце-концов, везете меня?

— За город. С вашего позволения. Вам неплохо будет посидеть пару дней в наших конспиративных аппартаментах — пока я вам не обменяю билеты и вообще пока не подстрахую вас с выездом отсюда.

— С вылетом, господин агент, — поправила его Энни. — С вылетом — в прямом и переносном смысле... Ну так тогда и с моей визой — она теперь будет просроченной — урегулируйте вопрос сами... В жизни бы не согласилась добровольно сесть под замок. Но сегодня меня сильно перепугали... Видит Бог — сильно...

— Вы не будете скучать — там есть Ти-Ви... — пообещал Ким. — И голодать тоже не будете — я буду приносить вам лапшу по-пекински. Ее делают неподалеку оттуда...

С минуту они молчали. Потом Ким осторожно осведомился:

— Скажите, информацию о похищении Гостя вы получили от Гонсало Гопника?

— Да... О Боже мой — я чуть не забыла про это!

Она извлекла из сумочки и бросила на колени Киму чуть помявшийся белый конверт.

— Это Гопник отправил на свое имя. Со срочным возвратом при неполучении в указанный срок. С обратным адресом моего бокса. Этой ночью. Он ко мне приперся прямо со дна реки... В буквальном смысле этого слова. Мы с ним, вообще-то, общались раньше. Он продавал Гэлэкси кое-какие новости из здешней криминальной жизни. Не только мне, впрочем. Но когда понял, что влип в дело с похищением Гостя, сразу вспомнил про меня. Дело в том...

— Дело в том, как я понимаю, — закончил за нее Ким, — что именно вы опубликовали материалы по предстоящему визиту Толле, и именно вас за это лишили аккредитации... Значит вы и будете больше всех заинтересованы в сенсационном материале на этот счет. И заплатите больше других...

Он врубил автопилот и принялся вскрывать конверт.

— Гонсало смылся от мафии... От людей Магира, я подозреваю, — пояснила Энни. — И его отрезало и от денег, и от всего... Так что оставалось только продавать секреты...

Ким вытряхнул из конверта пару мелко исписанных листочков. Внимательно прочитал их. Потер лоб и, со словами «О, Гос-с-споди!» схватился за трубку блока связи.

«Проклятье, хорошо было доку Зеллеру сказать этак: „Сами поймете, когда закончится“...» — Пер с трудом поднялся c измятой кровати и пошатываясь двинулся в ванную. Подставил голову под струю холодной воды и попытался сосредоточиться. Собрать воедино разбегавшиеся мысли стоило ему довольно большого труда.

Собственно, он не мог сказать себе изменилось ли что-нибудь в нем или эти часы болезненного блуждания мысли по зыбким лабиринтам — там, на границе яви и бреда, где кончается твое «я» и начинается... Начинается что?.. Или все это было напрасным и врата остались закрытыми? Врата в мир странной тайны, которая взорвала его жизнь и свела с доком Зеллером и Агентом на Контракте Кимом Ясновым.

Пер еще раз энергично потряс головой.

Пора было возвращаться в этот мир, где эти двое ждали его звонка. Интересно, человек, внезапно утративший разум, способен понять что с ним случилось? — подумал Пер. — Или продолжает пребывать в уверенности, что рассудок его ясен? Вот как я — сейчас.

Надо было как-то провериться. Устроить тест. Сперва — память...

Он воспроизвел в памяти те слова тарабарского наречия, что были написаны на листке, вложенным в Атлас Четырех Миров. И чуть удивился: никакого секрета в них не было — это же был давнишний его собственный код. Специально, чтобы морочить голову излишне любопытному народу. Слова пиджина испано-язычного населения одного из анклавов Шарады. В основном числительные и всякая такая ерунда... Но ни к испанскому, ни к числительным это на самом деле отношения не имело: играло роль только число букв в слове. Так он записывал номера каналов связи в универсальной десятизначной системе, принятой в Федерации. Два слова лишних — с начала, если фраза начинается с гласной или с конца — если с согласной. И знаки препинания — для отвода глаз. Все очень просто.

Это было так же удивительно, как если бы вдруг заговорил доставшийся ему в наследство попугай. Где-то ему случалось читать этакое сравнение... Так или иначе все это значит, что ключ удачно повернулся в своем замке... Пер не стал даже сверяться с засунутым за плинтус листком. Вытащил его и спалил. Сделал запрос в информационную сеть. Имя и адрес, которые появились в ответ на экранчике его блока связи, ничего не говорили ему. Подождем с этим, — решил он. — Сначала прощупаем этого человека. Но и это — потом. Возможно, это вообще не имеет отношения к делу. Сначала — звонок доку.

Он присел на кровать, взял трубку приютившегося на тумбочке стационарного гостиничного блока связи и набрал номер.

Зеллер поднял трубку почти сразу после первой трели сигнала вызова. У него были все основания поторопиться: под подбородок ему упирался обрез пистолетного глушителя. Глушитель был надлежащим образом привернут к стволу «Парабеллума», а с другого конца этого ствола был добродушный, похожий на бессмертного Швейка человек. Его так и звали — Йозеф. Правда фамилия его была не столь мирная — Мессер. Он отвечал за режим секретности филиала «Дженерал Трендс» в Объединенных Республиках Прерии-II.

Йозеф подал доктору знак, и тот придавил клавишу «mutе» на своей трубке.

— Постарайтесь потянуть время, доктор, — ласково попросил он и кивнул парню, лихорадочно работавшему над клавиатурой подсоединенного к блоку связи компьютера системы детекции.

— Звоню вам, как и было условлено, доктор... — раздался с того конца линии связи голос Пера.

Йозеф внимательно поглядел в глаза доктора. Тот утвердительно прикрыл их.

— Как вы себя чувствуете, господин Густавссон? — спросил он вслух. — Не испытываете м-м... сильной депрессии?

— Как сказать... Во всяком случае — могу, как видите, поддерживать разговор с вами...

Перу что-то не понравилось в голосе дока. Даже опытный профессионал не заподозрил бы тут подвоха. Но не человек, проведший десять лет в системе Чур.

— Ну что ж... — доктор провел языком по пересохшим губам. — Теперь послушайте меня внимательно...

— Что вы сказали? — переспросил Пер и окинул взглядом комнату, в которой находился.

— Я сказал: послушайте меня внимательно... — док сделал паузу.

Парень с компьютером поднял свой ноутбук, чтобы всем было видно и показал Йозефу высвеченные на дисплее строки. Тот неслышно щелкнул в воздухе пальцами и двое из четырех мрачноватых типов, подпиравших стены кабинета доктора Зеллера, оторвались от косяка двери, прочитали выданный компьютером текст и, кивнув Йозефу, быстро вышли.

— Я проведу с вами короткий тест, — пояснил док, — потом вы подъедете ко мне и мы проведем э-э... глубокое обследование... А теперь — отвечайте на мои вопросы быстро и не задумываясь. Сейчас я продиктую вам последовательность цифр и вы мне ее воспроизведете... Не беспокойтесь, что не все ухватите сразу, так и должно быть...

Пер аккуратно пристроил продолжающую ворковать трубку на подушке и тихо и молниеносно встал. Прихватил стоящую на готове сумку-рюкзачок с ноутбуком и конспиративным барахлом, закинул на спину и закрепил понадежнее. Метнулся снова в ванную, отворил вентиляционное окно над полкой со всяческими принадлежностями, подобающими функциям этого помещения. Приемом старого скалолаза поднялся по стене тесной комнаты и, протиснувшись в окошко, оказался в щели между двумя построенными впритык зданиями. Спуститься по ней на три этажа вниз, держась на распорке — руками и ногами — меж шершавых, красного кирпича стен было скорее непривычно, чем трудно. Вдали — в каптерке дежурного заголосила сигнализация взлома.

Доктор Зеллер выдержал довольно длинную паузу.

— Вы слушаете меня, господин Густавссон? — осведомился он. — Алло? Вы меня слушаете?

Потом повернулся к Йозефу и высоко поднял плечи.

Наступил самый неприятный момент в этой их встрече.

Йозеф, чуть скривившись, принял от дока трубку и для порядка пару раз дунул в нее. Потом поднял на дока глаза.

В отличие от его лица — оплывшего и добродушного — глаза эти были злы, остры и холодны.

— Как это понимать, доктор? — осведомился он, прижимая клавишу гасителя звука. — Так что же — вы выполняете свои обязанности перед индивидуальными клиентами с куда большим тщанием, чем перед таким солидным заказчиком, как «Дженерал Трендс»?

Он резко положил явно ставшую бесполезной трубку на стол.

Док нервно пожал плечами.

— Этот клиент — довольно странная птица... Я не могу отвечать за его поступки. Вы сами слышали наш разговор. Вы просили потянуть время и я это сделал. Возможно, этот тип что-то заподозрил...

— Хорошо, если так... — Йозеф задумчиво отбил своими короткими пальцами короткую дробь по краю стола, на котором устроился, напоминая позой и комплекцией Карлсона из старой детской сказки. — Хорошо, если так... Надеюсь, что вы не забудете дать нам знать вовремя — я повторяю: вовремя — когда клиент напомнит вам о себе...

Он сунул «Парабеллум» в наплечную кобуру и соскочил со стола. Махнул своим людям, и те не торопясь покинули кабинет. Йозеф вразвалочку последовал за ними. На пороге — обернулся.

— Я надеюсь, доктор... Я надеюсь, что вы достаточно хорошо понимаете, что только те услуги, которые вы оказали и продолжаете оказывать нашей м-м... нашей, так сказать, конторе, заставляют меня воздержаться от более энергичных действий в отношении вас. Но все имеет свои границы... Все, доктор...

— Я прекрасно понимаю вас... — развел руками доктор.

Двери за пухлым Йозефом закрылись. Доктор обессиленно опустился в кресло, в котором обычно принимал пациентов. Помассировал сразу отяжелевшее лицо, поднялся, достал из стенного шкафчика толстостенную колбу, налил себе граммов семьдесят неразбавленного спирта и залпом выпил.

Выбравшись из щели между домами, на — слава Богу — безлюдную улицу, Пер отряхнул одежду, пересек проезжую часть и вошел в подъезд дома напротив. Это тоже была гостиница. Он поднялся на второй этаж и устроил импровизированный наблюдательный пункт у коридорного окна, замаскировавшись к месту случившейся шторой. Ждать пришлось недолго.

К выходу из давешней щели почти одновременно подкатили золотистый «Меркюри-кэн» и полицейский «Полюс». Из обоих вышли плечистые громилы — в униформе и в штатском — покрутились у щели, старательно не обращая друг на друга ни малейшего внимания, убрались восвояси. Пер позвонил Агенту на Контракте — так, чтобы успокоить — и тоже отправился по своим делам.

— ...Так что развитие Цивилизации Чур — на первых ее этапах — происходило в благостной изоляции от цивилизации имперской. Но — в ее зловещей тени, — Покровский грустно улыбнулся.

Мир, в котором жили и который создавали первые поколения переселенцев на Чуре, был похож на некую героическую сказку. Она — эта сказка — потом так ранила души тех, кому выпало пережить крах и самоуничтожение ее, что они объявили все рассказы о прошлом Запретным Эпосом. Прокляли.

И тем, конечно, обеспечили им бессмертие.

Возможно, в ней и было нечто такое, за что ее стоило проклясть — эту сказку... Да, Запретный Эпос полон героизма — им было от чего стать героями, первопоселенцам Чура: звездные корабли доставили на планету, фактически только людей и знания. Всего остального: оружия, техники, продовольствия хватило только для затравки, для того только, чтобы инициировать рождение новой человеческой цивилизации в новом, пусть даже и весьма благосклонном мире. Но не поддерживать его дальше. Исключение из этой ситуации тотального технологического и продовольственного дефицита было только одно: мощности энергоустановок звездолета с лихвой перекрывали все потребности мятежной колонии на протяжении, практически, всей ее истории. Но энергия, сама по себе — сколько бы ее ни было — не заменяет ни зерно, ни станки, ни крышу над головой. Сперва особо плохо дело обстояло с продовольствием: мощности бортовых биосинтезаторов катастрофически не хватало, чтобы прокормить растущее население колонии. На борту «Странника» был набор семян растений и латентных эмбрионов животных сугубо академического предназначения. Потребовались десятилетия кропотливой селекционной работы, чтобы адаптировать всего несколько сельскохозяйственных культур к почвенным и климатическим условиям Чура. А из животных прижились только кони... И Псы.

Собак везли с собой живыми — в качестве домашних животных — кое-кто из офицеров команды «Странника». И они сильно пригодились на планете — за отсутствием практически любого другого дружественного человеку животного. Стали своего рода хранителями домашнего очага. Приобрели особый статус. Вокруг них сложился своего рода культ... А вот кошки — из размороженного материала — все или отдали душу своему кошачьему Богу, или покинули хозяев и образовали в лесах странный симбиоз с тамошним зверьем — сумеречные стаи... В общем-то враждебные людям. И этим все и ограничилось — с земным зверьем.

Бог, однако, милостив, и довольно скоро и успешно первопоселенцы освоили местные виды растений и животных: в конце концов, биосфера Чура в основе своей — биохимически — отличалась от земной всего-то двумя аминокислотами и одним нуклеотидом... Пришельцам с Земли повезло и с микрофлорой Чура: болезнетворных для земных существ микроорганизмов там было немного и земные методы иммунизации и медикаментозного лечения работали достаточно эффективно.

Так что только от самих бывших землян зависело во что превратить эту планету — в ад или в рай...

Сквозь неглубокий сон Харр чувствовал, как поодаль — на проходящей вдоль черты парковой зоны грунтовке — притормозил полицейский кар — он уже хорошо различал их по звуку — и из него, сопя и ругаясь, вылезли двое.

— Это тут где-то, — говорил один. — Ближе к реке... Я прямо глазам своим не поверил... Стая... стадо... Голов в сто, может, побольше... Как-то странно сбегаться они стали — такими... кучками... И тут же хороводиться этак стали — тоже странно очень... И, вообще, какие-то они были... Знаете, обычно, как набегут кобелины проклятые числом более одного, так лай стоит до небес и мех летит по сторонам — только успевай подметать... А эти — понимаете, не то, чтобы без этого, но... Понимаете, то они взлают, то затихнут и скулят — словно бы хором, только на разные голоса... Может больные? Затащили какое-нибудь хитрое бешенство сюда — с того же Харура...

— Следов действительно — много... — согласился второй, судя по всему, офицер полиции. — И шерсть...

Они стояли в десяти шагах от Харра, но и не думали замечать его. Ни с кем дома такого не могло бы случиться. Но для этих вечно расслабленных увальней достаточно было простой ночной заслонки, такой, какую Харр приучен был выставлять чисто подсознательно еще в детстве, когда ему приходилось возиться с малышами — чтобы те не беспокоили его во сне.

И сейчас ему даже не надо было просыпаться: простенький набор защитных реакций: почти неслышимых, за гранью восприятия находящихся, звуков, которые без особой затраты сил производили его носоглотка, голосовые связки, легкие, когти; та фактура, которую принимала его шерсть; рисунок, в который вписывались полурасслабленные мышцы тела, надежно рассредоточивали внимание ставших в полутьме подслеповатыми человеческих существ, делали его неприметной частью окружавшего их ночного мрака. Конечно, Харру было далеко до того, что умели вытворять боевые Псы-невидимки — он то был всего лишь Опекун. Опекун и защитник. Но здесь, среди вконец одичавших, бесхозных подобий людей, населяющих такой огромный, прекрасный и милостивый к ним Мир, для того, чтобы сыграть в невидимку не надо было даже размыкать веки.

Двое бестолковых созданий еще поприперались между собой и не придя, разумеется, ни к какому путному решению убыли по своим делам. Подопечный, конечно, много рассказывал Харру про порядки и обычаи Мира, в котором им предстояло гостить, но все-таки так и не подготовил его к пребыванию в том, царстве непуганных растяп, в которое ввергла его Судьба.

Легкий, призрачный полусон снова начал уносить Харра на своих зыбких волнах. И странно — в этой стылой мгле все четче и четче стал слышаться ему тот странный зов. И одновременно с этим пришло неведомо кем или чем подсказанное понимание того, что торопиться с этой странной мольбой о помощи сейчас не стоит...

Из дремы Харр вынырнул легко: подсознательно он только и ждал, когда вернутся — разумеется с дьявольским треском и шумом — первые из его посланцев.

Шуму посланцы наделали ровно столько, сколько Харр и ожидал. А вот числом своим превзошли его ожидания: привели с собой новичка. Новичок был отменно шелудив и голоден. Одно ухо — рваное. И от него пахло Тором.

Адельберто Фюнф поставил на землю грозящий рассыпать свое содержимое пакет с закупленным провиантом, вставил тяжелый, металлический ключ в фигурный вырез скважины замка и похолодел: тот и не думал поворачиваться против часовой стрелки, как то было предусмотрено нехитрой процедурой отпирания тяжелой складской двери. Оно и понятно: дверь-то была отперта.

Адельберто осторожно извлек из-за пояса тяжелый, десантного образца бластер, взял его наизготовку и, стараясь не производить излишнего шума, с натугой толкнул дверь, ведущую в помещения номер сорок по Птичьим пустошам...

Внутри царила полутьма. Пахло застоялой сыростью и поджаренной на сале яичницей. В углу продолжал бестолково мигать экраном портативной телевизор, расстегнутый наручник болтался на трубе пневмокоммуникации. Бинки нигде не было видно.

Адельберто решительным рывком, крутанувшись в движении вокруг собственной оси, занял позицию, защищенную углом контейнера и массивной переборкой, разгораживающей помещение номер сорок на две неравные части. Бластер он держал перед собой на вытянутых, так что тот заслонял от него большую часть сектора обстрела. Остальную его часть мешали видеть его — Адельберто — уникальный орган обоняния и клок его же бакенбарды.

— Ты — труп! — сообщил ему Тор, выходя из-за шкафа с провиантом. — Бах!!!

И сделал выпад мечом.

Адельберто медленно осел по стенке.

— Честное слово, я не хотел тебя так пугать, Нос Коромыслом... — озабоченно и огорченно говорил Тор, отмеривая в неказистого вида алюминиевую столовую ложку капли из пузырька, извлеченного из кармана Мепистоппеля. — Столько достаточно?

Адельберто проглотил микстуру и перешел из горизонтального положения в положение сидя.

— Ты — идиот! — сформулировал он свое мнение о Госте Прерии. — Дай сюда виски...

— Не ругайся, Нос Коромыслом, — чуть обиженно возразил Тор. — Я очень хорошо работаю мечом и тебя поранить просто не мог... Я хотел пошутить... Виски у нас нет.

— Еще раз говорю тебе, что ты — идиот! — Адельберто с кряхтением поднялся и проследовал к облезлому железному шкафу.

Рванул его дверцу и уставился на опустевшую полку. На некоторое время он снова лишился дара речи... Затем с некоторым трудом вернул его себе.

— Так ты еще и воспитывать нас решил, придурок?!!! — просипел он. — С алкоголизмом среди меня бороться?! За каким чертом вылил все спиртное?

— Я не выливал его... Я его выпил, — объяснил Тор.

— Считаешь меня идиотом? — без особого удивления осведомился Адельберто. — Без малого — галлон пшеничного... Да ты бы сдох... Или под столом валялся бы...

Тор вздохнул.

— Это мутация — пояснил он. — Мы, на Чуре, можем очень быстро сжигать алкоголь... Так что нет токсического эффекта... Это очень хорошо восстанавливает силы...

— Несчастные... — помолчав, определил свое отношение к этому феномену Адельберто.

— Но можем и не сжигать... — виновато поправился Тор. — Когда нужен кайф...

Адельберто только махнул рукой.

Мгновенно вновь обессилев, он опустился на ящик, исполняющий роль стула.

— Ты понимаешь, дубина, что если бы бластер не глюканул, у тебя бы во лбу была дырка, в которую банка от пепси запросто пролезла бы? — устало спросил он. — Вас на вашем дурацком Чуре учат тому, что такие вещи трудно потом исправить? И кто отворил двери? Тони заявился, что-ли?

— Нет, Белая Голова не появлялся. Ты знаешь, Нос Коромыслом, меня что-то начало беспокоить... Что-то с ним связанное. И я отправил Бинки его поискать. И вообще... И твой бластер не глючит... Это я его попридержал...

— Ты... попридержал... — Мепистоппель презрительно скривился, вскинул бластер в направлении допекшего его вконец своим свистом и треском Ти-Ви. — Не глючит?!

Он надавил спуск. Ти-Ви разлетелся клочьями, а стенка за ним пошла копотью и цветами побежалости.

— Не глючит... — ошалело признал Адельберто.

Оба помолчали.

— Значит, ты замки и это... все?.. — Мепистоппель пошевелил в воздухе пальцами — вяло, но выразительно.

— Я же — Оружейник... — чуть виновато пояснил Гость. — Обязан уметь... Извини, что я достал меч из твоего сундука, но Оружейник не должен встречать опасность без меча... И еще — я поправил твою кредитку...