Глава 3

УБИЙЦЫ И КАРТЕЖНИКИ

– Да, вы верно угадали, мистер, – Хенки тяжело вздохнул и сосредоточил взгляд на своих ладонях, уютно пристроенных на облаченном в кипенно-белый фартук чреве.

Пальцы, несмотря на внешнюю их неуклюжесть, он переплел довольно замысловатым образом взяв в замок, и только два из них – оба больших – совершали взаимовращательное движение, как бы наматывая на себя или, наоборот, вытягивая из недр его существа нить рассказа. Сейчас, подойдя к довольно сложному моменту изложения, повергающему самого рассказчика в тяжкие раздумья, он замедлил вращение этих своих членов, что свидетельствовало о крайнем напряжении его душевных сил.

– Верно вы догадались, мистер, не ангелом-хранителем, вообще не ангелом оказался полковник Джозеф Кортни, а – прямо вам скажу – сукою, – Хенки со значением посмотрел на собеседника.

Тот задумчиво рассматривал сырный крекер, выражая всем своим видом согласие со словами хозяина заведения.

– Потом в прессе было, – продолжил Хенки, – кое-что насчет того, что полковник имел на своем счету делишки, за которые его далеко не погладили бы по головке даже те – прости мне, Господи, такие слова – проститутки и прохиндеи, что обычно покрывают таких типов и делают из каждой попытки разобраться в их подноготной настоящий цирк. Коли вас, мистер, мотает по таким закоулкам, как наш «Транзит», у вас, наверное, нет иллюзий относительно этих героев из «Альф», «Омег» и Десанта? – Хенки слегка наклонился к собеседнику и понизил тон. – Не так уж далеко они ушли от наемников из Легиона. Тут и наркотики, что в гробах – вместо покойников, а то и в покойниках – вместо потрохов, и заказные убийства – под шумок, знаете. И ничего удивительного нет в том, что полковник уже давно и прочно висел на крючке у Папы.

Так вот всегда и бывает, мистер, начинает человек с простого, как мыло, убийства, а там – приходится связываться с контрабандой оружия, дело осложняется растлением малолетних, потом ему уже надо врать на судах, еще шаг, другой – и начинает он в приличной компании за покерным столом карты передергивать.

И тут уж дальше идти, как говорится, – некуда... Так портятся порой неплохие люди.

Вот и получилось так, что с самой первой минуты этого проклятого рейса «Констеллейшн» оказался фактически полностью в руках человека Мафии. И, конечно, на таком посту ему были все карты в руки, какие бы хитрые системы защиты ни понавыдумывали господа там – в своих кабинетах... А чертов предатель, конечно, рассудил по-своему: Миссия – люди хорошо известные и безоружные – прямо-таки идеальные заложники. А его собственные подчиненные да команда «Констеллейшн» – совсем другой коленкор... Тут и на сопротивление нарваться недолго. А как заложники – прямо скажем – для дела материал третьесортный... Так что их Джозеф Кортни и определил сразу – в расход... И первое, что сделал, так это обеспечил, чтобы согнать их всех, словно баранов, в заранее подготовленный отсек радиационной защиты. Все там и собрались, кроме дежурного по кораблю, которому по уставу положено быть на своем посту, да Русти, которого Господь уберег – тот, в своем рефрижераторе запертый, ничего и не знал о том, что вокруг творится...

– Вы уверены, что здесь все? – уточнил полковник. – Весь экипаж?

Кэп нервно огляделся.

– Нет дневального. И, как всегда, где-то ошивается боцман... Так зачем вы нас всех?..

– Момент, – прервал его Кортни, протискиваясь в проход. – Сейчас вам все станет ясно, – добавил он уже из коридора.

И сталь гермодвери гильотиной отсекла его от сгрудившегося в отсеке народа. Последовавший взрыв петарды, прикрепленной к заглушке системы герметизации отсека, был почти не слышен в основном корпусе корабля, так же как дьявольский свист и шипение воздуха, покидавшего отсек радиационной защиты. Может быть, кто-то из запертых в стремительно лишающемся атмосферы стальном ящике и успел вдавить в стену кнопку аварийной сигнализации, но та, заботливо отключенная колонелем еще час назад, исправно промолчала.

Кортни промокнул платком чуть вспотевший лоб и, уже не заботясь о том, как он выглядит со стороны, бросился вниз – в стыковочный отсек, четко и по-спортивному преодолевая нагромождения искусственных препятствий, которыми были, с точки зрения профессионала-десантника, тесные проходы, коридоры и тамбуры корабля экстренной доставки «Констеллейшн».

– Старый Джентльмен – там наверху – привередлив, и трагедию в нашей земной юдоли любит основательно замешать на чем-то уморительно смешном. И наоборот... И вот так получилось, мистер, – Хенки облокотился на прилавок, перенеся на него весь свой вес, – и вот так получилось, что, пока у его товарищей в разгерметизированном противорадиационном отсеке вскипала кровь в сосудах, рвались легкие и лопались глазные яблоки, Русти в темноте рефрижераторной камеры занимался тем, что поднимал и опускал на вытянутых руках попавшийся ему под руку подходящего размера и веса бочонок. Выломал его из противоперегрузочных фиксаторов и «качал» что есть мочи. Чтобы не замерзнуть к хренам...

Бочонок Русти действительно «качал» усердно. Немного согревшись, он вновь обрел способность связно мыслить и задался естественным вопросом: а в бочонке-то что? Вообще дубовый, на полсотни фунтов, в чеканных с рельефом обручах бочонок – не самый типичный груз из тех, что можно обнаружить в рефрижераторной камере космического корабля экстренной доставки... Он нашарил в кармане зажигалку, затеплил малый огонек и попытался прочесть, что же понаписано в маркировке столь необычного груза. Результат превзошел все ожидания. В бочонке оказался особой выдержки коньяк, адресованный Дж. У. Финчли, Портсбург, Нимейя. Кому что вез «Констеллейшн» на охваченную эпидемией планету. Кому – «Пепел», а вот Дж. У. Финчли заплатил за экстренную доставку ему еще и пяти галлонов отменного коньяка в именном бочонке.

– Бывают такие чудаки, – комментировал этот факт Хенки, – бывают. То им коньяки подавай прямо из Метрополии, из Еревана или, на худой конец, с Прерии, то устриц с Океании, то фиг его знает чего еще с другого конца света. Так что деликатесные товары занимают, мистер, не последнее место в космических перевозках. Самое смешное – так это то, что, доберись «Костеллейшн» до Нимейи без всяких приключений, из-за того бочонка крупные неприятности у старины Русти непременно бы вышли. Потому что – сами, наверное, знаете – хранение и перевозка этой выпивки при низких температурах напрочь лишают ее букета или чего-то там еще такого. Знатоки в этом разбираются. Видывал я таких – готовы весь вечер в веселой компании просидеть трезвыми, как сволочи, только потому, что коньяк на стол им подали из холодильника. А Русти при погрузке не обратил внимания на спецификацию и определил все продовольственные грузы – в бочках они там или в контейнерах – в холодильную камеру. Как пить дать, пришлось бы неустойку платить, да Бог, как говорится, миловал. Всего этого Русти, понятно, не знал. Да если бы и знал, то плевать ему было на это. Дело шло о том, чтобы выжить в камере этой подлой.

И действительно, речь шла о спасении жизни. Поэтому Русти, не задумываясь, решительным движением вышиб дубовую заглушку и приложился к содержимому бочонка. Алкоголь несколько прочистил его замутненные отчаянием мозги, и боцмана наконец осенило.

Ощупью проложив себе путь к узкой лестничке, ведущей в нижний ярус камеры, он добрался до выхода в стыковочный отсек. Как и двери камеры, соединяющие ее с коридором второго уровня, этот выход тоже отпирался лишь извне, однако, в отличие от них, был представлен дверью гильотинного типа, механизм запора которой располагался не в промежутке между титановыми стенками корпуса, а почти открыто – внутри камеры, будучи изолирован от влаги и других воздействий только легким пластиковым коробом.

Короб этот Русти снял довольно легко, слава Богу, предмет его мужской гордости – нож-универсал, на пари выигранный у стервоидного десантника, с которым боцман познакомился в довольно ужасненьком рейсе к Гринзее, был при нем (первый раз в жизни пригодившись по-настоящему), а вот, чтобы разобраться в электрической схеме сервопривода – в трепещущем свете время от времени пускаемой в дело зажигалки – ему потребовался чуть ли не час и несколько походов к заветному бочонку, содержимое которого он урывками закусывал подвернувшейся кстати палкой салями.

Так что на место действия, развернувшегося за треклятой дверью, Русти явился в полной форме – выпив и закусив.

– Как это вам легко представить, мистер, «Леди Игрек» состыковалась с осиротевшим «Констеллейшн» без малейших затруднений, – подойдя к этому месту своего рассказа, Хенки привычно и горестно заломил бровь. – План Папы разворачивался без сучка и без задоринки. Вся неполная дюжина головорезов ждала своего выхода в переходнике ее стыковочного узла. Выход объявил Громила. Вы уже поняли, мистер, кто фигурировал под этим милым именем.

– Готово! – провозгласил колонель Кортни. – В вашем распоряжении, ребята, двадцать одна минута на все про все. Очко Систему инактивировать невозможно. Можно только отсоединить, так что – торопитесь! Как говорится – кто не успел, тот опоздал.

– Вы, двое, – распорядился Клаус, – помогайте полковнику с контейнером, а вы – на корпус. Подстрахуйте Борова. Вы...

И тут стальная дверь за его спиной с дьявольским шипением стала отъезжать в сторону. Эффект был непредусмотрен сценарием.

Клаус резко обернулся, вскинув перед собой ствол. Если бы глаза вырвавшегося из рефрижератора Русти не были застланы чудовищным – и справедливым, надо сказать, – гневом, то, прежде чем приступить к активным военным действиям, кроме этого дула «беретты», он успел бы заметить еще, по меньшей мере, четыре направленных на него ствола и тогда бы уж никаких действий вообще предпринимать он не стал. Но, на беду, он был настолько пьян, обморожен и разгневан, что действовал строго по инструкции.

«И можете, ребята, представить, как я обалдел, – рассказывал он завороженно вперившимся в него завсегдатаям заведения старины Хенки, – когда вместо дуралея Роба я вижу перед собой колонеля Кортни и чуть не дюжину гнуснейших харь, каких только природа понаделала, пока Бог был в отлучке. Ну так и смотрим, как бараны, – я на них, они – на меня. Ну, у меня с мороза, однако, реакция была что у твоего хоккеиста – да и то, если рассудить здраво я хоть на вид и не Рэмбо, а десятерых таких вот дегенератов все-таки стою».

Если рассудить здраво, то уже через пару секунд после своего драматического появления на сцене Русти полагалось быть изрешеченным почище, чем дуршлаг его любимой бабушки, с помощью которого он в далеком детстве изображал на потолке и стенах детской звездное небо. Однако неведомо откуда – из того же далекого детства, по всей видимости – взявшаяся отличная сноровка бросила его, сгруппировавшегося в довольно увесистый комок, под ноги нетвердо державшемуся на скользком стальном полу Клаусу. На ногах Клаус правда, устоял, но вот оружия своего лишился. Чертова «беретта», вышибленная из его рук, закрутилась по полу, а сам он, влекомый за правое предплечье и левое ухо твердыми ручищами Русти, превратился в живой щит, на миг продливший так нужное этому последнему мгновение растерянности бандитов. Кроме того, Русти подошвой тяжелого походного ботинка въехал в предохранительное стекло «общей тревоги», и весь корабль наполнился истошным воем сирен и квакающим улюлюканьем разнообразных сигнализаторов, предназначенных для того, чтобы довести до самого тупого члена экипажа тот факт, что с «Констеллейшн» приключилась очередная беда.

И тут началось. Как в кинопостановке, одновременно отдернулись в разные стороны двери запасных ходов первой и четвертой аварийных систем, и в них ошалевшим взглядам нападавших предстали два работающих вовсю ствола один – парализатора повышенной мощности, которым довольно умело орудовал Федеральный Следователь, и второй – табельного «узи» дневального Роба.

Пятеро бандитов выбыли из игры сразу – двое без малейших надежд в нее вернуться заново, «узи» есть «узи». Остальные, подняв руки, начали бьло нестройно тесниться к стене.

Игра была проиграна. И тут...

«Да, Русти, – всегда вставлял в этот драматический момент рассказа своего приятеля о звездном часе его похождений старина Хенки, – десятка этих уродов ты безусловно, стоишь, но, дьявол побери, что тебе, Русти, было делать, когда пришел одиннадцатый?»

В этом месте Русти, по сценарию, всегда с досадой ставил недопитую кружку на стойку.

«Да никакой не одиннадцатый бандюга все под откос пустит! Снова ты путаешь, Хенки! – воскликнул он в сердцах. – Все дело порушила чертова сонливая падла!»

«Чертова сонливая падла», наконец пронзавшая зенки после почти двух суток здорового сна, никому решительно на борту «Констетлейшн» незнакомая яркая блондинка лет двадцати с небольшим, с зубной щеткой в зубах, появилась из-за спины Федерального Следователя, была мгновенно ухвачена за шею колонелем Кортни и обращена в заложницу посредством вставления в ее ушную раковину дула пистолета.

Русти, словно играя с противником в какую-то идиотскую карточную игру, демонстративно выставил перед собой зло огрызавшегося Клауса похоже, он пытался этой картой побить внезапно вылезшею на свет Божий «козырную даму» полковника. Но тот твердо знал ставки игры и спокойно кивнул парню слева от себя, а бандит, не моргнув глазом, разрядил «дуру» в спину своего – теперь уже бывшего шефа.

– Падла, – проронил Клаус и отдал Богу душу.

Русти спас бронежилет бандита, позволивший себя пробить только по одному разу.

Блондинка укусила полковника и заорала благим матом – в помощь аварийной сирене. Колонель сдал ее на руки ближайшему из своей команды – тому, что помог ему решить проблему с Клаусом, – и переложил пистолет в другую руку.

– Сэр?! – обратился он к Федеральному Следователю.

Все решали доли секунды, тысячные, может, даже миллионные: многого ли стоила в получившемся раскладе бестолковая крашеная блондинка? Это – по сравнению с таким количеством «Пепла», которым можно было спасти или уничтожить население Федеральной Колонии? И все-таки реакция Кая была приторможена как раз на эту злосчастную долю секунды: он так и не вспомнил никогда потом – никто не может вспомнить таких вещей уже через секунду после того, как они произошли, – как кто-то из бандитов успел вскинуть свой ствол.

Дальнейшее определила следующая идиотская случайность: выстрел пробил панель противометеоритной защиты – сразу за спиной Роба (пуля, верно, прошила его плечо).

Русти, оказывается, немного преувеличивал прочность проклятой железки: несколько кубометров ярко-красной, мгновенно застывающей пены выхлестнуло в отсек, прежде чем кто-либо из «игроков» успел сдвинуться с места.

– Ребята, как у вас там? – спросил по рации Боров.

«Так, из-за проклятой шлюхи они нас всех и скрутили, – пояснял Русти в этом месте и подкреплялся любимым „Будвайзером“. – Всегда, честно говоря, знал, что нет на земле иных бед, чем от баб, но так, как нас доктор Ульцер задницей в лужу посадила, так старину Русти в жизни никто не сажал».

Что и говорить, удовольствия в этом не было никакого: у банды еще оставалось в запасе с десяток минут, а пассажиры «Констеллейшн» были согнаны в стыковочный отсек, где присоединились к Каю и Русти, которым удалось-таки вовремя уклониться от струй идиотской замазки, и к Робу, застрявшему в ней, словно муха в кексе. Все – кроме утратившего подвижность Роба – были энергично повернуты носом к стенке и небрежно обысканы. С Русти тут приключилась запинка.

– Руку, руку с пупка убери! – распорядился взявший на себя командование колонель Кортни и сам походя рванул ворот боцману, затем завернул ему руку за спину, и на пол – ко всеобщему вниманию собравшихся – грянулась обычная магнитная карточка – из тех, что постоянно болтаются по карманам у делового народа.

– Нет!.. Нельзя!!. – попытался воспротивиться Русти изъятию у него этого сокровища и даже цапнул за палец бандита, завладевшего-таки «Магниткой», не хуже, чем давешняя блондинка – полковника. Схлопотал поддых и в зубы, и продолжил клясть татей уже с франко-португальским прононсом: в нос и отчаянно шепелявя. Чем только дьявольски заинтересовал полковника. Тот взял услужливо протянутую ему находку и секунду задумчиво рассматривал ее, досадливо морщась: возможно, агрессивная баба до того, как получить укорот, впрыснула-таки ему в укус какой-то сугубо специфический, исключительно бестолковыми стервами выделяемый яд.

– Вали на корпус, – распорядился он одной из уцелевших «шестерок». – Поддержишь Борова. И пусть он разберется с этим – до того, как мы отвалим от этой посудины, – колонель небрежно бросил подручному столь дорогой для Русти красивый кусочек пластика.

– Может, на борту есть еще что-то стоящее... Вот пусть Боров и разберется, покуда ему делать нефига.

Бандит схватил карточку и поспешно рванул в тамбур. На секунду в переходном отсеке только и были слышны завывания сигнала тревоги да ругательства раненого Роба, пытавшегося высвободиться из герметизирующей пены. Да еще Боров по рации осведомлялся – который уж раз – «как там у вас, ребята?»

Колонель подошел к влипшему в пену Робу, который не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, и с видимым удовольствием избавился от источника досаждавшего ему шума, разрядив в него осиротевший пистолет покойного Клауса – благо «пушка» валялась под ногами.

Белокурая дура ужасно завизжала второй раз.

– Все в порядке, – успокоил Борова колонель. – Принимай человека – но только одного – у нас здесь убыль в личном составе. Так что считай – твоя доля возросла. Вдвоем справитесь? А ты и ты, – это относилось уже к тем из присутствующих, что нервно поигрывали своими стволами, – марш в пассажирский отсек – одного черта тут не хватает все-таки. Объявите по интеркому, что мы стравим давление во всем корабле. Вылезет как миленький, – колонель снова поморщился, глянул на укушенную ладонь и, зло зыркнув на отчаянно отбивавшуюся от изо всех сил удерживающего ее бандита пленницу добавил.

– Угомони ее наконец, парень! А вы, – он повернулся к основной массе пленников, – пожалуйте сюда господа.

С иронической услужливостью он отворил перед ними гермодверь мини-тамбура отделяемого отсека.

– По крайней мере, господин Федеральный Следователь, вы не покидаете вверенный вам Груз, – добавил он вслед Каю.

Тот согнулся в три погибели и вслед за Русти полез в стальной ящик, не обернувшись на язвительное замечание. Драматических эффектов люди Управления не ценили, и Кай Санди не был среди них исключением.

Не прошло и трех минут, как последний из боевиков втолкнул в отсек последнего из пассажиров сжимая в затянутом в черную кожу кулаке ручку своего так и оставшегося его неизменной принадлежностью титанового кейса, перед набившимся в полузатопленном дурацким пенопластиком отсеке народом предстал полковник медслужбы Маддер – смертельно бледный, но по-прежнему абсолютно невозмутимый.

– В гальюн забился, сука! – доложил боевик, вытаскивая из пристегнутых к поясу гермокостюма ножен десантный виброштык и намереваясь отсадить кисть Колдуна, затруднявшую отнятие черного чемоданчика. – И табличку вывесил «Неисправно. Ремонт»! Хитер, зар-р-раза! А кейс не отдает. Ключ проглотил, кажется. Или в сортир спустил – не признается.

– Вам это не пригодится, – не повышая тона, но необыкновенно доходчивым, сверлящим голосом сообщил колонелю Колдун. – Без этого, – он деликатно постучал пальцем свободной руки по своему впалому виску.

– Интересный подвернулся кораблик, – отметил колонель, жестом показывая боевику, что не стоит «портить товар».

Тот понятливо, энергичным толчком отправил пленника вслед за Каем. Чертов чемоданчик больно пришелся по коленке коренастой брюнетке. Та непарламентски прошлась насчет манер новейшего времени и последней дала втолкнуть себя в тамбур контейнера.

С дьявольским мявом, вымахнув неведомо откуда, вскочив по дороге на плечо одного из татей и располосовав на ходу когтями физиономию другому, через отсек пронеслась верная Марго и отважно кинулась в темный проем – разделить судьбу своего хозяина. И гермодверь захлопнулась за девятью заложниками. За десятью.

– Готовы, ребята? – спросил с корпуса Бишоп. – Петер закрепил лебедку на корпусе. Начинаю отводить затвор.

– Готово, – спокойно отозвался колонель, задраивая гермозапор разгрузочного тамбура суперконтейнера. – Действуй по счету «три» – и побыстрее – в контейнере девять рыл и кошка, а кислород им не подведен. Еще задохнутся.

– А-а-а экипаж? – чуть растерянно осведомился Боров. – Ведь договорились брать их.

– Не управимся. Нас слишком мало, – сухо оборвал его полковник.

Боров заткнулся. Можно было подумать, что масштаб предстоящей мокрухи потряс его. Но это было не совсем так.

Колонель энергично скомандовал своим.

– Задвинуть шлемы! В укрытие!

Налетчики, выполняя приказ, торопливо полезли в пассажирский отсек. Никто и не подумал оттаскивать за собой обездвиженных зарядами парализатора подельников. На той войне, на которую они нанялись, не было раненых – только живые и покойники. Доля выигрыша, что приходилась на покойников, доставалась живым. До срабатывания панели самоуничтожения Груза оставались считанные минуты.

Послушно и надрывно – по счету «три» – взвыли сервомоторы силовой лебедки, и титановая «лапа», не без натуги срывая замки, отодвинула подвижную плиту корпуса в сторону. С мгновенно затихшим звонким шипением воздух покинул отсек. Тускло мерцающая звездами бездна разверзлась в расширяющейся щели покореженного корпуса. И в эту щель пороховые ускорители, укрепленные Кортни, вытолкнули гигантский сундук без надписей на боках. На миг движение стальной туши контейнера замедлилось: последние – на точечной сварке – крепления прочно удерживали панель с зарядами самоуничтожения на его задней стенке. Принайтованная к стенам дока панель сопротивлялась напору ускорителей как могла. В отсеке творился ад кромешный. Пламя упиралось в стены. Горел пластик горели скафандры погибших, горела их плоть. А потом – одно за другим, со звонким, бьющим по ушам звуком, пронзившим весь корпус корабля, крепления лопнули, и громадный закопченный стальной параллелепипед, словно снаряд из пушки, вырвался из искалеченного тела «Констеллейшн» в пустоту и мрак.

– Я чувствую себя лягушкой в мяче, – хмуро констатировал Жан Лемье свое понимание ситуации, сложившейся в тесной железной коробке, освещенной изнутри только фонариком, который до поры бесполезно болтался на поясе Федерального Следователя. Впрочем, лучше бы он погасил его – в зеленоватом свете галогеновой лампочки и без того далеко не радостные физиономии пленников выглядели совсем уж жутко.

Исключение составлял, пожалуй, только сам Лемье – его лицо выражало стремление всеми силами утешить и успокоить свою четвероногую спутницу. Это не давало ему впасть в отчаяние.

Впрочем, еще физиономия доктора Маддера не выражала никаких эмоций. Но тем она и была особенно жутка. Колдун хранил напряженное молчание.

Толчки и неожиданные подвижки на какое-то время стихли.

– Становится душно, – проронила в наступившей тишине удачно заклинившаяся между опорными скобами по-боевому настроенная брюнетка. – Я готова была отдать Богу душу на Нимейе при исполнении своего долга, но вот так – на манер сардины в банке – нет. Господь несправедлив! И все из-за того, что на корабле оказалась кошка!

– Ушпокойтешь, мишшь Ульцер, – попытался утешить ее Русти. – Ешшли бы они хотели умершвищщь нас, то они бы наш прошшто рашштреляли.

– Мисс Ульцер не нуждается в успокоении, – ледяным тоном сообщила давешняя блондинка, пытаясь даже в сложившейся обстановке поправить что-то в своей прическе. – Я совершенно спокойна. И оставьте в покое бедное животное – это же глупое существо.

В металлический бок контейнера что-то с силой. Ударило, и он загудел – низко и угрожающе. Все замолкли.

– Эшто как? – недоуменно уставился Русти на брюнетку. – Ражве вы не Генриетта Ульцер.

– При крещении меня нарекли Эльзою Шарбогард, – просветила его собеседница. – А фрейлейн Ульцер находится визави профессора Лемье.

В стену контейнера опять что-то бабахнуло раза четыре подряд, что помешало фрейлейн с надлежащим достоинством представиться честному народу, набившемуся в тамбур.

– Так какого ше дьявола вы шебя за нее выдавали? И еще пошелилищщь в ее бокше? – возмутился Русти, словно именно в этом крылся источник обрушившихся на «Констеллеишн» бед.

– И вообще, – теперь он уставился на прихорашивающуюся фройлен, – кой шерт принеш ваш в штыковочную в шамыи неподходящий момент?

– Фрейлейн, видите ли, терпеть не может розового цвета, – взяла на себя инициативу Эльза с невыговариваемой фамилией. – А мне на это ровным счетом наплевать. Вот я и заняла четвертый бокс, а фрейлейн Ульцер – пятый. Там все – хаки. Я и не думала называться чужим именем, вы просто...

– А в самом деле – начал Кай, прервался на секунду из-за очередного «бум-м-м-м!!!» в стенку и продолжил, – зачем вам понадобилось врываться в стыковочную, когда там шла стрельба?

– Со страху, – пояснила белокурая Генриетта. – Я только что смыла ночную витаминную маску и начала чистить зубы. Когда заорала эта ваша тревога и все начало пищать, квакать, мигать светом, я и кинулась по направлению этих как там они у вас называются – ну, такие стрелы по всем переходам, которые загораются и гаснут.

– Нишего умнее вы шделать не могли! – раздосадованно зашепелявил Русти. – Проблешковые укажатели покажывают направление на отшек, из которого подан шигнал оповещ-щ-щения. Это – не для паш-шажиров! Это для охраны! А вам по инштрукции полагалось жакрепиться в противоперегружочном уштройштве – на лежанке на вашей то ешть, и ждать дальнейших рашпоряжений!

– Все равно я оказалась бы здесь, – расстроенно возразила доктор Ульцер.

– Это еще как шкажать! – зло встрепенулся Русти.

– Боже, что они с нами делают! – охнула Эльза.

И было от чего – пол камеры (он же пототок, или любая из стен, в условиях невесомости) дернулся, поехал куда-то в сторону, и чертову каталажку стало к тому же закручивать вокруг ее оси.

– Это были магнитные присоски, – прикинул док Сандерс. – Эти удары по корпусу. Бандиты нас заарканили и теперь буксируют к своей посудине.

– Дышать уже почти нечем. Скорее бы пришвартовали и выпустили, – наивно прощебетала скисающая на глазах белокурая Генриетта.

– Вы думаете, в заложниках у этих бандюг нам будет значительно лучше? – подал наконец голос кто-то из близнецов-альбиносов. – Бедного боцмана отделали по первое число. Боюсь, что и всем нам, грешным, достанется прикладом в зубы.