Вообще-то в творческом багаже Смольского насчитывалось уже пятьдесят шесть различных вариантов похождений Хромого, а узнать кроткую Аннабелъ он не мог, так как при получении одной из восемнадцати обязательных для гостей Инферны прививок был обращен к медсестре отнюдь не лицом.

Однако дело было не в этом. Ранний визит юной дамы, оказывается, ничем не грозил автору всемирно известного сериала. Задача, как говорится, сводилась к тривиальной — предстояло удовлетворить жажду очередной поклонницы творчества Анатолия Смольского в лицезрении самого творца.

— Не знал, что и на Инферне читают мои вещи, — уже менее строго произнес отец-создатель культового героя. — Что ж, будем знакомы...

— Не могли бы вы... — униженно пискнула Аннабель и извлекла из-под кипенно-белого фартука экземпляр «Сюиты для Хромого» — относительно недавнего опуса, написанного Анатолием по материалам дела о контрабанде «иллюзий Предтеч» — одного из самых странных видов произведений искусства, имеющих хождение в Обитаемом Космосе. — Не могли бы вы украсить эту книжку вашим автографом? — выпалила девушка заготовленную, видно, заранее фразу и симпатично зарделась. — Я никому не выдам, что вы... что вас у нас... Господин настоятель нас, конечно, строжайше...

— Не беспокойтесь, девочка, — великодушно успокоил ее мэтр. — Я не сомневаюсь, что вы нас тут не подведете.

Он привычным, хорошо отработанным движением раскрыл перед собой титульный лист неплохо изданного бестселлера и размашисто начертал на нем свои наилучшие пожелания юной читательнице. В заключение, в порыве щедрости, он протянул девице Коллинз массивный электрокарандаш, которым совершил этот свой акт общения с аудиторией. Как-никак она была его первым поклонником в этом невероятно далеком Мире, в который он и не думал попасть когда-либо в обозримом будущем.

— Держите на память, девочка! Это не просто приспособление для бумагомарания. Этим, так сказать, пером, я сегодня начал свой новый роман. Хотите, я посвящу его вам?

— О нет! — испуганно возразила девица.

И, словно героиня романа восемнадцатого века, смущенно добавила:

— Это была бы слишком большая честь для меня... А как будет называться книжка?

— «Хорал для Хромого»! — уверенно ответил Анатолий и подумал: «Назову героиню Аннабель. Чем не имя?»

Мэтр был совершенно доволен собой. Он еще не осознал, какую оплошность совершил: Аннабель благодарно пискнула и исчезла за дверью. Через пару часов она вернулась со своей лучшей подругой, которая тоже держала под фартуком очередной томик, украшенный псевдонимом и хорошо отретушированным портретом Анатолия.

К вечеру от постоянного писания авторских пожеланий и посвящений у Смольского стало сводить кисть правой руки. На следующий день, когда число розданных автографов пошло на вторую сотню, он с тревогой заметил, что кое-кто из жаждущих приобщиться к неожиданно объявившейся в его лице благодати, вовсе не напоминает послушников Серого монастыря. И верно — на площадке перед Домом можно было заметить несколько каров, прибывших скорей всего из города. К вечеру второго «дня открытых дверей», как назвал это событие про себя Анатолий, Аннабель привела к нему первых сукку.

— А им-то это зачем? — поразился Смольский. — Они же ни черта не соображают в людских делах... И что я буду им писать в пожеланиях?

— Вы знаете, — защебетала Аннабель, — обычно сукку очень враждебны к людям... Но те из них, которые... которым удалось преодолеть этот свой недостаток... Они так чувствительны к любому их ущемлению.. И теперь, когда они видят, что все, кто хочет, получают автографы.. Не стоит их обижать... Напишите им что-нибудь хорошее... Доброе..

Смольский взглянул на горящие злобными угольками глаза двух низкорослых представителей Бродячей Цивилизации, протягивавших ему «Букет для Хромого» и «Рекорд Хромого», вздохнул и взялся за электрокарандаш. Ничего хорошего от заварившейся каши он не ожидал.

Предчувствия не обманули мастера пера. На третий день автографического бума в дверях его — теперь уже далеко не уединенного — убежища появился слегка запыхавшийся Микис.

— Господин писатель! — горячо и торопливо начал он пониженным голосом. — Нам с вами и с господином настоятелем, с господином Фальком, надо срочно поговорить друг с другом! — прямо с порога начал он. — А то господин настоятель — извините меня — так он по глупости продаст вас с потрохами и безо всякого для вас профита... Вам сейчас очень надо послушать Микиса.

— О чем вы, Палладини? — недоуменно воззрился на него Смольский.

Обычно Микис выдавал всего лишь в два раза больше слов, чем требовалось для того, чтобы донести свою мысль до собеседника. Сейчас — в волнении — он перебирал норму раза в четыре, и понять смысл сказанного им можно было только ценой перенапряжения мозговых извилин.

— Кому собрался нас продавать господин настоятель? И зачем?

— Не нас, а только вас одного, Смольский! Только одного вас, господин писатель! Если вы хотите знать, у нас с ним сейчас состоялась, так сказать, сцена у фонтана! Причем фонтаном был совсем не Микис Палладини! Заметьте это!

Привычка предпринимателя говорить о себе в третьем лице доводила Анатолия до сильнейшей мигрени. Ему начинало казаться, что вокруг него бродят и прячутся по углам одни только бесчисленные Микисы.

— Если речь шла обо мне, — резонно возразил он, — то почему же разговор с настоятелем вели вы?

— Да потому, что вам бы в вашу голову никогда не пришло, что надо явиться к нему первым! Вы бы, господин писатель, сидели бы тут и ждали, пока и господина Фалька, и его ранарари не разорвет, как паровые котлы! Вот так — бам!!! И все! Крышка!!!

— У меня от вас скоро экзема начнется, Микис, — неприязненным голосом процедил Смольский. — Отчего их разорвет-то? От кишечных газов, что ли?

— Да от злости их разорвет очень скоро! От злости на вот это вот все, что вы устроили со своими автографами, господин писатель! Теперь вот уже из столицы какие-то фанаты приехали, чтобы вы им в книжечке свою подпись черкнули! Можно подумать, что вы банковские чеки тут подписываете... Теперь уже вся Диаспора знает, что Инферна имеет честь принимать в гостях великого писателя! И только у таких идиотов, которые ничего, кроме детективов, читать не способны, не возникнет такого вот вопроса: откуда это великий писатель неожиданно взялся на такой дружественной всей Федерации Инферне? Когда он прилетел и на чем?

«Ведьму я назову Аннабель! — решил про себя Смольский. — Сволочь какую-нибудь. Особо подлую. Это же надо — так подставить человека!»

— И Палладини смотрит, — продолжал Микис, ухватившись за пуговицу на животе Анатолия, — на то, как господин настоятель пухнет от злости, и конечно же, это Палладини не нравится. И что делает Палладини тогда? Что, я вас спрашиваю?

Смольский молча уселся на стул, выпрямившись и скрестив на груди руки. На Микиса он воззрился, словно удав на кролика. Это немного подействовало.

— Тогда Палладини просит, — радостно сообщил ему Микис, — господина настоятеля принять его! И когда господин настоятель его принял, то он сначала выложил Палладини, что он обо всем этом думает. Как будто Палладини может отвечать за то, что его люди не могут хранить даже такой маленький секрет...

— Мои вам соболезнования, — несколько меланхолично признал Смольский. — Действительно, на вашем месте должен был быть я...

— Если бы на месте Палладини были вы, господин писатель, то из этого не вышло бы ничего хорошего! — довольно резонно ответил Микис. — Но вас там не было! Там был Палладини, и Палладини сказал господину Фальку так: «Теперь, господин настоятель, все равно уже все горшки побиты, и вы не сможете спрятать господина Смольского от его читателей, даже если посадите его в мешок. Так тогда зачем вам мучиться с ним как с ежом за пазухой? Что делают порядочные люди, если им случится, допустим, чего-нибудь случайно своровать, а их при этом кто-нибудь увидит и начнет ловить? Порядочные люди тогда будут бежать впереди и кричать всем остальным, чтобы они ловили вора как следует! Если порядочный человек хочет спрятать одну золотую монетку, он ее спрячет в куче медных, если...»

— А короче — можно? — сухо осведомился Смольский.

— Вы знаете, господин писатель, то же самое сказал мне и настоятель! Это просто удивительно, как вы с ним одинаково мыслите! Он сразу понял, что ему хотел сказать Палладини! Палладини хотел сказать, что надо договориться с ранарари о том, чтобы организовать все так, чтобы великий писатель ездил по всей Диаспоре и встречался с читателями, давал им автографы, читал лекции... И пусть все смотрят на господина великого писателя и, бога ради, не обращают никакого внимания на всех остальных, что прилетели на «Ганимеде»! А когда вокруг вас, Толик, будет вертеться уйма народу, вас просто побоятся тронуть!

Смольский скептически покосился на порхающую вокруг него тушку Палладини (тот быстро набирал вес, потерянный за время перехода через Аш-Ларданар) и вдруг улыбнулся. Ему понравилась эта мысль — превратить отвратительно начавшееся приключение в турне. Причем в такое, которое прибавит ему популярности в том Мире, куда еще не ступала нога ни одного из его коллег! Игра явно стоила свеч. Риск, конечно, витал в воздухе, но ведь не он же — литератор Смольский — сдался здешним мафиози, а без вести пропавший федеральный следователь Кай Санди.

— И что же вам сказал на это господин настоятель? — осведомился он уже более бодрым голосом.

— Господин настоятель долго думал, — гордо ответствовал ему Микис. — Сначала он долго думал и взвешивал, а потом вызвал меня к себе как раз сегодня утром и сказал: «Слушайте, Палладини...» — он так и сказал: «Слушайте, Палладини, не вы один такой умный...»

— Наверное, настоятель выражался немного более э-э... по-другому? — предположил Смольский.

— Конечно, по-другому! — пожал плечами Микис. — Со всеми этими экивоками и выкрутасами, но не в этом дело! В сущности, он мне сказал: «Не один ты такой умный, Палладини, есть еще люди и поумнее тебя. И среди ранарари тоже такие случаются, хотя они вовсе и не люди... И поэтому мы устроим господину Смольскому турне по трем самым крупным центрам Диаспоры. И даже не мы сами устроим, а господа издатели! Потому что в Диаспоре живет сейчас десять миллионов человек, каждый из которых умеет читать. И их обслуживают аж три или четыре собственных — Диаспоры — издательства. И если хотя бы каждый десятый житель захочет иметь у себя дома новую книжку господина Смольского, то тот, кто эти книжки наштампует вовремя и в нужном количестве, сильно поправит свои дела! Главное, чтобы сам Смольский не подкачал! И поэтому двое господ от каких-то двух самых больших здешних издательских домов уже прибыли в Дом этой ночью и хотят изложить господину Смольскому свои деловые предложения... Они со своей стороны берут на себя организацию турне и рекламу тех книжек, что здесь уже были изданы, и новых, на которые только еще хотят подписать договора». Так что господин настоятель послал меня к вам, чтобы, так сказать, подготовить почву...

Столь молниеносное развитие событий — от появления на пороге его кельи застенчиво попискивающей Аннабель (нет, пожалуй, не стоит ее именем называть отрицательных персонажей) до визита китов регионального бизнеса к высшему руководству Секты Отверженных — было все-таки слишком непривычным для Анатолия. Однако, судя по всему, упускать такой шанс было бы глупо. По крайней мере, соблазняла перспектива, не унижаясь — за собственный счет и первым классом, — покинуть здешние края.

— Ну что ж... — пожал он плечами. — Считайте, Микис, что почву вы удобрили. Если уж вы взяли на себя роль гонца, то мухой летите к настоятелю и договаривайтесь о том, фрак мне надевать для переговоров или, за неимением оного, так и оставаться в свитере... Право не знаю, как отблагодарить вас за взятые на себя труды. Не ожидал от вас такого бескорыстия...

— Ну, Палладини, конечно, все сделает для своих друзей... — Микис замялся. — Однако и о себе Палладини немного думает. Совсем немного, Толик...

«Черт возьми! Когда это он с „господина писателя“ съехал на „Толика“? — диву дался Смольский.

— Тем более, — уверенно продолжил Микис, — что без Палладини вы просто погибнете! Вас обдерут, как липку!!!

Анатолий задумался над этими словами. Его первоначальная эйфория начала таять. Проблема действительно была куда сложнее, чем казалась сначала.

— Подумайте, — развивал наступление странствующий предприниматель, — вам самому случалось составлять договор хоть с одним издательством? Бьюсь об заклад, что этим занимался ваш литагент!

Это было так. Смольский вздохнул.

— И это в Метрополии, где царят закон и порядок! А вам случалось сталкиваться с законами, по которым живет Диаспора? — подбоченился Микис. — Разумеется, нет! А вот мне приходилось! Потому что я вел бизнес на Фронде, которая находится с Инферной в союзных, как говорится, отношениях. И хотя моя контора занималась вроде как недвижимостью, в основном мы перебрасывали гм... разные товары между Фрондой и Диаспорой Инферны. А для того, чтобы не погореть на этом деле, — а ваш покорный слуга не погорел! — надо все зубы проесть, изучая здешние законы и традиции!

Микис взволнованно прошелся взад-вперед по тесной келье.

— А настоятель, вы скажете? Так он настоятель и есть! Они здесь не торговый дом содержат, а что-то вроде хосписа... Если вы хотите ему довериться, а меня отставить, то пожалуйста! Я умываю руки. После всего того, что я сделал для вас...

Смольский задумчиво глядел на центральную пуговицу жилета, обтягивавшего начавшее округляться брюшко Микиса, и лихорадочно просчитывал варианты возможной сделки.

Палладини напомнил ему о себе обиженным посапыванием.

— Вы уверены, что справитесь с ролью моего литературного агента? — наконец решился на свой ход Смольский.

— И импрессарио! — торопливо ввернул Микис.

— И импрессарио, — обреченно согласился Анатолий. — Несите сюда бумагу и перо...

То, что в ежедневный монастырский паек, выдававшийся гостям Дома за ужином, входила еще и пара пересушенных сигарет, было для Кирилла определенным сюрпризом. Он даже изменил зароку, данному самому себе еще во времена службы в Космодесанте, — не трогать курева и пальцем. Сигареты он приберегал до утра — как средство борьбы с одолевшими его в этих краях приступами тоски.

Тоска эта являлась сразу вслед за пробуждением, а оно для Кирилла всегда наступало еще до рассвета, и пронзала его до самых глубин сумеречного еще сознания. Она возвращала его в далекое и совсем чужое теперь детство. Она не имела причины. Точнее, он никакими усилиями не мог сформулировать причину этой тоски. Может, это была тоска по тому миру, с которым он разминулся. Миру простоты и ясности. По тому миру, в котором живут дети и мудрые старики. Она не исчезала с приходом дня. Просто отступала в тень, забывалась. Как ни странно, этому забвению помогал табачный дым, который, кашляя с непривычки, ежась от утреннего ветерка, Кирилл глотал, стоя перед медленно светлеющим окном.

Сегодня это его занятие прервал стук в дверь.

По самому этому стуку — короткой и нервной мелодии, отбитой костяшками пальцев по тяжелой полированной древесине, — было легко догадаться, кто стоит там, за дверью.

— Входи, — негромко позвал он.

Карин была сосредоточена и старалась не смотреть Кириллу в глаза.

Несмотря на ранний час, она была одета по-походному, и сна у нее не было ни в одном глазу. Она быстро подошла к окну и так же, как и он, стала раскуривать сигарету — свою, из пачки в нарукавном кармане.

— Мы уходим на Аррику, — коротко сообщила она. — Нас туда позвали. Там требуются Слышащие... предвидится большой урожай. На Аррику Ангелы всегда прилетают позже... дождешься меня?

— Надолго вы туда? — хмуро осведомился Кирилл.

— Это имеет значение?

— Имеет.

Кирилл с досадой поглядел на быстро укорачивающийся окурок, зажатый в его пальцах. Потом объяснил:

— Я должен знать, когда вернуться сюда. Мне надо в город. В столицу, точнее. Там... Я должен поговорить с одним человеком.

— Из Диаспоры?

Карин искоса глянула на него. Теперь — с любопытством.

— Нет. Этот человек прилетел со мной вместе. Я как-то раз спрашивал тебя — как здесь можно раздобыть блок связи или хотя бы обычный радиотелефон, «земной» модификации?..

— Он тот человек, что пошел от корабля другой дорогой?

— Нет, его забрали спасатели. На свой корабль.

— А ты уверен, что он жив? По «Ти-Ви» ничего не говорили о том, что еще кто-то с твоего корабля уцелел. Они уверены, что вы упали в океан. По крайней мере, стараются всех в этом уверить...

Кирилл пожал плечами.

Карин нервно затянулась сигаретой. Потом заговорила решительно и быстро:

— Зайдешь в мою комнату потом, когда мы уйдем, я тебе разрешаю. Прямо на столе возьмешь машинку. Только не звони прямо из Дома... Накличешь беду.

— Фальк уже объяснил это мне.

— Фальк? Он так вот запросто говорил с тобой?

Теперь Карин повернулась к нему вполоборота.

— Я попросил его принять меня. И объяснил, что у меня есть дела в столице. Послезавтра он сам возвращается туда. Мне разрешено, так сказать, поприсутствовать в свите... Похоже, он хочет показать меня кому-то. Может, и мне удастся увидеть что-то интересное или кого-то. Ну и немного погулять на свободе — в случае хорошего поведения.

Он кисло улыбнулся. С минуту они помолчали.

— Ты играешь здесь в странные игры, — с горечью в голосе сказала Карин. — И Фальк тоже играет в них с тобой. Он ради вашей компании уже который день торчит здесь. Или только из-за тебя? Ты — шпион, Кирилл?

— Не знаю, — ответил он. — Правда, не знаю...

Оставшись один, Кирилл присел на краешек лежанки и некоторое время решал для себя тот вопрос, наедине с которым его оставила Карин. Когда он оторвал взгляд от кончика догоравшей сигареты — второй за это утро, то увидел напротив, у окна, капитана Джорджа Листера.

Тот вошел без стука, в чем для Кирилла ничего удивительного не было, и довольно долго уже стоял у окна, разглядывая причудливое небо Инферны. Заметив обращенный на него взгляд, он повернулся к Кириллу и слабо улыбнулся.

— Вот что... Я пришел с тобой попрощаться, Кирилл. Господин Верховный Посвященный благословил меня на «свободное плавание»... Тем более что мне не приходится заботиться о такой вещи, как виза для пребывания на Инферне. Она у меня уже есть — все еще действительная... с прошлого раза. Да и попасть в руки здешних лихих людей мне не страшно — ты знаешь, почему.

Он помолчал.

— Впрочем, я думаю, что настоятелю не удастся удержать вашу братию под своим крылом надолго. Ведь и ты собираешься отчалить в столицу... Я не ошибаюсь?

— Почему вы так думаете, кэп?

— Мне кажется, что у тебя есть какие-то свои обязательства перед господином следователем... Я имею в виду того, кто изображал из себя господина Крюгера...

— Ну что ж — это так. — Кирилл пожал плечами. — Мне ни к чему долги перед этой их конторой. И перед всеми другими... Мне нужна постоянная виза в Диаспоре, а для этого надо отряхнуть свои перышки от всего, что на них успело налипнуть.

— Аш-Ларданар не отбил у тебя желания оставаться в этих краях? — чуть приподнял левую бровь капитан.

— Как раз на Аше я и останусь, — Кирилл посмотрел на Листера снизу вверх. — Пожалуй, мне никуда отсюда не деться. Но до этого я должен найти господина Санди и, как говорится, «сдать ему дела».

— Возможно, нам придется встретиться там... — капитан задумчиво провел рукой по коротко остриженным волосам. — Будь осторожен. Даже со мной. Скажу больше: со мной — особенно. Я не знаю, на какую приманку придется мне клюнуть, чтобы достичь своей цели. И я не знаю, кем будет тот Джордж Листер, которого ты встретишь в столице. Если встретишь, конечно. Имей это в виду.

— Я не буду забывать об этом, — обещал Кирилл. И после короткого молчания добавил: — Прощайте.

Мюрид приказал остановиться, не доезжая пары кварталов до «Риалти». Сидевший за рулем Рыжий припарковал неприметный, слегка побитый, как почти вся автотехника на Фронде, «Тайфун» на давно уже никем не охраняемой стоянке. Зафар вылез из салона, окинул взглядом погруженные в ночной мрак окрестности и дал сигнал фонариком: шеф мог беспрепятственно выходить на дело.

Остаток пути — до «черного входа» биберовой конторы — они прошли угрюмыми колодцами дворов, под мертвыми взглядами темных, часто напрочь выбитых окон заброшенных квартир и офисов. Преодолевая время от времени баррикады всяческого хлама и решетки, сооруженные в узких проходах между дворами в те времена, когда грабителям было еще чем поживиться в этих местах, они не старались даже особенно маскироваться. Впрочем, если кому-то и заблагорассудилось пялиться из темных окон на превращенные в гигантскую свалку мусора дворы, то пробирающиеся во тьме кромешной безликие фигуры в самую последнюю очередь заинтересовали бы этого «кого-то».

Запасной выход «Риалти» располагался на уровне полуподземного этажа в помещении, служившем ранее то ли складом, то ли кабачком местной богемы, а сейчас — просто пустовавшем и запертом на патриархальный амбарный замок, сладить с которым для профессионалов не составляло никакого труда. Мюрид распорядился относительно постов наблюдения: Зафар отправлялся присматривать за парадным входом в офис, а Рыжий, маскируясь «во-о-о-о-н в той подворотне», контролировал запасной выход. Убедившись, что распоряжение его понято и принято к исполнению, Мюрид нырнул в благоухающую сырой плесенью и кошачьей мочой утробу полуподвала.

На ведущей в тылы офиса лестнице он чуть не сломал к чертям собачьим ногу — одна из ступенек находилась в прискорбнейшем состоянии. Поминая шайтана, Мюрид последовал дальше, стараясь соблюдать большую осторожность. Подобными делами он не занимался уже много лет — с тех самых пор, как сподобился стать личным порученцем по особым делам у Козыря, а затем, когда Козыря «приголубил» Чага, то и у Чаги. Чагу, благополучно загнувшегося от нелеченого рака, сменил Пластилин, а того... Мюрид не слишком хорошо помнил уже, кто перерезал глотку Пластилину. Целая вереница довольно колоритных фигур сменилась у кормила группировки «горцев», контролирующей почти четверть планетарного оборота «пепла». Предпоследним был почтенный Мулла, с которым неожиданно для всех разобрался — прямо в мечети, в час утренней молитвы — Хубилай, бывший тогда совсем еще новичком на Фронде. Вошел в дом аллаха рядовым погонялой группки «толкачей», а вышел Большим Шефом. Он повторил древний трюк приснопамятного Аль Капоне с бейсбольной битой и тем поверг всю верхушку «горцев» в шок, из которого многие так и не успели выйти. Грех он, конечно, на душу взял немалый, но, видно, на то была воля аллаха, коли вот уже девятый год он так и не нашел возможным как-либо покарать поганца Кублу. Многие стали рассматривать его оставшееся безнаказанным святотатство как своего рода сертификат святости, выданный свыше. Мюриду же, по большому счету, было глубоко перпендикулярно, кому служит его новый шеф — аллаху, шайтану или одному лишь собственному бзику. Он был горд, что и на этом крутом повороте криминальной истории преславной Фронды удержал за стремя бешеного коня событий и продолжал быть тайным порученцем — верным и молчаливым — которого уж по счету шефа.

И вот теперь он — уважаемый человек, «Ходжа» — должен был вспоминать былое, напяливать на себя уже не застегивающуюся на брюхе неприметную куртку из суперкевлара, засовывать за пояс старый и надежный «роланд» и переться на задание, выполнять которое под стать только вконец уж сопливому новичку из тех, кто только один годик отмотал в исправиловке за какой-нибудь взлом игральных автоматов. Но уж коли Кубла приказал заняться делом «лично», то заниматься им — делом этим — и следовало именно ему, не сваливая на молокососов даже такую вот черную работу, как «вентилирование» Биберовой норы.

Да если разобраться — не для молокососов та информация, на которую можно наткнуться в этой норе. Совсем не для молокососов. И не для постороннего взгляда вообще...

Дверь во внутренние помещения «Риалти» запиралась, конечно, похитрее, чем решетка полуподвала, но тоже не представляла реального препятствия для сработанного в Метрополии наборчика инструментов, притороченного к поясу Мюрида. Не подумала выполнять свой долг и слегка устаревшая система сигнализации офиса. Впрочем, с системой этой не все выходило просто. Кто-то уже поработал с ней — отключил топорно (простым отсоединением нужного проводочка), но профессионально (знал, собака, какой проводочек отключить). Это напрягало.

«Роланд» сам собою прыгнул в руку Мюрида. Протиснувшись в приоткрытую дверь, он замер, пытаясь сориентироваться на возможном поле боя, заполненном густым, слегка пахнущим ароматами дезинфекции сумраком.

Не так уж и велики были хоромы «Риалти»: коротенький коридорчик, в который выходили двери черного хода, кладовки, кухоньки-спальной (Биберу доводилось коротать ночь «при деле») и задняя дверь, собственно, офиса. Из-под двери этой сочился свет.

Мюрид сделал три-четыре шага в глубь коридора и снял «роланд» с предохранителя. Но тут в спину ему ткнулся ствол пистолета.

— Без фокусов! — приказал хрипловатый шепот сзади. — Пистолет — без стука — на пол! И четыре шага вперед, пожалуйста...

Мюрид проделал предписанное ему упражнение, лишь на миг задумавшись о том, не стоит ли применить, скажем, один из тех приемчиков старого Киша, которые так удавались ему в молодости. Но молодость давно прошла, а спуск у вражьего «ствола» мог оказаться чересчур легким. Рисковать не стоило. Стоило подчиниться и потянуть время.

— Входи! — приказали сзади злым шепотом. — И быстро! Сразу!

Что ж, это не шло вразрез с планом, созревшим в голове преданнейшего из преданных слуг Хубилая в последние доли секунды.

Глубоко вдохнув воздух, Мюрид резко открыл дверь кабинета и тут же резко рванул вниз и влево. Покатился по полу, стараясь укрыться за массивной из каменного дуба тумбой стола. И понял, что выиграл пару секунд: тот, кто был застигнут врасплох за терминалом компьютера, резко развернулся во вращающемся кресле и, отскочив в сторону, вскинул пистолет навстречу неожиданным гостям. Пока эти самые две секунды лейтенант Харви Смит и злая, как четыреста чертей, Мардж Каллахан держали друг друга на прицеле, Мюрид отчаянным усилием отбросил себя к стене, оказавшись в тылу лейтенанта, и тут же воспользовался этим преимуществом. Ухватив того за локти, Мюрид попробовал заслониться им, как щитом, от «беретты», нацеленной в него преданной секретаршей господина Бибера.

Далее события развивались менее благоприятно для Мюрида. Мардж выпалила в лейтенанта. Тот — в потолок. Его пуля рикошетом угодила прямо в плечо заместителя великого Хубилая. После этого каждый из действующих лиц повел себя в полном соответствии со сценарием такого рода происшествий — Мюрид грохнулся оземь, Мардж заорала на Смита: «Брось оружие, зараза!», а Смит этот приказ выполнил.

— Руки в стенку! — распорядилась Мардж, осторожно огибая гигантский стол и продолжая держать на прицеле сразу обоих непрошеных гостей. Она отбросила ногой в сторону «вальтер» Смита и присмотрелась ко второму противнику. Тот постарался вжаться в пыльный ковер, мысленно призывая шайтана забрать отсюда свое отродье, каковым, безусловно, являлась Мардж Каллахан.

— Не прикидывайся покойником, чучело! — в затылок Мюриду уперся ствол его собственного «роланда». — Поднимайся! — распорядилась она. — Медленно и без фокусов!

Мардж сделала шаг назад, сунула один из пистолетов в карман и, пошарив по столу, взяла с него пультик управления сервисной машинерии. Щелкнула клавишей, врубила освещение на полную мощность, бросила пульт на стол, а вместо него подхватила трубку блока связи.

— Вы напрасно так горячитесь, миссис, — подал голос Смит, морщась от яркого света и чуть ли не сворачивая себе шею, чтобы наблюдать за ее действиями. — Не стоит вызывать полицию. Мы все можем закончить миром.

— Мисс! Не миссис, а мисс! — невозмутимо парировала его предложение лихая секретарша «Риалти». — И кто тебе сказал, что я собираюсь вызывать именно полицию?

— На вашем месте я крепко подумал бы, прежде чем кого-то впутывать в дело, мисс, — продолжал настаивать Смит. — И проявите же, бога ради, человечность — господин Шарипов может истечь кровью. В моей набедренной сумке есть репарирующий гель. С вашего позволения, я окажу раненому первую помощь...

— Так вы друг друга ко всему еще и знаете?..

Мардж подошла к Смиту, ощупала его, отыскала сбоку портативную сумку, расстегнула молнию, заглянула внутрь и, убедившись, что предмет сей не содержит в себе никаких видов оружия, кивнула лейтенанту.

Медленно и раздельно осуществляя каждое движение, чтобы у лихой Мардж не было причины с дуру всадить в него очередной заряд, Смит извлек на свет божий пару разовых шприц-капсул и пакет с белоснежной ватой. Прислонившийся к стене Мюрид хмуро наблюдал за ним, придерживая правой рукой пострадавшее предплечье.

— Повернитесь, Азамат, — попросил Смит, подхватывая его за здоровое плечо. — Сейчас... Сначала — анестетик, потом распорем рукав и...

И тут парализованный, казалось бы, болью и унижением Мюрид неожиданно ловко и резко вывернул руку лейтенанта, уже приготовившегося всадить ему в предплечье иглу шприца, и игла эта вошла самому Смиту в бок. Тот хорошо отработанным движением каратэ приложился к шее Мюрида и отправил его в глубокий нокаут. А может, и на тот свет. Сразу определить — куда — было трудно. Но и сам Смит выглядел не лучше — его лицо мгновенно залила бледность, и незаметные раньше веснушки россыпью вспыхнули на нем. Харви упал на колени и, рванув воротник, захрипел:

— Вы, мисс Каллахан... Скорее. Там же, в сумке, «фиксатор»... Вколите мне... — Его голос перешел в глухой шепот: — Это... Это не анастетик... Это...

— Этак они здесь все поубивают друг друга, да меня угробят в придачу, — констатировала Мардж, торопливо вытряхивая содержимое сумки на ковер.

За то время, пока она управилась с оказанием первой помощи одному из пострадавших, другой из них — Мюрид — начал подавать признаки жизни. Кашляя и мыча, он попытался встать на четвереньки — лишь только для того, чтобы нос его вновь встретился с тем же «роландом».