– Чем занимались раньше?

– Работал на «Ракете».

– Почему сменили место работы?

– Накопил денег на катер, решил начать свое дело.

– И как успехи?

– Грех жаловаться. Летом народ любит развлекаться. Вот и катаем людей по рекам и каналам.

– Что делаете зимой?

– Отлеживаюсь.

Достав пачку «Беломора», Боренко закурил.

– Расскажите, пожалуйста, подробно, что вчера произошло, – попросил Соловец.

– Вышел с утра на работу. Отдыхающих было: не много – будний день. У меня даже появилась мысль закочумать, пойти выпить пива.

– Почему передумали?

– Я уже совсем собрался уходить, но тут подъехал клиент.

– Вы имеете в виду убитого?

– Его самого.

– Вы общались с ним раньше?

– Катал на катере раза три или четыре.

– Тоже с девушками?

– Да.

– Он каждый раз приезжал с двумя подругами?

– Дайте подумать. Нет, первый раз был с одной.

– Как он представился?

– Сказал, что зовут Сергей.

– Фамилию не называл?

– Нет. А на кой мне его фамилия?

– Значит, когда вчера подъехал Сергей, вы передумали уходить.

– Куда же уходить, когда клиент появился.

– Что было дальше?

– Он спросил, свободен ли я. Точнее, не сам спросил, послал своего парня.

– Что вы ответили?

– Как что? Сказал – свободен.

– Так…

– Ну погрузились и поехали.

Боренко докурил и выбросил окурок в Неву. В этот момент, направляясь к своему катеру, мимо собеседников прошел Твердяков. Он кивнул Боренко.

– Привет, Саша, – ответил тот.

– Итак, пассажиры сели в ваш катер, – сказал Соловец. – Что было дальше?..

В это время Ларин и Дукалис на водолазном понтоне подплыли к месту преступления, на Фонтанку, к Пан-телеймоновскому мосту. Вместе с оперативниками на понтоне были водолазы и темноволосый милиционер из патрульной машины, остановленной Боренко в день преступления.

– Здесь, – сказал милиционер.

Водолазы погрузились в воду.

– Как думаешь, какая тут глубина? – обратился Дукалис к Ларину.

Ларин пожал плечами:

– Метра три.

– Может, его уже течение унесло?

– Свидетели говорят, он был толстым, значит, тяжелым.

Оперативники уставились на темную поверхность воды…

Соловец продолжал беседовать с Боренко.

– У нас уже три таких случая было, – сказал катерщик. – Я думал, меня не коснется.

– Скажите, Андрей Сергеич, вам удалось рассмотреть грабителей?

– Они же были в масках.

– А фигуры?

Боренко задумался.

– Одна была женщина. Точнее, мне показалось, девушка.

– Девушка?

– Да, и двое других тоже были молодыми людьми…

Два часа потратили водолазы на поиски тела Лопушанского. Труп, однако, найти не удалось.

– Там ничего нет, – сказал первый водолаз.

– Мы осмотрели все в радиусе пятидесяти метров, – произнес второй.

Ларин посмотрел на Дукалиса:

– Дай сигарету, Толян.

Старший лейтенант протянул пачку капитану.

– Куда теперь? – спросил Дукалис.

– Поехали в «контору».

Понтон тронулся по Фонтанке в сторону Невы…

– Андрей Сергеич, – обратился Соловец к Боренко, – имелись ли жертвы во время предыдущих налетов на катерщиков?

– Нет. Каждый раз грабили подгулявших насосов, но никого не убивали. И мне кажется, они на сей раз тоже не собирались никого убивать. Не надо было Сергею лезть на этих пиратов с кулаками.

Боренко увидел подъехавших к пристани туристов.

– Извините, прибыли мои клиенты, – сказал катерщик.

Соловец протянул ему визитку:

– Вот моя карточка, позвоните, если вспомните еще что-нибудь, имеющее отношение к делу.

– Вы поговорите с Сашей. – Боренко кивнул на катер Твердякова. – Он тут работает дольше, чем я.

– Спасибо.

– Не за что.

Простившись с Боренко, Соловец подошел к катеру, кабину которого Твердяков красил в темно-синий цвет.

– Здравствуйте, – сказал оперативник.

– Добрый день.

– Майор Соловец Олег Георгиевич, Уголовный розыск, – представился милиционер.

– Твердяков Александр Николаевич. Вы, наверное, по поводу ограбления катера?

– Да. Вам известно что-нибудь об этом?

– То же, что и всем.

– Вы давно здесь работаете?

– Третий год.

Разговаривая с Соловцом, Твердяков продолжал красить катер.

– Нам известно, что в последнее время совершено несколько подобных преступлений.

– Последнее время – да. Раньше здесь никогда такого не было.

– Как вам кажется, кто может быть причастен к ограблению?

Твердяков задумался, на некоторое время оторвался от работы, потом вновь окунул кисточку в банку с краской.

– Думаю, кто-то связанный с речным делом. Должен сказать, вокруг пристани и катеров околачивается много всякой швали.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду бомжей, авантюристов, разных темных личностей.

– Можете назвать кого-нибудь конкретного?

– Советую прошерстить брошенные катера возле яхт-клуба.

– Зачем?

– Летом там обычно живут бездомные. Не исключено, что в одном из таких катеров находится бандитский притон.

– Любопытно…

– Познакомитесь с речным делом поближе, и не такое узнаете.

Твердяков нанес последний мазок и, отступив на пару шагов, осмотрел проделанную работу.

– Возьмите мою визитку, – сказал Соловец. – Звоните, если узнаете что-нибудь относящееся к ограблению.

– Обязательно.

– Всего доброго.

– До свидания. Заходите.

Этим летом бомжи Степаныч и Петрович устроились рабочими в Эрмитаж. Работа была непыльной – переносить ящики с экспонатами из хранилища в выставочный зал и обратно. Делать это приходилось не часто, большую часть времени товарищи потягивали пиво в подсобном помещении. Близость к искусству облагородила друзей, в разговорах бомжей появились велеречивые обороты. Часто они рассуждали о живописи и скульптуре, споря о преимуществах и недостатках различных школ и направлений.

В четверг Степанычу и Петровичу выдали зарплату. Приятели решили отметить это событие с размахом. Вечером, пройдя через чердак, они разместились на крыше музея, прихватив с собой пару бутылок водки, пару стаканов, колбасу, хлеб, луковицу и квас.

Перед Петровичем и Степанычем распахнулась панорама вечернего Петербурга. По Неве тянулись баржи. По набережным сновали машины. Дворцовую площадь пересекали стайки туристов.

– Красота… – вздохнул Петрович.

– Живописно, – согласился Степаныч.

Расстелив на крыше газету, приятели начали подготовку к застолью. Когда колбаса, хлеб и луковица были порезаны, Петрович откупорил бутылку и наполнил стаканы.

– За искусство, – сказал он.

– За непреходящие ценности, – поддержал коллегу Степаныч.

Друзья выпили. Степаныч поперхнулся и закашлялся. Петрович несколько раз ударил товарища по спине.

– Первая колом, вторая соколом, – сказал он.

– Это точно, – прохрипел Степаныч, сделав несколько глотков кваса.

– Вот такие дела… – произнес Петрович, хрустя луком.

– На следующей неделе много работы будет.

– Это почему?

– Выставка из Франции приезжает. Этот, как его… Моне.

– Хороший художник, – со знанием дела сказал Петрович.

– Традиционалист?

– Нет, импрессионист.

Петрович вновь наполнил стаканы.

– Импрессионисты у нас на третьем этаже висят, –

сказал Степаныч.

– Давай за французов, – сказал Петрович.

– Почему за них?

– Сколько они хороших художников миру подарили!

Коллеги чокнулись, выпили и, положив колбасу на хлеб, начали закусывать.

– Может, художников-то они миру и подарили, – произнес Степаныч, – но народ, скажу тебе, жуликоватый.

– Ты думаешь?

– Не думаю, а знаю.

– Откуда тебе знать, какой народ французы?

– Я позавчера с буфетчиком Арменом в обеденный перерыв разговаривал.

– Это когда я отгул брал?

– Да.

– И что тебе Армен рассказал?

– Рассказал, как он барменом работал на теплоходе, который ходил по Средиземноморью.

– А не врет твой Армен?

– Он фотографии показывал. Везде, собака, побывал. И в Стамбуле, и в Риме, и в Барселоне.

– Почему же он оттуда ушел?

– Уволили за пьянку.

– То-то он теперь в завязке.

– Говорит, что больше не может, желудок отказал.

– Ну, у нас с тобой не откажет. – Петрович в третий раз наполнил стаканы. – Давай.

– Давай.

Товарищи выпили.

– Так что говорит твой Армен? – продолжил тему Петрович.

– Говорит, когда первый раз приплыл во Францию, их теплоход встал на рейде на Лазурном берегу.

– Так…

– Он вышел на берег и хотел купить билет на поезд до Ниццы. Так его тут же обсчитали на пять франков, то есть на один доллар.

– Да ну…

– Вот тебе и ну.

– Может, он сам по пьянке обсчитался?

– Нет, Армен говорит, когда указал кассиру на то, что тот сдачи недодал, кассир сразу деньги вернул.

Петрович задумался.

– Выходит, и у них воруют.

– Да еще как! Представь, тебя бы в кассе вокзала на тридцатку обсчитали. Это же две бутылки пива.

– И пачка сухариков.

– Вот-вот.

Приятели закурили.

– У меня один торгаш знакомый был, – сказал Петрович. – На Невском матрешками торговал. Так он мне все на итальянцев жаловался. Паскудный, говорил, народ. Шумят, торгуются, а покупают мало.

– Что итальянцы, что французы, – махнул рукой Степаныч.

– А вот испанцев он хвалил.

– За что?

– Приличные, говорил, люди. Один раз он по ошибке какому-то испанцу лишнюю двадцатку сдачи дал. Дело было утром. Так испанец не поленился, вечером приехал, отыскал этого торгаша и вернул деньги.

Стаканы вновь были наполнены.

– Все они басурманы, – сделал вывод Степаныч. – Давай за нас.

– Давай.

Первая бутылка опустела.

– Где теперь этот твой торгаш? – поинтересовался Степаныч.

– Давно его не видел. Говорят, подался в администраторы.

Степаныч вздохнул:

– Да, неплохо бы сейчас на Средиземноморье…

– Или хотя бы на залив.

– Это точно…

Город не спеша погружался в белую ночь. Ночные заведения на набережных сверкали огнями. Где-то вдали играла музыка.

Вскоре и вторая бутылка опустела. Колбаса и лук были съедены. Бомжам хотелось продолжения банкета. Они задумались. Петрович шмыгнул носом, Степаныч почесал затылок.

– Неплохо бы добавить, – произнес Петрович,

– Да уж…

– Я говорил, надо три брать.

– На свежем воздухе алкоголь быстро выветривается.

Собутыльники приуныли.

– Я знаю тут один круглосуточный лабаз, – наконец сказал Петрович.

– Где?

– На набережной Мойки.

– Ты предложил, тебе и идти.

– Один не пойду.

– Ладно, пошли вдвоем. Не каждый день все-таки зарплату выдают.

Друзья поднялись.

– Переодеваться будем? – Степаныч посмотрел на свой служебный халат темно-синего цвета. Такой же был на Петровиче. Пиджак Степаныча и куртка Петровича остались в подсобке.

– На кой нам переодеваться? До магазина и так дойдем, – сказал Петрович.

Сказано – сделано. Работники Эрмитажа спустились вниз и, миновав вахту служебного входа, вышли на Дворцовую площадь. Группа иностранных туристов стоя возле музея, о чем-то лопотала на своем языке.

– Вон твои французы, – показал рукой Степаныч.

– Это финны.

– Думаешь?

– Точно тебе говорю.

– Черт с ними, показывай свой лабаз.

Собутыльники направились на набережную Мойки. Минут через семь они оказались возле небольшого круглосуточного магазина.

– Здесь, – сказал Петрович.

– Вижу.

Друзья зашли в магазин и окинули взглядом витрины. Не долго думая они вновь взяли водку, колбасу и лук и, выйдя из магазина, побрели в сторону Эрмитажа.

Пока Петрович и Степаныч ходили за покупками, на вахте произошла смена. К работе приступила вахтерша, только вчера поступившая на службу в музей. Женщина лет шестидесяти пяти, с крупной фигурой и строгим взглядом, она еще не успела познакомиться с Петровичем и Степанычем, поэтому остановила их, когда они попытались пройти в здание.

– Вы куда? – поинтересовалась вахтерша.

– На работу, – ответил Петрович.

– На какую такую работу?

Только сейчас собутыльники сообразили, что их служебные удостоверения находятся в одежде, оставленной в подсобке.

– Да мы, бабуся, здесь работаем, – сказал Степаныч, – видишь, на нас рабочая форма.

Вахтерша с недоверием осмотрела работников Эрмитажа, взгляд ее остановился на сетке в руках Петровича, где находились выпивка и закуска.

– Где, вы говорите, работаете?

– Здесь, где же еще.

– Грузчиками!

– Вот что, грузчики, предъявите свои удостоверения.

– Они у нас в подсобке.

– В какой подсобке?

– В подвале.

Вахтерша начала терять терпение.

– Значит, так, если вы сейчас же отсюда не уберетесь, я вызову охрану…

Между тем белая ночь окутывала город неповторимыми красками и звуками, создавая у горожан, гулявших по улицам, лирическое настроение. Одним из ночных прохожих был журналист Юрий Епифанов. Работник прессы не спеша шагал по Дворцовой набережной, обдумывая рецензию па выставку эротической фотографии, проходившую в те дни в выставочном зале Союза художников. Как всегда, Епифанов собирался отразить впечатление от увиденного в газетах разной политической ориентации.

Для газеты «Петербургская правда» требовалась ругательная статья, в которой необходимо было разоблачить морально вредную выставку, приехавшую к нам с Запада, чтобы растлить и без того распущенную отечественную молодежь. Шагая по набережной, Епифанов подбирал словосочетания для будущей статьи: «свалившаяся к нам неизвестно откуда выставка», «набор безвкусных снимков», «похотливый взгляд камеры». Думая о статье для газеты «Петербургский либерал», Епифанов подбирал другие слова и выражения: «давно в нашем городе не проводилась эротическая выставка такого масштаба», «о качестве некоторых снимков можно спорить», «определенный вклад в раскрепощение нашего общества». Что касается газеты «Желтый попугай», для статьи в это издание необходимы были более хлесткие выражения: «арбузные груди и персиковые попки», «разжигает воображение и возбуждает желание», «секс продолжает оставаться главным занятием в нашей жизни».

Епифанов любил обдумывать статьи на ходу. В кармане журналиста всегда находился блокнот, в котором он набрасывал тезисы будущих публикаций. Идя по набережной и глядя на спокойные воды Невы, газетный работник время от времени останавливался и, сделав пометки в блокноте, продолжал дефилировать дальше.

Свернув с набережной на Дворцовую площадь, Епифанов зашагал вдоль Эрмитажа…

Петрович и Степаныч между тем продолжали препираться с вахтершей на служебном входе в музей.

– Мамаша, мы здесь работаем! – воскликнул Петрович.

– Мы картины каждый день с места на место перетаскиваем! – поддержал коллегу Степаныч.

– Где же ваши документы?

– Мы же говорим, забыли с собой взять.

– В магазин пошли, а документы в штатской одежде остались.

– Да ты, бабуся, спроси у кого угодно! – не выдержал Петрович. – Тебе каждый подтвердит.

Терпение вахтерши лопнуло. Она вышла из кабинки вахты и, уперев руки в бока, встала перед непрошеными гостями.

– Во-первых, ты мне не тычь, во-вторых, я тебе не бабуся, и в-третьих, считаю до трех, если не уберетесь, сдам обоих в милицию!

Последняя угроза подействовала на собутыльников. Поняв, что спорить с вахтершей бесполезно, они вышли на улицу. Между тем желание продолжить застолье нарастало с каждой минутой.

– Дай-ка мне бутылку, – сказал Петрович.

Степаныч достал из сетки водку.

– Держи.

Петрович ловким движением отвернул крышку и, сделав жадный глоток, передал бутылку Степанычу. Тот последовал примеру приятеля.

– Вот что, Петрович, – сказал Степаныч, – ты по водосточным трубам в детстве лазил?

– Ну лазил.

– Улавливаешь, к чему я это?

– Улавливаю.

– В этом деле самое сложное наверх залезть, но вниз-то мы по лестнице спустимся, когда документы заберем.

– Чего только не сделаешь из любви к искусству.

– Я один раз видел, как какой-то парень по отвесной стене пятиэтажки за пять минут с первого на последний этаж забрался.

– Ладно, не свисти!

– Ей-богу! Потом оказалось, что пятиэтажка женским общежитием была, а парень тот альпинистом.

– Чего стоять, пошли трубуч подходящую искать.

– Пошли.

Товарищи зашагали вдоль стены.

– Вон, чем тебе не труба? – сказал Степаныч.

– Нет, эта слишком хлипкая.

– Пошли дальше.

В конце концов подходящая труба была найдена.

– Ну, давай еще по глоточку, – сказал Петрович.

– Давай.

Петрович взял в руку бутылку.

– За удачное восхождение! – Сделав глоток, он передал водку Степанычу.

– Чтоб не упасть, – поддержал друга собутыльник.

Епифанов продолжал дефилировать вдоль стены всемирно известного музея. Отдельные строчки еще не написанных статей крутились в голове журналиста. Белая ночь окрашивала будущие произведения автора в фантастические тона.

Вдруг Епифанов остановился. То, что увидел журналист, заставило его вспомнить собственные публикации на криминальные темы. Два человека карабкались вверх по водосточной трубе Эрмитажа.

– Что за черт, – произнес журналист.

Несколько мгновений он неподвижно наблюдал за происходившим, затем, придя в себя, выхватил из кармана мобильный телефон и набрал номер милиции.

– Дежурная часть, – услышал Епифанов.

– Я вам звоню с Дворцовой площади. Здесь двое грабят Эрмитаж.

– Вы что, пьяны?

– Я не пью.

– Что там происходит?

– Два человека лезут по стене Эрмитажа, вероятно, собираются проникнуть в здание через окно.

– Ваша фамилия?

– Меня зовут Юрий Епифанов.

– Оставайтесь на месте.

Дежурный связался по рации с машиной ПМГ, находившейся неподалеку от Дворцовой площади. Через пять минут милицейский автомобиль подъехал к музею. Епифанов подбежал к машине.

– Это я звонил вам, – обратился он к молодому милиционеру.

– Что случилось?

– Смотрите туда. – Он показал рукой на карабкавшихся по водосточной трубе бомжей.

– Все ясно.

Два милиционера вышли из машины и подошли к зданию.

– Немедленно спускайтесь! – крикнул Петровичу и Степанычу один из стражей порядка.

Собутыльники замерли.

– Что будем делать, Петрович?

– Они не имеют права, мы здесь работаем.

– Спускайтесь, или будем стрелять! – услышали музейные работники.

– Не стреляйте! – крикнул Петрович.

– Спускаемся.

Через пару минут они оказались возле милиционеров.

– Ребята, мы здесь работаем, – попытался объяснить Петрович.

– Мы пропуска в подсобке забыли.

Работники правопорядка даже слушать не стали не удавшихся верхолазов и препроводили их в «упаковку».

– Спасибо вам, гражданин… – произнес милиционер.

– Епифанов Юрий Денисович, – подсказал журналист.

– Если бы не вы, случилось бы ограбление Эрмитажа.

– Как истинный петербуржец, я не мог этого допустить.

Милиционер пожал руку работнику прессы.

Петровича и Степаныча доставили в ближайшее отделение милиции. Выяснение обстоятельств дела было отложено до утра, а работников музея поместили в «обезьянник». Войдя в него, друзья увидели старого знакомого бомжа Померанцева, который курил, лежа на нарах.

– Гляди, Петрович, мы тут не одни, – сказал Степаныч.

– Вижу.

– Проходите, осваивайтесь, – отреагировал Померанцев.

– Я смотрю, ты уже освоился.

– Я здесь как дома. Жаль, завтра утром выходить придется.

– За что тебя?

– Выпил с корешами и заснул в Михайловском саду.

– Нашел место, где спать, там сейчас полно туристов, – сказал Степаныч.

– Позоришь наш город перед всем миром, – добавил Петрович.

– Ладно, позоришь… Я там десятки раз ночевал, просто незнакомая смена попалась. А вас с чем повязали?

Петрович махнул рукой:

– Ни за что погорели.

– Пострадали на рабочем месте.

Музейные работники изложили Померанцеву историю своего задержания. Выслушав ее, бомж ехидно захихикал.

– Вы хоть водку успели допить?

– В том-то и дело, что нет.

– Реквизировали.

– Не повезло вам.

– Ничего, завтра наши удостоверения найдутся, тогда все выяснится.

– Отсюда-то вас отпустят, а вот с работы попрут, – заявил Померанцев.

– Думаешь?

– Точно тебе говорю. Меня знаешь со скольких мест за пьянку выгоняли?

Петрович и Степаныч приуныли.

– Жаль, – произнес Петрович, – теплое было местечко.

– Опять же рядом с искусством, – добавил Степаныч.

Померанцев хитро посмотрел на сокамерников.

– Хотите, совет дам?

– Какой?

– Куда на работу устроиться.

– Ну?..

– Мне дали одну наводку, в яхт-клубе катера красить.

– Это как?

– Изнутри. Работа грязная, зато не тяжелая, и платят хорошо.

– Сколько?

– По двести на нос за катер. Там как раз бригада из трех человек требуется. Могу взять в долю.

Приятели задумались.

– В яхт-клубе, говоришь?

– Ага.

– Что-то маловато они платят.

– Там работы часа на полтора-два, не больше.

– Это дело надо обмозговать…

На следующий день, как предсказал Померанцев, Петровича и Степаныча выпустили из отделения, но уволили с работы. Друзья решили принять предложение товарища по несчастью и поработать малярами в яхт-клубе. Вместе с Померанцевым они отправились на острова и уже к полудню получили первый заказ.

Бомжам было выдано ведро темно-коричневой краски, которую следовало нанести на внутреннюю поверхность катера. Работа закипела. Перепачканные с ног до головы новоиспеченные маляры усердно водили кисточками по доскам. Час спустя решено было сделать перекур. Сев на траву возле катера, бомжи достали сигареты.

– Да… – произнес Петрович.

– Что – да? – спросил Степаныч.

– Нелегкая работенка.

– А ты думал, даром тебе две сотни достанутся? – отреагировал Померанцев.

– Я ничего не думал.

С минуту маляры молча дымили сигаретами.

– Сейчас бы пивка, – мечтательно произнес Степаныч.

– Не помешало бы, – согласился Петрович.

– После работы, – сказал Померанцев. Как бригадир, он чувствовал ответственность за доверенный объект покраски.

– Давай хотя бы по бутылочке, – сказал Степаныч.

– Работа веселее пойдет, – улыбнулся Петрович.

Померанцев сам испытывал желание снять похмелье, поэтому быстро сломался.

– Ладно. Сбегайте на Центральную аллею, там киоск есть.

– Я знаю.

– Возьмите по бутылке и мигом обратно.

– За нами не заржавеет, – сказал Петрович.

– Будем через пять минут, – заверил коллегу Степаныч.

Друзья отправились за пивом, а Померанцев достал еще одну сигарету.

Летний день не был жарким. Облачная дымка окутала небо. В парке, где находился яхт-клуб, было пустынно. Со стороны городка аттракционов доносилась музыка. Померанцев курил, размышляя о превратностях судьбы и медленно выпуская кольца дыма.

Вдруг он увидел движущийся по дорожке парка милицейский «уазик». Бригадир маляров инстинктивно поежился.

«Что им здесь нужно?» – мелькнуло в его голове.

Машина затормозила недалеко от Померанцева. Он с удивлением увидел вышедшего из автомобиля старшего лейтенанта Волкова.

– Волков! Какими судьбами?

– Здравствуй, Померанцев.

– Здорово!

– Ты что здесь делаешь?

– Катер крашу.

– Работаешь?

– Так точно!

– И давно ты здесь обосновался?

– С месяц.

– Стало быть, местную публику хорошо знаешь?

– Как тебе сказать… Кое с кем успел познакомиться. А в чем дело?

– Поступил сигнал, что здесь подозрительные личности в брошенных катерах живут.

– Правильный сигнал.

– Тебе что-нибудь известно об этом?

– Да.

– Рассказывай.

– Видишь те мостки? – Померанцев показал рукой на деревянные мостки над водой, метрах в пятидесяти от себя.

– Вижу.

– Там есть один катер брошенный.

– Так…

– В нем какой-то странный тип обитает, морда у него очень подозрительная.

– Что в нем подозрительного?

– А ты сходи, сам убедишься.

– Проверим.

– Только ты меня не выдавай.

– Ладно.

Волков направился обратно к «уазику», за рулем которого сидел шофер Витя.

– Подъезжай к тем мосткам, – сказал старший лейтенант.

Витя завел мотор.

Волков чувствовал усталость, ночью оперативник спал не более трех часов. Накануне он встретился с новой знакомой Ольгой. Сначала молодые люди зашли в полюбившееся им «Старое кафе», затем погуляли по городу и в конце концов оказались в холостяцкой квартире старшего лейтенанта. Уже под утро милиционер проводил девушку домой и, вернувшись, провалился в короткий сон. Целый вечер девушка твердила, что ей необходимо готовиться к экзаменам, но тем не менее отложила сидение за учебниками на завтра.

«Уазик» подъехал к мосткам, Волков увидел лежавший на боку старый катер.

– Жди меня здесь, – сказал оперативник Вите.

Выйдя из машины, старший лейтенант подошел к брошенной посудине. Обойдя ее вокруг, милиционер понял, что внутри кто-то есть. Он постучал по кабине. Ответа не последовало. Постучав еще раз, Волков услышал шевеление в недрах катера.

– Есть кто-нибудь? – спросил оперативник.

– Кто вам нужен? – последовал ответ.

– Могу я войти?

– Заходите.

Отворив незапертую дверь, Волков спустился в трюм. Глазам старшего лейтенанта открылась удивительная картина. В небольшом помещении стены были увешаны рисунками, театральными афишами и фотографиями. За столом перед керосиновой лампой сидел длинноволосый молодой человек лет двадцати девяти, чье лицо показалось оперативнику знакомым.

– Здравствуйте, – сказал Волков.

– Добрый день.

– Старший лейтенант Вячеслав Волков, Уголовный розыск, – представился милиционер.

– Леонид Попов-Белоцерковский, режиссер.

Только теперь оперативник вспомнил, где раньше видел обитателя катера.

– Мы, Леонид, с вами уже знакомы.

– Не припоминаю.

– Нас знакомил Эдуард Заславский. Я приходил к вам на репетицию в особняк на Каменном острове,

Попов-Белоцерковский пожал плечами:

– Заславский много кого приводил. Кстати, вы не знаете, где его найти?

– Я думал, вам это лучше знать.

Режиссер грустно улыбнулся:

– К сожалению, наш продюсер исчез вместе с кассой театра и подарками от спонсоров.

– Помнится, он приглашал меня к вам на премьеру, я, к сожалению, тогда не смог прийти.

– Это был первый и последний спектакль нашего коллектива.

– Почему же?

– Так сложились обстоятельства. Начну с того, что премьера прошла с грандиозным успехом. Сейчас я вам кое-что покажу.

Попов-Белоцерковский встал и, подойдя к стоявшей в углу каюты обшарпанной деревянной тумбочке, извлек старую мятую газету.

– Да вы садитесь. – Режиссер кивнул на скамейку напротив.

– Спасибо. – Волков сел.

– Вот, полюбуйтесь. – Обитатель катера показал на статью, обведенную карандашом.

– «Успех петербургского режиссера-новатора», – прочитал название оперативник.

«Двадцать первого декабря во Дворце молодежи состоялась премьера пьесы „Пьеса“, поставленной по мотивам поэмы Валерия Брюсова „О, закрой свои бледные ноги!“. Постановку осуществил театр „Театр“, руководит которым молодой петербургский режиссер Леонид Попов-Белоцерковский. Работы театра „Театр“ уже успели посмотреть зрители многих европейских стран, и наконец с молодым коллективом познакомились соотечественники. Зрелище, представленное на суд петербуржцев, одновременно и удивляет, и восхищает, и тревожит, и вызывает возмущение. Прежде всего хочется отметить нестандартный подход Попова-Белоцерковского к обращению с классикой. Много лет ведутся бесконечные споры о том, как относиться к наследию прошлого, имеет ли право художник безжалостным скальпелем резать то, что создавалось сто, двести лет назад. Попов-Белоцерковский дает однозначный ответ на этот вечный вопрос. Да, имеет! Режиссер представляет нам свежий, необычный взгляд на произведение Брюсова. Это восхитило ту часть зрителей, которая с интересом и одобрением относится к творчеству мастера. Что же возмутило другую часть аудитории? То, что в своей постановке театр „Театр“ ушел от злободневных проблем. Сегодня публика хочет слышать со сцены ответы на волнующие ее вопросы, а также рекомендации, как выжить в наше непростое время. В целом премьера прошла успешно. Можно поздравить город с появлением в нем молодого коллектива, во главе которого стоит талантливый руководитель, чьи идеи и новации вызывают искренний интерес у зрителей. Собственный корреспондент Е. П. Ифанов».

Дочитав статью, Волков протянул газету Попову-Белоцерковскому.

– Я начинаю еще больше жалеть, что не смог побывать на премьере, – сказал оперативник.

– Вы действительно много потеряли.

– Но почему вы больше не играете этот спектакль?

Режиссер вздохнул:

– К сожалению, не все деятели культуры в нашем городе подготовлены к восприятию серьезного театра.

– Кого вы имеете в виду?

– Я имею в виду представителей городского комитета по культуре.

– Они были на премьере?

– Да, их пригласили персонально.