Много раз приходилось сопровождать соседей-бомбардировщиков на линию фронта и в тыл к противнику. В первых полетах бомбардировщики после сброса бомб нередко отрывались от нас, старались поскорее вернуться на базу. Нередко их настигали «мессершмитты», и тогда дело кончалось плохо. Теперь же взаимодействие было налажено. Летчики бомбардировочного полка поняли свои ошибки, и мы действовали дружно. Немцы, несмотря на значительное преимущество в воздухе, не могли противостоять действиям нашей бомбардировочной авиации. Очень редко им удавалось подбить один-два самолета, но при этом они теряли и свои машины.
      Как правило, из штаба бомбардировщиков звонили командованию и хвалили работу истребителей прикрытия. И, как видно, перехвалили. Виной тому был летчик нашего полка Виктор Радкевич.
      Как и многие из нас, он был молод и горяч нравом, однако недисциплинированности не проявлял. И вдруг случилось непостижимое.
      …Смешанная группа истребителей из двух эскадрилий под командованием капитана Терпугова, получила задание прикрыть бомбардировщики ДБ-ЗФ в районе их боевых действий.
      Мы взлетели, в указанном районе встретили «бомберов», Прикрытие организовали по заранее намеченному плану. Две пары И-16 непрерывно маневрируют с фланга на фланг и при этом будто ножницами «стригут пространство». Третья пара, Терпугова, оттянулась немного назад, находясь выше первых двух, просматривает верхнюю и нижнюю полусферы. В любой момент она готова оказать помощь первым двум парам при отражении атак истребителей противника.
      Подлетаем к цели. Бомбардировщики вышли на боевой курс и по команде ведущего точно сбросили свой смертоносный груз на головы фашистов.
      Внимательно наблюдаем за воздушным пространством. Ага! Со стороны Феодосии набирают высоту восемь «мессершмиттов». Терпугов подает сигнал: «Приготовиться!».
      В атаку заходит первая пара «мессов». Мы отсекаем их атаку огнем пушек и пулеметов. Бомбардировщики ближе подошли друг к другу и повели по немцам огонь изо всех огневых точек. Отбита вторая атака, и мы уже летим над своей территорией.
      Но вот один из немецких истребителей после выхода из атаки начал быстро снижаться. Внешне никаких признаков поражения у него не было: ни дыма, ни огня. Это настораживало. Ведь бывали случаи, когда фашисты делали «приманку» для наших истребителей, чтобы оторвать их от бомбардировщиков в надежде разделаться с последними.
      В таких случаях мы продолжаем прикрывать бомбардировщики не обращая внимания на «подбитый» самолет.
      Но на этот раз Виктора Радкевича соблазнила легкая добыча: «мессершмитт» развернулся по направлению к линии фронта и продолжает резко снижаться.
      «Тянет к своему аэродрому, – решил Радкевич, – добью его в воздухе. У товарищей ордена, и мне бы не мешало счет начать».
      И Радкевич не устоял против соблазна, забыв о своих обязанностях ведомого, бросил командира группы.
      Теперь нас осталось пятеро против семи фашистских истребителей. Терпугов оказался без прикрытия, но продолжал руководить боем.
      Немцы быстро сориентировались в обстановке и заняли исходное положение для атаки. Им удалось зайти сзади последовательно парами в наиболее уязвимом месте прикрытия советских бомбардировщиков.
      Заметив, что Терпугов без ведомого, они немедленно атаковали его. Один против тройки «мессершмиттов», он уже был не в состоянии надежно прикрыть бомбардировщики на своем фланге. Еще атака фашистов, и ДБ-ЗФ, задымив, круто пошел к земле. За ним – второй.
      Со стороны полевого аэродрома, что расположен неподалеку от населенного пункта Ленинское показалась четверка наших истребителей. Помощь подоспела, но… поздно! Немцы развернулись и пошли на свой аэродром. Дорого нам стоила «победа» Виктора Радкевича…
      После этого позорного случая от Виктора отвернулись все товарищи. С ним не разговаривали, в столовой не садились за один стол, а Алексеев, напарник Радкевича по комнате, даже переселился в другое место.
      Прошла неделя. Виктор заметно похудел, сник. Веселые глаза запали и стали какими-то безразличными.
      – Кажется доконали его, – начали поговаривать летчики, – скоро подаст рапорт с просьбой о переводе в другую часть.
      Но Радкевич поступил иначе: однажды к ужину он пришел в переполненную столовую и робко остановился у входа. Летчики оживленно вели беседы о боевых вылетах, но при виде его притихли. Воцарилась неприятная тишина.
      Виктор постоял у порога столовой, потом медленно вышел на середину помещения и громко произнес:
      – Ребята! Послушайте меня минуту.
      Все повернули головы в его сторону.
      – Я виноват перед вами… Простите меня! Даю вам слово, что буду воевать не щадя жизни и свой позор смою кровью фашистов. Простите, товарищи…
      – Ну, что же, – послышался голос Терпугова, – посмотрим. Садись с нами есть. И сто граммов наркомовской выпей. Так, я говорю, товарищи?
      – Правильно, товарищ командир! – зашумели летчики. – Мы тоже такого мнения.
      Радкевич ожил, стал неузнаваемым. Он действительно превратился в «воздушного зверя». В Крыму, на Кубани, под Новороссийском, в районе Туапсе своими воздушными боями он поражал летчиков: дрался один против шести, а то и восьми «мессершмиттов». На глазах у всех сбивал самолеты противника.
      Забегу немного вперед: в день вручения полку гвардейского знамени, как и многим другим летчикам, Радкевичу был вручен орден Красного Знамени. Получая его, Виктор сказал:
      – Даю слово – это не последний!
      Свое слово он сдержал, и не один раз.
      В апреле 1943 года Виктор Радкевич был назначен командиром эскадрильи и в неравном бою погиб за освобождение от фашистских захватчиков Кубанской земли.
      «На фронтах никаких существенных изменений не произошло» – читаем почти каждый день в сводках Совинформбюро. У нас в полку тоже. Регулярно, каждый день вылетаем на выполнение боевых заданий, чаще ведем разведку тылов противника парами и даже одиночными самолетами.
      Данные воздушной разведки о перегруппировке войск противника, подходящих подкреплениях, движении войск и техники к линии фронта, базировании и передислокации фашистской авиации были очень нужны высшему командованию. Мы это понимали и старались выполнить каждое задание на разведку точно в заданном районе. Это было очень опасно и сложно, тем более, что авиация противника господствовала в воздухе.
      Приходилось применять различные хитрости и уловки, чтобы обмануть немцев и увидеть с воздуха все, что только возможно, сфотографировать и доставить командованию.
      В одном из вылетов на разведку в район Старого Крыма нам пришлось вступить в тяжелый воздушный бой в глубоком тылу врага и, постепенно оттягиваясь на свою территорию, продолжать выполнять задание.
      В этом бою был тяжело ранен командир эскадрильи капитан Картузов. Но он не бросил самолет, не выбросился с парашютом. Истекая кровью, он дотянул подбитый самолет до своего аэродрома, посадил его и уже на пробеге потерял сознание. Эскадрилью принял его заместитель, капитан Виктор Орлов, любимец полка, смелый, инициативный командир, высокой культуры и большого мастерства летчик.
      Капитан Картузов, после излечения в госпитале, к нам не вернулся. Его назначили в другой, соседний полк.
      Прошло около недели. Комиссар нашего полка, старший батальонный комиссар Розанов, был назначен начальником политотдела дивизии, а на его место прибыл старший политрук Поляков.
      Жалко было расставаться с Розановым. Ведь он летал с нами на выполнение боевых заданий, знал каждого не только на земле, но и в воздухе.
      Мы продолжали вести разведку, но и немцы не сидели сложа руки. Плацдарм, захваченный советскими войсками на Крымском полуострове, был у них бельмом в глазу.
      Однажды со стороны Черного моря появился самолет-разведчик «Хейнкель-111». Он зашел в район Керчи, разведал аэродром, но не обстрелял его. Потом сфотографировал станцию Керчь и стал уходить на запад.
      К «хейнкелю» устремилась взлетевшая с соседнего аэродрома «чайка». Несколько раз фашист был обстрелян, но безрезультатно.
      – Уйдет фашист, – с досадой выругался командир полка Осипов, – а ведь наверняка везет своим ценные сведения.
      Рядом в полной готовности стоит чей-то самолет И-16, и на него уже поглядывает командир полка. Его взгляд перехватывает Саша Платонов.
      – Товарищ майор, разрешите мне попробовать.
      – Давай!
      Платонов садится в кабину самолета и с места – на взлет. Скользнув взглядом по приборам, он видит, что его истребитель вооружен реактивными снарядами. Удача! Он уверенно подходит к врагу, ловит его в прицел и нажимает на пусковую кнопку эрэсов. «Хейнкель» тут же задымил и заметно стал снижаться. Стрелок-радист выбросился с парашютом, однако высоты не хватило, и он разбился, а летчик и штурман приземлились недалеко от нашего аэродрома.
      Немецких летчиков тут же доставили на аэродром. Они были очень молоды: штурману лет девятнадцать, летчик чуть постарше.
      – Мы все расскажем, – сразу же заявили немцы, – только дайте сначала поесть.
      Немецких летчиков накормили, после чего они рассказали, что фашистская авиация ведет активную разведку линий нашей обороны, боевых порядков, аэродромов, глубоких тылов. Совсем недавно на аэродром Симферополь села большая группа бомбардировщиков, прибывшая из Румынии. Через два дня туда же должна прилететь группа истребителей.
      Было ясно, что немцы сосредоточивают силы, чтобы сбросить советские войска с Керченского полуострова.
      На фронте наступило относительное затишье. Авиация противника вела боевые действия менее активно.
      Но то было затишье перед бурей.
      В утренней сводке Совинформбюро сообщалось: «В течение ночи на 11 мая на фронте существенных изменений не произошло». А утром этого же дня, по всей линии фронта, в Крыму войска противника перешли в наступление.
      В тот же день на рассвете группа «чаек» получила задание вылететь на штурмовку в район Дальних Камышей и станции Владиславовка. Нашим истребителям поручено было их сопровождение.
      Уже при подходе к аэродрому Марфовка мы встретили большое количество фашистских бомбардировщиков, которые летели значительно выше. Они следовали на восток несколькими группами по 18–20 самолетов. Такого количества мы не встречали с февраля месяца. Затем пронеслись отдельными парами и четверками «мессершмитты». С нами в бой они не вступали. Как видно, летели для прикрытия своих бомбардировщиков. Зато вторая группа «мессершмиттов» атаковала нас прямо над аэродромом Марфовка. В это время «чайки» уже взлетели в воздух и встали под прикрытие. Мы попытались пройти в сторону Владиславовки, но и там встретились с большой группой фашистских истребителей.
      Над Владиславовкой «чаек» сильно обстреляла зенитная артиллерия, но штурмовка все же началась. Я в это время летел на самолете командира полка, так как мой «ишачок» накануне был подбит и находился в ремонте.
      Но и на этот раз мне крепко не повезло. Во время штурмовки снаряд зенитки разорвался рядом с самолетом. Слышу – грохот! Посмотрел на плоскости, на фюзеляж – пробоин не сосчитать.
      – Ну, достанется мне теперь от командира полка! – подумал я. – Скажет: «Доверь дураку телегу, он и колеса потеряет». Конечно, майор Осипов ничего этого не сказал, только усомнился в нашем докладе, в отношении количества встреченных бомбардировщиков.
      – Это у вас в глазах двоилось.
      – Никак нет, товарищ командир, в воздухе творится что-то невероятное.
      – Ладно, слетайте еще раз и посмотрите хорошенько.
      В воздух была поднята восьмерка И-16. Задача – произвести разведку воздушного пространства, или, как обычно, называли летчики такие полеты – разведку боем. Мы набрали высоту и вышли к линии фронта в район Владиславовки. Видим, небо кишит самолетами. Фашисты летят и летят на нашу территорию, бомбят, штурмуют наземные войска. Советские истребители парами и четверками отчаянно дерутся с истребителями и бомбардировщиками противника.
      Не успели мы толком разобраться в обстановке, как и на нашу восьмерку набросились около десятка «мессершмиттов». Мы вертелись, как только могли. Туго было, но вернулись домой целы и невредимы. Своей разведкой мы подтвердили: фашисты повсеместно активизируют свои действия.
      Вскоре немецкие войска перешли в наступление, прорвали линию обороны и начали продвижение в направлении Керчи. В районе аэродрома Марфовка противник высадил крупный десант. На северном побережье полуострова также были высажены десанты фашистов. Наши войска с тяжелыми боями отходили в восточном – направлении.
      Положение стало опасным. Вся авиация была брошена на прикрытие наших войск. Но натиск противника сдерживать невероятно тяжело: слишком намного право-сходили немцы в количестве боевой техники.
      К вечеру 13 мая 1942 года положение еще более усложнилось. Ценой огромных потерь противник значительно продвинулся вперед.
      С наступлением сумерек, смертельно измотанные непрерывными воздушными боями, мы сидели возле самолетов и ждали возвращения командира полка из штаба дивизии, куда его вызвали вместе с комиссаром и начальником штаба.
      Километрах в двенадцати от аэродрома слышался грохот артиллерийской канонады. Горела станция Салын. В направлении города и порта Керчь виднелось огромное зарево. Туда летели на бомбежку большие группы вражеских бомбардировщиков.
      Сидим, ждем командира. Вдруг, прямо над головами, пролетел самолет, развернулся и вновь летит к стоянке истребителей. По звуку мотора вроде наш. Но самолет никаких сигналов не подает и в полной темноте идет на посадку. Кое-как приземлился, отрулил в сторону и затих. Бежим к нему.
      Из кабины «чайки» вылез летчик, на крыле стоит второй, привязанный поясным ремнем к крыльевому подкосу.
      – Кто такие? – спрашиваем встревоженно.
      – Это мы, ребята, из полка «чаек», которых вы сопровождали. Едва успели улететь, остальные разбежались кто куда.
      – Да вы толком расскажите!
      Оказывается в Марфовку фашисты сбросили воздушный десант и заняли аэродром. Люди к этому не были подготовлены…
      – Ну, а нам удалось кое-как вырваться. Успели запустить мотор и улететь.
      Летчики были одеты в одни гимнастерки, без шлемов и парашютов.
      – Мы стояли ошеломленные и молчали. А грохот орудийных выстрелов нарастал все сильнее и сильнее…
      С самого утра мы уже в воздухе. Взлетаем и тут же недалеко от аэродрома с ходу вступаем в бой против десяти, а то и двадцати самолетов противника. Дрались мы в те дни особенно яростно, защищая отходящие наземные войска.
      Сегодня то же самое: «Четверку в воздух», – командует начальник штаба Апаров. А мы уже давно готовы.
      Костя Аввакумов, Анатолий Макаров, Саша Алексеев и я бросаемся к самолетам и – пошли! Не успели убрать шасси, как появляются немецкие истребители. За четверкой «мессершмиттов» следуют девять бомбардировщиков Ю-88, а позади у них еще четверка истребителей.
      Начинаем подбираться к фашистским бомбардировщикам, но «мессершмитты» парами заходят к нам в хвост и не дают прицеливаться. Приходится разворачиваться в лоб. Завязался ожесточенный бой.
      С бомбардировщиками мы так и не смогли ничего сделать, не сбили также ни одного истребителя. Немцам же на этот раз удалось поджечь самолет Аввакумова.
      Константин выбросился из горящей машины. При раскрытии парашюта у него с ног сорвало унты. Смотрим висит он в воздухе, а «мессеры» перестраиваются «цепочкой» и начинают заходить друг за другом, чтобы расстрелять нашего товарища. Мы втроем встали в замкнутый вираж вокруг Кости и не даем немцам вести огонь, пока он не приземлился.
      Через несколько часов он приехал на аэродром на худющей лошаденке. Уши у Кости пригорели и опухли, лицо тоже прихватило пламенем. На ногах одни носки. И шлем сорвало при покидании самолета. Но Костя не унывает, смеется:
      – Спасибо, ребята, за выручку. Раз такое дело, заводи пластинку, повеселимся.
      На следующий день свой патефон мы припрятали до возвращения на Крымскую землю: завернули его в тряпки, залили тавотом, положили в мешок и закопали поглубже.
      – Пусть полежит пока «соловушка» в земле. Вернемся, будем играть, – торжественно провозгласил Панфилов.
      К вечеру 14 мая, согласно принятому командованием решению, все авиационные полки улетели с Керченского полуострова, а наш остался на месте и продолжал отражать атаки фашистской авиации, которая усиленно бомбила и штурмовала отходящие войска Красной Армии.
      16 мая фашисты заняли станцию Салын и уже находились в семи километрах от аэродрома.
      – Как быть? – запросил командир штаб дивизии.
      – Принимайте решение и действуйте, сообразуясь в обстановкой, – ответили оттуда, и уточнили:
      – Наши войска отошли к самому городу Керчь и навали переправляться на Таманский полуостров.
      Рано утром полк подготовился к перелету, но аэродром с Азовского моря накрыло густым туманом, и положение стало совсем незавидным. А фашисты уже близко, и артиллерия через наши головы обстреливает населенные пункты, расположенные восточнее аэродрома.
      Надо немедленно улетать. Тракторы уже глубоко распахали аэродром. Оставлена лишь узкая взлетная полоса и на ней выстроились самолеты. Трактористы ожидали отлета, чтобы распахать и эту ленточку земли.
      Штаб полка, техники, оружейники, инженеры во главе с начальником Штаба Апаровым на машинах и пешком отправились в сторону Керчи. Им надо было преодолеть двадцатикилометровый путь, а потом переправиться через пролив на Таманский полуостров.
      Все понимали, что задача эта нелегкая и всякое может случиться.
      А туман не рассеивался. Только часам к одиннадцати немного посветлело. Майор Осипов собрал летчиков.
      – Ну, как, товарищи, сможем взлететь в такую погоду?
      – Надо взлетать. Неровен, час, снарядами накроет, – произнес не спеша Терпугов.
      – Я тоже думаю, надо взлетать, – поддержал его Виктор Орлов.
      – Тогда взлетаем, – решительно скомандовал Осипов. – Капитан Терпугов, начинайте. По самолетам!
      Машина за машиной исчезали в тумане. Взлетев, истребители сразу же начинали пробиваться вверх. Верхняя граница тумана не превышала 350 метров, а дальше – безоблачное, ясное небо. Там, наверху, самолеты собрались четверками, набрали высоту и в боевых порядках пар и звеньев взяли курс на «Большую землю».
      Прошло уже более получаса, как улетел полк. На аэродроме остался один самолет и командир полка майор, Осипов. Досадная задержка – поломка автостартера, а другой машины не было. Но вот, наконец, все исправно.
      Осипов взлетел, вырвался из тумана и тут же, над облаками, был встречен четверкой «мессершмиттов».
      Еще не затих гул мотора взлетевшего самолета, как заурчали моторы тракторов и от взлетной дорожки не осталось следа.
      Фашисты бросились в атаку на Осипова, но сбить его так и не смогли. Самолет был весь изрешечен, мотор работал с перебоями, а командир тянул в сторону Тамани. Наконец, миновав Керченский пролив, он произвел посадку в поле, на фюзеляж.
      Через двое суток Осипов прибыл в свой полк, расположившийся теперь на полевом аэродроме, возле станции Гостагаевской.

      – Ну, рассказывайте, как долетели? – спросил командир полка, еле держась на ногах от усталости.
      – Благополучно, – доложил Лев Терпугов. – До вашего прибытия пришлось взять командование полком на себя. Десятка полтора самолетов придется подлатать. Часть технического состава прибыла только сегодня уже работает. Плохо им пришлось на переправе.
      – А меня чертов стартер подвел. Потом немцы в воздухе насели, едва ноги унес. Самолет жалко, искромсала живого места нет… Ладно, посплю немного, – силясь приоткрыть слипавшиеся веки, сказал майор Осипов.
      – Через два часа разбудите…
      Склонив голову на стол, он тут же уснул.
      – Давайте, ребята, уложим командира на постель.
      – Раздеть его не удастся. Пусть так спит, только сапоги снимите, – распорядился Терпугов.
      Осипов проспал до вечера, а проснувшись, сразу же недовольно спросил:
      – Почему не разбудили вовремя?
      – Это я приказал не тревожить, – ответил Терпугов.!
      – Ишь ты! Захватил власть и командует. Ладно.
      – Пока вы спали, наши с переправы прибыли. Там такое творилось!
      От одних только рассказов техников и работников штаба становилось не по себе. В Керченском порту собралось столько войск, что яблоку негде упасть. Люди и техника усеяли берег пролива на десятки километров. Переправочных средств не хватало, буксиры, баржи, катера, маленькие суденышки останавливались от причалов за 100—200 метров. Тогда люди бросались к ним вплавь.
      Многие сооружили примитивные плоты, использовали автомобильные камеры, бревна и пытались переплыть пролив. Но течение их упрямо сносило к Камыш-Буруну. А там уже были немцы.
      Фашистские самолеты группами, волна за волной, непрерывно бомбили и штурмовали переправу. Нашей авиации для прикрытия войск не хватало. Советские летчики проявили чудеса храбрости и героизма. С земли казалось, что истребителям никакими силами невозможно добраться до немецких бомбардировщиков. И все же они пробивались. Сквозь плотный заслон «мессершмиттов» шли в лобовые атаки и сбивали фашистских стервятников.