3 мая Главный маршал авиации Новиков за отличные боевые действия всему личному составу полка объявил благодарность. У всех радостное настроение. Мы видим оценку своей боевой работы.
      После короткой ночи летчики продолжали вести активные бои. Только за день поднялось в воздух 52 самолета полка на прикрытие своих войск. Сбито девять фашистских самолетов, в том числе по два сбили Азаров и Шикалов.
      Но победы доставались не легко. На фашистских самолетах летали тоже опытные летчики. С ними нужно было сражаться умеючи, с боевой смекалкой. И для наших летчиков, прошедших грозную и тяжелую школу боев, эта задача была по плечу.
      А в ночь на 5 мая артиллеристы, пехотинцы и танкисты начали штурмовать станицу Крымскую. Ранним утром гвардии капитан Сапожников повел группу истребителей на прикрытие наземных войск. При подходе к линии фронта он заметил большую группу самолетов «Юнкерс-87».
      Истребители стремительно атаковали фашистов и с первого же захода сбили один, а затем и второй бомбардировщик. Фашисты растерялись, беспорядочно сбросили бомбы и поспешно ушли на запад.
      Вторая группа наших истребителей, под командованием Азарова, нанесла удар по фашистским самолетам, штурмовавшим наши войска. Азаров сбил «Юнкерс-87», а Ординарцев – «Мессершмитт-109».
      Когда советская пехота ворвалась в станицу Крымскую, бои в воздухе достигли наивысшего напряжения. Эти дни, по мнению летчиков, были самыми жаркими за все время воздушных боев на Кубани. Пятого и шестого мая в воздухе разразилась такая потасовка, которую трудно себе представить.
      Фашисты решили во чтобы то ни стало, любой ценой, внести перелом в воздушной обстановке. Они пошли ва-банк, бросив все свои самолеты в бой. Развернулись невероятных масштабов воздушные сражения. Самолетов у фашистов было очень много. Но еще больше теперь их было с нашей стороны, особенно истребителей.
      Крылатые полки, едва заправившись горючим и пополнив боекомплект, вновь поднимались в воздух. Группы самолетов нашего полка водили в бой старшие лейтенанты Солдатов, Макаров, капитаны Сапожников и Чернецов. Неоднократно вылетал на задания командир полка Осипов.
      Технический состав с тревогой смотрел в небо, ожидая возвращения своих летчиков. И каждый раз они возвращались с победой.
      6 мая мы сбили шесть самолетов противника. Фашистская авиация была изгнана с поля боя, а станица Крымская освобождена наземными войсками. Однако бои проходили не без жертв с нашей стороны. Смертью храбрых пали летчики Николай Скворцов, Семен Мироненко, Григорий Кулагин.
      Старший лейтенант Скворцов был отчаянно храбрым летчиком. На «спитфайре» он летал так, что английская техника не выдерживала русского характера. Однажды Николай после проведенного боя вернулся домой с поломанным в воздухе сиденьем. Сиденье летчика на «спитфайре» изготовлено так, что если в полете будет создана перегрузка, оно опустится на амортизаторах. Летчик при этом как бы просядет и воздействие перегрузки уменьшится. Внизу под сиденьем установлены два штыря-ограничителя, дальше которых сиденье не опустится. Однако англичане, вероятно, не рассчитывали на то, что «спитфайры» попадут на Кубань.
      Скворцов в воздушных боях создавал такие перегрузки, от которых обрывались амортизаторы и не выдерживали ограничители. Сиденье проваливалось вниз. Возвращается Скворцов из полета, а его почти не видно в кабине – сиденье провалилось и уперлось в тягу управления рулем высоты.
      – Ты что же это, самолет изуродовал? – смеются механики.
      – Сам удивляюсь, но факт налицо: подкачала английская техника…
      Погиб Николай Скворцов, защищая товарища. В одном из воздушных боев четверка «спитфайров» под командованием Скворцова встретилась с двенадцатью фашистскими бомбардировщиками, которых прикрывали шесть «мессершмиттов».
      – «Спитфайрам» связать боем прикрытие! – поступила команда с земли. – Сейчас подойдут «яки».
      – Вас понял, – ответил Скворцов.
      Группа полезла наверх, чтобы принять воздушный бой на себя и оторвать прикрытие фашистов от их бомбардировщиков. Скворцов заходит ведущей паре «мессершмиттов» в хвост и начинает её преследовать. Проходит несколько минут. Наши «яки» уже набрали высоту и торопятся атаковать «юнкерсов».
      Задача, поставленная группе Скворцова, выполнена. «Спитфайры» приняли на себя бой с «мессершмиттами». Один из вражеских бомбардировщиков горит и стремительно несется к земле. Но шлейф дыма тянется и за самолетом ведомого Скворцова – он старается перетянуть линию фронта.
      – Держись, Кулагин! – кричит Скворцов попавшему в беду товарищу. – Я рядом!..
      А сверху наваливается новая четверка вражеских истребителей. Изо всех сил отбивается Скворцов, прикрывая боевого друга. Но силы слишком неравны, и одному из фашистов удается поджечь самолет Скворцова…
      Николая не стало, погиб замечательный летчик, который самоотверженно дрался с немцами в небе Ростова, Крыма, Кубани. Не возвратился домой после боя и Григорий Кулагин.
      Тяжело переживать потери боевых друзей. Невозможно было вычеркнуть из сердца имена близких товарищей, тех, с кем еще вчера делили радость и горе, вместе ощущали упоение боем и дыхание смерти. И мы мстили за павших товарищей, с утроенной яростью набрасываясь на врага.
      Не щадя своей жизни, продолжали сражаться летчики полка. Только за шесть дней воздушных сражений, c 3 по 8 мая было сбито 26 самолетов противника.
      …Глядя на красивое, почти юношеское лицо с ясными, голубыми глазами и выцветшими от солнца бровями Сережи Азарова, никто из непосвященных ни за что не сказал бы, что это – один из самых грозных для фашистов летчиков.
      Его любили буквально все в полку. А командир эскадрильи Солдатов просто обожал своего заместителя. Азаров отвечал ему тем же. Эскадрилья по боевой и политической подготовке занимала первое место. И не случайно. На боевом счету летчиков было больше всех сбитых вражеских самолетов.
      Умный, смелый, находчивый командир эскадрильи и такой же его заместитель сумели организовать людей, сплотить их в единый боевой коллектив, поднять чувство ответственности за судьбу Родины.
      В полку говорили: «Солдатов и Азаров – это душа и отвага эскадрильи». И это было истиной. Они как бы дополняли друг друга и каждый готов был отдать жизнь за другого.
      Эскадрилья славилась другими отважными летчиками – Шикаловым, Мартыновым, Серебряковым, Волошиным.
      8 мая 1943 года. День был ясный, знойный. Солнце немилосердно жгло истерзанную бомбами и снарядами кубанскую землю. Тучный чернозем полей зарос бурьяном, дикой травой. Пыль огромными султанами висела над дорогами, по которым день и ночь двигались танки, автомашины, колонны пехоты и артиллерии.
      Азаров забрался на верх капонира в надежде освежиться степным ветерком. Но воздух был недвижим. Одолевала жажда.
      – Эх, скорее бы в небеса! – Там прохлада и врамя бежит быстрее.
      Услышав голос летчика, показался из капонира и механик Григорьев.
      – Как ты, Григорьев, думаешь, будет сегодня вылет?
      – А что? Самолет в полной готовности.
      – Знаю. Но я не об этом. Хочется в воздух подняться, там прохладнее.
      – Прохладнее! А чего же вы каждый раз возвращаетесь в промокшем комбинезоне, аж соль выступает?
      – Это, братец, ты мой, от работы. Там как закружится карусель, так голова из стороны в сторону будто маятник мотается.
      – А опасность-то какая!
      – На войне опасность каждую секунду рядом с нами бродит.
      – Это верно, – согласился Григорьев. Азаров снова посмотрел в небо.
      – Ух, жарко! У тебя в капонире не найдется глоточка холодненькой?
      – С вечера флягу поглубже закопал, но должно быть нагрелась, солнце шпарит вовсю.
      Азаров полез в капонир. Вода была хотя и не очень холодная, но свежая. Летчик с удовольствием глотал живительную влагу. Потом тыльной стороной ладони вытер губы, на минуту призадумался и спросил механика:
      – А как ты думаешь, Григорьев, кто сейчас сильнее в воздухе: мы или немцы?
      – Конечно, мы, – не задумываясь, ответил механик, скосив глаза на ордена командира.
      – Да, теперь в небе фашистам стало тошно.
      Сергей любил вот такие непринужденные беседы. И сейчас ему хотелось перекинуться словом со своим механиком. Но тут послышался голос моториста:
      – Ракета!
      Азаров, не торопясь, поднялся, отряхнул с брюк пыль, потянулся до хруста в костях и тут же ловко надел парашют.
      – Вот и война снова начинается, – подмигнул Григорьеву. – Быстро прыгнул на «крыло» самолета и в одно мгновение уже был в кабине.
      – Товарищ командир, запускаем?
      – Не торопись, наш конь не подведет. Впрочем, давай, – согласился Сергей.
      Мотор чихнул, хлопнул и заработал ровно и монотонно.
      – Счастливо, командир! – крикнул Григорьев и махнул рукой в сторону рулежки.
      Азаров увеличил обороты мотора, самолет выскочил из капонира и пошел на взлет. Четверка истребителей уже в небе. Самолеты построились в боевой порядок и пошли в сторону Крымской.
      В первой паре Солдатов с Азаровым, вторую ведет Мартынов. Внизу кубанская земля клубится столбами пыли. При подходе к линии фронта по радио приказ:
      – Патрулировать «квадрат два».
      Перекладывая самолеты с крыла на крыло, четверка барражирует в заданной зоне. Самолетов противника пока нет. Внизу наши штурмовики обрабатывают передний край фашистов. Их прикрывают «яки». Извилистой лентой через бесконечные плавни пробивается к морю река Кубань. На юго-западе синеет полоска Черного моря.
      Прошло десять минут. На одном из разворотов Азарова, осматривая заднюю полусферу, увидел шестерку «мессершмиттов». В ту же секунду в наушниках шлемофонов летчики услышали голос Сергея:
      – Командир, сзади и выше «мессы».
      – Вижу. Мартынов, следуй за мной.
      Фашистские истребители ринулись в атаку, но не сумели использовать преимущества в высоте. Завязался бой.
      Азаров, весь внимание, следует за командиром, как тень, защищает его, отсекая атаки немцев от хвоста. Фашисты упорно наседают.
      Еще атака и «Мессершмитт-109» валится на крыло, потом переходит в штопор и врезается в землю. Не ушел фашист от меткого огня Азарова. Бой идет над нашей территорией. Там, внизу, с волнением следят тысячи людей за воздушной схваткой.
      Вот еще один фашистский истребитель загорелся от огня Мартынова. Еще несколько минут боя, и немцам удается поджечь самолет Мартынова.
      – Мартынов, прыгай! – кричит по радио Солдатов. – Да прыгай же!
      Черная точка отделяется от падающего «спитфайра», и через несколько секунд над ней раскрывается белый купол парашюта. Ведомый Мартынова прикрывает своего командира.
      Неравный бой Солдатова и Азарова с четырьмя «мессершмиттами» продолжается. Продержаться бы им немного и на помощь подоспеет ведомый Мартынова, Александр Серебряков.
      – Командир, у тебя в хвосте «мессы»! – кричит Азаров по радио.
      Но было уже поздно, Солдатову не уйти от поражения.
      – Держись! – крикнул Азаров и бросил самолет между Солдатовым и двумя «мессершмиттами». В тот миг в его машину впились десятки пуль и снарядов. Истребитель вздрогнул, накренился и стал штопорить. По плоскостям взметнулись языки пламени.
      В кабине полно дыма, нечем дышать. Вспыхнула одежда и страшная режущая боль хлестанула по лицу и рукам. Напрягая последние силы, Азаров сбрасывает фонарь кабины. Объятый пламенем, он переваливается за борт и летит к земле огненным клубком.
      Медленно бегут роковые секунды, опередив горящего Азарова не долетев до земли, взрывается «спитфайр». Будто испугавшись взрыва, раскрывается наконец парашют Азарова. Он плавно понес летчика к земле. Но погасить падением пламя на одежде не удалось. Сотни наших солдат, переживая, смотрели как на их глазах сгорает в кебе отважный летчик.
      Азаров упал на землю и все еще продолжал срывать с себя горящую одежду. К нему на помощь бросились пехотинцы.
      Сергей лежал, скорчившись от чудовищной боли. Клочья сорванной и еще дымящейся одежды прилипли к его кровоточащему телу, сплошь покрытому страшными ожогами.
      Пехотинцы завернули Сергея в шелк парашюта и бережно понесли на руках к дороге. Подошла автомашина и Азарова осторожно подняли с земли.
      – Не надо, ребята… – прошептал Азаров. – Как командир?
      – С твоим командиром все в порядке, сынок, – ответил летчику какой-то пожилой солдат.
      Но Азаров этого уже не услышал… Склонив головы, без пилоток, запыленные и потные стояли солдаты и… плакали.
      Похоронили Сергея на холме возле Крымской, там, где были похоронены павшие смертью храбрых воины, бравшие штурмом эту станицу.
      А через несколько дней был получен Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Сергею Азарову звания Героя Советского Союза за подвиги, совершенные им ранее, до трагического дня 8 мая 1943 года.
      И снова бои, бои. Наземные войска ломают сопротивление врага. В воздухе уже нет безраздельного господства фашистской авиации, и мы надежно прикрываем свои войска. Фашисты несут большие потери. Значительно сузились их возможности для ударов с воздуха по нашим боевым позициям и тылам.
      15 мая полк перебазировался ближе к линии фронта, на полевой аэродром, расположенный возле станицы Славянской. Станица утопает в фруктовых садах. На больших массивах виноградников работают женщины и дети.
      Мы разместились в домах рабочих совхоза. Нас повсюду радушно принимают старики, женщины, подростки и особенно девчата.
      – Слава богу, свои пришли, – крестятся старухи.
      – Расскажите, что было у вас до освобождения станицы? – спрашиваем местных жителей.
      – Долго рассказывать придется, – говорит старик с двумя георгиевскими крестами на полинялой гимнастерке и в казачьей фуражке. – Силантьич, погутарь ты с летчиками, а то у меня как-то сегодня язык туго ворочается.
      – Аль дюже хлебнул? – интересуется другой дед(чуть помоложе.
      – Не то что б дюже, а малость сподобились на радостях с танкистами. Ох и ребята! На все грудя ордена да медали понавешаны.
      – Верим, дед, верим, нэ божись, – смеются летчики. – Рассказывай, как оно было здесь в последнее время.
      – Дело было под Полтавой! – поглаживает дед усы. – Это даже трудно рассказать. У нас была такая распутица, что воробей и тот увязал в грязюке. А тут наша, значит, Красная Армия, нажимает. А немцу надо вывозить технику, запасы всякие, да фрицев своих. Самолетов грузовых у них было много. А грязь разбегу не дает. Вот тут-то оно и началось! Не знали, куда деваться, нехристи окаянные. По всей станице двери ободрали…
      Действительно, для взлета своих транспортных самолетов фашисты ободрали всю станицу. На покрытие взлетных дорожек в ход пустили все: заборы, двери домов, ворота, доски с полов и прочее. Тяжелые самолеты взлетали и тянули за собой целые поезда грузовых планеров.
      Взлетит транспортник Ю-52, а за ним на буксире три планера. Только успели набрать высоту, как появляются наши истребители и зажигают самолет-буксировщик. Планеры отцепляются и кто куда! Но уйти никому не удается. Горят и те самолеты, которые не успели взлететь. Об этом позаботились штурмовики, Долго будут помнить фашисты кубанскую весну 1943 года!
      Наши войска повели энергичное наступление, и фашисты откатились до так называемой «Голубой линии», пролегавшей от Новороссийска, через станицу Крымскую, Киевскую и дальше, вдоль плавней реки Кубань до порта Темрюк.
      Воздушные бои не утихали, но и не усиливались. В небе происходили непрерывные схватки, но уже не такие ожесточенные и многочисленные, как в первых числах мая. Наша авиация сломала хребет фашистским эскадрам и полностью овладела кубанским небом. Теперь в воздухе были хозяевами положения наши летчики. А подкрепления все прибывали.
      Появился корпус истребителей конструкции Лавочкина. По своим боевым качествам «лавочкины» значительно превосходили самолеты фашистов.
      Прибыл и авиационный корпус генерала Савицкого, вооруженный самолетами Як-1-Б. Летчики прилетели на Кубань с Дальнего Востока и были отлично подготовлены к боевым действиям. Но о тактике воздушного боя, применяемой немцами, они знали лишь понаслышке.
      Прославленные асы кубанского неба Покрышкин, Речкалов, братья Глинки предложили прибывшим дальне-» восточникам познакомиться с воздушной обстановкой, и ввести их в курс дела так же, как и нас в свое время на «спитфайрах». Но питомцы Савицкого, надеясь на свою отличную технику, от помощи деликатно отказались:
      – Ничего страшного, сами справимся.
      – Пока будем знакомиться, и война кончится!
      – Полетим, сами разберемся.
      И полетели. Однако сразу поняли, что поспешность приводит к неудачам: как и в нашем полку, у них на первых порах были значительные потери. Дальневосточники были отчаянными и смелыми. Но отсутствие боевого опыта, конечно, сказывалось. Бывало, увидит кто-то из них вражеский самолет и атакует его до тех пор, пока не собьет. И не заметит, что увлекся так боем и так далеко ушел на территорию, занятую врагом, что теперь ему трудно придется одному против своры фашистских истребителей. Так погиб не один прекрасный летчик в результате горячности и необдуманности своих скоропалительных действий.
      Но в бою мастерство приобретается быстро, тем более, что летный состав корпуса генерала Савицкого был хорошо подготовлен, а сам «Дракон» – командир корпуса – имел огромный летный и жизненный опыт и был искуснейшим воздушным бойцом.
      В том, что дальневосточные летчики были основательно подготовлены, мы убедились, как говорится, на собственной шкуре. Повторилось то же самое, что было чуть раньше, в конце апреля. Увидели они наши «спитфайры» и, приняв за немцев, давай шерстить так, что деваться некуда. Пришлось вновь лететь на аэродром, где базировались летчики дальневосточного корпуса, и снова показывать английские самолеты.
      Сел и я на один из полевых аэродромов. Сразу же собрались летчики.
      – Ребята, – говорю, – что же вы нас атакуете? Немцы нападают и вы тоже!
      – Теперь нам понятно, – сконфуженно отвечают летчики после осмотра «спитфайра» и выполненного показного полета. – Больше не будем…
      Однако знакомство знакомством и все же мы еще долго продолжали следить за летчиками, летающими на «яках», носы которых были окрашены в красный цвет. И не зря. Не прошло и несколько дней, как на меня снова напали красноносые дальневосточники.
      – Свой! – кричу. – Яшка, брось дурить!
      А он увлекся, лезет напролом и так из пушки жахнул, все крыло моего «спитфайра» разворотил. Едва я дотянул искалеченный истребитель до ближайшего аэродрома. Сел. Вижу и «як» садится рядом. Оказывается, полк, в котором он служит, базируется на этом же самом аэродроме.
      Выскакиваю из кабины, подбегаю к летчику.
      – Ты что же, сукин сын, мне самолет попортил! Ну что теперь с тобой сделать, скажи!
      – Да я думал, что ты немец! – мнется смущенный летчик.
      Самолет мне починили добротно: техники-дальневосточники помогали на совесть. Прошло еще немного времени, и мы привыкли друг к другу. Работали слаженно. Славными ребятами оказались питомцы генерала Савицкого.
      Однажды пришлось наблюдать бой четырех наших «яков» прямо над аэродромом. В этом бою они подбили «Мессершмитт-109». Немецкий летчик, видя, что не сможет перетянуть линию фронта, выбросился с парашютом. Самолет упал, а летчик, приземлившись на пшеничное поле, пытался скрыться, дождаться темноты, с тем чтобы ночью перебраться к своим.
      Командир полка приказал пленить фашиста. Но тот оказал отчаянное сопротивление, отстреливался и не подпускал к себе близко наших солдат. Тогда они разделились на две небольшие группы и, маскируясь в колосьях, стали пробираться к немцу. Через некоторое время один из солдат добрался до фашиста и так огрел его по спине прикладом карабина, что тот сразу стал, как шелковый.
      Пленного фашиста привели на аэродром. Допрашивали без переводчика, при помощи полкового врача Зени Давидовича, который и здесь был незаменим. Видя перед собой еврея, фашист очень нервничал и извивался, как уж. Но потом под давлением Зениных улик успокоился и начал давать показания.
      Допрос был весьма комичным. Мы, активно помогая своему «переводчику», выволакивали из памяти известные нам немецкие слова, жестикулировали. Я даже начал рисовать и пояснять на пальцах.
      С трудом было установлено, что немецкий летчик, в свое время служил в войсках противовоздушной обороны Берлина, откуда и прибыл на Кубань.
      Выяснилось также, что он работал инструктором в училище, имеет большой налет часов на истребителях, принимал участие в воздушных боях против англичан. Теперь он горевал, что его сбили, Да, «печальная» история.
      Немецкий летчик видит, что к нему нет неприязненного отношения со стороны наших летчиков и решает узнать, кто же его сбил.
      – Меня мог сбить только большой ас, – гордо заявил немец.
      Высокого роста, рыжий, с хищным взглядом, фашист производил, прямо скажем, неприятное впечатление. По возрасту он был значительно старше любого из нас. Одним словом это был стреляный коршун.
      – Я хочу знать, кто меня сбил, – настаивал немец.
      – Девчонка тебя сбила, – ответил ему начальник штаба. – Наша Соня Булгакова. Не веришь?
      После перевода слов майора Апароза, немец растерялся, потом отрицательно замотал головой. Мы поняли, начальник штаба хочет позлить фашиста.
      Оружейницу Соню быстренько переодели в летную форму. Она появилась перед командиром полка, и в присутствии немца, лихо отрапортовала:
      – Товарищ гвардии подполковник! Боевое задание выполнено. Вернулась без повреждений, сбила «Мессершмитт-109»!
      У фашистского верзилы глаза полезли на лоб, он покраснел, как рак, и, забыв, что он в плену, заорал:
      – Не может этого быть, чтобы меня сбила эта девчонка!
      – Подумаешь, вояка, не таких сбивали! А с таким растяпой, как ты, и возиться-то нечего! – И, козырнув командиру полка, Соня небрежно сняла с головы шлем.
      Русые кудри рассыпались по ее плечам и столько было в ней девичей свежести, что мы залюбовались нашей оружейницей.
      – Да вы посмотрите, какая она красавица, – воскликнул кто-то из летчиков. – А мы, лопухи, и не замечали.
      Раздался новый взрыв хохота. Фашистский летчик нагнул низко голову и медленно зашагал к автомашине, которая уже стояла наготове к поездке в штаб дивизии. Немец, оказывается, неплохо знал русский язык, а мы морочили тут голову. И вот слова Сони его окончательно доконали.
      28 мая был очень удачный день. К десяти часам утра летчики полка сбили шесть самолетов противника. В 12 часов 17 минут наш штаб получил телеграмму:
      «В период с 9 до 10 часов утра в районе станицы Запорожской летчики группы подполковника Осипова сбили три „Мессершмитта-109“. Подтверждают наземные войска.
      Командир авиадивизии полковник Дзусов.
      В эти дни жарких боев на наш сравнительно маленький полевой аэродром садились все подбитые самолеты; «яки», «лавочкины», «аэрокобры». Однажды умудрился сесть и пикировщик Пе-2. Посадку выполнил очень аккуратно, зарулил и остановился вблизи командного пункта. Из кабины вылезает экипаж.
      Глянули мы и рты раскрыли: летчик и штурман – девушки, лет двадцати двух, а стрелку-радисту, девчонке, не больше восемнадцати, совсем юное создание.
      – Смотрите, девчата с неба свалились! – заорал Серебряков.
      – А вы что, ждали нас из преисподней? – оборвала его летчица пикировщика. – Это к тебе ведьма какая-нибудь на метле прилетит. А мы ангелы Марины Расковой. Слышал о таких?
      – Ну как, Саша. Теперь ты понял, с кем имеешь дело? – шутили и смеялись мы над Серебряковым.
      Девушки отошли в сторону. Слышим командир нападает на стрелка-радиста:
      – Какого же ты дьявола не отстреливалась, когда фрицы заходили в атаку? – горячилась летчица.
      – Я стреляла, но истребители прикрытия сплоховали. Связались с «мессершмиттами», а «фоке-вульфы» тут как тут. И, пожалуйста, один паразит прорвался.
      – Прорвался! А ты куда смотрела, когда он прорвался?
      У девушки-стрелка на глазах слезы. Жалко ее нам стало.
      – Ну, что вы, девчата, на нее набросились? В бою всякое бывает. Самое главное, вы целы остались и сели хорошо.
      Теперь они уже все втроем набросились на нас.
      – А вы не лезьте не в свое дело!
      – Ну, зачем же нас обижать. Успокойтесь, пойдемте в столовую, перекусим.
      Водворился мир и мы вместе пошли в землянку. Выходим, а в это время четверка «спитфайров» ведет над аэродромом бой с четырьмя «фокке-вульфами». На бреющем полете через аэродром пролетает тройка, за ней – вторая штурмовиков Ил-2. Это наш Виктор Савченко сопровождал их на передовую, а теперь ведет домой. На подходе к аэродрому и увязались эти «фокки».
      В воздухе грохот пушек. Девчата тоже вышли из землянки, уставились в небо. Наблюдают. «Илы» уже скрылись в направлении своего аэродрома, а «спитфайры» продолжают бой. Но вот истребители разошлись в стороны: немцы подались восвояси, а наши заходят на посадку.
      Самолет Савченко сел, пробежал, остановился, но почему-то не рулит к капониру. Мотор продолжает работать. Мы садимся в машину – и к нему.
      Савченко в кабине, голова бессильно свесилась на плечо. Я прыгаю на плоскость, открываю фонарь. Виктор без сознания, шея и комбинезон залиты кровью. Мы осторожно вытащили его из кабины, положили в машину и подъехали к командному пункту.
      – В чем дело? – встревожился Осипов.
      – Савченко тяжело ранен, без сознания.
      – Немедленно в санчасть!
      Девчата с бомбардировщика молча подходят к нам.
      – Это ваше звено ходило на прикрытие? – спрашивает девушка-летчик.
      – Наше.
      – Вы, ребята, не обижайтесь на нас. Мы не вас имели в виду. А как дерутся ваши, своими глазами видели.
      – Где санчасть находится? – спросила штурман пикировщика.
      – Тут, недалеко, в станице. На второй улице, направо домов пять пройти.
      Девушки ушли в станицу, где-то раздобыли цветов и навестили Виктора Савченко. Оказалось, пуля слегка пробила шею, но он все-таки много потерял крови.
      – Если надо, возьмите для переливания нашу кровь, – убеждали Зеню Давидовича девушки, – У нас очень хорошая кровь!
      – А разве у советских девушек может быть плохая кровь? – категорически заявил Зеня. – Но сейчас в ней нет надобности, потому что все в порядке.
      Савченко потом рассказывал, что, увидя девушек с цветами, сразу почти выздоровел.
      – Только шея болела, да и то будто бы меньше.
      К вечеру прилетел связной самолет и привез к «петлякову» новый радиатор. Техники быстро поставили его и на следующий день девчата улетели.
      – Не обижайтесь на нас! Спасибо за гостеприимство!
      В конце июня полк получил приказ сдать «спитфайры», а самим выехать в тыл для переучивания на новые самолеты. «Спитфайры» сдали соседям, за исключением одного звена, которому следовало перелететь на полевой аэродром, находящийся в непосредственной близости от линии фронта и нести там дежурство в, так называемой, засаде.
      Это значит, что мы самостоятельно должны были принимать решения и вылетать на обнаруженного визуально противника, или, как говорят летчики, вылетать «по зрячему», уничтожать самолеты-корректировщики, летавшие вдоль линии фронта.
      Наше звено перелетело на замаскированный полевой аэродром, точнее не аэродром, а небольшую посадочную площадку.
      И началась у нас охота за самолетом-корректировщиком «Фокке-Вульф-189», который попросту называли «рамой». Дежурить в засаде дело не легкое и не очень приятное. Площадка километрах в четырех-пяти от линии фронта. Снаряды летели буквально через головы. В течение дня приходилось раза четыре, иногда и больше переруливать самолеты на новые места, чтобы избежать поражения артиллерийским огнем.
      Чуть светает, мы уже на ногах, в полной готовности ждем появления «рамы», чтобы перехватить ее и уничтожить. Как только появлялся в небе немецкий корректировщик, мы тут же поднимались в воздух. Но посадочная площадка была у противника под особым и постоянным наблюдением. Стоит только «спитфайрам» взлететь, как тут же «рама» разворачивалась и поспешно уходила.
      Прошла неделя, вторая, Продолжаем дежурить. Систематически, чаще всего на рассвете, иногда днем в воздухе появляется фашистский корректировщик.
      И все же мы сбили эту проклятую «раму».
      В течение четырех-пяти дней мы внимательно изучали тактику корректировщика и с точностью до минуты записывали время появления «рамы» над линией фронта.
      Таким образом, появился график вылетов фашистского самолета.
      В один из июльских дней, вечером, все летчики и техники собрались и пришли к единому мнению, что завтра на рассвете в определенный час фашист обязательно должен будет корректировать огонь своей артиллерии.
      На том и порешили, А утром, чуть свет, еще в сумерках, подняли пару «спитфайров» и приказали дежурить в стороне от района, где появится «рама».
      И действительно, около шести часов утра фашист начал наблюдение за обстреливаемым районом наших войск.
      Грохот канонады орудий потряс воздух. Все ясно! Подаем команду «спитфайрам», и те, не раздумывая, обрушились на врага. Зажатый в «клещи», фашист был сбит.
      Дело было сделано. 14 июня связной привез телеграмму, в которой было приказано: «Дежурившему в засаде звену перелететь на другой аэродром, сдать самолеты соседнему полку, а самим отправиться в тыл для переучивания».

В ученье, как в бою