- Не стреляйте! - отчаянно закричал Андраковский, устремляясь на выстрел. - Не стреляйте! Все люди братья!!
      Дети восприняли его крик как боевой клич.
      Андраковский налетел на Даниила и схватил его обеими руками. Даниил слабо трепыхался в объятиях пирата. Из дымового облака вынырнули Катарсис и Бомбар. Бомбар схватил Милору, а Катарсис - потерявшего сознание Артема.
      - Живы! - воскликнул маэстро, и по лицу его заструились радостные, прозрачные слезы.
      Даниил тускнеющим взглядом смотрел на Андраковского - сознание его медленно уплывало. И Милора, словно сговорившись с Даниилом, вдруг ослабла в лапах Бомбара, а тот, не поняв, что случилось, потряс ее, как копилку с монетами.
      - Уходим! - сказал Катарсис.
      Маэстро поудобнее перехватил мальчика.
      Пираты пустились в обратный путь по мертвым или умирающим коридорам. Света здесь не было. Угольная тьма расцвечивалась галактиками крошечных багровых, еле тлеющих огоньков. Едва видимая в полумраке дорога петляла, вся загроможденная погибшими конструкциями. Словно сети, путь преграждали лопнувшие кабели. Стены напоминали драные лохмотья, в полу зияли дыры. Один раз пиратам пришлось прыгать по балкам над пропастью огромного трюма, в котором переливалась алым живая скатерть пожара. Потом потянулись пространства, где было еще чем поживиться, и языки пламени, как мародеры, еще плясали над развалинами. Здесь пожар не обращал на людей внимания, как промчавшаяся конница не видит отставших лошадей с порубленными седоками. Пираты пробирались мимо костров, и тени их ломались на стенах, кривляясь, точно шаманы. А затем огонь вновь разросся, встал аркой над каждой дверью и бил людей протуберанцами пламени. Пираты то попадали в самое горнило, где начинала тлеть одежда, то вылетали на пустое, чистое пространство - островок покоя среди урагана. Прежнюю дорогу отрезала горящая лавина, ползущая вверх по лестнице, и пираты помчались обходными путями сквозь руины и перекрещивающиеся струи пены, сквозь душный пар и дым, по малознакомым тоннелям, где рушились потолки и огонь пожирал сразу обе стены. Маэстро думал, что все они обречены, что им никогда не выбраться из этого пылающего кишечника, но все равно бежал, прижимая к хрипящей груди ребенка. Маэстро казалось, что упади он или остановись - и вспыхнет сразу со всех сторон и изнутри, да так, что снопы пламени вырвутся изо рта и глазниц. Маэстро бежал, ориентируясь по квадратной спине Катарсиса, и вдруг осознал, что эта металлическая спина, окрашенная отраженным смертоносным светом, гаснет, как закат. Это пираты выходили из пожара.
      Качаясь, они добрались до шлюзов и бережно положили детей на пол. Маэстро сел, привалившись спиной к стене, и уронил голову.
      - Маэстро, у вас голова в пепле, - сказал Катарсис. Андраковский совершенно равнодушно провел рукой по волосам - ладонь осталась чистой.
      Минут пять длилась тишина, потом маэстро с трудом встал и спросил:
      - Послушай, старина, а где этот связанный горец? Катарсис оглянулся и ответил печально:
      - Значит, убежал...
      - Сгорит, дуралей... - тихонько пожалел маэстро.
      Но Аравиль Разарвидзе не сгорел.
      Аравиль Разарвидзе спасал картины.
      Глава 7
      Репрессоры
      Во время пожаров всегда горят картины - эту истину маэстро знал и раньше. Знал он и то, что гораздо чаще картины жгут. Случалось ему сталкиваться с жуткой, несокрушимой силой, тупо и беспощадно разрушающей все, что существует иначе. Но чтобы эта сила воплощалась в представителях той планеты, о которой в самых тайных из сокровеннейших своих мыслей маэстро мечтал как о наилучшем для себя пристанище и финише, - такого в его жизни не было.
      Андраковский, естественно, не мог знать, где Аравиль Разарвидзе. А тот, перепилив веревки, точно пес с цепи, рванулся к мастерской маэстро, ибо уже заметил, что именно ее пираты почему-то облюбовали для встреч, укрытий и, вероятно, мест дележа и оргий. Аравиль с трудом нашел дорогу, но не встретил вокруг мастерской никого. Тогда он осторожно приоткрыл дверь и просунул в щель голову. В лицо ему ударил клуб огня.
      Через три секунды Аравиль уже понял, что мастерская пуста, как выеденное яйцо. Но там, внутри, в неведомо как начавшемся пожаре гибли удивительные картины. Аравиль не знал таинственных живописцев, чья кисть породила это торжество чистых красок. Но картины гибли, и Аравиль, не раздумывая, яростно рванулся в пекло.
      Он срывал твердые полотна с подрамников, а вокруг пузырился пластик, и рыжий, ядовитый огонь копьями вонзался в одежду. Аравиль на ощупь искал в дыму картины и тащил их к выходу, а некоторые уже горели в его руках. После пятой атаки на Аравиле вспыхнула куртка, и он долго катался по коридорам, сбивая пламя. Когда он встал, спасать было больше нечего.
      В это же время, оставив детей на попечение Катарсиса и Бомбара, маэстро бежал к мастерской. Душа маэстро, скрученная, словно ее выжимали, и ветхая от страданий, как рубище паломника, истекала кровью. Андраковскому казалось, что мир уходит из-под ног, что само мироздание разваливается на куски. То, во что он верил, не признаваясь даже себе, оборачивалось стреляющей, жестокой изнанкой. То, что осталось бы от него, когда он в последний раз покажет звездам живое лицо, горело и умирало. Письма в будущее, точно почтовые голуби, были сбиты пулями. У маэстро тряслись руки, а самого его бросало на бегу от стены к стене, пока он вдруг не увидел Аравиля, и ноги его ослабли в коленях.
      Аравиль в прожженной рубашке стоял посреди коридора, держа в руках скрученные рулоном полотна. Маэстро сразу узнал их по торчащим краям "Альбедо беды", "Война глобул и цефеид", "Почему я боюсь надира", "Не хочу быть гномоном". Многих полотен здесь не было, но и эти остались бы для маэстро мостиком к своему времени. Окаменевшее было лицо Андраковского вдруг неуловимо сдвинулось, как плоскость Зодиака, и его медленно разрезала робкая улыбка, тонкая, словно первая трещина начинающегося ледохода. Маэстро, протянув руки, стал благоговейно приближаться к Аравилю.
      - Мои картины!.. - прошептал он.
      Аравиль выдвинул голову подбородком вперед, навстречу маэстро, и на шее вспухли вены. Пальцы маэстро легли на край рулона.
      - Отдай, - умоляюще попросил маэстро. И тут Аравиль выдернул из-под его рук рулон и другим концом ударил Андраковского. Тот повалился, цепляясь за картины.
      - Отдай?! - закричал Аравиль, став красным, как семафор. - Это ты за них лез в огонь, подонок?! Это ты их создал, а?!
      - Да!!! - отчаянно выкрикнул маэстро.
      - Ты грабитель!!! Ты разорял великих мастеров!!! Ты не можешь даже стоять рядом с искусством, потому что ты пират, слышишь, пират!!!
      Концом рулона Аравиль подцепил маэстро, как вилкой подцепляют спагетти, и отбросил его к стенке.
      - Но ведь все люди братья!.. - выдохнул маэстро.
      Это был уже не тот маэстро, что поднимал рабов на Урионе, бежал с каторги на Двужильном Тягуне и дрался со штурмовиками Пустого Тифона. Это был маэстро, который прижимался к стене и плакал, потому что Аравиль Разарвидзе по праву сильного не верил ему.
      - Воооон отсюда!!! - орал Аравиль. - Воооон, или я раздавлю тебя!!!
      И, получив третий удар, маэстро покатился по коридору, вскочил и побежал обратно. Внутри него не осталось ничего, кроме хрупкой, нежной, стеклянной веры, облитой слезами, как грибным дождем. "Улетим, мы улетим отсюда навсегда, - шептал себе маэстро. - Здесь люди не верят, что любят друг друга, и мы уйдем в другой, лучший мир, где я напишу новые картины, и меня никогда не будут убивать!.."
      А в это время Катарсис бился головой о дверцу шлюза. Делал это он осознанно и мощно, но в дикой тоске.
      Когда Андраковский побежал, дети уже приходили в себя после злосчастного пожара. Катарсис велел Бомбару притащить аптечку, и вскоре маленькие земляне уже могли сесть. Они сидели и из-под опущенных век глядели на Катарсиса.
      - Пираты... - тихо сказал Даниил.
      Артем совсем закрыл глаза.
      Милора незаметно обвела взглядом отсек и осторожно толкнула плечом Даниила. Бластеры стояли в углу.
      Катарсис возился с какими-то склянками, повернувшись к детям спиной. Бомбар восхищенно смотрел на руки Катарсиса и тоже ничего не замечал. Но тут по коммуникациям внутри робота словно ударили холодным током, и Катарсис медленно оглянулся.
      Дети на цыпочках крались к оружию.
      На мгновение все замерли, а затем Катарсис, Даниил, Милора и Артем одновременно прыгнули к бластерам, издав совместный дикий вопль. Они столкнулись в воздухе и упали на пол сплетенным, кричащим комом. Даниил рванулся из общей свалки, и ладони его легли на рукояти бластера. Катарсис неимоверным усилием вытянул одну руку и перехватил оружие. Они - Даниил и Катарсис - молча и свирепо боролись, и Даниил, почуяв грядущий проигрыш, нажал на гашетку. Алый луч вонзился в потолок и принялся выписывать узоры углем по белизне. Даниил висел на бластере, словно бульдог, и Катарсис, вырвав другую руку, сбил Даниила на пол ударом кулака. Луч погас, но внутри робота все тряслось и вибрировало.
      Дети медленно отползали от Катарсиса.
      Катарсис поднялся с пола. В нем что-то гулко гремело, как язык в колоколе.
      - Так, да? - спросил Катарсис и, набравшись сил, заорал с такой мощью, что замигали лампы: - Таааак, дааа?!! Стреляааааать?!!
      Дети побледнели.
      - Встать!!! - взревел Катарсис, и дети, изведав власть бластера, послушно поднялись, держась подальше от разъяренного, взбесившегося робота. - Руки за голову!!! Живо!!!
      Дети развернулись лицом к стене, подняли руки и уткнулись лбами и локтями в пластик.
      Но Катарсис и думать забыл о бластере. Он метнулся к Бомбару и вцепился в его ремень. Даниил оглянулся из-под руки, и взгляд его полоснул, как нож.
      - За это Земля не наградит вас амнистией, - зло сказал Даниил, и Катарсис замер с ремнем в руке.
      Бомбар держал штаны.
      Прошло пять секунд, и тут Катарсис, швырнув ремень, завопил, пальцем указывая на люк:
      - Прооооочь!!! В катер!!! Всееееее!!!
      Дети опрометью бросились к люку. Они попрыгали в шлюз, как горох, Артем захлопнул крышку и привалился к ней плечом. Катарсис со своей стороны так завинтил штурвал, что даже металл застонал, и тут же, не медля ни наносекунды, дернул рычаг. Дети упали от толчка - это стартовые устройства вышибли "Аввакум-2" в космос, как пробку из бутылки.
      Катарсис сел на пол и подумал, что теперь дети никогда, никогда, никогда не помирятся с пиратами и не оставят их в покое. Вот тут-то он и начал биться головой.
      Андраковский появился из коридора, как Христос во втором пришествии. Он обнял Катарсиса за плечи и приник к корпусу мокрым лицом.
      - Они пытались схватить бластеры, а я едва не побил их ремнем, сдавленно промолвил Катарсис и как-то по-водопроводному булькнул. - Я их выбросил на катер, и когда они вернутся, они нас убьют...
      Андраковский прижал к роботу другую сторону лица и, помолчав, сказал:
      - Я потерял свои картины, старина...
      У Катарсиса в груди горько заскрежетало, плечи маэстро запрыгали, Катарсис обнял его, и они стали качаться, слив свою тоску воедино.
      - Мы уйдем отсюда навсегда, - заговорил маэстро. - Станция на три четверти сгорела, наши координаты станут всем известны... Сейчас мы залезем в катер этого горца, а свою "Большую Медведицу" отстрелим пустую и взорвем ракетами на глазах у детей - пусть думают, что пираты погибли от руки горца. Горец сумеет выбраться со станции, но не скоро, и дети вернутся к родителям...
      - Лучше я сам полечу на нашей "Медведице", - сказал Катарсис. - Иначе дети поймут, что катер пуст, А потом я выброшусь за борт, и вы меня незаметно подберете...
      Андраковский помолчал, благодарно сжав Катарсиса.
      - Бомбар, - позвал он стоявшего в стороне Бомбара. - Беги, Бомбар, в наш арсенал и притащи четыре ракеты...
      Уже через десять минут с четырьмя длинными красными ракетами Бомбар вновь появился перед маэстро. Андраковский вытер лицо рукавом и взял пару ракет, как младенцев. Катарсис направился к люку, за которым находился переходник в катер Аравиля, и, открыв замок, распахнул дверцу. Маэстро, нагнувшись, вошел в тесный и низкий тамбур, еле освещенный потускневшими лампами, и, перешагнув комингс герметизационной муфты, толкнул головой другую дверь, что вела во внутренние помещения "Санскрита". Дверца открылась, и ракеты вдруг полетели из рук маэстро, а сам он вскрикнул, отшатнувшись назад: в коридоре стояла и глядела на него огромными, в темных кругах, глазами похожая на приведение Лала.
      - Где Аравиль? - тихо, как листопад, спросила она. Маэстро долго глотал слюну с железным привкусом и успокаивал прыгающее мячом сердце, прежде чем сумел ответить:
      - Он там, на станции...
      Из переходника выбрались Бомбар с Катарсисом и тоже молча застыли за спиной маэстро.
      - А вы... - Андраковский вдруг начал дергать головой. - Уходите... Идите на станцию...
      - Это велел он? - спросила Лала.
      - Да! - неожиданно громко выпалил Катарсис, и маэстро чуть не подскочил, перестав дергать головой, - вместо этого щеку его начал бить тик.
      Пираты безмолвно раздвинулись, Лала тихо прошла в переходник и исчезла, только через полминуты хлопнул люк.
      - Она его любит, да? - шепотом спросил маэстро у Катарсиса. - А если бы он велел ей умереть, она бы умерла? Это тоже любовь, да?..
      Катарсис без слов повлек потрясенного маэстро в рубку.
      Там Андраковский задумчиво опустился в кресло, а робот быстро привел в готовность все системы "Санскрита" и вместе с Бомбаром зарядил ракеты в кассету для противометеоритной пушки.
      - Ну, стартуйте, - прощаясь, сказал Катарсис. - Давайте побыстрее, чтобы дети не успели вернуться. Вы ничего не забыли, маэстро?
      - Конечно же, нет, старина, - отрешенно ответил маэстро. - Иди, счастья тебе...
      Катарсис пошел к шлюзу, но вдруг подпрыгнул от дикого вопля:
      - Стой!!!
      Маэстро глядел на него расширенными, сумасшедшими глазами, вцепившись в спинку кресла белыми пальцами.
      - Вы чего? - ошарашенно спросил Катарсис. Глаза маэстро медленно погасли.
      - Просто посмотрел... - вяло ответил Андраковский.
      Катарсис вышел из катера, задраив оба люка, и постоял, пока дисплей у шлюза не показал, что "Санскрит" вышел в космос.
      А маэстро совершенно новым, изумленным взглядом озирал распахнувшуюся пустоту, чудовищный холодный океан, полный призрачных огней.
      В боковом иллюминаторе маячила переливчатая рыбка "Аввакума-2". Дети не ушли. Дети ждали момента, чтобы вернуться.
      Бросив рулон с картинами, на стартовой палубе Аравиль Разарвидзе держал на руках плачущую от счастья Лалу. Она обхватила его шею руками, а он целовал ее в висок, и сквозь ее волосы горел его глаз, видевший, что пираты угнали катер.
      На "Большой Медведице" Катарсис, охая, ходил по отсекам, собирал в мешок брошенные вещи и стонал в душе, сделавшись убийцей своего дома. Катарсис чувствовал в любом другом механизме нечто родственное себе и теперь бродил и гладил стены, стирая пыль с приборов, прощаясь и прося прощения у катера. Катер молчал, и робот тосковал еще больше, вспоминая, как раньше тот разговаривал, как по игре огней на пульте можно было угадывать его настроение, как катер веселился, захлопывая двери перед носом, или пугался, дрожа переборками, или замирал в восторге, словно гепард в прыжке.
      А в шлюзе "Большой Медведицы" уже таились шаги людей, о которых Катарсис и думать забыл. Аравиль Разарвидзе, оставив Лалу в тамбуре катера, крался в рубку.
      Катарсис сел в кресло, посидел в размышлении и включил шлюзование, дав обратный счет расстыковке. В иллюминатор видно было, как расходились лепестки ангарных створок, и свет звезд заливал ангар. А в следующий миг все взорвалось бешеным блеском и искрами, приборная панель прыгнула в глаза, и Катарсис потерял сознание.
      Аравиль Разарвидзе отбросил железяку, которой ударил робота по голове. Робот лежал лицом на пульте, и в черепе у него зияла дыра. Аравиль, развернув кресло, вывалял Катарсиса на пол и бросился за Лалой. "Большая Медведица" выходила в космос.
      - Теперь это наш катер! - шептал Аравиль, целуя Лалу. - Любимая моя, бесценная моя, теперь нам не страшны пираты!..
      - Пираты! - закричала Милора, ткнув пальцем в стекло.
      Дети уставились в иллюминатор. Вслед за катером Аравиля Разарвидзе из ангара выплывала и пиратская "Большая Медведица".
      - Туда! - сам себе сказал Даниил.
      Три катера стягивались к одной точке пространства.
      - Дети увидели Катарсиса, - сказал маэстро Бомбару, когда "Аввакум-2" пошел на разворот.
      Катарсис очнулся - это в голове при толчке слиплись контакты - и почувствовал, что его куда-то тащат. Глаза робота были разбиты и слепы.
      Аравиль Разарвидзе, поднатужившись, перевалил тело Катарсиса через бортик утиль-камеры. Робот ударился о днище и понял, что сейчас его выбросят в космос.
      Аравиль дернул рычаг,
      - Что там? - спросил Артем очень тихо, и его никто не услышал.
      Дети сидели за пультом и глядели в иллюминатор, как путник смотрит на тучу в ожидании ливня.
      Андраковский тоже видел, как Катарсис выпал через мусорный люк. Но он не мог понять, почему робот не улетает прочь от катера, который через пять минут будет взорван.
      Аравиль, забыв о детях и пиратах, вновь целовал Лалу.
      А Катарсис вслепую цеплялся за корпус катера, и душа у него кричала. Сейчас маэстро нажмет кнопку, и "Большая Медведица" станет гробом на двоих. Ноги у Катарсиса парализовало, но руки еще действовали, и, прижимаясь локтевыми магнитами к шершавому, потрепанному корпусу, Катарсис полз по катеру к светящемуся выпуклому стеклу рубки, где его распластанный силуэт будет виден маэстро - и маэстро не станет стрелять. Катарсис полз медленно, страшно медленно, и глаза его были двумя пробоинами в черепе. В разладившемся механизме робота лопались и плавились какие-то провода, искрили контакты и схемы одевались ореолами плывущих токов. Катарсис направил всю свою волю на то, чтобы удержать скачущее сознание, чтобы не прервать свое движение, иначе тому глупому, вспыльчивому землянину и его преданной девушке грозит гибель.
      Взгляды пятерых были как нити, на которых марионеткой висел и корчился робот.
      Пальцы маэстро лежали на клавише, и ракеты напрягли стальные клювы и мышцы. Маэстро никак не мог понять, почему Катарсис ползет по катеру, ведь уже пора, уже пора стрелять!
      А лицо Бомбара вдруг смялось в жуткой муке, и непослушные челюсти, неверный, неумелый язык тянули из горла слова. На Семи Крестах в лаборатории Граненого Меридиана Бомбар был клонирован немым, он молчал все свои 164 года, но теперь слова выдавливались наружу.
      - Не надо!.. - простонал Бомбар.
      Маэстро скосил на него огромные, затянутые дымом глаза, в которых непостижимыми изломами отразилась какая-то мысль, и вдавил клавишу в панель пульта.
      Ракеты пронзили пустоту и ударили в лоб "Большой Медведице".
      Катер на миг окутало пламя, и тут же оно исчезло.
      Катарсис, растопырив руки, летел в пустоте, как кленовый лист.
      Рубка пиратского катера была расколота пополам.
      Все долго-долго смотрели на эту широкую, черную трещину.
      А Лала и Аравиль Разарвидзе ничего не успели понять.
      Все глядели на черную трещину в крышке рубки, пока из нее медленно-медленно не выплыли два белых, ледяных трупа.
      Маэстро Андраковский беззвучно завизжал, царапая пульт ногтями.
      Два трупа плыли в невесомых волнах Вселенной, тонули, купались в стылых, прозрачных струях мерцающего звездного света, как бакены на трудном фарватере.
      На очень трудном.