– Я ведь совершенно не знаю тебя, Боря, - сказала Милена. - Кто ты такой? Чего тебе надо? Просто секса?
      – Мне надо, чтобы не было конца света, - повторил Моржов свою старую шутку, но Милена даже не улыбнулась.
      Ветер вломился в комнату, будто бежал по фасаду гостиницы и провалился в открытое окно. Медные волосы Милены кинуло Моржову на лицо.
      – Где ты родился? Кто твои родители? Где ты учился? Был ли ты женат? Есть ли у тебя дети? - отстранённо, как-то механически перечисляла вопросы Милена.
      Моржов накрыл её лицо ладонью, словно хотел прекратить поток вопросов. Он начал гладить Милену по закрытым глазам, по калмыцким скулам.
      – Родился здесь, - сказал он. - Женат был, но развёлся. Детей нет. Учился на заочке в областном. Родители живы-здоровы, живут в деревне. От Ковязина полтора часа на автобусе. Когда в стране началась эта бодяга, они поменяли квартиру в Ковязине на хороший дом и свалили туда. Они уже пенсы. Им в грядке интереснее. А мне чего в деревне делать? Кур доить?… Но всё это - лишняя информация, Милена. Она ни о чём не свидетельствует. Человек не выводится из суммы фактов его жизни. Биография нужна только для суда, а психоанализ - для зомби. Фрейдизм - психическая юриспруденция. Все законы - это десять телевизоров пикселей.
      – Роза - твоя любовница? - прямо спросила Милена.
      – Нет, - твёрдо ответил Моржов.
      Сейчас (да и всегда) это был единственный приемлемый ответ.
      – Почему-то я тебе не верю…
      – А я и не мессия, чтобы мне верить, - мягко сказал Моржов.
      Милена чуть вздрогнула, когда ладонь Моржова слишком сильно сжала её грудь.
      – Мне кажется, я при тебе как лучшая жена в гареме… - призналась Милена.
      – Ты спишь с двумя мужчинами сразу, - осторожно возразил Моржов. - Для жены из гарема этот чересчур… по-модернистски.
      – Саша хороший человек… - виновато прошептала Милена.
      – Со всеми хорошими не переспишь.
      – Я… не уверена, что я тебя люблю… Моржов усмехнулся:
      – А разве это важно?
      – Я не хочу быть к Саше несправедливой… Моржов пожал плечами. Справедливость здесь была ни при чём. На самом деле Милена, успешная и волевая женщина, просто не могла сопротивляться напору Манжетова. И сознаться Моржову в этой своей слабости
      Милена тоже пока ещё не могла. Как только она сможет хоть что-нибудь, так сразу Моржов и вышибет Манжетова из жизни Милены.
      – Саша правда хороший, - повторила Милена. - Нет ничего дурного в том, что человек хочет плату за свои хорошие дела…
      – Я не спорю, - согласился Моржов. - Я и сам бесплатно даже не высморкаюсь. Дело не в этом. Он ломает, твой Саша.
      – Он создаёт новое… - возразила Милена.
      – Нет. Не создаёт. Он был бы рад сделать тебя директором МУДО и не возиться с Антикризом. Но МУ-ДО - это немодно. На МУДО не дадут столько денег, сколько дадут на Антикриз. Поэтому твой Саша создаёт Центр и уничтожает МУДО. Боливар двоих не унесёт.
      – И всё равно… Это конфликт старого и нового…
      – Не бывает в России такого конфликта. Мы либо в. новую форму вливаем старое содержание, либо в старую форму - новое. А в чистом виде у нас никогда не получается. Давно, блин, живём. До хрена всего намастерили, выбрасывать некуда.
      – Что же старого будет в Антикризисном центре?
      – Бесполезность.
      – А что новое ты вносишь в Дом пионеров?
      – Щёкин объяснит.
      – Я не знаю, Боря, почему я с тобой… - покорно примиряясь с проявившимся ужасом, созналась Милена - словно согласилась быть жертвой.
      Моржов слушал Милену, ласкал её и испытывал ощущение странного раздвоения. Одна Милена - обнажённая, раскрытая - вся принадлежала ему. Другая - говорящая слова - была чужой и вообще не здесь.
      – Ты жалеешь о том, что мы вместе? - спросил Моржов.
      – Жалею… - почти беззвучно сказала Милена.
      – Без меня всё было просто?
      – Просто…
      – Ты хочешь уйти?
      Милена отрицательно покачала головой. Моржов повернулся на бок, обнимая Милену и целуя её в висок.
      – Я не буду хорошим, как твой Саша, - прошептал он в её волосы. - Но я тебя не сдам, как он сдал тебя мне. Если, конечно, ты не уйдёшь сама.
      – Не уйду… - повторила Милена, и Моржов словно поймал её слова, тихонько положив кончики пальцев ей между губ. Другая ладонь Моржова, гладившая Милену по затылку, бережно и настойчиво наклоняла Милену вперёд.
      – Когда Манжетов приезжает к нам с проверкой? - спросил Моржов, закрывая глаза.
      – Пошлежафтра, - сказала Милена.
      Взятым у Розки ключом Моржов отомкнул амбарный замок и потянул на себя скрипучую дверь жилого домика номер два. Упыри, сопя, толклись за спиной Моржова, а потом под локтями Моржова порскнули в корпус. Видимо, они считали, что здесь под запорами хранятся какие-то сокровища, которые от них скрывают. Домик загудел от топота и воплей упырей, всполошенно захлопал дверями, как крыльями.
      Моржов вошёл в холл, где стояли два теннисных стола - объект многолетних вожделений Каравайского. В корпусе было затхло, воздух словно окостенел, пахло сухой извёсткой и старыми досками. Свет, проходя сквозь пыльные окна, становился жёлтым, будто на выцветшей фотографии.
      – Здесь же нет ничего! - разочарованно орали упыри из дальних комнат.
      Моржов теребил окаменевшие шпингалеты на окнах.
      – Очень неуютное помещение, - важно сказала Наташа Ландышева, возвращаясь в холл.
      Потом выбежал Серёжа Васенин.
      – Смотрите! Это из прошлого осталось! - восхищённо заявил он, размахивая мятой газетой. - Здесь программа для телевизора! А всё уже давно показали!…
      Серёжа развернул газету и с горящими глазами принялся жадно перечитывать программу.
      – Во!… - прошептал он. - Это кино я тогда смотрел!… Вообще давно было!… Я только пятый класс закончил!… Думал, что в том кино всё по-настоящему!
      – Борис Данилович, а зачем мы здесь? - несколько брезгливо спросила Наташа.
      – Надо поговорить, - объяснил Моржов, с треском открывая окно. - Наташа, собери всех где-нибудь в одной комнате.
      Наташа быстро собрала упырей. Упыри ждали Моржова и качались на голых панцирных сетках кроватей с таким упоением, словно в их собственном корпусе голых панцирных сеток не имелось вовсе.
      Моржов демонстративно прикрыл дверь.
      – Разговор у нас тайный ото всех, - сказал он. - В ближайшие два дня о нём никому рассказывать нельзя.
      – Даже Дрисанычу? - удивились упыри.
      – Даже ему, - кивнул Моржов и сел на колченогий стул.
      Упыри таращились на Моржова, ожидая страшной тайны.
      – Вам нравится Дмитрий Александрович? - спросил Моржов.
      – Нравится! - с вызовом заорали упыри.
      – Дрисаныч не баба, он всегда за нас, - злобно сказал Гершензон.
      – А Константин Егорович?
      – Константин Егорович очень много всего знает, - с уважением сообщил Серёжа Васенин.
      – Он рассказывал недавно, что по железной дороге ездил бронепоезд и стрелял из пушек по деревне! - выпалил Гонцов. - А до деревни-то целых три километра!
      – Он вообще прикольно рассказывает, но старый, - заявили упыри так, словно Костёрыч был полезным и работающим прибором, хотя уже немодной модели.
      – Но ведь пользу он приносит? - подсказал Моржов.
      – Немного приносит, - признали упыри.
      – А Милена Дмитриевна?
      – С неё нужно брать пример, - безапелляционно сказала Наташа Ландышева.
      – Пусть живёт, если она Ландышке для примера нужна, - помиловал Милену Гершензон.
      – А Софья Александровна?
      – Её Дрисаныч любит! - гневно завопили упыри. В их понимании, похоже, Сонечка была чем-то очень нужным, что обеспечивало функционирование Дрисаныча.
      – А Роза Дамировна?
      – Кормит, - сразу сказал Гершензон.
      – Перчатка вчера Чечена избила! - заорал Ничков. - Она его вот так сзади за шею взяла… - Ничков схватил Чечкина за шею и нагнул, - и по жопе ему полотенцем настучала!
      – За что? - поразился Моржов.
      – Она думала, я конфеты ворую! - снизу крикнул пострадавший Чечкин. - Отпусти, дебил, башка же отвалится!… А я просто полез в её коробку свои мятые конфеты на нормальные обменять! Я лишнего не брал!
      – Понятно, - сказал Моржов. - Ну, про себя я не спрашиваю…
      – Вы тоже ничего, - сознался Ничков. - Только вас всегда нет.
      – Значит, вы довольны? - подводя итог, спросил Моржов.
      – Мы ещё хотим! - опять завопили упыри. - Пускай нам лето продлят! На всю смену!…
      – Тихо, - помахал руками Моржов. - А вы знаете, что вам нельзя было здесь ночевать? Вы были обязаны каждый день в пять вечера уезжать домой. А в субботу и воскресенье вообще не приезжать сюда.
      – А чо нам дома делать? - едва не полопались упыри.
      – А то, что американцы должны были приехать, - знаете?
      – Они тупые, вот и не приехали!
      – А то, что вас должно быть тридцать человек, а не шесть, - знаете? - допытывался Моржов.
      – Дак все же в поход с Дрисанычем собирались, а не в лагерь! - за себя заорали упыри. - А поход запретили! Кто в лагерь-то поедет, если в поход хотели?
      – Я никого не ругаю, - успокаивающе помахал открытыми ладонями Моржов. - Я просто выясняю, в курсе ли вы.
      – Мы всегда в курсе! - угрюмо ответил Гершензон.
      Моржов, закуривая, подумал, что не надо врать детям, будто педагоги остались в Троельге лишь потому, что хотели устроить школьникам хороший (и обещанный) отдых. Такая причина, конечно, тоже была, но не единственная и не главная.
      – А теперь смотрите, что у нас получилось. - Моржов приступил к основному вопросу. - Американцы не приехали. Вас оказалось шестеро вместо тридцати. Но по домам мы вас не разогнали и лагерь закрывать не стали. Виноваты, конечно, мы, а не вы. Но теперь я прошу вас, паца, помочь нам. Я это делаю сам и за себя. Ни Дрисаныч, ни Костёрыч, ни наши женщины об этом вас просить не будут. Они бы и мне запретили, если бы узнали. Но если вы нам не поможете, всем нам теперь будет плохо. Точнее, всех выгонят с работы.
      – Дак что, поможем! - взбодрились упыри.
      – Но самое противное в том, что вам придётся врать.
      – Дрисанычу врать мы не будем, - робко возразили упыри.
      – Нет, конечно, не Дрисанычу. Врать надо будет проверке, которая приедет завтра.
      – Врать нехорошо… - осторожно заметил Серёжа Васенин.
      – Я знаю, - подтвердил Моржов. - И я не должен просить вас об этом. Но нет другого выхода. Мне наплевать на себя, я не пропаду и без этой работы. Но я считаю, что Дрисаныча и Костёрыча, а также всех наших женщин нельзя выгонять с работы за то, что с лагерем вышло так, как вышло. Вы согласны со мной?
      Упыри молчали.
      – А чо выгонять-то сразу? - пробурчал Ничков.
      – Чтобы никого не выгнали, завтра для проверочной комиссии нам надо разыграть спектакль, будто бы вас тридцать человек и будто бы американцы - здесь.
      – А как это? - удивились упыри.
      – Ну, это не очень сложно. Когда комиссия приедет, вы будете в лагере изображать дежурных. Потом комиссия отправится смотреть на американцев. Американцы типа как будут играть в бейсбол на том берегу Талки. А вы переберётесь через реку и изобразите американцев. Дальше комиссия поедет смотреть других наших детей, которые на экскурсии. Вы быстро перебежите в нужное место. Там уже будут Дмитрий Александрович и Константин Егорович. С ними вы изобразите детей на экскурсии. Вот и всё.
      – А чо, комиссия-то не увидит нас, что ли? - не поверил Гершензон. - Сосчитать же можно… И морды одни и те же.
      – Комиссия будет смотреть на вас издалека. За километр. И ничего толком не увидит.
      – Дак она подойдёт поближе! - плачуще закричал Ничков.
      – Не подойдёт, - заверил Моржов. - Для этого вам сегодня нужно будет на одной дороге выкопать яму, а в другом месте немножко поломать мост.
      – Я могу вообще мост взорвать! - тотчас воодушевился пиротехник Гонцов. - А в яму - мину! Там так рванёт!…
      – Нет, настолько круто не надо, - осадил его Моржов. - Но всем надо сегодня поработать. Сначала - притащите в этот домик все спальные мешки и свои вещи и разбросайте их по кроватям. Ну, как будто тут живут двадцать или тридцать человек. Затем… Ничков, ты назначаешься ответственным за яму. Самым главным генералом. Серёжа, у тебя ведь есть карта местности?
      – Мне Константин Егорович дал, - солидно ответил Серёжа.
      – Замечательно. Я покажу тебе на карте, где надо выкопать яму, а Ничков организует работы.
      – Я вообще всех тут организую! - охотно согласился Ничков.
      – Только не бей никого, - предупредил Моржов.
      – Не будут подчиняться - ур-рою!…
      Моржов играл на том, что Ничкову и самому хочется быть лидером. А Серёжа, как носитель карты, получал дополнительный авторитет. Надо было бы и хитроумного Гершензона куда-то пристроить. Моржов подумал.
      – Гершензон, - веско сказал он, - только тебе поручить могу… На мосту требуется переложить доски так, чтобы грузовик смог проехать, а легковушка - не смогла. Понимаешь меня?
      – Чего тут не понять? - буркнул Гершензон.
      – И ты лично проконтролируй, чтобы паца доски правильно переложили. Только тебе доверяю. Ничков - а на тебе дисциплина!
      – Да я их самих под доски закатаю, если слушаться не будут!
      – А мне работу? - подпрыгивал на месте неистовый Чечкин.
      – Чечкину и Гонцову отдельная задача, - продолжал распределение ролей Моржов. - Вы должны сходить на дорогу и выбрать место для засады. Завтра с утра Гонцов идёт в засаду. Как только проедет машина с комиссией, Гонцов запускает ракету.
      – Красную или зелёную? - деловито спросил Гонцов.
      Моржов изобразил тяжёлые размышления.
      – А синие есть?
      – Синих с собой нету… Но я могу сбегать домой!
      – Ладно, не надо. Запускай красную.
      – А можно, пока машины нет, я буду запускать зелёные ракеты? - жалобно попросил Гонцов. - Зелёные - значит всё нормально. Тревога - красная ракета.
      – Надо беречь боеприпасы, - хозяйственно распорядился Моржов. - Мало ли чего, сами понимаете.
      – А мне-то работу? - страдальчески напомнил Чечкин. - А я?!.
      – А ты возьми топор и расчисти для Гонцова тропу от этого корпуса до засады. Гонцову же придётся отходить быстро. Нужно, чтобы ему ничего не помешало.
      – Я там вообще просеку вырублю! - уже агрессивно пообещал Чечкин. - Можно щас лететь?
      – Сначала - яма и мост, - строго определил Моржов.
      Всё это ему напоминало совещание командира партизанского отряда с группой пионеров-героев. Упыри уже вдохновились идеей спецоперации, а Серёжа Васенин сидел грустный. Наташа Ландышева морщилась.
      – Борис Данилович, - печально сказал Серёжа, - а зачем всё это нужно? Ведь можно объяснить, договориться по-нормальному…
      – Нельзя, Серёжа, - вздохнул Моржов. - Нельзя.
      – Почему?!.
      – Да никто слушать не будет! - отрезал Гершензон.
      – И это тоже… Но не только. - Моржов снова закурил. - Если хотите, паца, я объясню вам. Надо?
      – Ну, объясните, - неохотно согласился Ничков. - Только быстро. У нас же дела.
      – Дело в том, - начал объяснять Моржов, глядя на Серёжу, - что сейчас все работники должны зарабатывать деньги для своего начальства. Кто не зарабатывает, тех увольняют.
      – У меня маму с фермы уволили, - сказал Серёжа.
      – А у меня маму и папу, - буркнул Гершензон.
      – А у меня тоже маму!… - крикнул Ничков, но, видимо, кроме мамы, никого у него больше не было. - И… и у друга тоже маму! И мужика одного из подъезда!…
      – А как Дмитрий Александрович должен зарабатывать деньги? - спросил Серёжа. - Он ведь не продавец.
      – Очень просто, - пояснил Моржов. - Например, он говорит, что ведёт вас в поход, и ему государство даёт деньги на поход. А он в поход вас не ведёт, а деньги отдаёт своему начальству.
      – Нам на поход никаких денег никогда не дают! - возмутился Ничков. - Я знаю! Всегда за свои ходим! Только жратву дают!
      – Я ведь вам, паца, упрощённо рассказываю, - пояснил Моржов. - В жизни всё сложнее. Вам объяснять сложнее?
      – Объясняйте.
      – Сколько человек, Серёжа, у вас ходит в кружок к Константину Егоровичу?
      – Шесть. Ну, иногда меньше. А иногда даже стульев не хватает.
      – А сколько в кружке стульев?
      – Восемь. И у Константина Егоровича один.
      – А по правилам вас должно быть пятнадцать человек. Директриса всем говорит, что у неё пятнадцать человек, и получает зарплату за пятнадцать человек. А если Константин Егорович скажет, что вас всего шесть человек и она получает зарплату нечестно, то она его выгонит с работы, потому что по правилам у него должно быть пятнадцать человек. Но пятнадцать у него не будет никогда, потому что ему дали всего восемь стульев.
      – А… з-зачем всё так? - обомлел Серёжа.
      – Потому что так можно заработать денег. Если бы у Константина Егоровича было пятнадцать человек, то директрисе надо было бы искать ещё шесть стульев. Тратить деньги на эти стулья. А когда вас всего восемь, эти деньги можно положить себе в карман. И Константин Егорович ничего не сможет возразить, потому что его выгонят за то, что детей у него всего шестеро. И так у всех, не только у Константина Егоровича. У Дмитрия Александровича - по-другому, но то же самое.
      – Надо выгнать эту директрису, да и всё, - заявил Гершензон.
      – Выгнать её может только её начальник. Но она зарабатывает деньги своему начальнику, и он не будет её выгонять. Перед своим начальником директриса такая же, как Константин Егорович перед ней. И такое со всеми до самого верха.
      Моржов говорил так, будто порядок вещей был чьим-то умыслом, хотя на самом деле всем заправлял безличный формат. Но упыри про формат не поняли бы. Упыри сидели потрясённые.
      – Но ведь это всё очень плохо, - сказал Серёжа.
      – Плохо, но не всем. Вам, Константину Егоровичу, Дмитрию Александровичу плохо… А директрисе уже хорошо. Она ведь не водит вас в походы. Не сидит весь месяц в этом лагере. Если её начнут ругать, она скажет, что виновата не она, а Константин Егорович с Дмитрием Александровичем, и ей ничего не будет.
      – А у ментов так же, - вдруг сказал Гершензон. - Бандиты людей грабят, а менты грабят бандитов. Поэтому бандиты их и боятся. А простых людей менты не защищают, чтобы бандиты могли их ещё грабить. У моего брата одни козлы отняли сотовый, менты их нашли и за деньги отпустили, а сотовый себе оставили.
      – И так, паца, везде, - сказал Моржов. - Наверное, мне не нужно вам об этом говорить, но вы же не дураки, сами всё видите. Вы знаете, почему в лагере вас так мало. Дрисаныч ли в этом виноват?
      – Не Дрисаныч, - согласились упыри.
      – Значит, давайте защитим Дрисаныча, как сможем. И не только его, а всех, кто здесь. Если для этого надо кому-то соврать, я совру. Дрисаныч мне дороже, чем директриса, потому что он и вправду с вами ходит в походы, но получает денег меньше, чем она. И пусть я сделаю неправильно. Дрисаныч вам уже говорил: настоящий - это тот, кто может поступить неправильно, если другим от этого по-настоящему станет лучше. Помните?
      – Помним, - закивали упыри.
      – Всё в жизни, паца, устроено очень неуклюже, - искренне сказал Моржов. - И потому почти никогда не получается поступать красиво. Всегда рожа крива.
      Гершензон подумал и осуждающе изрёк:
      – Береги честь смолоду, коли рожа крива!
      Розка перевернулась на живот, накинула на голову край спальника и сладко сообщила:
      – Моржик! Я не хочу уезжать из Троельги! Моржов лёжа натаскивал штаны и щёлкал ремнём.
      – Я даже согласна терпеть здесь Чунжину и Опёнкину, если ты не будешь подходить к ним ближе трёх метров! - добавила Розка.
      – Я и так уже на велосипеде их объезжаю, - ответил Моржов и пошлёпал Розку по голому заду. - Вставай, красавица.
      – Раком? - сладко спросила Розка.
      – Ну, если тебе будет удобно возвращаться в Троельгу раком, то можно и так.
      Моржов поднялся на ноги и принялся обуваться, одновременно засовывая пистолет под ремень на поясницу. Был вечер пятницы, еженедельный национальный праздник России. Мало ли, какие пьяные ублюдки могли выбраться на природу и наткнуться на их сладкую парочку… ПМ в пятницу вечером никому не помешает.
      – Моржик, а где мы будем встречаться в городе? - натягивая плавки, спросила Розка.
      – Розка, смотри!…- Моржов быстро схватил с земли бинокль и уставился на Талку, блестевшую за соснами. Полянка, облюбованная Моржовым, находилась чуть в стороне от реки. - Какие-то туристы плывут! Подростки!
      – Ну и что? - удивилась Розка, засовывая груди в уже застёгнутый лифчик. - Когда ты уезжал неделю назад, мимо нас тоже туристы проплывали.
      – Это же, блин, шанс! - оживился Моржов. - И упырей не надо будет гонять!… С этими подростками завтра мы комиссии такую жопу на глаза натянем, что комиссия манду от Катманду не отличит… Розка, одевайся живее! Надо тормознуть туристов!
      Моржов спустился на берег и прямо в кроссовках зашёл на мелководье. По узкой Талке из-за поворота плыли три цветных катамаранчика, каждый с грудой подростков. Передний катамаран был уже совсем рядом с Моржовым.
      – Эй, ребята, причальте, пожалуйста! - крикнул Моржов.
      – На хуй пошёл, ебосос очкастый! Иди отсюда, чмо! Пидор гнойный! Ебись конём, сука! - весело, зло, бесстрашно и нагло заорали Моржову с катамарана.
      Моржов обомлел. Он разнежился с Розкой, а теперь ему как грязной, мокрой тряпкой смазали по роже.
      Странно: раньше он бы просто ухмыльнулся, отвернулся и ушёл. Но сейчас у него внутри словно всё перекувыркнулось. Он вдруг почувствовал, что край: он больше не может торчать в этом говнище. Или глухой забор по периметру, чтобы никого вокруг не видеть, или, блядь, всех положить.
      Моржов вытащил ПМ и, почти не целясь, шарахнул в борт катамарана. Простреленная гондола вмиг обмякла, лепёхой расползаясь по воде от груза. Эхо выстрела хлестнуло по прибрежным кустам, смахнуло с неба стрижей. Розка завизжала. Катамаран замолк. Подростки замерли, боясь пошевелиться.
      – Живо причалили, недоёбки! - рявкнул Моржов. - Ну!
      Подростки, невнятно ругаясь, схватили вёсла и загребли к берегу, не сводя с Моржова глаз.
      – Боря, не надо! - закричала Розка. - Пусть плывут!…
      Расшвыривая ногами воду, Моржов ринулся к катамарану и схватил его за какую-то верёвку.
      – Кто у вас тут самый борзый? - рычал Моржов, стволом пистолета обводя притихших подростков. - Кто начальник?
      – У нас там начальник… Сзади… - пробурчал один из подростков. - Чё ты, мужик, залупился-то…
      Два других катамарана спешно гребли к остановленному. С них доносились какие-то угрожающие вопли.
      Моржов опять бабахнул из пистолета над головами подростков и крикнул двум подплывающим катамаранам:
      – Командира мне надо!
      – Боря!… - умоляла с берега Розка.
      С самого дальнего катамарана в воду спрыгнул дядька в тельняшке, в трусах и с армейским ремнём. Он мощно пошагал по воде к Моржову. На его ремне болтался увесистый нож в толстом чехле.
      – В чём дело? - угрюмо спросил он издалека.
      – Отойдём на берег, - предложил ему Моржов.
      – Тут говори, - потребовал дядька, приближаясь.
      – Пошли отойдём, - повторил Моржов. - Не бойся, я один.
      Он повернулся и направился к берегу. Все три катамарана за его спиной сразу загомонили, обсуждая получившийся косяк.
      – Сидите, блин, прижмитесь, дегенераты! - бросил дядька подросткам, бултыхая вслед за Моржовым.
      – Ну чего тебе от них надо?… - жалобно налетела на Моржова Розка, но Моржов осторожно отодвинул её в сторону.
      – И чего ты хотел? - с вызовом спросил Моржова дядька, подошедший сзади.
      Моржов повернулся и почувствовал, что утыкается носом в стену. Он уже не хотел ничего. Раньше какие-то там матюки в свой адрес ни за что не остановили бы его, если он затевал важное дело. А сейчас ему было просто противно припахивать этих уродов с катамарана. Чтобы Розка, Милена, Сонечка видели их, слышали их базары?… Да ну на фиг. Лучше уж обойтись силами упырей…
      – Дядька, извини… - Моржов озадаченно почесал в затылке рукоятью пистолета (чтобы дядька не забывал про ПМ). - Эти гондоны твои… Ничего уже не хочу. Плывите.
      Дядька потоптался, явно расслабляясь. Он убедился, что Моржов один (женщина - не человек) и не агрессивен.
      – У тебя с головой всё нормально, парень? - участливо спросил он. - А то со шпалером-то при такой голове надо аккуратнее…
      – Извини, - повторил Моржов. - Всё, проехали. Иди давай.
      Дядька ничего не ответил и пошёл к воде. Он осмотрел простреленный, сдувшийся катамаран, чего-то злобно объявил подросткам и уплюхал к своему судёнышку. Катамараны дружно оттолкнулись от мели, выбираясь на стрежень.
      Моржов устало присел на. пригорок, а Розка уселась рядом. Последний катамаран проплыл мимо, как колесница триумфатора.
      – Что с тобой, Моржик? - ласково спросила Розка. - Ты какой-то нервный…
      – Да не знаю, Розка… - тяжело ответил Моржов. - Не нервный я… а какой-то ответственный стал. Хотел как лучше… Обломался.
      Возрастание моржовского чувства ответственности Розка, конечно, отнесла сугубо на свой счёт и благодарно прижалась грудью к моржовскому локтю.
      – Да не бойся ты про завтра, - прошептала Розка и положила ладонь на пряжку моржовского ремня. - Хочешь, сейчас пластинку по второму разу прокрутим?
      Хотеть-то Моржов хотел всегда, да не всегда мог. Он прикинул в уме продолжительность действия виагры и решил, что вполне укладывается в смету.
      …Через час Розка и Моржов вышли из лесочка и по тропке пошли к Троельге через большую луговину вдоль берега Талки. Розка плелась вся разморённая и в общем уже мало чего соображала. На луговине вдали Моржов заметил полотняные пузыри туристических палаток и поднял бинокль.
      – Я не я буду, если это не наши знакомые… - пробормотал он.
      Действительно, в траве лежали три цветных катамарана и в ряд топырились купола десятка палаток. Вокруг сновали давешние подростки, причём многие - с сигаретами в зубах. Возле кучи дров дядька-руководитель разводил костёр.
      Моржов и Розка шли мимо палаток. Подростки, узнавая Моржова, затихали. Моржов с изумлением смотрел на снаряжение этой группы - новенькое, импортное, яркое, удобное. Катамараны бананами, рюкзаки с понтами, палатки двойные и при тамбурах…
      – Не разминуться нам сегодня, - сказал Моржов руководителю, который поднялся с корточек и недовольно глядел на него, сунув кулаки в карманы камуфляжных штанов. - Вы чего здесь встали?
      – Ты же сам мне катамаран прострелил, - ответил дядька, не опуская настороженного взгляда. - Мне как дальше на дырявом плыть? Клеиться надо. Чем ты недоволен?
      – Вон там, за подвесным мостом, - мой лагерь, - пояснил Моржов. - У меня там пионеры и женщины. Увижу рядом твоих ублюдков - застрелю.
      – Стреляй, - согласился дядька. - А ты что, вожатый, что ли?
      – Вроде этого, - кивнул Моржов. - А у тебя что за упиздни?
      – От ментовки, - туманно ответил дядька.
      – Ментовские дети?
      – Не дети. Трудные подростки. Которые на учёте в детской комнате состоят. Их на лето из города вышибают, чтоб не воровали, не хулиганили. Ментура денег даёт на походы.
      – А ты кто?
      – Да кто?… - почему-то вдруг рассердился дядька. - Да никто! Взялся в отпуске подработать. Продержать их на реке три недели. А так при элеваторе в Ковязине инженер-электрик.
      – Бли-ин!…- сказал Моржов.- А я и не понял! Думал, пахан какой… Предлагаю как педагогу с педагогом на «вы» перейти. Борис. - Он протянул дядьке руку.
      – Аркадий Петрович, - усмехаясь, сказал дядька, пожимая руку.
      – А это Роза, - представил Моржов. - Тоже вожатая.
      – Очень приятно. - Аркадий Петрович слегка поклонился. - Я уж думал, что вы какие-то новые русские…
      Думал, мои дегенераты нарвались на отморозка. Обидно, думаю, будет, если меня за дегенератов отморозок застрелит.
      Моржов, а потом и сам Аркадий Петрович засмеялись.
      – Пойдёмте к нам, чаю попьём, - предложил Моржов.
      Аркадий Петрович оглянулся - нету ли поблизости подростков.
      – Я этих козлов без присмотра не могу оставить,- сказал он.- Напортачат, сбегут в деревню… А там понятно - своруют чего-нибудь, подерутся или водяры добудут. Вечером сюда из деревни явятся такие же козлы порядок наводить… Плохо, что пришлось встать рядом с деревней. Я обычно километров на пять отплываю.
      – Извините, и у самого сорвалось, - покаялся Моржов. - Я не понял сразу, что идиоты плывут. А то бы не сунулся.
      – Ладно, прошу прощения, надо лагерь до ума довести. - Аркадий Петрович ещё раз протянул Моржову руку. - Приходите вечерком, Борис. Сам-то я от этих ни на шаг…
      Моржов и Розка пошли дальше.
      – Да-а, - вздохнул Моржов. - Хорошо живут трудные подростки… В походы их бесплатно отправляют, денег дают на жратву, на снарягу новую… Вот смотри, Розка, это тебе пример действия в логике Антикриза!
      Розка не слушала Моржова, а встала на цыпочки, на ходу прильнула к Моржову и жарко, сладко шепнула ему в ухо:
      – Я тебя так люблю, Моржище…
      В Троельге Моржова сразу окружили упыри.
      – Видали, Брилыч, кто приплыл? - гневно орали они.- Шпана всякая! Мы там многих знаем! У них там у одного вообще убийство! А видали, какие у них лодки надувные?…
      – Всё видал, - подтвердил Моржов, словно заново разглядывая своих упырей - Гонцова, Ничкова, Чечкина, Гершензона…
      Уличные паца, уличные паца… Это были распущенные, невоспитанные, грубые, даже глуповатые, но очень хорошие дети. Они были достойны того, чтобы им устроили этот месяц в Троельге. Но понять это можно было только в сравнении.
      – Я у них спальные мешки посмотрел, - мрачно сообщил Гершензон, - так наши мешки ихним в подмышки не годятся!
      – А почему нас в поход не пустили за свои же деньги, а эти идут за бесплатно? - негодовал Ничков. - Нам и в этом-то лагере ночевать нельзя, да ещё по двести рублей с каждого содрали, а им всё можно?
      – Очень просто, - объяснил Моржов. - Школу бросайте, воруйте, курите и пейте, хорошо бы ещё вам пару лет в тюряге отсидеть, но это по возможности, конечно, - и тогда вас тоже бесплатно отправят в путешествие на новеньких катамаранах. Вон, к примеру, Розу Дамировну все вместе замочите и будущим летом пойдёте в поход. И прививки от энцефалита ставить не надо.