Розка не обратила внимания на возвращение Милены под эгидой Моржова. Розка была поглощена Сергачом.
      – Сергачёв, убери ботинки от огня! - говорила она.- Покоробятся же!… Выдали - так береги! У меня не разгуляешься! Я тебя научу в одиночку строем ходить!
      Но Сергач не слышал Розку - беседовал со Щёкиным.
      – Плесни-ка мне ещё этой дивной космической жидкости! - говорил Сергачу Щёкин, подсовывая железную кружку.
      Моржов сразу понял, что Сергач выяснял у Щёкина, что за человек Манжетов, то есть какого клиента ему бог послал. Выгодный ли, опасный ли?… Моржов усадил Милену на брёвнышко и сам сел рядом. Милена не догадывалась, о ком говорят Сергач и Щёкин, да и не вслушивалась в разговор. А Моржов насторожился, чтобы имя Манжетова не прозвучало - иначе Милена уйдёт.
      – Да он тем же, чем и ты, занимается, - говорил Щёкин.
      – Да ну? - не верил Сергач и для Розки повторял: - Он, что ли, тоже в батальоне ДПС? Не гони!
      – Ой, только без утрирования! - сморщился Щёкин, быстро наливаясь вальяжностью. - Я имею в виду то, что вы оба принадлежите к одному социальному классу. У меня про это есть своя теория - верная. Я - человек с самодельным интеллектом! Требую двухтомника!… А старая классификация морально исчерпалась. Сейчас общественные классы определяются вовсе не отношением к средствам производства. Забей на них!…
      Сергач ржал, призывно оглядываясь на Розку и на Моржова. Ему, видимо, казалось, что всем нужно прикалываться над щёкинским куражом. Хотя Щёкин ничего смешного не говорил.
      – Сейчас общественные классы определяются отношением к денежным потокам, - развивал мысль Щёкин, не обращая внимания на ужимки Сергача. - Представители самого деятельного класса создают эти потоки. Это - гниды-олигархи. Я не олигарх, нет! Ты - тоже. Ты принадлежишь ко второму классу - классу тех, кто этими потоками рулит. Обычно, руля, строят плотины, чтобы потоки текли в общественно-необходимом направлении. В зависимости от способностей такие рулевые попутно выкапывают канавки и для себя, отводя часть потока в свой прудик. Так делаешь и ты, и он. - Щёкин имел в виду Манжетова. - А я - третий класс. Я пользуюсь милостыней. Со своими одноклассниками я сижу на вершинах окрестных красивых холмов, часто вижу сны и жду, пока мне принесут в чайной ложке. Или не принесут вовсе. Вот такой расклад общественных классов, понял? Я марксист!
      Моржов смотрел на вдохновенного Щёкина, на молчаливую Сонечку рядом со Щёкиным и понимал, что Щёкин витийствует для неё. Зря. Ни хрена Сонечка не оценит. Её надо сытно кормить и сладко поить - это она поймёт. Или же петь ей про её изящество и кожгалантерею, как делали Помогай в гипермаркете «Ан-кор»,- это она тоже поймёт. А про новую теорию классов - нет, не поймёт. Это всё равно что устраивать лазерное шоу для русской печки.
      И вообще, подумал Моржов, кто распушается и топорщит цветные перья, тот ставит себя не в разряд выбирающих, а в разряд выбираемых. Щёкин залез не в тот автобус. Перед Сонечкой нечего выпендриваться; надо просто брать её за булку, и всё. Ничего Щёкину не светит, если никто не сорвёт Сонечку для него как грушу с ветки и не принесёт Щёкину прямо в рот, не спрашивая Сонечкиного мнения. Сонечка - смерть феминизму. И что-то больно подозрительно Ленчик приплясывает у мангала, подмигивая Сонечке… Надо проследить, чтобы этот пидросток в темноте не уволок девчонку в кусты, иначе Щёкину придётся вносить правку в свои мемуары.
      – Вы, Борис, хотя бы вина мне предложите, - негромко напомнила о себе Милена.
      Моржов спохватился, полез через костёр под ноги к Сергачу и забрал бутылку. Налил Милене в пластиковый стаканчик.
      – Мне одной пить? - Милена требовательно посмотрела на Моржова.
      Моржов быстро подумал, что кодировку себе он уже сорвал. Тогда и хрен с ней. Главное - вовремя лечь в постельку, чтобы не упиться. А Щёкин уже почти готов, следовательно, он не будет полночи приставать к Моржову с предложением устроить на общей алкогольной орбите стыковку «Союза» и «Аполлона». Моржов налил вина и себе.
      Он многозначительно прикоснулся краешком своего стаканчика к стаканчику Милены и выпил вино залпом. Залпом не по-гусарски лихо, а с оттенком отчаяния и обречённости. С Миленой надо было именно так. Моржов вообще на данный момент определился со стилем. Милену требовалось безмолвно искать в шумной и блещущей толпе опиумическим взглядом и невесомо прикасаться к краю её платья кончиками холёных и бледных пальцев, унизанных перстнями. Милена кивнула Моржову - насмешливо и удовлетворённо - и тоже выпила вино. Моржов легко забрал у неё стаканчик и швырнул его в огонь.
      – Ты зачем водку открываешь? - закричала Розка на Сергача. - Ты же напьёшься!… Сергачёв, прекрати! Учти - я за алкоголиков замуж не выхожу!
      Сергач совсем прокис от смеха. С его способностью хохотать над любым обстоятельством он мог бы всю жизнь без стрессов проработать в морге. Сергач разлил водку по стаканчикам, и один из стаканчиков оказался в руке Ленчика.
      – Эй, салага, ты куда водку накатил?… - запоздало переполошился Сергач.
      – Да по фиг, не грузись, - ответил Ленчик. - Вы бухаете, а я чё - не человек, что ли?
      – Тебе, Каликин, мужа моего домой везти! - возмутилась Розка. - Ты как за руль косой сядешь?
      – Так и сяду, по херу, - отмахнулся Ленчик. - Всё равно Сергач в форме, никто не тормознёт. Короче, готовы шашлыки.
      Ленчик сгрёб с мангала охапку шампуров, быстро рассовал их всем в руки и плюхнулся на бревно рядом с Сонечкой - по другую сторону от Щёкина.
      – Вас всё это не тяготит? - негромко спросила Ми-лена.
      – Не надо высокомерия, - мягко ответил Моржов. Милена принадлежала к разряду тех женщин, для которых упрёк в высокомерии не был оскорблением. Скорее, он был даже неявным комплиментом. Милена слабо усмехнулась. Моржов придвинулся к ней чуть-чуть поближе. Теперь он уже получил на это право. Милена признала за ним возможность высокомерия по отношению к Розке, к Сонечке, к Сергачу, Щёкину и Ленчику. Высокомерие - от которого Моржов отказался, а она не пожелала - отделило их двоих от всех остальных и, следовательно, слегка сблизило.
      Сонечка мучилась с шашлыком, боясь обжечься. Она стеснялась хищно разевать пасть и вцепляться в мясо зубами. Ленчик без слов забрал у Сонечки шампур и принялся кормить Сонечку с рук, словно птенца. Блестящими от жира пальцами он стаскивал с шампура куски шашлыка, дул на них, а потом вкладывал Сонечке в открытый рот. Всё это было откровенно эротично и очень по-деловому.
      Моржов подумал и отодвинулся от Милены. Даже если Милене и хотелось противопоставить себя и Мор-жова остальным участникам посиделок, всё равно не стоило прижиматься друг к другу столь явно. Прижатые, они будут слишком похожи на двух несчастных пленников, очутившихся на пиршестве людоедов. Огонь на углях извивался как-то уж совсем по-шамански, почти непристойно, словно в костре сгорали позы из «Камасутры».
      – Так, Сергачёв, ты меня будешь слушать или нет? - Розка приподняла голову Сергача за подбородок. - Ты на мне жениться собираешься или нет? Отвечай быстро!
      – Шобирающь, - ответил Сергач.
      – Тогда хватит водки!
      – Ну, ишо щуть-щуть… - попросил Сергач. - А ш жавтрашнего дня - шухой жакон.
      Розка отпустила Сергача. Сергач ржал. В общем-то, Розке было наплевать, напьётся он сегодня или нет. Розке требовалось публичное согласие Сергача на женитьбу. Претензии по поводу выпивки были всего лишь поводом, чтобы вырвать это согласие.
      – Неприятно смотреть, когда так откровенно навязываются, - презрительно сказала Милена о Розке.
      Моржов подумал, что в разнообразии форм ДП(ПНН) Милена выбирает ПНН, но осуждает ДП. Довольно свинская позиция. Дескать, можно лежать в луже - кто же спорит, но хрюкать при этом - безнравственно.
      Моржов нагнулся к Милене и прошептал ей на ушко:
      – Вы очень красивая девушка.
      Милена улыбнулась - покровительственно и удовлетворённо, - и так же слегка наклонилась к уху Моржова.
      – Почему мужчины, когда начинают ухаживать, сразу переходят на банальности? - спросила она лукаво и несколько утомлённо.
      Моржов беспомощно и виновато пожал плечами, признавая за Миленой полное вкусовое превосходство, и снова разлил вино.
      Выпивка начала действовать на него. Он почувствовал, что в нём словно прогревается скелет.
      Сергач опять наклонил бутылку водки над стаканчиком Щёкина. Моржов сочувственно вздохнул, представляя завтрашнее щёкинское похмелье.
      – Эй, Щекандер, - позвал он. - Щё-о-окин… Ты ведь уже и так на орбите… Улетишь в межзвёздные дали - самому хуже будет…
      – У меня на з-завтра спускаемый аппарат з-зана-чен… - заплетающимся языком ответил Щёкин.
      Милена засмеялась и смущённо-интимно призналась Моржову:
      – А я ведь тоже уже пьяная…
      Моржов внимательно посмотрел на Милену. Хмель был очень ей к лицу. Она разрумянилась и как-то обмякла. Наверное, можно было ещё немного подпоить её и повести в сторонку. А там всё и получится. Всё в Ми-лене наводило Моржова на мысль о каком-то насилии. И её голос, который так легко перейдёт в стон покорности, и отсвет Орды в чертах лица, и склонность лица к выражению страсти, и капитуляция перед Манжетовым, и двусмысленный статус матери-одиночки. Но это было как-то странно… Эмансипированная женщина с социальным апломбом - и вдруг такая провоцирующая слабость…
      Но Моржов насилия вообще-то терпеть не мог. Насилие - это всегда ломка, а кому нужна поломанная вещь? К тому же откровенное насилие, если оно не органично объекту применения, то и само по себе неэстетично. Насилие для Моржова было просто сокращением пути. Но зачастую оно сокращало путь так, что идти становилось неинтересно. Отбивался вкус. Вроде того, как в детективе тебе на пятой странице объявят, кто убийца.
      И Моржов не хотел тащить Милену в кусты, пусть даже Милена сейчас и не возражала бы. Если сейчас так сделать, то сразу ясно, что случится утром. Утром, встретив Моржова, Милена, не глядя ему в глаза, задумчиво поправит ладонью волосы на виске и скажет: «Борис, давайте забудем об этом. Мы люди взрослые, и не нужно делать никаких далеко идущих выводов. Всё было хорошо, но жизнь у каждого своя - и у меня, и у вас». Моржова такое не устраивало. Скажем так: он не хотел победы, застигнув противника врасплох. Он хотел победы явной и однозначной. Чтобы победил он сам, а не алкоголь. И для этого по меньшей мере Милена должна быть трезвой. Потому что Моржов желал именно Милену, а не безымянного чистого секса.
      Даже более того. Он не просто желал Милену, а желал Миленой проверить себя. Желал через Милену определить в себе то, чем так гордились и Манжетов, и Сергач. А чем они гордились? Они гордились не деньгами, не половой мощью и не властью. Они гордились своим ОПГ. ОПГ - это Охват Поля Гибкости. Такое поле расплывается вокруг человека по другим людям, как по морю - нефтяное пятно вокруг танкера. И те, кто вляпывается в это пятно, теряют обычную твёрдость и сами собою гнутся, как резиновые. У кого больше ОПГ, тот, значит, больше народу нагибает под себя, вот и всё.
      Свою способность нагибать окружающих каждый, наверное, объясняет по-своему. Например, скромный Кос-тёрыч объяснил бы ОПГ значимостью идеи. Чем важнее идея, тем больше ОПГ её носителя. Но Моржов во власть идеи не верил. Народу идея по хрен. Какая идея у того же Костёрыча? Идея любви к родине, тырым-пы-рым. Важная ли эта идея? Конечно, важная. А вот ОПГ у Костёрыча - крошечный: трое-пятеро мальчишек в кружке.
      А Манжетов с помощью ОПГ выстраивает для себя Антикриз. Милену Манжетов уже нагнул, и Шкиляиху нагнул. Манжетов, видно, надеется, что всех остальных он тоже нагнёт, потому что он - начальник. То есть главным объяснением ОПГ Манжетов безапелляционно считает свой статус.
      Вот Сергач не мудит. Собирает в «Волгу» шлюшек и крышует сам себя. Чем он держится? Почему шлюшки идут к нему, а командир батальона ДПС никак не может разглядеть бордель? Потому что Сергач всем платит. Для Сергача суть ОПГ - пистоли.
      Проще всех дураку Ленчику, который, не мудрствуя, трахает общажных студенточек - и всё. Ленчик бы свой ОПГ объяснил харизмой - если бы знал этот слегка гинекологический термин.
      А по мнению Моржова, идея, статус, выгода и харизма были только составляющими ОПГ. Эти составляющие работали синхронно, если между ними имелось сцепление - эдакие зубчики шестерёнок в коробке передач. И таким сцеплением Моржов считал стиль.
      Вот если взять да и уподобить ОПГ его пластинам. В пластинах есть все шестерёнки: плоскость, изображение, колорит и фактура мазка. Но если их не гармонизировать общим стилем, то ни хрена не впишется пластина в интерьер хай-тэк. И не важно, что на ней изображено - еловые стволы, старые домны или голая грудь Дианки, бывшей моржовской жены. Если бы для художников был важен объект изображения, то все они всю жизнь таскались бы по всему земному шару вслед за ежегодной Мисс Вселенной. Важен стиль, за который Моржов и оторвал свой кусок успеха.
      Кроме как на стиль Моржову в Троельге уповать было не на что. У него нет для Милены статуса Ман-жетова, нет для Розки денег Сергача, нет для Сонечки наглой молодости и бесстыжей харизмы Ленчика. Но ситуация ДП (которое ПНН) благоприятствует тому, чтобы подогнуть Милену, Розку и Сонечку под свой ОПГ. А упускать случай - значит самому добровольно подгибаться под ОПГ Манжетова, Сергача да и Ленчика тоже. Моржову такого не хотелось по всем причинам, которые существовали в мире.
      Не подогнуться самому Моржову не сложно. А вот подогнуть девок ему поможет только стиль. А что такое стиль?
      На пластине стиль - это способ выстраивания изображения. Но живопись - вторичный феномен, а мир первичен. Что же выстраивает мир? Причинно-следственные связи, логика? Моржов в это не верил. Логика причинно-следственных связей не объясняла сполна, как же получается совсем не то, что было запланировано, если всё сделано по правилам?
      …Моржов понял, как прочно его припечатала та блуда, в которую он попал с Алёнушкой (не к ночи она будь помянута). Прочно - как кодировка от выпивки. К Алёнушке Моржов подъехал безупречно (дал денег, опохмелил, обозначил свою дружбу с Сергачом) - а последствия оказались совершенно неадекватными. Потому что Алёнушкой управляли не идея (какая у неё могла быть идея?), не статус (она и не знает, что быть шлюшкой - это не очень престижно), не деньги (их всё равно Ленчик забрал) и не моржовская харизма (Алёнушка ведь не собиралась замуж за Моржова). Алёнушкой управлял её образ мыслей, который вытолкнул Моржова из Алёнушкиного занятия, как инородное тело. И Моржов сам был виноват: он подъехал на вопиюще-не-той козе. И сейчас, размышляя, он хотел сразу определиться с козами.
      Как на пластинах изображение определялось стилем, так и в жизни результат определялся мышлением. Но в жизни мышление так увечило средства, что намеченная цель ни в какую ими не достигалась. Алёнушка так искривила все действия Моржова, что все его стрелы пролетели мимо мишени, хотя мишень была прямо перед носом. Алёнушка не подогнулась под моржовский ОПГ.
      А потому что Моржов думал не таким образом, каким думала Алёнушка. С её точки зрения, он действительно был чудищем - одновременно импотентом, извращенцем и уродом. Для такого вывода Алёнушке не требовалась даже беседа с Моржовым. Достаточно было внешнего облика - например, очков. Обычными клиентами Сергача (и Алёнушки) были мелкие ковязин-ские бандюганы или какие-нибудь торговцы запчастями. А Моржов был клиентам иного стиля. Алёнушка таких клиентов не понимала да и вообще ещё не видела - она ведь не жила на Монпарнасе. Будь Алёнушка трезвой, она бы, конечно, поудивлялась немного, но отдалась. Будь Моржов адекватен Алёнушке - он бы отправил её, пьяную, домой и вызвал бы на следующий день. Вся причина блуды - в неадекватности.
      Так что мышление - это основа ОПГ, без которой не работают ни статусы, ни деньги, ни идеи, ни харизма. Если Моржов хочет подогнуть под себя Милену, Розку и Сонечку, он должен быть им адекватен. Во всяком случае, адекватнее, чем Манжетов, Сергач или Ленчик. Он должен понимать, что же творится у девок в голове. Тогда он и уловит характер их вменяемости. Тогда и станет ясно, как через ОПГ ввести девок в свой круг ОБЖ.
      Можно, конечно, разрушить отношения Милены с Манжетовым и Розки с Сергачом (тем более есть компромат), но это не значит, что Милена и Розка тотчас отдадутся ему, Моржову. Надо не разрушать, а строить что-то более заманчивое, чем новое учреждение или семейное гнёздышко. А компромат оставить для того, чтобы не давать Манжетову и Сергачу ломать то, что он соберётся построить.
      Вообще-то это задача трудная: найти равнодействующую для успешной женщины Милены Чунжиной, для озабоченной замужеством Розки Идрисовой и для совершенно невнятной Сонечки Опёнкиной. Это всё равно что впотьмах запрячь трёх кобыл так, чтобы всеми ими управлять с помощью единого комплекта вожжей. Но если уж три такие разные девки по своей воле работают в одном и том же МУДО, вожжи эти, видимо, всё-таки есть. Надо их нашарить. И тогда уже можно будет посмотреть, кто в Троельге покроет весь табун, а кого лягнут в задницу. Посмотреть, чей ОПГ «длиньше».
      …Милена глядела на огонь. Розка смеялась. Сергач разливал водку. Ленчик потихоньку тискал Сонечку. Пьяный Щёкин перекосился, задрёмывая.
      Моржов встал, обошёл костёр, взял безвольного Щёкина под мышки и поставил на ноги.
      – Пора в постельку, - сказал он.
      – Жизнь - это кузница… - пробурчал Щёкин и начал всем кланяться: - Низко обнимаю… Глубоко жму руку…
      Моржов повернул его и потащил по тропинке к домику. Щёкин запинайся, волочил ноги, мычал, а потом очнулся.
      – Б-брис! - сказал он. - Ты куда меня п-пнёс?…
      – Все космические корабли возвращаются на Байконур! - нараспев пояснил Моржов.- Все космонавты снимают скафандры, пристёгиваются ремнями, веки их тяжелеют…
      Щёкин через плечо посмотрел на Моржова и вдруг изумлённо выдохнул:
      – Ни хрена себе!… Моржов испуганно оглянулся.
      Сергач и Ленчик куда-то исчезли от костра - наверное, отошли по нужде. Милена, Розка и Сонечка сидели у огня. Три маленькие женщины в узком круге света на огромном темном берегу. Три, похоже, уже любимых женщины… Но дело было не в этом.
      Над каждой из них Моржов увидел бледный и прозрачно-красный призрак, словно тень из пламени. Это были мерцоиды. Они вернулись! Моржов похолодел. Алкоголь жёг мозги.
      – Что это?… - шептал Щёкин, указывая рукой.
      – То есть?… - онемевшими губами спросил Моржов.
      Неужели Щёкин видит его мерцоидов?…
      – У них над каждой - столб такой световой… Еле видно, но видно… Это что?
      У Щёкина, похоже, начались собственные глюки.
      – Это НЛО,- жёстко сказал Моржов. - Инопланетяне прилетели. Пошли спать, марсианский хроник.
      – Бухать - хорошо! - убеждённо заявил Щёкин.
      Болтая ногами, он сидел на углу длинного штабеля шпал вдоль утоптанного щебневого перрона разъезда Троельга. Щёкин и Моржов пришли на разъезд ранним утром, чтобы встречать электрички из Ковязина. Планшета с расписанием электричек в деревне Яйцево не имелось, друиды расписания не знали, а сотовый телефон (позвонить на вокзал Ковязина в справочную) в Троельге не брал. Поэтому пришлось устраивать дежурство.
      Щёкин опохмелился через секунду после пробуждения, и сейчас Щёкина уже ничто не угнетало. А Моржов предпочёл позавтракать. Его накормила растрёпанная, косоглазая со сна Розка - сердитая и размашистая в движениях. Розка злилась сразу на всё: что пьяный Сергач укатил ночью, не оказав ласк; что она не выспалась; что ей приходится выходить к мужикам ненакрашенной и даже неумытой. Но Моржов в воспитательных целях решил немного нагнуть Розку и заставить её обслужить себя, хотя обычно завтракал чашкой кофе и сигаретой.
      – Скорей бы состариться! - мечтал Щёкин, бултыхая банкой с пивом. - Одновременно пенсия, климакс и маразм - что может быть лучше? Как дождусь этого счастья, так сразу и уеду в Нижнее- Задолгое. Нет, я не буду там каким-то жалким космическим туристом, мониторящим трату своих жалких миллионов! Я буду настоящим полноправным жителем межпланетных пространств, буду гражданином галактики!…
      Под насыпью во дворе Бязова (или Чакова) запел петух.
      – А на что будешь покупать горючее для ракеты? - лениво спросил Моржов.
      – На пенсию. Я буду позиционировать себя как активнейший электорат, и государство станет всячески поддерживать меня доплатами, надбавками и коэффициентами. А я на них буду покупать космический бензин и парить в невесомости, как прекрасная птица. Ведь человек рождён для полёта!
      – А пищу птице приобретать на что? - допытывался Моржов. - Огородничеством займёшься? Посадишь картошку - вырастет картошка, посадишь макароны - вырастут макароны…
      Щёкин немного подумал. Под насыпью на коньке шиферной крыши появился толстый пятнистый кот, похожий на маленькую панду. Он осторожно прошёлся по ребру и скрылся за трубой.
      – В Нижнем-Задолгом я буду разводить котов! - гордо сказал Щёкин. - Огромных деревенских волосатых котов. Они будут меня обожать, будут просто без ума от меня. С лучшими из них я буду спать на русской печи. А знаешь, за что коты будут меня любить?…
      – За что?
      – Коты преданы вовсе не тем, кто их кормит, гладит пли играет с ними. Коты преданы тем, кто их чему-нибудь учит. Они очень любят учиться. Я буду их учить любви к отчему дому. За это они будут мне нечеловечески благодарны. Когда мне потребуются деньги на какую-нибудь пищу, я буду продавать какого-нибудь кота. А кот потом будет возвращаться домой через тайгу и пургу. То есть и деньги у меня будут, и поголовье котов не уменьшится.
      – Кому же нужны коты в наше-то время? - усомнился Моржов.
      – Не-е, ты тень на плетень не наводи! - лукаво ответил Щёкин. - Коты - это ценнейший ресурс. Они уют вырабатывают.
      Было девять утра. Электричка пришла, но дети не приехали.
      В десять часов из-под насыпи на перрон вылезли Бязов и Чаков. Они до того точно походили на самих себя вчерашних (в тех же обрезанных резиновых сапогах, в тех же лоснящихся пиджаках и в штанах «с тормозами»), что казалось, будто всю ночь они провалялись под насыпью в бурьяне.
      Чаков остановился поодаль, а Бязов подсел к Моржову и стрельнул сигарету. Не то чтобы у Бязова кончились сигареты - нет, это было своеобразным подключением к Моржову. И Моржов это понял. Бязов курил и молчал, словно вживаясь в атмосферу вокруг Моржова, - вмалчивался в его молчание, как ледокол в паковый лёд. Чем более органично среде будет вымогательство опохмелки, тем больше оно имеет шансов на успех.
      – Насос-то нормально работает? - наконец спросил Бязов.
      Щёкин спал на шпалах. Можно было подумать, что он умотался, всю ночь гоняя насос на предельных оборотах.
      – Нормально, - сказал Моржов. Бязов затих, тяжело ворочая бровями.
      – Там у вас у второго домика крыльцо перекосило, - издалека подсказал Чаков.
      – Надо поправить? - очнулся Бязов.
      – Хер с ним, - нейтрально ответил Моржов.
      – Может, забор поставить? - предложил Бязов.
      – Слишком дорого.
      – А крыша не течёт?
      – Откуда я знаю? - вздохнул Моржов. Он понял, что ему придётся пройти сквозь весь строй хозяйственно-похмелочных инициатив. - Дождя ночью не было.
      – Был! - издалека гневно возразил Чаков.
      – Значит, не течёт, - мстительно сказал Моржов.
      – Окно там ещё разбитое есть… - безнадёжно вспомнил Бязов.
      Оно тоже не течёт.
      Бязов засопел, бросил сигарету и слез со шпал. Опохмелка у него с Чаковым выходила всё-таки за свой счёт.
      – Вам в Колымагино в магазин не надо? - напрямик спросил он.- А то мы сейчас поедем…
      – Детей ждём,- пояснил Моржов.- Не до магазина уже.
      – Ну, как хочешь, - обиделся Бязов. - Уламывать не буду.
      Бязов и Чаков понуро перешли рельсы и исчезли под насыпью. Через некоторое время там заклокотал мотоцикл. Его треск уполз вдоль насыпи в сторону Ковязина. То ли друиды решили для верности ехать сразу в город, то ли хотели проехать в село Сухонавозово по старому деревянному мосту, на который вёл отворот с ковязинского шоссе. Щёкин спал.
      В одиннадцать прибыла вторая электричка. Моржов обозревал её в бинокль. Из дверей головного вагона на перрон спустился высокий тоненький мальчик в шортах и с рюкзачком. Моржов узнал его и помахал рукой. Это был Серёжа Васенин из кружка Костёрыча. Моржов ткнул Щёкина кулаком в бок, чтобы Щёкин проснулся, принял приличествующее педагогу вертикальное положение и убрал с глаз долой пивные банки. Серёжа Васенин па пятачке у бетонного столба в безопасности аккуратно дождался, пока электричка уедет, и подошёл к штабелю шпал.
      – Доброе утро, Борис Данилович и Дмитрий Александрович, - вежливо поздоровался он. - А где находится лагерь?
      – Лагерь там, под горой, за лесом, - пояснил Моржов. - Константин Егорович уже в лагере. А ты один приехал?
      – Брат у меня не смог, - пояснил Серёжа. - Мама сказала, что кто-то из нас должен помогать ей на огороде. Мы решили, что в лагерь поеду я, а Саша останется с мамой.
      – А кто ещё из вашего кружка приедет?
      – Наверное, больше никто. Витя и Миша не могут, Андрюша Телегин заболел, Миша, который Смирнов, поедет на юг, а Слава и Ваня - к бабушкам, - подробно рассказал Серёжа. - Я могу идти?
      – Да, иди, - разрешил Моржов.
      – Вон, по дороге, - хрипло сказал Щёкин и указал пальцем.
      – Спасибо, - сказал Серёжа. Он повернулся, по всем правилам дорожного движения посмотрел сначала налево, а потом направо, перешёл рельсы, отыскал тропинку и стал спускаться с насыпи.
      – Хороший мальчик, - похмельно прохрипел Щёкин.
      Он достал новую банку и откупорил. Вдали на склоне на дороге под ельником показалась фигурка Серёжи Васенина, шагающего к лагерю согласно инструкции.
      – Как педагог я гуманнее, чем Костёрыч, - сказал Щёкин. - Я хоть на котах буду практиковать, а Костёрыч - на людях.
      – То есть?… - не понял Моржов.
      – Костёрыч научит Серёжу Васенина любви к городу Ковязину, а город Ковязин будет продавать Серёжу Васенина, как я - своих котов, а Серёжа Васенин будет возвращаться в город Ковязин через тайгу и пургу, а город Ковязин снова будет его продавать… И так до пенсии и до космодрома.
      – Давай лучше про девок поговорим, - помолчав, мрачно предложил Моржов.
      – Жизнь - это кузница, - изрёк Щёкин и тотчас переключился: - Девки у нас качественные, а Сонечка - лучше всех. Глупенькая-глупенькая - аж фляга свистит. И ни бе, ни ме, ни кукареку. Чудо!
      – Вон и она, - сказал Моржов, разглядывая в бинокль дорогу, по которой только что прошёл Серёжа Васенин.
      Соня шагала к разъезду с сумкой в руке.
      – Наверное, обед несёт, - предположил Моржов. Соня приближалась небыстро. Моржов и Щёкин сидели на шпалах и ждали её, как два соловья-разбойника.
      Соня была одета не по Троельге - в лёгкое цветастое платье.
      – Здравствуйте, - робко, словно чужим, сказала Соня Моржову и Щёкину. - Роза Дамировна… ну, вам поесть послала…
      Моржов отполз чуть в сторону, освобождая Соне местечко между собою и Щёкиным.
      – Присаживайся, - радушно предложил он.
      Соня подумала и, смущаясь, неловко залезла на шпалы. По пути она толкнулась в колено Моржова круглой и мягкой попой. Устроившись, Соня сразу сдвинула ноги, зажав подол, чтобы ветер от пролетающих поездов не вывернул платье ей на живот.
      Моржов и Щёкин быстро поделили бутерброды. Получилось по три на человека. Последний бутерброд оказался неделимым. Соня от него отреклась, тогда Щёкин пальцем стёр с бутерброда масло, а Моржов съел хлеб.
      – А что, детей пока только как бы один мальчик приехал? - робко спросила Соня.
      – Нет, мальчиков уже штук тридцать приехало, - облизывая палец, ответил Щёкин. - Но мы их всех душим и складываем за шпалами. А тот сумел убежать.
      Соня испуганно посмотрела на Щёкина.
      – Дядя шутит, - успокоил Соню Моржов.
      – А иностранцев тоже нет? - наивно спросила Соня шёпотом.
      – Ни одного, - подтвердил Моржов. Он полез в карман, вытащил телефон и посмотрел время. - Вообще-то московский поезд пришёл в Ковязин примерно полчаса назад. Я думаю, они должны приехать на ближайшей электричке.
      – Не приедут они ни хрена, - вдруг сказал Щёкин, щурясь на панораму лугов, перелесков и села Сухонавозово. - Какие-то они мутные, непонятные… Что за американцы такие? Сколько их? Какого возраста? Какого хрена им здесь надо? Откуда они вообще взялись и про нас узнали?…
      – Ну, это как бы я телефонограмму про них к вам в учреждение принесла… - снова засмущалась Соня. - Я тогда о своей педагогической практике в департаменте договаривалась… Мне и дали… У вас в тот день, ну, педсовет был…
      Соня покраснела, не глядя на Моржова. Моржов понял, что Соня вспомнила, как он выползал с педсовета на четвереньках.
      – И что там за телефонограмма? - спросил он и покровительственно погладил Соню по спинке. - Говори, не стесняйся, здесь все свои.
      – Ну, там как-то непонятно было написано… Типа «просим принять на общих основаниях, деньги перечисляем на такой-то счёт»… Потом всякие цифры шли и адрес: Ореон. Ну, с опечаткой. В Америке как бы город такой есть, Орегон, вот все и решили, что это американцы…
      – Не город, а штат, - поправил Моржов.
      – Ну, штат, - согласилась Соня.
      – А может, имелось в виду созвездие Орион? - спросил Щёкин. - Может, это инопланетяне к нам приехали? Я - человек космической эры, я не могу думать иначе!
      – Какая разница, американцы или инопланетяне? - хмыкнул Моржов.- Встретим их и узнаем, кто они такие.
      Они ждали. Проносящиеся поезда хлопали по глазам быстрыми промахами света между вагонов.
      Моржов с верхотуры разъезда оглядывал пространства, рассчитывая послушать, как Щёкин будет очаровывать Сонечку, но Щёкин почему-то молчал. Окончательно определилось, что день выдался сумрачным, хотя и без дождя. Вдаль уходили меховые кучи Колымагиных Гор.