- Я такой толстенький был, - заныл Хома.- А теперь от голода таким, как ты, Суслик, тощим стану! Скоро.
      - А каким же я тогда буду? - беспокойно задумался Суслик.
      - А тебя, значит, вообще не будет, - пожалел его Хома.
      - Нет, буду! - упрямо сказал Суслик. - Я нас в такое место отведу! Живи - не хочу! За сто лет не съешь!
      - За меня не бойся, - повеселел Хома. - Съем! Пошли.
      И они пошли… Вдали, на краю деревни, сарай-амбар замаячил. Подошли вплотную, он полнеба закрыл. Высокий! Тридцать сусликов одного на другого поставить - вот какой высокий!
      - Что это? - тихо спросил Хома, озираясь.
      - Хранилище. Кладовочка такая. - Суслик с уважением похлопал лапой по стене.
      - Мне воробьи рассказывали: там гороха полным-полно! Давай дверь искать. Ты - в обход направо, а я - налево в обход!
      Пробирается Суслик по снегу и вдруг слышит - позади шаги чьи-то. Оглянулся в испуге, а это Хома!
      - Ты чего за мной идешь?
      - Хитрый какой, - прищурился Хома. - Сам меня направо послал - там снег по колено. А тут за тобой тропинка тянется.
      Посмотрел Суслик: правда. За ним следы остались, а Хома в эти следы наступает. Поморгал Суслик, поморгал. И дальше затопал. Шел и оглядывался: идешь, а за тобой следы остаются - удивительно!
      - Ну, кто прав? - бубнил позади Хома.
      - Ну, ты, - нехотя ответил Суслик. - Чего привязался?
      - Я к тебе не привязывался. Нечем, - пыхтел Хома, погружая лапы в следы Суслика. - А надо бы. Ветер. - Подумал и добавил: - Шатает.
      Наконец они на дверь наткнулись. И в щель под ней пролезли. Только и смогли сказать: «А-ах!»  
 
      Из крохотного оконца под потолком свет льется - кругом сушеный горох на огромной подстилке лежит. Столько насыпано - до крыши носом подать!
      - Я отсюда не уйду, - взобрался на кучу гороха Хома, - пока сам собой до пола не опущусь.
      - Как-до пола?
      - Ну, пока все не съем, - ответил Хома. - Так и буду опускаться.
      Постепенно.
      - И я, - поддакнул Суслик. - Постепенно.
      Какая для них жизнь наступила! Не жизнь - объеденье! Объедались…
      - Чего молчишь? - усмехался Суслик.
      - Рот занят, - довольно мычал Хома.
      Они до того обленились, что вскоре и разговаривать перестали. А зачем разговаривать, если можно лишнее съесть? Потом и двигаться перестали. А зачем двигаться, если еды полно, даже лапу лень протянуть? Лень не лень, а протягивали: есть-то надо. Лень, а надо. Протянул однажды Суслик лапу и взял горстку горошин у Хомы под боком.
      - Ты чего у меня берешь? - рассердился Хома. И зачерпнул ладошкой прямо под носом Суслика.
      - Ты вон как?! - вскочил Суслик. - Давай все делить!
      Вначале по горошине делили и около себя сыпали. Надоело. Потом - по пригоршне.
      - У тебя лапа больше, - спохватился Хома. - Вон какая загребущая! Давай, ты одной лапой, а я двумя?
      - Ишь ты! - не согласился Суслик. - Умный, да? Промерили они кучу шагами. И прокопали посредине в горохе границу-канавку, от стены до стены.
      По ночам теперь Хома и Суслик не спали. Тайком в темноте на чужую половину бегали. Горох к себе таскали. Уж и есть-то некогда было. Голодали. Старались побольше унести. А днем тоже не спали. Друг на друга смотрели: как бы кто у кого горошинку не взял. Стерегли.
      Глаза слипаются, слипаются… Ущипнут сами себя за бок, чтобы не заснуть, и снова следят. А как-то раз ночью возвращались каждый к себе с добычей - лбами столкнулись. Сцепились. Шерсть клочьями полетела. Покатились. Треск, звон, грохот!…
      Когда они очнулись в сугробе и взглянули высоко вверх, где разбитое оконце виднелось, Хома проворчал:
      - Я больше туда не вернусь.
      - И я не вернусь, - простонал Суслик.
      И они дружно зашагали домой. Ушел каждый молча в свою нору. Есть захотелось… Пошарил, пошарил Хома на полке. Вдруг случайно горошину нашел. Одну-единственную. Посмотрел на нее… В лапе зажал. И к Суслику. Разломил горошину пополам - другу дал.