Они пролезли в расщелину и, рискуя сломать шею, спустились по скользким валунам к воде. Влево и вправо тянулись полосы мелкой гальки, точно россыпи больших фасолин. Пальчик зачерпнул горсткой воду и попробовал: - Правда, безвкусная... - Как у растаявшего снега, - кивнул Гав. - И куда нас занесло на твою голову и на мою башку?! Позади них, на скалах, суровым полукольцом охватывающих бухту, торчали одиночные, похожие на арфы, розовоствольные сосны. За ними начинался лесной массив. Снизу он виделся только частыми верхушками деревьев: вероятно, дальше, за скалами, местность понижалась. Высоко в небе бесконечно долгими кругами парила узкая чайка с красным коротким носом и чёрным хвостовым оперением, напоминавшая туго натянутый лук со стрелой. Мимо них, не моргнув и глазом, низко пролетел лебедь - весь, как набитый ватой и застывший, и только лишь механически махал крыльями, словно их дёргал за неразличимые нитки невидимый кукловод. Пустынно и тихо было вокруг... - Надо бы запомнить место, где вход в пещеру, - озабоченно пробормотал Пальчик. - Со мной это не надо, - безмятежно сказал Гав. - У меня чутьё. - Но у меня-то его нет. Вдруг мы потеряемся... - Потеряться можешь только ты, - самодовольно возразил Гав. - Уж тебя-то я найду. Жаль, конечно, что у тебя в кармане нет хотя бы завалящей котлеты, тогда мое чутьё было бы вдвое острее. Но на нет и суда нет. Народного, уточнил он, - как говаривала буфетчица Оля. - Заладил... Пальчик всё же постарался запомнить две низкие сосенки у той пещеры, где был лифт. Отсюда её вход был совсем незаметен. Они пошли вдоль подножия скал по берегу в поисках хоть какой-нибудь тропки, ведущей вверх. Гав внезапно остановился: - Пахнет пляжем. - И полотенцем, - усмехнулся Пальчик. Всё-таки он был выше и поэтому увидал поодаль чьё-то забытое полосатое полотенце, прижатое камешками от ветра. Это невольно напомнило ему тот самый случай, когда он посрамил "нюх" Людоеда, первым увидев Пафа и Держихвоста. - У нас зрение послабее, - ни капли не смутился Гав. - У любой собаки спроси! - Спрашиваю, - улыбнулся Пальчик. - А-а, на меня намекаешь... Хоть я и не любая собака, а особенная, напыжился Гав, - отвечаю: ветром тянет в другую сторону, потому-то я и не учуял твоё треклятое полотенце. - А как же ты учуял, что тут пляж? - Ох, - вздохнул Гав. - Что я, пляжей не знаю? Да здесь под галькой повсюду целые залежи сливовых косточек, окурков, клочков газет, оборванных пуговиц - чего только нет! Ага, - встрепенулся он, - теперь ветер дует в нашу сторону. Вон за тем валуном - асфальтовая дорожка... Как лучше сказать: начинается или кончается? - Начинается. - Думаешь?.. Хотя ты прав. Для нас она начинается, - согласился он, сворачивая за валун и вступая на асфальт. - А вот чем закончится? Они вдруг замерли, увидев электронное табло, укреплённое на стойках с боку дорожки. Горевшие цифры: 1.15.46 - наверняка показывали время. Цифры секунд, крайние справа, методично пощёлкивая, сменялись в своем квадратике. Причём эти странные часы отмечали отнюдь не время дня - судя по солнцу, было никак не больше 11, - а что-то совсем другое. Когда нащёлкало 60 секунд, минутная цифра "15" превратилась в "14", а не в "16". Значит, отсчёт шёл в обратную сторону. - Понял! - догадался Пальчик. - Столько времени осталось до... - До чего? - тревожно спросил Гав. - Хотел бы я сам знать... - Ну, про время мне кое-что известно, - сказал Гав. - Людям его всегда почему-то не хватает. Вот ты говоришь: осталось столько... Сколько? Пальчик замялся, не зная, как объяснить. - Солнце видишь?.. - наконец, нашёлся он. - Когда оно сдвинется в небе вот на столько, - развёл он руки примерно на полметра, - тогда и должно что-то случиться. - Маловато. Но запасец ещё есть. Мне этого хватит, чтоб, в случае чего, вовремя смыться. - Без меня? - в шутку спросил Пальчик. - С тобой, - серьезно ответил пёс. И они двинулись дальше. Дорожка то полого, то круто извивалась среди скал и деревьев. Через несколько поворотов появились другие электронные часы, по-прежнему отсчитывавшие время до... неизвестно чего. Затем встретились третьи часы, четвёртые... Загадочные табло равномерно возникали и слева, и справа на их пути, продолжая неумолимо сокращать цифры минут. Неожиданно Пальчик заметил, что асфальт испещрён какими-то дырками, но не от женских каблучков - более глубокими. Словно их оставили мощные когти крупных неведомых зверей. - Это не от когтей, - определил Гав. - Они пахнут железом. Ржавым. - Утешил... - Мы можем вернуться. - Он подвернул свой пышный хвост и удобно уселся на нём. - Ну уж нет, - заявил Пальчик. - Что, трусишь? Слабо? - Я бы на тебя так грубо не лаял, если бы ты предостерёг от возможной опасности. - Прости, милый Гав. Но отступить, так ничего и не узнав, я не могу, хотя ты, наверно, сто раз прав. - Сто! Я даже не знаю, сколько это. Умею считать до двух. Ну, до трёх. Во всяком случае, четыре кости от одной отличу. Но запомни: прав бываешь только раз. Или прав, или не прав! И довольный своей речью, Гав продолжил путь. Пальчик обернулся. Озеро-море виднелось отсюда лишь полоской на горизонте, над которым высились, будто на недалёком берегу, белые горы из облаков. А лес вокруг был - не сказать чтобы простой. Скорее уж заповедный. Разлапистые южные сосны, замшелые самшиты, обвитые тонкими лианами, бархатистые буки, мощные грабы, пятнистые эвкалипты... Пальчик более или менее разбирался в породах деревьев. У них в приморском городе был "Ботанический сад", и он не раз ходил туда с папой. Лес становился всё гуще. Какие-то птицы, быстро мелькая меж листвы, перелетали с места на место, голосили, пели, верещали. Шелест и праздничная птичья болтовня доносились отовсюду... Прошмыгнул дятел, вспыхнув красным охвостьем. Дикие голуби взлетали на солнечных опушках так взрывчато, что после них долго садились прошлогодние листки и травинки. Дорогу перебежал барсук - с такой прытью, что зад только чудом не обогнал голову. - Хорошо, что я не охотничья собака, - с тайной грустью похвастался Гав. Только б ты меня и видел! - Слушай, я давно хотел спросить: а какой ты породы? - Я? - заважничал Гав. - Я - горпёс! - Гордый? - удивился Пальчик. - Или горный? - Городской. - Тогда ты - дворпёс, а не горпёс. - Сказанул! Дворы и в деревне бывают. А я городской, можно сказать, приморский. Дворпёс - это когда дворовый, - пустился в рассуждения Гав. Ну, если весь город считать моим двором, то, конечно, твоё глупое определение можно посчитать и верным. С натяжкой. Во всю силу. - Чего?.. - как обычно, стал в тупик Пальчик. - С натяжкой во всю силу. Мою и твою силу! Понял? - Понять-то я понял. С тобой... - ... не соскучишься, - ухмыльнулся пёс. - Ты уже это говорил. А вот я бы с тобой соскучился, если бы тут не было меня! - Нет, я другое хотел сказать. С тобой хорошо наперегонки за бешеным львом бегать. Ты бы первым отстал. Гав озадаченно примолк. Но ненадолго. Пальчик услышал, как тот забормотал себе под нос: - Ясно, я бы первым был... А зачем?.. Лев меня бы... Хитрец! - вскричал он. - Ведь лев меня растерзал бы! - Я и говорю: ты бы первым отстал. - Ах вон что. На это у меня ума хватит, - вновь заважничал Гав. - Не чета тебе, дурню. Пальчик обиделся. - У тебя много блох? - как бы невзначай вдруг сказал он. - А то можно выловить. Знаю верное средство. - Какое? - сразу клюнул пёс, как рыба на желанную приманку. - Бродяжья жизнь, она, сам знаешь, какая. Ну? - Надо посадить собаку в ванну, наполнить водой... - Ерунда. Знакомо. - Ты слушай, слушай... Погрузить - ну, хотя бы тебя, к примеру, - в воду по самую макушку. Все они враз переберутся туда. И... - И... - затаил дыхание Гав. - ... ахнуть тебя по макушке широкой доской - ни одной не останется! - Издеваешься?! - теперь Гав обиделся. - Да ты меня тоже всё время разыгрываешь, - расхохотался Пальчик. Пёс скривил улыбку, не выдержал и разразился веселым отрывистым лаем, означающим у собак самый что ни на есть настоящий смех. Лес кончился. По бокам дорожки внезапно вздыбились невообразимые нагромождения скалистых глыб, словно здесь, нашвыряв их как попало, порезвились великаны. Из кривых зазоров между многотонными обломками выныривали редкие уродливые деревья. Внизу, у комля, они были намного тоньше, чем снаружи, иначе бы им не пролезть сквозь тесные щели. Встречались и совсем плоские, будто сплющенные стволы. А иные, вытолкнутые прямо на камни своими длинными корнями, стали, наоборот, неимоверно пузатыми и короткими, точно бочки. Некоторые страшилища, вылезая из щелей какими-то причудливыми, неправдоподобными узлами, вдруг вспоминали, что они обычные деревья, и пытались расти нормально. Но потом снова свивались в узлы, опять выпрямлялись, и вновь всё повторялось сначала. Сверху каменные глыбы покрылись желтыми лишайниками, а снизу сине-бело окрасились от проступившей извести. И стволы, и корни под ними приобрели тот же цвет. Вокруг зияли угрюмые пещерки и впадины, и сами деревья тоже были изрыты дуплами. Пальчик и Гав, притихнув, миновали это жутковатое место, где жизнь боролась за жизнь. УДИВИТЕЛЬНЫЙ ПАРК Затем дорожка стала совсем змеистой - сплошные петли. По краям её появились таблички: "Налево!", "Направо!" Они были написаны на каком-то незнакомом языке, но Пальчику почему-то было всё понятно. Такое бывает разве что во сне, когда вдруг оказываешься в далёкой, никогда не виданной, чужой стороне. Таблички с надписью "Налево!" стояли после каждого правого поворота, а с надписью "Направо!" - после каждого левого. И он, наконец, догадался, что они предназначались только тем, кто спускался, а не поднимался. Гав вопросительно взглянул на него. - Предупреждают, куда поворачивать, - объяснил Пальчик. - А зачем? И так видно. - Крутой спуск. Чтоб не заносило на поворотах, - хмыкнул Гав. Как мы узнаем в дальнейшем, горпёс не ошибся, хотя и был городским, а не горным. - Значит, нас могут сбить? - Непременно. Пальчик остановился. - Если не будем смотреть в оба, - добавил Гав. Сказано было вовремя. Впереди послышалось шумное сопение, и только они успели отпрянуть в сторону, как мимо них, опираясь на лыжные палки, тяжело просеменил тучный человек с розовыми жирными щеками. Увидев незнакомцев, он что-то недовольно пробурчал и, не в силах остановиться, продолжил свой спуск. - Что сказал этот жирняк? - спросил Гав. - Я не совсем расслышал. Про иностранцев, да? - По-моему, "чёртовы иностранцы!" - Мы? - А то кто же. - Ну иностранцы. Так и есть. Но "чёртовы" - слишком! - заворчал пёс. - А может, эта дорога только для спуска вниз? Ведь и таблички стоят по-особому. - Все равно мог быть и повежливей. Там более с иностранцами. - Теперь я понимаю, чем весь асфальт истыкан, - подмигнул ему Пальчик. Лыжными палками. - Псих безлыжный, - продолжал ворчать пёс. - А ещё с палками! - Без палок он запросто загремел бы вниз. С таким-то брюхом! - Похоже на правду, как говорила буфетчица Оля, не досчитавшись за один лишь день трёх килограммов колбасы. - А кто съел? - со значением посмотрев на него, впервые заинтересовался Пальчик надоевшей буфетчицей. - А пёс её знает, - ответил тот. - Наверняка сама! Они прошли ещё пару поворотов и очутились перед большими железными ворогами, по их сторонам тянулся плотный частокол из высоких кованых пик. На воротах висело строгое объявление: "Предъяви пропуск!" - Язык-то я их вроде понимаю, а читать не могу. Всё-таки чужой этаж. Что там написано? - спросил Гав. - Без разрешения не пускают. Пропуск нужен. - Знакомо. Такое объявление у вас в городе на мясокомбинате висит. Справа, у конца дорожки, стояли пока что последние на их пути часы, сообщавшие: 39 минут 8 секунд. Осталось до - ?! - Они мне действуют на нервы, - прорычал Гав. - Сейчас-то ничего, ничего, а потом ка-а-ак... - Рванёт? - Что-то будет, - туманно ответил пёс, изогнув хвост вопросительным знаком. - А что тебе подсказывает твое чутьё? - засмеялся Пальчик. - Чутьё мне подсказывает, - заявил Гав, принюхиваясь к щели меж створками ворот, - что сторож отошёл попить. Давай за мной! Он приоткрыл лапой - благо не запертые - ворота, и наши междуэтажные путешественники проскользнули за них. Перед ними простирался огромный цветущий парк с красными от толчёного кирпича аллеями. Действительно, бравого вида старикан сторож, покинувший пост под навесом-грибком, пил воду из садового крана. Пальчик и Гав юркнули за живую изгородь газона - сторож, вытирая седые усы, направился к воротам. На поясе у него позванивали ключи. Внезапно он остановился и, послюнив палец, поднял его вверх. Так в старину на парусных судах определяли: есть ветер или нет. Мокрый палец чувствует даже малейшее дуновение. - Клянусь грот-мачтой - ветерок! - воскликнул сторож. Вероятно, он когда-то был моряком. - Значит, можно проветривать парк. Он рысцой подбежал к воротам и распахнул их настежь. Пальчик и Гав недоуменно переглянулись в своём укрытии. Проветривать парк - такого они никогда не слыхали! Мимо них над лавровыми кустами проплыла голова другого старика. Он нёс на плече здоровенные деревянные счёты, отличающиеся от обычных только своими размерами. - Пойду пересчитаю гальку на пляже, - послышался его голос. - Вчера семи камешков не хватило. - О-хо-хо... - посочувствовал сторож. - Скоро инвентаризация. И как же ты выкрутился? - Принёс свои. Из дому. Пальчик и Гав опять изумлённо переглянулись. - Не наносишься. Опять небось камни в диких гагар кидали? А тебе, хранителю, отвечай! - негодовал сторож. - С жиру бесятся, - почему-то не без зависти заметил хранитель пляжа. - А слова не скажи. - Он дробно тряхнул счётами. - Я с ними ещё посчитаюсь! Пальчик и Гав поползли за кустами лавра в глубь парка. - Что это? - принюхался пёс, наткнувшись на заросли светло-зеленых плоских растений. - "Лампасная трава", - прочитал Пальчик на табличке, воткнутой рядом. - Ка-акая? - Ну, вроде лампасов. Видел на брюках у генералов? - То-то пахнет чем-то военным. Они отползли ещё немного. Потом встали, закрытые зеленью со стороны ворот, и вышли на пустынную аллею. Здесь тоже стояли часы. Они показывали:
      00.30.45.
      - Всего с полчаса осталось... - сообщил Пальчик. - Тьфу ты! - в сердцах сказал Гав. - Пёс с ними!.. Слышь, а остановить их нельзя? - Только эти? Или все? А, может, заодно и солнце?! Гав задрал голову. - Солнце не достать, - доверчиво ответил он. - Высоко. Да и оно, наверно, жуть какое горячее! Схватишь, а потом - целый день на когти дуть. Верно? Тут уж Пальчик не нашёлся, что сказать, - лишь безнадёжно кивнул. Вдоль аллеи - все со своими табличками - тянулись самые разнообразные деревья и кустарники: самшит, пильчатая фотиния, вечнозелёная калина, золотое дерево, восточный грабинник, розмарин, колонновидный тис, бескорый мелкоплодный земляничник, адамово дерево, высокий можжевельник, каменный дуб, падуб обыкновенный, пирамидальный кипарис, крупноцветная магнолия, пирея, драконово дерево, туя, фикус-баньян, секвойя, анчар, мирт и... И что здесь только не росло! Да уж, парк был "балдёжный", как, вероятно, заявила бы буфетчица Оля, окажись на их месте. Больше всего друзей поразили два дерева: Гава - резиновое, а Пальчика цепное. Жёлто-зеленоватое резиновое дерево наводило на мысль, что сначала всё его, от бугристого пузыря основания и вплоть до пухленьких веточек кроны, туго надули изнутри, а затем слегка спустили воздух. Гав даже попробовал "резину" на зуб: захотелось поглядеть, что потом будет. Но, увы, резиной тут и не пахло - лишний раз убедился он. Цепное же дерево было ещё более удивительным - двуствольным, да каким: гладкие чёрные стволы переплелись и срослись друг с другом таким образом, что ушли ввысь чередой сквозных восьмёрок, напоминая мощную якорную цепь, сброшенную с неведомого небесного корабля, а сам якорь, казалось, глубоко ушёл под землю. Размашистые густые ветви соседних крон скрывали верхний конец этой необыкновенной цепи - может, и вправду там, за ними, скрывался могучий летающий бриг?.. Юркий белобрюхий стриж, лёгким скоком взбиравшийся по спирали на дерево, вдруг испуганно брызнул в сторону - буквально повсюду неожиданно раздались громкие звонки! Это настойчиво заверещали все электронные часы разом. На ближних зажглись цифры: "00.07.00". - Осталось семь минут! - вскричал Пальчик. Увлёкшись необычным парком, они забыли о времени. Кругом послышались голоса, топот ног. Пальчик и Гав бросились в кусты розмарина. По аллеям - с лыжными палками, а то и без них, - спешили куда-то жирняки: порознь и целыми пыхтящими группами - и все только в одном направлении. А звонки надрывались, прибавляя им неуклюжей, какой-то свиной прыти. Раздвинув ветки, Пальчик и Гав смотрели на них. Появились последние, отставшие жирняки. Они обливались потом, они хватали толстыми пятернями воздух перед собой, словно подтягиваясь вперёд, они задыхались и стонали: - Опаздываем... Опаздываем... ОБЖИРАЛОВКА Гав и Пальчик, перебегая от дерева к дереву, от куста к кусту, незаметно последовали за жирняками. Теперь-то наши путешественники понимали, что многочисленные электронные часы ничего опасного не предвещают. Вероятно, они показывали время, оставшееся для сбора местного населения в каком-то условленном месте. А звонки въедливо продолжали трезвонить. На табло в "оконце" минут уже мелькнуло - "04", затем пошло: 00.03.59, 00.03.58, 00.03.57... Отставшие жирняки поднажали, да как! Несмотря на тучность, они развили прямо-таки рекордную скорость. За ними теперь было трудно угнаться, тем более скрытно. Пальчик и Гав услышали где-то впереди пробивавшийся сквозь звонки часов неясный шум: разноголосицу, стук, звяканье... Миновали украдкой поворот и увидели величественный платан, весь увешанный разнообразными скворечниками, как новогодняя ёлка игрушками. А уж затем узрели сотни две - не меньше! - обеденных столов, расставленных на каменных плитах под его гигантской кроной. За каждым столом, загромождённым дымящимися тарелками, блюдцами, соусниками, бутылками и бокалами, сидело по одному человеку. Жирняки, возбуждённо перекликаясь, быстро придвигали кресла, подвязывали салфетки, звякали бокалами, заранее наливая искристые напитки... Отставшие с налёту занимали свободные места. Все посматривали на часы, стоящие через каждые несколько метров вокруг платана. Звонки умолкли - вспыхнуло: "00.00.00"! Все сразу дружно накинулись на еду. Наворачивали так, что за ушами трещало, - у каждого. Словно вовсю заработала мощная камнедробилка! Пальчик и Гав осторожно выглядывали из-за толстой сосны. Сверху упала шишка. Пальчик запрокинул голову. Весь высокий ствол был испещрён корявыми пятнами - там, где когда-то поочерёдно отмерли сучья, и казалось, что это какой-то сильный зверь, карабкаясь к зелёной макушке, оставил свои неизгладимые следы. - Куда ты смотришь?.. Глянь, как они едят, лопают, трескают, метают, штевкают, хавают! - облизнулся пёс. - И где ты таких слов нахватался? - никак не мог привыкнуть Пальчик к жаргону четвероногого дружка. - На улице! Про еду я всё знаю. Наголодался впрок в своё время. - Можно только наесться впрок. - На сколько? - спросил Гав. - Ну, на день-два... - А я на год-два наголодался. Значит, впрок, - упрямо сказал пёс. Попробуй ему докажи!.. Гав всегда был прав - по-своему. Во всяком случае, он никогда не темнил и говорил то, что думал. Правда, задумывался он редко. Иногда даже сначала скажет или сделает, затем подумает. Но зато уж не передумывает и твердо стоит на своем. Так и сейчас. Он вдруг по-пластунски пополз к пирующим, затем оглянулся и прошептал: - Куда, думаю, ползу? А теперь сообразил: чего-нибудь вкусненького принесу, а не то копыта отбросим. Пальчик машинально хотел спросить, откуда тот знает про "копыта", но только рукой махнул, вспомнив о буфетчице Оле. Приняв его жест за согласие, Гав пополз ещё быстрее, и вскоре, никем не замеченный, исчез под ближайшим столом. А пиршество продолжалось. Когда жирняки утолили первый, самый азартный голод - на это ушло минут пятнадцать, - заверещал новый звонок. На площадку с разных сторон вяло, вразвалку потянулись толстые коты. Им начали бросать объедки. Коты были настолько ленивы, что даже не пытались отнять подачки друг у друга. Верно, все они были сыты и явились только по привычке. Они брали лакомство лишь тогда, когда оно падало чуть ли не в пасть. "Не дай Бог, Гав ввяжется с ними в драку!" - беспокоился Пальчик. И зря. У Гава ума хватало. Пальчик не видел отсюда, как из-под свисающей вокруг стола скатерти порой появлялась собачья лапа и выхватывала куски прямо перед носом котов. Пожалуй, и они не замечали этого своими заплывшими глазками. Снова прозвенел звонок. Коты, ещё больше переваливаясь с боку на бок, удалились - их место заняли тяжело посыпавшиеся из скворечников пузатые воробьи. Никто из них ничего не хватал на лету. Куда там! Они насыщались, как и коты, лёжа. Слышался дробный перестук клювов. Объевшиеся птицы не могли затем даже взлететь и пытались вскарабкаться к своим домикам по стволу. Срывались, падали на спину и, не в силах перевернуться, дрыгали короткими ножками. Заглядевшись на всё это, Пальчик не заметил, что рядом вновь появился Гав. Он вернулся другим путем, дав для безопасности кругаля. - На! Пальчик словно очнулся. Пёс протягивал ему ломоть хлеба и гирлянду сосисок. Только сейчас мальчуган почувствовал, как проголодался, и сглотнул слюну. - А ты? В ответ пёс красноречиво похлопал себя по тугому брюху. Сосиски оказались вкусные, но почему-то пахли рыбой. - А у них всё рыбой отдаёт. Секреты кухни. Возможно, у них сегодня рыбный день, - пояснил Гав. - Ты ешь, ешь. Что потопаешь, то и полопаешь. Подумал. - И наоборот. Я туда протопал, ты здесь полопал. А теперь ты, налопавшись, можешь топать куда угодно. Дошло? Умён - собака! - похвалил он сам себя. - Может, ещё чего-нибудь принести на закусон? - Тресну, - промычал Пальчик с набитым ртом. - Ну-у, - протянул пёс. - Они же не треснули, - показал он лапой на жирняков. Лапа застыла в воздухе. Прозвенел третий звонок - и все столы - только столы! - провалились под землю. Затем плиты снова сдвинулись. Жирняки откинулись в креслах, положив пухлые ручки на необъятные животы и задремали. Кое-кто переливисто захрапел. - Мёртвый час, - сказал Пальчик. Гав недоверчиво взглянул на него. - Не, живой... Замечаешь, дышат? Животы-то подымаются и опускаются! - Это выражение такое: "мёртвый час". Отдых после обеда. - Оно и видно, что выражение. Даже буфетчица Оля не раз лаяла на посетителей: "Прошу не выражаться!" А ты... Не ожидал от тебя такого, покачал пёс головой. - Да что тебе объяснять... Не поймёшь. - Угу, - кивнул Гав. - Как еду добыть - так я всё понимаю. А как объяснить - так я глуп. Да? - Ты умный, - погладил его по голове Пальчик. Пёс даже зажмурился от удовольствия. - Повтори ещё раз, пожалуйста, - попросил он. - Умный, умный. - Да не словами, а рукой. Гладь, гладь. - Умный! - строго сказал Пальчик. - Достаточно, - встрепенулся Гав. - Пошли дальше. Мы ещё не всё осмотрели. - Интересно, а что там, под землёй? - Где? - Куда столы провалились. - Ничего интересного. Если б я не успел вовремя вернуться, провалился бы вместе с ними! НАЧАЛЬНИКИ - Ничего себе этаж нам попался, - говорил Пальчик. - Ещё похлеще седьмого и шестого. - Ну, мой этаж, конечно, имеет свои недостатки, - уклончиво заметил Гав. Но там можно жить по-человечески любой собаке. - А человеку - по-собачьи? - Должна же быть где-то справедливость и для нас, псов. Гав-гав! Извини, ты сам мне напомнил о моём происхождении. И давай не будем! - как говорит буфетчица Оля. - Что - не будем? - Ничего. Хватит об этом. Не хватало нам ещё ссориться. - Мы с тобой никогда не поссоримся, Гав. Они безбоязненно шли по аллее, считая, что все спят и скрываться пока незачем. И напрасно! Где-то позади, за поворотом, послышалось урчание автомашин. Едва они успели нырнуть в кусты, как сверху на дорожку градом посыпались шишки. Их зачем-то суетливо сбрасывали с высоких сосен полосатые бурундуки. Две длинные чёрные машины, одна за другой, с хрустом проехали прямо по шишкам. Бурундуки тут же спустились вниз и принялись собирать зёрна, "вылущенные" колёсами. - Во дают! - поразился Пальчик. - Умны. - Ленивы, - возразил Гав. - Я гляжу, здесь никто даром и зубом не шевельнёт. - Наверно, какие-то начальники проехали. - Большие начальники, - уточнил пёс. - Чем больше и чем темнее машина, тем больше и тем грознее начальник. Уж я-то не под одну попадал! Правда, исключительно между передними и задними колёсами. - И... - Живой. Я же сказал: исключительно. - Везло. - Им везло. Тоже все живы оставались. Видал бы ты, как они пытались меня "объезжать" перед моим коронным броском!.. Айда вслед за машинами. Надо всё разнюхать. Я ничего здесь толком понять не могу. А ты? - И я, - кивнул Пальчик. - Не люблю зазнаек, - похвалил его Гав. - Честность украшает человека. - А собаку? - Вдвойне. - Почему? - Заладил - почему да почему, - Гав привычно почесал затылок задней ногой, посмотрел на неё. - Потому что у нас ног больше! - Ну ты нахал. - Что, съел? Как говорила буфетчица Оля, пряча сыр в холодильник. Они шли за живой лавровой изгородью, даже не нагибаясь - не тот рост, - и поглядывали в её просветы: где же там машины?.. Ага, вот они. Автомобили стояли возле внушительного трёхэтажного здания с белой колоннадой. Сбоку виднелась облезлая узорчатая церквушка, на её железной двери было крупно написано мелом: "склад". За машинами о чём-то разговаривали два пожилых худющих человека в строгих костюмах. Один курил трубку. По-прежнему скрываясь за кустами лавра, Пальчик и Гав подобрались поближе. - Курить - здоровью вредить, - укорил собеседника некурящий, поблёскивая очками. - Ничего не могу поделать. Злостный курильщик. Как бросаю, так сразу набираю вес. - Займитесь спортом, - посоветовал очкастый. - Спорт - залог здоровья. Вот я каждую неделю пробегаю шесть километров. - То есть примерно по 857, 14 метра в день? - мгновенно высчитал человек с трубкой. - С этого не похудеешь. Уж признайтесь по-дружески, что у вас язва желудка. Очкастый обиженно засопел. - Не сердитесь. Болезнь - наше нормальное состояние, - сказал курильщик. Ну так что будем делать с этой церковью? - очевидно, вернулся он к прерванному разговору. - Сносить? - Боже мой, ну не всё ли равно! - пожал плечами очкастый, глядя на церквушку. - Нет, не всё. Вот это ваше невольное "Боже мой" - лишний довод в пользу сноса. Поскольку даже такая развалюха вызывает подобные слова - и у кого! - её просто необходимо... - Он рубанул рукой. - Но в ней известные мозаики. Что скажут учёные? - Что захотим, то и скажут. Когда в стране изобилие, на многое закрывают глаза. Лишь бы брюхо было набито. Впрочем, она и правда красива - он ткнул в сторону церкви своей чадящей трубкой, - даже в таком виде. Значит, она тем более опасна, раз наводит на ненужные мысли. Самыми главными всегда и во всём должны быть только наши с вами заповеди, коллега, а не Божьи. - Выходит, мы своего рода слуги дьявола? - пошутил очкастый. - Боже мой, ну не всё ли равно! - отпарировал человек с трубкой его же словами. - Мы же с вами научно знаем, что ничего сверхъестественного не было, нет и не будет. Как не бывает, к примеру, говорящих собак. - Как это не бывает!!! - вскипел Гав, высовывая к ним лохматую голову из кустов. Те остолбенели. Один уронил трубку, у другого упали очки. Пальчик тут же втащил пса за хвост обратно, и они помчались прочь. Жаль, Гав никогда не узнал, что произошло дальше, иначе бы он вконец зазнался. Когда к начальникам вернулся дар речи, очкастый, заикаясь, сказал: - С-сносить не б-будем. Не глядя друг на друга, они молча сели в машины и разъехались в разные стороны. СТРАЖ ПОРЯДКА Заметим, что Пальчика не волновало то, когда он вернётся домой. После своих приключений на "шестом" и на "седьмом" этажах, он убедился, что время у нас и "у них" течёт по-разному. И если здесь, на "восьмом этаже", прошло уже полдня, то дома, возможно, всего лишь секунды минули. Хотя в огромном парке было и нетрудно затеряться, они теперь натыкались то на садовников, то на подметальщиц, то на водопроводчиков. Очевидно, у них раньше был обеденный перерыв, а "мёртвый час" им не полагался. Между прочим, жирными они тоже не были, как и те начальники. Каждый раз путешественники слышали за спиной тихое: "Иностранец!" Наверняка это относилось только к Пальчику, а Гав, так сказать, находился при нём. - А отчего тот первый, помнишь, с лыжными палками, сказал: иностранцы, а не иностранец? Значит, и про меня? - раздосадованно спросил пёс. - По-моему, он сказал вообще. Мол, иностранцы мешают, - попытался разъяснить Пальчик. - А, по-моему, он просто умнее других. - Знаешь, ты бы побольше помалкивал. Вдруг тебя ищут! - А тебя? - Я же не говорящая собака. Гав промолчал. - Высунулся - тоже мне! Гав опять не ответил. - Ты чего в рот воды набрал? - удивился Пальчик. - Сам же сказал - молчать, - возмутился Гав. - Нету у меня воды, нету! На, загляни! - широко раскрыл он пасть. - Что, убедился? - Это выражение... - начал было Пальчик и осёкся. Но поздно. - Прошу не выражаться, - строго сказал пёс. - Да пойми же ты наконец! Так только говорится. Тут-то им впервые и встретился парковый стражник. Вероятно, он наблюдал за ними ещё издали. - Иностранец? - вырос он из-за многократно скрученного, как бельё при выжимании, дерева. И поправил форменную фуражку с надписью "Граница на замке". Пальчик кивнул и почему-то ответил на ломаном языке: - Я есть один иностранец. - Твой? - указал страж телескопической резиновой дубинкой на пса. - Мой. - И Пальчик добавил для пущей убедительности: - Мой он есть. - Ты, кажется, что-то ему говорил? - Я ему говорить: не ходить по газон. - Гм. И он это понимает? Гав раскрыл было пасть, но Пальчик с лязгом захлопнул её так, что тот прикусил язык, заскулив от боли. - Понимает. - В таком случае, почему так долго ты ему это объяснял? - Слабо понимает. Долго объяснить, быстро понимать. - Глуп? - ухмыльнулся страж. - Исключительно, - ввернул Пальчик словечко Гава. Пёс укоризненно покосился на него. - Где поводок? - сказал страж. - Вот, - Пальчик быстро выдернул ремень из брюк и застегнул его на шее пса. Повторилось почти то же самое, что и на "шестом этаже". - Порядок, - поднял палец страж. - Документы? - Я есть маленький, - отчеканил Пальчик. - Документы имеет быть папа. Мы остановились в дом, где много колонн стоит вверх. Там, - показал он рукой. - Направление правильное, - определил блюститель порядка. - Давно здесь? - Перво-напервый день. - Гляди-ка, а так хорошо знаешь наш язык! Ну как тебе наш остров? - Остров?! - некстати удивился Пальчик. - Разве вы не приплыли?.. Или, может, приехали или даже прилетели? подозрительно прищурился страж. Но Пальчик избежал расставленной ловушки, вовремя догадавшись, что на любой остров можно только приплыть или, в крайнем случае, прилететь. Но летают ли здесь - хотя б на воздушном шаре? А если всё-таки летают, то вдруг стражнику известно, кто и когда приземлился. Есть, конечно, и такое выражение: приехать. Допустим, на пароходе. Или даже на лодке. А может, здесь пароходов нет? И, кроме того, тут всё понимают буквально, судя по вопросам настырного охранника.