Глава 10

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СХВАТКА МЕЖДУ ЧЕЛОВЕКОМ И ДОЛЛАРОМ

Лето 1835 года Купер с семьей провел к Куперстауне, наблюдая за перестройкой отцовского дома. Он придерживался своего решения не писать больше романов. Однако занятие литературной работой уже превратилось для него в насущную потребность, он решает создать серию очерков о своих путешествиях по странам Европы. Начинает он со Швейцарии. Над путевыми очерками он работал в Куперстауне и также в Нью-Йорке, куда Куперы возвратились на зиму. Осенью лондонский и филадельфийский издатели сообщили, что они понесли крупные убытки на «Моникинах». Поэтому условия издания его путевых очерков были значительно менее благоприятными, чем рассчитывал писатель.

Первая книга «Очерки о Швейцарии, часть I» вышла в свет в мае 1830 года в Филадельфии и в Лондоне. Вторая часть «Очерков о Швейцарии» в сентябре 1836 года была издана в Англии, а в октябре – в США. Успеха обе книги не имели, правда, часть первая использовалась в Европе в качестве путеводителя по Швейцарии. Три следующие книги путевых очерков получили название «Заметки о Европе» и были посвящены соответственно Франции, Англии и Италии. Купер намеревался написать еще книгу о Германии, но издатели не проявили никакого энтузиазма, и он отказался от своего намерения.

Путевые очерки Купера привлекли внимание и американских, и европейских газет и журналов. Рецензии на них появились в «Нью-Йорк миррор», «Никербокер мэгезин», «Норт Америкен ревью» и других американских изданиях. В Европе наиболее критический отзыв был напечатан в октябре 1837 года в английском журнале «Куотерли ревью», и относился он к путевым заметкам об Англии. Его автором поначалу считали известного английского литератора Джона Гибсона Локхарта, зятя Вальтера Скотта.

«…Нам еще никогда не приходилось встречать так плохо написанное, содержащее так много неверной информации, так плохо подготовленное, такое невыдержанное и так плохо исполненное произведение… Мы никогда не встречались с подобным образцом тщеславия, глупости и небылиц, как они собраны в этой книге… Как литературное произведение она не заслуживает даже презрения. Ее стиль, тема и изложение – банальны, поверхностны и сбивчивы. В ней нет ничего постоянного, кроме невежества, и ничего глубокого, кроме злобы… Будет справедливым назвать это произведение автобиографией обнаженного тщеславия».

Как видим, журнал не стеснялся в выражениях. Правда, статья была опубликована без подписи, но в конце концов стало известно, что ее автором был не Джон Гибсон Локхарт, а литератор Джон У. Крокер. Одна из филадельфийских газет в январе 1838 года перепечатала выдержки из этой статьи, и она стала широко известной в Соединенных Штатах.

Весной 1836 года Куперы покинули Нью-Йорк и переселились в Куперстаун. Многие друзья писателя удивлялись такому решению, не без оснований полагая, что в небольшом поселке, каким был в то время да и сейчас остается Куперстаун, писателю и его семье будет не хватать образованного общества, старых друзей, политической атмосферы, художественных выставок. Конечно, покупка и перестройка старого отцовского дома были проявлением сыновних чувств писателя, данью его памяти о родителях, о безмятежном детстве, проведенном в этом захолустном уголке. В связи с покупкой дома к Куперу практически перешли обязанности душеприказчика завещания покойного судьи. Ему, естественно, хотелось восстановить престиж фамилии Куперов в селении и его окрестностях. Кроме того, Куперы привыкли к жизни на широкую ногу, а в большом городе с их уменьшившимися доходами такую жизнь поддерживать было невозможно.

Куперы обосновались в своем заново отстроенном доме, возобновили знакомство с рядом местных семейств, приглашали к себе погостить родственников и друзей. Книги, некоторые деликатесы и вина выписывались из Нью-Йорка и Филадельфии. Купер приобрел ферму на восточном берегу Отсего и в дополнение к своим литературным занятиям занялся фермерством, которое никаких доходов ему не приносило.

Вскоре Куперы по праву стали считаться первым семейством поселка. Далеко не всем это было по душе. Многие завидовали литературному успеху писателя, других раздражали их воспитанность, европейские манеры. Глухой провинциализм заштатного американского селения восстал против чуждых ему взглядов и обычаев. Дело дошло до того, что на Куперов смотрели как на «рогатых чудовищ или еще хуже того».

Недоброжелательство местных жителей подогревалось и рядом мелких обстоятельств. Пока дом Куперов пустовал, жители ходили напрямик через двор, теперь же Купер запретил проход через двор дома, и жителям приходилось обходить участок Куперов. И обходить-то было совсем не далеко, но недовольство таким решением писателя было всеобщим. Однако Купер действовал в полном соответствии с местными законами и обычаями, и поэтому открыто предъявить ему какие-то претензии было невозможно. Однако искра недовольства ждала лишь своего часа, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.

И повод к такой вспышке страстей не заставил себя долго ждать. Неподалеку от поселка на западном берегу озера был участок земли, известный под названием Трехмильная зона. Участок этот принадлежал отцу писателя. Он был очень удобным для летнего отдыха, судья с семьей использовал его как место для пикников или семейного купания. В поселке в то время жило мало людей, и судья не возражал, если в Трехмильной зоне устраивали пикники и другие семьи. Все знали, что участок этот – собственность Куперов, и пользовались им как бы с молчаливого разрешения судьи.

За те годы, что Куперы были в Европе, популярность Трехмильной зоны у населения поселка значительно возросла. Теперь здесь организовывали пикники и купания не только отдельные семьи, но и целые школьные классы, большие группы соседей и друзей. Естественно, что Куперу такое положение не понравилось, но поначалу он ничего не предпринимал, не желая восстанавливать против себя большинство жителей.

Кто знает, сколько бы еще продолжалось это противостояние сторон, если бы не случай. Однажды во время верховой прогулки в Трехмильную зону Купер обнаружил, что кем-то срублено старое дерево, которое особенно любил его покойный отец. Терпению писателя пришел конец, он решил действовать. Для начала он отправил в местную газету «Фрименз джорнэл» объявление, в котором говорилось: «Предупреждение. Публика предупреждается против незаконного посещения Трехмильной зоны. Подписавший это предупреждение намерен строго осуществлять свое право собственности на этот участок земли. Публика не имеет и никогда не имела никаких прав на этот участок, помимо тех, которые признавались в виду щедрости хозяев. Дж. Фенимор Купер, душеприказчик имущества покойного Уильяма Купера. 22 июля 1837 года».

Если бы Трехмильная зона принадлежала лично писателю, может быть, он не стал бы действовать столь решительно. Но согласно завещанию этот участок земли находился в общей собственности всех наследников судьи до 1850 года, когда он должен был перейти в собственность самого младшего Купера, носившего имя Уильям. Так что Купер в данном случае защищал не свои собственные интересы, а интересы будущего возможного наследника. «Предупреждение» Купера еще не было опубликовано в газете, как содержание его стало широко известно в поселке. Группа возмущенных граждан расклеила объявление, призывавшее жителей собраться в гостинице Исаака Льюиса, чтобы предпринять меры защиты против «высокомерных притязаний некоего Джеймса Фенимора Купера, претендующего на право владения Трехмильной зоной и отказывающего гражданам в праве пользоваться этим участком, как они привыкли это делать с незапамятных времен, не будучи обязанными щедрости кого бы то ни было, будь то местный житель или иностранец».

На собрание жителей пришло человек 60, в основном недавние поселенцы Куперстауна. На собрании была принята резолюция, извещавшая, что жители оставят без внимания требование владельца участка, и, помимо всего, потребовавшая от совета попечителей поселковой библиотеки изъять из нее все книги Купера.

На собрании были внесены и другие предложения. Предлагалось не просто изъять книги Купера из библиотеки, но и – прилюдно сжечь их. Было предложение и о том, чтобы изучить документы, на основании которых писатель претендовал на владение Трехмильной зоной. Оба эти предложения были отвергнуты участниками собрания. Секретарю собрания было поручено опубликовать резолюцию собрания граждан в местных газетах. Однако секретарь предпочел вручить резолюцию лично писателю.

Вероятно, страсти бы со временем улеглись, и дело на этом бы и закончилось. Но 2 августа 1837 года газета «Ченанго телеграф», издающаяся в расположенном неподалеку от Куперстауна городке Норвич, опубликовала редакционную статью, посвященную этому местному событию. В статье отмечалось, что книги Купера уже изъяты из библиотеки, и утверждалось: «Мы думаем, что его высокомерная наглость получила теперь отпор, который послужит ему на пользу».

12 августа краткое изложение этой статьи было напечатано в газете штата «Олбани ивнинг джорнэл», которую редактировал известный в стране представитель партии вигов Т. Уид. Газеты всей страны перепечатали версию Т. Уида в качестве авторитетного мнения. 14 августа статья из «Ченанго телеграф» была полностью перепечатана в куперстаунской газете «Отсего републикен». Купер тут же подал в суд на редактора «Ченанго телеграф», поместившего редакционную статью о его споре с согражданами, и на молодого редактора «Отсего республикен», перепечатавшего полный текст статьи. Первым в суде присяжных рассматривался иск Купера к Эндрю М. Бар-беру, редактору «Отсего републикен».

Дело слушалось в суде округа Монтгомери под председательством судьи Уилларда. Зал был переполнен; вызывали интерес и сам необычный иск и слухи о том, что писатель лично будет защищать свои интересы. Интересы редактора газеты представлял Джошуа А. Спенсер, один из самых опытных адвокатов штата по гражданским делам, рассматриваемым с участием присяжных заседателей. Он убеждал присяжных, что Купер, будучи всемирно известным писателем, не нуждается ни в их решении вообще, ни в возмещении убытков, чтобы сохранить свою репутацию. После окончания его речи присутствующие были уверены, что присяжные последуют его совету.

Но вот предоставили слово истцу. Купер четко и убедительно изложил смысл своих претензий. Решение присяжных было в пользу Купера, и судья присудил ему 400 долларов в возмещение убытков, что считалось крупной суммой для такого рода судебного дела. Так первая судебная схватка с американской прессой закончилась в пользу писателя.

Доброжелательное изложение хода суда было напечатано в одной газете – «Нью-Йорк ивнинг пост» и принадлежало перу друга писателя Теодора Седжуика.

Что касается Трехмильной зоны, то в 1850 году она перешла в собственность пятилетнего Уильяма С. Купера, в 1871 году он ее сдал в аренду поселковой общественной компании, а в 1899 году продал поселку за небольшую сумму.

Купер жаловался друзьям, что он на собственной шкуре познал, что такое тирания американского общества и американской печати. Он осознавал всевозрастающую роль крупного капитала и в частных письмах обращал внимание на «развернувшуюся ныне политическую схватку… между человеком и долларом». О так называемой свободной американской прессе он писал еще раньше в своих «Заметках о Европе». Пресса эта, подчеркивал писатель, становится и инструментом тирании. В ней отражаются пороки, финансовые интересы и ненасытная алчность класса коммерсантов, чьи представители контролируют ее. Чтобы заткнуть рот оппонентам, эта пресса прибегает к подлости и сквернословию.

История с Трехмильной зоной подтолкнула Купера к написанию нового романа. Он хочет описать злоключения американцев, возвратившихся на родину после длительного пребывания в Европе, хотя писатель в это время уже трудился над тремя произведениями: «Хроникой Куперстауна», «Историей военно-морского флота США» и публицистической книгой «Американский демократ».

«Хроника Куперстауна» – сухой, фактологический рассказ об истории поселка. «Любовь к определенным местам, – писал в предисловии Купер, – таким, как место, где вы родились или где прошла ваша жизнь, помогает поддерживать нашу привязанность и превращает нас в лучших граждан и, вообще, в лучших людей. Такая любовь усиливается знакомством с событиями, и по мере того, как с течением времени увеличивается интерес к прошлому, уважение к этому прошлому и память о нем усиливают нашу естественную тягу к родным местам».

В хронике поселка Куперстаун писатель не оставил никакого места для выражения человеческих чувств, она написана бесстрастным, сухим языком фактов, содержит множество полезных сведений, но никак не способна пробудить у читателей не то, что любовь, но даже обычный человеческий интерес к этому дорогому для писателя месту. В ней нет ни описаний прекрасной природы, мастером которых проявил себя Купер в своих романах, ни интересных рассказов о людях, которые осваивали и покоряли эти земли. Перечисляются имена и фамилии поселенцев, но для тех, кто никогда не знал этих людей, не видел их, все эти сухие перечисления остаются лишь поминальником.

В момент написания и публикации хроники, по свидетельству ее автора, в поселке проживало 1300 человек, Куперстаун был значительно лучше построен, чем обычные поселки такого рода, – многие частные дома, а также магазины и общественные здания были сложены из кирпича. И в отличие от многих поселков лучшие здания принадлежали частным владельцам, а не являлись тавернами, как это было в других поселках и городках. В Куперстауне было два бакалейных магазина, две аптеки, шесть фуражных лавок, торговцы шляпами, часовщики и ювелиры, жестянщики, портные, сапожники, кузнецы.

Купер с гордостью отмечает, что по крайней мере в 35 домах имеются пианино и в поселке есть два мастера, которые производят пианино и органы. Органы установлены в трех церквах. Три опытных преподавателя дают уроки музыки. В поселке по-прежнему издаются две еженедельные газеты – «Фрименз Джорнэл» и «Отсего републикен», исповедующие прямо противоположные политические взгляды.

В поселке имелось девять адвокатов, четыре практикующих врача. Самым крупным предприятием являлась типография братьев Г. и Э. Финни, в которой работали 40 человек. Она специализировалась на печатании Библии и школьных учебников. В этой типографии, кстати, и был отпечатан тираж «Хроники Куперстауна».

Весной 1831 года французское правительство Луи Филипа Орлеанского удовлетворило просьбу двух чиновников из аристократического круга Алексиса де Токвиля и Густава де Бомонта о поездке в США для изучения реформ тюремно-исправительной системы. Запросу 26-летнего де Токвиля и его приятеля предшествовало определенное развитие событий как в семьях молодых людей, так и в истории французского государства.

Алексис де Токвиль родился 24 июля 1805 года в семье представителя старинной нормандской аристократической фамилии, пэра Франции. Его прадед Кретьен де Малишерб, говоривший о себе как об аристократе-либерале, пострадал во времена Великой французской революции. Правнук считал себя политическим наследником своего прадеда и поэтому с энтузиазмом приветствовал восстановление династии Бурбонов на престоле Франции.

Тщедушный, излишне чувствительный, подверженный с детства частым приступам сильного беспокойства, Токвиль тяготел к родителям, держал себя слишком надменно с людьми незнакомыми и тем не менее способен был поддерживать тесные узы дружбы с теми, кого он хорошо знал. Так завязалась его дружба с таким же аристократом Густавом де Бомонтом. Взгляды Токвиля на современное ему общество и государство формировались под сильным влиянием лекций известного историка и государственного деятеля Франции Франсуа Пьера Гийома Гизо – идеолога крупной буржуазии. Франсуа Гизо известен как один из авторов теории, по которой главным двигателем исторических событий признавалась классовая борьба. Конечно, понимание такой борьбы у Ф. Гизо было ограничено буржуазным мировоззрением.

А. Токвиль усвоил из лекций, что уничтожение привилегий аристократии является исторической неизбежностью. Победа буржуазной июльской революции 1830 года во Франции лишь утвердила его в мысли о том, что Франция неумолимо движется к полному социальному равенству. Если раньше он изучал историю Великобритании как модель политического развития для своей страны, то теперь, летом и осенью 1830 года, его взоры и мысли отошли от конституционной монархии Великобритании и обратились к демократической Америке. Он вместе с Бомонтом решает отправиться в США под не вызывавшим сомнений предлогом изучения постановки тюремно-исправительного дела. Помимо официальной, была и собственная тайная цель – изучить демократические институты Америки, чтобы по возвращении во Францию можно было внести свой посильный вклад в реорганизацию ее государственных и общественных организаций.

А. Токвиль и Г. Бомонт провели в США девять месяцев – с мая 1831-го по февраль 1832 года. Они беспрепятственно путешествовали по всей стране, встречались с самыми различными людьми, внимательно наблюдали за всем происходящим, читали местные газеты и журналы, вникали во все, о чем им рассказывали новые американские знакомые, в большинстве своем люди известные, влиятельные и богатые.

«В Америке, – вспоминал впоследствии Токвиль, – я видел больше, чем просто Америку. Я искал образ самой демократии с ее отклонениями, искал, в чем заключается характер этой демократии, искал ее заблуждения и увлечения». Он полагал, что все происходящее в США «интересно не только для самих США, но и для всего мира. Это касается не только одной нации, но человечества в целом».

Токвиль пытался проникнуть в сущность американского политического устройства – равенство условий для всех граждан, которое импонировало его собственной философии политического развития общества. Он стремился понять, на чем зиждется жизнеспособность американской демократии, в чем и как конкретно проявляются ее крайности, каково ее возможное будущее.

Возвратившись на родину, А. Токвиль и Г. Бомонт опубликовали в 1833 году совместную работу «Тюремно-исправительная система в США и ее применимость зо Франции». Бомонт в 1835 году издал самостоятельную работу «Мари, или Рабство в США».

Токвиль также написал самостоятельную работу «О демократии в Америке» (1835–1840 гг.). Уже ее первая часть, опубликованная в английском переводе в США в 1835 году, принесла ему известность и выдвинула в число ведущих политологов. Во Франции он был удостоен ордена Почетного легиона, избран членом Французской академии. Его книга была издана в Англии, Бельгии, Германии, Испании, Венгрии, Дании и Швеции. В США она сначала рассматривалась как основанная на необъективных источниках, но со временем была признана классической.

Купер встречался в Париже с Токвилем и Бомонтом накануне их отъезда в США. Он с интересом прочел книгу Токвиля, так как появилась она в книжных лавках как раз, когда он работал над своим собственным произведением на ту же тему, которое даже по названию перекликалось с работой Токвиля. Свою книгу Купер назвал «Американский демократ». Внешним толчком к ее написанию послужили события, развернувшиеся вокруг Трехмильной зоны и заставившие писателя по-новому взглянуть на складывавшийся в Америке образ жизни, на проблемы развития американской демократии.

Для писателя жители Куперстауна, организовывающие без его разрешения пикники в принадлежащей его семье Трехмильной зоне, олицетворяли собой всех американских граждан, которые перестали уважать частную собственность и поэтому способствовали беспорядкам и анархии. И начиналось это неуважение со школьной скамьи, когда на его земле проводились воскресные школьные пикники. Значит, надо было сначала привить уважение к соблюдению законов государства, к необходимости охраны частной собственности школьникам. Поэтому Купер хотел написать учебное пособие для местных школ, и он договаривается о его издании с куперстаунскими издателями братьями Генри и Элихом Финни и не помышляет о европейских изданиях.

Замысел «Американского демократа» как учебного пособия для школьников, естественно, наложил свой отпечаток и на лексику, и на форму работы, и на круг обсуждаемых в ней проблем. Однако работа Купера не получила статуса учебного пособия для школ штата Нью-Йорк, таким пособием стала книга А. Токвиля «О демократии в Америке» в английском переводе Генри Рива. Купер слишком поздно понял, что, как он сам признал, «он уделил слишком мало внимания этой книге».

Купер фактически стал первым американским писателем, который откровенно описал складывающийся американский образ жизни. «Цель этой книги, – отмечал писатель в коротком предисловии к ней, – заключается в том, чтобы положить начало движению за более справедливое различие между правдой и предубеждением». И здесь же он объясняет, что именно побудило его приступить к этой работе. «Эта небольшая книга была написана как результат многочисленных наблюдений автора над тем, как основополагающие принципы, важные для процветания общества, в умах многих граждан претерпевают кардинальные изменения. И уже господствуют бесполезные убеждения, которые, если они возобладают, не могут не привести к дезорганизации общества, а то и к подлинной революции. И хотя многие готовы протестовать, немногие готовы открыто бороться с этими явлениями».

Писатель честно признается, что после семилетнего отсутствия он кажется иностранцем в своей собственной стране. Но это обострило его наблюдательность, позволило увидеть все происходящее в новом свете, открыло глаза на такие явления и факты, которым раньше он не придал бы ни малейшего значения. Больше всего его удивили два феномена. Во-первых, стремление большинства довести свои взгляды до крайности, придать им экстремальные формы и выводы. И во-вторых, желание меньшинства забыть обо всем, кроме насущных требований момента, в надежде, что именно настоящее в конце концов и приведет к необходимым кардинальным изменениям.

И между этими крайними выражениями общественного мнения практически не слышен голос простых, честных, бесстрашных и правдивых граждан. Одна партия провозглашает искусственные, ложные, неискренние лозунги, в которые она и сама не верит, а другая – выражает свою озабоченность и тревогу в бесполезных и трусливых жалобах.

«Работа эта написана более с целью осуждения, чем похвалы, с целью исправления создавшегося положения. Добродетели уже в самих себе содержат награду, а ошибки – крайне опасны» – таким предупреждением завершает Купер свое предисловие.

Посмотрим же, какие ошибки имел он в виду, от чего он хотел предостеречь американское общество. Книга состоит из 45 коротких глав и трехстраничного заключения. Начинается она с главы «Формы правления», в которой Купер разделяет три формы управления государством: деспотия, ограниченная монархия и республика. Хотя тут же оговаривается, что под формой монархии иногда скрывается диктатура аристократии, а иногда и республиканское правление.

Наибольший интерес представляют главы, в которых Купер рассматривает особенности государственного и общественного устройства США, права и обязанности их граждан. В главе «О республиканской форме правления в Соединенных Штатах Америки» Купер, например, анализирует права граждан по конституции США. «Много распространенных ошибок существует в отношении того влияния, которое федеральная конституция страны имеет на права и свободы граждан. Права и свободы отдельного гражданина в большей степени зависят от политических институтов штатов, чем от федеральных уложений… В конституции США нет ничего, что бы запрещало всем штатам, или любому отдельно взятому штату, отдавать официальное предпочтение той или иной религии, подчинять печать контролю цензоров, накладывать ограничения и штрафы на пользование правом свободы слова или же подвергать граждан любым политическим или гражданским ограничениям, которые применяются при любой другой форме управления. Гарантии свобод граждан, обеспечиваемые конституцией США, весьма ограниченны, кроме тех случаев, когда это относится к действиям собственно правительства федерации».

Еще в те далекие времена Купер точно подметил противоречия между общенациональной конституцией и законами отдельных штатов и указал на то весьма ограниченное влияние, которое конституция США способна оказать на власти штатов, если они захотят в своих штатах ввести законы, идущие вразрез с конституцией США. Весь мир имел возможность наблюдать, во что выливалось это противоречие в 60-е годы нашего XX века, когда в южных штатах страны проводилась организованная штатными властями обструкция действиям федерального правительства, направленным на десегрегацию публичных школ и общественного транспорта.

Интересно отметить, что и Токвиль в своей книге указывал на кардинальные недостатки американской демократической системы: возможную тиранию большинства, опошление массовой культуры, централизацию власти, возвышение «промышленной аристократии, потенциально наиболее жестокой из всех, что когда-либо существовали». Но Токвиль не сумел рассмотреть тех противоречий, которые увидел Купер в отношениях между федеральными и штатными властями, и тот новый характер, который эти отношения принимали. Токвиль не понял, что в США главным инструментом демократии были не штатные, а федеральные власти. И сегодняшние исследователи форм и методов буржуазной демократии в США отмечают, что, как это ни парадоксально на первый взгляд, «элементарный и доминирующий факт нашей истории заключается в том, что есть причинная связь между расширением и углублением свобод в стране и укреплением сильного общенационального правительства».

Отметим со своей стороны, что это последнее утверждение можно принять только в той его части, которая относится к общим, декларированным свободам национальных меньшинств и в особенности черных граждан страны. Что же касается политических и экономических свобод всех граждан и их материальных гарантий, то тут, конечно, по-прежнему прав Токвиль, который не ждал ничего хорошего от чрезмерной централизации власти в руках федерального правительства. Вся практическая деятельность американских администраций лишний раз подтверждает правоту Токвиля. Как тут не вспомнить крылатую фразу, произнесенную Джоном Дикинсоном – этим «писателем революции» на конституционном конвенте 1787 года: «Разум может ввести нас в заблуждение, нашим гидом должен быть жизненный опыт».

Купер в своей книге рассматривает самые различные аспекты американского образа жизни – характерные черты американской демократии; силу исполнительной власти; равенства граждан («абсолютного равенства условий в политических или гражданских правах в Соединенных Штатах в целом не существует; хотя все они существуют в большей степени в одних штатах, чем в других»); свободу («свобода, как и равенство, – это термин, который больше употребляют, чем понимают»); предубеждения и предрассудки; разницу между аристократом и демократом («аристократ – это один из тех немногих, кто обладает политической властью в стране, а демократ – один из большинства»); представительство в выборных органах; печать и свободу печати; частную собственность; общественное мнение; рабство и т. д. и т. и.

Купер хорошо помнил, что во время словесной битвы по поводу того, банку какого штата надлежит считаться банком США, или в схватках по вопросу о сохранении рабства сильным нападкам подвергались различные положения конституции США. При этом делались ссылки на английские аналоги или же использовались аргументы явно английского происхождения. Купер знал, что англичане спят и видят, как бы расчленить Соединенные Штаты. Поэтому он настаивал на «абсолютной необходимости толкования конституции США на основе провозглашенных ею принципов», требовал «строжайшего соблюдения как духа, так и буквы ее положений».

Обозревая все происходящее в США, Купер видел явные признаки «морального затмения», о котором он так ядовито писал в «Моникинах». Он опасался, что интеллектуальные, социальные и этические стандарты американского общества будут с течением времени все больше деградировать. Доказательства он видел в том, что набирает силу новый «дешевый» журнализм, не считающийся ни с фактами, ни с отдельными личностями и проповедующий «сентиментальный эгалитаризм и дурацкую ортодоксальность».