Глава 79

Он был готов ко многому, но только не к этому. Его стражи вели его — заботливо, но неуклонно — по длинным коридорам и шахтам пирамиды, пока не оказались у высокой двери из эбенового дерева, инкрустированной иероглифами из слоновой кости, которые он не мог прочесть. Внутри огромной могилы — именно так он думал о пирамиде — было ужасно холодно, и ему казалось, что они никогда больше не увидит солнца. Маленькие желтые лампочки не могли разогнать тьму внутри каменной громады.

Его заставили ждать. Его не оскорбило их неуважение к его сану. На улице в Белфасте он лишился только amour propre[4], которым когда-то обладал, и даже папский престол не вернул его. Но угроза насилия, едва скрываемое желание, даже нетерпение применить его, как всегда, вызывало у него тошноту и отвращение.

Появился Голландец, никуда не торопящийся, неулыбчивый, явно не замечающий ни холода, ни темноты.

— Пора, — сказал он.

Один из сопровождающих открыл дверь, второй положил руку Папы на свое плечо и помог ему войти.

Он не сразу сообразил, что это за помещение. Сперва оно показалось ему ужасно темным. Затем он заметил, что оно освещено, но не электричеством, а свечами — сотнями свечей, мерцавших в спертом воздухе, густо насыщенном благовониями, ароматом экзотических цветов.

Его первое впечатление, что он оказался в церкви, подтвердилось — колышущиеся, как крылья птиц, тени на высоких расписанных стенах, на которых выступали рельефные фигуры древних богов, полулюдей, полуживотных. Но в дальнем конце зала был сооружен высокий алтарь, а над ним висел огромный золотой крест.

Его подвели к низкому креслу, стоявшему в центре помещения. Папа немедленно сел, благодарный за передышку, но чувствуя себя грязным и небритым. Он знал, что должен сохранять спокойствие, но чувствовал, как с каждым мгновением страх все сильнее овладевает им.

Оглядевшись, он увидел, что крест — не единственный здесь христианский символ. По сторонам алтаря стояли на грубых постаментах гипсовые статуи святых. Сам алтарь был накрыт белой тканью, расшитой сложными золотыми узорами, на нем стояли шесть золотых подсвечников и крест.

Через несколько секунд после того, как Папа сел в кресло, он заметил в тени в дальней части помещения какое-то движение, затем послышались голоса, поющие на латыни. Из темноты появилась группа людей, одетых как католические священники, и выстроилась перед алтарем. Папа хотел встать, закричать, покончить с этим шутовством. Но сил у него не было.

Он догадался, кто вел службу, и едва ли не почувствовал разочарование. Подсознательно он ожидал чего-то другого. Но чего именно? О ком он думал? О человеке, разумеется, впрочем, может быть, и о звере.

Месса продолжалась, и речитатив литургии эхом отражался от голых стен. Священник ни разу не ошибся и не запнулся, как будто проводил службу ежедневно. В его голосе не было ни намека на шутовство, ни малейшего признака, что он совершает богохульство.

Наконец, закончив, он повернулся. Его глаза посмотрели в глаза Папы.

— Конец, — объявил он громким голосом.

Папа закрыл глаза, а когда открыл их снова, эль-Куртуби стоял рядом с ним, безмолвно глядя под ноги.

— Давно мы не виделись, Мартин, — сказал он наконец. Он говорил по-английски с сильным испанским акцентом. Его голос был глубоким и печальным. — Больше тридцати лет.

Папа ничего не сказал. Он все еще искал в лице стоящего перед ним человека черты того друга, которого знал и потерял так давно. Они вместе учились в Папской академии в Риме, делили одну комнату, были ближе друг к другу, чем братья. Он думал, что знает Леопольдо Аларкона-и-Мендоса почти так же хорошо, как самого себя. А затем был тот ужасный день, когда Леопольдо исчез, и другой день, через несколько месяцев, когда стало известно о переходе его друга в ислам. Его много дней допрашивали власти академии, затем священники из Конгрегации. Его замучили вопросами. Он не мог ничего сказать им, потому что ничего не знал.

— В чем дело, Марти? Ты боишься меня? Ты думаешь, я призрак? — Эль-Куртуби помолчал. — Яживой, вполне живой, можешь быть уверен.

— Меня спрашивали — «почему?» — ответил Папа. — А я не мог ничего сказать. Ты скрывал от меня свои подлинные мысли и искушения.

— Ты бы не понял меня. Ты и теперь не поймешь.

— Все равно, я имею право знать почему. В конце концов, именно из-за этого мы сейчас здесь разговариваем.

Эль-Куртуби на мгновение склонил голову, потом посмотрел прямо в глаза Папе.

— Ты помнишь, как осенью 1968 года я ездил домой? Дома, в Кордове, я посетил Великую Мечеть. Тогда я впервые побывал в ней. Я был один, заблудился среди колонн и арок, как в густом лесу. В тот день из-за плохой погоды туристов не было, я прислушивался к голосам камней и забыл, кто я. Ячувствовал себя голым, как будто с меня было содрано все, кроме того, что хранилось в сердце. И я чувствовал отвращение к тому, что видел.

В центре мечети соорудили собор, чудовищное барочное сооружение. Его замыслили как символ триумфа христианской веры, но добились совершенно противоположного. Он стал символом алчности, надменности и силы. И когда я увидел этот собор, я понял, что все, во что я верил — прах. Вот так. — Он помолчал. — Видишь, — сказал он, — ты не понимаешь.

— Наоборот, — сказал Папа. — Ямогу понять твое обращение. Но для меня непостижимо, почему ты превратил такой простой поступок в нечто чудовищное.

— Чудовищное?

— Убивать — чудовищно.

— Наоборот, чудовищно смиряться с несправедливостью.

— И ты говоришь о справедливости? Ты привел меня сюда против моей воли...

— Никто не тащил тебя сюда силой. Ты волен уйти в любой момент.

— Мне угрожали.

— Никто тебе не угрожал.

— Ты сам говорил, что...

— Я сказал, что если ты не прилетишь, я приму меры против коптов. И я не отказываюсь от своих слов. Но твоей жизни я никогда не угрожал. Ты имел право не обращать внимания на мое послание и продолжать свой путь.

— Это словоблудие. У меня не было выбора.

— Я вынужден поспорить с тобой. Я оставил решение всецело на твое усмотрение. Ты решил приехать сюда. Ты выбрал встречу со мной. И не когда-нибудь, а сегодня. Такова твоя судьба.

— Что ты хочешь от меня?

— А разве ты не знаешь? — ответил эль-Куртуби. — Не догадываешься?

Папа промолчал.

— Мартин, мы оба актеры, фигляры. Из веры других людей мы сделали себе подмостки. Мы надеваем маски и выполняет ритуалы для их развлечения. И они верят нам, когда мы говорим, что они попадут в рай, если будут достаточно долго и громко аплодировать. Вспомни маски древних богов. Это всегда было игрой. Божественной комедией. Я был священником, а теперь стал Антихристом. Завтра я могу стать еще кем-нибудь.

— Тебя отлучили от церкви.

— Тебе кажется, что это имеет какое-то значение? Сейчас я сочиняю пьесу. Япозвал тебя сыграть в ней роль, но с легкостью могу прогнать тебя.

Он помолчал.

— Мартин, мне хотелось бы поговорить. За тридцать лет многое произошло: нам есть что рассказать друг другу. Но времени нет. Эта пирамида — последнее языческое сооружение, оставшееся в Египте. С ее разрушением начнется новая эпоха. Я начинил ее взрывчаткой сверху донизу. Через... — он взглянул на часы, — через час с небольшим от нее останутся только обломки. Вскоре после этого я пошлю в Европу сигнал о начале Фатх эль-Андалус. Запад поплатится за свою гордыню и агрессивность.

Когда первая волна террора пройдет, я предъявлю свои требования. Я полагаю, что все они будут выполнены. Правительством всех европейских стран я предоставлю сутки, в течение которых они должны будут дать твердые гарантии. Если они этого не сделают, террор будет продолжаться. Затем я снова выдвину требования.

Папа прервал его:

— Они скорее развяжут войну, чем капитулируют перед тобой.

— Нет, не развяжут, потому что ты будешь со мной. Ты будешь моим заложником.

Папа не пошевелился. Он не отводил взгляда от эль-Куртуби, поражаясь, как земля могла породить такое существо. Человека, желающего опустошения, смерти, судьба которого — ужасное кровопролитие. Какой холод в его душе!

— Лучше убей меня сейчас, — сказал Папа. — Я не хочу участвовать в твоем триумфе. Я не буду твоим заложником. Ты — никто. Почему ты не убьешь меня сейчас, почему ты не покончишь с этим? Тогда убийства начнутся по-настоящему.

Эль-Куртуби ничего не сказал. Он глядел на человека, сидевшего перед ним в кресле. Старый-старый друг, в другое время и в другом месте он мог бы пожалеть его или отпустить. Но друг был почти неузнаваем под одеждой и засаленной белой шапочкой.

— Мне все равно, — сказал он резко. — Твое тело послужит доказательством серьезности моих намерений. Это покажет, что мы не остановимся ни перед чем.

Он поднял глаза и подозвал Голландца.

— Займись этим, — велел он.

Глава 80

— Что с нами будет? — спросила Айше.

— Что будет? — Майкл пожал плечами. — Не знаю. Если бы здесь заправлял Голландец, то все было бы ясно. Но эль-Куртуби непредсказуем. Возможно, у него есть на нас свои виды.

— Ты думаешь, он здесь?

— Уверен.

Айше сказала после короткой паузы:

— Майкл, я думаю, мы должны попробовать выбраться отсюда и спасти Папу, если удастся.

— Куда нам идти, если мы даже выберемся?

— Если сумеем добраться до Дахлы, то оттуда сможем вернуться в Каир.

— Каира больше нет. Ты сама это видела.

— Тогда в Александрию. Майкл, пока мы рассуждаем, может произойти все, что угодно. Нужно что-то делать.

— Например?

— Ты же специалист. Придумай что-нибудь.

Она была права: надо было действовать, пока не поздно. Майкл поднялся и осмотрел комнату.

— Ладно, — сказал он. — Встань у двери. С той стороны. Когда я схвачу часового, отбери у него оружие. Только учти: второго шанса он тебе не даст.

Когда она приготовилась, Майкл подошел к груде мумий и начал срывать с них полосы ткани. Когда набралась целая охапка, он расстелил их под дверью.

— Готова?

Айше кивнула.

Майкл поднес лампу к куче тряпья. Бинты вспыхнули почти мгновенно, и сразу комната наполнилась густым дымом. Майкл раздувал пламя, пока оно не разгорелось, затем поднял крик:

— Помогите! Горим! Ради Бога, выпустите нас!

Часовой с другой стороны двери увидел, что через щели просачивается дым. Пленники колотили в дверь и кричали. Часовой повозился с замком, отомкнул его и распахнул дверь. Комната была полна дыма. Часового охватила паника — он знал, какую ценность представляли эти двое для Голландца.

Часовой вбежал в помещение и был тут же окутан облаком едкого, удушающего дыма. В следующее мгновение он почувствовал, что на него кто-то навалился — Майкл схватил его за шею.

Айше подбежала и вырвала пистолет из руки часового, Майкл оттащил сопротивляющегося мухтасиба в сторону и сильно ударил его ребром ладони по шее. Тот обмяк и свалился на пол рядом с кучей мумий.

Им потребовалось чуть больше минуты, чтобы потушить огонь.

— Ты в порядке? — спросил Майкл.

— Почти. Знаешь, возьми лучше пистолет себе. Я никогда из него не стреляла. — Она передала «берет-ту» Майклу. Тот взял пистолет, потом повернулся к оглушенному часовому. Сняв с него форму, джалабийю и тауб, он натянул их на себя. На поясе мухтасиба висела кобура.

— Возьми, — сказал он, протягивая ей пистолет. — Даже если ты будешь просто махать им, все же лучше, чем ничего.

— Хорошо, — ответила Айше. — С этим я умею обращаться. Рашид научил меня.

— Прекрасно! Стреляй при необходимости.

Коридор снаружи был пуст. Дым и крики не привлекали ничьего внимания. Майкл запер за собой дверь и положил ключ в карман. Часовой мог бы выломать дверь, но Майкл рассчитывал, что он не придет в себя в течение двух часов.

Они двинулись по коридору в том направлении, куда Голландец увел Папу. Майкл шел впереди. Галерея продолжалась около сотни ярдов, а затем резко повернула под прямым углом. Они остановились у поворота. Майкл пропустил Айше вперед, как будто он конвоировал ее, и они вышли из-за угла.

В конце короткого коридора была дверь из эбенового дерева. Перед ней стоял на страже мухтасиб. Он потерял бдительность. В глубине пирамиды, посреди пустыни нападение казалось немыслимым.

Они оказались в нескольких футах от часового, прежде чем тот что-то заподозрил. Но к тому времени, как его подозрения переросли в уверенность, пистолет Майкла уже был приставлен к его виску.

— Брось оружие на пол. Пошевеливайся. Только без фокусов, не строй из себя мученика.

Мухтасиб угрюмо повиновался.

— Внутри много людей?

Мухтасиб молчал.

Ударом в лицо Майкл сломал ему нос. Мухтасиб закричал от боли.

— Мне нужно знать, сколько там людей.

Часовой по-прежнему отказывался отвечать.

Майкл снова поднял руку.

— Шейх. Голландец. Старик. Несколько священников. Клянусь, больше никого!

Майкл ударил его рукояткой пистолета в висок. Сейчас было не до щепетильности.

Айше отворила дверь, и Майкл неслышно вошел в проход, держа «беретту» перед собой.

Папа сидел в кресле. Рядом с ним находился человек, в котором Майкл узнал эль-Куртуби. Позади Папы стоял Голландец, приставив пистолет ему к затылку. При появлении Майкла он обернулся.

— Не советую стрелять, мистер Хант, — сказал он. — Вы же не можете быть уверены, что я не успею пристрелить его.

— Это будет последнее, что вы совершите в жизни.

— Тем не менее.

Надолго наступила тишина. Майкл не мог рисковать. Если он пошевелится, в голове Папы окажется пуля.

— А теперь, — сказал Голландец, — бросайте оружие. Думаю, вы меня уже достаточно хорошо знаете. Я застрелю Папу без колебаний. Его жизнь зависит от вас.

Майкл бросил пистолет.

— Я рад, что у вас еще осталось немного разума, мистер Хант. — Голландец направил свой пистолет на Майкла. — Идите сюда.

Майкл сделал несколько шагов вперед. Он был в ярости, его душила ненависть к этому человеку, но он осознавал свою беспомощность.

— Становитесь на колени.

Майкл неохотно опустился на пол. Он вспомнил, как Голландец перерезал человеку горло в кафе для немых. И он слышал от Айше рассказ о гибели Григория и Фадвы.

— Не судьба вам убить меня, мистер Хант. Я нужен Аллаху. Он избрал меня своим орудием. Все и вся, стоящие на моем пути, будет сметено.

Голландец опускал пистолет, пока его дуло не прикоснулось к затылку Майклу. Он не испытывал никаких особенных чувств — он убил многих людей, убьет еще одного. В этот момент он услышал резкий щелчок и оглянулся.

Женщина целилась в него из пистолета. Он забыл про нее. Он столько лет учил себя считать женщин пустым местом, что они в самом деле превратились для него в ничто. И вот женщина угрожает ему. Он поднял руку.

Айше выстрелила. Прогремело эхо. Пуля ударила Голландца в грудь, и он пошатнулся.

— Нет! — закричал он. — Ты не имеешь права!

Она выстрелила снова и снова попала.

— Аллах... избрал меня!

Его рука дрожала, но он прицелился и выстрелил. Пуля прошла мимо. Айше выстрелила еще раз, пуля попала ему в плечо и отбросила назад. Голландец споткнулся и упал на колени.

— Помнишь маленькую девочку? — спросила Айше. — Ты сам говорил, что она была первой каплей. Ты был прав.

Она выстрелила три раза подряд. Пистолет выпал из его пальцев. Голландец смотрел на нее, и ей показалось, что он глядит умоляюще, как будто просит о милосердии. Она покачала головой. Бог милостив. Так пусть Бог с ним и разбирается. Она нажала на спуск в последний раз.

Глава 81

Эль-Куртуби был безоружен. Какое-то мгновение он собирался прыгнуть на Майкла, но передумал. Священники, принимавшие участие в маскараде, убежали. Возможно, они приведут помощь. Все они были бывшими священниками, как и он сам.

— Вы в порядке, Ваше Святейшество? — Майкл подошел к Папе, пока Айше держала эль-Куртуби на мушке.

— Да, мистер Хант. Я в полном порядке. Немного устал, но в остальном все нормально. Спасибо. Спасибо, что пришли за мной.

— Едва ли будет просто вызволить вас отсюда. Судя по всему, у него тут еще много солдат.

Папа покачал головой.

— Я никуда не уйду, — сказал он.

— Не понимаю.

— Вы и ваша подруга должны как можно скорее уходить.

Эль-Куртуби заминировал пирамиду. Она взорвется меньше чем через час. Мне не удастся выбраться отсюда. Здесь слишком много лестниц, слишком много колодцев.

— Но мы не можем бросить вас здесь.

— Я буду не один. — Он кивнул в сторону эль-Куртуби. — Со мной будет он. Нам есть о чем поговорить. Время пролетит быстро.

— Но мы должны забрать его с собой.

Папа взглянул на эль-Куртуби, затем снова на Майкла:

— Для чего? Чтобы предать его в руки правосудия? Что земное правосудие может сделать с таким существом? Он президент Египта. Это гарантирует ему неприкосновенность. Наверняка найдется кто-нибудь, в чьих интересах будет сохранить ему жизнь. Если же он останется здесь, то не сможет подать сигнал к началу своей террористической кампании. Вы же, с другой стороны, сможете поведать миру, что здесь произошло. Язнаю, кто вы такой, и полагаю, что вы способны это сделать. Я очень любил вашего брата. Он высоко отзывался о вас. Пожалуйста, уходите, Майкл. Пока еще не поздно.

— Но...

— Майкл, я — Папа. Мне дарована власть над собственной жизнью и смертью. Не тратьте время на споры. Отдайте мне пистолет Голландца. Он мне понадобится, чтобы утихомиривать Леопольдо.

Они поняли, что ничего не могут сделать. Папа был прав. Если они попытаются вытащить его наружу, то все погибнут. Майкл подобрал пистолет Голландца и отдал его Папе.

— Леопольдо, подойди и сядь на пол около меня. У наших друзей много своих дел.

Его рука не дрогнула, когда он направил оружие на эль-Куртуби. Испанец поколебался, но затем сел на пол лицом к старому другу.

— До свидания, Майкл. Я рад был познакомиться с вами. Пожалуйста, молитесь за меня.

Майкл подошел к нему и поцеловал старику руку. Айше последовала его примеру.

Никто не пытался остановить их. Слухи о смерти Голландца и предстоящем взрыве заставили солдат подумать о спасении собственной шкуры. Больше всего Майкл с Айше боялись, что заблудятся в лабиринте колодцев и туннелей. Айше шла впереди. Примерно на полпути они остановились. Туннель, по которому они шли, раздваивался. Неверное решение могло стоить им жизни.

— Я не помню, чтобы мы проходили это место, — сказала Айше.

Майкл покачал головой:

— Мы были спиной к нему. И не в таком положении, чтобы что-то запоминать.

— Правая галерея отходит под меньшим углом. Я бы рискнула.

— Тебе виднее.

Они двинулись дальше. Прошло больше двадцати минут. Им нужно было выбраться из пирамиды до первых взрывов и отойти от нее подальше. Галерея все продолжалась, прямая как стрела, протянувшись через все огромное сооружение.

Внезапно погасли лампочки. Беглецов окружила такая темнота, как будто они были погребены заживо.

У Майкла сохранился фонарик, но батарейки сильно сели, и он давал очень слабый свет. Впрочем, его было достаточно, чтобы они могли двигаться дальше. Майкл молился, чтобы батареек хватило, пока они не доберутся до выхода. Если доберутся.

Теперь они уже не шли, а бежали по темному туннелю, и тусклое пятно света прыгало в пару футов перед ними. Если бы они не так торопились, то заметили бы вертикальную шахту.

Айше обогнала Майкла и бежала в трех или четырех футах впереди него, когда внезапно вскрикнула и пропала. Майкл остановился. В нескольких дюймах перед ним в полу зиял широкий провал. Он напрягал слух, но слышал только ужасную тишину.

Майкл подполз к краю и посветил фонариком вниз. Бесполезно. Майкл не видел ничего, кроме темноты. В отчаянии от откинулся назад. Они почти спаслись — и секундная неосторожность все погубила!

Внезапно он услышал какой-то звук, затем снизу раздался голос Айше:

— Майкл... Ты слышишь... меня?

Он снова наклонился над краем, не в силах поверить тому, что она еще жива.

— Я слышу тебя. Ты далеко?

— Недалеко... Я... я думаю, что упала на какой-то карниз. Я не знаю, насколько глубоко. Точно над собой я вижу твой фонарик. Ты можешь... протянуть руку? Я попытаюсь достать до нее.

Майкл свесился так далеко, как только осмеливался, но его рука ничего не находила. Айше была слишком далеко. А время быстро истекало. Он сделал новую попытку, опустив руку еще чуть ниже и двигая ею слева направо. И наконец он ощутил прикосновение пальцев Айше.

— Ты можешь приподняться повыше?

— Я стою на цыпочках. Я попробую прыгнуть. Ты только держи руку на одном месте.

Айше подпрыгнула, но промахнулась и снова упала на карниз. Она не знала, из чего он сделан и насколько прочен, выдержит ли он повторные толчки.

— Еще! — крикнула она.

На этот раз их руки соприкоснулись, но прежде чем Майкл успел схватить ее, она снова упала. На этот раз Айше почувствовала, что карниз задрожал. От него откололся и упал вниз камень. Он падал очень долго.

Айше закрыла глаза:

— Ты готов, Майкл?

— Да.

— Когда я скажу «Давай!»

Последовала секундная пауза.

— Давай!

Она подпрыгнула. Его пальцы схватили ее запястье, и он изо всех сил вцепился в него. На этот раз Майкл ее не выпустил, хотя ему казалось, что плечевая кость сейчас вырвется из сустава. Он потащил Айше наверх. Она отчаянно старалась найти опору в стене шахты. Один фут, два фута, грубый камень обдирает локти и колени, три фута, и наконец ее руки показались над отверстием. Майкл рванул ее на себя, и спустя секунду она уже лежала, раскинув руки, на полу коридора, задыхаясь и плача от облегчения.

Но Майкл не позволил ей расслабляться.

— Мы должны идти, — сказал он. — Пирамида взорвется через пятнадцать минут.

— Нужно вернуться к той развилке.

— Нет времени. Перепрыгнем через колодец.

Он осветил фонариком отверстие, но луч не доставал до другого края.

— Какая здесь может быть ширина? — спросил он.

— Нешироко. Четыре, может быть пять футов.

— Я прыгну первым. Если перепрыгну, то смогу поймать тебя.

Майкл положил фонарик на край колодца и разбежался. Айше увидела, как он прыгнул и исчез во тьме. Через мгновение она услышала, что он с шумом приземлился на другой стороне. Тишина, затем раздался его задыхающийся голос:

— Тут все шесть будут. Сможешь перепрыгнуть?

— А какой выбор?

Она отошла назад, глубоко вздохнула и побежала. Через мгновение она прыгнула в темноту. Ее ноги коснулись камня, и тут же Майкл схватил ее и благополучно вытащил на другую сторону.

— Пошли, — лаконично сказал он.

Коридор стал круто опускаться и примерно через сотню ярдов резко повернул. Впереди они увидели свет. Меньше чем через минуту они уже были у отверстия, через которое вошли в пирамиду. Снаружи как полярный пейзаж лежала белая и сверкающая пустыня.

Они поспешили по аллее сфинксов. Часовые, убегая, забыли трех мулов. Майкл и Айше поспешно залезли на них и поскакали по следам, оставленным мухтасибами. И в этот момент они услышали первый взрыв — приглушенный грохот, который, казалось, прилетел из глубин земли. За ним последовал другой, затем целая серия.

Они оглянулись. На западной стене пирамиды высоко над землей появилась огромная трещина. Раздался очередной взрыв, и трещина превратилась в зияющую дыру. Последующие взрывы разрушили огромное сооружение сразу в нескольких местах. В ясное небо поднимался столб густого черного дыма. Вся пирамида стала сотрясаться и проваливаться.

Разрушение пирамиды продолжалось полчаса, и все это время они смотрели на нее, не в силах отвести взгляда. Когда все кончилось, от черной пирамиды не осталось ничего, кроме огромной кучи обломков. В небо поднимался дым. Его было видно за многие мили. Повернув мулов, они направились в долгий путь к Дахле.

Они ехали медленно, не в силах заставить своих мулов сменить неторопливый шаг на бег. Даже здесь, за много миль к востоку от великого Песчаного Моря, их путь пересекали небольшие песчаные барханы, обращенные с севера к югу. Еще дальше на запад попадались барханы, возвышавшиеся больше чем на тысячу футов. Их восточные склоны были засыпаны густым снегом, но западные по-прежнему открывали взору темную красновато-коричневую поверхность. Время от времени порыв ветра срывал с вершин барханов клубы песка. К полудню на пустыню опустился туман. На их пути лежали клубящиеся белые полосы. Туман был холодным и сырым, и им казалось, что он проникает в них до костей. Они устали, замерзли и хотели есть. Все, что произошло с ними, казалось таким бессмысленным!

Иногда туман расступался, как по волшебству, и тогда они смутно видели вдали гряду высоких, замерзших барханов; на их пологие западные склоны падали лучи солнца, и казалось, что песчаные горы парят в воздухе. Им попадались побелевшие кости верблюдов, стволы окаменевших деревьев — останков древнего леса, который рос здесь до того, как солнце и ветер превратили все в песок. Затем туман снова опускался на путников.

Айше дрожала и старалась держаться поближе к Майклу.

— Я говорил, что люблю тебя? — спросил Майкл.

— Да, — ответила она. — Но можешь сказать еще раз.

И он сказал эти слова. Айше протянула руку и прикоснулась к нему.

— Мой брат ошибался, — сказал Майкл, поглаживая ее руку.

— Ошибался? В чем?

— В том, что боялся этого. Что находил в этом грех. В тебе.

— Я тоже люблю тебя, — прошептала она.

Туман за их спиной на мгновение расступился.

В воздух поднимался столб черного дыма. Затем туман сомкнулся, и дым перестал быть виден.

Глава 82

Лондон, 13 января 2000 г. 15.00

— Конечно, мы знали про Перси Хэвиленда.

Премьер-министр откинулся на спинку кресла, весьма довольный собой. Теперь, когда эль-Куртуби убран с дороги, Перси Хэвиленд превратился в золу, а Папа и его проклятая конференция остались в прошлом, все оказалось даже лучше, чем он мог надеяться. Он внимательно выслушал полный отчет Майкла Ханта о происшедшем. Он полагал, что Хант захочет медаль или что-нибудь в этом роде. Ладно, он не возражает. Этот человек прошел через суровое испытание.

Майкл и Айше сумели добраться до Дахлы. На это им потребовалось два дня, и они едва не умирали.

К тому времени, как они попали в оазис, в Египте все пошло кувырком. Известие о смерти эль-Куртуби ввергло режим в панику. Майкл нашел в своем бумажнике телефон, который дал ему Юсуф эль-Хайдари после расстрела поезда. Воспользовавшись им, Майкл шел на риск, но у них с Айше не было другого выхода. Эль-Хайдари так же стремился выбраться из Египта, как и они. В обмен на обещание Майкла помочь ему попасть в Великобританию он переправил их в Александрию, где они сели на корабль, на котором прибыли на Кипр. Оттуда самолет британских ВВС доставил их в Англию. Этот маршрут подготовил еще Том Холли. Четыре дня понадобилось на то, чтобы организовать встречу с премьер-министром.

— Я полагаю, — сказал премьер, — что теперь, когда эль-Куртуби и этот Голландец мертвы, их люди утихомирятся. Обычно всегда так происходит, верно? Если убрать харизматического лидера, то его организация рушится.