Благодаря щедрому подарку Астреллы я знал о друинах и ангелах Терраглориса, очень многое, но по истечение уже двух дней знания эти, всплывали в моем сознании в основном только тогда, когда речь напрямую заходила о тех или иных ангелах и друинах, которых моя подруга знала лично или тогда, когда я обращался к своей памяти специально, вызывая в своем сознании, воспоминания о днях, прожитых Астреллой на Терраглорисе.
      Разговаривая с гостями летающего острова, мне частенько удавалось поражать их своей осведомленностью, так как некоторых из них, Астрелла знала лично. То, что я не смог узнать архангела Бегемота сразу же, как только услышал его имя, объяснялось всего лишь тем, что моя подруга встречалась с ним несколько тысяч лет назад, еще в Светлом Парадизе, когда она еще была ребенком. Зато теперь архангел Бегемот стал нашим частым гостем и свою любовь к Люциферу он полностью перенес на его дочь Астреллу.
      Моя подруга Астрелла с пониманием отнеслась к моему рассказу о том, как я принес избавление Черному рыцарю и не винила меня в смерти своего отца. Она, как и я сам, также верила в то, что её отец остался жив, и что он находится сейчас рядом с Создателем. Правда, её логика была несколько иной и она считала, что Люциферу теперь тоже уготовано стать Создателем. Но зато Астрелла сурово отчитала меня за то, что я внушил Лицинии мысль о том, что она вскоре станет подругой Создателя. Тут мне было трудно с ней спорить, да теперь я и сам понимал, что наш Создатель заводил себе подруг скорее из политических соображений, нежели по причине сильной любви и не испытывал подолгу привязанности к какой-нибудь одной женщине, да, и, вообще, относился к этому делу через чур легко и просто.
      Мне так и не удалось объяснить Астрелле того, почему я был уверен в том, что Лицинии была уготована такая участь и хотя она смогла поселить сомнения в моей голове, я все-таки продолжал надеяться на то, что моя сестра будет счастлива именно с Создателем, а не с кем-либо иным. Ну, а пока что Лициния, считая что она теперь уже не совсем простая ангелица, пустилась во все тяжкие, ни в чем не уступая остальным моим сестричкам. Подлинных дочерей Великого Маниту, я еще мог хоть как-то понять, ведь они были почти что затворницами две с половиной тысячи лет и даже состарились на этом поприще, так что теперь они наверстывали упущенное.
      Однако, я совершенно не понимал того, что иногда накатывало на мою сестричку Олесю, которая время от времени, примерно раз в три дня, откалывала такие коленца, что даже дух захватывало. Правда, дав выход своим чувствам, она непременно возвращалась к Харальду и тогда во всем мире, было не найти еще двух таких же любящих сердец. Харальд тоже был хорош и стоило только Лесичке покинуть их покои, он тут же мчался на своем Конусе прочь от Серебряного замка на поиски крылатых девушек, скучающих в грустном одиночестве. Иногда ему было лень выходить из замка и он просто шел в покои, к какой-либо из моих любимых, не смотря ни на что, сестер.
      О нашем дружном коллективе чуть ли не по всему Терраглорису разнеслась слава, как о сообществе самых изысканных, умелых и нежных любовников и любовниц, которые были так щедры на ласки, что это заставляло ангелов и ангелиц лететь нам навстречу не взирая на штормы и бури. Годзилла и его подруги, каждый день, почти по десять часов кряду находились в воздухе, добираясь иной раз почти до Терраглориса, чтобы сократить путь ангелов и друинов к острову Избавления.
      Полет, как способ сообщения, в равной мере широко использовали и ангелы, и друины, только друины летали на птеродактилях. Впрочем, полет вовсе не был единственным способом, чтобы добраться до Терраглориса. Некоторые маги, подобно Квинту Примасу, прописавшемуся в Серебряном замке на постоянное место жительства, создавали магические зеркала, через которые они вводили на остров Избавления сотни своих друзей, а потом и сами входили к нам через эти удивительные врата. Так что население острова стремительно росло вместе с каждым прожитым днем.
      Поскольку я целиком сотворил свой остров из Первичной Материи, нужно было быть совершенно необразованным и крайне неумелым магом, чтобы остаться на нем голодным, ведь даже ком земли здесь можно было превратить в прекрасный бифштекс одним единственным магическим заклинанием. Так как голод никому не грозил, основной моей задачей было обеспечить всем гостям зрелища.
      Когда в связи с некоторым спадом потока гостей возникла необходимость в очередном чуде, я, не мудрствуя лукаво, сотворил неподалеку от Серебряного замка большую ротонду, в центр которой поместил здоровенный малиновый диск, начиненный магическими знаниями по самое некуда. Теперь абсолютно любой болван мог войти в Храм Мудрости имени Афины Паллады и, уткнувшись лбом в этот диск, получить едва ли не все магические знания, которые только существовали во всех Вселенных Господа Бога.
      Сотворение Храма Мудрости было обставлено пышно и торжественно. Эта новость была немедленно разнесена по всему Терраглорису и на остров Избавления снова хлынули тысячные толпы гостей, но на этот раз состоящие почти из одних только друинов. Теперь к нам прибывали друины уже из центральной, самой обжитой, части Терраглориса, которые, без колебаний покидали свои дома, построенные на каменистых пустошах и перебирались на наш цветущий остров, где запросто могло разместиться миллионов сорок народа, примерно двадцать процентов всего населения Терраглориса.
      Для того, чтобы друинам не было скучно в огромных замках-отелях, которые я лепил как пельмени, поднимая к небу конструкции в сто, сто двадцать этажей, чтобы сохранить как можно больше свободного пространства для прогулок, в ход пошло все, что только можно было извлечь из Зазеркалья: казино и кинотеатры, игровые автоматы и библиотеки, музеи и картинные галереи, все, вплоть до фондовой биржи и ипподрома с тотализатором. При этом, всем ангелам и друинам постоянно внушалась мысль о том, что остров Избавления лишь короткая остановка на пути в новую Вселенную и что они вскоре покинут Парадиз Ланд, если захотят, конечно.
      Когда снова назрела потребность в чуде, я сотворил еще одно, на этот раз уже совсем уж невероятное. Приказав ангелам и друинам принести мне все золото, которое у них было, а надо заметить, что друины нашли на Терраглорисе несколько золотых россыпей и это золото было отменного качества, я прямо на их глазах занялся творением.
      Работая, как заводной, не считаясь с усталостью, в течение двадцати часов я наштамповал почти пятьсот тысяч Колец Творения модели "Малый конструктор", с помощью которых, даже при самых минимальных знаниях магии можно было лепить почти все, что тебе заблагорассудится, ну, а для опытного мага такое кольцо с синим камнем круглой формы становилось самым надежным помощником. Дальнейшее меня уже не интересовало и потому, сдав товар Бегемоту и Квинту, я степенно удалился в Серебряный замок и завалился спать.
      Если мои друзья не врали, то я пользовался на острове Избавления очень большой популярностью не только как великий Избавитель и Реформатор, но и как самый искусный любовник и даже Мишель, который продолжал услаждать крылатых дам самым изысканным сексом, не мог со мной конкурировать, хотя я почти не подвизался на этом поприще. За все время, что мы летели к Терраглорису, я гульнул на сторону раза три, ну, не более десятка раз во всяком случае, да, и то, только потому, что позволил некоторым красоткам, добивавшимся меня особенно рьяно, применить по отношению к себе магию любовного обольщения.
      Поскольку Создатель издревле использовал секс в политических целях, то и я не очень то этого чурался, хотя и не стремился к тому, чтобы перетрахать всех дам на своем острове, как это делали некоторые мои спутники. Такая политика имела свои негативные стороны и я не мог высунуть носа за пределы Серебряного замка, чтобы тут же не стать предметом вожделения, какой-нибудь красавицы. Дабы из-за этого не возникало никаких трагедий, мои подруги всячески внедряли жизненно важный для меня лозунг: "Кто не успел, тот опоздал". Особенно в деле вразумления тоскующих красавиц преуспела Сциния, которая, в отличие от Астреллы и Виталии, была дамой из высшего света, имела массу подруг и принималась в любом, даже самом закрытом, дамском кружке.
      Вместе с тем я считал, что в делах же любовных мне следовало сломать незыблемое правило, согласно которому ангелы и друины, были навеки разделены самой своей природой. Обращаясь к памяти Астреллы, я постоянно натыкался на многочисленные запреты и табу, которые касались сугубо интимных отношений ангелов и друинов и это постоянно возмущало меня до глубины души.
      Все эти ограничения, были заложены как в ангелов, так и в друинов, еще в глубокой древности, самим Люцифером, хотя именно под его мудрым руководством путем искусственного отбора, направленной селекции, управляемых мутаций и генной инженерии раса друинов стала почти полностью подобна расе ангелов, а стало быть, друины не намного отличались и от людей. Похоже, что Люциферу просто претило то обстоятельство, что его босс, Создатель Яхве, вовсю пользовался сексуальными услугами женщин, созданной им расы ангелов. Интересно, задавал ли Люцифер себе вопрос, а к кому ему было еще обращаться за этим, как не к нежным, прекрасным, крылатым красавицам?
      Поскольку я был не очень то силен в биологии и тем более в палеонтологии, а изучать эти науки на старости лет мне было просто лень, то я так и не узнал того, какого именно древнего ящера Люцифер и его товарищи взяли за основу при создании расы друинов. Единственное, что мне было доподлинно известно, так это то, что друины хотя они и происходили от какой-то ящерицы, были теплокровными, живородящими существами, а их женщины рожали младенцев точно так же, как и женщины всех остальных рас и затем выкармливали их грудью.
      Уже во время своей первой встречи с живыми друинами, когда Добрыня обнажил Квинта ударами своих молний, спаливших на нем одежду, я поразился тому, что гениталии этого парня ничем не отличались от моих собственных и даже пупок и грудные соски у него имелись и располагались на тех же местах, что и у всех нас.
      Как только мне в голову пришла мысль о том, что Квинт, наверное, пользуется огромным успехом у крылатых девушек, память Астреллы немедленно ударила в мое сознание протестующим воплем, - это табу! Но как раз именно на все табу и запреты я плевал с первого момента своего появления в Парадиз Ланде и низвергал их при каждом удобном случае.
      Уже через три дня, когда архангел Бегемот выполнил свое обещание и я наслаждался представлением, которое нам давали профессиональные цирковые артисты-друины, среди которых было так много премиленьких красоток, я начал вполне серьезно подумывать о том, как бы мне познакомиться поближе с какой-нибудь очаровательной друинной.
      По тому, с какими постными физиономиями сидели за своими столами ангелы, было понятно, что все они не рассматривают прелестных друинн, как женщин, что меня не только жутко покоробило, но и возмутило. Надо же, расисты какие выискались. С этого самого вечера, постепенно, шаг за шагом, я стал планомерно продвигаться в этом направлении, еще не зная того, как я это сделаю.
      Моему коварному плану помогало то, что Астрелла и Айрис, предвидя наплыв народа, на остров Избавления, решили устраивать по два пира в день. Один утренний, другой вечерний и чтобы мне и моим подругам было слишком утомительно принимать гостей, то на одном пиру, во главе стола, восседал я с двумя подругами, а на другом три моих подруги. Постоянная ротация обеспечивала полное спокойствие и стабильную гармонию в моем любовном союзе и ни у одной из моих прелестных подруг не появлялись мысли о соперничестве.
      Всем обитателям Терраглориса вскоре стало известно то, что Избавитель является большим поклонником циркового и танцевально-песенного жанров в искусстве и терпеть не может мордобоя, да, и самих пиров тоже, и только выступление артистов может заставить его задержаться на пиру. Поскольку ангелы были весьма неважными исполнителями, то они всячески завлекали на остров Избавления артистов со всего Терраглориса. Ну, а артистам, как и было обещано Бегемоту, я щедро раздавал, в качестве наград, золотые венки лауреатов, но не более десятка за весь вечер, чтобы не девальвировать эти награды, а самых выдающихся, частенько, приглашал на ужин в свой Серебряный замок.
      Так, исподволь, действуя не спеша, я привил друинам мысль о том, и при этом вовсе не кривил душой, что они мне очень нравятся не только, как исполнители песен, танцев и других номеров, но и просто как прекрасные небожители. Ангелы Терраглориса были от этого не в восторге, но именно к этому моменту на моем острове, самым чудесным образом, то есть прямиком через магические зеркала, вдруг появились несколько десятков тысяч небожителей самого разнообразного вида, включая сатиров, кентавров и даже гидр, которые были к друинам намного ближе всех по внешнему виду. Именно сатиры и особенно кентавры, которые, едва появившись на острове, немедленно принялись с восторгом и без малейшего стеснения гоняться за прелестными друиннами и всеми мыслимыми и немыслимыми способами обольщать их, должны были, в конечном итоге, обезопасить мои тылы.
      Так, одним прекрасным вечером, когда в результате ротации на очередной пир, который мы давали в честь какого-то ангела-патриарха, возглавлявшего одну из общин ангелов и друинов, меня должны были сопровождать Лаура и Неффи, я наложил хитроумные магические чары на Астреллу, Виталию и Сцинию, повинуясь которым, они должны были непременно свинтить из наших покоев вместе тремя громадными, молодыми кентаврами, которые появились на острове Избавления, всего несколько часов назад. Хирон клятвенно заверил меня в том, что и он сам, и два его закадычных дружка, Ликург и Полуэкт, костьми лягут, но доставят моим подругам самое невероятное наслаждение.
      За пиршественным столом, вместе с моими подругами, подле меня восседали еще два ухаря-любовника, которые также поддались моим уговорам, - Ури и Мишель. В этот вечер я с огромным нетерпением дожидался того момента, когда перед нами начнет выступать одно женское акробатическое трио. Хитрец Бегемот, которого я просил об этом выступление, поставил номер почти в самый конец программы и нам пришлось проторчать на этом пиру почти до половины одиннадцатого ночи прежде, чем на арену, наконец, выбежали три очаровательные друинны с телами блестящими, словно полированный металл.
      Девушки были одеты почти так же, как это было принято у крылатых дам, только их блузы с широкими рукавами и плотно облегающими грудь жилетами-лифами, оставляли открытыми их тела от груди до пояса, а шелковые шальвары им заменяли маленькие, кожаные шортики. Два их аккомпаниатора, игравших на барабанах, были рослыми, красивыми парнями со сверкающими изумрудными глазами и белозубыми улыбками. Их концертные костюмы состояли из ярких, шелковых рубах с рукавами, сплошь состоящими из пышных рюшей и распахнутых на груди и кожаных брюк в обтяжку, словно они были родом с Земли и выступали там в каком-нибудь ночном клубе, изображая там из себя кубинских или бразильских танцоров самбы.
      Девушки-друинны, которые выступали на пирах уже не раз и давно мечтали снискать себе своим изящным акробатическим номером золотые лавровые венки, были опечалены тем, что их предшественникам, уже были вручены все десять венков. Поэтому они начали свой акробатический этюд без той грации, которую я отмечал в их выступлениях раньше. Но очень скоро мои аплодисменты сделали свое и профессионализм взял верх над их невольным разочарованием. Наградой же за их прекрасное выступление стали не только пышные лавровые венки, которые были сделаны мною из изумрудов и бриллиантов, но и приглашение немедленно посетить Хрустальную башню Серебряного замка.
      К моей огромной радости Лютеция, солистка этого трио, была в восторге, да и обе её подруги Цицилия и Октавия были так же отнюдь не оскорблены моим приглашением, сделанным в самом высокопарном штиле. Глядя на то, как я вытягиваюсь в струну перед Лютецией, которая вопреки всем правилам Терраглориса, принятым в среде друинов, ярко накрасила свои губы и изящно вычернила надбровные дуги, изобразив на своем личике брови, Ури и Мишель стали плотоядно облизывать губы и топорщить перья на крыльях. Вот тут-то Лаура и Нефертити, наконец, поняли, в какую коллизию они внезапно попали и застыли в изумлении.
      Однако я не зря в этот день сбагрил своих крылатых подруг-пуританок и Нефертити, которая всегда отличалась экстравагантностью и исключительной смелостью взглядов, без лишних раздумий подошла к Антонию и жестом предложила Лауре, взять под руку Кассия, который одной рукой прижимал к своей обнаженной, лаково блестящей груди, ярко красный барабан, а другой придерживал на голове изумрудный венок. Моя отважная лучница, подойдя к этому рослому красавцу с изумрудными глазами, решительно отобрала у него барабан и, небрежно бросив его на мой трон, обняла парня за талию, прижимаясь щекой к его широкой, полированной груди.
      Поднявшись в Хрустальную башню, я повел всю кампанию не в обеденный зал, а сразу в свой парадный спальный стадион, уже на самых ближних подступах к которому я решительно привлек к себе Лютецию и поднял её на руки. Видя то, что два ангела, сопровождающих меня, также подняли её подруг на руки и сразу же принялись покрывать их поцелуями, а также видя еще и то, что мои подруги взяли приступом барабанщиков, требуя, чтобы те вели себя по-мужски, Лютеция с тихим стоном обмякла на моих руках и я внес в девушку в свою спальную комнату размером с баскетбольную площадку, всю заставленную цветами.
      Антоний и Кассий кочевряжились не долго и вошли вслед за Ури и Мишелем, которые уже принялись сводить их подруг с ума своими страстными поцелуями. Таким образом, все наши намерения с самого начала были заявлены самым серьезным и недвусмысленным образом. Продолжая держать Лютецию на руках, я присел на низкий диванчик, стоящий перед большим, низким овальным столом, заставленным всяческими закусками и напитками. Мои друзья, Ури и Мишель, также заняли свои места, в то время, как моим подругам, явно не терпелось оккупировать, нашу огромную кровать, но у меня были иные планы на то, как нам начать эту волшебную ночь.
      Нефертити, которая уже сбросила с себя свой белоснежный пеплас и избавила от излишков одежды Антония, принялась бурно и энергично тискать и тормошить этого рослого парня, который все никак не мог преодолеть дурацкое табу, наложенное Люцифером на секс с ангелами, а заодно и со всеми прочими существами, с которыми они даже не могли встретиться. Еще сильнее были испуганы нахальством ангелов Цицилия и Октавия, которые уже чуть не плакали, видимо, считая, что те просто насмехаются над ними, да, и Лютеция, которую я бережно держал у себя на руках, тихонько дрожала всем телом. Первой не выдержала Неффи, которой уже стала надоедать такая гнетущая обстановка. Пристально посмотрев на Лютецию, она ласково спросила её:
      — Лютеция, девочка моя, разве мы такие уж и разные с тобой? Взгляни на меня, дорогая, у меня такая же грудь, как и у тебя, и лоно мое, ничем не отличается от твоего. Ну, и что с того, что у нас растут волосы, а у вас на голове эти мягкие, замшевые ленточки? Милая, посмотри на Ольгерда, на чьих руках ты дрожишь, словно осиновый листок на ветру, на его друзей-ангелов и на своих друзей-друинов, ведь все они мужчины, прежде всего. Так чего же нам еще требовать от них, дорогая моя, кроме любви?
      Лютеция, чуть помедлив, ответила ей, испуганным, почти плачущим голосом:
      — Но повелительница, ведь мы же совсем другие. Мы не такие, как ангелы и люди, и нам запрещено, даже думать об этом, а не то чтобы прикасаться к вашим нежным телам.
      Моя божественная царица громко рассмеялась и сказала:
      — Вот, даже как! Ах, ты моя маленькая плутовка, так ты все-таки мечтала когда-нибудь прильнуть к волосатой груди моего повелителя Ольгерда или гладкой груди его друга Уриэля или какого-нибудь другого ангела? Ну, что же моя девочка, признаюсь тебе, что и я, как только увидела друинов впервые, не раз мечтала оказаться в объятьях такого очаровательного парня, как Антоний и даже сейчас, когда этот обалдуй держит меня в своих сильных руках, словно этот свой противный барабан, я чувствую в своем теле, какое-то совершенно невероятное томление и все жду того момента, когда же его руки станут смелыми и решительными и примутся ласкать мое тело, а его губы, начнут целовать мои и когда Антоний, наконец, вспомнит, что он все-таки мужчина, а не бревно с глазами.
      Эти слова, возымели свое действие и Антоний, действительно склонился к Неффи и робко поцеловал её прекрасную, полную грудь. Лютеция смотрела на него зачарованным взглядом, из которого ясно следовало только одно, - моя божественная Неффи проникла в самые тайные её мечтания. Осторожно, чтобы не испугать девушку резким движением, я расстегнул костяные пуговицы расшитого бисером, алого, атласного лифа Лютеции. Девичья грудь, до этого туго стянутая плотной тканью, выплеснулась навстречу моим губам, двумя нежными, очаровательными, абрикосово-желтыми полушариями, увенчанными сиреневыми конусам сосков. Замирая от восторга, я, трепетно прикоснулся к ним губами.
      Кожа молодой друинны, не смотря на то, что блестела полированным металлом, была очень нежной и чувствительной, особенно в тех местах, где сходились, даже не чешуйки, а скорее мягкие, эластичные и упругие щитки, которые делали тело Лютеции, необычайно привлекательным и очень сексапильным. Кожа Лютеции, приятно пахла лавандой и немного мускусом, и имела чуть сладковатый вкус. Это же качество заметила и тут же подчеркнула Нефертити, которая восторженно воскликнула:
      — Боже моя, Лаура, да это же просто, какой-то леденец, а не парень! Антоний, сладкий ты мой…
      Пылкое замечание Неффи вызвало взрыв смеха, причем наши новые друзья-друины, смеялись очень громко, искренне и радостно. Этот веселый смех растопил последний ледок, сковывающий их чувства и они стали постепенно раскрепощаться. Вскоре, Лютеция, млея от моих поцелуев, сама развязала шнуры своих кожаных, коротких шортиков темно-синего цвета, плотно обтягивающих её круглые ягодицы.
      Ни я сам, ни мои друзья Ури и Мишель, не торопили дальнейших событий, хотя Лаура и Неффи уже желали гораздо большего, чем просто объятья и поцелуи. Видя то, что мои дисциплинированные, но такие нетерпеливые подруги начинают гневно метать в меня молнии из своих прекрасных глаз, я решил, что настало то самое время, когда я должен был резко, в десятки раз, возвысить накал наших любовных игр. До максимально высокого, астрального уровня. Взяв в руки заранее подготовленные к этой ночи и спрятанные за подушкой дивана, подарки, я нежно ссадил Лютецию со своих коленей, встал и сказал своим друзьям:
      — Девочки и мальчики, прошу минуту внимания. Для того, чтобы эта чудесная ночь стала для всех нас, совершенно незабываемой, я прошу вас принять от меня эти Кольца Творения и кое какие магические уроки, как ими нужно пользоваться без малейшего риска для своего здоровья. - Тут я сделал небольшую паузу и, видя, как загорелись глаза моих подруг, громко подытожил - Разумеется, в постели!
      Ури, Лауре, Неффи и нашим новым любовницам и любовникам, достались кольца с большими, овальными синими камнями. После этого, я быстро провел небольшой сеанс магической педагогии и пока мои друзья соображали, что означают сии магические формулы, подхватив Лютецию на руки, резво помчался к огромному, розовому сердечку нашей кровати, которая редко пустовала все эти дни. Поскольку ноги у моего крылатого друга, ангела Михаила-младшего, были намного длиннее, да, и бегал он гораздо быстрее, чем я, то он, прижимая к себе смеющуюся от радости Цицилию, с хохотом обогнал меня и с разбегу запрыгнул чуть ли не на самую середину розового сердечка. Ничего страшного я в этом не видел, так как на этой кровати могло поместиться и втрое больше народу.
      Магия десяти больших Колец Творения, соединенных одной идеей и помноженная на наше страстное желание, дала просто великолепный результат. Все мы, словно бы слились в два единых организма, мужской и женский, которые стремились извлечь из нашей бурной, страстной и невероятно напряженной борьбы, максимальное наслаждение. Внезапно я почувствовал, что Кольца Творения перестали быть просто инструментами, послушными воле мага и теперь уже они, внезапно обретя индивидуальность, властно бросали нас друг другу в объятья, заставляли стонать, вскрикивать от страсти и неистово безумствовать.
      Повинуясь воле Колец Творения, мы не только доводили своих любовниц до полного исступления своими ласками, но и передавали их друг другу, словно по эстафете и никто не мог противиться этому, невысказанному вслух, но обязательному для исполнения, приказу. Как это получалось, я не мог понять, но всепоглощающая страсть отпустила меня и сменилась благостной истомой только тогда, когда я вновь обнял Лютецию, которая снова вернулась ко мне, замкнув это магическое кольцо любви. Вместе с этой истомой я вдруг почувствовал еще и нечто такое, что меня хотя и не испугало до смерти, но заставило всерьез задуматься.
      После этого уже ни у кого из нас не появилось желания, немедленно начать все заново, слишком высоко было это наслаждение, чтобы искать его в близости вновь, не сделав хотя бы короткой передышки. Баюкая на руках Лютецию и стараясь не рассуждать о том, что произошло в моем сознании, я быстро погрузился в сон, успев подумать лишь о том, выполнит ли Хирон мою просьбу в точности, как я его просил.
      Сон мой был не долог и спустя несколько часов, вместе с рассветом двух солнц меня разбудил дробный цокот копыт по паркетным полам коридора. Хирон со товарищи был точен, как швейцарский хронометр. Двери нашей огромной спальни с грохотом распахнулись настежь и этот маленький, кавалерийский отряд влетел внутрь, где их копытная дробь увязла в коврах с их длинным, мягким и шелковистым ворсом.
      Мои крылатые подруги, восседающие на взмыленных лошадиных торсах своих любовников и крепко прижимаясь к их человеческим телам, блестящим от пота не хуже, чем тела друинов, были невероятно изумлены и смущены одновременно. Изумлены тем, что я нежно прижимал к себе друинну, которая смотрела на них с испугом, а смущены от того, что сами они, сидели на кентаврах совершенно нагими, а их крылья, были высоко вскинуты кверху от восторга, а глаза горели от счастья, словно костры в степи. Ликург, которому было плевать на все условности и который без малейшего промедления трахнул бы даже грифониху, если бы имел крылья, увидев Нефертити, восторженно заорал:
      — Нефа, радость моя! Вот так встреча! Эгей, красотка, ты еще не забыла о том, что такое нестись на спине кентавра по цветущей степи? Ну, так иди ко мне, моя милая Нефа, тут неподалеку имеется неплохая полянка, по которой я смогу промчать тебя с ветерком и ты снова сможешь насладиться любовной скачкой кентавра!
      Нефертити, увидев вновь своего прежнего любовника, с которым она прожила не одну сотню лет и даже успела состариться, вся так и застыла от удивления. Она, вдруг, вздрогнула и молящим взглядом посмотрела на меня. Благосклонно кивнув своей царице, я негромко сказал ей и Лауре, которая как-то раз призналась мне, что не прочь когда-нибудь попробовать, что такое секс с необузданным и диким жеребцом-кентавром:
      — Девочки, по моему вам и в самом деле нисколько не повредит утренняя прогулка верхом на этих здоровенных, потных балбесах, а заодно вы, таким образом, сможете освободить места на этой кровати, для Виталии и Сцинии. Антоний, Кассий, да не будьте лентяями, помогите же дамам поскорее слезть с этих диких и необузданных конелюдей!
      Оба друина, моментально поняв то, что им надлежит делать, соскочили с кровати и бросились к моим крылатым подругам, которые были настолько поражены тем, как ангелы, разбуженные цокотом копыт их могучих любовников-кентавров, тотчас принялись лобзать своих любовниц-друинн, что были даже не в силах сопротивляться. Астрелла, сидя на спине Хирона крепко обнимая его руками, смотрела на все происходящее с любопытством, явно, дожидаясь того, что из этого всего, в конечном итоге, выйдет.
      Правда, она никак не думала, что в своем коварстве, я смогу дойти до такого совершенства, что даже не стану уговаривать Виталию и Сцинию добровольно отдаться друинам. Вместо этого, я молча вручил Хирону и своим крылатым подругам по Кольцу Творения, после чего по их головам шустро прошелся малиновый шарик. Поскольку от моих крылатых подруг, обычно благоухающих тонкими благовониями, да и от Хирона, исходил сильный, резкий запах пота, от которого у меня першило в носу, а загонять их в магическую купель, означало резкую смену темпа, то я приказал своему Кольцу Творения излить в воздух некоторые божественные эманации, которые переплавили этот крепкий дух в мускусный аромат, сохранив в нем запах сильнейшего вожделения.
      Дальше все пошло как по маслу. Прекрасная, светловолосая красавица Сциния, с её сверкающим, божественным телом, распаленным бешеной скачкой на Ликурге, оказалась в страстных и умелых объятьях Кассия, который, вопреки всем прежним табу, вел себя, как нежный и опытный любовник. Валерия, моя прелестная, крылатая воительница Валерия, стройная, сильная и смелая, первой ответила на пылкие поцелуи молодого друина и Антоний, подхватив её на руки, откинулся спиной на кровать. Крылья Валерии, которым передалось её желание, взметнулись высоко вверх и затрепетали каждым перышком.
      Кентавр Хирон был уже не тот старец с благородными сединами, какого я видел однажды в Красной степи в Кентаврополисе. Теперь это был настоящий Геракл племени конелюдей, могучий и неудержимый. Он высоко выпрыгнул вверх, словно пегас стартующий в небо, сделал в воздухе изящный пируэт, во время которого сдернул Астреллу со своей спины, прижался к ней фасадом своего тела, вытянутого в струну и боком упал на нашу безбрежную кровать, стремительно овладевая моей подругой.
      Как только Сциния сама подтолкнула Кассия к кровати, он крепко обнял её, прижавшись к ней всем телом и совершив короткий, магический, планирующий полет, лег спиной на золотое крыло Валерии. Стоило только мне включить свое Кольцо Творения, как Кольца Творения моих друзей и любовниц, включились сами собой, извергнув на нас, подобно взорвавшемуся вулкану, целые потоки своей сексуальной эманации, которые вновь заставили нас замкнуть свою любовь в единое божественное кольцо.
      В одиннадцать утра, по моей просьбе, мои новые любовницы, не мешкая отправились из Серебряного замка к своим собратьям, чтобы поделиться с ними своими новыми впечатлениями. Конраду, который проторчал в моей спальне, всю ночь и утро, никаких наказов не требовалось, он и так был готов разнести эту весть по всему острову Избавления, при чем во всех подробностях. На тот случай, если у моих возлюбленных и их друзей, вдруг возникнут неприятности, я наделил их тела своими золотыми оберегами.