Окинула взглядом свою кухню и с улыбкой обнаружила, что самые удобные «емкости для хранения сыпучих продуктов» — баночки из-под собачьих витаминов!
      Трава какая-то (то ли укроп, то ли петрушка, кто их там разберет) — в банке из-под «8 в 1 для щенков», запасы сахара — в банище «Calcidee», сода — в «Канвит Хондра». А бадейка из-под «Stride» — для муки!
      А что? Удобно. С крышечками, легкие, яркие ярлычки, морды веселые собачьи… Это вам не пошлые красные тары в затейливый белый горошек.

«Красивая собака, а титьки висят!»

      «Висят, висят, сердешные», — сказала нам сегодня продавщица. Субботний церемониал: выдрыхнувшись до верхней границы нормы, мы идем в зоомагазин. Обе. Покупать вкусняшку. Заходим внутрь и под умилительные уси-пуси персонала, не торопясь, ищем единственное наше вожделение — бычий, не при дамах будь сказано, пенис, целомудренно названный производителями «бычий корень». Бывает он косичкой, бывает палками, бывает «улиткой».
      Выбрав «корень» и оплатив покупку в кассе, мы бежим домой, счастливые от счастья друг друга.
      Нынче с пенисами была напряженка. Поэтому купили сушеный желудок, который воняет. Рубец, вот! И какую-то «бычью булочку» (по виду и цвету напоминает патиссон, пахнет копчеными субпродуктами). Продавец, явно закончившая курсы по пиару, сказала: «Возьмите, не пожалеете, она из того же места сделана». Взяли. Очень мы, незамужние, эти места уважаем. Погрызть-помусолить… Все предлагаемые лакомства были фирмы «TIT-BIT». Никакой самодеятельности.
      Пока я копошилась с денежными купюрами, подошла к нам тетя. Из персонала. Вроде как врач. Но не врач. Из серии «я только учусь»… Грудь, говорит, у вас висит. Хоть и не мне сказала — собаке моей, но это же почти личное оскорбление! Пока я перчатку бросала, на дуэль вызывала, сморгнула, присмотрелась. И точно ведь. Висит у экс-кормящей матери грудь. А я и не замечала. «Титьки», точно, висят. Чего уж тут скрывать. Эстетика хромает, да и бог бы с ней, если бы не опасение заработать какой-нибудь мастит. Гуляем долго, по 2-3 часа, а морозы у нас, на планете Леониде, в феврале по ночам до -20.
      Мастит у мастифа? Почти стихи. А ну как вред какой собаке?… Значит, ЧТО ХОЧУ ОТ ВАС, милые мои собаководы и их родители узнать:
      1. Есть ли какие-то способы безврачебного вмешательства? Массажи, Растирания? Кремы от морщин?
      2. Может, мне себя надо ремнем отходить? После бани в воскресенье… Где глаза-то были? И срочно бить тревогу?
      3. Или булочкой бычьей утешиться? Все равно Варишна рубец схрумкала, а булочку не поняла. Понюхала, фыркнула, лапой отодвинула: «Ешь сама, мама. И никогда не ведись на слова продавцов».

       Как обратить на себя внимание.
      Не успели мы кремов от морщин набрать, а тут еще бешенством стали пугать народонаселение. То ли лису кто-то видел бешеную, то ли козу…
      В предыдущей серии: напуганные угрозой вируса бешенства, люди и нелюди планетки Леониды ринулись в ветмагазины. Туда же пришла Мама (в роли Мамы — артистка Галка) и купила много таблеток Страшного и Ужасного Глистогонного Средства. Тем же вечером Средство, по величине больше напоминающее таблетки нафталина, было принудительно скормлено Собаке (в роли Собаки — артистка Варвара). Ночь прошла беспокойно. У Собаки болел живот и все — глисты, Собака, Мама и ночник — маялись, стараясь забыться в тревожном сне.

СЕРИЯ 31

      Утром наступил рассвет. И пришло утро. И птицы, если бы не осипли от морозов, пели бы свои песни во все воронье горло. И окна, будь они с рамами старого образца, радовали бы глаз заиндевевшими узорами. И прохожие, будь они даже старцами с посохами, танцевали бы в ритме Бесамэ Мучо. Вот как хорошо было бы.
      Ничего этого Мама и Собака не заметили. Они вскочили, быстро и в общем-то бестолково погуляли, вернув природе малые долги, а большие — зажопив (да, да, и это слово здесь уместно, а уж как оператор будет изображать на экране — дело второе). Вернувшись, Мама засобиралась на работу, а Собаке был предложен завтрак. В меню значилось: корм, смешанный с кормом, в соусе из корма и с десертом из корма. Собака взгрустнула над миской. Тогда добрая Мама, чтобы Собака не скучала, предложила Собаке на «погрызть» скромное ведро моркови и на «попить» — жбан простокваши.
      Ни мало не смущаясь набором деликатесов (слабительная морковь, слабительное молоко и слабительное глистогонное), Мама уперлась на работу. День выдался насыщенным, а главное — до ночи.
      Усталая и довольная Мама нарисовалась, когда рассвет уже снова близился к закату. И увидела в доме то, что и следовало увидеть. Собственно, увидеть ей хотелось совсем не это, а например, мирно стоящие в уголке уютные тапочки, веселый бок закипающего чайника, ванну, полную пены, колье Шарлотты, небрежно брошенное поклонником на расстеленную в томном намеке кровать.
      Вместо пены на полу были небрежно набросаны кучи навоза. В томном намеке. Вместо поклонника — неунывающая Собака, радостно обнявшая Маму у порога. Лапами на грудь (оператор перебьется)… Количество навоза впечатляло… Словно поклонник все же был, скакал по квартире на коне. С приятелями — тоже на конях. И эти кони… Весь полк… И соседний тоже… Дивный запах струился по комнатам, проникая на площадку и даже в лифт, неся по двенадцати этажам легкую песню свободного кишечника.
      Не то чтобы Мама ничего слаще моркови не нюхала в этой жизни. Отнюдь! После пяти маленьких Собак, квартировавших летом в однокомнатных Маминых апартаментах, подобными картинами и запахами можно было отпугивать непрошеных гостей, но не хозяев. Но было одно досадное обстоятельство. Амбре смешивалось с запахом ушной пудры, которой добрая Мама лечила Собаку. А пудра пахла дихлофосом. Чтобы бактерии дохли еще на подходе к ушам. И с запахом пригоревшей каши, которую Мама варила себе на завтрак.
      Репутация Странной Квартиры прочно закрепилась за нумером 308. Но Мама знала: главное — вести себя непринужденно.
      Смотрите в следующих сериях: не присесть за 60 минут; имеет ли смысл гулять с Собакой, сходившей в туалет дома; Мама ведет себя непринужденно и в такой ситуации.
 
      Гулять — да, выводить на горшок — НЕТ. Потому что мы шлялись полтора часа (на улице мороз — хорошо за 20), и хоть бы хны! Собака скачет, как шарик на резинке — легка и подвижна! Я уже дошла до ручки, иду, пристально собаке под хвост смотрю и бормочу, как детям говорят: «Пись-пись! Пись-Пись! Псссссссс!». Одинокий прохожий от меня шарахнулся. Варвару не увидел, а меня не понял.
      Уже у самого дома животная в качестве одолжения присела, писнула…, а не какала еще сутки. Зато у меня было время обдумать выкройку льняного бандажа, чтобы от холода защищать обвисшую грудь. Созданием и укреплением оного мы и развлекаемся в эти дни. Лифчики Памелы Андерсон отдыхают!
      Продолжение следует…
 
      Так что ответом на ваш вопрос будет междометие. НЕТ. Смысла выводить собачку нет. Разве что лапы размять. Но для этого достаточно купить домой тренажер-дорожку. Пущай ходит под присмотром!

      У Бориса Житкова есть рассказ «Что я видел». Для детей. Нуднейшая, надо заметить, вещь. Уступая классику, но не слушая злых языков, утверждающих, что ко мне в будни в гости ходить — только худеть, а по праздникам — на колбасу, рассказываю: «Что я ела». Завтрак: фруктовый салат (бананы, яблоки, орехи, морковь, апельсины, йогурт); кусочек эскалопа (запеченная свинина в сыре, с луком и помидоркой и кружочком крепкого маринованного огурца сверху); кофе с каплей коньяку; круассан с шоколадным кремом; мороженое с цукатами. Второй завтрак: кусочек нежирной буженины, кофе. Обед: салат из чего-то там, тушеная цветная капуста, жареная форель…, зеленый чай с африканскими цитрусовыми, на десерт: красное полусухое и копченый сыр. Полдник: салат из чернослива с орехами, кофе, паштет чешский деревенский нежный. Ужин: фасолевый суп, макароны, остатки эскалопов, чай каркаде, яблочная пастила. На ночь: фундук, зубочистка для выковыривания фундука из зубов…
      Просто к нам мама приехала!
 
      Вчера у нас троих (у мамы, собаки и у меня) случился культурный шок. Ну, так говорится — «культурный шок»: то ли в смысле «цивилизованный, т. е. не очень сильный», то ли в значении «расширение кругозора», кто его разберет. Говорится — да и ладно.
      Началось все с того, что я купила две пачки печенья. Одно собачье, в ярко-красном брикете, с собачкой на упаковке, а второе — обычное, человечье, в неказистой серой бумажке с горнистым пионером на обертке. «Пионерское» — так и назывался сей кулинарный шедевр. В два маленьких рядка печенюшки сухонькие лежат, знаете?
      Ну и вот. Купила, на стол кухонный выложила, чай поставила и пошла переодеваться. Не прошло и полгода, возвращаюсь.
      Сидит мама, чаевничает, собакины печенья из пачки достает и ест, чаем запивает. «Вот ведь, — говорит, — до чего прогресс дошел! Уже печенье в форме косточек делают, удивительно!!» Откусывает, жует, сладким чаем запивает. «Ничего, — продолжает, — вкусное. Свежее печенье, рассыпчатое. Только сахару маловато. Варенье мне дай, пожалуйста. Я его с вареньем буду есть».
      Рядом Варя сидит, слюнями обливается, каждый кусок глазами провожает. И в глазах — не то чтобы осуждение, а именно он — шок культурный. Села я рядом с Варей и тоже за мамой наблюдаю. Слюней, правда, поменьше пускаю. И размышляю — в какой момент ей правду открыть.
      А мама ничего так, с аппетитом уминает. «Я, — говорит, — Варюшке предлагала то печенье, с пионером, — не хочет. Надо ее тоже этим, ИМПОРТНЫМ, угостить. А ты почему не ешь?…» Наливаю себе чаю-кофе, беру тоже из пачки… Откусываю… А что, вполне. На «кириешки» похоже. Или на черствый хлеб. Надо было, видимо, запивать сразу, чтоб оно рассыпчатым показалось…
      А Варюхе в качестве компенсации мы потом еще и «пионера» всего скормили. Чтобы не обижалась.
 
      Это отнюдь не единственная история про гурманов. Один мальчик у меня на работе долго просил принести ему корму собачьего — попробовать. Он когда-то, по пьянке, этим кормом пиво закусывал. Вместо чипсов. И осталось у него воспоминание, что корм — питание вполне удобоваримое. Пристал — принеси да принеси, буду есть!
      Ну, принесла ему горсточку. «Для крупных собак». Погрыз он в своем уголке, почмокал, зубом поцыкал. «Нормально, — говорит. — Я счастлив. Я сыт». А потом, через часок, ка-ак начал на людей бросаться! Приступ злобности с ним случился. Поругался с кем мог, а с кем не мог, просто порычал в след.
      Коллеги велели больше корму ему не носить. Хотя он просит, мерзавец.

КУЛЬТУРУ В МАССЫ

       Портным и не снилось. Все началось в тот февральский день, когда мы, ничего не подозревая, пошли себе за бычьим пенисом… А может, чуть раньше, в июне, когда из Варвариного животика на свет появилось пятеро очаровательных малышей. Или еще раньше, по весне, когда мы справили шумную свадьбу, все чин по чину: с инструктором, и двумя контрольными вязками — в петлю. А может, начало истории лежит во вчерашнем дне, когда Аллегра написала: «Коллеги, слово Говно пишется именно так. Через «О». Все эти события положили начало новой истории девушки Варвары.

Что за невидаль такая идет… японская

       Мы, мастифы, люди не быстрые. В конце зимы наконец поняли, что ночи холодные и забоялись обморожения обвисшей груди, в марте созрели носить бандаж:. Бандаж:, для мелких собачек попросту делаемый из эластичного бинта, для нас не годился. Испробовав старые футболки, полотенца и даже колготки, остановились на лифчике системы «нипель» — льняная простыня, подтягивая живот, завязывается на спине эффектным бантом, как у гейши.
       Когда нас увидел наш друг бери Степа, он от неожиданности бухнулся на попу «Что за невидаль такая идет?» — спрашивал он, переводя взгляд с невидали на свою хозяйку.
       Хозяйка удивилась тоже. В последний раз она так удивлялась, когда услышала название понравившейся ей породы: «Бернский зенненхунд, ранее именуемый дюр-бахлер».
       Поначалу и Варвара чувствовала себя скованно. Наверное, стеснялась, что она, как маленькая, вышла гулять в пальто. А Степа стеснялся — вот так, сразу — предложить даме раздеться. Но, понюхав, разобрался, что в сущности секрет женских одежек, как всегда, заключался в одной веревочке… Потянул — и нет льняного пеньюара, скрывающего фигуристое тело.
       В общем, на срывание покровов ушла пара минут. С каким наслаждением они раздирали так искусно сделанный бандаж! Рвали, драли, таскали, наступали лапами и тянули ткань зубами. В том, что осталось от изысканного наряда, Варвара смело могла садиться на паперть. И я рядом с ней: простыней-камикадзе в доме больше не было. Сегодня мы снова вышли в бандаже. Его роль исполняла списанная наволочка в непринужденный цветочек на розовом фоне. Коллекция «Весна-Лето».
       Погуляли, попугали голубей и дворника, почесали задней лапой под мышкой, отчего цветочки заиграли новыми красками, и совсем уж было собрались до хаты, как чу! — послышался звон разбиваемого стекла. Нехороший такой звон, подозрительный.
       В метрах тридцати от нас прямо посреди дорожки каких-то два малолетних охламона били бутылки. Бутылку об бутылку. И еще подошвой старались растереть, чтоб осколки сделать помельче.
       Я сказала: «Варвара, детка, похоже, у тебя сегодня будет славный обед. Пойдем, малышка, ну же, двигай попой». И не меняя приветливого выражения морд, руки в карманах, походка с оттяжечкой, мы двинулись к милым детишкам. Увидев меня, дети испугались. Увидев Варвару в цветочек, остолбенели — она шла так, словно цветочки маскировали на теле патронташ и ракетную установку в придачу.
       — Раздевайся, — сказала я вместо приветствия одному из уродцев.
       — Чего?
       — Чего-чего, раздевайся, говорю, ботинки снимай!
       — Чего?
       — Р-ррр, — сказала Варвара.
       — Она у вас бешеная, что ли?
       — Бешеная. Раздевайся, я сказала! Нам с собакой тут не пройти, вы стекло набили, она же босиком, — пойдет в твоих ботинках.
       — Чего? Она не босиком…, она…, она…, она в ПАЛЬТЕ у вас!
       — В пальто — это от сосулек, а по стеклу ты сам сейчас босиком пойдешь.
       — Да идите вы…
       — Я-то пойду, но сначала надо собаку перенести. Берись с того края, — показала я в сторону белоснежных зубов.
       — Вы че…
       — Ниче! Так, быстро взяли и собрали все стекло. Собака рядом постоит, а я вам помогу.
       Собака не поняла, но сделала умное лицо. И запрыгала вокруг, аки бабочка, благо цветы мы с собой принесли.
       Веселая игра — «Давайте все вместе ковыряться в снегу!» — удалась. Парни справились быстро, можно сказать, сноровисто. Видимо, подБУХивания подружки дюрбахлера служили неплохим водителем ритма. Собрали, как миленькие. Потом мы га до помойки отконвоировали, слушая бурчание про придурочных теток и бешеных собак.
       А мы не бешеные! Мы позавчера прививку сделали! Но пацанам это знать необязательно.
       А причем тут правописание через «о», спросите вы? Да ни при чем! Просто Аллегра весело написала.

      — Он у вас, что, больной, раз вы его в чехле водите? — дядька, зашедший с нами в лифт на первом этаже, кивнул на Варвару в комбинезоне.
      — Кто — «он»? — помедлив, спросила я не слишком дружелюбно. Предположить, что моя девочка, моя зайка, моя Чебурашка — больная и чесоточная! Надо ж такое придумать! — Кто — «он»?
      — Ну Шарик ваш! — Дядька казался себе таким остроумным!
      — Это от грязи, — спокойно объяснила я. (К чему нам в лифте эскалация напряженности?) — На улице несколько э-э… мокро, вам что-нибудь известно об этом?
      — спросила я, переводя взгляд на забрызганные дядькины брюки.
      — Так на собак ведь грязь не липнет!
      Мы рассеянно кивнули ему в знак согласия и выгрузились на своем этаже. «Придурок», — пожала плечами я. «Придурок», — вздохнув, согласилась Варвара. Ее всегда огорчало, когда к ней относились неадекватно. Мы помолчали в полном согласии и зашли в квартиру — снимать комбез, мыть ноги, мыть коридор…
      Апрель на Урале может сравниться только с октябрем на Урале. Иногда — с сентябрем или ноябрем. Но если осенью грязь на улице воспринимается со знаком «минус» (впереди зима…), то весной — это чаще повод для шуток: еще немного, еще чуть-чуть! Ну такая у нас весна-красна, ничего не поделаешь! Снег мешается с дождем, лужи с сугробами. Утром — снегопад, вечером — реки разливанные. Утром — в валенках с галошами, вечером — в резиновых сапогах. Нормальное дело! Вчера было +5, сегодня -4, к ночи обещали -10, а завтра 0.
      Все, что валится с неба, а потом тает, собака тащит домой. Поэтому наше спасение — комбинезон! Да, мы в меньшинстве. В нашей округе в комбезе, кроме нас, ходит только одна собака — кокер-спаниель. Может, поэтому прохожие уверены, что комбинезон мы надеваем для тепла. «Смотри, Кирюша, собачка гулять пошла в пальтишке, потому что мерзнет! И не плачет, и не капризничает, как ты!»
      Собачка не плачет. Собачка делает такое специальное несчастное лицо, которое особенно удачно получается на фотографиях и которое имеет большой успех у окружающих в плане сочувствия. «Посмотрите, люди добрые! Бьют меня, лапы моют, в шуршащем мешке ходить заставляют!… Голуби летят над нашей зо-оной. Голубям нигде преграды не-ет… Хорошо бы вместе с голубями мне сейчас на волю улететь!»
      Одевание на прогулку и мытье лап после нее — аттракцион «Кто кого переупрямит». Уговаривать ее бесполезно… Варвара прячет лапы, вздыхает, бурчит, переступает. Надо делать все быстро, весело, сноровисто. Но даже потом, когда все кончено, она поднимает на меня глаза — печальные, карие, со слезой, со всей скорбью еврейского народа, хотя никакого отношения к еврейскому народу она вовсе не имеет.
      Увидела в телевизоре, наверное, что так смотрят все лирические героини. Впрочем, разгулявшись, Варвара о своих апрельских страданиях забывает. Ничего ей не жмет, не кусает и не колет. Варвара скачет, носится за бутылкой или игрушкой, выбивая фонтаны грязевых брызг, с интересом занюхивает территорию и с гордым видом фланирует мимо двух сторожевых стояночных псов. Те ее не узнают и заходятся в лае. Варвара весело бежит вперед. И вот снова передо мной любимый вид: задорно помахивающий хвост над толстенькой круглой попой.
      Апрель — самый веселый месяц. Хотя по пейзажам такого и не скажешь.
 
      Одни апрельские беседы на улице «со знатоками собак» чего стоят!
      — Это у вас как порода называется?
      — Мастиф.
      — Какой мастиф?
      Ну, думаю, попался знаток. Английского мастифа от испанского отличает! Может, даже филу и бордоса знает! Открыла рот, только успела вякнуть: «Английский», как собеседник меня перебил: «У моего соседа на даче такой же живет, как у вас, один в один — ВНИМАНИЕ! — кунгурский мастит. Они, говорят, хитрые такие… Ваш хитрый?»

       Лето — тоже человек, и в этом году оно решило отдохнуть где-нибудь в Турции. Однако и мы с Варварой — человека, поэтому, помахав лету платочком, выехали на близлежащий водоем. Для компании была приглашена еще дюжина моих коллег — старых и новых знакомцев Варвары…
       Итак, Урал, начало июля, поездка с ночевкой. Собственно, она, поездка эта, была вполне классическая: основная масса и мы с тетей Варей доехали без приключений на арендованном микроавтобусе, отдельные индивидуумы, желая выпендриться и непременно ехать 50 километров с рюкзаками на велосипедах, разумеется, потерялись — приехали на другую сторону озера, пришлось в сумерках выдвигаться группе спасателей, нам с собакой в том числе.
       Как проходила поисково-спасательная операция? Сейчас расскажу. Собака шла за мной след в след, нимало не заботясь о том, что порядочным псам полагается нюхать дорогу и рыскать по темному лесу в поисках тропы. Естественно, по пути мы залезли в болото, потерялись сами. Светила себе сотовым телефончиком. Нашлись все, слава Богу.
       Потом еще одни товарищи, отправившиеся В ПОХОД на машине, застряли на проселочной дороге, не доехав до нас пару километров, пришлось всем гуртом идти, толкать. Варвара благоразумно держалась в тени и стать тягловой лошадью не торопилась.
 
       Потом пели-пили, жарили шашлыки, сидели у костра, я на лодке, пробитой пулей (дырка в днище, как бутылка закрытая какой-то простецкой пробочкой), катались по озеру. Как сказал нам местный рыбак, одолживший лодочку: «Главное, не бойтесь и не шевелитесь. Плавать все умеете?». Лодочку делал явно тот, у кого обе руки левые, ибо раскачивалась и кренилась она почище подвесного моста в фильмах про скалолазов. Никто, впрочем, не свалился, зато покатались — хапнули экстриму.
       Скованная обещанием «искупаться ночью голышом», отведав алкоголю, я все-таки решила слово сдержать, но… наполовину. Искупаться, но в купальнике. Благо, все уже были хороши, солнце погасло, и в чем я там купаюсь — всем было по барабану. Сотоварищ мой по купанию «голышом» под шумок тоже искупался в приличном виде, так что, увы, обошлось без непотребства и оргий.
       И о чем хочется написать, не сдерживая праведного гнева! Я, кандидат в мастера спорта по плаванию (в далеком прошлом), на третьем гребке запыхтела, как загнанный паровоз, зафыркала, как раненый кит. Вот что значит нездоровый образ жизни, девчонки!
       Стоны мои и судорожные плавательные вздохи неслись по глади озера аж до самой Новой Зеландии, и, в конце концов, народ заинтересовался — чем мы там занимаемся. А ничем. Просто я проплыла два метра и стояла, дышала с присвистом минут пятнадцать. А, ну и для вида побулькивала ногами иногда. Типа — резвлюсь в водах. Как русалка. Игривая нимфа. Афродита недобитая. Но надо заметить, при такой фантастической акустике, что давало ночное озеро, бронхические хрипы звучали и вправду эротично. Добавьте к этому вздымающуюся грудь, голую спину с лямкой купальника, мокрые волосы…
       Мальчик-сотоварищ от удивления вообще не особо плавал (пловец, видать, такой же, как я), стоял, глазел. Ну и слушал. Готова поклясться, что у него на языке вертелась фраза типа: «Теперь я знаю, как заниматься с тобой любовью».
       Сие свербит в мозгу третьи сутки и на данный момент составляет базис моих порнографических фантазий. Правда, после того, как довелось полюбоваться собой на фотографиях, сексуальной прыти у меня поубавилось. Все люди как люди, а я как колода. Ужасссссссссс. Не знаю, нравится ли себе хоть кто-нибудь на фотографиях, но я точно не из их числа.
       В целом, с погодой повезло. Все было хорошо: выпивка закончилась ночью, еда утром. Варишна держалась молодцом. Поначалу, правда, шарахалась от мужиков (есть у нее такая фобия), даже предупредительно бурчала, когда особо резвые тянули ручонки к морде. Потом ничего, привыкла, гладить-тискать разрешала. Обработала ее Фронтлайном, она тут же, не отходя от кассы, полезла в воду. Купаться не купалась, так, бороздила у берега по колено в воде. Плавать не любит. Я ей и мячик кидала, и под попу ее подпихивала — нет, не хочет. Если я залезала в воду — бегала по берегу, лаяла, скакала, беспокоилась, но хоть ты там утони сто раз — в глубину не полезла бы.
       Конечно, корм свой есть не стала, попрошайничала, но ненавязчиво, умеренно и быстро отвязывалась. Представьте, люди без закалки — сидят, едят, а на них смотрят эти печальные глаза, в упор смотрят, причем не откуда-то снизу, а на одном уровне. Луж и забыла, что «эти глаза напротив» могут оказывать такое влияние. Причем, самое интересное, что у меня поросенок не просил. Знал, что от матери-ехидны только огрызки могут перепасть, да и то по настроению.
       Неправильно было бы написать, что она носилась по лесу. Отнюдь. Плелась нога за ногу, исключительно в качестве моего хвоста. Без особой инициативы, так, по долгу службы. Понюхивала кусты, иногда забегала чуть вперед, но никакие птички-рыбки внимания ее не привлекали.
       Надо отдать должное: ходила со мной до последнего, на все вылазки, и только убедившись, что я подбираюсь к спальному месту, заняла исходную горизонтальную позицию. В общем, Варишна молодец, ни разу не выбилась из образа мега-флегматичной, благодушной, в меру воспитанной собаки, в гробу видевших всех походников.
       Но все-таки один раз она удивила даже меня. Дело в том, что изначально ей было выделено место У ВХОДА в палатку. Место было оборудовано на уровне 5-звездочного отеля, с ковриками, подушечками и дежурным колокольчиком для вызова прислуги. Сверху местечко было закрыто тентам, так что снега-дожди неженке не грозили. С собой же в палатку мы ее не пригласили по причине того, что палатка позиционировалась как ОДНОМЕСТНАЯ, в которую меня саму взяли по блату. Ну и вот, поцеловав Варюшеньку-душеньку на ночь, запаковавшись в спальники, закрыли палаточку на «замочек»…
       И тут Варишна встает и деликатно так кашляет у входа. Мол, алле-гараж, вы никого тут не забыли на улице?! Совести-то совсем ни стыда?! Оставили, главное, собаку посреди леса и довольны?!
       Мы замерли, ждем, что дальше будет. Варвара, покашляв вдовое, начинает натурально ломиться «в дверь», грозя сломать не только «замочек», но и саму палатку на хлипких колышках. И при этом так душераздирающе кряхтеть и вздыхать, что сердце мое дрогнуло. Думаю, сама буду сидя спать, но дитя на улице не оставлю!
       Дитя, вломившись внутрь, довольно свернулось калачиком в ногах и тут же захрапело на всю ивановскую. Кстати, нам оно, дите, совсем не мешало, наоборот, грело всю ночь, а комары от запаха мокрой псины обалдели и даже не кусали.
       Под утро, устав спать калачиком, Варишна, тактично походив по нам копытами, нашла еще более удобное положение: легла между нами третьим номером. Тоже, как ни странно, было вполне уютно, мягко и сладко. Так мы и встретили новый день.
       Потом, когда пришло время потихоньку выползать из палаток, выползли все…, кроме Вари. Ей так понравился «домик», что она, на две секунды смотавшись к ближайшему кусту, молнией ринулась обратно в палатку, чтобы никто не занял тепленькое местечко. Там она и провела почти весь второй день, изредка совершая разведвылазки в сторону стола. А на столе — шаром покати. Варишна особо расстраиваться не стала, а зевнув, почапала обратно в палатку — дремать на боевом посту. Умаялась вчера ходить по лесу, бедняга! А лапы-то не казенные!
       Финал нашего пребывания на природе оказался смазанным. Дав понять, что хорошего помаленьку, пора бы и в сторону домашнего матраса двигать, Варвара явно затосковала. Села у машины, хозяева которой на берегу невинно резались в «мафию», и гипнотизировала дверцу. Пришлось попроситься пассажирами, хотя по сценарию вся группа возвращалась на электричке.
       В машине было не протолкнуться, ибо туда сгрузили всю тяжесть: палатки, спальники, мангалы, ведра… Так что мы ехали, как улитки, застрявшие на выходе из своей раковины: под головой мешок с мусором, бок колет чья-то палатка, под ногами коврики, на голове Варвара, дышит, слюнями обливает, ерзает, потому что ее под бок подпирает чей-то сложенный велосипед. В результате мастиф все-таки нашел оптимальную позицию. Попа и задние ноги — на сиденье, а передние ноги — на полу. Медвежий же ее лобешник удобно подпирал ручку переключения скоростей. Доехали как в капсуле приземления космонавтов: руки-ноги вперемешку, бортовые приборы махнули на нас рукой и уже ничего не показывали. Толку — нам показывать…
       Выгрузившись из машины, честно отбуксирована собачку на травку — пописать. Собачка, еле переставляя ноги, доковыляла до травки и рухнула, как больной жираф. Еще пять минут ушло на уговоры дойти-таки до подъезда, подняться на лифте, прошмыгнуть в квартиру и там уже отдаться во власть ничем не замутненного лежания.
       Дома Варвара доползла до кухни, залпом выпила два или три литра воды, отдышалась, попросила добавки, шумно выпила и ее, обтерлась лапой и, повесив на спину табличку «Не беспокоить!», завалилась спать. Давно, понимаешь, не спала!
       Табличку моя выносливая девушка сняла только к вечеру следующего дня. Реабилитации очень способствовал здоровый сон, нежная свежая колбаска и забота близких, тоже, впрочем, ходивших на полусогнутых.
       Вечером мы осторожно, как паралитики, тихонько выползли на свет божий, на улицу. Быстро сделав свои дела, собака остановилась и с недоверием уставилась на меня: не понесет ли черт опять куда-нибудь в Сыктывкар или во Владивосток. И если что, она меня тут подождет.
       Сегодня с работы она велела мне особо не торопиться. Логично полагая, что чем позднее мы выдвинемся на прогулку, тем на меньшее расстояние уйдем от дама. Так что сегодня я гуляю.

      Решила сесть на диету. Основная мысль: «налегайте на мясцо и уменьшится пузцо».
 
      Какие «мясы» есть в природе, кроме колбасы, я не знала. Обратилась к могучему Интернету.