Тайны русского слова
ModernLib.Net / Религия / Ирзабеков Василий / Тайны русского слова - Чтение
(стр. 1)
Василий Ирзабеков
Тайны русского слова
Предисловие. Душа России
О чем эта книга, которую вы взяли в руки, быть может, из любопытства? О нашем языке? Нет — она о Боге. О Том, Который сотворил мир Своим Словом (Ин. 1,13), Который Сам есть Слово.
Наша будничная речь привычна для нас, как дыхание, но в то же время она либо исполнена Божественным отсветом, либо искалечена лукавой лексикой. Апостол Иаков напрямую связывал нашу речь с духовной жизнью, со спасением:
«Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело»(Иак. 3, 2). Но язык — это и великая заповедь творчества: человек получил от Господа возможность творить посредством своего слова. Это и бесценное сокровище, которое мы часто бездумно расточаем.
Все ли мы помним про нашу ответственность перед Богом за слово? А она велика, о чем предупреждают нас евангельские строки:
«За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день Суда»(Мф. 12, 36). Поразительно, но наше слово — станет главным свидетелем о нас на Суде Божием:
«От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишъся»(Мф. 12, 37). Недаром и представители современной науки, например академик Ф.Я. Шипунов, утверждают, что раз произнесенные или воплощенные в событиях слова
«запечатлеваются в любой точке Вселенной навсегда».
«Мы обязаны знать, —пишет профессор доктор филологических наук В.Ю. Троицкий, —
одухотворенный русский язык — душа России, ее святыня, предметное воплощение высших духовных ценностей, нерушимое духовное достояние, без которого человек (и народ!) теряет свое лицо, при поругании которого народ испытывает, ущерб своего достоинства и духовной самостоятельности, оттесняется, становится нравственно уязвимым и духовно бессильным. Мы, как зеницу ока, должны беречь родное слово. Слово дано для стремления к истине. Судьба наша — в словах, нами произносимых».
Но что же может напомнить современному человеку о духовной сущности как слова, так и великого родного языка в целом? Иногда это может быть свежий взгляд того, кто родился в иной культуре и потому особенно остро переживает богоданность русского языка. Я встретил такого человека — было это еще во время моей учебы в Московской Духовной Академии. Во время разговора о происхождении русских слов с иностранцем, православным епископом, знатоком русского языка, я услышал от владыки восторженные слова:
«Вы, русские, очень счастливые люди. Слова вашего языка творили святые. Слова эти все свидетельствуют о Боге, о вечности, призывают ко спасению, в Царствие Божие».
А несколько лет назад на православной конференции в Саратове произошла другая (считаю — промыслительная) встреча. Я познакомился с азербайджанцем Василием Давыдовичем Ирзабековым, который оказался филологом, исследователем русского языка. Его удивительные, яркие выступления целиком захватывали слушателей, высвечивая то, что мы обычно не замечаем: язык наш — это великое духовное достояние, святыня нашего народа. Тогда я горячо порекомендовал ему написать об этом книгу. И вот я с радостью держу в руках рукопись.
Книга Василия Ирзабекова «Тайна русского слова» — это признание в любви к русскому языку. Она утверждает высокий строй души русской, связанной с Божественным Светом Истины. Это не специальное лингвистическое исследование, а скорее, популярное, чрезвычайно живое, образное и острое размышление о связи языка и духовности, культуры русской речи и здоровья души. Она говорит о силе и скрытых возможностей слова. Девизом ее я бы поставил слова:
«Кто светел, тот и свят».
На примере жизни и творчества самого автора можно видеть, как благодатное слово преображает национальные покровы сознания, делая их общечеловеческими, надкровными.
Исследуя в своей книге природу слова как такового, его внутренний, изначальный смысл, говоря о таинственных корнях человеческой культуры и цивилизации, Василий Ирзабеков приводит яркие примеры связи слова с явлениями и предметами культуры. Он обращается к людям разного уровня мышления, воспитания и образования — и каждый может найти в этих размышлениях что-то свое, сокровенно затрагивающее душу. Примеры и рассуждения автора о связи слова и души человеческой особенно актуальны в наши дни — дни поругания слова, разнузданности уличной, да и общественной речи.
Всем строем своей книги автор утверждает: там, где нарушается божественное достоинство человеческого слова, там происходит искажение божественного достоинства человека, его образа, его «иконы», там происходит отход от Творца, от нравственности, от культуры человеческих отношений — и человек становится рабом, скотом, зверем, не помнящим своего родства.
Проповедуя единство души человеческой
(«души одной»,по слову автора), Василий замыкает свой очерк на Святой Руси, на Православии как на конечной составляющей «всечеловечества». Вновь стать русскими, обратиться к своим духовным истокам — таков призыв этой книги к нашим современникам, отчасти раскрывший «тайну русского слова» и его глобальный смысл в нашу эпоху тотального грехопадения.
Игумен Петр (ПИГОЛЬ),
кандидат богословия, первый проректор Российского православного института св. Иоанна Богослова, декан философско-богословского факультета, зав. информационно-издательским сектором Отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви, главный редактор альманаха «К Свету»
1. Язык Бога или язык черни?
Удивительно, но язык каждого народа, пусть даже немногочисленного, обязательно содержит в себе информацию о Боге. Точнее, те представления о Творце, которые бытуют именно в этой конкретной общности людей. Даже у полудикого племени индейцев, затерянного где-нибудь в дебрях Амазонки, в их весьма скудном, на наш просвещенный взгляд, лексиконе наверняка найдутся слова, относящиеся к их божествам. Воти получается, что если безбожного человека еще можно встретить, то безбожного языка просто быть не может.
Так, в лексике некоторых тюркских языков мы встречаем интересные параллели со Священным Писанием. Скажем, в азербайджанском языке слово
человекзвучит как
адам,что сразу же возводит нас к самым истокам ветхозаветной истории. Слово
предательпроизносится как
хаин —да-да, тот самый Каин, совершивший самое первое и тяжкое предательство: убийство единокровного брата. Значение
чуждый, нездешний, несведущий, не наш человек —это
хам,что также не нуждается в особых комментариях. Такая вот причудливая ветхозаветная матрица.
Что касается русского языка, то мы можем говорить о нем, как о явлении сакральном. При внимательном любовном рассмотрении становится ясным, что он повествует нам об Иисусе Христе, содержит сокровенное знание о Нем.
Корни и мысли
Начнем со слова
человек:что оно значит в русском языке?
Обращаясь с этим вопросом к различным аудиториям, нередко слышал в ответ:
«чело»и
«век».Однако это не несет в себе никакой смысловой нагрузки, чего попросту не может быть. Невероятно, чтобы слово, означающее в столь богатом языке понятие
венец Божьего творения,было случайным набором не стыкующихся меж собой смыслов. Вспоминаю в этой связи, как был участником отпевания блаженного младенца, который прожил три неполных дня, но, к счастью, его успели окрестить. Я еще поинтересовался тогда у священника: какие же грехи у этого крошечного создания? И услышал в ответ, что даже новорожденный несет на себе печать первородного греха, — и в этом заключается одна из тайн человеческой природы. Немало повидавший за свои более чем полвека, я не нашел тогда в себе мужества взглянуть на
челоэтого ангелочка. А уж какой там век?! Но Церковь отпевала именно
человека!
Так что же значит это удивительное слово —
человек?
Замечательное объяснение нашел я в «Славянорусском корнеслове» Александра Семеновича Шишкова. Но сначала скажу несколько слов о самом этом великом русском человеке. Адмирал и госсекретарь, один из славных защитников Отечества, верой и правдой служивший четырем царям, министр просвещения и президент Российской Академии наук, он посвятил свою книгу государю Николаю I. Цель труда всей своей жизни он выразил в следующих словах:
«Попытаемся, откроем многое доселе неизвестное, совершим главное дело и оставим будущим временам и народам обдуманное, обработанное и требующее для дальнейшего исправления уже мало попечений».
Человек необычайной популярности, яростный поборник чистоты родного языка, Александр Семенович ратовал за удаление из него вошедших в моду многочисленных иноязычных заимствований, связанных с тогдашним засильем французского. Протест его был направлен также и против засилья французских гувернеров, заполонивших Россию, — воспитателей будущей элиты общества.
Однако А.С. Шишков находил поддержку и понимание не у многих своих современников, большинство считали иначе:
«Дитя играючи научится сперва говорить, потом читать, потом писать, и как французский язык необходимо нужен, напоследок будет писать так складно, как бы родился в Париже...»
«В этой-то самой мысли, —не соглашается А.С. Шишков, —
и заключается владычество его над нами и наше рабство.
Для чего истинное просвещение и разум велят обучаться иностранным языкам?Для того чтоб приобрести познания. Но тогда все языки нужны. На греческом писали Платоны, Гомеры, Демосфены; на латинском Вергилии, Цицероны, Горации; на итальянском Данты, Петрарки; на английском Мильтоны, Шекспиры. Для чего ж без этих языков мы можем быть, а французский нам необходимо нужен?
Ясно, что мы не о пользе языков думаем;иначе за что нам все другие так унижать пред французским, что мы их едва разумеем, а по-французски, ежели не так на нем говорим, как природные французы, стыдимся на свет показаться? Стало быть, мы не по разуму и не для пользы обучаемся ему; что ж это иное, как не рабство?»И далее: «Я
сожалею о Европе, но еще более о России. Для того-то, может быть, Европа и пьет горькую чашу, что прежде, нежели оружием французским,
побеждена уже была языком их».
И это именно к А.С. Шишкову обращается на страницах «Евгения Онегина» его автор, в который раз используя в тексте романа иностранные слова в оригинале:
Du comme il faut...
(Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)...
Однако вернемся к теме нашего разговора — о сокровенном значении слов в русском языке. В своей книге А.С. Шишков пишет:
«Исследование языков возведет нас к одному первобытному языку и откроет: как ни велика их разность, она не от того, чтоб каждый народ давал всякой вещи свое особое название. Одни и те же слова, первые, коренные, переходя из уст в уста, от поколения к поколению, изменялись, так что теперь сделались сами на себя не похожими, пуская от сих изменений своих тоже сильно измененные ветви. Слова показывают нам, что каждое имеет свой корень и мысль, по которой оно так названо».
Человек словесный
Рассматривая народ как существо духовного порядка, мы можем назвать язык, на котором он говорит, его душой, и тогда история этого языка будет значительнее, чем даже история политических изменений этого народа, с которыми, однако, история его тесно связана.
Вильгельм Кюхельбекер
Так что же все-таки означает слово
человек?А.С. Шишков возводит его этимологию непосредственно к понятию «слово»:
слово —словек — цловек — чловек — человек.И дело не только в том (хотя и это немаловажно), что таким образом подчеркивается главное отличие людей, как существ словесных, мыслящих словами, от всего живого, сотворенного Богом, но и в том, что
Слово —это прежде всего имя Самого Бога! На какую же неизмеримую высоту поднимает нас эта мысль, какое высокое достоинство придано всем нам. Вспомним Евангелие от Иоанна:
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»(Ин. 1, 1-3). Больно слышать, когда Православную веру пытаются (и попытки эти в последнее время становятся все более настойчивыми) представить всего лишь одной из религий. Можно ли с этим согласиться? Ни в коем случае. Ведь Господь Бог наш Иисус Христос, в Которого мы веруем, личностен. Именно в этом заключается коренное отличие нашей веры от иных религий. Господь был явлен нам, воплотившись, жил среди нас, учил и исцелял нас, радовался и горевал вместе с нами, принял за нас крестные страдания. И разве не этим сокровенным делится с нами святой апостол Иоанн: «О
том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривала и что осязали руки наши, о Слове жизни, — ибо жизнь явилась и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, —о
том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы а вы имели общение с нами: а наше общение — с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом»(1 Ин. 1, 1-3). И далее:
«Сей ученик и свидетельствует о сём, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его»(Ин. 21, 24). Вспомним, любимый ученик Спасителя даже слышал биение сердца своего Божественного Учителя, приникнув к Нему во время Тайной Вечери. И если пафосом иных верований является мысль о ничтожестве человека пред лицом Всевышнего, то Священное Писание говорит нам о совершенно ином — что мы созданы по образу и подобию Божию. Пречистыми устами Господа нашего Иисуса Христа оно взывает к нашему с вами Небесному достоинству.
«Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный», —читаем в Евангелии от Матфея (Мф. 5, 48).
«Посему ты уже не раб, но сын», —вторит святой апостол Павел (Гал. 4, 7). Но если Отец наш есть Слово, то рожденные от Него, конечно же,
словеки, чловеки, человеки.И это уже родство не только по плоти от ветхозаветного праотца Адама, о котором мы упомянули ранее. Все неизмеримо выше, божественнее, сокровеннее.
«Над небом голубым!..»
Не знаю, читал ли Николай Васильевич Гоголь Шишкова, но как проникновенны его слова из «Выбранных мест из переписки с друзьями»:
«Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданства, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство».
Кстати, нелишне будет поведать о той печальной метаморфозе, которую претерпело само слово
гражданинв советский период нашей истории. Ведь именно тогда оно стало ассоциироваться с понятием
казенщина,более того, с весьма специфичным понятием общения с
«гражданином начальником».Вспомним, будучи заподозрен в чем-то противоправном, человек из дружественного разряда «товарищей» автоматически переходил в печальную группу изгоев — «граждан». А ведь изначально слово это обозначало высшую похвалу и пожелание православному человеку стать по завершении земного бытия насельником Небесного Града Иерусалима, и именно от этого
Градаведет свое происхождение высокое слово
гражданин.Не потому ли так нелепо звучат для нас, нынешних, бывшие некогда хрестоматийными строки:
«Смотрите, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!»
Вот и в популярной песне Б. Гребенщикова «Под небом голубым» (авторство его мне кажется весьма сомнительным, так как и мелодия, и слова эти известны не одно столетие) всего из-за одного-единственного предлога искажен ее сокровенный смысл. На самом деле стихотворение это звучит несколько иначе:
«Над небом голубым есть Город Золотой».Речь в этой песне идет все о том же Небесном Граде Иерусалиме.
А взять, к примеру, слово
славяне —по Шишкову, это люди, одаренные особым даром слова. И это правда: ни у одного народа в мире нет больше такой великой литературы, каковой является русская словесность. Конечно, есть множество народов, литература которых насчитывает не одно столетие и даже тысячелетие, но дело не в возрасте. Хотя по историческим меркам русская словесность еще достаточно молода в силу юности нации, главное ее отличие от всех иных — прежде всего, в том, что в творениях ее классиков, как ни в какой иной литературе, показана вся глубина, все неуловимые оттенки движения души человеческой, и ее ангельские, лучезарные взлеты, и тяжкие мрачные падения. Никогда и нигде не ставились доселе так властно и с такой пронзительной любовью и болью «проклятые вопросы» человеческого бытия. А потому, отмечая то огромное влияние, которое она неизменно оказывала на весь строй души русского человека, на его умонастроения и в конечном итоге на судьбы нации, находившийся в эмиграции Иван Бунин в 1925 году горько констатирует:
«Нынешнему падению России... задолго предшествовал упадок ее литературы».
Вспоминаю, как покойный дед мой, окончивший классическую гимназию, а позже преподававший в ней, неизменно называл литературу
словесностью.Невольно задумываешься о том, как же правильно обозначали наши воистину просвещенные предки важнейшую область человеческой деятельности, более иных связанную с человеческой душою: именно
словесностью,а не
литературой,где
литера —все лишь буква. Воистину:
«Имеющий ухо (слышать), да слышит»(Откр. 2, 17).
Вся правда Христова
Язык классической нашей литературы XIX века весьма богат потому, что создавали его люди глубокой мысли, люди высоких стремлений... Если язык русский есть богатство, наследие отцов наших, то славные писатели наши, как добрые сыны, приумножают отцово наследие. Не департамент одобрил их речь, не министерство рекомендует — нет, весь народ русский на Севере, на Волге, в срединной России, в Сибири читает и слушает эту речь и находит, что все сказано статно и внятно.
Борис Шергин
Не так давно в культурной жизни нашей страны произошло событие мирового значения: прославленная балерина Майя Плисецкая отмечала свой юбилей. В одном из телевизионных интервью восьмидесятилетняя балерина (она мужественно не скрывала своего возраста, не буду делать этого и я) заявила:
«Вот говорят, что в начале было слово, а я говорю, что в начале был жест».Эффектно, ничего не скажешь, но отчего-то стало грустно. Не хочется думать, что великая танцовщица так и не удосужилась открыть Евангелие от Иоанна. Или, может, не заметила, что в первой же фразе
Словонаписано с большой буквы. Ибо это Бог. Как оказалось, можно дожить до весьма солидного возраста, сохранив прекрасную физическую форму (согласитесь, сегодня это все же редкость), снискать заслуженную мировую славу, но так и не уразуметь того, что было осознано и, что гораздо ценнее, прочувствовано полуграмотным, а то и вовсе безграмотным простым русским человеком и два, и три, и пять веков назад. «Я
утверждаю, —пишет Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя», —
что наш народ просветился уже давно, приняв в свою суть Христа и учение Его. Мне скажут: он учения Христова не знает, и проповедей ему не говорят, — но это возражение пустое: все знает, все то, что именно нужно знать, хотя и не выдержит экзамена из катехизиса. Научился же в храмах, где веками слышал молитвы и гимны, которые лучше проповедей. Повторял и сам пел эти молитвы еще в лесах, спасаясь от врагов своих, в Батыево нашествие еще, может быть, пел: "Господи Сил, с нами буди!"И тогда-то, может быть, и заучил этот гимн, потому что кроме Христа у него тогда ничего не оставалось, а в нем, в этом гимне, уже в одном вся правда Христова». Так можем ли мы не ощутить драгоценность языка русского, несущего нам
«всю правду Христову»?Можем ли остаться равнодушными к раздумьям великого писателя:
«Главная же школа христианства, которую он прошел — это века бесчисленных и бесконечных страданий, им вынесенных за всю историю, когда он, оставленный всеми, попранный всеми, работающий на всех и на вся, оставался лишь с одним Христом-Утешителем, Которого и принял тогда в свою душу навеки и Который за то спас от отчаяния его душу!»
2. Кто светел, тот и свят
Давно известно, что восприятие какого-либо предмета или явления во многом зависит от того, с каких позиций мы их воспринимаем. Меняется ракурс — и тогда слова, привычные слуху и не сулящие, казалось бы, ничего нового, приобретают совершенно иной смысл. Блистают — как дивной красоты алмаз — многоцветием граней. И тогда по-новому осознаешь, кажется, давно известное: что в том же слове
образованиесодержится очень важная для всех нас — и тех, кто учит, и тех, кто учится — информация. Ведь корень этого слова —
образ,то есть
икона.
Сам язык наш многомудрый подсказывает нам, тугоухим, что самое главное для «образователей» всех ступеней вовсе не передача суммы неких знаний. Это подразумевается само собой. Куда важнее, оказывается, восстановление в человеке образа Божия. Да-да, извечное христианское стремление вернуть человеку, созданному по
образуи подобию Божию,
иконичность,некогда им трагично утраченную. Нам, Иванам, не помнящим своего высочайшего родства, русский язык настойчиво напоминает о нем, зовет прежде к постижению — еще до законов физики и химических формул, до математических уравнений и правил грамматики — именно этого совершенства. А потому и
безобразие —есть именно потеря образа Божия. И как же понятна становится наша любовь к иконам, трепетное к ним отношение, ведь
образвсегда стремится к
первообразу.
Такой же подход нужен и к слову
наказание.В процессе образования и воспитания никак не обойтись без наказания, однако понимать его нужно не как истязание, а как дачу
наказа,то бишь наставления. Словом, наказание есть не что иное, как важная органичная составляющая этого процесса.
Внутренний гордец сопротивляется
Это как же, восклицает наш внутренний гордец, — всякий человек есть икона?! А как же убийцы, террористы, воры, всякого рода проходимцы, которым несть числа. Парадоксальность (но только внешняя!) заключается именно в том, «то и они, так страшно распорядившиеся данной им божественной свободой воли, — тоже созданы по образу и подобию, тоже иконы, только порой поврежденные до неузнаваемости.
Восстановить утраченную иконичность под силу ее Создателю, Которому, в отличие от человеков, все возможно. Так это происходило в истории христианства со многими святыми. Так случилось и с Савлом, который непостижимым для нас Промыслом Божиим из неистового гонителя христиан превратился в святого первоверховного апостола Павла. Так случилось в одночасье на Голгофе с благоразумным разбойником, который принес искреннее покаяние и первый последовал вослед за воскресшим Спасителем в рай.
Думаю, с понятием
иконичноститесно связано понятие
личности.Вспомним, сколько копий было сломано, сколько слов потрачено педагогами и философами, писателями и политиками, всевозможными специалистами в области образования и воспитания по поводу формирования гармонически развитой
личности,как непримиримы порой их позиции в определении самого главного — критериев этой самой личности. И это изрядно поднадоевшее: а Наполеон — личность? А Чингисхан? А Сталин?
Нельзя не обратить внимания на то, что «номинантами» на роль личностей, как правило, выступают люди, пролившие моря крови. И разве это не красноречивое свидетельство нашей ущербности? Ведь обретение личности — это, прежде всего прочего, уподобление Тому, Кто есть носитель
Лика.И именно по этому пути шли все наши святые, иного просто нет.
Что же касается пресловутых критериев, то о них убедительно свидетельствует Евангелие: это слова и поступки самого Христа. Личность — это Тот, Кто, будучи Господом, смиренно умывает пыльные ноги своим ученикам, простым галилейским рыбарям. Личность — это Тот, Кто с необозримой высоты Голгофского Креста, истекая кровью, зверски избитый и оплеванный, оклеветанный и осмеянный, распятый, одного взмаха ресниц Которого было бы достаточно, чтобы смести всю эту толпу, все это воинство, весь этот неблагодарный, погрязший в мерзостях мир, — просит Отца Своего Небесного:
«Отче! прости им, ибо не знают, что делают»(Лк. 23,34).
Может ли слово быть без корней?
Не приходилось ли вам задумываться о том, почему нам так больно, именно больно, смотреть на избитое, обезображенное лицо другого человека? Несколько лет назад, оказавшись во время паломнической поездки в Никольском женском монастыре города Арзамас, с болью в сердце припал к иконе Пресвятой Богородицы, над которой глумились в бесовском опьянении безбожники, изрубив топором изображение глаз Пречистой. Но свершилось Божье чудо — и над шрамами заново проявились очи Приснодевы, как вечное напоминание всем нам о том, что святыня норугаема не бывает.
А разве человек — не святыня? И разве допустимо для нас, православных, называть несчастных, обездоленных людей, несущих на себе пусть замутненный, но отпечаток Бога, постыдной аббревиатурой
бомж,позабыв, что подобных людей на Руси всегда называли
бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками,что — помимо простой
человечностисамого слова — очень точно отражало их состояние. Не будем, следуя заветам мудрых предков, зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы.
Вспомним, однако, что все эти уродливые наросты на нашем языке: «бомж», «зэк», «комбед», «наркомпрос», «наркомпром», «эсэсэсэр» и им подобные — появились сразу же после воцарения безбожной власти. А потому напоенные христианской поэтикой
сестра милосердияи
брат милосердияпреобразились в
медсеструи
медбрата.Смешно сказать, но этой печальной участи не избегло даже слово
жалованье,превратившись в
зарплату.Хоть и не худшее из всех «новоязовских» слов, но насколько оно неуклюже по сравнению с его благородным предшественником!
И все это случилось неспроста. Искажение языка — это одно из позорных свидетельств отпадения русского человека от Бога. И тогда человек попросту перестал рассматриваться власть предержащими как творение Божие, как Его образ. Только так могло появиться и позорящее человеческий образ слово
рыло,столь печально укоренившееся среди так называемого «простого народа». Вот и запасаются теперь спиртным и снедью в расчете не на человека, а на (прости, Господи!)
рыло.Почти по Гоголю!
Даздраперма и Урюрвкос
Искажения коснулись и имен. Вспоминаю, как три десятилетия назад в одной южной республике тогдашнего СССР отец семейства, дождавшийся, наконец, после трех дочерей рождения вожделенного сына, назвал его — Нэрд. Оказалось, такого имени нет ни у одного народа, так что в ЗАГСе поначалу отказались записывать малыша. Не мудрено. Ведь это была аббревиатура, придуманная отцом, которая расшифровывалась как
научный эксперимент Рагима Джавадова(вот как!). И отец проявил-таки настойчивость, на целых шестнадцать лет (пока у парня не появилась законная возможность самостоятельно взять нормальное благозвучное имя) испоганив жизнь своего единственного наследника и сделав его объектом многочисленных насмешек и издевок сверстников.
Дальше — хуже. На нашей приличной в общем-то улице жили два брата-близнеца, оба отъявленные хулиганы, одного из которых звали Маркс, а другого — Комиссар. Помню, как сокрушались тогдашние взрослые по поводу того, что, дескать, позорят они такие высокие имена. Я же нынче понимаю, что как раз носители именно таких имен имели больше шансов стать бандитами и головорезами.
А чего стоят эти уродливые прозвища-монстры взамен благозвучных имен из святцев, которыми стали во множестве одарять новорожденных, — все эти
Даздрапермы(да здравствует первое мая),
Вилены(Владимир Ильич Ленин),
Марлены(Маркс и Ленин),
Сталины, Урюрвкосы(ура, Юра в космосе)... С каким восторгом извещает своих читателей газета «Известия» за 8 января 1924 года о новых советских ритуалах:
«На нашу молодежь религиозные праздники действуют подзадоривающе. Именно в эти дни хочется подчеркнуть свой решительный отрыв от религиозного прошлого и от всего, что связано с религией. Еще недавно рабочая молодежь на улицах и площадях сжигала изображения и куклы богов и святых всех стран и народов. Теперь, перейдя к более углубленным методам антирелигиозной пропаганды, она сжигает свое религиозное прошлое. И вот каким образом: в Иваново-Вознесенске на рождественских праздниках стали перекрещиваться: Степанова Нина — Нинель, Широкова Мария — Октябрина, Демидов Петр — Лев Троцкий, Марков Федор — Ким, Смолин Николай — Марат Тендро, Гусев Павел — Лев Красный, Клубышев Николай — Рэм Пролетарский, Уваров Федор — Виль Радек, Челышев Иван — Иван Красный.
Не только комсомольцы и партийцы "перекрещиваются ", но нет отбоя и от беспартийных.
-Товарищ, прошу меня перекрестить.
-Фамилия?
-Дворянкин, беспартийный.
-Как хочешь называться?
-Красный Боец.
Их много теперь этих беспартийных "Коммунаров Калыгиных"...»
Но даже малое дитя знает ныне, что
«как вы судно назовете, так оно и поплывет».Вот и приплыли.
Философия имени
Вспомним, как завораживает нас родословие Иисуса Христа с первых же строк Евангелия от Матфея. Вспомним, как начинаются молитвы наши:
«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!»И это неудивительно, ведь имя — мистический образ личности! Более того, наше отчество связывает нас с нашим отцом, а фамилия — с целым родом не просто звуковым и графическим образом.
О. Павел Флоренский, посвятивший этому феномену книгу «Имена», пишет:
«Поверьте, что тема личности дается именем,-и все остальное — лишь простая разработка этой темы по правилам контрапункта и гармонии... Имена — такие произведения из произведений культуры. Высочайшей цельности и потому высочайшей ценности, добытые человечеством».
Эпиграфом к ней он поставил слова А.Ф. Лосева из книги «Философия имени», которые не могу не привести:
«А то, что имя есть жизнь, что только в слове мы общаемся с людьми и природой, что только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления, это все отвергать — значит впадать не только в антисоциальное одиночество, но и вообще в античеловеческое, в антиразумное одиночество, в сумасшествие.
Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|
|
