- Ну да, конечно, - перебил его настоятель. - Вспоминаю. Библейский исследователь из Великобритании - Джеффрис, доктор Джеффрис - присылал мне очень милое приглашение поучаствовать в переводе каких-то находок на арамейском языке. Он не слишком распространялся, но даже то малое звучало интригующе. Если бы я не был в то время столь болен, у меня бы появилось искушение принять это приглашение. Только тогда это было невозможно. Не можете ли вы, мистер Ренделл, открыть, в чем дело? Обещаю, что все останется между нами.
      Уже не колеблясь, за пять минут Ренделл раскрыл самое главное из содержащегося в Пергаменте Петрония и Евангелии от Иакова.
      Когда он закончил, глаза отца настоятеля горели.
      - Может ли быть такое? - бормотал он про себя. - Может ли быть такое чудо?
      - И может, и есть, - спокойно заверил его Ренделл, - но все зависит от вашей оценки одного странного фрагмента в папирусе, обнаруженном во время раскопок.
      - Это Божья работа, - заявил отец настоятель. - А я всего лишь Его слуга.
      Ренделл поднял портфель себе на колени, открыл его и вынул оттуда эдлундовскую фотографию папируса номер девять. Найдя страницу, он сказал:
      - Открытие было сделано в древнем курортном месте неподалеку от Рима профессором Августо Монти, итальянским археологом. Мне дали понять, будто сам профессор Монти и его дочь около пяти лет назад хотели связаться с вами, чтобы подтвердить подлинность этой находки. Но потом я узнал, что его дочь просто физически не могла приезжать на Гору Афон...
      - Никак не могла.
      - ... но я думал, что, возможно, профессор Монти сам приезжал, чтобы проконсультироваться с вами.
      Огромная борода настоятеля качнулась из стороны в сторону.
      - Никто, ни один человек с таким именем никогда не встречался со мной. Во всяком случае... - Тут его голос дрогнул, уголки глаз наморщились, как будто он пытался что-то припомнить. - Вы сказали, Монти? Погодите, он не из Римского университета?
      - Правильно.
      - Вспоминаю, что был обмен корреспонденцией, я действительно вспоминаю, что такое было. Это случилось года четыре или пять назад. Но, возможно, даже раньше. Этот римский профессор желал, чтобы я приехал к нему в гости, он был готов заплатить за то, чтобы я приехал к нему в Рим и помог идентифицировать какие-то арамейские папирусы. Но сам он был слишком занят, чтобы приехать сюда, на Гору Афон. Чуть позднее - это я уже вспоминаю другое - доктор Джеффрис, приглашая меня принять участив в переводе, ссылался на какого-то итальянского археолога, как на открывателя двух удивительных документов первого века. Но вот что касается личной встречи с Монти здесь, на Афоне, или в любом ином месте - нет, мне никогда не посчастливилось встретиться с ним.
      - Я не об этом думал, - ответил Ренделл, пытаясь скрыть свое чувство горечи. - Мне просто хотелось удостовериться. - Он опустил портфель на пол, оставив на столе фотокопию ключевого папируса и лист с окончательным переводом с арамейского на английский. - Вот что я привез сюда, на Афон, чтобы показать вам. Но, прежде чем я покажу это вам, отче, позвольте объяснить возникшую проблему, ту самую, которую, как я надеюсь, вы разрешите.
      Пропуская детали, касающиеся Богардуса и его роли в Воскрешении Два, Ренделл кратко объяснил, что некто, хотя сам Международный Новый Завет уже был в печати, споткнулся на некоем анахронизме, на несоответствии в переводе отрывка, описывающего бегство Иисуса из Рима через плодородную долину, где ранее было озеро Фуцинус.
      - Так вот, согласно римским историкам, - сделал заключение Ренделл, озеро Фуцинус было осушено только лишь тремя годами позднее.
      Настоятель понял.
      - Позвольте-ка мне глянуть на перевод, - попросил он.
      Ренделл передал ему страницу с переводом.
      - Это четвертая и пятая строка.
      Отец настоятель прочитал перевод про себя, затем перечитал четвертую и пятую строки уже почти что вслух: "И Господь Наш, - ммм... - этой ночью прошел через обильные поля Озера Фуцинус, осушенные Клавдием Цезарем, возделываемые ныне..." - Грек задумчиво начал покачиваться взад-вперед. Так. А теперь позвольте мне глянуть на арамейский текст, с которого перевод был сделан.
      Ренделл передал отцу настоятелю фотокопию. Пожилой грек глянул на нее, скорчил недовольную гримасу и поднял голову.
      - Но, мистер Ренделл, это же всего репродукция. Мне нужно видеть оригинал папируса.
      - У меня нет его, отче. Мне, да и кому-либо другому, просто не позволили бы путешествовать с ним. Папирус слишком ценен. Они все хранятся под стражей в специальном сейфе в Амстердаме.
      Было видно, что настоятель Петропулос разочарован.
      - Тогда порученная вами задача будет вдвойне сложной. Читать арамейский текст, все эти мелкие значки - само по себе сложно. Но чтобы еще проверять их по репродукции, да еще и пытаться правильно перевести содержание - это практически невозможно.
      - Но ведь эта фотография была сделана в инфракрасных лучах, чтобы выявить самые затертые значки, и...
      - Не важно, мистер Ренделл. Репродукция - это всегда нечто вторичное, и практически всегда - для моих старческих глаз - невозможное для прочтения.
      - Но, по крайней мере, сможете ли вы попробовать с этой фотографией, отче?
      - Попытаюсь. Я действительно собираюсь этим заняться.
      Охнув, он поднялся с места, подошел к столу, на котором стояла лампа, открыл ящик и вынул оттуда огромную лупу.
      Затаив дыхание, Ренделл глядел, как настоятель наклонился, держа фотокопию папируса под лампой и внимательно разглядывая с помощью лупой. Несколько минут, в полной собранности, он изучал копию. Наконец Петропулос отложил лупу на стол, после чего шаркающей походкой вернулся к своему месту, где тут же взял лист с переводом и внимательно перечитал его еще раз.
      Не говоря ни слова, он возвратил перевод Ренделлу и, взъерошив свою бороду, поднял листок с фотокопией вверх.
      - Знаете, конечно же, у доктора Джеффриса и его коллег имеется то преимущество, что они работали с оригинальным папирусом. Учитывая это, можно сказать, что их перевод великолепен. Если это так, тогда кодекс<Кодексом назывались листы пергамента или папируса, сшитые в "книжку" - Прим. Перев.> или свиток, который данный фрагмент представляет, следует рассматривать как самое замечательное и волнующее открытие в истории Христианства.
      - Я не сомневаюсь в этом, - согласился с ним Ренделл. - Я сомневаюсь лишь - или, по крайней мере, интересуюсь - был ли перевод с арамейского языка сделан точно?
      Отец настоятель почесал бороду, чтобы выиграть время.
      - Насколько я сам мог сделать суждение по фотографии, перевод сделан совершенно точно. Но я не могу поклясться, давать кому-либо обещания, что это именно так. Многие значки в тексте, как вы и сами могли видеть, выцвели, они практически стерлись, смазались с течением столетий. Некоторые слова, как раз в тех строках, которыми вы интересуетесь, едва читаемы.
      - Я знаю, отче, но все же...
      Не обращая внимания на гостя, пожилой хозяин продолжил:
      - С этими древними рукописями всегда так. Неспециалист не может понять всей проблемы. Первое, мы имеем дело с физическим материалом, с папирусом. А что такое папирус, который был использован для рукописи вроде этой? Этот писчий материал изготавливали из сердцевины стебля папируса, растения нильского региона Египта. Сердцевина нарезалась на полосы, и два слоя этих полосок склеивались друг с другом крест-накрест. Окончательная "бумага" из папируса была не более стойкая, чем наша нынешняя дешевая оберточная бумага, и, конечно же, не приспособленная для того, чтобы пережить девятнадцать столетий. В сыром климате папирус распадается. В сухих условиях он живет уже дольше, но при этом становится совершенно ломким; он может превратиться в пыль под прикосновением пальца. Тот фрагмент папируса, фотографию которого вы мне показали, наверняка столь хрупок, столь изношен, что надписи на нем совершенно неотчетливы. Далее, в первом веке нашей эры, арамейские тексты записывались знаками квадратной формы, каждая буква или значок на такой рыхлой бумаге ставились отдельно. Кто-то может подумать, что теперь слова будет легче разделять и читать. Совсем наоборот. Значительно легче читать слова, в которых буквы соединены курсивом или каким-то другим его видом, вот только, к несчастью, соединенные слова, курсивное письмо появилось только в девятом веке. Вот какие имеются сложности, очень трудно преодолимые, если судить о тексте по его репродукции.
      - Тем не менее, арамейский текст был прочитан и полностью переведен.
      - Да, был, равно как и тридцать одна сотня древних фрагментов и рукописей Нового Завета, существующих во всем свете - и восемьдесят из них были сделаны на папирусе, а две сотни из них написаны унциалом, то есть, заглавными буквами - и все они были успешно переведены. Вот только перевод был сделан с огромными трудностями.
      Тем не менее, Ренделл продолжал настаивать на своем:
      - Но, несомненно, все сложности в этих папирусах тоже были преодолены. Евангелие от Иакова было переведено. Вы же сами сказали, что верите в то, будто перевод может быть верным. Но, тогда, как вы объясните неточности в тексте?
      - Тут имеется несколько возможных объяснений, - ответил отец настоятель. - Нам не известно, был ли Иаков в 62 году нашей эры достаточно грамотным, чтобы написать это Евангелие собственноручно. Такое вполне возможно. Но, скорее всего, чтобы сэкономить время, он диктовал его амануэнсису, опытному писцу, после чего лишь поставил собственную подпись. Этот папирус может быть тем, что было написано писцом, или скрибой, в первый раз, но, вполне возможно, этот папирус может быть и дополнительной копией - одной из двух копий, которые Иаков, по его словам, выслал Варнаве и Петру. Слушая диктовку, писец мог что-то расслышать неправильно, неправильно понять, неверно перенести на папирус. Или, что тоже возможно, копиист, по причине усталости, по причине того, что о чем-то задумался, мог переписать слово, несколько слов, целую фразу неправильно. Не забывайте о том, что в арамейском языке одна лишь точка над или под словом, или точка, поставленная в не том месте, может полностью изменить значение слова. К примеру, здесь имеется арамейское слово, которое может обозначать "мертвый", но может означать и "деревня" - и все это зависит от того, где стоит точка. И подобная этой маленькая ошибка и могла повлиять на возникновение анахронизма. Либо же, записывая или диктуя жизнеописание Христа через тринадцать лет после Его смерти, память Иакова могла подвести его при описании, где и каким образом Господь Наш бежал из Рима.
      - Вы сами верите в это?
      - Нет, - сказал на это отец настоятель. - Этот материал был слишком ценным, даже в то время, чтобы позволить людскую небрежность.
      - А во что вы верите?
      - Я верю: наиболее вероятное объяснение состоит в том, что современные переводчики - при всем моем уважении к доктору Джеффрису и его коллегам сделали ошибку при переводе с арамейского языка на английский и на другие современные языки. Ошибка могла случиться по двум причинам.
      - Каким же?
      - Первая из них заключается попросту в том, что сегодня нам не известны все арамейские слова, известные Иакову в 62 году нашей эры. Нам неизвестен полный арамейский словарь. Для этого языка никаких словарей не существовало, ни единого из них до нас не дошло. Поэтому, хотя мы успешно и определили большинство слов, каждый новооткрытый папирус приносит нам неизвестные слова, которых раньше мы и не видели. Вспоминаю одну находку, сделанную в гроте Мурабба'ат, в одном из оазисов Иудейской пустыни; меня пригласили, чтобы помочь с переводом. Находка состояла из законных договоров, написанных в 130 году нашей эры на арамейском языке предводителем еврейских мятежников, Бар-Кохбой, который в 132 году начал восстание против Рима. Так там было множество арамейских слов, которых я до того никогда не встречал.
      - И как же вы тогда перевели их?
      - Точно так же, как доктор Джеффрис со своими коллегами перевели некоторые неизвестные слова, которые обязательно должны были встречаться в папирусах Иакова - путем сравнения их с известными словами в тексте, путем попыток понять их значение, которое придавал им автор, путем сходства с известными грамматическими формами. Я хочу сказать при этом, что довольно часто просто невозможно выразить древний язык современными словами. В подобных случаях перевод становится уже проблемой интерпретации. Но подобного рода интерпретации могут вести и к ошибкам.
      Отец настоятель задумчиво почесал бороду и продолжил:
      - Вторая же опасность, мистер Ренделл, заключается в том, что каждое арамейское слово может иметь несколько значений. Например, имеется одно арамейское слово, которое означает "намек", "приказ" и "счастье". Переводчику следует решать, какое значение имел в виду Иаков. Решение переводчика является одновременно и субъективным, и объективным. Говоря субъективно, он должен взвесить расположение различных слов в строке или нескольких строках. Говоря объективно, он должен попытаться увидеть, что точка или линия, которые могли существовать в прошлом, к настоящему времени стерлись. И так легко просмотреть, просчитаться, промахнуться. Ведь люди всего не ведают. Их всегда подозревают в неверных оценках и деяниях. Переводчики Нового Завета по версии короля Иакова работали с древнегреческими текстами, и они упоминали об Иисусе как о "его Сыне". На самом же деле, у древних греков не было слова типа "его". В Пересмотренной Стандартной Версии это было исправлено, и мы читаем "Сын". Подобное изменение было, скорее всего, более точным, и оно изменяет значение ссылок на Иисуса.
      - А могло случиться подобное в нынешнем переводе?
      - Вполне могло. Арамейский текст был переведен так, что мы читаем, будто Господь Наш "шел через обильные поля Озера Фуцинус, что были осушены". Если вы замените "поля вокруг" или "близкие поля" на "поля", и "которые могли быть" на "которые были", значение полностью меняется.
      - И вы верите в возможность того, что эти слова были переведены неправильно?
      - Я верю в то, что это наиболее вероятное объяснение.
      - Ну а если они были переведены правильно? Если перевод верен?
      - Тогда бы я рассматривал подлинность Евангелия от Иакова как сомнительную.
      - Ну а если просто ошибка в переводе?
      - Тогда я бы считал новое Евангелие верным и наиболее значительным открытием в человеческой истории.
      - Отче, - сказал Ренделл, склонившись вперед на своем стуле, - неужто вам не кажется, что стоило бы затратить любые усилия для того, чтобы выяснить, действительно ли это Евангелие является самым значительным во всей истории человечества?
      Казалось, что настоятель Петропулос сконфузился:
      - Что вы пытаетесь этим сказать?
      - Я предлагаю вам завтра утром вернуться со мной в Амстердам и там, на месте, самому проверить оригинал папируса, и раз и навсегда сказать, имеем ли мы действительно открытие, либо же это всего лишь ложный текст.
      - Вы хотите, чтобы я отправился с вами в Амстердам?
      - Завтра же. Все ваши расходы будут оплачены. Вашему монастырю будет сделано крупное пожертвование. Но самое главное, подтверждение вами подлинности избавит Международный Новый Завет от каких-либо подозрений.
      Отец настоятель задумчиво кивнул.
      - Последнее здесь - самое важное. Это будет Божья работа. Да, мистер Ренделл, такая поездка возможна. Но не завтра.
      - Замечательно! - воскликнул Ренделл. - Но когда вы сможете прибыть?
      - Уже давно я планировал посетить, в качестве представителя нашей монастырской республики на Горе Афон, церковный совет Греческой Православной Церкви, где председательствовать будет мой начальник и приятель, Его Святейшество Патриарх Константинопольский. Мне обязательно необходимо присутствовать на этой встрече вместе с другими митрополитами. Мы должны приложить все усилия для объединения всех наших восьми миллионов верующих. Совет начнется через семь дней в Хельсинки. Я планировал вылететь из Афин в столицу Финляндии через пять дней, считая от сегодняшнего.
      Пожилой настоятель с трудом поднялся на ноги. Ренделл был уверен, что за густой бородой кроется улыбка.
      - Так вот, мистер Ренделл, - продолжил монах, - я решил выехать отсюда днем раньше, через четыре дня, и сделать небольшое изменение маршрута. После всего, ведь можно считать, что Амстердам лежит на пути в Хельсинки, разве не так? Да, я обязательно приеду, чтобы глянуть на оригинал вашего папируса и сказать, имеем мы дело с чудом или подделкой... А сейчас, мистер Ренделл, вам следует отдохнуть перед обедом. Для вас мы приготовили наш самый большой деликатес. Вы когда-нибудь пробовали вареного осьминога?
      * * *
      ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ТРЕМЯ ДНЯМИ ПОЗДНЕЕ в Амстердам, Ренделл считал, что Джордж Уилер и остальные издатели будут взбешены его похождениями.
      Вместо этого реакция Уилера была для него абсолютным сюрпризом.
      Вообще-то, Ренделл вернулся вчера вечером - он покинул Гору Афон в понедельник рано утром и прибыл в Амстердам во вторник вечером - и собирался встретиться с Уилером сразу же, а после того его ждала еще одна неприятная сцена, разговор с Анжелой Монти. Но обратное путешествие, мучительный спуск с вершины на муле, частная лодка, прибрежный пароходик, перелет на реактивном лайнере из Салоник в Париж, пересадка в Париже, самолет до Амстердама, поездка на такси из аэропорта Шипхол в гостиницу, забрали у него гораздо больше сил, чем первое путешествие.
      К себе в номер он попал, чуть ли не падая от усталости, совершенно не имея сил для встречи с Уилером или с Анжелой. Он не мог дойти даже до душа. Поэтому он свалился на кровать и проспал до нынешнего утра.
      Отправляясь к себе в кабинет в отеле "Краснапольски", Ренделл решил, что пока что еще не готов говорить с Анжелой. Поначалу самое главное, сказал он сам себе. Необходимо было провести два испытания веры: относительно подлинности Слова и честности Анжелы, и Слово было на первом месте.
      Из приемной кабинетов издателей он сделал внутренний звонок Анжеле, сухо приветствовал ее, проигнорировав ее теплое поздравление с возвращением, и объяснил, что будет занят с издателями в течение всего дня (а поскольку он прекрасно знал, что это не так, и не желая видеть девушку по возвращению к себе в кабинет, Ренделл тут же дал ей какое-то поручение в Netherlands Bijbelgenootschap, Голландском Библейском Обществе). Что же касается встречи сегодня вечером, то от прямого ответа он уклонился. Возможно, что вечером я еще буду занят, сказал он, но если что, то он даст ей знать.
      Покончив с этим, Ренделл направился в кабинет Уилера, ожидая самого худшего, но вот тут его ждало изумление.
      Он с порога импульсивно начал рассказывать, не давая издателю ни малейшей возможности перебить себя, объясняя, где он был и что сделал за последние пять дней.
      Уилер выслушал его с доброжелательным интересом, а уж ответил, чуть ли не с благодарностью и поздравлениями:
      - Ну что ты, я совершенно не беспокоился о том, что ты забросил свою работу по продвижению проекта. Никто из нас не подумал такого. Мне кажется, гораздо более важно, чтобы ты сам убедился, что ничего неправильного у нас нет. Ведь, после всего, мы и не могли ожидать, что ты вложишь все сердце в продажу изделия, если не будешь верить в него на все сто процентов.
      - Спасибо, Джордж. Как только отец настоятель Петропулос увидит фрагмент и одобрит его, я буду обращен полностью.
      - А вот это еще одна вещь, за которую мы должны выразить тебе благодарность. Ведь нам всегда хотелось вытащить Петропулоса из его отшельнического укрытия, чтобы еще раз проверить перевод, но каждый раз нам это не удавалось. Ты добился успеха там, где мы прокалывались, так что мы должны быть тебе благодарны за инициативу. Не потому, что у нас были какие-либо сомнения относительно этого папируса. Но это будет для нас дополнительно почетным - привлечь настоятеля к участию в проекте, что доставит громаднейшее удовольствие, когда он сам развеет наши последние сомнения.
      - С твоей стороны, Джордж, это просто замечательно. А теперь я берусь за работу. Ко дню нашего объявления все будет готово.
      - День объявления! Мы все облегченно вздохнем, когда все это наступит и пройдет. Тем не менее, хотя необходимо поддерживать себя в боевой готовности, думаю, кое с чем уже полегче.
      - Не понял? - удивился Ренделл.
      - Что касается Хеннига, мне кажется, мы придумали подходящий план защитить его от шантажа Пламмера. А что касается нашего внутреннего Иуды, этого сукина сына Ганса Богардуса, то мы его выгнали. Мы вышвырнули его в ту же самую минуту, как возвратились из Майнца.
      - Вы это сделали?
      - О, он тут петушился, угрожал нам, точно так же, как угрожал тебе, предупреждал, что немедленно укажет Пламмеру и де Фроому на так называемый фатальный прокол, и они уничтожат нас в ту самую минуту, как только новая Библия станет достоянием общественности. Мы заявили, что пускай идет и говорит что угодно, вот только его дружки с этого ничего не поимеют. Как только они увидят Библию, они тут же поймут, что она непобедима. И с этими словами мы выгнали Богардуса на улицу.
      Никогда в жизни Ренделл еще не испытывал подобного впечатления. То, что издатели не побоялись Богардуса, и их готовность принять проверку их папируса отцом настоятелем Петропулосом, практически полностью восстановили веру Ренделла в проект.
      Но нужно было задать еще один вопрос.
      - Джордж, у меня с собой в портфеле фотография папируса номер девять...
      - Не нужно таскать с собой подобную ценность. Ты обязан хранить ее под ключом в своем шкафу.
      - После всего произошедшего я так и буду делать. Но мне хотелось бы сравнить фотографию с оригинальным папирусом, что лежит в нашем хранилище. Мне хотелось бы увидеть, неужто оригинал и вправду легче читать. Другими словами, хотелось бы узнать, с чем будет работать отец настоятель.
      - Значит, ты желаешь взглянуть на оригинал? Ладно, раз это сделает тебя счастливым. Нет проблем. Давай я позвоню мистеру Гроату в хранилище и попрошу его извлечь оригинал и приготовить его для осмотра. После этого спустимся в подвал, и ты сможешь все увидать сам. Только предупреждаю, там нечего особенно смотреть. Пытаться что-то увидеть на древнем фрагменте папируса - дело практически невозможное, если ты не эксперт вроде Джеффриса или Петропулоса. Тем не менее, ты так много сделал для этого, опять же даже увидать рукопись 62 года нашей эры, на которой запечатлены слова, написанные братом Иисуса Христа... Это такая штука, о которой ты пожелаешь рассказать своим внукам. Ладно, давай я свяжусь с мистером Гроатом, а потом мы спустимся вниз.
      Все это произошло до десяти часов нынешнего утра.
      И вот сейчас, в восемь минут одиннадцатого, Ренделл с Уилером находились в лифте, спускающемся в подземелья отеля "Краснапольски", где находилось созданное по специальному проекту хранилище, защищающее сокровища, что делали Воскрешение Два и Международный Новый Завет реальностью.
      Автоматический лифт остановился очень плавно, дверь раскрылась, и Ренделл направился вслед за Уилером по коридору в помещение, где их приветствовал вооруженный охранник, сидевший на раскладном стуле.
      После этого они направились дальше, по цементному полу, шаги эхом отдавались в соседних проходах. Повернув за угол второго коридора, они увидали пятно света в дальнем конце прохода.
      - Хранилище, - объяснил Уилер.
      Подойдя поближе, Ренделл заметил массивную пожарозащитную дверь с серебристым штурвалом и черно-белым пультом рядом.
      Неожиданно прямо на них выскочил худой мужчина. Его как будто выбросило из дверей, и он помчался навстречу посетителям.
      Те в удивлении остановились, и Ренделл изумленно пялился на мужчину, чьи обычно прилизанные волосы теперь стояли дыбом, щеточка усов тряслась, а пиджак был расстегнут, открывая болтающуюся кобуру. Это был господин Гроат, ответственный за хранилище.
      Он проскользнул мимо гостей, затем развернулся, но при этом не мог выдавить слов, так и рвущихся из горла.
      Уилер схватил его за плечо.
      - Гроат, черт подери, что происходит?
      - Мийнхеер Уилер! - вскричал тот. - Помогите! Ik ben bestolen! Politie!
      Уилер встряхнул его.
      - Эй, парень, говори по-английски! Spreak Engels!
      - Помогите, нам нужна помощь, - только и смог произнести здоровяк-голландец. - Я... мы... нас ограбили. Полиция... мы должны вызвать полицию!
      - Черт подери, Гроат, все это здание забито нашей собственной полицией! - сердито рявкнул Уилер. - Что случилось? Соберитесь и доложите мне, что произошло.
      Гроат раскашлялся, но потом кое-как смог выговорить:
      - Папирус... Папирус номер девять... его нет... исчез! Его похитили!
      - Вы с ума сошли! Такого не может быть! - проревел издатель.
      - Я искал везде... повсюду, - шептал Гроат. - Его нет в предназначенном для него ящике... и в других ящиках... его там нет... его нигде нет.
      - Не верю, - просопел Уилер. - Давайте, я гляну сам.
      И Уилер бульдозером поперся вперед, все быстрее и быстрее, сопровождаемый перепуганным Гроатом.
      Ренделл медленно пошел следом, пытаясь понять, уложить случившееся у себя в голове.
      Дойдя до открытого входа в хранилище, Ренделл осмотрел защищенное от пожара и взлома помещение. Это была камера не менее двадцати футов в глубину и десяти футов в ширину, выстроенная из армированного сталью бетона, к которому крепились ряды металлических ящиков, и во всех них, как слыхал Ренделл, изнутри имелась асбестовая прокладка. Четыре лампы дневного света были направлены на длинный прямоугольный стол, покрытый белым матовым материалом, на котором лежало около дюжины прямоугольных стекол.
      Внимание Ренделла привлекли действия Уилера и куратора хранилища.
      Гроат один за другим выдвигал широкие, низкие, покрытые сверху стеклом ящики, а Уилер проверял их содержимое. Пара перемещалась от одного ящика к другому, и издатель с каждой минутой казался все более растерянным, лицо его все сильнее багровело.
      Размышляя над тем, где в камере может найтись местечко, куда папирус могли положить по ошибке или даже спрятать, Ренделл осмотрел хранилище еще раз. Высоко на левой стене имелась пара вентиляционных отверстий, а под ними, на уровне глаз, ряд кнопок и выключателей, явно это была система контроля влажности для бесценных, но хрупких папирусов и пергамента. Каменные стены были чистыми.
      Ренделл оглянулся в тот самый момент, когда к нему подходили обескураженный, побагровевший издатель и совершенно бледный куратор.
      - Невероятно, но это правда, - прохрипел Уилер. - Папирус номер девять отсутствует.
      - Только он один? - недоверчиво спросил Ренделл. - А как с остальными? Они здесь?
      - Только один, - ответил Уилер, трясясь от сдерживаемой ярости. - Все остальное на месте. - Он растолкал Ренделла и Гроата, чтобы проверить запор на массивной стальной двери. - Никаких царапин, никаких кусочков краски. Его не взламывали.
      Ренделл обратился к куратору:
      - Когда вы видели папирус номер девять в последний раз?
      - Вчера вечером, - перепуганным голосом ответил Гроат, - вечером, когда я закрывал хранилище перед тем, как идти домой. Я проверяю каждый ящик, каждое вложение перед тем, как уйти вечером, чтобы убедиться, что все здесь, на месте, что система поддержания климата действует как следует.
      К нему повернулся Уилер.
      - С прошлого вечера сюда кто-нибудь приходил?
      - Нет, никого, - ответил ему перепуганный Гроат, - только вы и мистер Ренделл.
      - А как насчет охранников, которых здесь держит Хелдеринг? - хотелось знать Ренделлу.
      - Совершенно невозможно, - ответил куратор. - У них нет никакой возможности войти сюда. Они не знают сложной комбинации замка.
      - А кто знает комбинацию? - настаивал Ренделл.
      Уилер встал между ними.
      - Могу сказать, у кого имеется доступ. Это всего семь человек. Понятное дело, Гроат. Хелдеринг. Пять издателей: Дейчхардт, Фонтен, Гайда, Янг и я сам. Вот и все.
      - А может кто-нибудь украсть эту комбинацию? - спросил Ренделл.
      - Нет, - заверил его Уилер. - Комбинация никогда не записывается на бумаге. Все мы запоминаем ее. - Он потряс головой. - Нет, такого просто не может быть. Невероятно. Самая прибацанная тайна, с которой мне довелось встретиться. И здесь должна быть очень простая разгадка. Еще раз говорю, этого не могло произойти.
      - Тем не менее, это произошло, - возразил ему Ренделл, - и случилось это с одним-единственным фрагментом папируса - по совпадению - с тем самым, которым мы интересуемся, именно с тем, который мне хотелось увидеть.
      - Мне насрать, что это за папирус! - рявкнул Уилер. - Мы не можем себе позволить терять ни кусочка. Господи, это же будет катастрофа. Ведь мы даже не владельцы материала. Он принадлежит итальянскому правительству. Все это национальное достояние. После истечения срока аренды мы должны его возвратить. Но это даже не самое паршивое. Самое паршивое, что мы обязаны иметь все оригинальные папирусы, чтобы доказать подлинность нашего Международного Нового Завета.
      - Тем более, папирус номер девять, - спокойно заметил Ренделл. - Тот самый, относительно которого имеются сомнения.
      Уилер нахмурился.
      - Никаких сомнений.
      - Пламмер с де Фроомом расскажут про анахронизм всему миру, и с этим единственным фактом поставят под сомнение всю нашу Библию, если отец настоятель Петропулос не увидит фрагмент и не даст нам ответа.
      Уилер стукнул себя по лбу.
      - Петропулос! Совершенно забыл о нем. Когда он будет здесь?
      - Завтра утром.
      - Черт, вы должны оттянуть его приезд или вообще отменить его. Пошлите ему телеграмму. Передайте ему, что его проверка откладывается. Скажите, что мы свяжимся с ним в Хельсинки.
      Сердце Ренделла укатилось в пятки.
      - Джордж, я не смогу этого сделать. Он уже на пути в Амстердам.
      - Черт, Стив, ты обязан что-нибудь сделать! Нам нечего ему показывать. Так, а теперь не будем терять времени. Я иду предупредить Хелдеринга и его людей, сообщу Дейчхардту и всем остальным. Наша главная задача - выяснить где находится этот фрагмент и вернуть его на место.