- Очень просто. Проконсультируйтесь с ведущими специалистами по арамейскому языку. Большего вы все равно ничего сделать не сможете.
      - А кто является самым лучшим в мире специалистом по арамейскому языку?
      - Различные специалисты выделяют разных ученых. - сказал профессор Обер. - Есть много хороших, возьмем, к примеру, доктора Бернарда Джеффриса из Воскрешения Два, или же, с другой стороны, преподобного Мартина де Фроома. Но имеется один человек, который выше их на голову. Это настоятель Митрос Петропулос из монастыря Симопетра на Горе Афон.
      - Настоятель Петропулос? - морща лоб, переспросил Ренделл. - Его имя мне незнакомо. Равно как и Гора Афон. Где это?
      - О, это одно из последних по-настоящему необычных и привлекательных мест на земле, - смакуя свое сообщение, сказал профессор Обер. - Афон - это монашеское сообщество на отдаленном полуострове в Греции, где-то в ста пятидесяти милях севернее Афин через Эгейское Море. Это очень маленькая самоуправляемая территория, на которой располагается два десятка греко-православных монастырей, управляемых Священным Синодом в Кариесе, в состав которого входят по одному выборному монаху от каждого монастыря. Так было установлено более тысячи лет назад, скорее всего, в девятом веке нашей эры, Петром Атонитом, и этот христианский центр единственный, переживший исламское или же оттоманское правление. Где-то в начале нашего века, как мне кажется, на Афоне было почти восемь тысяч монахов, а сейчас - где-то около трех сотен.
      Все это было для Ренделла в новинку и казалось совершенно необыкновенным.
      - А эти монахи - что они там делают?
      - А что делают монахи повсюду в мире? Молятся. Они ищут духовного экстаза, единства с Богом. Они ищут священных откровений. В настоящее время на Афоне имеются две секты. Одна секта - кенобиты - состоит из ортодоксальных, жестких людей, подчиняющихся обету бедности, послушания и целомудрия. Другая секта - идеоритмики - более гибкая, более демократичная, разрешающая деньги, личную собственность, удобства. Понятное дело, что настоятель Петропулос принадлежит к монахам-кенобитам. Правда, замечательная репутация в исследованиях арамейского языка сделала его более светским человеком. Он посвящает исследованиям столько же времени, сколько и молитвам, точно так же, как другие еще занимаются преподаванием, иконописью, садоводством, когда не посвящают себя служению Богу.
      - Вы встречались с настоятелем? - спросил Ренделл.
      - Нет, лично я его не встречал. Но однажды я разговаривал с ним по телефону - трудно поверить, но в некоторых монастырях имеется телефон - и вот так я общался с ним. Видите ли, Гора Афон - это хранилище древних рукописей - в их библиотеках не менее десяти тысяч манускриптов - и несколько раз, когда находились забытые средневековые пергаменты, настоятель Петропулос присылал их мне на испытания. Но я знаю, что он, насколько мне известно, окончательный авторитет в арамейском языке первого века.
      Пока это говорилось, Ренделл провел поиски у себя в портфеле и нашел предназначенный для ограниченного круга список персонала, работающего или работавшего в отеле "Краснапольский" в Амстердаме. Он пробежался по списку языковых экспертов и переводчиков, принимавших участие в проекте. Только имени настоятеля Митроса Петропулоса среди них не было.
      Ренделл поднял голову.
      - Странно, если не сказать больше. Имя настоятеля не указано в качестве языкового консультанта Воскрешения Два ни в прошлом, ни в настоящее время. А ведь мы имеем самое значительное археологическое и религиозное открытие в истории. Оно написано на арамейском языке. А мы сейчас говорим о самом выдающемся знатоке арамейского языка, который имеется во всем мире. Но, тем не менее, этот человек никогда участия в проекте не принимал. Есть ли у вас хоть какая-нибудь идея, почему его услугами не воспользовались?
      - Уверен, что, время от времени, он предоставлял консультации, ответил на это профессор Обер. - Даже представить себе невозможно, чтобы такая находка, как папирусы Иакова, не попали ему на глаза. Этому должно быть какое-то объяснение.
      - Интересно, какое же объяснение?
      - Поговорите с вашими доктором Дейчхардтом или мсье Уилером. Ведь это они нанимают переводчиков. Они должны знать. Или же повстречайтесь с профессором Монти. Он тоже наверняка будет знать.
      - Так, - весьма неуверенно ответил Ренделл. Но тут же до него дошло, что до Уилера, равно как и до других издателей в Майнце, добраться будет невозможно. Профессор Монти на пенсии в Риме, его точно так же трудно достать. Внезапно ему в голову пришла мысль. - Профессор, у меня появилась идея, каким образом выяснить дело с настоятелем Петрополусом. Можно воспользоваться вашим телефоном?
      Обер поднялся с дивана и указал на телефон, стоящий на своем столе.
      - Пожалуйста, и не стану вам мешать. Я как раз хочу отнести папку с протоколами, заодно проверю, как там в лаборатории. Вернусь минут через десять. Не желаете, чтобы моя секретарша заказала вам разговор?
      - Если вам не трудно. Попросите ее связаться с нашей штаб-квартирой в Амстердаме. Я хочу переговорить с мисс Анжелой Монти.
      * * *
      ОН РАЗГОВАРИВАЛ С АНЖЕЛОЙ несколько минут. В ходе разговора он выяснял, как выполняются данные им задания, имеются ли какие-то дела, требующие его внимания. И потом уже, как бы случайно, он задал свой вопрос:
      - Кстати, Анжела, хочу спросить тебя еще вот о чем. После того, как твой отец сделал свое открытие, передавал ли он папирусы Иакова кому-нибудь из ведущих специалистов по арамейскому языку - или этим уже занялись издатели, когда находка перешла в их руки?
      - Ну почему, мой отец, конечно же, давал папирусы на проверку экспертам. Отец сам достаточно хорошо читает на арамейском, чтобы понять ценность того, что нашел, но он просто не мог поверить себе. Так что пришлось обратиться к ведущим специалистам по семитским языкам.
      - В Риме? Или он консультировался, где только мог?
      - Повсюду. Это было необходимо. И результаты тебе известны. - После этого была краткая пауза. - А почему ты спрашиваешь, Стив?
      - Ну мне просто любопытно.
      - Просто любопытно? Теперь-то я знаю тебя лучше, Стив. Почему ты занялся арамейским языком?
      Не было смысла удерживать тайну от нее, решил Ренделл. Сегодня утром Анжела доказала, что ей можно доверять полностью.
      - Ну, у меня нет времени объяснять все подробности. Я нашел шпиона в нашем проекте. Это не доктор Найт. Некто другой. И вот уже от этого человека я узнал нечто такое, что может быть - скажем, неправильным переводом с арамейского - но оно создает необъяснимое несоответствие в тексте.
      - Оу, такого не может быть! Слишком много специалистов по арамейскому языку, самые лучшие из живущих, изучали текст папирусов.
      - Ага, это-то меня и беспокоит, - сказал Ренделл. - Консультации могли проводиться и не со всеми. Здесь, в Париже, я узнал от профессора Обера, что наилучшим специалистом по арамейскому языку является Митрос Петропулос, настоятель одного из монастырей на Горе Афон в Греции. И я не нашел его имени среди тех, кто работал на Воскрешение Два. Тебе это имя что-нибудь говорит, Анжела?
      - Настоятель Петропулос? Естественно. Я лично встречалась с ним. Моему отцу было известно, что святой отец - это выдающийся специалист по арамейскому языку, и пять лет назад я с отцом отправилась на Гору Афон, чтобы там встретиться с настоятелем. Он был очень гостеприимным хозяином.
      - И твой отец показывал папирусы Петропулосу?
      - Конечно. Он просил настоятеля проверить и подтвердить подлинность арамейского текста. Это было незабываемое переживание. Монастырь - я уже забыла, какой точно - был такой живописный. Настоятель потратил массу времени на проверку и анализ сочинения. Отцу и мне пришлось остаться на ночь, есть эту ужасную пищу - думаю, это были вареные осьминоги - пока настоятель не закончил свою работу на следующий день. Сам он был потрясен находкой. Он говорил, что на земле ничто не сравнится с нею. И он полностью подтвердил ее подлинность.
      - Ну, поверь, мне это приятно узнать, - расслабившись, сказал Ренделл. - Единственное, что меня заставляет недоумевать, почему доктор Дейчхардт не нанял Петропулоса вместо доктора Джеффриса с целью надзора над окончательным переводом. Мне кажется, что настоятель должен быть первым, кого следовало привлечь для этой цели.
      - Так они пробовали, Стив. Мой отец сам рекомендовал святого отца, да и издатели хотели того же. Непреодолимым препятствием был сам Петропулос. Он очень долго постился, и вот - после ограниченного монастырского питания, из-за антисанитарных условий, грязной воды, он ужасно ослабел и даже серьезно заболел. В тот момент, как мы с отцом встречались с ним, он выглядел как щепка. Так что, когда началась работа по переводу, настоятель был слишком болен, чтобы оставить Гору Афон и приехать в Амстердам. А издатели не могли ждать, когда он выздоровеет. Они были довольны самим его подтверждением подлинности папирусов. Что же касается перевода, они чувствовали, что придется довольствоваться теми исследователями, которые были у них под рукой.
      - Это объясняет проблему, - сказал Ренделл.
      - Ну, а теперь ты перестанешь уже беспокоиться по пустякам и приедешь ко мне?
      - Обязательно. Встретимся вечером, дорогая.
      Повесив трубку, Ренделл почувствовал себя намного лучше. Если настоятель Петропулос подтвердил подлинность текста папируса, а профессор Обер подтвердил подлинность самого материала папирусов, уже ничего принципиально нового сделать было нельзя, новых вопросов не было. Если Ганс Богардус и обнаружил прокол в тексте, то это была лишь маленькая тучка, объясняющаяся неточностью перевода. Ренделл решил, что оставит последующие разъяснения издателям и их теологам. Сам же он сделал достаточно, чтобы чувствовать себя уверенным: Международный Новый Завет - и его наново возродившаяся вера - будут защищены от неприятеля.
      Через пять минут, с портфелем под мышкой, он ждал у дверей кабинета профессора Обера, чтобы сказать спасибо ученому за его время и неоценимую помощь.
      Когда тот вернулся, Ренделл поблагодарил его.
      - Сейчас я возвращаюсь в Амстердам, - сказал он. - Теперь для меня все стало ясно.
      - Ah, bon, я очень рад, - ответил ученый. - Давайте, я проведу вас до выхода. - Когда они уже пошли, профессор Обер спросил: - Значит, вы узнали от мисс Монти, что настоятель Петропулос работал для проекта?
      - Не совсем так, не для проекта, - ответил Ренделл. - Но еще раньше, пять лет назад, настоятель видел и проверил папирусы с Евангелием от Иакова, и он полностью подтвердил их подлинность. Профессор Монти со своей дочерью, Анжелой Монти, ездили в Грецию и провели два дня с Петропулосом в его монастыре на Горе Афон, где настоятель и ведет свои исследования в арамейском языке.
      Профессор Обер резко глянул на Ренделла.
      - Вы сказали, мсье Ренделл, что мисс Монти со своим отцом встречались там с настоятелем?
      - Правильно.
      - Они посещали Гору Афон вместе?
      - Да, мисс Монти с отцом ездили туда.
      - Так вам сказала мисс Монти? - все еще не веря, спросил Обер.
      - Да, так она мне сообщила.
      Профессор Обер откинул голову и залился смехом.
      - Pas possible!
      Ренделл остановился.
      - Что тут смешного?
      Профессор попытался сдержать свое веселье. Он положил руку Ренделлу на плечо.
      - Потому что она пошутила над вами, мсье Ренделл. Как выражается нынешняя молодежь - она прикололась над вами.
      Но Ренделлу было не смешно.
      - Не понял.
      - Сейчас поймете. Видите ли, каждый кто хоть что-нибудь знает про Гору Афон, должен понимать, что мисс Монти никогда там не была. Она никак не могла посетить этот полуостров, ни пять лет назад, ни сейчас, ни когда либо. Разве я не упоминал вам об этом раньше? В этом-то и причина, почему Гора Афон и считается одним из уникальнейших мест на всей земле. Ни одной женщине не позволено пересекать границу этой монашеской республики. За тысячу лет там не было ни единой женщины.
      - Что?
      - Это правда, мсье Ренделл. Начиная с девятого века, по причине обета целомудрия, с целью уменьшения сексуальных искушений, женщинам запрещено пребывать на Горе Афон. И на самом деле, за исключением насекомых и бабочек, за которыми ну никак не проследишь, там запрещены женские особи любого вида. На Горе Афон имеются петухи, но нет куриц, там есть быки, но нет коров, бараны - но не овцы. Там имеются собаки и коты, но только мужского рода. Все население исключительно мужское. Там никогда не рождались дети. Гора Афон - это страна, в которой нет женщин. Так что уверяю вас, ваша мадемуазель Монти подшутила над вами.
      - Но она говорила совершенно серьезно, - едва слышно произнес Ренделл.
      Глядя на лицо Ренделла, Обер тоже сделался серьезным.
      - Может она имела в виду, что профессор Монти один встречался с Петропулосом.
      - Никто из них с настоятелем не встречался, - мрачно заявил Ренделл, и Петропулос никогда не видел арамейского текста на папирусах. - Ренделл помолчал. - Но он увидит. Потому что я сам собираюсь показать его ему. Профессор, как я могу попасть на Гору Афон?
      ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
      НЕВЕРОЯТНО, НО ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ Стив Ренделл с удивлением понял, что попал в Средние Века.
      Был солнечный, истинно греческий день, когда он прибыл к цели своего путешествия, в монастырь Симопетра, древнее сооружение из камня и дерева, с галереями и висячими балконами, прижавшееся к скале в двенадцати сотнях футов над уровнем Эгейского моря.
      Неся с собой легкую сумку, в которой была лишь смена одежды и некоторые купленные в Париже туалетные принадлежности, а также свой портфель с кодовым замком, Ренделл устало тащился по пыльному двору. Перед ним шел отец Спанос, одетый в фиолетовую рясу монах средних лет, встретивший гостя, когда тот прибыл на муле, сопровождаемый косоглазым, пропахшим чесноком молодым местным проводником, Влахосом.
      - Следуйте за мной, следуйте за мной, - не оглядываясь, пропел отец Спанос на своем английском с жутким акцентом, и Ренделл, которому уже не хватало дыхания, начал подниматься за проворным монахом по крутым, шатающимся деревянным ступеням.
      Снизу до них донеслись тяжелые, неспешные удары, эхо от которых напоминало пронизывающий до мозга костей колокольный звон.
      Ренделл приостановился, удивленный звуками.
      - Что это? - спросил он.
      Дошедший к этому времени до конца лестницы отец Спанос прокричал вниз:
      - Второй призыв семандрона - деревянным молотом бьют по кипарисовым доскам. Первый призыв звучит в полночь. Второй - сразу же после полуденной трапезы, после него читают часослов и служат литургию. Третий, последний, прозвучит перед заходом солнца.
      Ренделл наконец-то добрался до верхней площадки лестницы.
      - И как долго будет идти эта вторая служба?
      - Три часа. Но не беспокойтесь, настоятеля Петропулоса вам не прийдется ждать так долго. Он уже ждет вас. Его молитвы будут краткими. Монах оскалил свои острые зубы. - Проголодались, так?
      - Ну...
      - Еда вам приготовлена. К тому времени, как вы закончите, настоятель тоже будет готов. Пошли.
      Ренделл вновь поплелся за отцом Спаносом по широкому, сырому, оштукатуренному коридору, прерываемому покрашенными колоннами в византийском стиле и фресками святых с опущенными долу глазами.
      В конце концов они добрались до гостевой комнаты, похожей на камеру-одиночку, с обязательной серой штукатуркой на стенах. В центре комнаты был длинный стол и две гладкие деревянные скамьи. На столе одиноко стояла оловянная тарелка и такая же миска с зелеными яблоками, сомнительной чистоты оловянная вилка и большая деревянная ложка.
      Отец Спанос указал Ренделлу на место за столом.
      - Сейчас вы поедите, - сказал гостеприимец. - После еды настоятель пригласит вас к себе, в комнату рядом.
      - Как отец настоятель себя чувствует? Я слышал, последние пять лет он серьезно болел.
      - Да, он чувствовал себя неважно. Кишечное расстройство. Иногда даже приступы брюшного тифа. Но наш отец настоятель выстоял. Климат, духовные упражнения, лекарственные травы и прикосновение к святым иконам вернули отцу настоятелю его силы. Он выздоровел.
      - Он не выезжал из общины в прошлые годы?
      - Нет, разве что два раза ездил в Афины. Но весьма скоро он планирует выехать за пределы Греции. - Отец Спанос повернулся и громко хлопнул в ладоши. - Сейчас послушник принесет вам еду.
      - Пока вы не ушли, - сказал Ренделл, - еще один вопрос. Я слыхал, что женщинам запрещено пребывать на полуострове. Это правда?
      Отец Спанос слегка кивнул и сообщил торжественным тоном:
      - Эдикт был выпущен десять столетий назад. Никакая особь женского пола, людского или животного, не допускается в нашу общину. Три исключения. Однажды, в 1345 году сербский король высадился со своей женой на берег. В более поздние времена царица Елизавета Румынская прибыла в монастырь, равно как и леди Стратфорд де Реклифф, супруга британского посла, но их обеих повернули обратно. Кроме этих случаев, в которых Сатана явно приложил свое копыто, никаких других женщин здесь не было. Пример. В 1938 году в возрасте восьмидесяти двух лет здесь упокоился наш добрый брат Михайло Тольто. Он прожил здесь и умер, так и не видя женщин в течение всей своей жизни.
      - Как такое возможно?
      - Мать брата Тольто умерла родами. Он попал сюда ребенком, четырех лет от роду. Здесь вырос, дожил до старости, никогда не покидая этих мест, никогда не видя своими глазами женщины. Еще один пример. - Вновь острозубая ухмылка. - Один греческий гинеколог, которому до смерти надоели его пациентки, пожелал мира и спокойствия. Он прибыл на Афон в отпуск. Здесь, как было ему известно, никакая пациентка не сможет достать его. Мы не страдаем искушениями, приносимыми дочерьми Евы. Есть только братия и Господь. Надеюсь, вам понравится наше скромное угощение.
      Не успел отец Спанос выйти, как появился скромный послушник в потертой рясе с едой для Ренделла. Все было очень просто: комковатая овсяная каша, куски вареной рыбы, привозной овечий сыр, очищенные овощи, черный хлеб, кофе по-турецки и апельсины. Анжела, равно как и проводник Влахос приготовили Ренделла к вареным осьминогам, но ничего подобного не было, за что он был особо благодарен. А кувшин с крепким красным вином делал еду более сносной.
      Тем не менее, мысли Ренделла были заняты не едой, но событиями двухдневной давности, пережитыми им в Париже.
      Анжела Монти предала его доверие. Она солгала ему. Она рассказала ему о своем посещении Горы Афон со своим отцом - единственного места на земле, куда доступ ей был заказан.
      В течение всего тяжелого путешествия он был переполнен яростью, причем вся она была направлена против Анжелы. Ведь он так любил, так верил этой итальянке. Когда на прошлой неделе у него появился повод считать ее предательницей, ей удалось полностью убедить его в собственной невинности. И после этого он любил ее и доверял ей даже сильнее, чем раньше. И вот теперь - эта окончательная, уже ничем не объяснимая ложь.
      В самых паршивых моментах своего путешествия из Парижа в Грецию, в своих бешеных диалогах, ведущихся про себя, Ренделл открещивался от Анжелы, называя ее безнравственной, продажной сучкой. Хотя сам он терпеть не мог называть так любую женщину. Но эти слова были проявлением его ярости, разочарования в женщине, которая, как он надеялся, была достойна его новообретенной веры и надежды в других людей.
      В самом конце путешествия - по иронии, на земле, которая терпеть не могла женщин - эта единственная женщина занимала все его мысли. Если даже она никогда здесь и не была, Ренделл притащил ее с собой, но постепенно, вспоминая о ней, его ярость начала сходить на нет. Он даже попытался придумать какие-то объяснения ее лжи, поскольку до сих пор любил ее, но никаких объяснений найти не удавалось, ни единого.
      И тогда он решил изгнать ее из своей головы.
      Ренделл попытался пересмотреть события последних трех дней, которые и привели его на этот изолированный, чуждый для всех женщин полуостров.
      К вечеру того самого рокового дня в Париже, после того, как Анжела солгала ему - к чертовой матери, забыть ее, изгнать из мыслей, освободиться, сконцентрироваться - он хотел, в импульсивном порыве, предложить открытый Богардусом в папирусах Иакова анахронизм на суд самого лучшего в мире специалиста по арамейскому языку.
      В субботу утром, все еще будучи в Париже, он полностью отдался формальностям получения приглашения, затем - разрешения на посещение Горы Афон. Без связей и ходов профессора Обера это все заняло бы несколько недель. Но после парочки междугородных телефонных звонков, сделанных тем же профессором, на это потребовалось всего лишь несколько часов. Церковный отдел Министерства иностранных дел Греции пообещал Ренделлу дать diamonitirion, специальный паспорт для независимой республики Афон, и сообщил, что бумаги будут ждать его в Салониках. Обер связался со своим коллегой из Салоникского университета, который, в свою очередь, связался с отцом настоятелем Петропулосом в Кариес на Афоне, чтобы назначить встречу. Отец настоятель согласился принять Ренделла в монастыре Симопетры. И только после этого срочно завертелись другие приготовления к сложному путешествию.
      Как только план поездки определился, Ренделл дважды позвонил в Амстердам. Вначале он дозвонился до гостиницы "Виктория" с тем, чтобы мисс Анжеле Монти передали, что он будет отсутствовать по срочному делу дней пять или шесть. Затем он попытался дозвониться до отеля "Краснапольски", Джорджу Уилеру, но ему сообщили, что издатель все еще находится у Хеннига в Майнце, на что Ренделл передал таинственно звучащее сообщение, что ему необходимо встретиться с отцом настоятелем Петропулосом относительно обнаруженного Богардусом прокола, и что сразу же после того он возвратится, чтобы заняться рекламной кампанией для дня объявления о находке.
      Вчера, в субботу, он на реактивном самолете компании "Олимпик" перелетел из аэропорта Орли в Салоники. Полет занял менее четырех часов. Проезжая по широким проспектам Салоник мимо домов в греко-мавританском стиле и византийскими церквами, Ренделл забрал в американском консульстве свое разрешение на посещение Горы Афон, сделал все необходимые распоряжения относительно конечной фазы путешествия, после чего провел бессонную ночь в гостинице "Медитерраниан".
      Рано утром его забрал грязный, воняющий маслом и углем пароходик, чтобы перевезти на расстояние восьмидесяти миль из Салоник в Дафни, официальный порт Горы Афон. Здесь в полицейском участке с красной крышей, офицер в бархатном кепи с византийским двуглавым орлом, белой юбке и с помпонами на башмаках, поставил в его паспорте разрешающий штамп. Потом был таможенный пост, на котором длинноволосый монах проверил сумку и портфель Ренделла, а другой мрачный монах приказал Ренделлу снять рубашку и ощупал его грудь, объясняя при этом:
      - Это для того, чтобы удостовериться, что вы не женщина, переодетая мужчиной.
      Пройдя таможню и проверку на пол, Ренделл повстречал своего проводника, которого предупредили заранее. Молодой грек по имени Влахос, одновременно и гид, и погонщик мулов, был даже прилично одет, если не считать обуви, сделанной из порезанной на полосы автомобильной шины, которую он надевал, чтобы было легче карабкаться по горам. Влахос уже успел нанять engaze, частное судно, чтобы пройти по морю небольшое расстояние и высадиться на берегу Симопетры. Частное судно оказалось легкой шхуной сомнительных мореходных качеств, с в пьяным в дымину владельцем за штурвалом; но, тем не менее, укрывшись от палящего солнца под навесом из дырявого брезента, Ренделлу и Влахосу удалось под шум изношенного двигателя беспрепятственно добраться до подножия монастыря, высящегося над морем на отвесном утесе и чем-то напоминающего Лхасу.
      Здесь Влахос долго торговался относительно аренды мулов, после чего они вместе начали утомительное восхождение по вьющейся тропке. Через двадцать минут они остановились передохнуть в часовне, украшенной иконой с изображением св. Иакима и св. Анны. Пока они освежались водой из фляжек, Влахос объяснил, что Симопетра означает Серебряный камень, и что монастырь - цель их путешествия был основан в 1363 году одним отшельником, которому было видение.
      Единственным видением для Ренделла было: лишь бы поскорее покончить с опасной тропой, трясущимся мулом, палящим солнцем, побыстрее очутиться в каком-нибудь спокойном и безопасном месте. Найти Рай в конце пути. Спустя четверть часа они достигли вершины, и вот там, за огуречными плетями, покрывшими вертикальные стены монастыря с его наполовину сгнившими деревянными балкончиками, у входных дверей их встретил монах-привратник.
      И весь этот экзотический кошмар, размышлял Ренделл, он переживает ради того, чтобы узнать, каким образом Иисус, согласно словам Иакова, прошел по осушенному дну римского озера, которое было осушено только лишь через три года, как он пересек его!
      Действительно, все это путешествие было совершенно сумасшедшим, абсолютно дон-кихотским. Он сам удивлялся, зачем было предпринимать его. Но в то же самое время он знал. Ему хотелось сохранить свою новорожденную, живую веру.
      - Мистер Ренделл...
      Тот повернулся и увидал стоящего рядом отца Спаноса.
      - ...если желаете, отец настоятель готов вас принять. Обычно к нему обращаются: отец.
      Ренделл оставил свою сумку на попечение монаха, взял с собой лишь портфель и позволил провести себя в кабинет настоятеля.
      Помещение, куда провели Ренделла, было на удивление просторным и ярко освещенным. Стены были покрыты яркими, но грубовато написанными фресками религиозного содержания. Здесь же висели иконы с изображениями архангела Гавриила, Иисуса Христа, Девы Марии на троне. С потолка спускалась массивная бронзовая люстра, а расположенные повсюду бронзовые масляные лампы, заливали кабинет светом, подобным расплавленному золоту. За круглым деревянным столом с подсвечниками и горами толстенных средневековых книг стоял пожилой человек, лет семидесяти, а то и больше.
      На нем была похожая на феску черная шапка, тяжелое черное одеяние с вышитыми на нем маленькими изображениями черепа и скрещенных костей; на ногах грубые крестьянские башмаки. Сам же хозяин кабинета был небольшого роста, худой грек с пятнами пергаментно-коричневой кожи, просвечивающей сквозь длинные седые волосы, усы и бороду. На тонком носу низко сидели странные очки без оправы.
      Отец Спанос представил патриарха и тут же исчез.
      Перед Ренделлом был отец настоятель, Митрос Петропулос.
      - Добро пожаловать в Симопетру, мистер Ренделл. Надеюсь, что путешествие не было для вас слишком тягостным.
      Все это было произнесено тихим, благородным голосом.
      - Считаю за честь встретиться с вами, отче.
      - Предпочтете продолжить нашу беседу на французском, итальянском, или же мой английский вас удовлетворит?
      Ренделл улыбнулся.
      - Только английский - хотя хотелось бы знать арамейский.
      - О, арамейский не столь уж труден, как можно представить. Хотя, мне трудно судить. Я посвятил свою жизнь его изучению. Присаживайтесь рядом. Сам он опустился на стул с простой спинкой, стоявший за круглым столом, Ренделл быстро нашел местечко и для себя. - Полагаю, - продолжил отец настоятель, - что перед тем, как вернуться в Салоники, вы проведете здесь ночь.
      - Если можно.
      - Мы любим наших нечастых гостей. Понятно, что в нашем гостеприимстве вы можете найти множество недостатков. Я должен предупредить вас, что ванная в нашем монастыре не известна. Мы привыкли говорить: "Кто хоть раз омылся во Христе, в омовении уже не нуждается". Зато матрас для сна окурен, вы не найдете блох или других неприятных насекомых.
      - Единственное, что привело меня сюда, это арамейский язык, отче.
      - Да, конечно же. Язык Господа Нашего. Простой, скромный язык, не обладающий собственной красой, тем не менее, величайшая мудрость земли была произнесена на нем. Так, арамейский язык. Это семитское наречие. Название его взялось от Арам, гор в Сирии и Месопотамии, где и жили говорящие на нем люди. Все они были кочевниками, и начали расселяться в северной Палестине, включая и Галилею, после пятого века до нашей эры. Это был общий язык галилейских бедняков в то время, когда подрастал Христос. Еврейский же язык был предназначен только для людей образованных. Во времена Христа им пользовались священники, ученые и судьи, в то время как арамейский был языком народных масс, равно как и людей, занимавшихся торговлей. К тому же, еврейский и арамейский языки весьма близки. Можно сказать, что они двоюродные братья.
      - А как они различаются?
      - Это не совсем просто объяснить, - ответил отец настоятель, почесывая бороду. - Как бы сказать? И еврейский, и арамейский языки имеют одинаковый алфавит из двадцати двух письменных знаков или букв. Но все это согласные. Ни один из этих языков не имеет обозначений для гласных звуков. Тем не менее, когда мы говорим вслух, в каждом языке имеется гораздо больше фонетических звуков, чем это позволено алфавитом. Потому-то, при записи разговорного языка, отсутствующие звуки или гласные отмечаются значками у ближайших согласных. Лицо, пишущее по-еврейски, и другое, пишущее по-арамейски, укажут одни и те же согласные для каждого слова - но каждый из них прибавит различные, немного отличающиеся значки для любого гласного звука. Например, если Иаков написал Мой Господь или же Мой Бог на еврейском языке, это будет звучать Eli, а на арамейском это же будет звучать Elia. Я понятно выражаюсь?
      - Ну, - сказал Ренделл, - мне кажется, что пока я кое-что понимаю.
      - Но это мелочи, - сообщил отец настоятель. - Насколько я понял, сюда вас привел древний арамейский язык?
      - Абсолютно верно.
      - Тогда давайте заниматься им. Должен сказать, мистер Ренделл, если не считать обрывочной информации из Салоник, что вы желаете проверить папирус с текстами на арамейском языке первого века, я ничего не знаю о причинах, которые привели вас сюда.
      - Отче, вы слыхали о Воскрешении Два?
      - Воскрешении Два?
      - Кодовое наименование для библейского издательского предприятия в Амстердаме. Группа издателей, объединивших усилия, чтобы представить миру новую версию Нового Завета, основываясь на недавнем археологическом открытии, сделанном несколько лет назад в окрестностях Рима...