Ренделл был потрясен и теперь испытывал гораздо большее уважение к библиотекарю.
      - Хорошо, Ганс. Предположим ненадолго, что ваша претензия действительно верная. Неужто вы хотите, чтобы я поверил, будто эта мелочь дала вам достаточно информации для того, что вы назвали проколом...
      - Фатальным проколом.
      - Ну ладно, фатальным проколом, который просмотрели лучшие в мире эксперты, люди, обладающие полным текстом, которые переводили его и изучали много лет?
      - Да, - ответил Богардус, - потому что у них зашоренный взгляд, они видят лишь то, что желают видеть, они глядят сквозь узкую дырочку веры. Могу сказать, такое уже в Амстердаме случалось и раньше. Между 1937 и 1943 годами шесть новых и никому не известных Вермееров, написанных в семнадцатом веке, было обнаружено неким человеком по имени Ганс ван Меегерен; все они были проданы крупнейшим музеям мира и коллекционерам за восемь миллионов гульденов - более трех миллионов долларов, американских долларов. Критики и эксперты объявили этих Вермееров подлинными. Критики и эксперты не заметили того, что руки Христа на одной из картин были написаны с рук самого Меегерена, стулья на другой картине были срисованы со стульев, стоящих в современной мастерской Меегерена; масло для грунтовки холстов содержало синтетическую смолу, которая не могла существовать до 1900 года, в то время, как сам Вермеер умер в 1675 году. Все эти Вермееры были поддельными, что было впоследствии доказано. Только никто, даже обладающий глазами истинного знатока, подделку на всех холстах обнаружить не смог. А достаточно было четверти квадратного дюйма картины с ее синтетической смолой. Вот и я, точно таким же образом, увидал достаточно. Я увидал ту самую четверть дюйма всего холста вашей Библии, но я увидал достаточно, чтобы объявить ее подделкой.
      Услышав, что его собеседник зашел столь далеко, Ренделл и сам решил сделать следующий ход.
      - Ну ладно, этот, так называемый, прокол - вы, конечно же, сообщили о нем Пламмеру и де Фроому?
      Богардус замялся.
      - Нет, не сообщил. Пока что нет.
      - Почему же?
      - Ну, это... это личная проблема.
      Ренделл уперся пальцами рук о стол и поднялся на ноги.
      - Ну ладно, вот теперь-то я уверен, что вы лжете. Если бы вы и вправду нашли что-то не то с Библией, вы бы сразу же сообщили об этом Пламмеру. Ведь он же платит вам за это, не правда ли?
      Богардус вскочил на ноги. Лицо его представляло собой массу ярко-розовой ярости.
      - Седрик ничего мне не платит. Я делаю все это для него только лишь ради любви.
      Ренделл застыл на месте. Так вот в чем была связь, дошло до него. Богардус с Пламмером были любовниками. Он, не желая того, коснулся напряженного гомосексуального нерва.
      Богардус отвернул голову.
      - Все, что мне известно, я держу для себя, и я ничего не сообщал Седрику. Я знаю, что это значит для него. Это может быть даже важнее всей Библии. Если он напишет об этом проколе, сделает его достоянием общественности, то сделается знаменитым и богатым. Только я сохраняю это как там говорят в американских фильмах? - как туза в рукаве. Потому что потом, позднее, Седрик уже не будет таким милым со мной, и - я же знаю, хотя сам он и не знает, что я знаю, он уже изменял мне. С кем-то более молодым, более привлекательным. Седрик говорил, что когда все это закончится, он возьмет меня в путешествие по Северной Африке. Он обещал, что сделает это, когда я достану ему новую Библию. Да, пока что новой Библии достаточно, чтобы удерживать его со мной. Но если что-нибудь пойдет не так, я держу в рукаве своего туза, мое личное открытие, которое взорвет все.
      Ренделл отметил достойное сожаления отчаяние в трясущемся голосе молодого голландца, отчаяние, выдающее страх одного человека потерять другого. После этого Ренделл переключился на мысль, сколько же правды может быть в заявлении библиотекаря о том, будто он знает нечто такое, что способно дискредитировать весь Международный Новый Завет. Богардус мог выдумать какую-нибудь ложь, лишь бы напугать издателей, заставить их открыть для него весь текст нового открытия. Выхода не было - следовало бросить еще один вызов изменнику.
      - Ганс, - обратился Ренделл к молодому человеку.
      Богардус, взволнованный возможной изменой своего любовника, казалось, совершенно забыл, что рядом с ним находится кто-то чужой.
      - Ганс, вы мне так и не сообщили толковой причины того, чтобы не сообщать о вас издателям, которые несомненно выгонят вас за это. Вы настаиваете на том, будто открыли несоответствие в каком-то из фрагментов новой Библии. Полагаю, именно его вы и называете проколом. Но, если вы и обнаружили некое доказательство, тогда самое время или рассказать о нем, или вообще молчать в тряпочку. Лично я считаю так, что вы придумали какую-то мелочевку, лишь бы не дать мне выбросить вас на улицу.
      - А вы считаете, будто ничего нет? - спросил со злостью Богардус.
      Но больше ничего прибавлять он не стал.
      Ренделл пожал плечами.
      - Я жду.
      Богардус лишь опять смочил языком губы, но не сказал ничего.
      - Ладно, - заявил на это Ренделл, - вот теперь я совершенно уверен, что вы не только предатель, но еще и болтун, и я немедленно иду сообщить издателям о вас.
      Он развернулся на месте и направился к двери.
      - Послушайте! - неожиданно вскрикнул Богардус. Он тоже побежал к двери, лишь бы помешать Ренделлу выйти.
      - Может сказать, чтобы следили за мной, но вы все равно не остановите... И не важно, будут они знать или нет. Все равно, уже слишком поздно. Скажите им посмотреть на папирус номер девять, четвертая строка сверху. Никто еще, кроме меня, не понял, что это означает. Если я сообщу об этом Седрику, всему миру, тогда Возрождению Два прийдет конец. Но... - он глотнул воздуха, - я могу пообещать никому не открывать этого, если мне немедленно дадут Библию. В противном случае, всем им конец.
      - Они выбросят вас отсюда уже сегодня, Ганс, - пообещал Ренделл.
      - Передайте им: папирус номер девять, четвертая строка. Вы и сами увидите.
      Ренделл оттолкнул библиотекаря, открыл дверь и вышел.
      Ладно, увидим.
      * * *
      ЧЕРЕЗ ЧАС ОН И САМ УВИДЕЛ.
      Ренделл сидел за своим столом, прижав телефонную трубку между плечом и ухом, ожидая, когда оператор на заводе Карла Хеннига в Майнце найдет для него Джорджа Уилера.
      Ожидая, Ренделл еще раз просмотрел отпечатанную страницу с заметками. Эти заметки представляли собой то, что он смог узнать о "фатальном проколе" Богардуса в папирусе номер девять, четвертой строке, Евангелия от Иакова.
      Информация собиралась с трудом. С одной стороны, Ренделл не был исследователем библейских текстов. С другой стороны, у него не было доступа к хранившимся в сейфе оригинальным материалам. И еще одно - он не умел читать по-арамейский. Последнее стало камнем преткновения, когда он вспомнил о существовании полного набора сделанных Эдлунгом фотографий всех папирусов, единственного набора фотографий, имеющихся в его собственных папках.
      Ренделл непонимающе глядел на лист, озаглавленный "Номер девять", текст казался ему ничего не значащим и нерасшифровываемым, со всеми заполняющими страницу античными закорючками, значками и точками, многие из которых вообще были едва ли различимы. Но распечатка сопровождалась списком заголовков и номеров параграфов, показывающих, какая из строчек арамейского текста совпадала с переводом Евангелия от Иакова. Строка 4 девятой главы должна была соответствовать фрагменту 23:66 английского издания.
      Поскольку Ренделлу не разрешили оставить себе копию Библии, которую он уже читал, он попытался вспомнить, у кого такая копия могла быть сейчас на руках. Все издатели из города уехали. Доктор Найт свои фотокопии уничтожил. И тут Ренделл вспомнил. Доктор Найт воспользовался гранками из портфеля доктора Джеффриса.
      Ренделл застал английского ученого в его кабинете. Теолог любезно согласился помочь. Так, Иаков 23:66, ага, сейчас глянем. Наконец-то Ренделл добрался до перевода. "И Господь Наш, во время своего бегства со своими учениками из Рима, этой ночью прошел через обильные поля Озера Фуцинус, осушенные Клавдием Цезарем, возделываемые ныне и населенные римлянами."
      Просто, прямо и совершенно невинно.
      Где же был тот самый фатальный прокол, на который указывал Богардус?
      Евреев изгнали из Рима в 49 году нашей эры, и Иисус был среди них, все произошло в том самом году, когда Христос умер, это был, согласно Иакову, последний год его жизни. Что же здесь было не так?
      Не сообщая никому о том, чего он ищет, Ренделл призвал Элвина Александера и Джессику Тейлор, чтобы те собрали все возможное об императоре Клавдии, об изгнании евреев из Рима в 49 году, а также про возделываемые земли, которые когда-то были озером Фуцинус неподалеку от Рима. Его исследователи обратились к писаниям древних - Тацита, Светония, Дио Кассия, к группе авторов, написавших "Историю Августов", равно как и к современным историкам, работавшим до и после Гиббона. Довольно скоро рекламная группа Ренделла начала возвращаться с копиями найденных ими материалов.
      Когда Ренделл беспомощно перекладывал материалы, ему в глаза неожиданно попала дата, и тогда-то он понял, в чем состоял так называемый фатальный прокол, на который ссылался Богардус.
      Озеро Фуцинус было внутренним озером неподалеку от Рима. Никакого истока из него не было. Регулярно, когда сезонные дожди проливались на древний Рим, воды озера накапливались, поднимались, выходили из берегов и заболачивали территорию. Император Клавдий приказал своим инженерам осушить озеро навечно. Те разработали план. Задача требовала кропотливого труда. Они собрались пробить туннель длиной в три мили через окружающие горы, который бы вел в текущую за горами реку Цирис. Клавдий назначил тридцать тысяч рабочих, которые более десяти лет строили этот туннель. Когда работа была закончена, благодаря ей, воды были спущены, озеро Фуцинус осушили, после чего его дно превратили в пахотные земли.
      Иисус в 49 году проходил через поля, которые ранее были озером Фуцинус. Так рассказывал Иаков.
      Но император Клавдий к этому времени еще не осушил озеро, он превратил его в пахотные земли только в 52 году. Так писали римские историки.
      Прокол, тот самый прокол Богардуса.
      Иисус, в бегстве своем, промчался по сухому дну озера в 49 году, вопреки несомненному факту, что в этом году озеро все еще существовало, и воды его были осушены лишь через три года после смерти Христа.
      Итак, для всех, кто может видеть, в Евангелии от Иакова имелся анахронизм. Возможно, никто бы этого и не заметил, как никто не заметил этого до сих пор, если не считать библиотекаря-голландца. Конечно, если бы на это обратить внимание, и сообщить людям, тогда общество было бы взбудоражено, как взбудоражен был теперь Стивен Ренделл.
      Этому промаху должно быть какое-то объяснение.
      Ожидая у телефона, чтобы переговорить с находящимся в Майнце Уилером, Ренделл чувствовал, что издатель без всяких сложностей разрешит эту проблему. Когда же она не будет застить горизонт, Богардуса можно будет сразу же выгнать, и Воскрешение Два наконец-то будет освобождено от домине де Фроома.
      Немецкий телефонист с коммутатора на фабрике Хеннига отозвался снова:
      - Герру Уилеру сообщили. Он уже идет к телефону.
      После этого было несколько щелчков, а потом голос Уилера громом отозвался в ухе Ренделла:
      - Алло! Кто там? Стив Ренделл?
      - Да, Джордж, я должен...
      - Меня вытащили с очень важного совещания. Сказали, что звонок крайне срочный. Что у вас там такого срочного? Неужто не может подождать до того, как я вернусь?
      Несмотря на раздраженность Уилера, Ренделл стоял на своем.
      -Нет, Джордж, это подождать не может. Дело очень серьезное. У нас здесь проблема.
      - Если это как-то связано с рекламой...
      - Это связано со всем проектом, с самой Библией. Постараюсь быть кратким. Вчера вечером я встречался с Мартином де Фроомом.
      - Чего? Встречался с де Фроомом?
      - Правильно. Он послал за мной. Я проявил любопытство и пошел.
      - Опасное любопытство. Чего он хотел?
      - Об этом я расскажу, когда мы встретимся. Главный же вопрос...
      - Стив, мы сможем поговорить об этом завтра. - Голос Уилера звучал тревожно, в нем чувствовалась напряженность.
      - Сейчас же мне нужно возвращаться к остальным издателям и Хеннигу. Тут произошло нечто аварийное. Так что встретимся...
      - Думаю, я знаю, что у вас там за авария, - перебил его Ренделл. - Вы только что узнали, что Пламмер с де Фроомом шантажируют Хеннига. У них имеются доказательства того, что Хенниг с нацистами жег книги в 1933 году.
      В голосе, доходившем сюда из Майнца было слышно изумление.
      - Откуда вы знаете? - спросил Уилер.
      - От де Фроома.
      - Сволочь!
      - И что вы собираетесь с этим делать? - хотелось знать Ренделлу.
      - Толком мы еще не знаем. У де Фроома имеются негатив и несколько отпечатков, но фотографии могут лгать. В данном случае отпечатки лишь неправильно интерпретируют истину. В то время Карл Хенниг был всего лишь мальчишкой, он только-только начал посещать среднюю школу, так что для него все это было лишь уличной забавой, вот он и присоединился к этой забаве. Ну какой мальчишка не мечтает о том, чтобы бросить свои учебники в костер? Но он вовсе не был нацистом. Он не вступал в Гитлерюгенд, ни в любую другую подобную организацию. Но если это, в искаженном свете, вылезет наружу, да еще с привкусом сенсации... Не мне вам рассказывать, вы же занимаетесь рекламой...
      - Да, это будет выглядеть паршиво. Понимаю. Это может помешать продажам.
      - Ну, мы не позволим, чтобы это вылезло наружу, - спокойно заявил Уилер. - Мы разработали несколько планов, чтобы заставить их замолчать. Но главное одно - не платить де Фроому запрашиваемую им цену. Наше сокровище мы не отдадим де Фроому ни за что.
      - Вот потому-то я вам и звоню, Джордж. Потому что лично я попал точно в такую же ситуацию шантажа именно здесь, в отеле "Краснапольски". И я хочу знать, как далеко...
      - Какой-такой шантаж? Что там у вас происходит?
      Очень коротко Ренделл рассказал издателю, каким образом, благодаря встрече с де Фроомом, ему удалось узнать личность предателя их совместного проекта.
      - И кто же это? - перебил его Уилер.
      - Наш библиотекарь. Ганс Богардус. Я допросил его час назад. Он признался. Он передавал наши тайны...
      - Он уволен, - рявкнул Уилер. - Ведь вы же сказали ему об этом, не так ли?
      - Нет, погодите, Джордж...
      - Идите, и скажите ему об этом немедленно. Скажите, что это доктор Дейчхардт и Джордж Уилер уполномочили вас. Возьмите Хелдеринга с его охранниками, пускай они выкинут этого сукиного сына Богардуса к чертовой матери.
      - Все не так просто, Джордж. Именно потому я вам и звоню.
      - Что вы имеете в виду?
      - Он пытается заняться вымогательством. При этом он заявляет, будто обнаружил некое доказательство, которое может заставить усомниться в подлинности Евангелия от Иакова. Он говорит, что передаст это доказательство своему любовнику, Седрику Пламмеру - да-да, именно так дела и обстоят - после чего они взорвут всю нашу лавочку, если только мы попробуем выгнать его с работы.
      - О чем, черт подери, вы говорите, Стив? Какое еще доказательство?
      Ренделл взял листок со своими заметками и прочитал Уилеру фрагмент из Иакова, после чего - свои раскопки относительно озера Фуцинус.
      - Ну это же смешно! - взорвался Уилер. - В нашем распоряжении находятся самые лучшие специалисты - эксперты по углеродной датировке, по критике текстов, по арамейскому и древнееврейскому языкам, по римской истории. Позади годы труда. Каждое словечко, фразу, высказывание Иакова исследовали под лупой самые внимательные глаза и умы. И все они, единодушно, без малейшего исключения, одобрили это Евангелие, признали его подлинным. Так что кто будет слушать какого-то придурочного библиотекаря, который что-то там вякнул про ошибку?
      - Джордж, они могут и не послушать никому не известного придурочного библиотекаря, но весь мир прислушается к домине Мартину де Фроому, если за дело возьмется он.
      - Ну а он за это дело не возьмется, поскольку тут и браться не за что. Нет тут никакой ошибки. Открытие Монти самое настоящее. Наша Библия непробиваема со всех сторон.
      - Но как мы тогда объясним, что в нашем Новом Завете Иисус путешествует по осушенному римскому озеру за три года до того, как то было осушено на самом деле?
      - Уверен, что либо сам Богардус, либо вы чего-то тут не поняли, чего-то напутали. В этом нет никаких сомнений. - Он сделал паузу, затем продолжил: - Ну ладно, ладно, давайте успокоимся, прочистим мозги, и прочтите-ка материал еще раз, только не спеша. Только подождите, я возьму листок бумаги и ручку. Давайте, читайте свою чушь.
      Ренделл медленно перечитал ему свои заметки. Закончив, он сказал:
      - Это все, Джордж.
      - Спасибо. Покажу эти вещи другим. Только все равно это ни к чему не ведет. Можете обо всем позабыть. Пускай все идет так, как идет. А мы тут все решим.
      - Прекрасно, - ответил на это Ренделл. - А я тем временем займусь вопросом увольнения Богардуса. Пускай Хелдеринг выкинет его из "Краса"...
      В ответ на эти слова на другом конце линии была краткая пауза.
      - Насчет Богардуса, да, конечно, мы должны от него избавиться. Но, Стив, этим, по-видимому, должны заняться мы. Мне кажется, что сотрудники типа Богардуса все-таки находятся не в вашей компетенции. За их прием на работу и увольнения несем ответственность мы. В подобных вопросах доктор Дейчхардт всегда желает все проводить как следует. Ну, вы понимаете, как все немцы... Знаете, что я вам скажу... На сегодня выкиньте Богардуса из головы. Занимайтесь своим делом. А завтра, по возвращении, мы займемся своим. Думаю, так будет лучше всего. А сейчас я вернусь к Хеннигу и нашим срочным делам. Да, кстати, Стив, спасибо вам за бдительность. Вы заткнули дырку в нашей амстердамской плотине. Вам за это полагается премия. А что касается этого озера - как его там - Фуцинус, забудьте о нем.
      И Уилер отключился.
      Ренделл повесил трубку.
      Тем не менее, даже пять минут спустя, все еще сидя за собственным столом, Ренделл ничего забыть не мог.
      Он пытался свести к нулю все то, что его беспокоило.
      В тоне высказываний Джорджа Уилера и его отношении относительно увольнения Богардуса произошла какая-то перемена. Поначалу издатель загорелся идеей, чтобы выкинуть библиотекаря немедленно. Но узнав об открытии Богардуса и его угрозах, Уилер уже не настаивал на не скором увольнении.
      Странно.
      К тому же для Ренделла еще большей занозой было нечто иное. Тот безразличный тон, которым Уилер принял сообщение про открытый Богардусом анахронизм. Ведь Уилер никак не объяснил его какими-то новыми сведениями. Он просто-напросто смел их в укромное местечко. Понятное дело, Уилер не был теологом, исследователем библейских текстов, поэтому от него никаких серьезных ответов не стоило и ожидать. Только кто-нибудь, решил Ренделл, очень скоро найдет объяснение получше.
      Он выпрямился на своем стуле. Он и сам уже был одним из Хранителей Веры, новой Веры. Будучи одновременно спецом по рекламе и человеческим существом он не мог продать чего-либо миру (или же, говоря по правде, самому себе), если имелись какие-нибудь вопросы, и сам он не мог на них ответить.
      Но здесь, за этим вот столом, оставался один вопрос. Прокол Богардуса. Вся вера в проект могла быть уничтожена, если ответа на этот вопрос не будет найдено.
      Все правильно, совершенно маленькая проблема... Тем не менее...
      В голову пришло старинное, даже древнее высказывание то ли Джорджа Херберта, то ли Бенджамина Франклина. Из-за того, что не было гвоздя потерялась подкова, из-за подковы потеряли лошадь, а из-за лошади погиб и всадник<Все мы гораздо лучше помним стишок С. Маршака, к сожалению, не помню с самого начала:
      "Не было подковы, лошадь захромала.
      Лошадь захромала - командир убит.
      Конница разбита, армия бежит.
      Враг вступает в город, пленных не щадя,
      Потому что в кузнице не было гвоздя">.
      Ничего, этого всадника мы потерять не собираемся.
      Он сам намерен прибить эту подкову.
      Ренделл поднял телефонную трубку и нажал на кнопку интеркома.
      - Анжела, позвони Наоми Данн. Передай ей, что мне хотелось бы в ближайшие два часа улететь в Париж. Еще передай, чтобы она устроила мне встречу с профессором Анри Обером у него в лаборатории сегодня же вечером.
      - Еще одна поездка. Что-то важное, Стив?
      - Всего лишь расследование, - ответил он, - еще одно маленькое расследование.
      * * *
      СНОВА РЕНДЕЛЛ БЫЛ В ПАРИЖЕ, в Национальном центре научных исследований на рю д'Ульм, где находился кабинет профессора Обера и его лаборатории.
      Сейчас, сидя на противоположных концах дивана в стиле Людовика XVI, они глядели друг на друга, в то время как Обер раскрывал переданную ему папку.
      Перед тем, как просмотреть содержимое, Обер помассировал свои кустистые брови; его напоминающее хищную птицу лицо выдавало озабоченность.
      - Никак не могу понять, мсье Ренделл, зачем вы хотите, чтобы я во второй раз пересмотрел результаты исследований папирусов Монти. Я же не смогу доложить ничего иного по сравнению с тем, что рассказывал при первой встрече.
      - Я всего лишь желаю удостовериться в том, что вы ничего не пропустили.
      Тем не менее, профессор не чувствовал себя удовлетворенным.
      - Да там нечего и пропускать. Тем более, в случае этих папирусов Монти. - Тут он внимательно глянул на Ренделла. Или есть нечто такое, что, в частности, вас озаботило?
      - Говоря честно, - кивнул Ренделл, - имеются некоторые сомнения относительно перевода, сделанного с одного листа, который назван Папирус Номер Девять. - Ренделл наклонился, открыл свой портфель и вынул из него фотографию, сделанную Оскаром Эдлундом с Папируса № 9. - Вот с этого, сказал он, подавая фотокопию французскому профессору.
      - Прекрасный образчик, - Обер по-галльски взмахнул руками. - Хорошо, давайте я просмотрю наши отчеты по этим папирусам.
      Ренделл вернул фотографию в портфель, набил трубку и закурил, следя за тем, как Обер перебирает свои бумаги. В конце концов тот извлек два листа желтой бумаги и внимательно прочитал их про себя.
      Через какое-то время он поднял голову.
      - Содержание наших испытаний по углероду-14 подтверждают то, что вам уже известно. Исследуемый папирус абсолютно достоверный. Он родом из первого века, так что логически может быть помещен в 62 год нашей эры, когда Иаков писал на этой спрессованной клетчатке.
      Но Ренделлу хотелось быть уверенным вдвойне. Готовясь к этой встрече, по дороге в Париж, он выполнил свое домашнее задание.
      - Профессор, - сказал он, - ведь имелись кое-какие авторитеты, которые критически относились к радиоуглеродным испытаниям. У Д. Райта был кусок древней деревяшки, который испытывали трижды, и каждый раз результаты были разными, начиная от 746 года до нашей эры, заканчивая 289 годом до нашей эры. А после того, как д-р Либби в 1951 году сообщил о своих проверках Свитков Мертвого Моря, год спустя некто написал в "Сайнтифик Эмерикан", что в радиоуглеродном методе датировки имеется много "головоломок, противоречий и слабостей", и что метод все так же далек от "простоты электрической посудомоечной машины". Выделяли ли вы какой-то резерв на ошибки?
      Профессор Обер кашлянул.
      - Да, конечно же оставлял. И, естественно, критики были правы, именно те, которых вы упоминали, что в пятидесятые годы говорили о слишком большом диапазоне ошибок. Сегодня же, в собственных испытаниях мы можем этот диапазон создания объекта сузить до пятидесяти лет. Постепенно, вводя усовершенствования, применяя наиболее благоприятные условия, мы можем уточнить время создания до двадцати пяти лет. - После этого он отложил свою папку в сторону. - Если у вас остаются какие-то другие сомнения относительно достоверности Папируса Номер Девять, можете просмотреть отчеты по нему. Все материалы у меня здесь, а у меня самого имеется огромный опыт по интерпретации подобных отчетов. Этого будет достаточно. В любом случае, вам достаточно одного моего слова. Можете верить мне, мсье Ренделл.
      - Могу ли я? - Он вовсе не собирался выпалить это сгоряча, но имелось слишком многое, чтобы скрывать истину. - Вы уверены, что я могу вам доверять полностью?
      Профессор Обер, уже начавший было подниматься, указывая на то, что встреча завершена, вновь уселся. Резкие черты его лица заострились еще сильнее.
      - Что вы хотите этим сказать, мсье?
      Ренделл понял, что он зашел слишком далеко, чтобы отступать. Сломя голову, он кинулся вперед.
      - Я хочу сказать, что вы могли внушать мне нечто другое при нашей последней встрече. Это касается того, что вы рассказывали мне о себе самом.
      Какое-то время Обер глядел на собеседника, когда он заговорил, тон его голоса выдавал настороженность:
      - О чем это вы говорите?
      - Вы очень много распространялись о своей вере. Вы говорили мне о том, что наконец дали своей жене ребенка, о котором она так мечтала. Но после этого, из определенного источника я узнал, что вы давно уже подверглись вазектомии, что какое-то время назад вы добровольно позволили себя стерилизовать, чтобы уже тогда - и сейчас тоже - никогда не оплодотворить женщину.
      По Оберу было видно, насколько он потрясен.
      - Кто ваш источник, мсье? Кто сообщил вам это?
      - Домине Мартин де Фроом, который, похоже, подверг близкому расследованию прошлое многих лиц, связанных с нашим проектом. Именно он бесплатно и сообщил эту информацию относительно вас.
      - И вы ему поверили? Ведь перед тем, мсье, вы видели мою жену, Габриэль. Вы сами видели, что у нее уже приличный срок беременности.
      Весь этот разговор становился для Ренделла чрезвычайно сложным и неприятным. Тем не менее, он решил идти до конца.
      - Профессор Обер, я же не сказал, будто ваша жена не может иметь ребенка. Я сказал, что, по словам де Фроома, вы не могли дать ей его, хотя сообщили мне об этом сами. - Он помялся и прибавил: - Я упомянул об этом лишь потому, что мы обсуждали вопрос доверия друг к другу.
      Профессор кивнул, как бы самому себе, казалось, что он даже несколько успокоился.
      - Ну хорошо. Вы правы. Если вам так уж важно мое слово, вы должны в него верить, без каких-либо исключений. Да, все это правда. То, что сообщил вам ваш информатор - все так. По собственной глупости, очень давно, я сделал эту операцию, вазектомию. Я стерилен. Я не способен оплодотворить женщину. Тем не менее, это такой вопрос, о котором обычно не говорят, и уж это никак не связано с тем, стоит ли верить моему слову. Главное - это то, что я сказал вам, как Петроний и Иаков воздействовали на возвращение моей собственной веры. В этом плане я говорил вам правду. Правда и то, что я сообщил Габриэли о желании иметь ребенка точно так же, как того хочет она, возможно - даже еще сильнее. Ну... и я попросил ее найти какой-нибудь способ забеременеть.
      Ренделлу было стыдно за то, что он поднял весь этот вопрос, он ненавидел де Фроома за то, что тот настроил его не доверять собственным коллегам.
      - Прошу прощения, профессор. Извините, что я, даже на мгновение, усомнился в вашем слове.
      Французский ученый попытался улыбнуться, но это ему не удалось.
      - В этих обстоятельствах такое можно понять. Но теперь вы удовлетворены?
      - Я удовлетворен полностью, - сказал Ренделл, уже собираясь уходить. Мне хотелось самому убедиться в том, что письмена на папирусе появились во времена Христа, и вы меня полностью убедили.
      После этих слов Обер опять насторожился и превратился в профессионала.
      - Pardon, мсье Ренделл, мне кажется, вы меня неправильно поняли. Я вовсе не давал вам гарантий того, что письмена на папирусе были сделаны во времена Христа, но только лишь в том, что сам папирус был создан в этот период. Наш метод радиоуглеродной датировки может доказать достоверность папируса, но не того, что на нем написано. Наши испытания показали, что материал, примененный для Евангелия от Иакова - включая сюда и ваш папирус номер девять - это именно то, чем он быть должен. Что же касается сообщений, написанных на папирусе - хотя, лично я сам полностью уверен в их подлинности - это уже не моя сфера, не моя научная дисциплина.
      - Ну хорошо, чья же тогда эта сфера. Кто подтверждает подлинность написанного?
      - Этот процесс требует участия ряда экспертов, но сюда обязательно необходимо включить двух специалистов. Один должен проверить папирус под ультрафиолетовой лампой, чтобы увидать, нет ли на нем следов более ранних надписей, чтобы узнать, а не приобрели вы древний образчик затертого папируса. Другой ученый - химик - должен провести химический анализ пигмента самого чернила. Например, для своего писания Иаков Юст пользовался срезанным по диагонали стеблем тростника, чтобы получить острый кончик самого пера. Он погружал это перо в чернила, изготовленные из noir de fum(e - ламповой сажи - которая смешивалась с каким-то старинным клеевым составом. Вот эти чернила и необходимо исследовать, чтобы узнать, принадлежат ли они тому самому периоду, 62 году нашей эры.
      - А кто проверяет написанное, само письмо?
      - Опытные исследователи текстов, теологи, текстуальные критики. Как раз последние могут сравнить эти написанные по-арамейски фрагменты с имеющимися арамейскими рукописями, подлинность которых подтверждена. Исследователи могут проследить за тем, чтобы текст был написан на нужной стороне папируса, а не на его обороте. Но самым важным критерием должны быть качество и стиль - или же применение - древнего языка, подтверждение подлинности самой арамейской речи. - Профессор Обер попытался улыбнуться. Только ведь все это уже было сделано, все подтверждения подлинности Евангелия от Иакова. Группы экспертов проверяли текст. И я не вижу никакой причины, чтобы вы усомнились в них.
      - Да, конечно, вы правы, - сказал на это Ренделл. - Тем не менее, скажем, что я не поддаюсь голосу разума и ужасно упрямый. Давайте представим, что какие-то мелкие сомнения у меня имеются. Как я могу эти сомнения разрешить?