"Она хочет немного поговорить", - подумал Ренделл и вспомнил все их "недолгие" разговоры в прошлом. Кто-то - какой-то немецкий философ говорил, что супружество - это один долгий разговор. Ренделлу хотелось, чтобы так оно и было: долгая, спокойная беседа, лишь бы не то, что было на самом деле - реальность бешеных перебранок, от которых оставалось чувство, будто его кастрировали. Барбара же считала, что в подобных "недолгих разговорах" она лечит свою словесную истерию.
      - Как хочешь, - согласился Ренделл. - Смешай виски со льдом.
      После этого он спокойно открыл дверь и зашел в спальню. Комната освещалась приглушенным светом ночника, стоящего на туалетном столике. Когда глаза привыкли к полумраку, Ренделл увидал дочь, лежащую на двуспальной кровати.
      Он подошел к ней и опустился на колени. Девочка лежала, спрятав лицо в подушке; покрывало натянуто под самую шею. Шелковистые, слегка курчавящиеся светлые волосы разметались по подушке. Она спала и во сне была прекрасна частичка его самого, которой исполнилось пятнадцать лет, ангел, единственное его произведение на этом свете, которым Ренделл мог гордиться. Он молча глядел на дочку: чистое, гладкое лицо, тонкий нос, полураскрытые губы, и слушал ее спокойное дыхание.
      Поддавшись какому-то импульсу, Ренделл придвинулся поближе, склонился над дочкой и коснулся ее шеи губами. Когда он выпрямился, девочка открыла свои плотно сжатые веки.
      - Привет, - пробормотала она.
      - Здравствуй, моя дорогая. Сейчас я тебя оставляю, но хочу, чтобы завтра мы вместе позавтракали.
      - Угу.
      - А теперь спи. Завтра будем вместе. Спокойной ночи, Джуди.
      Когда Ренделл поднялся на ноги, он заметил, что девочка вновь заснула. Какое-то время он еще постоял рядом с ней, а потом вышел из спальни. Сейчас гостиная была освещена поярче, он понял, что Барбара просто включила еще и бра. Интересно, зачем?
      Барбара сидела на кушетке, опирая локти на подушке, лежащей у нее на коленях. В руке она держала высокий стакан с коктейлем.
      - А вон и твой виски, - указала она на стакан, стоящий на дальнем краю кофейного столика.
      - А сама что пьешь? - небрежно спросил Ренделл. - Колу со льдом?
      - То же самое, что и у тебя, - ответила Барбара.
      Ренделл посчитал, что не даст никаких поводов, если обойдет столик и возьмет стул, стоящий напротив жены. Уже много лет Барбара не выпивала с ним. На вечеринках она еще могла выпить один-два коктейля, но когда они оставались одни, виски с ним она пить отказывалась. Именно таким образом она его упрекала, давала понять, что ей не нравится, как он выпивает; для него же самого это был способ уйти, обособиться, порвать с женой всякую связь. Сейчас же она находилась здесь, и со стаканом виски в руках. Было это признаком оздоровления в отношениях или роковым знамением? Ренделл решил, что последнее, и держался настороже.
      - Джуди спала? - спросила Барбара.
      - Да, но на какой-то миг проснулась. Мы договорились, что вместе позавтракаем.
      - Хорошо.
      Ренделл сделал глоток из своего стакана.
      - Ну, и как ей эта новая частная школа, единственная, которую ты выбрала для нее за пределами Окленда? Она...
      - Никак, - отрезала Барбара. - Больше она там не учится, хотя ходила туда всего месяц.
      - Тогда где она сейчас учится? - не смог скрыть удивления Ренделл.
      - Сидит дома. Это единственная причина, почему я хотела встретиться с тобой сегодня. Месяц назад Джуди из школы отчислили.
      - Отчислили? О чем ты говоришь? - Такого еще не случалось. Его Джуди была совершенством, вечной отличницей. - Ты хочешь сказать, что ее выгнали из школы?
      - Я хочу сказать, что ее отчислили. Никаких испытательных сроков. Никаких отсрочек. - Она сделала паузу, чтобы акцентировать следующие слова: - Наркотическая зависимость.
      Ренделл почувствовал, как кровь хлынула в лицо.
      - Черт подери, о чем это ты?
      - Я тебе толкую про "скорость", "бенни", "бомбитас", "дикси", "кристаллы", "веселые бобы", "мет". Я говорю тебе про амфетамины, Стив. Их можно глотать, но ими же можно колоться. Джуди ходила там на голове, после чего директор вызвал ее на ковер, переговорил с ней, потом со мной, а потом ее просто выгнали.
      - Ты хочешь сказать, что ей не дали возможности исправиться? Сволочи, ведь в наши дни такое может случиться с каждым ребенком; на него могли повлиять, в конце концов, он ведь мог просто попробовать...
      - Стив, - перебила его жена, - она не пробовала. Амфетамины она принимала регулярно и уже сидела на крючке. И никто из ее школьных приятелей на нее плохо не влиял. Наоборот, именно она влияла на некоторых из них.
      Ренделл потряс головой.
      - Не могу поверить.
      - Тебе лучше.
      - Барбара, но ведь с ребенком, подобным Джуди, такого случиться просто не могло. Где была ты?
      - А где был ты, Стив? - В этих ее словах не было ни тени ехидства, просто констатация факта. - Извини. Где была я? Почему не проследила за ней? В первую очередь, потому что не было тебя. Все так неожиданно. Итак, ты не прослеживаешь. Ты не следишь и не видишь. Кое-какие перемены были, только я связывала их с новой школой, трудностями в учебе, попытками найти новых друзей. Поначалу она была такой веселой и уверенной, потом несколько раз я замечала, что Джуди была раздраженной, она нервничала, потом вообще впала в депрессию ее ломало, как это у них называется - а под конец она совершенно замкнулась в себе. Потом мне неожиданно позвонили из школы, и я все узнала.
      - Почему ты не позвонила мне, не дала знать?
      Барбара поглядела ему прямо в глаза.
      - Сразу я так и хотела, Стив, но потом решила, что смысла нет. Ведь и ты сам ничего сразу сделать бы не смог, тем более - в течение какого-то долгого времени. Я не видела никакой пользы в том, чтобы спутывать наши жизни вместе. Я не видела, как в подобную ситуацию могла бы вписаться Джуди. После чего я решила все делать сама, и делала все сама.
      Ренделл схватил свой стакан и выпил его содержимое в один присест.
      - Она и сейчас принимает наркотики? Ведь выглядит она так хорошо, совершенно непохоже, чтобы девочка была ими напичкана, или же...
      - Нет, нет. Сейчас она уже возвращается к норме. Мы верим, что с крючка она спрыгнет. Самую лучшую помощь для Джуди я нашла в ее друзьях. Было трудно, просто ужасно, но сейчас она уже выкарабкивается. Догадываюсь, что она покуривает марихуану - совершенно случайно, где-нибудь на вечеринках - но ничего более серьезного.
      - Понятно. - Ренделл поглядел на пустой стакан у себя в руке и поднялся с места. - Не беспокойся, посиди. Мне необходимо еще выпить.
      - Извини, Стив, что все так получилось, а еще в такой день... Но мне не хотелось бы потерять возможность поговорить с тобой наедине.
      Ренделл одним глотком выпил половину содержимого стакана.
      - Да, конечно же, ты должна была мне сообщить. - Он вернулся на свой стул. - И как ты вытаскивала Джуди? Врачи?
      - Вообще-то говоря, это был - да и остается - один человек. Психолог из Сан Франциско, специалист по сложным наркотическим зависимостям. Это доктор Артур Бурке. Он написал...
      - Плевать мне на то, чего он там понаписывал. Джуди все еще ходит к нему?
      - Да. И хотелось бы сказать, у него имеется клиника. Каким-то образом он даже понравился Джуди. Она привязалась к нему. Он довольно молод, усы, борода, и говорит только правду. Доктор Бурке уверен, что сможет не только вылечить Джуди, но даже и закрепить неприязнь к наркотикам.
      Только сейчас Ренделл почувствовал, что спиртное ударило в голову.
      - Так, - сказал он. - А теперь самое времечко вывернуть все так, будто во всем виноват я один. Вечно занятой папаша. Ergo. Дочь становится наркоманкой.
      - Нет, Стив, это не твоя вина, и не моя, а может, виноваты мы оба. Вина в том, как повернулась жизнь, что случилось с родителями, что из всего этого досталось или же не досталось детям... И более того - над чем родители уже не властны - стиль жизни нынешнего общества, и то, какое будущее - или же его отсутствие - мы сами ожидаем. А ведь еще имеются бунты и бегства из дому, и желание найти где-нибудь мир получше, чтобы вдобавок ко всему расширить границы разума, выйти на другой уровень сознания, найти у себя в голове самую совершенную из планет. Вот почему ты берешь пригоршню таблеток и отправляешься в космический полет, и улетаешь, и если тебе повезет, кто-нибудь стягивает тебя с орбиты - пока не все еще потеряно, и сам ты еще не затерялся навеки. Так вот, доктор Бурке стащил Джуди с орбиты. Она вновь принадлежит человеческой семье и пересматривает всю прежнюю систему ценностей.
      Ренделл поднес пустой стакан к лицу и потерся носом о холодное стекло. Глядя через него, он обнаружил, что Барбары перед ним уже нет. Он опустил стакан, тупо всматриваясь в опустевший диван.
      - Стив, - раздался голос Барбары.
      Он повернул голову и увидал, как жена возвращается на свое место с новой порцией виски в руке.
      - Эй, а ты не слишком ли увлеклась выпивкой?
      - Это только сегодня. - Барбара уселась. - Стив, кстати, сегодня мне хотелось бы сказать тебе еще кое-что.
      - А разве на сегодня не достаточно? Про Джуди ты уже рассказала...
      - Видишь ли, это касается и Джуди тоже. Знаешь, давай-ка я выложу побыстрее, и все будет кончено.
      - Ладно, валяй, - Ренделл поставил стакан на стол. Выкладывай, что у тебя там еще на уме.
      Барбара отпила глоток и вновь поглядела прямо в глаза Ренделлу.
      - Стив, я собираюсь выйти замуж.
      Он никак не отреагировал, хотя ее слова показались ему смешными.
      - Ты выйдешь замуж, и тебя арестуют. - Его рот осклабился в злой ухмылке. - Я хочу напомнить тебе, дорогуша, что у тебя уже есть муж. А второй муж - это уже бигамия, и нашу Барби могут посадить в кутузку.
      Ее лицо оставалось как и прежде каменным.
      - Стив, только не надо шуток. Это серьезно. Это по-настоящему серьезно. Как-то мы разговаривали по телефону, и ты спросил тогда, встречаюсь ли я с мужчинами... Так вот, в последнее время, сейчас, я встречаюсь только с одним. Это Артур Бурке.
      - Артур... Ты хочешь сказать... Психолог Джуди?...
      - Да. Это замечательный человек. Ты на него очень похож. А я - я очень рада заботиться о нем. И, как я уже говорила, Джуди тоже. - Барбара поглядела на стакан у себя в руке, затем продолжила: - Джуди нужны дом, семья, стабильность. Ей нужен отец.
      Очень осторожно Ренделл взял стакан со стола, потом поставил его на место. Каждое слово он проговаривал очень тщательно:
      - Я должен сообщить тебе одну новость, дорогуша. У Джуди уже есть отец.
      - Да, конечно, у нее уже есть отец - ты. Она это знает. И Артур это знает. Только я имею в виду отца не по наименованию, а такого, который живет с ней под одной крышей, в одном доме, того - кто все время с ней. Ей нужна настоящая жизнь, внимание и любовь, которые она сможет получить только в полноценной семье.
      - Я все понял, - сказал Ренделл. - И понял, что начинается промывка мозгов. Полноценная жизнь, внимание, любовь - все это дерьмо на палочке. Это все его словечки, его долбаная работенка, его дешевый способ подцепить для себя семейку и дочку, чтобы не растить ее с пеленок. Ладно, хочет он дочку, пусть себе сделает. Только мою девочку он себе не захапает. Нет, мамуля, только не мою Джуди!
      - Стив, будь благоразумным.
      - Выходит, ты все это заварила, чтобы спасти Джуди? Так вот в чем уловочка, а? Ты хочешь выйти замуж за этого парня ради Джуди, потому что девочке нужен отец?
      - Это не самая главная причина. Я хочу выйти за Артура, потому что мне нужен муж. Муж, похожий на него. Я его люблю. И мне нужен развод, чтобы выйти за Артура замуж.
      - Развод? - Спиртное и злость с новой силой ударили Ренделлу в голову. Он оттолкнул от себя стул. - Забудь об этом, ты ни черта не получишь.
      - Стив...
      Он попытался выпить из пустого стакана и направился к бару.
      - Нет! - заявил он. - Я не отдам свою дочь, поскольку ее мать хочет затащить кого-то в свою койку.
      - Не будь идиотом. Я не могу это обсуждать, когда ты нажрался и несешь чушь. Мне не надо никого затаскивать к себе в койку. Мужчина у меня уже есть. У меня есть Артур, и я хочу оформить наши отношения законным образом. Он же хочет иметь жену, жить в семье, и это же относится к Джуди. Если ты настолько озабочен ею, давай договоримся не строить нам преград. У тебя ведь была куча возможностей упросить нас вернуться. Только ты и пальцем не пошевелил. Когда же мы захотели уйти, ты начинаешь нас осуждать. Отпусти нас, пожалуйста.
      Ренделл тянул свой виски.
      - Так ты говоришь, будто Джуди хочет, чтобы этот твой хахаль стал ей отцом?
      - Можешь спросить у нее сам.
      - Не беспокойся, спрошу. И ты, выходит, уже барахталась с ним на травке. Может в этом-то все и дело?
      Стоя возле бара с отсутствующим выражением лица и водя пальцем по краю стакана, Ренделл смотрел, как Барбара встает с места, чтобы взять пачку сигарет. Его глаза следили за женой, за передвижениями этого так хорошо ему известного женского тела. Сейчас же она отдает это тело другому мужчине.
      По совершенно необъяснимой причине, а может и объяснимому - ну да, он слишком много выпил - Ренделл стал пробираться памятью назад, по развалинам их супружеской жизни, до того рокового момента, который так долго хоронился в закоулках сознания. Это случилось во время их последней совместной поездки за границу... Ночь в Париже, паршивейшая, отвратительнейшая ночь. Они с Барбарой уже легли в кровать, громадную двуспальную кровать, изголовье которой примыкало к стенке номера одной из самых фешенебельных парижских гостиниц. "Плаза Атени"? "Бристоль"? "Георг V"? Ренделл никак не мог вспомнить. Они лежали в кровати, холодность и чувство обиды вздымались меж ними кучей ненужного хлама, в то время, как каждый из них притворялся, что уже спит. А потом, где-то за полночь, из соседнего номера за тонюсенькой стенкой донеслись приглушенные звуки голосов, мужского и женского; слов нельзя было разобрать, а затем - скрип кровати женские вскрики и стоны, тяжелое дыхание мужчины, хрипы и скрипы страстные и возбуждающие быстрые звуки.
      И когда он вот так лежал, прислушиваясь, каждый звучок был для него ударом кинжала, и Ренделл буквально истекал завистью и ревностью к этим приглушенным наслаждениям; а еще он истекал яростью, перемешанной с чувством вины по отношению к Барбаре - телу, лежащему рядом с ним на одной постели. Он не мог видеть ее, но знал, что она тоже вслушивается в темноту. И никто из них не хотел отступать. Звуки за стенкой насмехались над холодом их разделенных тел и лишь подчеркивали пустоту проведенных вместе лет. Ренделл ненавидел лежащую рядом женщину, ненавидел парочку за стеной с их бесконечными совокуплениями и единством, но более всего он ненавидел самого себя за невозможность любить свою спутницу. Как хотелось ему сорваться с этой постели, отделиться от Барбары - тела, от этого чудовищного номера и рвущих сердце звуков. И, тем не менее, он не мог. Он мог только ждать. А когда утихли последние вздохи и скрипы, последние всхлипы удовлетворенной страсти - за стенкой установилась тишина завершения, которая была еще даже более невыносимой.
      Ночь все продолжалась, и вот тогда в его сознании промелькнули строки из стихотворения Джорджа Мередита, и от этих слов его прошибло ознобом:
      - И потом, как делает то полночь,
      Ее гигантское сердце из Памяти и Слез
      Пьет бледный наркотик тишины и разбивает
      Тяжкую меру сна; и они - с головы до ног
      Недвижны были, глядя сквозь мертвый мрак годов своих,
      Ползущие по пустой стене пустым напоминаньем.
      Они лежали как фигуры, что можно видеть
      На могилах семейных, и меч меж ними;
      И ждали двое, что меч разделит все.
      И в этой беспросветной темноте Ренделл понял, что и они с Барбарой лежат в такой же могиле. Эта мысль овладела его сознанием, пока не пришел сон - супружеская жизнь превратилась в ничто, их пребывание вместе невозможно. Этой ночью ему стало предельно ясно, что у них нет будущего. И он сам уже не мог, оставаясь честным, войти в это лежащее рядом тело и любить его. Возможно, что он мог притворяться. Может быть, он и способен бы был имитировать любовь. Но вот любить спонтанно, безудержно он уже не мог; Ренделл не желал даже тела Барбары. Будущее их отношений было безнадежно. И Барбара тоже должна была знать об этом. Этой ночью, прежде чем пришел сон, Ренделл понял, что вскоре все это обязано закончиться - падет тот меч, что разделяет, разрубывает все - и он молил, чтобы сама Барбара закончила с подобной ситуацией. Через несколько месяцев она выехала из их квартиры в Нью Йорке и, забрав Джуди с собой, отправилась в Сан Франциско.
      Затуманенными алкоголем глазами Ренделл следил за Барбарой - как она ходит по комнате и курит, избегая встречаться с ним взглядом. Он же глядел на очертания ее груди под платьем, мысленно срывал с нее одежду, чтобы открыть знакомое, костлявое тело и пытался представить, как эта потасканная, побывавшая в других руках, никому не нужная плоть может возбуждать страсть у некоего типа по имени Артур, как она может стать источником страстных вздохов и эротического вожделения. Тем не менее, на самом деле все так и было. Странно, очень странно.
      Ренделл отклеился от бара и направился к жене. Барбара в очередной раз глянула ему прямо в глаза.
      - Стив, в последний раз прошу, - умоляюще сказала она. - Дай мне этот развод. Не надо мне мешать. Ведь меня ты уже не хочешь и уже никогда не изменишь своего отношения ко мне. Так почему бы тебе не отпустить меня на свободу, не ставя никаких преград, как поступают цивилизованные люди? Зачем нам воевать? Ведь это никак не отымет от тебя Джуди. Ты всегда будешь иметь возможность встречаться с ней. Об этом можно будет внести пункт в договор. Так что тебя еще беспокоит? Ведь должно же быть что-то еще? Может это окончательность? Или вся проблема в том, что ты никак не можешь согласиться с тем, что в чем-то проиграл? Что же это?
      - Это Джуди. А больше ничего. Так что не будь смешной. Все дело в том, что мне не нужен кто-то чужой, растящий мою собственную дочь. Вот это и есть мое окончательное решение. И так будет до тех пор, пока ей не исполнится, по крайней мере, двадцать один год. Так что - никаких разводов. Пока что. - Ренделл помялся. - Вполне возможно еще, что ты и я мы - а вдруг мы что-нибудь еще придумаем да и сойдемся вместе.
      - Нет, Стив, я тебя уже не хочу. Я хочу, чтобы ты дал мне развод.
      - Ладно, но ты его не получишь.
      Ренделл уже собрался было идти, но Барбара вцепилась ему в руку, заставив поглядеть ей прямо в глаза.
      - Ну хорошо тогда, хорошо же, - воскликнула она ломающимся голосом. Ты сам заставляешь меня делать то, чего мне делать не хотелось. Ты вынуждаешь меня изменить тебе, чтобы получить этот развод.
      - Ты и так уже изменяешь мне, так что встретимся в суде, - заявил он. - И ты проиграешь, потому что у меня в руках все козыри: Ты сама ушла от меня. Ты не можешь уследить за нашей дочерью. Ты позволила ей присесть на колеса, позволила, чтобы ее выгнали из школы. Ты спуталась с другим мужчиной, занимаясь с ним сексом, в то время, как в доме находится пятнадцатилетняя девочка. Так что не надо тащить меня в суд, Барбара.
      Ренделл ждал, когда же она взорвется. Но, к его изумлению, лицо Барбары оставалось спокойным, уверенным; в ее глазах даже было нечто, похожее на сострадание.
      - Стив, - сказала она, - ты проиграешь. Только мне никак не хочется смешивать тебя с грязью. Я не собираюсь заниматься этим. Но во время судебного разбирательства мой адвокат вывернет тебя наизнанку, на людях, на глазах прессы, и судьи увидят правду - то, как ты поступил со мной и с дочерью. Узнают о твоей роли анти-мужа и анти-отца. О твоем поведении сейчас и в прошлом. О твоих беспорядочных связях. О твоем пьянстве. О девчонке, которую ты подцепил и с которой живешь сейчас в Нью Йорке. И ты проиграешь, Стив, может случиться, что тебе даже запретят видеться с Джуди. Надеюсь, что ты еще не настолько потерял голову, и не станешь упираться, чтобы это, не дай Бог, сделалось реальностью. Это будет самое глупое дело с твоей стороны - для всех нас, для Джуди. В конце концов, ты потеряешь ее окончательно, что бы там не постановил суд.
      Ренделл презирал и ненавидел Барбару в эту минуту, и не за ее слова, а за ее уверенность, убежденность, а может быть, и за ее правоту.
      - Ты шантажируешь меня, - заявил он. - Но когда я докажу на суде, что этот твой любовник, Артур Как-то-там, воспользовался своими отношениями с Джуди как с пациенткой, чтобы вползти в твою жизнь, что он обманул тебя и Джуди, судья не позволит тебе заниматься ее воспитанием.
      Как бы извиняясь, Барбара пожала плечами.
      - Посмотрим, - сказала она. - Подумай обо всем, Стив, но только на трезвую голову. И дай мне знать, что же ты надумал до того, как мы уедем. Если же ты не передумаешь, если все-таки решишь ставить палки в колеса, тогда я сама обращусь в суд, чтобы начать разводный процесс. Но молю тебя, чтобы до этого не дошло. Сегодня же вечером я буду молиться... - Она неожиданно прервалась. - Пошли уже спать. Завтра у тебя будет такой же тяжелый день.
      Барбара направилась к двери, но Ренделл не собирался следовать за ней. Он воинственно спросил:
      - Погоди, погоди, чего это ты начала? О чем ты будешь молиться сегодня вечером? Скажи-ка.
      Она же открыла выходную дверь и ждала его. Ренделл поставил стакан на стол и подошел к жене.
      - Так скажи, - настаивал он.
      - Я... Я буду молиться... конечно же, за твоего отца. И за Джуди, как всегда молюсь. Но больше всего, Стив... я молюсь за тебя.
      Господи, как он ненавидел эту святошествующую сучку!
      - Свои молитвы можешь оставить себе, - дрожащим от ярости голосом заявил Ренделл. - Они тебе еще понадобятся в суде!
      И, даже не оглянувшись, он вышел из номера Барбары.
      * * *
      УТРОМ ОН ПРОСПАЛ и поднялся с диким похмельем.
      Стоя под душем, вытираясь и одеваясь, Ренделл решил, что испытывает похмелье не потому, что вчера пил. Обычно он выпивал гораздо больше и, тем не менее, просыпался без головной боли. Нет, сегодняшнее похмелье пришло откуда-то изнутри, причиной его был овладевший им стыд из-за собственного поведения с Барбарой вчера вечером.
      Рассуждая объективно, он и сам мог понять, что ее желание разъехаться и развестись имело резон. Так же мог он понять и причины личного сопротивления этому. Тут вообще не было никаких вопросов, но если Барбара вновь выйдет замуж, он потеряет свою дочь. А эта потеря была бы для него невыносимой, там более, что в жизни у него было немного привязанностей. И все равно, он не дал Барбаре никакой альтернативы, сам же надеялся на какое-то компромиссное решение. Его жена не должна была выходить замуж за этого Артура, чтобы тот смог удочерить его Джуди. Ведь Барбара могла попросту жить с ним, как это уже происходило - а почему бы и нет? - ведь на дворе у нас двадцатый век. Тогда бы у Джуди не было нового отца, и она бы знала, что ее настоящий отец - он.
      Нет, в суде он мог бы переиграть Барбару, непременно!
      И все-таки, ему было стыдно за свое дурацкое, совершенно ребяческое вчерашнее поведение. Ведь это же он сам завел весь этот прибацанный спектакль. Какой-нибудь посторонний наблюдатель мог бы презирать его как сукиного сына и мерзавца, и осознание этого саднило душу Ренделла, потому что, на самом деле, он был выше этого. Ренделл чувствовал это кишками. Ведь по сути своей он был лучше, чем привыкли видеть его люди: в основе своей он был лучше того Ренделла, который приезжал к отцу в последние два раза или же устраивал вчера сцену с женой; он был тем хорошим Ренделлом, который встречался с замечательным Джимом Маклафлином из Рейкеровского Института. И в то же время - крысиные гонки походили на лошадиные бега: вас оценивали по поступкам, а не по чувствам; он же расталкивал всех локтями и вел бесчестную игру со всеми, с кем доводилось вступать в близкий контакт.
      Конечно, нельзя сказать, что на него нельзя положиться. По рабочим делам, с деловыми партнерами - пожалуйста. Но вот в нерабочее время, с друзьями - тут он мог и подвести. Он обещал собственной дочери - что может быть важнее этого? - что сегодня они вместе позавтракают. Только он забыл об этом еще вчера вечером, попросив администратора, чтобы сегодня утром его никто не беспокоил никакими звонками, разве что позвонит доктор Оппенгеймер, будильника не выставил и, понятное дело, проспал.
      Прежде чем позвонить дежурному, Ренделл набрал номер Барбары, чтобы узнать, а вдруг Джуди все еще здесь. Но на звонок никто не ответил. Тогда, уже в совершенно расстроенных чувствах, он уселся за свою яичницу с беконом и кофе и позавтракал в одиночестве. Только сейчас он заметил, что под утренней газетой для него лежит несколько сообщений. Видимо, принесший ему завтрак паренек нашел их под дверью.
      Ренделл просмотрел доставленные ему записки. В первой говорилось, что из Нью Йорка ему звонила мисс Дарлена Николсон. Она же звонила и вчера вечером. После устроенной Барбарой сцены Ренделл вчера не был в настроении звонить в Нью Йорк, сейчас же он слишком спешил, чтобы звонить немедленно. Он пообещал себе, что позвонит Дарлене чуть попозже. Затем была записка от дяди Германа. Он приезжал на семейной машине, чтобы, как было условлено, захватить Ренделла в больницу, но ему не разрешили позвонить в номер. Это было три часа назад. Черт! Единственное, за что Ренделл был благодарен - от доктора Оппенгеймера никаких тревожных звонков не было.
      Торопясь, Ренделл закончил завтракать, натянул пиджак спортивного покроя от "Бургунди" и спустился в фойе. Он был уверен, что найдет Джуди в больнице, но, чтобы подстраховаться и не разминуться с ней снова, подошел к стойке дежурного, нацарапал записку с извинениями за пропущенный завтрак и просьбой съесть вместе ланч. Попросив, чтобы записку положили в перегородку Барбары, Ренделл выскочил на улицу, в позднее майское утро, остановил такси и через минуту уже ехал в Больницу Доброго Самаритянина.
      Прибыв на место, он поднялся в центральный холл, перескакивая через две ступеньки за раз, потом лифтом выехал на третий этаж, повернул направо и вышел в коридор. При виде матери, сестры и дяди Германа, скучившихся вокруг доктора Оппенгеймера у двери отцовской палаты, у него тревожно защемило сердце. Ред Период Джонсон и преподобный Том Кэри стояли в сторонке, увлеченные беседой друг с другом. Подходя к своим, Ренделл поежился. В этом сборище в коридоре было что-то неестественное и говорило либо об опасности, либо о каких-то переменах. В общем, что-то произошло.
      Подходя ближе, видя, как увеличиваются их лица, разбирая их выражения, Ренделл пытался обнаружить в них признаки облегчения, радости или же скорби. Но ничего подобного не было. Вот это и было странным. Странным было и то, что Барбара с Джуди тоже отсутствовали.
      Безо всяких извинений он врезался в толпу и перебил что-то говорящего врача:
      - Как там папа? Что-то случилось?
      Доктор Оппенгеймер сложил губы в свою самую очаровательную улыбку:
      - Великолепные новости, Стив, самые лучшие из тех, на которые мы только могли надеяться. Твой отец пришел в себя в... где-то в шесть утра. Кардиограмма показывает явное улучшение. Давление упало до нормы. Левая сторона пока что частично парализована, и ему довольно трудно говорить. Тем не менее, это уже замечательно. Если никаких явных осложнений не произойдет, то все говорит о том, что твой отец пошел на поправку.
      - Ф-фу, - облегченно вздохнул Ренделл. - Слава Богу. Он сразу же обмяк, как будто с плеч свалилась громадная тяжесть. Он склонился к матери и поцеловал ее, затем поцеловал Клер, которая тут же заплакала, и улыбнулся дяде Герману. Повернувшись к врачу, Ренделл схватил его за руку. Замечательно! Это просто чудо! - заявил он. - Даже и не знаю, как вас благодарить.
      Доктор Оппенгеймер понимающе кивнул.
      - Спасибо, Стив, но в большей мере тут заслуга вашего отца. Я только что объяснял вашей матери, что быстрота и степень его выздоровления находятся в его собственных руках. Медицина свое сделала. После того, как его переведут домой недельки через три-четыре - мы начнем проводить комплекс физиотерапии. Для этого в доме следует оборудовать место. Если он будет сотрудничать с нами в этом, выздоровление пойдет еще скорее. Наша цель - вернуть ему самостоятельность и способность ходить. И, как я уже говорил вашей матери, решающим фактором остается состояние духа вашего отца, его желание, его воля к жизни.
      - Он никогда и не терял их, - заметил на это Ренделл.
      - Правильно, - поддержал его Оппенгеймер. - Но следует помнить, что до сих пор с ним ударов не случалось, а его будущее зависит от того, чтобы состояние его духа не изменилось.
      - На Кресте Иисус чувствовал себя брошенным всеми, тихонько заметила Сара Ренделл. - И он умер. Но все равно, он восстал из мертвых, чтобы спасти всех нас.
      - С Божией помощью, - подпел ей дядя Герман.
      Сара Ренделл глянула на брата.
      - Господь поможет Натану. Он заслужил эту помощь, Герман.
      Смущенный набожным камланием, пусть даже исходящим от его собственной матери, Ренделл отделился от нее и подошел к врачу.
      - Я бы хотел увидать папу. Можно?
      - Ну, вообще-то говоря, ему бы следовало как можно больше отдыхать. Но если буквально на минутку, то можно. Вполне возможно, что вечером вы проведете с ним больше времени.
      Ренделл вошел в палату к отцу.
      Кислородная палатка была открыта, над кроватью, скрывая отца, склонилась медсестра. Услышав, что кто-то зашел, она обернулась.
      - Я только хотел поглядеть на него, - робко начал объясняться Ренделл. - Он спит?
      - Он дремлет. Пока с ним все в порядке. Мы им очень гордимся.
      Ренделл подошел к кровати. Исхудавшая голова старика лежала на подушке. По сравнению со вчерашним днем, на отца глядеть было не так страшно. Глаза его были закрыты. На лицо вернулся румянец. Отец мирно похрапывал.
      - Он выглядит гораздо лучше, чем вчера, - шепнул Ренделл через плечо.
      - Значительно лучше, - согласилась с ним медсестра.