Эти дни будут посвящены общественным мероприятиям, связанным с Новой Библией. Первый из этих дней посвящен апостолу Андрею". Так вот, мы посылаем этот меморандум доктору Джеффрису. И кодовое имя доктора Джеффриса становится Апостол Андрей. После этого мы готовим следующую копию меморандума с точно таким же содержанием, за исключением последнего предложения. Оно будет звучать следующим образом: "Первый из двенадцати дней будет посвящен апостолу Филиппу". Этот меморандум мы отошлем Хелен де Боэр. Кодовое имя для Хелен де Боэр станет Апостол Филипп. Третий меморандум, точно такой же, как и другие, будет заканчиваться предложением с участием апостола Фомы. Его мы отошлем преподобному Закери. Отсюда, кодовое имя для Закери будет Апостол Фома. И таким вот образом мы проходим по всему списку, присоединяя разных апостолов к различным получателям меморандума. Если завтра нам станет известно, что де Фроому в руки попадет копия нашего меморандума, то он, скорее всего, получит ее от члена оговоренной здесь группы, которому мы ее высылали. Если мы узнаем, что в копии, попавшей к де Фроому, фигурирует, скажем, апостол Андрей, тогда мы будем знать, что, по каким-то причинам, нашим слабым звеном является доктор Джеффрис. Это понятно?
      Раздался хор согласных голосов, а доктор Дейчхардт пробормотал:
      - Слишком ясно, и слишком пугающе.
      - Слишком пугающе? - повторил Ренделл.
      - Подозревать, что один из нашей дюжины предает нас.
      - Ну, уж если один из двенадцати учеников Христа смог предать Его, спокойно заметил на это Ренделл, - почему мы не можем считать, что один из нашей дюжины может предать Его, и одновременно, предавая Его, уничтожить и нас?
      - Вы правы, - заметил доктор Дейчхардт. Он тяжело поднялся с места, осмотрел всех собравшихся издателей и повернулся к Ренделлу: - Мы договорились. Слишком много стоит на кону, чтобы играться в недоверие или сентиментальность. Да, мистер Ренделл, действуйте. Можете ставить свою ловушку.
      * * *
      ДЕНЬ БЫЛ ДОЛГИМ, и сейчас, вечером, в двадцать минут двенадцатого, Стив Ренделл был рад тому, что возвратился в свой номер гостиницы "Амстел".
      Сгорбившись на заднем сидении лимузина "Мерседес-Бенц", он размышлял о сложенном вдвое листке бумаги в бумажнике, что лежал во внутреннем кармане его спортивного пиджака. На этом листке он лично напечатал имена двенадцати апостолов Иисуса Христа, которые были использованы в двенадцати копиях меморандума, приготовленных им и Джессикой Тейлор. Возле каждого имени апостола было напечатано имя члена команды Воскрешение Два, которому этот меморандум был отослан.
      Ренделл размышлял и над тем, сколько же времени понадобится скрывающемуся среди них изменнику, чтобы передать сам меморандум или хотя бы его содержание домине Мартину де Фроому. Предыдущий меморандум, касающийся объявления, попал к де Фроому в течение трех часов после выпуска. Последний же меморандум, каждая его напечатанная Джессикой копия, была выслана адресатам через сорок пять минут после окончания совещания с издателями. Вначале копии были переданы сотрудникам службы безопасности Хелдеринга, чтобы те лично вручили их тем, кто работал в отеле "Краснопольски", либо тем, кто проживал в амстердамских гостиницах. При этом требовались расписки о получении, и Ренделл ожидал в кабинете Хелдеринга до тех пор, пока не убедился, что все двенадцать копий попали к их адресатам, а те расписались в получении.
      Это произошло более пяти часов назад. Если содержание меморандума должно было быть передано де Фроому, то оно уже попало к нему - в этом Ренделл был уверен. Единственной его надеждой оставалось то, что их собственный человек, внедренный в операцию де Фроома, останется нераскрытым и сможет сообщить точное содержание поддельного сообщения, полученного их врагом.
      Вновь и вновь Ренделл пытался вычислить, по каким же причинам - ради любви или ради денег - их предают.
      Нет, он никак не мог даже представить это. Он мог лишь молиться, молиться о том, что изменник в их собственных рядах будет схвачен за руку и удален еще до того, как сможет наложить лапу на их бесценную тайну, предварительное издание Международного Нового Завета, который герр Хенниг вскоре доставит из Майнца.
      Будучи у себя в офисе, Ренделл созвонился с Анжелой, прося ее пообедать вместе. Да, он крайне устал сегодня, но никак не мог сопротивляться тому, чтобы снова встретиться с ней вечером. Они спокойно пообедали вместе в элегантном ресторане отеля "Полен", обмениваясь воспоминаниями о пережитом. И после того, хотя усталость все еще чувствовалась, Ренделл знал, что не сможет расстаться с этой девушкой, хотя и был с ней практически все утро. Они распрощались у гостиницы "Виктория", но даже теперь, приехав к собственному отелю, Ренделл чувствовал мягкость ее губ на собственных.
      Машина свернула влево, а минуту спустя, пожелав Тео спокойной ночи, Ренделл уже стоял на тротуаре перед "Амстель".
      Уже собравшись направиться к входу, Ренделл услышал, как кто-то зовет его по имени. Он остановился и повернулся к мужчине, спешащему к нему из теней, окружавших площадку для парковки.
      - Мистер Ренделл! - во второй раз позвал мужчина. - Минуточку, пожалуйста!
      Спешивший мужчина теперь был освещен гостиничными огнями.
      Седрик Пламмер.
      Скорее рассерженный, чем удивленный, Ренделл собрался уж было отвернуться, но Пламмер схватил его за руку.
      Ренделл отдернул руку.
      - Идите к черту, - сказал он. - Нам не о чем разговаривать.
      - Дело не во мне, - настаивал англичанин. - Я вовсе не желал беспокоить вас. Меня послал некто другой - некто весьма важный - который желает встретиться с вами.
      Ренделл не собирался поддаваться.
      - Простите, Пламмер. Не думаю, чтобы я интересовался встречей с вашим знакомым.
      Он уже направился к каменным ступеням, но Пламмер не отставал.
      - Мистер Ренделл, погодите. Послушайте... Это домине Мартин де Фроом... Это он послал меня.
      Ренделл развернулся на месте.
      - Де Фроом? - глянул он с подозрением на журналиста. - Де Фроом выслал вас найти меня?
      - Абсолютно верно, - кивнул тот.
      - Как я могу знать, что это не какой-нибудь грязный трюк в игре, которую вы ведете?
      - Нет тут никакого трюка, клянусь. Зачем мне лгать? Что я с этого получу?
      Ренделл разрывался между недоверием и желанием поверить.
      - И зачем де Фроом хочет встретиться со мной?
      - Не имею ни малейшего понятия.
      - Я так и знал, что не имеете, - сардонически заметил Ренделл. - И зачем де Фроому использовать вас, иностранного журналиста, в качестве собственного Фигаро? Ведь он же мог просто поднять телефонную трубку и позвонить мне.
      Хотя и сбитый с толку вопросом Ренделла, Пламмер не растерялся с ответом:
      - Потому что он все делает не прямо, а косвенно, чтобы никто не догадался. Он весьма осторожен во всех личных контактах. Человек, находящийся в его положении, должен быть осторожным. У него нет возможности звонить вам, опять же, он вовсе не желает того, чтобы вас увидели вместе где-то на людях. Если бы вы знали домине де Фроома чуточку получше, вы бы понимали его поведение.
      - А вы его знаете?
      - Довольно-таки хорошо, мистер Ренделл. Я горжусь тем, что называю его своим другом.
      Ренделл вспомнил сенсационное интервью Пламмера, взятое им у де Фроома для газеты "Лондон Дейли Курьер". Это было совершенно эксклюзивное пространное интервью, явно полученное из первых рук. Нечто заставляло Ренделла верить заявлению Пламмера о его дружбе с голландским священником.
      Ренделл начал обдумывать встречу с де Фроомом. В ней должно было быть множество ловушек, способных свести на нет все возможные выгоды. И в то же время, нечто подталкивало Ренделла. Единственная тень, падающая на его собственное будущее и успех Воскрешения Два, была тень загадочного де Фроома. Не часто случается, чтобы у кого-нибудь появился шанс встретиться с врагом, отбрасывающим эту тень. А, такой возможности невозможно было сопротивляться. Домине де Фроом был крупной добычей, крупнейшей.
      Ренделл глядел на озабоченного журналиста.
      - Когда де Фроом желает меня видеть? - спросил он.
      - Сейчас, немедленно, если это не противоречит вашим планам.
      - Должно быть, дело срочное, раз он пожелал встреться со мной в столь поздний час.
      - Не знаю, насколько это срочно. Но я знаю, что он по натуре своей "сова".
      - Где он?
      - В своем офисе в Вестеркерк.
      - Ладно, давайте узнаем, чего хочет ваш великий человек.
      Через несколько минут они уже катили в пятилетней давности "ягуаре-купе" Пламмера вдоль темного Принсенграхт - Канала Прицев - что змеился по западному периметру центральной части Амстердама и Дам. Устроившись на низком сидении спортивного автомобиля, Ренделл изучал профиль Пламмера - редеющие волосы, маленькие глаза, банальные черты лица, оживляемые только лишь помазком бороды - размышлял над тем, насколько близок британский журналист был к могущественному лидеру религиозного радикализма.
      - Пламмер... Мне все же весьма интересно знать относительно вас и де Фроома... Вы назвали его своим другом...
      - Верно, - Пламмер не отрывал глаз от дороги.
      - Какого плана другом? Вы что, пропагандируете его в прессе, а он вам за это платит? Или же вы работаете на его реформаторское движение? А может вы попросту один из его множества шпиков?
      Перегруженные кольцами пальцы Пламмера оторвались от рулевого колеса и несколько раз взмахнули в оскорбленном жесте, совершенно женском.
      - Боже мой, нет, дорогой мой приятель, ничего столь мелодраматичного. Говоря совершенно искренне, должен заявить, что у нас с домине имеется общий интерес, мы сошлись в этом - а конкретно, эта ваша Новая Библия, скрываемая за стенами гранд-отеля "Краснапольски". У нас обоих имеются различные причины узнать, что мы сможем сделать с ней до того, как ваш доктор Дейчхардт выдавит ее по каплям широким массам. Я понял, что смогу помочь домине де Фроому в этом плане, обходными путями, выдавая ему те крохи информации, которые всегда сможет добыть журналист. В ответ же я ожидаю, что домине де Фроом поможет мне в одном крупном деле - а именно, дав мне эксклюзивное интервью, которое я смогу опубликовать во всем мире еще до вашего заявления. - Он одарил Ренделла ухмылкой на все тридцать два зуба. - Прости, старина, если это тебя болезненно уколет, но c'est la guerre<Это война (франц.)>.
      Ренделл скорее позабавлен, чем озабочен откровенностью своего опонента.
      - То есть, вы уверены, что ваш приятель де Фроом сможет гарнировать наши головы на блюде для вас, не так ли?
      Пламмер снова ухмыльнулся.
      - Уверен.
      - Ну ладно, во всяком случае вы нас честно предупреждаете.
      - Спортивные площадки Итона и все такое... - Следующие слова прозвучали уже без усмешки. - Что бы вы обо мне не думали, мистер Ренделл, но я джентльмен. Равно как и домине де Фроом.
      - Ну да, де Фроом, - сказал Ренделл. - Я знаю о нем очень мало. Кто он официально? Глава Голландской Реформированной Церкви?
      - У Nederlands Hervormd Kerk - Голландской Реформированной Церкви нет официальной главы. Четыре - пять миллионов протестантов, объединенных в 1466 приходов в одиннадцати провинциях, выбирают пятьдесят четыре представителя - священников и старейшин - в синод. Можно сказать, что синод возглавляет Голландскую церковь, но в настоящее время это не так. Члены синода - это свидетели, а не епископы. Домине де Фроом часто говорит, что синод является не начальствующим органом, а скорее разумом церкви. Здешняя церковь весьма общинно-центрированная, а для англичанина или американца чуть ли не анархическая. Домине был избран церковным советом, чтобы возглавлять поместную церковь, одну из самых главных в Голландии, это правда, но, тем не менее, только лишь одну. Он часто говорил мне, что он не обладает какой-то особой властью даже в этой своей церкви. Его личная власть является производной от его собственной личности. Его единственные обязанности заключаются в том, чтобы хорошо говорить и хорошо слушать, но никогда не следует забывать, что его церковь - это воистину народная церковь. Я упомянул это все для того, чтобы вы могли лучше понять человека, с которым вскоре встретитесь.
      - Вы представляете его будто какого-то соседского пастора, - заметил на это Ренделл. - А я слышал о нем как о предводителе Христианского Движения Радикальных Реформ, с легионами последователей из священников и мирян по всему миру.
      - Это тоже будет правдой, - согласился Пламмер, - только это никак не противоречит уже сказанному мною. На местном уровне он значит не больше, чем обычный фермер. Но сам факт того, что он именно то, о чем сам проповедует, что он сделался воплощением народной веры - делает его весьма важной персоной. А что касается ярлыка, который в мире означает нечто роковое... Радикал - это попросту тот, кто желает произвести немедленные фундаментальные и резкие - перемены в существующем порядке. В этом плане да - домине де Фроом действительно является радикальным церковным лидером.
      Пламмер указал рукой вперед.
      - Вот она, его штаб-квартира, Вестеркерк, освященная в 1631 году, построенная в виде креста в неоклассическом стиле; по-видимому, самая высокая башня во всем Амстердаме. Уродливая штука, не так ли? Но это первая церковь Голландии - королевские пары венчаются здесь - и присутствие де Фроома, вероятно, делает ее главной церковью в протестантизме.
      Они припарковались на Вестермаркт, и Ренделл подождал, пока Пламмер не запер свой "ягуар".
      Здание церкви напомнило Ренделлу безобразно огромный голландский сельский дом, увенчанный стремящимся в небо шпилем. Подобная комбинация делала его одновременно и дружелюбным и отвратительным, равно как и его основной обитатель, как подозревал Ренделл. Осматривая освещенный лампами фасад более внимательно, Ренделл заметил, что он сложен из небольших кирпичей, цвет которых со временем изменился из красного в коричневый, а теперь напоминал засохшую кровь. Ренделл пришел к выводу, что здание все-таки уродливо, как, вероятно, и сам домине де Фроом.
      - А что означает слово "домине"? - спросил Ренделл у подошедшего Пламмера.
      - "Хозяин", - ответил на это британский журналист. - От латинского слова "dominus", это слово эквивалентно здесь слову "преподобие". Кстати, когда будете обращаться к де Фроому, называйте его "домине".
      Когда они уже направились к церкви. Ренделл задал вопрос:
      - Де Фроом послал вас, чтобы пригласить меня сюда. Но он же не знал, приму ли я это приглашение. Как вы считаете, он ожидает меня?
      - Он вас ожидает.
      - А вы все так же утверждаете, будто не знаете, о чем он хочет говорить?
      - Я и не рассчитывал на то, что он мне скажет об этом. Он сам скажет вам. - Пламмер сделал паузу. - Во всяко случае, я так полагаю.
      - И он не попытается выдавить из меня какую-нибудь информацию?
      - Старина, домине вовсе не жесток. Он может убеждать, но на самом деле он пацифист. Боюсь, что вы находитесь под впечатлением всех тех бесконечных боевиков, что показывают на вашем американском телевидении. Или это потому, что вы уже наслышаны про трупы в основании Весткерк?
      - Какие еще трупы?
      - О, вы не знаете? В старые времена верующих хоронили в подвалах церкви. В результате этого получался такой запашок, что верующим, приходящим на службы, приходилось брать с собой одеколон. Некоторые пожилые люди все еще приносят с собой флакончики с парфюмерией, хотя с запахом мы уже научились справляться. Нет, мистер Ренделл, среди этих трупов вам не лежать. - Он осклабился. - Я, во всяком случае, так не думаю.
      Ренделлу вдруг захотелось рассказать о подонках, напавших на него в первый вечер пребывания в Амстердаме возле берега того самого канала, что протекал мимо Весткерк, но потом он раздумал.
      Они прошли мимо массивных темных дверей в испанском стиле, что располагались в фасаде церкви, и направились к стоящему по соседству уютному, покрашенному зеленой краской домику, окна которого были украшены белыми тюлевыми занавесками. По четырем ступенькам они поднялись к двери домика, над которыми виднелось одно слово: KOSTERIJ.
      - Главный церковный вход закрыт, - объяснил Пламмер. - Это домик привратника.
      Дверь была не заперта, и они вошли в прихожую.
      - Давайте я погляжу, где находится домине, - предложил Пламмер. Он прошел дальше в дом и исчез из виду. Ренделл услышал его голос и отвечавший ему женский голос, говорили они по-голландски; после этого журналист появился вновь и указал на большую дверь. - Он в церкви.
      Ренделл последовал за Пламмером в церковь. Интерьер помещения был обширен и напоминал пещеру; под потолком горела лишь одна бронзовая люстра из четырех, оставляя большую часть помещения скрытой в темноте. Если бы не красная ковровая дорожка, покрывающая дощатый пол по центральному проходу и перекрещивающаяся с такой же дорожкой посреди помещения, то у посетителя складывалось впечатление аскетизма и суровости. Вместо скамей со спинками здесь были ряды стульев, покрытых зеленым бархатом; они прижимались друг к другу так плотно, что походили на лавки; все ряды выходили лицом к крытому балкону, выстроенному среди колонн в самом центре помещения. Как догадался Ренделл, это была кафедра проповедника.
      Пламмер осмотрел церковь, и тут же указал пальцем в центр.
      - Вот он. На переднем ряду, чуть наискось от кафедры.
      Ренделл сфокусировал взгляд и в конце концов заметил одинокую, облаченную в черное, фигуру подавшегося вперед священника; локти покоились на коленях, лицо закрыто ладонями.
      - Он медитирует, - уважительно прошептал Пламмер.
      Отдаленная фигура пошевелилась. Голова поднялась, повернулась в их направлении, но освещение было столь слабым, что Ренделл даже не был уверен, заметили ли их.
      Пламмер коснулся плеча Ренделла.
      - Он знает, что мы здесь. Давайте подождем в его кабинете. Это займет всего лишь минуту - две.
      Они вернулись в прихожую домика привратника и поднялись по невысокой лестнице. На площадке были две таблички. На той, что слева, было написано: WACHT KAMER. На правой табличке можно было прочитать: SPREEK KAMER.
      - Комната для ожидания и комната для бесед, - сказал Пламмер, направляя Ренделла вправо. - Комната для бесед - это и есть его кабинет. Видите лампу над дверью? Когда он не желает, чтобы его беспокоили, она загорается красным.
      Кабинет удивил Ренделла. Вопреки всему тому, что говорил Пламмер, он считал, что кабинет будет соответствовать образу всемирно известного князя церкви. Но кабинет был совершенно не претенциозным и уютным. Здесь имелось отдельное место для бесед: диван, кофейный столик, два мягких кресла. Еще в кабинете был камин, простой стол, за которым стоял стул с прямой спинкой; на полках теснились книги; здесь же висела современная написанная маслом картина с изображением Тайной Вечери. Кабинет освещался полудюжиной ламп.
      Ренделл никак не решался присесть. Его одолевали сомнения, он чувствовал себя напряженно. Он беспокоился о том, что Дейчхардт, Уилер и остальные издатели остались бы недовольны подобным приключением. Инспектор Хелдеринг явно не согласился бы на эту встречу. Ренделл понятия не имел, сколь много или мало знал его хозяин про Воскрешение Два. То, что это кое-что он знал от своего шпиона или шпионов, в этом сомневаться не приходилось. Но вот знал ли он про содержание Международного Нового Завета или про детали открытия профессора Монти? Совершенно неизвестно. Понятно, что он будет пытаться вырвать у Ренделла какую-то информацию на этот счет, так что этих тем нужно будет сторониться.
      Нервничая из-за того, что попал в логово врага, Ренделл направился к окну. И в этот момент дверь, открываясь, заскрипела, и Ренделл обернулся.
      В дверях стоял домине Мартин де Фроом, держа в руках двух сиамских котят с коричневыми пятнами.
      Его размеры и возраст также были совершенно неожиданными. Он был высок, не менее шести футов и трех дюймов; и еще он был относительно молод для своего нынешнего положения, явно не старше сорока пяти - сорока восьми лет. Он был закутан в черную сутану прямого покроя без каких-либо украшений. Волосы его также представляли собой нечто необычное: соломенно-желтые, чуть ли не шафрановые, длинные и прямые. Черты лица были аскетические, напоминавшие ожившего мертвеца: высокие, прямые брови, глаза с тяжелыми веками разоружали своей синевой; впавшие щеки, практически безгубый рот, отвисающая челюсть. Хотя тело было полностью закрыто сутаной, Ренделл догадывался, что под одеянием оно было мускулистым и сильным.
      Из своего угла Пламмер, превратившийся в скользкого и противногоого Урию Хипа, заикаясь, представил их:
      - Домине... Это... это мистер Стивен Ренделл. Мистер Ренделл - домине де Фроом.
      Без каких-либо церемоний де Фроом сбросил кошек на ковер, сделал шаг вперед и, вытянув худую руку, очень быстро и вяло обменялся рукопожатием с Ренделлом.
      - Добро пожаловать в Вестеркерк, - сказал он. Голос у него был глуховатый, но глубокий и вибрирующий. - С вашей стороны было просто замечательно прийти сюда в столь позднее время. Я постараюсь не сильно задерживать вас. Понятное дело, я слышал о вас. Думаю, что встреча для нас обоих будет полезной. Предлагаю вам присесть на диван. Это самое удобное место во всем кабинете. Это же поможет несколько снизить вашу напряженность, желание противостоять.
      Хладнокровный профессионал, думал Ренделл, усаживаясь на диван. Хладнокровный, урбанистичный, пугающий.
      - Что заставляет вас думать, будто у меня есть желание противостоять и сопротивляться, уровень которого следует снизить? - спросил он.
      Домине де Фроом не ответил. Он жестом показал Пламмеру, что тот может оставаться в кабинете. Пламмер нервно уселся на один из стульев напротив книжных полок и, казалось, углубился в рассматривании их содержимого. Домине де Фроом осмотрел поверхность стола, как бы проверяя, нет ли для него сообщений. После этого, удовлетворенный, он поставил стул прямо напротив Ренделла, поправил сутану и уселся. Затем он обратился к гостю:
      - Полагаю, что в качестве нового члена Воскрешения Два - что бы это идиотское название не означало, хотя, думаю, что мог бы дать правильный ответ - полагаю, что вас уже кратко просветили относительно меня, относительно моей роли в качестве оппонента религиозной ортодоксальности, которую представляют ваши работодатели. Таким образом, услыхав только одну сторону, и, будучи верным тем, на кого работаете, вы видите во мне воплощение самого Дьявола. Посему у вас ушки на макушке. Отсюда и понятное сопротивление.
      Ренделл не смог сдержать улыбки.
      - А вы, домине, каким были бы вы на моем месте? Мне поручено охранять секрет. А вы посвящаете себя тому, чтобы этот секрет раскрыть.
      Безгубый рот де Фроома сложился в извиняющую усмешку.
      - Мистер Ренделл у меня имеются иные средства, чем использовать вас лично для раскрытия целей Воскрешения Два и выяснения точного содержания их наново переведенного Нового Завета. Вы мой гость, и у меня нет никакого желания беспокоить вас, пытаясь узнать то, что вы открывать не желаете.
      - Спасибо, - ответил на это Ренделл. - Тогда, могу ли я спросить, чего же вы, возможно, желаете от меня?
      - В основном, мне нужны ваши уши. До какой степени, вы вскоре узнаете. Первое, крайне важно, чтобы вы знали, за что выступаю я, и за что выступают ваши работодатели со своими лакеями. Вам кажется, что вы об этом знаете, но на самом деле это не так.
      - Я попытаюсь быть восприимчивым, - пообещал Ренделл.
      Де Фроом щелкнул своими костлявыми пальцами.
      - Никто не может быть восприимчивым полностью, абсолютно раскрыв свой ум. Мозг любого человек представляет собой джунгли предрассудков, табу, страшных сказок, лжи. Так что я не могу ожидать того, что вы полностью раскроетесь, позволяя проникнуть в свои мысли всему, что я говорю. Я желаю лишь того, чтобы ваш ум не был полностью закрыт для меня.
      - Он не закрыт, - сказал Ренделл, не совсем понимая, а какая в этом де Фроому разница.
      - Во что я верю, за что стоят миллионы людей во всем мире, верящие как я, чего они требуют, на чем настаивают - это новая церковь, единственно значимая и соответствующая нынешнему обществу и его потребностям, - заявил де Фроом. - И в первую очередь это требует нового понимания Писаний, которые следует читать в свете нашего научного знания и прогресса. Доктор Рудольф Бултманн, германский теолог, озвучил первый лозунг в нашей ненасильственной революции. По его словам, искать земного Христа - это лишь понапрасну терять время. По его мнению, наиболее существенно было искать суть, глубочайшие значения, истины, веру ранней церкви - kerigma - путем демифологизации Нового Завета, отслаивания, как он сам говорил, евангельских посланий от их не имеющих ничего общего с фактами элементов. Чтобы воссоединить современное человечество с религией, считает доктор Бултманн, нам необходимо очистить Новый Завет от Непорочного Зачатия, чудес, Воскрешения, ненаучных обещаний рая или мучений в аду. Будучи наследниками всех великих исследователей от Галилео и Ньютона до Менделя и Дарвина, мы считаем недопустимым принимать, на что указывал Алан Уоттс, "наследование Первородного Греха от Адама, концепцию Непорочности Марии, Непорочного Зачатия Иисуса, Искупление грехов Иисусом путем Распятия, его физическое Воскрешение после смерти, его вознесение в небеса в телесном виде и воскрешение наших тел из могил в утро Страшного Суда, в результате чего мы физически и духовно будем испытывать либо вечное блаженство, либо вечные муки". Для того, чтобы верить, современный человек желает и может воспринять адекватно лишь послание о мудреце или учителе, которого могли называть Иисусом, послание, которое помогает современному человеку соперничать с реальностью существования - или же, как один оксфордский теолог свел воедино размышления доктора Бултмана, это дать каждому лицу послание "с которым он сможет встать лицом к собственному существованию человека, собирающегося умереть, в связи с чем начинающего жить подлинно". Короче, парафразируя сказанное когда-то Ренаном, мы должны произвести на свет личность, являющуюся не рабом веры, а ее хозяином. Я ясно выразил свои настроения, мистер Ренделл?
      - Да, домине.
      - Мы достигли той стадии, когда, как мне кажется, необходимо пересмотреть Писания более радикально, чтобы Евангелия могли стать полезным инструментом для поддержки и спасения современного человечества. Вера в Иисуса Христа как в Мессию или же историческую личность уже не столь важна для нынешней религии. Крайне важно перечитать их, обнаружить новые глубины, социальное послание раннего христианства. И не важно, кто сообщил это послание, кто его записал. Важно то, что его содержание может сделать сегодня, особенно же, если само послание освобождено от собственных сверхъестественных и мифических элементов; исправлено и очищено, чтобы в остатке дать нам любовь человека к человеку, веру в братство людей. Что и приводит меня к консерваторам, хранителям старого Христа и старых мифов, кому я готов преподнести и представить...
      - Откуда вы знаете, что они консерваторы? - перебил его Ренделл. Почему вы так уверены, что они также не приготовлены к радикальным переменам?
      - Потому что я прекрасно узнал их лично, всех и каждого по отдельности, и я знаю, за что они выступают. Не стану говорить о ваших пяти издателях, пропихивающих новую Библию. Они не стоят даже презрения. Их интересы лежат лишь в выгоде, коммерции, единственные их Писания - это их книги прихода, их единственная религия - это их личный вклад в национальный продукт. Чтобы выжить, им необходима поддержка этих ваших траутманнов, захери, собрье, риккарди, джеффрисов, равно как старомодных церковных организаций и библейских обществ. Это те самые, чья вера в своего Христа, чье бережение и защита собственного Господа веками выставляли религию и церковь в смешном виде и отбрасывали их в развитии. Они знают, что основной причиной для укоренения религии является смерть. Вот почему они проповедуют одновременно фальшивые страхи и не менее фальшивые надежды, потому они протягивают занавеси ритуалов и догм между собой и реальными проблемами реальных людей. Истинная теология, как говорил нам об этом Тиллих, это то, что поглощает и заинтересовывает нас всех полностью - суть нашего существования, суть самой жизни. Тем не менее, все эти ортодоксальные теологи игнорируют данную проблему. Как говорят мои друзья из римского Centro pro Unione - Центра за Объединение - это те, кто желает сохранить старое религиозное замкнутое сообщество, ортодоксальное status quo, не обращающие внимание на неотвратимый процесс распада. Если они сами не реформируются или не дадут дороги нам, желающим провести подобные реформы, тогда мир заполнят новые поколения - не имеющие религии, не имеющие веры, без желания выжить, которое может возникнуть только из веры.
      - Вы говорили об очищении Библии, - сказал Ренделл. - А как вы станете реформировать организацию самой церкви?
      - Вы имеете в виду, как это будет практически?
      - Да, практически.
      - Попробую объяснить это покороче. - Де Фроом с отсутствующим видом погладил кошку, трущуюся о его ногу, как бы обдумывая свою речь так, чтобы не повторяться. - Новая церковь, которую я защищаю, будет единой церковью, протестантской и католической одновременно. Это будет христианское единство. Превалировать будет экуменический дух: единый мир единой церкви. Эта церковь уже не будет проповедовать слепую веру, чудеса, целибат и непоколебимый авторитет своих священников. Эта церковь будет ограничивать собственное богатство, тратя деньги на верующих, а не на громадные соборы типа Вестеркерк, Вестминстерского аббатства, Нотр Дам, собор Святого Патрика в Нью-Йорке. Она станет проводить свою деятельность через общины, через небольшие группы людей, которым не станет надоедать проповедями, но давать радость духовного празднества. Она станет объединять меньшинства, признавать равенство женщин, проводить социальную работу. Она будет поддерживать контроль за рождаемостью, аборты, искусственное оплодотворение, психиатрическую помощь, сексуальное воспитание. Она станет в оппозицию правительствам и частному предпринимательству, занимающимся масштабными убийствами, насилием, загрязнением окружающей среды, эксплуатацией. Это будет церковь социального сострадания, и ее священники и простые верующие станут проводить в жизнь реально, а не только на словах, Нагорную Проповедь.