Глава 20

Фальшивая песня баронессы

Я не общался с людьми из "Макгро-Хилл" с тех пор, как уехал из Нью-Йорка в середине января. Отношения закончились. Они понимали это так же, как и я, несмотря на свое публичное заявление, мол, "мы посмотрим, что еще из этого выйдет", и не пытались связаться со мной. Я хотел позвонить Беверли Лу – но что я мог сказать? Личные извинения неминуемо станут признанием собственной вины, а момент для этого, как решили наши адвокаты, еще не настал.

Силы закона и порядка совещались на площади Фоули, расследование продолжалось. Федеральный прокурор Южного округа Нью-Йорка и окружной прокурор решили объединить результаты своих розысков.

– Скорее всего, – сказал Мори, – будет бой за тело.

– За тело?

– За тебя, приятель.

Мы снова сидели в его офисе, и он только что повесил трубку после разговора с Робертом Морвилло, главой криминального отдела прокуратуры. Жалуясь на постоянный цейтнот, на невозможность просто поговорить с клиентом и выяснить все факты, Мори снова перенес мой вызов в суд пред очи двух собраний присяжных на более поздний срок.

– Давай продолжим. – Нессен уселся в кресло и зажег очередную сигару. – Похоже, тебе придется возместить убытки "Макгро-Хилл", и чем скорее, тем лучше. Часть денег находится в Швейцарии, на счете Ханны Розенкранц, а остаток в Испании. А где именно в Испании?

– Здесь, – сказал я, залезая в портфель за последним выпуском "Тайм". Журнал вцепился в мою историю с безжалостностью и непредвзятостью мистера Магу, идущего по следу украденной блохи.

Я кинул журнал через стол, предварительно открыв на страницах, посвященных последним сведениям по делу Хьюза.

– Прямо здесь, – и я указал на фотографию нашего дома на Ибице. – Видишь тот открытый сарай справа? Камень, более светлый по сравнению с остальными? За ним лежат пятьдесят пять тысяч в швейцарских франках.

– Наличными?

– Мы уехали с Ибицы в страшной спешке. Там везде шныряли репортеры, другого выхода просто не было.

– Точная сумма?

– Да я не считал.

– Ты просто чокнутый, дальше уже некуда, – сказал Мафи.

Гарри Григг, человек с веселыми карими глазами и подстриженными под Гручо Маркса усами, был президентом "Интерстейт секьюрити", частного детективного агентства со штатом не меньше шестисот человек только в Нью-Йорке и Новой Англии. Когда мы с Мори описали проблему, у него глаза загорелись от удовольствия.

– Именно для таких дел я и создан, – заявил он. – А то совсем зачах тут за столом.

Работа Гарри заключалась в том, чтобы слетать на Ибицу и извлечь деньги, пока кто-нибудь еще – вор, репортеры, "Интерпол" или испанская полиция – не пораскинет мозгами и не сделает то же самое. Дом совершенно не охранялся, если, конечно, не считать служанку. Я дал Гарри список всех тайников, который он выучил наизусть, и письмо для Рафаэлы.

– Что-нибудь еще, кроме денег? Наркотики? Секретные документы? В студии?

– Нет, – ответил я.

Он уехал в аэропорт Кеннеди и через сорок восемь часов позвонил в офис Мори Нессена. Адвокат срочно вызвал меня.

– Если кто-то мог сделать эту работу, – вскричал Мори с детским восторгом, – так это Гарри! Он просто великолепен.

– Я на Ибице в аэропорту, – спокойно произнес детектив, – подстриг газон, сходил в прачечную да вот еще летнюю одежду прикупил.

– Должно быть, связь плохая, – в замешательстве ответил Мори, – слышно не очень.

Гарри повторил сообщение. Он подстриг газон, сходил в прачечную и купил летнюю одежду.

На широком лбу Нессена заблестели капельки пота. Он прикрыл трубку рукой и прошипел:

– Ты просил его купить какую-нибудь летнюю одежду?

– Боже мой, да ведь сейчас январь.

– Гарри, мне кажется, присутствует некое недопонимание. Клифф сказал, что...

– Я вам перезвоню, – выпалил Григг и немедленно повесил трубку.

– Кажется, меня сейчас хватит удар, – пробормотал Мори.

– А мне кажется, что я стал нищим.

Через десять минут телефон зазвонил опять. На этот раз позвонил Джон Вентворт, вице-президент "Интерстейт секьюрити".

– Мори, перед отъездом шеф попросил меня кое-что вам передать. Это код, мы его придумали, когда сидели в аэропорту. Значит, так: то, что снаружи дома, – летняя одежда, а вот объект в шкафу – это...

На следующее утро Гарри вернулся в Нью-Йорк; мы как раз закончили обедать в квартире у Мори. Это был первый обед в домашней обстановке с момента нашего кошмарного побега с Ибицы, с тех пор, как на мою семью обрушилось такое давление, которое могло шутя расплющить кого угодно. В то утро в сопровождении Нессена я впервые явился в здание суда на площади Фоули на встречу с Робертом Морвилло и Джеком Тигом, помощником прокурора, привлеченным благодаря своему опыту в делах со швейцарскими банками. Мори предупредил меня держать рот на замке и слушать, я четко выполнял инструкции, пока Морвилло – полноватый, в одежде с короткими рукавами, лет около сорока – произносил короткую речь.

– Морвилло грубоват, – заранее предупредил меня адвокат, – но зато без околичностей.

Речь Роберта оказалось простой до неприличия.

– Если вы нам поможете и расскажете всю правду, ваши шансы не попасть в тюрьму вырастут. Если не поможете и нам придется раскапывать все самим, мы это сделаем, будьте уверены, время и люди у нас имеются в избытке.

Почтовые инспекторы США, казалось, со всем пылом бросились в дело и изъездили половину Западного полушария в поисках информации.

– По нашему мнению, – сказал Морвилло, – вы не встречались с Ховардом Хьюзом. Более того, мы в этом уверены. И у нас есть все основания предполагать, что рассказанная вами история, та, которая фигурирует в деле "Роузмонт", не подтвердится. Чем дольше вы тянете с признанием, тем хуже для вас.

У нас с Мори была идея шикарного заявления, но в тот вечер у нас не хватило сил опять копаться во всем этом. Мы немного посидели с тремя детьми перед телевизором, посмотрели хоккейный матч.

За несколько минут до полуночи Мори позвонили, и он срочно поволок меня в другую комнату.

– Сообщение от репортера, – выпалил он. – Они знают про твою баронессу.

В кишках будто провернули нож; я спросил:

– Что конкретно им известно?

– Что она была с тобой в Мексике в феврале. Они охотились на нее последние несколько дней и нашли на Багамах.

– Они подумают, что она приехала посмотреть на Ховарда Хьюза. – Я попытался смотреть на происходящее с оптимистической точки зрения, но как-то не получалось. – Нина с кем-нибудь говорила?

– Я не смог этого выяснить.

– Она этого не сделает, – заверил я. – Я ее знаю, она пошлет их подальше или скажет: "Без комментариев".

Но вот мне придется говорить, потому что вне зависимости от поведения Нины история о поездке в Мексику и нашей встрече в Калифорнии вскоре выплывет на свет. И прежде всего мне придется рассказать Эдит. В эту ночь в номере гостиницы "Челси" я до двух часов объяснял жене, что в Оахаке и Беверли-Хиллз был не один.

Эдит плакала, пока наконец не заснула.

Несмотря на наше собственное чувство одиночества, мир вокруг не исчез и по-прежнему атаковал нас. Каждый вызов требовал ответа. Дик все еще был в Пальме – один, ничего не знающий, беззащитный. Я позвонил ему из Коннектикута в тот день, когда решил сказать всю правду Мори.

– Не делай этого, – умолял он.

Мне приходилось снова и снова повторять:

– Я знаю, что делаю. Доверься мне. Я говорю только с адвокатами, а не с полицией.

С тех пор судебные приставы наведывались к нему домой, в Пальму, запугивали повестками в суд и угрожали экстрадицией. Когда они исчезли, появились репортеры. Дик запер дверь и держал оборону.

– Но почему ему нужен собственный адвокат? – спрашивал я Мори. Мы опять сидели в его офисе, на следующее утро после моего признания Эдит. Я был совершенно измотан, ночь спал урывками, то и дело просыпаясь от кошмаров. – Мы с Диком одна команда. Мы затеяли это... – слово "преступление" застряло у меня в горле, словно кость, – эту аферу вместе. Мы доверяем друг другу. Почему ты не можешь защищать нас обоих?

– Потому что это так называемый конфликт интересов. – Мори вздохнул и сунул в рот тонкую гаванскую сигару. – Обычно если в преступлении замешан не один человек, а два и более, то у порога здания суда возникает давка. Подозреваемые ломятся в дверь, пытаясь друг друга опередить: тут идет гонка, кто кого первым сдаст. – Он сделал паузу. – Например, что ты скажешь, если я устрою так, что вам с Эдит предложат пойти к прокурору и подписать чистосердечное признание в обмен на защиту и судебную неприкосновенность?

– Защиту от наказания?

– Именно. Это возможно. Единственная загвоздка: Дик отправится в тюрьму, возможно лет на пять.

– Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю.

– Не сомневаюсь. Ты, скорее всего, и не сделаешь. Но допустим, что Дику предложат то же самое – защиту в обмен на признание. Его адвокат поступит, по меньшей мере, неэтично, если не расскажет ему о подобной возможности. Но я не могу сам сделать ему такое предложение – это означало бы предать доверие моих клиентов, то есть твое и Эдит. Вот почему Дику нужен независимый совет. – Впервые на лице Мори появилось подобие улыбки. – Ты знаешь Саскинда. Я – нет. Теперь скажи мне – он согласится, если услышит подобное предложение?

– Нет, он тоже на такое не пойдет. Только не Дик.

– Я рад, что ты так в этом уверен. Я видел, как в подобных обстоятельствах родные братья грызли друг другу глотки.

– Но не Дик, – повторил я. – Он не сможет так поступить. Даже если забыть обо мне, он никогда не бросит на растерзание волкам Эдит.

Но поджилки у меня затряслись, а на уверенность в собственном друге легла мрачная тень слов Нессена.

Сомнение тихо ворочалось где-то в глубине души, когда позднее тем же утром я позвонил Дику и сообщил, что Мори выбрал для его защиты двух адвокатов – Мертона Сарноффа и Фреда Бойдена – и что Бойден прилетит на Майорку на следующий день и, возможно, заберет его с собой в Нью-Йорк.

– Да, и еще одно, – сказал я. – Даю слово, что ничего здесь не буду предпринимать, пока не посоветуюсь с тобой. Так что... – Я помолчал. – Дик, ты тоже не делай ничего, не предупредив меня.

Почтовые инспекторы и команда репортеров из "Лос-Анджелес таймс", включая Джона Голдмана, привезли с Багам Нину. Мы впервые узнали об этом от Джона Маршалла, который позвонил Мори вечером 2 февраля. Разговор был дословно записан секретарем Нессена. Маршалл объяснил, что представители федеральных властей сами приехали к ним в отель "Трежер Кей" на Багамы.

– Мы не отказывались от встречи с ними, и, как мне кажется, нет никакого смысла не отвечать на их вопросы. Я уже прочитал заявление Ирвинга. Нина потрясена и не хочет с ним говорить... Она сказала, что была в Мексике с Ирвингом, который якобы приехал туда на встречу с Хьюзом. Ирвинг говорит, что встретился с ним, Нина этого подтвердить не может, – подчеркнул он. – Насколько ей известно, он вообще ни с кем не встречался и никуда не летал на самолете.

Мори промолчал.

– Нина – респектабельная женщина, – продолжил Маршалл, – из хорошей семьи. Печально, что она спуталась с Ирвингом. Сейчас Нина собирается сделать заявление. Я сказал, что в сложившихся обстоятельствах ей придется говорить только правду, и она согласилась поехать в Штаты. Ей необходимо снять с себя подозрения, ведь ее образ – само благородство. Я хотел бы, чтобы вы передали Клиффорду от меня и Нины, что он должен смириться с последствиями. Я же, как менеджер Нины, настаиваю на том, чтобы она говорила только правду. Ирвинг не особенно-то о ней заботился, впутав ее в это дело. Я не вижу смысла в том, чтобы она защищала его.

Он некоторое время говорил таким напыщенным тоном, пока Мори не вмешался с вопросом:

– Вы вместе с Генри Фордсом? – Нам уже намекали на это обстоятельство, а затем мы получили подтверждение Фрэнка Маккалоха, сообщившего Джону Вентворту, что он перевозил Нину из Лондона на Бермуды в компании Фордса.

Но Маршалл ловко обошел этот вопрос:

– На Багамах мы были с людьми Гиннесса и Рутса.

– Сожалею, что мы не добрались до вас первыми, – сказал Мори.

– Передайте мое с Ниной послание Клиффорду.

Мори рассмеялся:

– Слушайте, странный у вас английский! Что значит "мое с Ниной"? Вы хотели, наверное, сказать "наше с Ниной".

– Нет, – ответил Маршалл, не поняв, в чем дело. – Мое с Ниной. Мы очень сожалеем и надеемся, что он со всем разберется. Я не могу позволить Нине хоть как-то его защищать, если это может повредить ее репутации.

Менеджер повесил трубку, а Мори повернулся ко мне, одарив меня печальным взглядом, в котором, однако, проскальзывал какой-то дьявольский огонек:

– Ну что ж, парень, с твоей Ниной все понятно. Если она уже столько наговорила, то расскажет и остальное.

Мне нечего было ответить. Нина знала детали мистификации и всегда предупреждала меня: "Будь осторожен, дорогой".

И все же, прекрасно зная о последствиях, она не смогла удержаться, чтобы не растрепать всем желающим о том, как я не встречался с Ховардом Хьюзом в Мексике.

– Я не понимаю ее, – признался я, чувствуя легкое оцепенение.

Однако впоследствии для всех, включая и меня, стали совершенно очевидны причины происходящего. Джон Маршалл и его многообещающая суперзвезда были готовы давать интервью кому угодно и о чем угодно. Нина обычно слегка краснела, а потом говорила:

– Это так необычно, я просто поражена, не могу ничего понять... Честное слово, поверьте, я не знала почти ничего о Ховарде Хьюзе, пока не прочитала о нем... Я бы хотела снова увидеть Клиффорда, ведь я верна своим друзьям. И я с радостью услышу от него правду... Похоже, меня обманул мужчина, которого я считала идеальным, – мягкий, милый, обаятельный, такой умный... Молю Господа и надеюсь, что у Клиффа есть объяснение всех своих поступков... Для меня это стало мучительным опытом, но я вернулась в США и исполню свой долг – расскажу всю правду.

Конечно, все это могло быть собранием выдернутых из контекста цитат, но тут в "Санди миррор" появилась статья, которую тут же перепечатала "Нью-Йорк пост". Она принадлежала перу самой Нины и, на мой взгляд, остается одним из самым потрясающих документов во всем этом деле, вровень по значению не только с моим признанием, но и с самой книгой. В частности, Нина писала: "Все это было немного похоже на приключения Джеймса Бонда. События последних четырех дней вообще принадлежат к миру чистой фантастики. У всех на устах было два имени. Одно принадлежало Ховарду Хьюзу, эксцентричному миллиардеру, которого я никогда в жизни не видела, а второе – Клиффорду Ирвингу, человеку, которого я любила, писателю, по моему мнению, выигравшему литературный приз столетия.

Мы познакомились на Ибице, на скромной пляжной вечеринке около семи с половиной лет назад. Клиффорд – я к тому времени прочла несколько его книг и слышала о нем – тоже был там, и мы выяснили, что оба живем на острове. Я тогда жила вместе с мужем Фредериком и нашими детьми. Ибица – остров маленький, но жизнь там кипит, поэтому вскоре Клиффорд выступал на вечеринках как друг нашей семьи. И только в прошлом году наши отношения переросли в нечто большее".

Затем она описывала поездку в Мексику, повторяя, что я никак не мог встретить Ховарда Хьюза, и продолжила: "В прошлом ноябре мы снова встретились в Лос-Анджелесе. Я забрала его из аэропорта и отвезла в дом, которых снимала у наших друзей. Клиффорд думал только о своей рукописи, посвященной Ховарду Хьюзу. По секрету он рассказал о своем проекте мне. Я приготовила несколько бифштексов для Клиффорда и моего менеджера Джона Маршалла, а за обедом Ирвинг поведал нам о своих странных встречах с этим таинственным миллиардером.

Все это выглядело совершенно невероятным, но Клиффорд показал нам настоящие письма, полученные им от Хьюза, подтверждающие передачу прав на биографию.

Они казались подлинными. Очевидно, Ховард знал Клиффорда много лет, доверял ему и уважал..."

Через несколько дней Нина и Маршалл приехали в Нью-Йорк, чтобы дать показания перед двумя судами присяжных. Интервью брались безостановочно, на этот раз в гостинице "Сент-Режис" и на 5-й авеню в лучах февральского солнца. Эн-Би-Си, Си-Би-Эс и Эй-Би-Си – задействованы были все; Нина блистала в шоу Майка Дугласа, Дэвида Фроста, Джонни Карсона и Дика Каветта.

Маршалл подытожил все сказанное словами: