— Es tut mir leid ("Простите, мне жаль, что так вышло"), — сказала медсестра Джеку и увела американку.
      — С ним надо говорить по-английски, — заметила Памела. — Если бы это была не галлюцинация, он бы говорил по-английски, как в кино.
      — Я к профессору Риттеру, у меня назначено! — крикнул медсестре вслед Джек.
      — Ich bin gleich wieder da! ("Я сейчас вернусь!") — ответила она ему.
      Медсестра и больная ушли прочь по коридору, Джек уже их не видел, но до сих пор слышал высокий голос тощей пациентки. Как же это я перепутал пациентку с врачом, может, я сам не в своем уме, подумал Джек.
      — Они же обычно не говорят, — объясняла Памела сестре, — они просто появляются, и все. Боже мой, может быть, таблетки не действуют?
      — Das macht nichts ("He обращай внимания"), — успокаивала ее сестра.
      Ну да, Джек Бернс, кинозвезда, появляется в психиатрической лечебнице. Неудивительно, первый же пациент принял его за галлюцинацию. Доктор Гарсия, впрочем, сказала бы, что это неплохое определение для понятия "актер".
      Вернулась медсестра, бормоча что-то себе под нос по-немецки и качая головой. Если бы не халат, Джек бы принял ее за пациентку. Низкого роста, за пятьдесят, крепко сбитая, вьющиеся седые волосы (некогда была блондинкой, подумал Джек), говорит отрывисто.
      — Смешно, не правда ли — вы появились у нас впервые и сразу же наткнулись на нашу единственную американку, — сказала медсестра. — Бляйбель, — добавила она, с силой и страстью пожав Джеку руку.
      — Прошу прощения?
      — Вальтраут Бляйбель — это меня так зовут!
      — Вот оно что. А я Джек Бернс.
      — Я знаю. Профессор Риттер ждет вас. Мы тут все вас ждали — за исключением только бедняжки Памелы.
      Они вышли из здания, пересекли вымощенный плиткой павильон — сад со скульптурами и неглубоким прудом с лилиями (утонуть тут, я полагаю, нельзя, подумал Джек). Много зданий, у всех очень большие окна, на некоторых стеклах нарисованы птицы.
      — Это чтобы птиц отгонять, наверное, у вас тоже так делают, в Америке, — сказала сестра Бляйбель.
      — Я, видимо, ошибся зданием.
      — Еще бы, это женский стационар. Таким, как вы, лучше там не появляться.
      На территории больницы поддерживался образцовый порядок. По дорожкам ходили люди, некоторые сидели на скамейках и смотрели на озеро; никто ни капли не похож на сумасшедшего. Озеро буквально кишит лодками.
      — Я иногда вожу Уильяма в город, мы покупаем ему вещи, — продолжила медсестра. — Никогда еще не встречала мужчину, который настолько обожает покупать одежду — ваш отец первый, он без ума от модных магазинов. Правда, когда он меряет одежду, с ним непросто — это все зеркала. Доктор фон Pop называет их "пусковыми механизмами". Но со мной Уильям ведет себя хорошо; скажем так, не дурачится.
      Они зашли в здание, похожее на офис, хотя пахло оттуда едой — видимо, там кафетерий или больничная столовая. Джек последовал за медсестрой на второй этаж, заметив, что та шагает через ступеньку — а ведь она низкорослая женщина в юбке, это говорит о ее решительности. Ясно, почему папа не считает возможным дурачитьсяв обществе медсестры Бляйбель.
      Они нашли профессора Риттера в конференц-зале, в полном одиночестве — он сидел во главе длинного стола, что-то писал в блокноте. Увидев Джека, он подпрыгнул и бросился пожимать руку — в самом деле, немного похож на Дэвида Нивена, хотя и без теннисной ракетки. Жилистый мужчина, рукопожатие как у гидравлического пресса, брюки цвета хаки в складку, штанины отглажены, темно-зеленая рубашка с короткими рукавами, начищенные до блеска коричневые туфли.
      — Вот вы нас и нашли! — воскликнул профессор.
      — Er hat zuerst Pamela gefunden ("Но прежде он нашел Памелу"),— сказала медсестра Бляйбель.
      — Бедняжка Памела, — вздохнул профессор Риттер.
      — Das macht nichts. Памела опять решила, что таблетки не действуют, — сказала медсестра и удалилась.
      — Merci vielmal, Вальтраут! — крикнул ей профессор на смеси французского и швейцарского немецкого ("большое спасибо").
      — Bitte, bitte ("Пожалуйста, пожалуйста"), — ответила сестра Бляйбель, помахав рукой.
      — У Вальтраут есть брат по имени Гуго, он иногда возит вашего отца в город, — сказал Джеку профессор Риттер. — Правда, не за одеждой; в модных магазинах с ним лучше управляется Вальтраут.
      — Она что-то говорила про зеркала, сказала, это "пусковой механизм" или что-то в этом роде.
      — Ах да, мы об этом поговорим, но позже, позже! — воскликнул профессор Риттер; сразу видно, умеет вести собрания. Ведет себя дружелюбно, но не позволяет усомниться, кто здесь главный.
      В конференц-зал один за другим зашли другие врачи; Джек задумался: а где же они были минуту назад, когда их вызвали, какой не замеченный Джеком сигнал им подали? Они знали даже, на какие места садиться — словно бы на столе стояли таблички с именами. У всех блокноты, карандаши, явно готовы что-то записывать; неплохо подготовились, однако! Но прежде Джеку пришлось пережить еще один раунд рукопожатий — и каждое снова длилось чуть дольше, чем следовало, с его точки зрения. И еще каждый сказал ему по реплике, словно они репетировали!
      — Gruss Gott! — воскликнул доктор Хорват, веселый австрияк, дергая Джекову руку вверх-вниз.
      — Иные видят в вас, мистер Бернс, исключительно ваших киноперсонажей, — сказал ему невролог доктор Бергер, — но я прежде всего вижу юного Уильяма Бернса!
      — С другой стороны, — сказала доктор фон Pop своим начальническим тоном, — имеем ли мы право думать, что уже знаем Джека, в то время как на самом деле знаем только Уильяма? Я просто спрашиваю.
      Доктор Хубер, пожимая Джеку руку, смотрела на свой пейджер.
      — Я просто специалист по болезням внутренних органов, — сказала она, — ну, вы понимаете, обычный врач.
      Тут пейджер запищал, и доктор Хубер сию же секунду отбросила руку Джека, словно по ошибке схватилась за горячую сковороду, и отошла к висящему на стене телефону. Сняв трубку, она сказала:
      — Huber hier ("Хубер слушает"), — затем, помолчав некоторое время, добавила: —Ja, aber nicht jetzt ("Да, но не сейчас").
      Методом исключения Джек опознал доктора Анну-Елизавету Крауэр-Поппе — фотомодель, скрывавшую свои шикарные платья под накрахмаленным белым халатом. Она заглянула Джеку в глаза с таким видом, словно что-то знала про него, словно пыталась догадаться, какие таблетки он пьет — или должен пить.
      — У вас такие же красивые волосы, как у папы, — сказала она, — а вот его навязчивых идей, надеюсь, у вас нет.
      — Нет, татуировок я себе не делал, — ответил Джек, пожимая ей руку.
      — О, существует масса других способов оставить на себе след на всю жизнь, — заметила "с другой стороны" доктор фон Pop.
      — Рут, не все навязчивые идеи — болезни, — сказала доктор Хубер. — Судя по всему, мистер Бернс следует той же диете, что и его отец. Разве мы все не восхищаемся тем, как Уильям следит за весом?
      — Вы о его нарциссизме? — спросила доктор фон Pop начальственным тоном.
      — А вы, мистер Бернс, не посещаете ли сами психиатра? Или мы можем это "исключить"? — спросил доктор Бергер.
      — По правде сказать, да, посещаю, — сказал Джек.
      — Ах да, ах да... — сказал профессор Риттер.
      — В этом нет ничего постыдного! — громыхнул доктор Хорват, заместитель директора.
      — Полагаю, артритом вы тоже не страдаете, — сказала доктор Хубер. — Вы еще молоды. Впрочем, не поймите меня неправильно — у Уильяма артрит, но вам совершенно не нужно беспокоиться по этому поводу. Вы ведь не играете ни на пианино, ни на органе?
      — Нет. И артритом тоже не страдаю, — ответил Джек.
      — Может быть, вы пьете какие-либо таблетки? Я имею в виду, не от артрита? — спросила доктор Крауэр-Поппе.
      — Нет, ничего не пью, — сказал он; доктор в ответ то ли удивилась, то ли расстроилась, Джек не мог понять.
      — Хватит, коллеги, хватит! — провозгласил профессор Риттер и хлопнул в ладоши. — Пора дать Джеку возможность задать нам вопросы!
      Коллеги весело закивали — манера профессора Риттера устраивала их, насколько Джек мог судить. В конце концов, он глава клиники, что предполагает более тесные связи с общественностью, чем у его коллег, чему, вероятно, последние только рады.
      — Да-да, пожалуйста, спрашивайте все, что хотите! — сказал доктор-лыжник Хорват.
      — Я слышал, что зеркала — "пусковой механизм". Что это значит? — спросил Джек.
      Присутствующие явно не ожидали от него таких познаний.
      — Джек имел разговор с Вальтраут, она рассказала, как водит Уильяма в город покупать одежду, — объяснил коллегам профессор Риттер.
      — Когда Уильям смотрит на себя в зеркало, он может просто отвернуться, а может закрыть лицо руками, — сообщил любитель железных фактов доктор Бергер.
      — Но иногда, — добавила доктор фон Pop, — у него возникает желание посмотреть на свои татуировки.
      — Да-да, на все сразу! — воскликнул доктор Хорват.
      — Как вы понимаете, место для столь подробного изучения своего тела может быть совершенно неподходящим, но Уильям такие вещи попросту игнорирует, — пояснил профессор Риттер. — Кроме того, иногда он одновременно начинает и раздеваться, и декламировать.
      — Декламировать?
      — Видите ли, его тело — гобелен, и он умеет рассказывать его историю, как музыкальную, так и личную, причем делает он это, как актер со сцены; поэтому мы называем это декламацией, — объяснила доктор Хубер.
      У нее снова запищал пейджер, она снова отошла к телефону у стены.
      — Huber hier! — недовольно сказала она в трубку. — Noch nicht! ("Еще нет!").
      — Ваш отец отличается чрезвычайным педантизмом, но беда в том, что он не ведает ему пределов, — сказал профессор Риттер.
      — Он очень гордится своими татуировками и в то же время он решительно ими недоволен, — продолжил доктор Бергер.
      — Уильям полагает, что некоторые располагаются не на тех местах, и корит себя за недостаток проницательности. Он сожалеет, что разместил их не там, где нужно, — уточнил доктор Хорват.
      — Особенно он любит порассуждать, — вставила доктор фон Pop, — какая из татуировок должна была располагаться у него прямо над сердцем.
      — А ведь в самом сердце нельзя держать слишком многое, — заметила доктор Крауэр-Поппе. — Он вывел у себя на теле все, что любит, но также записал на нем свою скорбь. Антидепрессанты успокоили его, сняли страх и тревогу, вернули ему нормальный сон...
      — Но против скорби они бессильны, — отрезала доктор фон Pop, повернувшись к Джеку своим медальонным профилем.
      — Не совсем, но большого прогресса мы не достигли, — признала доктор Крауэр-Поппе.
      — Я думаю, не стоит сейчас загружать Джека подробностями точного диагноза, тем более что их несколько, — сказал профессор Риттер. — Для начала достаточно будет сказать, что ваш отец пережил много утрат. Среди них — госпожа Рингхоф и его жена, но прежде всего вы.
      — Уильям донельзя эмоционален, эмоционален в какой-то совершенно абсурдной степени, — покачал головой доктор Бергер; видимо, он желал бы, чтобы Уильям, как и он сам, больше обращал внимание на факты.
      — Я только хочу сказать, что антидепрессанты ему помогают, — сказала доктор Крауэр-Поппе.
      — А еще лучше помогает держать его подальше от зеркал, — добавила своим обычным тоном доктор фон Pop.
      — Есть и другие "пусковые механизмы"? — спросил Джек.
      — Ах да, ах да... — сказал профессор Риттер. — Может быть, обсудим это после встречи Джека с отцом?
      Здесь команда не согласилась с профессором.
      — Бах! — бодро зарычал доктор Хорват. — Любые баховские вещи.
      — Да-да, Бах, а также Букстехуде, Стэнли, Видор, Вьерн, Дюбуа, Ален, Дюпре... — принялся декламировать доктор Бергер.
      — Гендель, Бальбастр, Мессиан, Пахельбель, Шайдт, — продолжила доктор фон Pop.
      — А также любая рождественская и пасхальная музыка, в частности любой гимн, — добавила доктор Хубер и огненным взором посмотрела на пейджер, словно говорила ему: "Только попробуй запищи у меня сейчас!"
      — Стало быть, музыка служит пусковым механизмом? Или дело в именах композиторов? — спросил Джек.
      — Его провоцируют и музыка, и имена известных композиторов, — ответила доктор Крауэр-Поппе.
      — А что бывает, когда он садится за пианино или орган?
      — Ах да... — вздохнул профессор Риттер.
      — Бывает ровно то же самое, а пусковым механизмом служит боль... — начала доктор Крауэр-Поппе.
      — Судороги в пальцах... — вставила доктор Хубер.
      — А говоря точнее, ошибки, — отрезала доктор фон Pop. — Все начинается с первой неправильно сыгранной ноты.
      Доктор фон Pop почти всегда говорила последней — чтобы придать больший вес своему замечанию, всегда точному и окончательному; кроме того, даже сидя, она была выше всех, поэтому всегда смотрела на коллег сверху вниз. Стоя, Джек едва доставал ей до плеч.
      — Да-да, ошибки при игре тоже служат пусковыми механизмами, — беспокойно закивал профессор Риттер.
      — Как обычно, всему виной его педантизм, — добавил доктор Бергер."
      — И наконец, правда, в исключительно редких случаях, пусковым механизмом оказываются ваши фильмы, — сказала доктор фон Pop, заглянув Джеку прямо в глаза.
      — Не фильмы вообще, а некоторые ваши реплики, — уточнил профессор Риттер.
      — Ведь в основном-то ваши фильмы ему помогают! — с нажимом произнесла доктор Крауэр-Поппе.
      — И все же иногда... — начала было доктор фон Pop.
      — Ах да... —перебил ее профессор Риттер. — Я думаю, Джеку нужно увидеться с отцом, послушать, как он играет, поговорить с ним...
      — В каком порядке? — спросил доктор Бергер; Джеку на миг послышался в его тоне сарказм.
      Снова запищал пейджер доктора Хубер, она снова отошла к телефону у стены; доктор Крауэр-Поппе закрыла лицо руками.
      — Может быть, расскажем Джеку про его режим дня? — предложил профессор Риттер.
      — Да-да, вот уж где он педант так педант! — воскликнул доктор Хорват.
      — Ваш отец всегда заранее хочет знать, что будет делать сегодня, завтра, послезавтра и так далее, — объяснила доктор фон Pop.
      — И не вообще, а с точностью до часа! — оглушительно провозгласил доктор Хорват.
      — Коллеги, давайте для начала попросту изложим Джеку распорядок дня Уильяма, так ему будет легче понять, — сказала доктор Крауэр-Поппе.
      — Huber hier! — сказала в трубку доктор Хубер. — Ich komme sofort! ("Иду немедленно!").
      Вернувшись к столу, она пожала руку Джеку и сказала:
      — Срочный вызов, второй за день.
      Джек встал, остальные тоже, и доктор Хубер выбежала из зала. Оставшиеся не стали садиться и тоже направились к выходу — видимо, остаток беседы предполагалось провести на ходу.
      — Подъем, расплавленный парафин, ледяная вода, завтрак... — нараспев начал доктор Хорват, спускаясь по лестнице; Джек понял, что врач декламирует ему папин распорядок дня.
      — Упражнения для пальцев рук в спортзале, сразу после завтрака, — добавил доктор Бергер.
      — Упражнения для пальцев рук? — переспросил Джек.
      — Уильям играет на пианино на занятиях танцем; он играет с завязанными глазами, стало быть, только по памяти. Наверное, поэтому он называет это "упражнениями для пальцев рук", — сказала доктор фон Pop.
      — А почему он играет с завязанными глазами?
      — В спортзале по стенам зеркала, — объяснил профессор Риттер, — поэтому мы завязываем ему глаза, а еще он иногда играет в темноте, ночью.
      — После упражнений — джоггинг, если позволяет погода, — продолжил доктор Хорват, — иногда же — поездка в город с Гуго.
      — Кстати, мы не рассказали Джеку про Гуго, — заметил профессор Риттер.
      — Стоит ли? — вмешалась доктор фон Pop. — Во всяком случае, стоит ли сейчас? Я просто спрашиваю.
      — А еще бывает, что после упражнений Уильяму снова требуется ледяная вода, не так ли? — спросил доктор Бергер.
      — Кажется, ему это помогает, — нехотя признала доктор Крауэр-Поппе.
      — Потом обед — я имею в виду, после джоггинга, — продолжил доктор Хорват.
      — Или после поездки с Гуго, — добавил доктор Бергер, покачав головой.
      — Манфред, не сейчас! — сказала доктор фон Pop.
      — После обеда — снова расплавленный парафин, — продолжила доктор Крауэр-Поппе. — И снова ледяная вода. Частенько в это же время Уильям смотрит фильм.
      — С вашим участием, разумеется, — сказал доктор Бергер. — Каждый день — новый фильм с Джеком Бернсом.
      — И еще один вечером! — воскликнул доктор Хорват. — Уильям никогда не ложится спать, не посмотрев кино!
      — Вы забегаете вперед, Клаус, — заметила доктор фон Pop.
      Они вошли в здание, где располагался спортзал; по стенам на уровне поясницы был укреплен поручень — с тем, чтобы можно было заниматься балетом; разумеется, стены от пола до потолка в зеркалах. В углу, словно покладистое, но огромное домашнее животное, сверкая черным лаком, стоял рояль работы Карла Бехштайна.
      — Здесь он упражняет пальцы рук. Играет утром и после полудня, — сказала доктор Крауэр-Поппе, указывая на инструмент. — Посмотрев фильм, он снова садится за рояль, на этот раз играет не для танцоров, а для класса по йоге, что-то более фоновое и спокойное. Но если на улице день, он всегда носит повязку на глазах.
      — Судороги обычно мешают заниматься нашим "йогам", — заметил доктор Бергер, — танцорам меньше, даже если всем ясно, что Уильяму больно.
      — Он просто терпеть не может, если вынужден убрать руки с клавиш, — сказала доктор Крауэр-Поппе, — поэтому заставляет себя продолжать, стиснув зубы.
      — Ну да... — сказал профессор Риттер. — После йоги у нас для него всегда готова ледяная вода — и расплавленный парафин, если он так хочет.
      — А после опять ледяная вода, — не упустил случая уточнить доктор Бергер; он явно считал, что Джек должен знать все факты.
      — После этого — ритмическая гимнастика! — продолжил доктор Хорват, махая руками. — Особенно если утром мы не бегали. Обязательно прыжки вверх, прыжки в длину, подъемы туловища из положения лежа!
      Доктор Хорват на ходу показал Джеку все упражнения, кроме подъемов из положения лежа.
      — Еще у нас три раза в неделю групповая терапия — пациенты обсуждают, как справляются со своими заболеваниями. Ваш отец прекрасно говорит по-немецки, — сказал профессор Риттер, — и его способности сосредотачиваться улучшаются.
      — Ему только мешает, когда кто-нибудь насвистывает, — вставил доктор Бергер. — Уильям этого решительно терпеть не может.
      — Что, очередной "пусковой механизм"? — спросил Джек.
      — Ну да... — сказал профессор Риттер.
      — Еще у нас по средам, раз в две недели кино — обычно показываем фильмы без вашего участия, — продолжил доктор Бергер. — Раз в неделю играем в лото, это Уильям не любит, зато любит литературное кафе — это когда мы или сами пациенты читаем вслух книги. А еще у нас есть день, когда пациенты помоложе посещают геронтопсихиатрическое отделение. Уильям очень нежно относится к тем, кто стареет в наших стенах.
      — Иногда по вечерам мы также приглашаем пациентов постарше в спортзал, они любят послушать, как Уильям играет в темноте, — сказала доктор фон Pop.
      — Почему только пациенты, я тоже это люблю! — воскликнул доктор Хорват.
      — У нас здесь есть пациенты с различными вариантами шизофрении, — сказала Джеку доктор Крауэр-Поппе. — Тех, кто находится в стадии ремиссии или по иным причинам способен сосредотачиваться, мы приглашаем послушать Уильяма. И они, вы удивитесь, тоже обожают слушать Уильяма в темноте.
      — Кроме того, эти музыкальные сеансы облегчают симптомы у тех наших пациентов, которые страдают от приступов страха, — сказал доктор Бергер.
      — Разумеется, тех, кто страдает от приступов страха в темноте, мы не приглашаем, — уточнила доктор фон Pop.
      Джек заметил, что она немного смущена — еще бы, солнечные лучи высветили ее седую прядь.
      — А есть ли у вас другие пациенты, которых передали вашим заботам близкие — я имею в виду, передали навсегда? — спросил Джек.
      — Ах да... — вздохнул профессор Рихтер.
      — Пациенты остаются у нас на срок больше года лишь в исключительных случаях, — сказал доктор Бергер.
      — Лечиться у нас — недешевое удовольствие, — вставила доктор фон Pop.
      — Но мы того стоим, я вас уверяю! — заговорила иерихонская труба доктора Хорвата. — И Уильяму у нас очень нравится!
      — Деньги для меня не проблема, — сказал Джек. — Я спрашивал про долгосрочные последствия.
      — Вы про госпитализм? — спросила доктор фон Pop.
      — А что это такое?
      — Это синдром, связанный с длительным пребыванием в больнице, — болезнь, накладывающаяся на ту, с который человек к нам поступил, — сказал доктор Бергер таким тоном, словно не верил в существование этого феномена, словно бы его изобрела доктор фон Pop в порыве умственной страсти, в то время как человек фактов доктор Бергер предпочитал не думать о том, что не умел "исключить".
      — От госпитализма нет лекарства, — сказала доктор Крауэр-Поппе точно таким же тоном — она явно полагала, что эта болезнь существует лишь в воображении у некоторых.
      — В любом случае Уильяму у нас нравится! — настаивал доктор Хорват.
      — Ему куда больше нравится у Святого Петра, — поправила коллегу доктор фон Pop и обратилась к Джеку: — Я имею в виду цюрихскую церковь Святого Петра. Ваш отец играет там на органе по понедельникам, средам и пятницам, ранним утром, в восемь часов.
      — О, вы же сможете послушать его завтра! — воскликнул доктор Хорват.
      — О да, после этого вы не скажете, что зря летели сюда из Лос-Анджелеса! — сказал доктор Бергер.
      — Кто-то из нас должен проводить Джека — он не может оставаться с Уильямом наедине, — заметил профессор Риттер.
      — Уильям никогда не появляется у Святого Петра один! — возмутилась доктор фон Pop.
      — Но и Гуго им тоже не подходит, — заметила доктор Крауэр-Поппе. — Поэтому с Джеком и Уильямом должен отправиться кто-то из нас.
      — Я именно это и имел в виду! — сердито проговорил профессор Риттер.
      — Я готов пойти с ними! — снова заговорила иерихонская труба доктора Хорвата. — Ваш отец будет так рад сыграть для вас!
      — Может быть, даже слишком рад, — сказала доктор Крауэр-Поппе, — поэтому и мне надо пойти с вами, на случай, если потребуется медицинская помощь. Вполне возможно, придется дать Уильяму успокоительное.
      — Дело в том, что слишком сильная радость тоже иногда оказывается пусковым механизмом, — объяснил доктор Бергер Джеку.
      — Лишь иногда, как правило — нет, — поправила коллегу доктор фон Pop.
      — Итак, решено — к Святому Петру отправимся я и Анна-Елизавета. Уж мы-то ко всему готовы, — гордо и уверенно сказал доктор Хорват.
      — Ваш отец — уникальный пациент, мы его очень любим. Мы весьма польщены, что ваша сестра доверила нам уход за ним, — сказал профессор Риттер.
      — Помогать ему — большая честь для нас, — добавила любительница тонкостей доктор фон Pop.
      — А что они делают в городе с Гуго? — спросил Джек.
      Доктор Хорват подпрыгнул до потолка, профессор Риттер не сказал свое обычное "Ах да", доктор Крауэр-Поппе скрестила руки на груди, словно собиралась сказать, что от того, что Гуго с папой делают в городе, нет лекарств. Доктор фон Pop — нечто немыслимое для нее — закрыла лицо руками, может быть, на миг решив, что она — это доктор Крауэр-Поппе.
      — Ну, иногда они пьют кофе... — начал было профессор Риттер.
      — Они отправляются в город посмотреть на женщин, но они только смотрят, — твердо сказал доктор Хорват.
      — Мой папа с кем-то встречается? — спросил Джек.
      — Ну, женщин он не забыл, — сказала доктор Крауэр-Поппе, — и он до сих пор чрезвычайно для слабого пола привлекателен; тут ничего не изменилось. Многие наши пациентки глаз с него не сводят, но мы не одобряем такие отношения в клинике.
      — Он до сих пор сексуально активен? — спросил Джек.
      — Надеюсь, что в стенах нашей клиники — нет! — воскликнул доктор Хорват.
      — Я про город.
      — Иногда, — сказал доктор Бергер своим тоном перечислителя фактов, — Гуго отвозит вашего отца к проституткам.
      — Это безопасно? — спросил Джек доктора Крауэр-Поппе, которая, подумал он, могла бы выписать на этот случай какое-нибудь лекарство.
      — Если бы он занимался сексом с проституткой, это было бы опасно, но он ничего такого не делает, — ответила она.
      — Эти его визиты, они, так сказать, неофициальные — официально мы не одобряем такие вещи, — сказал Джеку профессор Риттер.
      — Иными словами, мы их одобряем, но неофициально, — вставила доктор фон Pop; к ней снова вернулся начальственно-саркастический тон.
      — Физически он совершенно здоровый мужчина! — протрубил доктор Хорват. — Секс ему необходим! Разумеется, ему не следует заниматься сексом здесь — ни с пациентами, это совершенно исключено, ни с персоналом.
      — Но вы сказали, что сексом он не занимается, — обратился Джек к доктору Крауэр-Поппе.
      — Он мастурбирует у проститутки, — объяснила она. — Для этого ему не нужны лекарства.
      — Она исполняет роль фотографии в журнале — просто вместо журнала у него настоящая женщина, — сказал доктор Бергер.
      — Вроде порнографии? — спросил Джек.
      — Ах да... — снова сказал профессор Риттер.
      — Ну да, порножурналы, такой вот безопасный секс, — сказала доктор Крауэр-Поппе. — И проститутки тоже безопасны — по крайней мере, как он их видит.
      — Я понял, — кивнул Джек, — и не возражаю. С моей точки зрения, это в порядке вещей.
      — Ваша сестра, насколько я понимаю, того же мнения, — заметил профессор Риттер. — А мы — официально мы против.
      — Я чего-то не понимаю, или вы хотели сказать, что неофициально мы за? — спросила доктор фон Pop.
      Доктор Хорват увлекся прыжками в длину, пол зала скрипел.
      — Клаус, я вас прошу, — сказал профессор Риттер.
      — Отец ездит к одной и той же проститутке или к разным? — поинтересовался Джек.
      — Это вам следует спросить у Гуго, — сказал доктор Бергер.
      — Надо ли Джеку видеться с Гуго? Я просто спрашиваю, — сказала доктор фон Pop, а доктор Бергер покачал головой.
      — Где бы мы ни находились, в Кильхберге или в обычном мире, нам всем рано или поздно придется увидеться с Гуго или ему подобными, — заметил профессор Риттер.
      — Да, от Гуго не помогают никакие лекарства, — подтвердила доктор Крауэр-Поппе.
      — Leider nicht ("К сожалению, нет"), — добавила доктор фон Pop.
      — Ну что же, если сейчас подходящее время, думаю, пора мне увидеться с отцом, — сказал Джек.
      — Сейчас самое подходящее время! — воскликнул доктор Хорват.
      — Сейчас время для чтения, Уильям много читает, — сказал доктор Бергер.
      — Иначе говоря, сейчас — тихий час, — поправила коллегу доктор фон Pop.
      — Кажется, он читает биографию Брамса, — сказала доктор Крауэр-Поппе.
      — А Брамс — не пусковой механизм? — спросил Джек.
      — Его музыка — да, но книга о нем — нет, — ответил любитель всего точного доктор Бергер.
      — У вашего отца персональная палата — две комнаты и ванная, — сказал профессор Риттер.
      — Поэтому так дорого, — вставила доктор фон Pop.
      — Я заказал столик на сегодняшний вечер, — сказал Джек. — Не знаю, кто из вас захочет составить нам с папой компанию, но так или иначе нас ждет столик на четверых в "Кроненхалле".
      — "Кроненхалле!" — воскликнул доктор Хорват; и как только в спортзале не полопались все стекла, подумал Джек. — Вам следует заказать или венский шницель, или жареные колбаски!
      — В "Кроненхалле" есть зеркала, — вспомнила доктор Крауэр-Поппе, — одно у входа, другое возле серванта.
      — Можно сделать так, что Уильям их не заметит, — сказал профессор Риттер.
      — А как быть с зеркалом в мужском туалете? — спросил доктор Хорват.
      — Кто идет? Я сегодня вечером не могу, — сказал доктор Бергер.
      — Я, если хотите, — вызвалась доктор Крауэр-Поппе, — у меня, в принципе, сегодня одна встреча, но я могу ее отменить.
      — Будьте так любезны, Анна-Елизавета! Вдруг Уильяму понадобятся таблетки, — сказал профессор Риттер.
      — Гуго тоже не занят, — заметила доктор фон Pop.
      — Нет уж, Рут, если можно, избавьте меня от Гуго, — заявила доктор Крауэр-Поппе. — Таким, как Гуго, как бы это сказать, в "Кроненхалле" не место.
      — Вы хотите, чтобы пошел я? Но я собираюсь завтра к Святому Петру, а церковь и ресторан практически в один день — это слишком, — сказал доктор Хорват.
      — Возможно, я смогу, — произнес профессор Риттер, — мне нужно свериться с расписанием. Или, может быть, доктор Хубер?
      — Идти в ресторан со специалистом по внутренним органам? Разумно, разумно, — заметил доктор Бергер. — Вдруг кого-нибудь стошнит.
      — В "Кроненхалле" никого никогда не тошнит! — возмутился доктор Хорват.
      — У доктора Хубер слишком много срочных вызовов, — возразила доктор Крауэр-Поппе, — и если она нас вдруг покинет, я останусь одна на зеркала, Уильяма и Джека. Кроме того, нам нужен еще один мужчина — на случай, если Уильям соберется в туалет.
      — Но с вами буду я, — напомнил Джек.
      — Я хотела сказать, еще один мужчина, который знает, чего ждать от вашего отца, — сказала доктор Крауэр-Поппе.
      — Я сверюсь с расписанием, — повторил профессор Риттер.
      Выражение лица доктора фон Pop было по-прежнему начальственным, но она улыбнулась. Джек впервые видел ее улыбку, а вот коллегам она была знакома.
      — Что вы хотите сказать, Рут? — спросила доктор Крауэр-Поппе.
      — Коллеги, неужели вы думаете, что сможете удержать меня от визита в "Кроненхалле" в обществе Уильяма и Джека Бернсов? Но это невозможно! Знайте, вы не удержите меня даже от визита в мужской туалет — пусть только туда соберется Уильям Бернс! Даже не пытайтесь! — заявила доктор фон Pop.
      Доктор Крауэр-Поппе закрыла лицо руками; судя по всему, лекарства, способного удержать доктора фон Pop от визита в "Кроненхалле", тоже не существовало. Доктор Бергер лишь покачал головой.
      — Отлично, значит, мы договорились, — неуверенно произнес профессор Риттер.
      — Ну что же, мне все равно, с кем идти, лишь бы не с Гуго, — философски заметила успокоившаяся доктор Крауэр-Поппе. — Итак, с Джеком и Уильямом отправляемся мы с Рут.