У братьев Вайнштейн в тот год было номинировано на "Оскар" сразу несколько фильмов. За день до церемонии "Мирамакс" давал прием в отеле "Риджент-Беверли-Уилшир". Перед входом собралась кучка протестующих из числа противников порнографии. У "Глотателя" был рейтинг R, порнографии в нем не было, но манифестантов все равно возмутило, что порнозвезда Джимми Стронах (персонаж Джека) — положительный герой. И что в позитивном свете даны и другие порноперсонажи — герои Длинного Хэнка и Муффи, плюс появляется порнопродюсер Милдред Ашхайм в роли самой себя. Но хуже всего, с точки зрения противников порнографии, было то, что деятели порноиндустрии показаны как обычные люди с нормальной жизнью без извращений, до такой степени нормальной, что даже сама Эммина история о "дисфункциях любви в Лос-Анджелесе" кажется историей об обычной жизни обычных людей. Эмма, разумеется, именно это и хотела сказать.
      Протестующих не набралось и дюжины, но журналистам было плевать, они и из такой мухи сделают слона. Каждый год в Лос-Анджелесе собирались небольшие кучки фанатиков протестовать против чего-нибудь, например против "насилия над английским языком", как назвала бы соответствующее явление мама Джека — не в каком-то конкретном фильме, а вообще. В общем, ежегодно по улицам бродили озабоченные, у которых было слишком много свободного времени — так считал Джек. Лучший способ борьбы с ними, думал он, это не обращать на них внимания, но журналисты старались изо всех сил, чтобы придать этим придуркам важности и авторитету, а заодно создать иллюзию, что их тут целая армия.
      Мисс Вурц не заметила протестующих. Бешеный Билл Ванфлек изрыгал на приеме проклятия в адрес противников порнографии, и Каролина спросила Джека:
      — Джек, у вас тут что, какие-то протесты? Против чего?
      — Против порнографии, — ответил Джек.
      Мисс Вурц окинула взглядом зал, видимо ища порнографию, — кто знает, может быть, она с первого раза ее не заметила. Джек объяснил:
      — Тут вот какое дело, мой персонаж, Джимми Стронах, порнозвезда. Наверное, этих людей возмутил сам этот факт.
      — Чушь собачья! — воскликнула мисс Вурц. — Я за весь фильм не увидела ни одного кадра с половыми органами! Ни пенисов, ни женских штуковин!
      — Впервые слышу такое выражение, что оно значит? — спросил ошарашенный Билл Ванфлек.
      — Она имеет в виду влагалище, — шепнул ему Джек.
      — Это слово нельзя произносить на приемах, Джек! — укоризненно заметила мисс Вурц.
      Он вскоре понял, что в период с его звонка и до этого часа мисс Вурц посмотрела слишком много кино; по ее собственному признанию, несколько недель подряд она смотрела по два-три фильма в день. Столько она не видела за всю свою жизнь, все просмотренное слилось в одну длинную ленту. В единый коктейль смешались номинанты текущего года и фильмы, которые она не видела с пяти лет. Для нее знакомые лица в отеле были не актерами и актрисами, а персонажами, которых те играли! К сожалению, для мисс Вурц они все стали персонажами одного и того же фильма с объединенным сюжетом, этаким бесконечным бессмысленным эпосом, в котором все знакомые ей лица в отеле "Риджент-Беверли-Уилшир" играли ключевую роль.
      — Смотри, Джек, вон тот завистливый юноша, который их убил. Ну, с веслом, я имею в виду, — сказала Каролина, показывая пальцем на Мэтта Дэймона, исполнителя роли Тома Рипли в фильме "Талантливый мистер Рипли". Впрочем, в ее сознании Том Рипли полностью слился с персонажем Тома Круза из "Магнолии". Она была совершенно убеждена, что Кевин Спейси неудачно женат и развлекается, бегая за молодыми девушками.
      — Почему за ним никто не следит, он же опасен! — заявила она.
      Джек попробовал сменить тему и сказал, как ему нравится талия Гвинет Пэлтроу, на что мисс Вурц отреагировала так:
      — Я бы эту девочку отправила на принудительное лечение от анорексии.
      Когда ты посмотрел слишком много кино, время останавливается, люди перестают стареть и умирать. Мисс Вурц приняла Энтони Миньеллу за Петера Лора; на следующий день она сказала Джеку:
      — Боже мой, я-то думала, Петер Лор давно умер! Я так давно не видела фильмов с его участием, а он, оказывается, жив-здоров.
      Джек мог лишь сказать про себя: "Мисс Вурц, насчет "давно умер" вы совершенно правы!"
      Оглянувшись еще раз, мисс Вурц заметила, что организаторам приема надо было нанять побольше охранников, а то народу не протолкнешься, а охранник один (за единственного представителя этой профессии она приняла Бена Аффлека).
      Заметив Джуди Денч, Каролина призналась Джеку, что всегда видела ее в роли миссис Макквот (ну, если кому-нибудь придет в голову снять про нее фильм).
      — Фильм про миссис Макквот? — ошарашенно посмотрел на нее Джек.
      — Она же была полевой медсестрой. Она попала под газовую атаку, поэтому и дышала тяжело, не знаю, правда, что это был за газ.
      Остаток вечера Джек принимал Джуди Денч за миссис Макквот — пережившую газовую атаку, но воскресшую. Его все время передергивало при этой мысли.
      Он периодически поглядывал на Бешеного Билла, намекая, что пора уходить.
      Но Биллу было не пора. Кто-кто, а он-то по-настоящему воскрес, вернувшись в Голливуд — да еще как режиссер номинированного фильма! Джек даже не думал ему завидовать — Бешеный Билл заслужил триумф, подавив свое альтер эго Римейк-Монстра и сняв "Глотателя" как следует. Джек никогда не сомневался в таланте Ванфлека, и Билл проявил себя как настоящий художник, обойдясь без своей излюбленной пародии.
      Выбравшись наконец из отеля, мисс Вурц и Джек отправились на ужин с Ричардом Гладштейном, его женой, Ванфлеком и его подружкой, юной телезвездой по имени Аннеке. На выходе из отеля их ждали противников порнографии — в руках у некоторых были плакаты и с пенисами, и с "женскими штуковинами". Мисс Вурц вышла из себя.
      — Если вам так не нравится порнография, не думайте о ней все время! — бросила она из окна лимузина в лицо немного растерявшемуся человеку в зеленой рубашке с короткими рукавами, державшему в руке плакат с голым ребенком и нависающей над ним угрожающей тенью взрослого.
      Хорошо, что мисс Вурц не попала в одну машину с Длинным Хэнком, Муффи и Милли Ашхайм. На следующий день Джеку рассказали, как Милли опустила стекло машины и крикнула протестующим:
      — Эй вы! А ну марш домой! Смотреть кино, дрочить, спать! Марш дрочить, я сказала! Это вам поможет!
 
      — Боже мой, уже воскресенье, — сказала мисс Вурц Джеку за завтраком во "Временах года". — А ты остановился на Осло, если я не ошибаюсь. Лучше не пробуй изображать речь Ингрид My, Джек, — расскажи мне только, о чем она говорила. Я предпочитаю твой обычный голос, мне так легче сосредоточиться на смысле.
      Разумно, подумал Джек, и рассказал историю про Осло в таком виде не только Каролине Вурц, но и Элене Гарсия. Он не пытался имитировать искаженную речь Ингрид My — доктор Гарсия, конечно, сказала бы, что он снова отвлекается от сути дела.
      Поэтому Джек изложил взгляды Ингрид My на ад таким тоном, словно это были его собственные взгляды. Он особо подчеркнул, что Ингрид не простилаАлису, — этот факт выглядел очень контрастно на фоне прощения, дарованного его матери Уильямом, причем за все, даже за Амстердам; впрочем, до рассказа о визите в столицу Голландии в то воскресное утро было еще далеко. Джек был уверен, что до Амстердама мисс Вурц его не дотащит — по крайней мере, не сумеет этого сделать до окончания церемонии вручения премий.
      Джек уже был один раз на церемонии, поэтому знал, что дело это долгое, затянется до глубокой ночи. Мисс Вурц тем временем, надев широкополую соломенную шляпу и вся измазавшись кремом от загара, выдаивала из Джека подробности его визита в Хельсинки. Осло оставил ее в нетерпении, хотя рассказ о появлении Уильяма в отеле "Бристоль" она слушала как завороженная. Ей особенно понравилось, что Уильям не стал стричь волосы.
      — У него восхитительная шевелюра, и ты унаследовал от отца такую же, Джек, — сказала Каролина. — Я так рада, что ты не носишь короткую стрижку, как все. Я считаю, не играет никакой роли, что сейчас в моде у мужчин — длинные или короткие волосы; если у тебя красивые волосы, отпускай их, и все тут!
      Рассказ о Хельсинки занял все оставшееся у них до церемонии свободное время. Эрика Штейнберг любезно прислала в отель стилиста, сделать мисс Вурц прическу. Каролина шепнула Джеку, прежде чем отправиться вслед за Эрикой:
      — Я не буду красить свои седины, это я тебе гарантирую. Я слишком стара, чтобы играть блондинку, — да их тут и без меня пруд пруди.
      Джек тем временем отправился в спортзал, рядом с бассейном; там он встретил Сигурни Уивер (он едва доставал ей до ключицы).
      — Удачи, Джек! — сказала она ему.
      Тут-то он и начал нервничать; именно в этот миг Джек понял, как много значит для него победа. Да что там — весь смысл его жизни сводится сейчас к этому шансу, взять "Оскар".
      — Я не берусь судить окончательно, — сказала ему позднее доктор Гарсия, — но считаю возможным, что эта победа и в самом деле стала для тебя в некотором роде возмещением за все, что ты потерял.
      Она подразумевала не только отца и не только Эмму. Прежде всего она имела в виду Мишель Махер, несмотря на собственную же оценку надежд Джека как "тщетных". Она имела в виду ложь, которую мать вложила ему в голову вместо памяти, детство, которое мать сфабриковала для него — и которое он поэтому тоже потерял. Наконец, она имела в виду и саму его мать.
      Эрика отправилась на церемонию вместе с Джеком и мисс Вурц, в длинном лимузине. У входа они увидели тех же протестующих, что прошлой ночью, — те же "праведные" лица, те же плакаты. Автомобиль с трудом продвигался вперед, Джек сосчитал "врагов" — ровно девять человек; этот факт не помешал журналу "Интертейнмент уикли" написать, что перед дверьми "Шрайн Аудиториум" собрались "десятки протестующих".
      В длинном серебряном, под цвет волос, легком платье с вырезом мисс Вурц выглядела шикарно. Джек был во всем черном — черный смокинг, черная рубашка, черная бабочка; Армани превратил его в уменьшенную версию Аль Капоне. Набранных для съемок десяти кило и след простыл — он снова выглядел "стройным, как Джонни Вайсмюллер", как когда-то сказала Мишель Махер.
      Они не провели на красном ковре и двадцати минут, как Эрика потащила их на обязательное интервью к Джоан Риверс. Джек дрожал при одной мысли, что ответит мисс Вурц на стандартный вопрос Джоан "кто вас одевает"; он боялся услышать "папа Джека, когда-то мы были любовниками". Каролина ответила так:
      — Это очень личное дело. Платье — подарок от одного моего старинного поклонника.
      Лучше и не скажешь, подумал Джек.
      Джоан Риверс знала, что мисс Вурц учила Джека в третьем классе; кажется, это знали все журналисты.
      — Каким вам запомнился Джек? Как он учился?
      — Даже ребенком он умел играть женщин так же убедительно, как мужчин, — ответила Каролина. — Ему нужно было лишь одно — знать, кто его зрители.
      — И кто же твой зритель, Джек Бернс? — спросила Джоан Риверс.
      — Мой единственный зритель — мой отец, — ответил он. — Впрочем, за карьеру у меня появились и другие поклонники, я полагаю.
      Тут Джек заглянул прямо в камеру и впервые в жизни произнес:
      — Пап, привет!
      Оглянувшись, он заметил, что мисс Вурц робко улыбается в камеру.
      После этого Джек думал только о том, как бы поскорее покинуть красный ковер. Его можно было прямо везти в психбольницу, он едва не позвонил доктору Гарсия.
      — Успокойся, — сказала Каролина. — Тебе не нужно ничего Уильяму говорить. Он просто хочет тебя видеть — а больше всего он хочет увидеть, как ты выигрываешь.
 
      Оскаровская церемония — длинная и скучная, как стояние в очереди. Эрика провела Джека и мисс Вурц в "Шрайн Аудиториум", и они прождали целую вечность. Джек выпил слишком много воды, и ему жутко хотелось в туалет, но тут на сцену вышел полицейский в солнечных очках, белом шлеме и Билли Кристалом в руках, и вечер наконец начался.
      Джек сидел в шестом ряду у прохода. Все номинанты сидели у прохода; перед Джеком уселся Ричард Гладштейн, за ним — Бешеный Билл. Рядом с Джеком сидела мисс Вурц, за ней — Харви Вайнштейн. Каролина не помнила, кто он такой (а ведь Джек дважды знакомил их предыдущим вечером!), она лишь решила, что это важный человек — на него весь вечер направляли то одну камеру, то другую. Джек так и не понял, что заставило Каролину принять Харви за знаменитого бывшего боксера, чемпиона в тяжелом весе. Наверное, услышала, как кто-нибудь сказал, что Харви любит подраться; ничего другого Джек не мог придумать.
      Приз за лучшую мужскую роль второго плана вручают относительно рано, и когда победил Майкл Кейн, Джек понял, что ждать придется долго — призы за сценарий вручают в самом конце церемонии. Всю церемонию целиком не высиживал почти никто — особенно те, кто выпил слишком много воды. Но отойти пописать не так-то просто — подниматься с мест разрешалось только во время перерывов на рекламу.
      Мисс Вурц начала злиться на тех победителей, кто превышал лимит в сорок пять секунд на выступление. Педро Альмадовар едва не довел ее; получив "Оскара" за свою ленту "Все о моей матери" в номинации "лучший иностранный фильм", он толкнул такую речугу, что Антонио Бандерасу пришлось применить силу и стащить его со сцены.
      — Буэнас ночес! — крикнула ему вслед мисс Вурц.
      Джек убежал в туалет, пока вручали приз имени Ирвинга Тальберга — в тот год его получил Уоррен Битти. Каролина осталась недовольна, что Джек утащил ее именно в этот момент — она когда-то была влюблена в Уоррена.
      — Разумеется, я близко не испытывала к нему тех чувств, что испытывала к твоему папе, но все равно!
      Вернувшись на место, Джек понял, что ему снова нужно в туалет; он шепнул на ухо мисс Вурц, что, если не победит, ему придется писать в бутылку из-под "Эвиана". Джек надеялся только на то, что за сценой есть специальный туалет.
      Наконец дело дошло до "Оскаров" за сценарии, и, слава богу, номинация "лучший сценарий по ранее опубликованным произведениям" предшествовала номинации "лучший сценарий". Представлял номинантов Кевин Спейси в гордом одиночестве — на сцене с ним полагалось быть Аннетте Бенинг, но она была беременна на последних месяцах и не решилась подниматься на сцену. Спейси пошутил, сказав, что она не может присутствовать "по производственным обстоятельствам", и добавил:
      — Я не стану просить ее подниматься сюда, если только, конечно, она сама не выиграет "Оскара". В этом случае ее ничто не удержит и она залезет к нам на четвереньках.
      Джек решил, что это плохой знак — он помнил свою ночь в Хельсинки с беременной тренером по аэробике, и одна мысль об Аннетте Бенинг на четвереньках заставила его заново испытать угрызения совести. Но не прошло и двух секунд, как Кевин Спейси сказал:
      — И "Оскар" присуждается...
      Остального Джек не услышал — ему прямо в ухо орала что есть мочи мисс Вурц:
      — Джек, подумай только, как Уильям рад за тебя!!!
      И принялась целовать его. Разумеется, их тут же поймала камера; Джек понял, куда смотрит Каролина — ему за спину. Она знала, где находится оператор, — тот весь вечер снимал Харви Вайнштейна, "бывшего боксера". Джек встал — его целовали Ричард Гладштейн и Бешеный Билл, затем Харви сдавил в объятиях и его, и мисс Вурц. Ступив в проход, Джек заметил, что Каролина посылает в камеру воздушный поцелуй и произносит шепотом имя "Уильям" (Джек прочел по губам).
      Джек принял "Оскара" из рук Кевина Спейси и встал к микрофону — ровно на тридцать пять из положенных сорока пяти секунд, загладив таким образом вину Педро Альмадовара, который благодарил Деву Марию Гваделупскую, Деву Марию Ла-Кабесскую, Священное Сердце Пресвятой Девы Марии и всех прочих, живых и мертвых. Джек, разумеется, сказал спасибо своей учительнице, мисс Каролине Вурц, — он знал, что в этом случае операторы покажут ее крупным планом; мистеру Рэмзи, Ричарду, Бешеному Биллу и всем-всем из компании "Мирамакс". Джек отметил, что глубоко благодарен покойной Эмме Оустлер за все, что она сделала для него, а еще сказал спасибо ее матери Лесли (главным образом потому, что знал, в какое бешенство придет блондинка) за помощь в работе над сценарием. Напоследок он поблагодарил Мишель Махер за то, что она провела бессонную ночь у телевизора. Джек, конечно, наделся, что ее "как бы молодой человек" смотрит телевизор вместе с ней — он обязательно приревнует Мишель, и они поссорятся.
      Он, конечно, проговорил бы все сорок пять секунд, если бы ему так сильно не хотелось в туалет. Покинув сцену вместе с Кевином Спейси, он столкнулся с Мэлом Гибсоном — тот вручал приз за лучший сценарий (присужденный "Красоте по-американски"). Том Круз, сам бывший борец, попытался отобрать у Джека "Оскара" за сценой; все могло кончиться очень печально, так срочно Джеку нужно было в туалет. Еще ему что-то сказал Клинт Иствуд, вроде "молодец парень", но Джек знал — он не может доверять своей памяти насчет таких моментов; все, что чрезвычайно для него важно, он не в силах запомнить как следует.
      Джек никак не мог найти туалет; за сценой появился Алан Болл с "Оскаром" за сценарий "Красоты", Джек поздравил его. "Отличная работа, приятель", — сказал Мэл Гибсон, но кому, Джеку или Алану? Вот такая она, жизнь, — весь вечер ждешь, и на тебе, все кончено за одну минуту.
      Наконец Джек нашел желанную дверь. Облегчение сменилось смущением — Джек еще ни разу не ходил в туалет с "Оскаром" в руках. Лесли Оустлер хотела унизить его приз, назвав статуэтку "лысым, золотым и голым мужиком, который якобыдержит в руках меч, но я совсем другого мнения"; Джек же решил, что Оскар куда длиннее самого длинного порнопениса и куда тяжелее. Он никому не пожелал бы писать с таким предметом в руках.
      Он чувствовал себя так же неудобно, как четырехлетний сын Марии-Лизы, который написал в карман горнолыжной куртки в отеле "Торни". Джек никак не мог принять нужную позу. Сначала он попробовал зажать "Оскара" под мышкой — получилось не очень. Но когда ты выиграл своего первого "Оскара" и хорошо понимаешь, что, возможно, он у тебя не только первый, но и последний, не очень хочется ставить его на пол мужского туалета — равно как и зажимать его между подбородком и верхней частью писсуара.
      Слава богу, он тут хотя бы один и никто не видит, в каком он дурацком положении, подумал Джек. Как бы не так — едва подумав об этом, он заметил у дальнего конца писсуарной стены человека. Незнакомец только что закончил свои дела и никак не мог не заметить, как Джеку не удается закончить свои.
      Незнакомец был широкоплеч, с фигурой тяжелоатлета и челюстью, которую не сломаешь. Джек не узнал его сначала, не вспомнил, что экс-бодибилдер вручал один из призов. Но как только гигант заговорил, Джек тут же опознал его неподражаемый австрийский акцент.
      — Ну что, подержать его тебе? — спросил Арнольд Шварценеггер.
      — Нет, спасибо, сам справлюсь, — сказал Джек.
      — Боже мой! Я надеюсь, он имел в виду твоего "Оскара"! — воскликнула мисс Вурц, когда Джек пересказал ей свои туалетные злоключения. Еще бы, конечно, Арнольд имел в виду "Оскара" — он такой вежливый! Невозможно даже вообразить себе, что будущий губернатор Калифорнии предлагал Джеку подержать его пенис.
      За сценой все стояли на ушах; в очередной рекламный перерыв Джек вернулся на свое место рядом с мисс Вурц, он боялся оставлять ее без присмотра. Чего доброго, начнет расспрашивать Харви про его лучшие бои или, хуже того, в зале отключат электричество и мисс Вурц перенесется во времени в пещеру летучих мышей в Королевском музее Онтарио! Но церемония близилась к концу; "Глотатель" выиграл свой единственный "Оскар". Героиней вечера была "Красота по-американски", но и Джек, с Эммой не подкачали.
      Мисс Вурц выразила Джеку свое удивление, что на "Балу Совета Директоров" не танцуют. Но ведь на самом деле это традиционный торжественный ужинпосле окончания церемонии, он просто так называется! Сколько Джек ни старался, он не мог убедить учительницу, что "бал" — приемлемое обозначение такого мероприятия; впрочем, ему было плевать. Он был просто счастлив.
      Они ужинали за одним столом с Мерил Стрип, та привела с собой дочь. Джек сразу заметил, как заработала мысль мисс Вурц: черт, да перед ней же та самая женщина из "Выбора Софи", да с живым ребенком! Джек тут же вызвал Эрику, и та утащила их на другой прием — кто знает, что было бы, успей Каролина обратить свою мысль в слова!
      Из "Шрайна" они отправились на вечеринку журнала "Ярмарка тщеславия" в Мортонс; Эрика как-то их провела. Джек помнил, как долго им с Эммой пришлось ждать в прошлый раз, когда он невыиграл "Оскара". Но если ты победил, оказывается, другое дело! Водитель лимузина спустил стекло, помахал оттуда голым, лысым и золотым мужиком, и парковщики немедленно организовали им подъезд к дверям. Перед ними прибыл, среди прочих, Хью Хефнер, наверное, он обогнал их, потому что не заглядывал в "Шрайн". С хозяином "Плейбоя" были знаменитые близняшки Сэнди и Мэнди.
      Мисс Вурц воспламенилась.
      — Что этот грязный старик делает с этими красавицами? — спросила она Эрику и Джека.
      Джек прошел мимо Роба Лоу, Майка Мейерса и Денниса Миллера; те разговаривали о чем-то, но, заметив Джека, замолчали. Он знал, что когда мужчины замолкают в его присутствии, это значит, они говорили о "женской стороне" его личности. А он просто шел в туалет — на этот раз оставив "Оскара" у Эрики и мисс Вурц.
      Потом они отправились на прием "Мирамакса" в отеле "Беверли-Хиллз". Джек знал, что найдет там Ричарда и Бешеного Билла, он очень хотел их видеть — это его друзья. Повезло и с мисс Вурц — она не стала задавать Харви Вайнштейну боксерские вопросы.
      Каролина пила шампанское (видимо, немного перебрала), даже Джек выпил пива — целую зеленую бутылку "Хайнекена", которая была тем зеленее, чем ближе ее поставишь к золотому "Оскару". Джек даже забыл, когда в последний раз выпил целуюбутылку пива, — наверное, еще в колледже.
      А потом был еще "утренний" прием, в том же отеле, они и туда пошли. Началось все часа в три-четыре ночи, там был Роджер Эберт, он завтракал, лежа в кровати, как с любопытством отметил Джек. Джек вел себя с ним вежливо, хотя тот камня на камне не оставил от "Глотателя". Жена и дочь Роджера ему очень понравились, а мисс Вурц они сказали, что влюбилисьв Джеков фильм. Джек усмехнулся про себя — как замечательно, они с Эммой стали причиной семейной ссоры у Эбертов!
      В пять утра Джек сказал мисс Вурц, что устал и хочет в кроватку.
      — Хорошо, мы можем вернуться в отель, но в кроватку я тебя не отпущу, — заявила она. — Сначала ты мне все расскажешь про Амстердам.
      Она весь вечер только об этом и думала, добавила Вурц. И не заснет, пока не узнает все.
      Джек сказал Эрике, что им пора, и она отвезла их во "Времена года". На какой-то боковой улице им пришлось некоторое время постоять позади мусоровоза — других машин так рано в Лос-Анджелесе не встретишь. Запах мусора наполнил лимузин, словно напоминая Джеку, что в мире есть вещи, от которых не спрячешься — даже если ты выиграл "Оскара".
      Джек без труда рассказал мисс Вурц про Амстердам; трудно было лишь в самом конце. Доктор Гарсия могла им гордиться — ни слез, ни криков. Он рассказывал про свою первую встречу с Ричардом Гладштейном и Уильямом Ванфлеком, ту, на которой он как бы не присутствовал, думая все время про другого Уильяма; они сидели на диване в одинаковых банных халатах в гостиной своего номера во "Временах года", распахнув окна. Комнату заливали теплые лучи рассветного калифорнийского солнца. Босые ноги на стеклянном столе, рядом сверкает "Оскар", Каролинины ноги отливают розовым, солнечный свет отражается от них как-то по-особенному. Все блестит — и ногти, и статуэтка, а пианино даже не блестит, а полыхает этаким озером черной смолы.
      — Не смотри мне на ноги, Джек, — сказала мисс Вурц. — Они — самая старая часть меня, я, наверное, родилась ногами вперед.
      Но Джек Бернс был где-то далеко, в ночной тьме — на набережной канала Херенграхт, залитой светом ночных фонарей, отражающихся в воде. Ричард Гладштейн и Бешеный Билл до этого затащили Джека на переговоры в ресторан "Зюйд Зееланд"; с ними была и подружка Билла, юная девица по имени Аннеке, телезвезда, ей все давно надоело и наскучило. В самом деле, разве это не скучно — ты такая молодая и красивая, и с тобой целых трое мужчин, но они тебя совершенно игнорируют, знай себе беседуют о чем-то своем. Да было бы о чем! А то о фильме по какой-то глупой книжке, которую ты даже не читала!
      Джек как будто не присутствовал при этом разговоре, но понял, что у них с Ричардом и Биллом нет разногласий — они все одинаково понимают, что нужно поменять в сценарии, какой нужен фильму тон. У Ричарда слипались глаза, он только что пересек на самолете Атлантику. Бешеный Билл все дразнил его — мол, тот не смеет засыпать, пока не заплатит за ужин.
      — Счета киношников оплачивают продюсеры! — нараспев повторял Ванфлек; он обожал красное и выпил его немало.
      На набережной канала Херенграхт Ричард проснулся — его разбудил влажный ночной воздух. Бешеный Билл тут же предложил прогуляться по кварталу красных фонарей; Джек должен был знать, что это неизбежно, но в тот миг предложение Билла показалось ему неожиданным. Пройдя мимо первых девочек в дверях и витринах, Ричард окончательно проснулся — Джек это сразу понял. У Аннеке настроение не изменилось; Джек подумал, должно быть, Билл всех своих друзей водит в красный квартал, ведь он именно здесь снимает свои детективный телесериал и знает каждую улочку не хуже Джека (впрочем, Джек покамест не говорил им, что ему приходилось и раньше бывать тут).
      Аннеке немного оживилась, заметив, что проститутки узнают Джека не реже, чем ее саму. Она, красавица-дикторша, была очень популярна в Голландии — но, конечно, не так знаменита, как Джек. А Джек тоже был не просто кинозвезда — у него имелся помощник в лице Нико Аудеянса, который всем шлюхам сообщил, кто пожаловал к ним в гости.
      — Эй, Джек, сладкий возбудитель членов, привет! — крикнул ему какой-то трансвестит-проститутка, судя по всему, из Бразилии. Этот факт привлек внимание Аннеке еще больше, а вот Бешеный Билл пропустил его мимо ушей, видимо, слишком много выпил. Кроме того, его целиком поглотила собственная лекция о местных нравах, которую он читал Ричарду.
      Джек почувствовал резкое раздражение. Черт, этот голландец так рассказывает про квартал, словно сам его изобрел, словно он для съемок нанял этих девиц и расставил их по витринам! Бедный Ричард снова что есть мочи боролся со сном и отвращением от увиденного. Аннеке наутро будет считать, что этой ночи и вовсе не было.
      Вот я им сейчас покажу, решил Джек, уж они у меня запомнят квартал красных фонарей!
      — Это все дерьмо собачье, — сказал он, когда они завершили круг почета по Аудекерксплейн, и потащил компанию через Вармусстраат, прочь из квартала. — Уж вы мне поверьте, кто не видал Элс, тот ничего в квартале красных фонарей не видал!
      — Элс? — удивленно переспросил Ванфлек.
      — Куда мы идем? — спросил Ричард; они удалялись от отеля, это единственное, что он мог понять.
      — Элс — самая старая проститутка во всем Амстердаме, — объяснил Джек. — Она мой старинный друг.
      — Правда? — проговорил Ванфлек, спотыкаясь на каждом шагу.
      Под водительством Джека они пересекли Дамрак, было совсем поздно. Джек был почти уверен, что Элс уже спит, но, наверное, в окне еще сидит Петра, ее "младшая" (всего шестьдесят один год!) коллега. Но даже если она тоже ушла спать, Джек разбудит Элс — чтобы показать им всем, этому Бешеному Биллу, его девчонке и Ричарду, что у него, Джека, есть в Амстердаме корни, которые уходят в истинное прошлое, а не в какой-то там телесериал!
      Так они добрались до Синт-Якобсстраат; Билл был поражен — улица ночью и впрямь выглядела довольно угрожающе. Джек заметил, как Ричард оглядывается, а Аннеке и вовсе взяла Джека под руку и не отступала ни на шаг.