1

«Сказание о Неопреодолимой Преграде»

Наступил последний вечер Выпускных Испытаний, вечер, когда мастера-летописцы и студенты Школы Преданий из города Чантхед рассказывали Великие Сказания, важнее которых для любого жителя Сантенара не было ничего. На долю Лиана выпала почетная, хотя и весьма нелегкая обязанность выступить с лучшим из сказаний – “Сказанием о Непреодолимой Преграде”. В нем говорилось о Шутдаре, гениальном мастере, изготовившем Золотую флейту, но не сумевшем с ней расстаться, тем самым навсегда изменив судьбы всех трех миров.

Лиан очень волновался перед выступлением. И неудивительно, ведь он принадлежал к гонимой расе дзаинян. На заре истории чрезмерное любопытство этого народа сыграло с ним злую шутку: дзаиняне совершили роковую ошибку в выборе союзников – множество дзаинян погибло, а оставшиеся в живых были отправлены в изгнание. Хотя все произошло давным-давно, многие на Сантенаре по-прежнему недолюбливали этот народ. О чем свидетельствовало хотя бы то, что за прошедшие пятьсот лет ни один дзаинянин не только не удостаивался чести выступить со своим сказанием на Выпускных Испытаниях, но и вообще не был принят в Школу Преданий. Лиан стал первым, да и то оказался в Школе весьма необычным образом.

Вот почему он был просто обязан превзойти всех – и студентов, и мастеров-летописцев – своим сказанием. Если он добьется успеха, ему присвоят звание мастера-летописца – неслыханная честь для дзаинянина! Никто еще в этой Школе не готовился так долго и упорно к Выпускным Испытаниям, как Лиан. Он, конечно, понимал, что в случае успеха наживет себе не только друзей, но и врагов. Юноша чувствовал, что многие желают ему провала, однако рассчитывал не доставить им такого удовольствия. Он собирался рассказать нечто дотоле неведомое, позволяющее по-новому взглянуть на хорошо известные события.

“Испокон веков существовало три мира: Аркан, Таллалам и Сантенар. Каждый – со своей расой людей: аркимами, феллемами и нами, древнейшими из человеческого рода. Потом откуда-то из глубин бездны, разделяющей миры, появился четвертый народ – кароны. Их было мало, но они шли к своей цели не разбирая пути. Обнаружив слабое место аркимов, кароны завладели их миром, Арканом, и, воцарившись в нем, своими действиями навсегда нарушили гармонию, в которой ранее существовали три мира”.

Все Великие Сказания начинались именно с такого вступления, обобщавшего события минувших веков, на которых зиждились Предания. Лиан набрал в грудь побольше воздуха и начал свое повествование:

“Когда-то Рульк, могущественный карон, правивший Арканом, призвал к себе великого мастера Шутдара, жившего на Сантенаре. Зачем же он понадобился Рульку? А вот зачем! Рульк желал беспрепятственно перемещаться между мирами и надеялся, что талант Шутдара ему в этом поможет. Шутдар принялся за работу и наконец создал то, что, в общем-то, создавать и не следовало бы, – ключ в форме Золотой флейты, открывавший путь в другие миры. Совершенство и красота этого инструмента, превзошедшие самые смелые ожидания его творца, сделали флейту Шутдара наиболее ценным из его творений. Он решил оставить ее себе, при помощи флейты открыл путь на Сантенар, где и скрылся. Но этим Шутдар совершил роковую ошибку: он распахнул врата, некогда разделявшие три мира...”

Эти события были хорошо известно каждому из присутствующих, но все в полном безмолвии ждали продолжения повествования, не позволяя Лиану расслабиться ни на мгновение. Сказание было длинным. Лиану предстояло говорить еще несколько часов, и он должен был призвать на помощь все свое “очарование”, почти магическую способность великих сказителей пробуждать у своих слушателей те или иные чувства. “Очарование” нельзя было приобрести, с ним нужно было родиться, хотя многие мастера-летописцы годами тщетно пытались воспитать его в себе упорным трудом.

Во время повествования Лиан старался по очереди заглянуть в глаза всем, чтобы каждый из находившихся в зале почувствовал, что Лиан говорит именно с ним:

“Врата распахнулись, и Аркан, холодный мир, полный ядовито-желтого снега, маслянистых болот и растений с блестящими черными листьями, содрогнулся. Кароны пустились в погоню за Шутдаром на Сантенар, приказав следовать за собой аркимам, порабощенным ими еще на заре времен. Так как любой предмет, переместившись из одного мира в другой, мог измениться самым неожиданным и ужасным образом, каронам пришлось оставить созданные ими могущественные орудия разрушения и вновь положиться на свои врожденные способности.

Открытие врат потрясло и Таллалам, столь непохожий на Аркан своими дождями, вечнозелеными лесами и огромными горами. Феллемы – небольшой суровый народ, живший в созданном их же руками мире, – решили исправить причиненное зло, призвали своих лучших сыновей и дочерей и отправили их на Сантенар под предводительством величественной Феламоры. Они тоже не захватили с собой никакого оружия, потому что привыкли править миром, в котором жили, благодаря силе своей собственной воли.

Шутдара преследовали много веков по всему Сантенару. А он уходил от погони через известные только ему лабиринты времени и пространства, сея повсюду смуту и разрушение”.

Лиан наконец подошел к самому важному месту своего длинного сказания, к месту, которое должно было не оставить камня на камне от того, на чем зиждились все остальные Предания. Он снова набрал в грудь побольше воздуха и всмотрелся в лица слушателей, стараясь понять, увлечены ли они его рассказом. Ему хотелось уловить хотя бы едва заметный знак их одобрения. Но ведь он выступал в Чантхеде, и перед ним была самая сдержанная и взыскательная публика в мире! Не стоило надеяться на то, что кто-нибудь обнаружит свои чувства, пока не дослушает до конца всю историю.

“Когда-то, в расцвете сил, Шутдар с помощью Золотой флейты мог скрыться от любой погони. Но теперь он был преклонного возраста: его кости высохли и искривились; руки, которыми он когда-то творил чудеса, стали неуклюжими, как лапы зверя, и он понял, что наконец попал в ловушку. Снедаемый страхом и отвращением к самому себе, Шутдар забился в каком-то перелеске под полусгнивший ствол поваленного бурей дерева, словно барсук, питаясь червями и мокрицами, извлеченными из-под коры.

Только сейчас, оглядываясь на свою поразительную жизнь, Шутдар осознал, какую совершил ошибку. Он был величайшим мастером всех времен и миров, но ему было этого мало: он возжелал обладать бесценным сокровищем, изменившим существование всех трех миров, сокровищем, которое не смог бы создать никто, кроме него самого. Когда-то хвастал своим талантом, но у него больше не осталось слушателей. И только земля внимала его страшным секретам, снова и снова помогая врагам Шутдара обнаружить его. Пятьсот лет преследовали они его по всему Сантенару. Вот и теперь враги окружили его. Они находились уже где-то рядом, а у него не было сил дать им отпор”.

Ни на секунду не замолкая, Лиан продолжал всматриваться в обращенные к нему невозмутимые лица, пытаясь понять, чем можно взволновать слушателей, чем привлечь их на свою сторону, как сделать так, чтобы его сказание запало им в души. Лиан не сомневался, что слушать его интересно всем, но не знал, как будет воспринят неожиданный конец сказания. И вот он нашел то, что искал. В глубине зала он разглядел бледное лицо девушки, пожиравшей его глазами. Значит, ему все-таки удалось увлечь кого-то! Лиан призвал “а помощь все свое “очарование” и обратился прямо к пристально смотревшей на него девушке.

“Шутдар осторожно выглянул из своего убежища. Прямо перед ним, на мысу, далеко вдававшемся в воды огромного озера, стояла освещенная лучами заходящего солнца башня из желтого камня. Вполне подходящее место, чтобы покончить со всем раз и навсегда!

Он ворвался в башню сквозь проем в стене, напугав своим появлением семейство, сидевшее за обеденным столом. Шутдар обнажил свои щербатые, источенные временем железные зубы. Рот его был перепачкан чем-то бурым, словно запекшейся кровью.

Дети завизжали от страха. Тощий хозяин от ужаса сполз под стол. Вращая горящими глазами на искаженном болью лице, Шутдар стремительно промчался мимо них на своих кривых ногах. Дети заметались по комнате, опрокидывая стулья и роняя на пол посуду. Тучная хозяйка кинула ему в голову супницу, подхватила с пола пытавшегося уползти младенца, и вся семья пустилась из башни наутек, бросив на произвол судьбы несчастную девушку-калеку, которая была спрятана от людских глаз в верхней части башни.

Облизав руку, забрызганную супом, Шутдар стал подниматься наверх, цепляясь за перила лестницы и брызжа на них кровавой слюной.

Увидев его, девушка зажала себе рот руками. Желтая кожа плотно обтягивала череп Шутдара, по-стариковски узкие обветренные губы потрескались и обнажили покрытые бурым налетом зубы и десны с лиловыми кровоподтеками. Девушка никогда еще не видела никого столь похожего на уродливого кровожадного вампира. Этот жуткий старик вызывал у нее ужас и отвращение.

Так произошла встреча двух искалеченных существ. У девушки было хорошенькое личико и густые темные волосы, но она едва могла стоять на своих больных ногах. Были времена, когда Шутдар не погнушался бы тем, чтобы обесчестить и такую несчастную калеку, но подобные желания давно оставили его вместе с жизненными соками, покинувшими его тело. Прежде он, конечно, сбросил бы ее с башни на скалы, упиваясь своей силой и наслаждаясь ее беспомощностью, но даже самые жестокие зверства больше его не радовали.

– Бедный! – прошептала со вздохом девушка. – Как тебе, должно быть, больно. Кто ты такой? – В ее голосе звучало неподдельное сострадание.

– Я – Шутдар! – прохрипел он, утирая ладонью красную слизь, стекавшую по подбородку.

Девушка побледнела, пошатнулась и не упала лишь потому, что вовремя схватилась за спинку стула.

– Шутдар?! Ты хочешь надругаться надо мной?

– Нет, но мы погибнем вместе! – С этими словами Шутдар указал на множество огней в лесу. Это были факелы преследователей, уже окруживших башню. – Ни у кого на свете нет столько врагов! – проговорил он и сам понял, насколько нелепо этим кичиться. – Смотри! Они приближаются, а за ними простирается выжженная пустыня... Ты боишься смерти?

– Нет... Но я много мечтала о разном, а если я сейчас умру, мои мечты так и не сбудутся.

Шутдар хрипло рассмеялся и проговорил глухим голосом:

– О чем же может мечтать такое жалкое существо?! Посмотри на себя! Ты такая убогая, что даже родные упрятали тебя сюда, испытывая при твоем виде стыд и отвращение!

Девушка отпустила спинку стула и выпрямилась во весь рост. Хотя по щекам текли слезы, ее поза была преисполнена чувства собственного достоинства, сделавшего бы честь любой королеве. Даже Шутдар, давно утративший человеческий облик, невольно испытал к несчастной девушке что-то вроде сочувствия.

– О чем же ты мечтаешь? – спросил он и сам удивился тому, до какой степени мягко прозвучал его голос. – Если это окажется в моих силах, я постараюсь сделать так, чтобы твоя мечта сбылась, прежде чем мы оба умрем.

– Я хочу танцевать, – ответила девушка. – Я хочу исполнить танец для моего возлюбленного, часто приходящего ко мне в мечтах.

Не говоря ни слова, Шутдар открыл замки бывшего при нем ящичка. В нем лежала Золотая флейта. На свете не было музыкального инструмента прекрасней!..

Шутдар поднес флейту к потрескавшимся губам и заиграл. Его искривленным от старости пальцам было мучительно больно, но лицо Шутдара было спокойно. Мелодия, которую он играл, заполнила башню вплоть до самых глубоких подвалов и была такой прекрасной, такой неземной, что могла бы потрясти даже скелеты, покоившиеся там в фамильном склепе.

Несчастная девушка робко шагнула, пытаясь посмотреть в глаза возвышавшемуся над ней Шутдару, но тот устремил свой взгляд в какие-то иные миры. Она сделала еще несколько неуклюжих шагов, едва передвигая больные ноги, подумала о том, насколько жалкими должны казаться ее попытки закружиться в танце и что вот-вот упадет на пол, чем вызовет злорадный смех Шутдара. Но внезапно музыка подхватила ее и понесла. Она неожиданно почувствовала, как возвращается жизнь к начавшим слушаться ногам. Она запорхала по комнате, кружась и подпрыгивая, как на настоящем балу, и танцевала до тех пор, пока, выбившись из сил, не упала на пол, запутавшись в собственных юбках, раскрасневшаяся и счастливая. Она даже не могла говорить, а только смеялась. Шутдар все играл и играл, и вот уже звуки музыки унесли девушку куда-то далеко-далеко, в созданную ее мечтами волшебную страну, где она забыла о том, какой была наяву.

Наконец звуки музыки стихли. Девушка пришла в себя. Лицо Шутдара было озарено каким-то внутренним светом, смягчившим его уродливые черты. Он опустил флейту и с любовью стер с нее алые пятна.

– Они уже близко, – сказал он резко. – Спустись и помаши им синим флагом. Может быть, они тебя и не тронут.

– К чему все это? – возразила девушка. – Что хорошего ждет меня в жизни?.. Нет, я не пойду. Ты же поступай как знаешь.

Какое-то мгновение Шутдару казалось, что на самом деле ему не хочется умирать, но что-либо менять было уже поздно”.

По рядам слушателей пронесся глубокий вздох. Это уже о многом говорило. Предания играли огромную роль в жизни всех жителей Сантенара, и бедных, и знатных. Практически не было людей, в душах которых Предания не затрагивали бы самые сокровенные струны. Стать героем Преданий было высочайшей честью для любого обитателя Сантенара.

Лиан понимал, что сейчас всех: и мастеров-летописцев, и студентов мучит один вопрос – откуда Лиан узнал эти новые подробности событий, происшедших в башне, которые полностью опровергали то, что раньше говорили о характере Шутдара? А ведь Великие Сказания были самыми авторитетными из Преданий, и никто не смел вставлять в них что-либо новое без каких-либо обоснований. Несомненно, завтра от него потребуют доказательств того, что каждое из сказанных им слов – правда. И он охотно представит эти доказательства!

Лиан всмотрелся в собравшуюся у подножия помоста толпу слушателей, и среди сотен бесстрастных лиц его внимание снова привлекло уже знакомое бледное лицо. Он успел заметить, что оно принадлежало девушке, кутавшейся в плащ с капюшоном, из-под которого выбивались огненно-рыжие волосы. Судя по всему, девушка была захвачена повествованием. Ее звали Карана Элинора Ферн, и она была чувствительницей, хотя никто в зале об этом не подозревал. Она перешла через горы затем, чтобы послушать сказания. Внезапно она встретилась взглядом с Лианом и вся задрожала. Сама того не желая, она проникла в его сознание, полностью сосредоточенное на повествовании, и на мгновение между юношей и девушкой возникла невидимая связь, прочная, как звено цепи. Лиан был до глубины души тронут такой реакцией, но усилием воли освободился от контакта, сковывавшего его мысли. Он целых четыре года готовил свое выступление, и теперь ничто не должно было помешать его закончить.

Лиан заговорил тише и увидел, как все слушатели немного привстали на своих местах, стараясь не пропустить ни слова.

“Враги Шутдара с большой осторожностью приближались к башне. Среди них был цвет всех четырех рас, населявших три мира. Там были повелители каронов, аркимов и феллемов со своими самыми отважными воинами. Возглавлял же это войско Рульк, желавший любой ценой завладеть флейтой, ибо стыдился, что когда-то эта изготовленная по его приказу опаснейшая вещь ускользнула у него из рук.

Шутдар следил за ними помутневшим взором. Он понимал, что оказался в ловушке и ему наконец-то придется распрощаться с жизнью. Вскоре его флейтой будет владеть кто-то другой. Он не боялся смерти и даже, наоборот, давно жаждал ее, но мысль о том, что его флейты коснутся чужие руки, была ему невыносима.

Когда враги подошли совсем близко к башне, Шутдар взобрался на венчавший ее вершину парапет. Его силуэт был хорошо виден на фоне зловещей кровавой луны. У подножия башни за его спиной простирались воды глубокого озера. Девушка что-то прокричала ему, но он рявкнул: “Не шевелись!” – проклял своих врагов, рукой, больше похожей на клешню, поднес флейту к губам и извлек из волшебного инструмента оглушительный звук, в котором одновременно прозвучало отчаяние и триумф.

Флейта в его руках запылала, как раскаленное железо. В воздухе разлилось странное сияние. Пролетавшие мимо птицы замертво попадали на землю. Затем последовала вспышка, ослепившая приближавшееся войско. Башня раскололась надвое, и Шутдар рухнул вниз, в поглотившие его тело черные воды озера. Земля содрогнулась, и в ней разверзлась бездна. От этого толчка по озеру прокатилась огромная волна, затопившая руины башни.

Одни утверждают, что раскаленная флейта опередила Шутдара в его последнем полете и, поднимая облака пара, ушла сквозь закипевшую воду на самое дно озера, где по сей день, никому более не доступная, и покоится в ледяной воде, погребенная под скопившимся за прошедшие тысячелетия илом. Другие говорят, что видели, как флейта растаяла в воздухе, превратилась в облачко тумана и испарилась, уничтоженная некогда заключенными в нее невероятными силами.

Третьи же считают, что Шутдару снова удалось провести своих врагов и скрыться в какую-то отдаленную область Сантенара, где никто не знал о его существовании, или даже в бездну между мирами, из которой в незапамятные времена и появились кароны, завладевшие Арканом. Но это наверняка не так. Ведь два дня спустя воды озера извергли на прибрежные скалы неподалеку от башни его изуродованное тело”.

Сказание было захватывающим, но слушатели явно ожидали чего-то большего. Они начали ерзать, и по залу прокатился ропот. Лиан продолжил.

“Шутдара не стало. Не стало и Золотой флейты. Разрушенная башня дымилась и излучала смертоносное сияние всюду, кроме того места, где целая и невредимая лежала девушка. Вокруг нее по раскаленным камням бродили призраки ее давно умерших предков. Она плакала, понимая, что никто больше не поможет сбыться хотя бы самой малой ее мечте. Она решила подробно описать все происшедшее с ней, чтобы о Шутдаре узнали, что даже такой чудовищный человек, каким его считали, проклиная во всех уголках Сантенара, был способен на сострадание.

В миг, когда она закончила свое повествование, мир содрогнулся в страшной конвульсии. Дневной свет раскололся, как разбитое зеркало. Куски неба полетели вниз огромными хлопьями. Обломки башни задрожали, каменные глыбы, словно мячи, отрывались и падали на землю, и над ними с ослепительно яркой вспышкой распахнулись врата бездны.

Девушка всмотрелась в эту пустоту, зиявшую между мирами, и различила там в слепящей тьме чьи-то черные тени. За вратами она разглядела орду обитателей ночных кошмаров, ведь бездна кишит непрерывно пожирающими друг друга невероятными тварями. Даже сильнейшие из этих созданий могут выжить в бездне, лишь постоянно меняя свое обличье, чтобы спастись от погони.

Девушка узрела чудовищ, топтавших друг друга ради того, чтобы первыми попасть сквозь врата бездны на Сантенар, где никто и ничто не смогло бы противостоять рою этой нежити.

Пытаясь спрятаться среди обломков, девушка поползла, волоча по земле больные ноги. Когда солнце поднялось над горизонтом, от толпы привидений, все еще бродивших по руинам, отделился закутанный в плащ призрак. Сначала девушке показалось, что это вновь обретший молодость и красоту Шутдар, которого ей так страстно хотелось снова увидеть, но призрак, скрывавший свое лицо под капюшоном, был слишком высок и напоминал мрачную скалу.

Он распростер руки над дымящимся кратером, зиявшим среди камней. В тот же момент из врат бездны в него ударила кроваво-красная молния. Вокруг черного плаща вспыхнул ореол призрачных огней, а каменные плиты у него под ногами расплавились, как свинец, и стекли в кратер, увлекая его за собой. Запахло серой, а потом из хаоса элементов воздух создал мерцающий меч в виде пучка белого света, который коснулся врат пустоты и тут же оплел их сверкающей паутиной льда – Непреодолимой Преградой на пути исчадий бездны. Врата захлопнулись и исчезли”.

Присутствующие встрепенулись. То, что они услышали, представилось им весьма спорным, так как в Преданиях говорилось о том, что Непреодолимая Преграда возникла сама по себе. А из того, что она была кем-то возведена, могли вытекать самые непредсказуемые последствия. Лиан прекрасно осознавал, что одними красивыми словами ему не убедить своих слушателей.

Публика пришла в движение. Лиан хорошо понимал, почему на окружавших его лицах такое скептическое выражение, ведь он почти закончил сказание, но так ничем и не подтвердил истинность своих слов. Он знал, что слушатели вполне обоснованно чувствуют себя обманутыми в своих ожиданиях, но мужественно выдержал драматическую паузу, прежде чем продолжить.

“А что же стало с девушкой? Ее нашли позднее, когда буря улеглась и люди наконец решились проникнуть в развалины башни. Тело очень красивой молодой женщины лежало, как сломанный цветок, на каменном полу. Ее увечье скрывали длинные юбки, а губы застыли в улыбке, словно смерть настигла ее в самый счастливый момент жизни. Как ни странно, несмотря на царившее кругом разрушение, ее тело совсем не пострадало.

Желая сообщить о благодеянии, совершенном для нее Шутдаром, девушка описала их встречу на листе бумаги, положила его себе на грудь, а потом вонзила себе в сердце длинную спицу”.

Вот это уже было настоящим откровением! К тому же в поднятой руке Лиан держал два листа бумаги, на одном из которых виднелось бурое пятно.

– Вот доказательство, что все было именно так. Вот письмо девушки, окропленное ее собственной кровью!.. На этом я заканчиваю “Сказание о Непреодолимой Преграде”, самое замечательное из Великих Сказаний!

К этому моменту зал был уже на ногах, но по-прежнему никто не проронил ни слова. Все пытались понять, что именно вытекает из услышанного ими. Потом собравшиеся затаили дыхание: по центральному проходу, ведущему к помосту, на котором стоял Лиан, парами двигались облаченные в черные мантии мастера-летописцы. Улыбка застыла на лице юноши. Он так старался заслужить звание летописца и сказителя! Неужели его выступление так неудачно, что его сейчас на глазах у всех с позором исключат из Школы?!

Вистан, директор Школы, маленький человечек, не уступавший безобразием легендарному Шутдару, всегда недолюбливал Лиана. Сейчас он стоял прямо перед ним, уставившись на юношу выпученными желтыми глазами, выделяющимися на его уродливом лице, как гнойные прыщи.

– Прекрасное выступление, – просипел он. – Но в тексте, который ты мне показывал, не содержится доказательств его правдивости.

– Я оставил их у себя, – ответил Лиан, судорожно прижимая к груди несколько листов бумаги.

Вистан протянул костлявую руку. В душе Лиана затеплился слабый огонек надежды.

– Они являются свидетельством того, что все было именно так, – дрожащим голосом проговорил он.

Вистан вперился в оказавшиеся у него в руке документы. Первый лист был несколько раз согнут и проколот смертоносной спицей. Хмурое лицо Вистана стало еще мрачнее.

– Так, значит, это правда, – проговорил он, тяжело вздохнув. – Ты даже не представляешь, какой страшный секрет ты раскрыл. Впрочем, молчи! Ни слова больше!

У Лиана так дрожали колени, что он с трудом держался на ногах. Вистан же погрузился в тяжелые раздумья. Сказание было замечательным, но его содержание грозило погубить все то, ради чего он трудился столько лет. И все же ему пришлось подчиниться решению совета мастеров-летописцев, которые, дружно издав торжествующий возглас, ринулись к Лиану и подняли его на руки. Под восторженные крики Лиана пронесли вокруг помоста. Присутствующие смеялись, выкрикивали приветствия и подбрасывали в воздух шапки. Такого триумфа никто не помнил. Вистан неохотно последовал за ликовавшей толпой.

Возле дверей Лиан снова заметил рыжеволосую девушку, которая не сводила с него глаз. Она попыталась пробиться к нему сквозь толпу, и опять у него возникло странное ощущение, словно их мысли соприкоснулись. Кто же она такая? На Выпускные Испытания посторонние не допускались, а она явно не училась в Школе Преданий, так как Лиан видел ее сегодня впервые.

Девушка уже почти пробралась к Лиану, и он почувствовал сладкий аромат листьев лимонного дерева, исходивший от ее волос, но тут ее оттеснила толпа. Он успел заметить движение ее губ, и у него в мозгу прозвучал вопрос: “Кто же убил девушку?” Потом лицо рыжеволосой незнакомки исчезло в толпе, которая с ликующими возгласами вынесла Лиана на улицу.

Поздним вечером, когда Лиан нетвердой походкой возвращался домой по мощенным крупным камнем улицам Чантхеда, безмолвный вопрос рыжеволосой девушки снова всплыл у него в голове, несмотря на дурманившие его винные пары. Лиан и сам никак не мог понять, почему девушка-калека внезапно покончила с собой. Кто же сумел незамеченным проникнуть в развалины башни и умертвить несчастную?! В душу Лиана запало сомнение, от которого ему теперь было не избавиться. Что если девушке стала известна какая-то тайна, настолько страшная, что ее пришлось убить, чтобы она молчала? Если все так и было, Лиан сможет написать на этой основе еще более интересное сказание, которое станет новым Великим Сказанием! А ведь последнее из Великих Сказаний было сложено сотни лет тому назад! Если бы Лиан сумел это сделать, он вошел бы в число величайших летописцев всех времен и народов! Юноша внезапно почувствовал, что ему этого ужасно хочется, и он забыл о предостережении Вистана.

– Смотри! – крикнула вдруг, показывая на светила, встававшие над горизонтом, Тандива, высокая симпатичная девушка, которая тоже училась в Школе Преданий и дружила с Лианом. – Новая звезда! Это знамение! Будь уверен, тебе суждено стать великим сказителем!

Лиан посмотрел туда, куда она показывала. На самом деле, над горизонтом появилась не просто звезда, а туманность совершенно определенной формы. Лиан даже остановился, созерцая это неизвестно откуда взявшееся на ночном небе темно-красное пятно, похожее на маленького паука. Был теплый летний вечер, но Лиан внезапно почувствовал дрожь.

– Да, это знамение, – пробормотал он. – Только вот что именно оно предвещает?.. Пожалуй, мне пора спать...

– Я пойду с тобой, – сказала Тандива, прижалась к нему и тряхнула головой, окутав его водопадом темных волос.

Незадолго до рассвета Лиан проснулся от ужасной мысли. Пробуждение было столь неожиданным, что он свалился с кровати. Неожиданно все представилось ему невероятно очевидным. Как же он этого не понял раньше! Девушку из его сказания кто-то убил, и якобы написанное ею письмо, на которое он опирался в своей работе, вполне могло оказаться чьей-то подделкой. Если все действительно случилось так, на дальнейшей карьере Лиана можно было поставить крест. На Сантенаре не было звания почетнее звания летописца, но те, кто своим легковерием позорил его, становились объектом всеобщего презрения.

Тандива вздохнула во сне и свернулась калачиком под одеялом. Лиан осторожно поднялся с пола, закутался во второе одеяло, подошел к окну и, зябко поеживаясь, выглянул на улицу. Новая туманность стояла уже высоко над горизонтом. Теперь она казалась крупнее, чем раньше, и была хорошо видна на ночном небе. Внезапно Лиану пришло в голову, что своей формой она напоминает отнюдь не безобидного паучка, а смертоносного скорпиона.

Что же ждало его в будущем: слава или позор? Несмотря ни на что, он должен докопаться до правды и узнать, кто и почему убил девушку! Нелегкая задача, если вспомнить о тысячелетиях, прошедших с того момента!

2

Незадачливый летописец

Пока Лиан спал, Вистан трудился у себя в кабинете. Наконец он выглянул в коридор. Начальник стражи Школы Преданий, пожилой жизнерадостный здоровяк в красной форменной юбочке, с густой курчавой шевелюрой и вечной ухмылкой от уха до уха, развалился в мягком кресле у дверей кабинета и что-то насвистывал, перегородив своими мускулистыми ногами половину коридора. Трудно было представить себе кого-либо более непохожего на Вистана внешне, характером и замашками.

– Иди сюда, Траск! И прикрой за собой дверь! Траск вошел в кабинет. Он был начальником стражи

Школы столько же времени, сколько Вистан был ее директором, – уже лет тридцать. Да, не будь традиций, не было бы и самой Школы! За последнее столетие, как и за все пять веков ее существования, в ней почти ничего не изменилось!

Вистан уселся за письменный стол из черного дерева размером с двуспальную кровать и принялся копаться в ящиках. Лысая голова директора то исчезала из виду, то вновь появлялась, когда он извлекал из ящиков пачки бумаг и выкладывал их на стол.

– Никто не должен знать о том, что мы сегодня будем делать. Ты понимаешь почему?

– Конечно, – ответил Траск, с сочувствием глядя с высоты своего роста на маленького неказистого Вистана. – Я ведь тоже был на Выпускных Испытаниях!

– Все еще хуже, чем кажется. Теперь мне ясно, что та несчастная девушка написала правду.

Однако Траска продолжали терзать сомнения:

– Почему же тогда об этом документе столько времени ничего не было известно?

– Вокруг рухнувшей башни погибло столько народу, что мертвецов хоронили несколько дней, и письмо девушки нашли не сразу. Потом летописец, удостоверивший его подлинность, утонул по пути домой, переправляясь через разлившуюся реку. Сумку с бумагами девушки вытащили из воды, а позднее о них просто забыли.

– Документы могли и подделать, – скептически заметил Траск.

– Разумеется. Но только не Лиан.

Вистан протянул через стол испачканный кровью лист:

– Посмотри-ка! Минуло столько лет, а этой бумаге все-таки есть о чем нам порассказать. Смотри, какой плотный лист! И крови на нем не так уж много. Пятна лишь с той стороны, которой письмо лежало на груди девушки. Но обрати внимание на то, как спица проткнула бумагу! Края отверстия выгнуты наружу с чистой стороны. Значит, спица вышла из груди, а не вошла в нее. Девушку закололи в спину! Ты хоть понимаешь, что из этого вытекает?