© И.Мальчукова, 2012

© ООО «Написано пером», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Глава первая

Кто такой Антресолька?

Жил на свете маленький мальчик, обыкновенный малыш, как все дети. Хотя можно ли быть обыкновенным, когда весь мир открывает перед тобой двери, приглашая на познавательную экскурсию длиною в целую жизнь? Сколько же нужно узнать и попробовать? Сколько открытий ждёт тебя впереди?

И как важно узнать, почему это Бабка Ёжка подсматривает в щёлку в оконной раме, выжидая, когда Яшка (так зовут нашего героя) закончит свой ужин?! По крайней мере, так утверждает мама, пытаясь убедить сына доесть бутерброд. А это большая проблема, знаете ли, – взять да и не оставить чего-нибудь в тарелке! Нет, ну мороженое или конфеты мы любим, но капуста, плавающая зачем-то в борще, да ещё эта свёкла… А каша манная – это вообще отдельная тема для разговора.

В таких случаях мама начинает рассказывать, что Баба Яга, сидя на метле (а без неё никак нельзя – ведь девятый этаж всё-таки), подстерегает за окном, чтобы украсть недоеденный кусочек, а в нём, как всем известно, богатырская сила заключена. Вот Бабка и пытается силу эту себе присвоить. Съест, мол, кусочек бутерброда с маслом и колбасой и пойдёт громить Алёшу Поповича с Ильёй Муромцем. И даже Катигорошек со своей кувалдой здесь не поможет. И изменится тогда исход сказки, и добро уступит победу злу, исчезнут мультики, так полюбившиеся Яшке, о богатырях и царь-граде Киеве, Ивасик-Телесик сгорит в печи, а капитан Врунгель Христофор Бонифациевич со своей командой почему-то, как уверяет мама, торжественно пойдёт ко дну.

О мультяшках мама вспоминает не случайно, ибо просмотр их перед сном грядущим – ежедневная святая традиция, во имя всеобщего семейного блага никем и ни при каких обстоятельствах не нарушаемая. Иначе о сне, тем более спокойном, забыть могут все, включая кота Барсика и соседей.

Одним словом, это всё очень важные причины, по которым всё-таки нужно доесть бутерброд. Хотя иногда (особенно если речь идёт о злополучной манной каше) Яшка думает: «Пусть Бабка травится, то есть силой богатырской подкрепляется!..»

Тогда малыш на цыпочках подходит к окну и осторожно кладёт подбородок на подоконник, выглядывая там ту самую, что с костяной ногой: мол, иди, я тебя не боюсь и охотно с тобой поделюсь. И доедать приходится действительно бабушке, только не сказочной, а той, что из соседней комнаты, в домашних розовых тапочках.

В общем, наш герой был не робкого десятка. Всякими страшилками его не запугаешь. Пасовать перед трудностями он не любил и постоять за себя, особенно в детском садике, умел, за что не раз и наказан был. Частенько по вечерам воспитательница Галина Сидоровна, передавая из рук в руки драгоценность веснушчатую, жаловалась маме, охая да ахая, какие её чадо совершило за день подвиги. Например, сегодня Яшка запер в туалетной комнате нянечку, когда та мыла пол, и перевернул тарелку с супом, при этом не отрицал, что сделал это нарочно, в знак протеста. Правда, пояснения относительно того, против чего направлен данный протест, его величеством Яковом Петровичем Ермолаевым предоставлены так и не были.

Домой шли молча. Мама не отчитывала сына, задавая, как обычно, многочисленные «почему», но то, как крепко её пальцы сжимали Яшкину руку, было предвестником надвигающейся бури.

Дома на кухне состоялся семейный совет. Пахло корвалолом. То и дело мелькали розовые тапочки. По крайней мере, лишь это Яшка мог рассмотреть, лёжа на животе и подглядывая в щёлку между дверью и полом (излюбленный, между прочим, его с Барсиком пункт наблюдения!).

Естественно, молодое поколение не было понято старейшинами семьи. Вердикт – лишить сладкого и телевизора до следующей среды, а это – целая неделя! Семь дней без мультяшек перед сном! Без Алёши Поповича!!! И даже розовые тапочки прошли мимо, и где-то хлопнула дверь…

Лёжа в кровати, Яшка долго не мог уснуть. Сжимая кулаки, он пытался заглушить подступающую к горлу обиду, но это ему всё никак не удавалось.

«Лучше бы папа достал своего «воспитателя», то есть кожаный ремень… – всхлипывая, думал малыш. – И отхлестал по мягкому месту… Было бы, конечно, больно, но всё же как-то по-мужски, что ли, по-богатырски… А тут такое… Даже бабушка не зашла со своим смешным «спокносбо» (Спокойной ночи! С богом!) и не перекрестила на ночь, бормоча при этом слова какой-то молитвы…»

Яшка не понимал всего этого, но после такой, как смеялся папа, «спокносбоговской» процедуры ему всегда становилось спокойнее. И даже белая пластмассовая вешалка с его костюмом, подцепленная за ручку шкафа (дабы не испортить, пояснила мама, «свежевыглаженную нетронутость»), не казалась ему карликом с белым крючковатым носом. И светлые пятна на потолке и стенах, которые оставляют, как знал Яшка, проезжающие мимо машины или освещённые окна дома напротив, не представлялись ему таинственными проёмами в иные миры, откуда в любой момент мог выскочить какой-нибудь «бука».

Мальчик поёжился, вспомнив приснившийся как-то сон, в котором вот такое же пятно на стене вдруг начало расти и засасывать в себя всё, что находилось в комнате, и даже его – Яшку. Он плакал во сне, звал маму с папой, а Барсик, защищая хозяина, бросился грудью на пятно, после чего проём закрылся, и всё стало на свои места. И даже кот остался цел и невредим, только рядом с прежним вырос почему-то ещё один хвост, в чёрную и серую полосочку.

Мальчик знал, что это всего лишь был сон, а значит – неправда, но сейчас, когда темно и одиноко, сейчас и невероятное казалось ему возможным и вполне реальным.

Почему он не сказал взрослым правду? Почему не объяснил свои поступки? Яшка и сам не знал. Наверное, боялся, как боится сейчас, широко открыв глаза и всматриваясь в темноту. Не в характере малыша было жмуриться и прятаться под одеялом. От этого, как ему казалось, становилось ещё страшнее. Нет, лучше открыть глаза и смотреть-смотреть, будто разгоняя темноту и всё, что прячется в ней.

– Эх, ты, антресолевая душа! – часто любила приговаривать бабушка, бросая на внука из-под очков ласковый взгляд. – Антресолька ты моя конопатая!

Это она сама выдумала. Видимо, после одного из подвигов юного «самурая». И как тут догадаешься: то ли ругается, то ли хвалит?

Даже мама как-то не выдержала и заметила:

– Что это вы со шкафом ребёнка сравниваете?!

На что бабушка лишь лукаво улыбнулась, продолжая ловко перебирать спицами и вывязывать какой-то чудной узор. Но Яшке почему-то казалось, что это хорошее сравнение, и оно должно быть непременно таким.

Вот и сейчас, вспомнив бабушкины слова, малыш призадумался: «А что, собственно, взрослые прячут там, наверху?»

Очередная загадка, которую ему предстоит разгадать.

Перевернувшись на бок и засунув руку под подушку, Яшка достал маленький карманный фонарик, который заблаговременно спрятал там на всякий «пожарный» случай. Под «пожарным» случаем подразумевались вот такие минуты, как сейчас, когда страшно и не спится.

Вооружившись фонариком, новоиспечённый «ковбой» в пижаме в красно-синий горошек «обстреливал» темноту, сопровождая действие сие, как в кино, характерными звуками, имитирующими пальбу из пистолета. С помощью фонаря мальчик выписывал на стенах и дверцах шкафа (особенно в верхней, наиболее интересующей его зоне) различные кренделя, направляя лучики влево-вправо в поисках предполагаемого шпиона.

По окончании операции по «зачистке» комнаты «оружие» возвращалось назад – под подушку. Тогда Яков Петрович, удовлетворённый и уставший, мог наконец-то расслабиться и позволить доброму пану Соньке, о котором рассказывала мама, посыпать его голову волшебным порошком, чтобы приснились непременно добрые и сказочные сны.

А ещё, вспомнилось Яшке, мама всегда целовала его перед сном в щёку и нежно шептала на ушко:

– Пусть тебе приснится золотая птица, на серебряном коне скачет вихрем по траве!

«Но сегодня мама меня не поцеловала…» – подумал малыш, уже засыпая и не слыша, как наверху что-то скрипнуло, и белая вешалка закачалась из стороны в сторону, тихо постукивая: тук-тук… тук-тук…

Глава вторая

Будни по-ермолаевски

Утро для семьи Ермолаевых – пора испытаний. Начинается оно со святая святых – кухни, где кипят и булькают в литровой кружке бабушкины бигуди, пахнет кофе и яичницей, папа читает газету и жуёт бутерброд, истошно орёт Барсик, выпрашивая корм, а мама, время от времени поплёвывая, пытается накрасить ресницы полузасохшей тушью. Этот известный, наверное, всем мамам приём позволяет ещё месяц-два не покупать новую тушь, которая, как жалуется мама, поглядывая на жующего папу, так дорого стоит.

Но главное действие начинается тогда, когда все члены семьи решают вопрос, кому сегодня будет предоставлена честь снарядить рыжего «монстра» и доставить его к месту обитания подобных ему особей из отряда шкодливых. А это сложная задача – ведь все спешат, всем некогда, и, естественно, каждый клянётся и божится, что страшно опаздывает.

Яшка любит наблюдать, как взрослые, словно те же дети, идут на различные хитрости и уловки, чтобы первыми выскочить из квартиры и избежать таким образом участи «конвоира». И тогда в игру вступает таинственный «барабашка», по вине которого вдруг исчезают мамины ключи или дедушкины очки, а папа иной раз долго не может распутать свои шнурки, высказывая при этом весьма интересные мысли в не менее интересной форме. Одним словом, кто менее проворен и хитёр, остаётся, как говорится, с носом, то есть с Яшкой.

Сегодня не повезло папе.

– Не твой день! – радостно посочувствовала мама и упорхнула, послав воздушные поцелуи любимым мужчинам.

– Сегодня не мой день… – пробурчал с досадой малыш, переступая через порог учреждения, с которым связано так много надежд пап и мам, словно пчёлки, трудящихся на многочисленных полях и нивах и забывающих порой о собственных «цветах жизни».

Вот и стоит «цветок» наш в раздумьях, то и дело теребя большую зелёную пуговицу возле ворота своей новенькой рубашки, будто бы она виновата в том, что на завтрак сегодня опять будет его «горячо любимая» манная каша – холодная, густая и с комками. Вершина поварского искусства!!!

Ну не любит Яшка кашу эту, да ещё молоко кипячёное, да ещё с пенкой ненавистной, которая, как на зло, попадается именно ему. А они (взрослые) этого не понимают, заставляют есть, когда не лезет, и наказывают, если сопротивляешься.

И не раз по окончании обеда Яшку оставляли за столом, пока не доест, и он долго ковырял ложкой, с грустью наблюдая, как другие играют в солдатики.

Но сегодня всё будет иначе. Надоело всё время быть наказанным. Дома и так бушует гроза! Нужно что-то придумать, изменить тактику. И Яшка, выпятив грудь и заложив руки за спину, как Наполеон (тот толстый император в смешной треугольной шляпе, о котором рассказывала бабушка), стал прохаживаться вдоль столиков с тарелками, где удобно расположилась каша. Он прикидывал в уме план дальнейших действий.

Ведь как обычно поступают дети, да и взрослые тоже, когда им что-то не по вкусу из предложенного меню? Оставляют на потом, съедая сначала вкусненькое, долго возятся с каждым кусочком, будто проводят раскопки у себя в тарелке, или вообще играют в хоккей, используя в качестве клюшек свои вилки… Ну, это в лучшем случае…

«А что, если представить себе, что невкусное – на самом деле вкусное? – подумал малыш. – Тогда кашу эту есть нужно так, будто это и не каша вовсе, а, скажем, халва с арахисом или изюмом, а ещё лучше и с тем и с другим, то есть кушать её нужно быстро… нет… очень быстро! Чтобы не успеть почувствовать, что это всё же не халва…»

Сидя за столом, Яшка так наяривал, что у него аж за ушами трещало! Старался, как только мог! Машка с Вовкой (соседи по столику) с любопытством уставились на развернувшуюся перед их глазами батальную сцену. Первым опомнился Вовка (проныра тот ещё!) и, не теряя времени, тут же заключил пари с очкастым Петюней, что Яшка войну с кашей проиграет: у него, мол, кишка тонка. Это он мстил за синяк под левым глазом, поставленный ему заботливой Яшкиной рукой ещё на прошлой неделе…

– Ну что, чемпион? Снова на гауптвахту? – посочувствовала, гладя Яшку по его растрёпанной голове, нянечка Антонина Васильевна, которую все величали просто Тонь Васильной. Она, видимо, уже позабыла, как давеча с полчаса грюкала тапком по двери, запертая в туалете по вине рыжей бестии.

Теперь младший Ермолаев стоял на табуреточке перед умывальником и с глубокомысленным видом пытался отмыть тарелку, в которую его благополучно стошнило за завтраком.

– Ермолаев снова балуется! – сделала вывод воспитательница (упырь в юбке, как окрестил её дедушка, а бабушка при этом всегда шикала и грозила дедуле пальцем!) и отправила Яшку отбывать наказание на маленькую тёмную кухоньку. Там, громыхая посудой, кудесничала Тонь Васильна, про которую, кстати, все говорили, что она пьёт уксус, чтобы похудеть.

Яшка всегда хотел это проверить, и даже теперь, убитый горем, он как бы между прочим окинул взглядом стол и близлежащие полки, отыскивая бутылку с соответствующей жидкостью. Не обнаружив ничего подходящего, малыш вздохнул. Он вспомнил, что теперь по его вине Петюня, проигравший пари, отдаст Вовке «рогатуна» (то есть рогатого жучка), которого уж третий день кряду носил в левом кармане брюк в маленькой спичечной коробке с нарисованной сверху красной гвоздикой.

Погрозив кому-то кулаком (хотя известно кому) и чуть не навернувшись с табуретки, Яшка сумел-таки отвлечься от горестных дум, угостившись конфеткой… Её заботливо припрятала для него Тонь Васильна в потайном карманчике своего всегда чистого и накрахмаленного фартука.

«И хоть она пьёт уксус, – думал малыш, – сердце у неё большое и доброе, способное любить и прощать…»

Во время «тихого» часа, когда уснул даже Вовка со своим язвительным «Яшутка-маршрутка» и длинным красным языком, которым он умел доставать до самого кончика носа, Яшка, снедаемый сомнениями (мстить или не мстить?), тихонько вылез из-под одеяла. Шлёпая босыми ножками по местами шероховатому дощатому полу, он направился к двери, ведущей из спальни в общий зал. Там располагались игровая зона и столовая.

Мальчику надлежало спросить соизволения у Галины Сидоровны сходить в туалет. Так было положено. Дитё само писать не может. Над горшком обязательно должна нависать чья-то тень.

– Попо-контроль! – обычно шутил малыш, но сейчас ему было не до шуток.

Галина Сидоровна не приветствовала, когда дети «отказывались» засыпать сразу, и всегда бурчала и покрикивала на «бунтовщиков». Фамилия Ермолаев звучала чаще других: не любил он спать днём, да ещё непременно на правом боку, да ещё со сложенными под щекой ладошками, и совсем при этом не шевелиться.

«Ещё бы дышать запретили!» – думал Яшка, почёсывая затылок и закусив губу, что было у него верным признаком приближающейся шалости.

Да, не забыл он позор, пережитый во время завтрака, а обиду, как говорят в кино, смывают кровью. Крови у мальчика под рукой не оказалось, но раз такое дело, он решил пойти иным путём. Резко обернувшись и чуть не плюхнувшись носом на влажный и скользкий пол (Тонь Васильна постаралась, вымыв его перед обедом), сорванец подбежал к окну и спрятался за толстой розовой занавеской. Зажмурившись и мурлыкая от удовольствия, он мстил и писал под батарею, а за окном ярко светило солнце и пели птицы…

«Не люблю я розовый цвет, однако!» – пришёл к заключению малыш и отправился спать.

Вечером, сидя на скамейке с Машкой в ожидании, когда примчатся взмыленные и ошалелые средь карусели трудовых будней «старики», Яшка сжимал в ладошках тополиную пушинку. Осторожно приподнимая пальцы и заглядывая одним глазом вовнутрь, он загадывал желание: «Пусть мама поцелует меня перед сном…»

Глава третья

Сказка-тест

Уважаемые взрослые! Знаете ли вы один о-о-очень большой секрет?!! Все дети любят, когда им рассказывают сказки! Просто так, на ночь перед сном или, что не менее важно и приятно, во время приёма пищи. Кстати, это весьма способствует улучшению пищеварения! И к тому же «баять» сказки (это словцо умная бабуля употребляет!) – верный способ добиться того, чтобы поглощение еды прошло более сглаженно и цивилизованно.

Хотя многое, конечно, зависит и от рассказчика. Фантазировать – под силу не каждому взрослому. В основном на такие пустяки не хватает времени – ведь так много проблем, что просто ужас!

«Но, – размышлял порой Яшка, – наверное, с возрастом у иных людей просто черствеет сердце, как тот китайский пластилин, который недавно купил дедушка».

Продавщица уверяла, что чудо-пластилин превосходно подходит для ребёнка, так как не берётся за руки, не липнет к коврам и приятно пахнет. Не то, что наш, отечественный…

Действительно, яркие пластинки к рукам не липли и под ногти не забивались, и поначалу восторженному аханью не было конца. Но на следующий день вылепленные фигурки оранжевой ромашки с жёлтой серединкой и двух мухоморов в крапинку стали твёрдыми, как пластмасса, и раскрошились. После чего под аккомпанемент Яшкиного рёва мама со вздохом (видно, жалко было денег, потраченных на это «чудо», а не на её любимую селёдку) собрала всё в кучу и выбросила в помойное ведро.

– Тум-тум! – пропел папа, свернув губы трубочкой, и накрыл ведро крышкой.

Яшка частенько отказывался есть и требовал сказку. В садике подобный номер не проходил, но дома можно было ещё побороться. Если простой просьбы было недостаточно, в ход шли спецманёвры. Например, можно было хлопнуть ложкой как бы невзначай в самый центр наполненной до краёв тарелки или упереться ногами в стол и отодвигать его вместе с ковровой дорожкой до тех пор, пока половина борща или компота не расплескается, образовав радужные лужи.

Мама ругалась, но на уловки сына попадалась всегда. Поспешно достав книжку, читала «тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом», не забывая следить при этом, чтобы оставшаяся после «теракта» половина супа или ещё чего-нибудь отправилась всё-таки в Яшкин рот.

С папой же подобный номер успеха не имел. Вернее, реакция, конечно же, была, но не та, на которую рассчитывал Яшка. Получив подзатыльник, он пару секунд колебался: реветь и получить ещё пару подзатыльников, после чего молча доесть суп, или сразу молча доесть суп? Так как голова, прикинул Яшка, ему ещё пригодится, выбор был в пользу второго варианта.

«С папами вообще лучше не шутить и не испытывать лишний раз их терпение», – заключал малыш, разглядывая блестящую бляшку отцовского ремня.

Хотя сказать, что с папкой скучно, – было никак нельзя. Учудить и он был горазд, несмотря на усы и серьёзный нрав. Яшка поперхнулся, вспомнив, как в прошлом году папа в первый раз менял воду в аквариуме и каждую рыбку мыл под проточной водой. После этого все гупаки и меченосцы перевернулись пузом вверх и попадали на дно банки.

Когда мама оправилась от изумления и спросила, зачем, мол, рыб мыть, если они и так всё время в воде плавают, папка растерялся и, наверное, впервые, как помнил Яшка, не нашёл, что ответить.

А ещё дедуля с сияющим видом язвительно заметил:

– Ты зубы щёткой не забудь им почистить!

Хохотали тогда все до упаду.

Это всё ещё до того было, как Яшка, играя с Барсиком в футбол, разбил стекло в аквариуме и пытался заделать трещину пластилином. Родители здорово испугались, когда ночью им на головы закапала вода – ведь аквариум стоял на столе возле их кровати, над самым изголовьем. Тогда папка сгоряча отдал стеклянную махину с рыбками, трещиной и пластилином соседу, заявив при этом, что больше в доме никакой живности не будет. Говоря это, он, видимо, забыл о Барсике – толстом пожилом коте, который лежал на столе вместо аквариума и довольно жмурился. Хотя чему тут удивляться – Барсик уже давно не живность, а полноправный член семьи.

Смешнее всех был дед. Сказки рассказывать он не умел, зато сам был ходячей сказкой. Всякие там хухры-мухры, считал он, для каких-нибудь плаксивых девчонок сгодятся. Он же своего внука, продолжателя рода Ермолаевых, учить будет исключительно серьёзному и важному делу, достойному настоящего мужчины. Поэтому уже в два года Яшка прекрасно знал, что такое гаечки с шурупчиками, пила с топором и даже «окагупцы» (в переводе с Яшкиного – плоскогубцы).

И не раз в доме разгорался скандал после того, как женская половина семьи обнаруживала на теле отпрыска синяки, царапины и особенно сине-чёрные ногти (это Яшка выполнял упражнения с молотком).

Дед же всегда твёрдо стоял на своём, утверждая, что синяки мужчину только украшают и закаляют характер. Хотя со времени последнего прочухана, полученного им от бабули (тогда ему неделю пришлось жить на даче и питаться консервами, пока бабушкин гнев не утих, а потом месяц лечить старую язву, заявившую о себе после пережитого стресса), дедушка несколько поубавил темп воспитательного процесса. Нет, он продолжал, конечно, «лепить» из внука мужчину, но делал это исключительно в отсутствие на «полигоне» любимых дам и при этом строго придерживался конспирации.

На прошлой неделе, например, когда Яшка-мастер учился забивать гвозди, дед ползал следом и заметал следы, тут же выковыривая гвозди клещами. И всё бы ничего, если б не десяток дырок в полу перед холодильником, которые красноречиво свидетельствовали о практических занятиях самоделкина.

Сегодня бабулина очередь сказывать сказки за ужином. И хоть Яшкино наказание всё ещё в силе, живой телевизор пока никто не отменял. Чем и пользуется вовсю любимый внук, истошно требуя сказку.

– Сказку! Сказку! – кричит он, усиливая психическую атаку отчаянным стуком ложки по тарелке и расшатыванием стола из стороны в сторону.

Бабушка, чтобы потешить своего антресольку, как любовно называет она внука, сказки выдумывает всегда сама, а не заимствует затёртые сюжеты из каких-нибудь чужих историй. И, словно кружево, выплетаются перед Яшкиным взором образы гномиков и фей, серого волка и кота с дроздом и многих других сказочных героев, оживлённых бабушкиной фантазией.

Яшка всегда слушает внимательно, открыв рот, и с умилением следит за тем, как госпожа Луковка и молодец Горошек пробираются сквозь дремучий лес к царству Кощееву выручать красавицу Морковку и попадают в тёмное подземелье царя Мухомора, у которого нынче день рождения и вся нечисть лесная и болотная собралась на сие празднество.

– Я люблю тебя! – ластится Яшка…

И сегодня не хлопнула где-то дверь, и розовые тапочки не прошли мимо.

Ночью, свернувшись калачиком под одеялом, малыш взвёл курок своего «оружия», ибо снова не мог уснуть: так много эмоций и переживаний для одного маленького сердца!

Глава четвёртая

Упала вешалка

Барсик, примостившийся было на сегодняшнюю ночь около Яшкиных ног, резко спрыгнул с кровати и, на полусогнутых лапах прижавшись животом к полу, напряг уши, словно антенны.

Яшка спросонья некоторое время не мог понять, что не так, но чувствовал, инстинктивно чувствовал, как страх и беспокойство подступают к его сердцу. Ему показалось даже, что он всё ещё спит и просто видит какой-то чудной сон. Вернее, не видит, а пока что слышит, ибо в комнате было так темно, что мальчик едва мог различить собственные пальцы левой руки, которую протянул вперёд, будто защищаясь от кого-то невидимого.

Вжавшись в кровать и по обыкновению своему широко открыв глаза, малыш слушал, как отбивала дробь вешалка-гном, словно кто-то раскачивал шкаф и что есть мочи колотил в дверцу изнутри.

– Абра-ар! Бурундун! Вьюга-вьюн! Гагатун! Дзинь-да-да! – прошептали совсем близко, и Яшка, вконец испуганный, вслед за котом соскользнул на пол, потянув за собой одеяло.

– Брум-трум-трум! – упала рядом вешалка.

«Может, это грузовик проехал, вызвав маленькое землетрясение?» – пытался успокоить себя малыш, но он знал, что это не так.

Осторожно встав на колени и потянувшись за фонариком, который впопыхах оставил на кровати, Яшка вдруг подумал, что не слышит Барсика. Если ещё минуту назад подозрительный стук и пляс вешалки наводили на мальчика ужас, то сейчас наступившая вновь тишина казалась ему не менее пугающей.

– Кис-кис-кис! – позвал малыш, нащупав рукой фонарик и тут же ухватившись за него как за спасительную соломинку.

Осмелев и снова взгромоздившись на кровать, Яшка подобрал под себя ноги, клацнул кнопкой фонарика и, как обычно, принялся «обстреливать» темноту, продолжая при этом звать кота.

Вот кубики, разбросанные ещё с вечера и так не прибранные рыжим лентяем, вот плюшевый синий слоник с оторванными глазами, а там железная дорога, подаренная тётей Кирой на прошлый день рождения, зелёные шторы, герань на окне, копилка-щенок с отбитым и приклеенным обратно ухом… В общем, всё как всегда.

Успокоившись, мальчик резко привстал и нагнулся было под кровать, чтобы посветить там фонариком в поисках пропавшего кота. Тут же, запутавшись в скомканном одеяле, он упал и уткнулся носом в мягкие бархатистые лапки, которые крепко обхватили спинку его кровати.

Яшка слышал пульс и дыхание кого-то, примостившегося у него над кроватью, и понимал, что это не кот, ибо Барсик как раз в этот момент соизволил подать голос, жалобно замяукав где-то внизу.

Несколько секунд понадобились мальчику, чтобы поднять закатившийся под стол фонарь (Яшка, падая, обронил его) и направить свет на кровать, из-под которой с воем выскочил Барсик.

Нечто, так напугавшее Яшку, успело перебазироваться на подушку и теперь, расправив крылья и немного подавшись вперёд, внимательно рассматривало мальчика. Это существо не было птицей, хотя имело крылья и лапы, как у пернатых друзей.

«Если бы мне не было так страшно, я бы подумал, что это ангел, о котором рассказывала бабушка, спустился с небес, чтобы пожелать мне спокойной ночи…» – растерянно размышлял мальчик, подметив, что у таинственного гостя, с комфортом расположившегося на кровати, голова, туловище и руки совсем как у человека, только сиреневого цвета.

– Фиолетовый ангел… – подытожил свои наблюдения Яшка, не заметив, что произнёс это вслух. – А может, фея фиолетовых гор, прилетевшая из бабушкиной сказки?..

Малыш пятился, стараясь не сводить взгляда с чужака, который широко открыл рот, зевнул и заёрзал, устраиваясь поудобнее.

– Ишь ты, как по подушке моей топчется! – не удержавшись, заметил Яшка.

Странное дело, но сейчас ему было уже не так страшно, как можно было бы ожидать от человека, даже взрослого, при подобных обстоятельствах.

Ангел-фея наклонился вперёд, протянул изящную фиолетовую руку с длинными тонкими пальцами и поманил мальчика, жестом приглашая подойти к кровати.

Яшка, растерявшись, не знал, как поступить, ведь такого с ним ещё никогда не происходило. Он продолжал пятиться, пока не упёрся спиной в письменный стол, больно ударившись об угол верхнего ящика, который плотно не задвигался. Охнув, малыш инстинктивно потёр ушибленное место и задел локтем жёлтый будильник, который покачнулся и упал на пол, выразив своё неудовольствие громким «дз-и-и-инь!».

– Дзинь-да-да! – тут же отреагировал гость. Выпрямившись и зашуршав крыльями, пришелец радостно, как показалось Яшке, повторил уже знакомую тарабарщину: – Абра-ар! Бурундун! Вьюга-вьюн! Гагатун! Дзинь-да-да!!!

– А-а-а-пчхи! – послышалось сзади.

От неожиданности Яшка подскочил, едва снова не уронив фонарь.

– Б-б-будь здоров! – пожелал, заикаясь, кто-то.

– Всегда готов!! – некстати пошутил третий.

– Б-б-бардак! – возмутился шутке заика.

– Вай-вай-вай! – задиристо ответил ему шутник.

Мальчик, стараясь не упустить из виду чудо-птицу, которая радостно пританцовывала и хлопала крыльями, отчего во все стороны посыпались перья и пух, нагнулся над столом выяснить, кому принадлежат голоса.

На столе, как обычно, было полно неприбранного хлама, так как Яшка, как и большинство мальчишек, не имел привычки убираться после игр и развлечений. Среди пластилина и цветной бумаги, карандашей и фантиков от съеденных конфет явно что-то происходило. Слышен был топот маленьких ножек, по шелесту и шороху угадывалась суетливая возня. Видно, Яшкино конопатое лицо, вплотную приблизившееся к столу, было причиной переполоха.

Кто-то упал и ахнул, вызвав чьё-то разливистое «га-га-га!»

– Б-б-балаган! – нравоучительно отрезал уже знакомый нам заика.

– Да-да-да! Да-да-да! – поддакивали ему.

Не выдержав, Яшка рискнул и посветил на стол фонариком, повернувшись спиной к таинственному гостю. Заморгав, мальчик приготовился увидеть новое чудо. Сиреневые перья, словно снежинки, кружились и мягко падали вокруг. Одно пёрышко скользнуло по Яшкиному лицу, защекотало, будто дразня. Малыш поморщился, втянул носом воздух и дунул, отгоняя прочь настырное перо.

– Апчхи! Апчхи! – разобрало не на шутку кого-то.

Прикинув, откуда доносится чих, Яшка сперва приложил ухо к приоткрытой коробке из-под пластилина, а затем, слегка толкнув пальцем, откинул крышку в сторону и, забыв об осторожности, засунул туда свой любопытный нос. И тут же поплатился за это, получив щелчок.

– Вот тебе! Вот тебе! – приговаривал кто-то.

– Б-б-батенька! – обратились, судя по всему, к Яшке, оторопевшему и обиженному. – Б-б-будьте любезны здесь не дуть.

– Апчхи! Аллергия! – пояснил чихунчик, как мысленно окрестил его малыш.

Теперь мальчик, наконец, получил возможность хорошенько рассмотреть загадочных болтунов. Открыв рот, Яшка наблюдал, как двигались, чихали, разговаривали и даже ругались маленькие пластилиновые фигурки-буковки, вылепленные с маминой помощью ещё два дня назад. Это мама по собственной, как она шутила, методе пыталась обучить сына «абэвэгэдэйке».