Записки летчика-наблюдателя

      Как только самолеты были доставлены на аэродром, мотористы и летчики под руководством механика отряда Ванина приступили к их сборке. На следующий день утром самолеты были уже собраны, отрегулированы, заправлены и готовы к полету.
      "Ньюпор-23" предназначался летчику Щекину, "Спад-7" - Короткову. Никто из летчиков нашего отряда на таких самолетах раньше не летал.
      Коммунисты Коротков и Щекин окончили Московскую авиационную школу по классу истребителей всего только два месяца назад. Раньше они служили в авиации в качестве мотористов.
      Боевого опыта они не имели. Особую тревогу вызывал у нас предстоящий полет Короткова на самолете "Спад-7".
      Это была очень строгая машина. А мы еще находились под впечатлением недавней гибели летчика Дермидонтова.
      "Спад-7", по рассказам летчиков, отличался тем, что на разбеге при взлете молниеносно разворачивался влево, стоило только летчику хотя бы немного запоздать или недостаточно энергично удерживать самолет рулями на прямой разбега. При этом часто сносило покрышки колес, а самолет с неисправным шасси переворачивался и накрывал летчика.
      При разворотах в полете "Спад-7" переходил в скольжение, что было причиной многих катастроф. Кроме того, этот самолет имел еще один серьезный недостаток, правда, не относящийся к его летным качествам, - при запуске двигателя мотористы подвергались большой опасности. Дело в том, что стосорокасильный мотор "Испано-Сюиза", который устанавливался на "Спаде-7", при запуске сразу же начинал работать на очень больших оборотах. Поэтому малейшая неточность в движении мотористов кончалась тяжелыми ранениями или гибелью от удара лопастью винта. О французском моторе "Испано-Сюиза" ходила худая слава.
      Обслуживать "Спад" было поручено наиболее опытному мотористу Мошкову. Его помощник Федоров переводился на должность моториста и должен был продолжать работать на самолете "Сопвич" у командира отряда.
      Были у "Спада-7" и хорошие качества: скорость - 175 километрбв в час и продолжительность полета - 2 часа 10 минут. По этим показателям он превосходил "Ньюпоры". На "Спаде-7", как и на "Ньюпоре-23", был установлен только один пулемет для стрельбы вперед.
      Оба самолета - "Спад-7" и "Ньюпор-23" - были французскими истребителями выпуска 1916 года. Как устаревшие, они были уже сняты с вооружения французской авиации.
      К нам в отряд они попали после очередного ремонта, уже изрядно поношенные.
      Обслуживать "Ньюпор-23" назначили недавно присланного в отряд моториста Николая Зуброва.
      Командир отряда и комиссар тщательно проверили собранные самолеты. Полеты были назначены на 7 часов вечера, чтобы Щекин и Коротков смогли хорошо отдохнуть: летчики принимали активное участие в сборке самолетов и провели бессонную ночь.
      Вечером весь летный и технический состав отряда собрался на аэродроме. Не было только горожан. Теперь вход на аэродром посторонним лицам был строго воспрещен.
      "Спад" и "Ньюпор" вывели на старт ровно к семи часам. Щекин и Коротков перед полетом еще раз тщательно осмотрели машины. Щекин - среднего роста, плечистый крепыш лет двадцати двух, одет в красноармейские защитного цвета брюки, заправленные в сапоги, и гимнастерку, туго стянутую кожаным ремнем. Он стоял и спокойно курил, время от времени откидывая со лба назад и приглаживая левой рукой прямые черные волосы.
      Коротков внешне был полной противоположностью Щекину - высокий, худой, с редкими русыми волосами. Коротков не курил, и было заметно, что он нервничает.
      - Подлетаем? - обратился к ним Фокин. В ответ Коротков улыбнулся, Щекин спокойно, бросив недокуренную папиросу, медленно направился к своему самолету.
      Коротков быстро надел кожаную тужурку и шлем, влез в самолет и начал привязываться поясным и плечевыми ремнями. Щекин не спеша делал то же.
      Первый полет летчика, вновь прибывшего в авиационный отряд, был показом его "почерка", мастерства, летной подготовки. От наблюдательных, много повидавших глаз летчиков и мотористов авиационного отряда новичок не мог скрыть своих слабых сторон. Всякое же проявление сильной воли, большой смелости и мастерских приемов в управлении самолетом вызывало у присутствующих восторженные отзывы, и такому летчику был обеспечен в отряде высокий авторитет.
      Первым начал взлет Щекин. Его серебристый "Ньюпор" легко поднялся после небольшого пробега и пронесся низко над землей. Как бы разбежавшись, он вдруг сделал очень крутой прыжок вверх - летчик выполнил так называемую "свечку". Когда "Ньюпор" вновь принял горизонтальное положение, а потом резко развернулся с очень большим креном, многие из наблюдавших с аэродрома за полетом переглянулись с довольными лицами: этот молодой летчик, несмотря на флегматичный вид, летал "с душой", уверенно и хорошо владел самолетом.
      У Короткова долго не заводился мотор. Но вот он заработал с ровным тихим гулом в отличие от "горластого" мотора "РОН" на "Ньюпоре". Опробовав мотор на полных оборотах, Коротков жестом показал, чтобы из-под колес убрали колодки. "Спад" медленно пополз. Но потом Коротков дал полный газ, самолет сорвался с места и устремился вперед.
      В отличие от серебристого "Ньюпора" "Спад" был окрашен в темно-защитный цвет. Он был немного меньше "Ньюпора" и казался более приземистым. Если в "Ньюпоре" все веселило глаз и самолет казался красивой птицей, то "Спад" выглядел мрачным, коварным хищником.
      С поднятым хвостом "Спад" промчался по летному полю, строго выдерживая прямую линию, отделился от земли и начал набирать высоту. Для нас было очевидно, что "Спад" набирает высоту хуже, чем более легкий "Ньюпор", но зато горизонтальная скорость полета у него больше. Поднявшись на высоту около 1000 метров, оба самолета начали пилотаж: "петли Нестерова" следовали одна за другой, летчики уверенно и легко выполняли боевые развороты, делали "бочки" и другие фигуры. Потом самолеты устремились друг на друга, и в воздухе начался такой каскад фигур, что с земли трудно было уследить за ходом тренировочного воздушного боя. Моторы, ревевшие словно дикие звери, внезапно затихали и в следующий момент вновь оглашали воздух грохотом. Серебристый "Ньюпор" и темный "Спад" попеременно мелькали в лучах солнца. Но вот, как бы наигравшись досыта, летчики разошлись. Первым пошел на посадку "Ньюпор". Только мы успели оттащить его с посадочного поля, как уже подошел на большой скорости "Спад": он легко коснулся земли и побежал по полю.
      - Как в аптеке, - сказал моторист Мошков. В его устах это была очень высокая оценка.
      Первые полеты Щекина и Короткова произвели на всех нас очень хорошее впечатление.
      Командир и комиссар отряда, отведя в сторону обоих летчиков, довольно долго с ними беседовали. Видимо, Фокин высказывал им свои замечания, касающиеся полетов.
      Проходил день за днем, а самолеты белых над Астраханью не показывались. Фокин несколько раз летал на разведку в сторону Яшкуля и села Яндыковского. С ним начал полеты прибывший на службу в отряд летчик-наблюдатель Соколов. Наша воздушная разведка отмечала подход пехотных и кавалерийских частей белых к Астрахани.
      Лапса, Щекин и Коротков с рассвета до наступления темноты дежурили на аэродроме в полной боевой готовности. Один раз в день Щекин и Коротков поднимались в воздух и вели учебные бои, которые заканчивали стрельбой по деревянному щиту. Мы выложили этот щит на островке посреди протекавшей в двух - трех километрах от аэродрома реки Болды. Лапса не принимал участия в этих полетах.
      В памятное утро 16 июня 1919 года на аэродроме находились дежурные летчики-истребители - Лапса, Щекин и Коротков.
      Самолеты противника не появлялись над Астраханью уже более недели. Но в тот день часов около девяти утра вдруг донеслись раскаты выстрелов зенитных пушек, предупреждавших о приближении воздушного противника. Через какие-нибудь две - три минуты наши летчики были уже в самолетах, а мотористы проворачивали винты.
      Не успел оторваться от земли "Ньюпор-17" летчика Лапсы, как вслед за ним взлетел Щекин на "Ньюпоре-23". Чуть позже поднялся в воздух Коротков на "Спаде". Самолетов белых еще не было видно. Сигнальную стрельбу наши зенитки на этот раз произвели заблаговременно, до появления над городом самолетов противника. Служба воздушного наблюдения и оповещения за последнее время улучшила свою работу.
      Наши истребители, поднявшись в воздух, спешили набрать высоту. Лапса направился на север, в сторону железнодорожной станции и железнодорожного моста через реку Болду, а Щекин и Коротков полетели на юго-запад, откуда обычно появлялись вражеские самолеты, чтобы перехватить их еще на подступах к городу.
      Зенитные пушки открыли огонь, и по маленьким белым облачкам разрывов мы быстро определили местонахождение неприятельских самолетов. Их было четыре в строю "клин". Летели они с юго-запада. Вот послышалась торопливая частая пулеметная дробь. Это Коротков атаковал самолеты противника. Но он находился значительно ниже их - огонь с большой дистанции не достигал цели.
      Вслед за Коротковым атаковал противника Щекин. По-видимому, его атака была также безрезультатна. Неприятельские самолеты в сомкнутом строю подлетали уже к железнодорожной станции, но неожиданно начали разворачиваться влево, в сторону Волги.
      Трудно было объяснить такое решение летчиков противника. Может быть, ведущий их группы заметил впереди "Ньюпор" Лапсы, в то время как Щекин и Коротков заходили для повторной атаки. Видя серьезную опасность, противник отказался от бомбардировки железнодорожной станции, моста и поспешил ретироваться.
      В то время как четверка самолетов белых разворачивалась над городом, крайний в их группе летчик немного отстал и тут же был стремительно атакован Щекиным, который спикировал на него сзади сбоку. Несмотря на ожесточенный оборонительный огонь, который вели все вражеские самолеты, Щекин сблизился с противником на дистанцию около ста метров и открыл меткий прицельный огонь. Вдруг "Ньюпор" Щекина неожиданно начал падать.
      Можно было подумать, что Щекин сбит, но уже в следующее мгновение он выровнял самолет и повернул в направлении уходящего противника, стремясь его нагнать. Коротков вторично атаковал головной самолет белых. Уходя, противник решил освободиться от бомбового груза. Часть бомб упала в Волгу, несколько на стоявшую у берега пустую баржу.
      Прибавив газу, вражеские летчики хотели скорее оторваться от наших истребителей. Но один из самолетов противника начал снижаться, отставать от группы.
      ...Когда возвратился на аэродром Лапса, темпераментный и прямой в суждениях Мошков с обидой крикнул ему:
      - Что же ты зря утюжил воздух?
      Лапса, горячась, начал доказывать, что он прикрывал железнодорожную станцию и мост и не мог принять участие в бою.
      Вслед за Лапсой возвратились Щекин и Коротков.
      Едва лишь они произвели посадку, как к аэродрому подъехала легковая машина. Из нее торопливо вышли Фокин и Шкуро. Они были в штабе 11-й армии и, оказывается, вместе с товарищем Кировым с балкона наблюдали воздушный бой. Щекин и Коротков доложили командованию отряда о том, что сбили один самолет противника.
      На другой день всем в отряде стало известно, что в степи недалеко от Астрахани захвачены неприятельские летчики со сбитого во вчерашнем бою самолета. Взятые в плен летчик и летчик-наблюдатель оказались англичанами. Их отряд под номером 221 базировался на аэродроме у города Порт-Петровск. По их словам, налеты на Астрахань вели англичане; для промежуточной посадки они используют площадку на острове Чечень. Отряд прибыл из Палестины, где дислоцировался после окончания войны с Турцией.
      На допросе английские летчики рассказали, что на вооружении отряда состоят самолеты "Де-Хавеланд" с мотором "Либерти" в 400 лошадиных сил (сокращенное наименование самолета "ДН9-А"{5}). Самолет вооружен двумя пулеметами. Максимальная скорость его - около 200 километров в час, запас горючего - на 4 часа полета, бомбовая нагрузка - 200 килограммов. Эти самолеты начали строить в Англии в конце первой мировой войны, то есть осенью 1918 года.
      Английские империалисты во время интервенции в Советской России использовали новейшую боевую технику, в том числе последние образцы военных самолетов.
      Пленные англичане рассказали: когда на развороте группы их самолет несколько отстал, большевистский летчик на "Ньюпоре" так стремительно бросился на них, что они в испуге подумали, не собирается ли он таранить их самолет. Пулеметная очередь "Ньюпора" с короткой дистанции произвела разрушения в системе охлаждения мотора "Де-Хавеланда". В результате этого англичане вынуждены были приземлиться. Затем они сожгли самолет и пытались скрыться в степи, но их схватили советские кавалеристы. Так стало известно, что самолет противника сбил летчик-истребитель Щекин.
      20 июня Фокин и Шкуро сообщили всем в отряде, что товарищ Киров поручил им передать всему личному составу отряда, что Революционный Военный Совет 11-й армии представляет товарища Щекина к высшей революционной награде ордену Красного Знамени. Короткову была объявлена благодарность от имени Реввоенсовета 11-й армии и выдана, как и Щекину, большая денежная премия.
      Взятые в плен английские летчики были направлены в Москву.
      Новый налет английских самолетов на Астрахань был через два дня, около 11 часов. Заметив в воздухе наших истребителей, англичане поспешно сбросили бомбы на южную окраину города и, уклоняясь от воздушного боя, ушли курсом на юго-запад. Наши истребители не смогли настичь их.
      В следующий раз шесть английских самолетов появилось в районе города рано утром на большой высоте - около 3000 метров. Достигнув района нефтехранилищ на западном берегу Волги, самолеты образовали замкнутый круг, из которого каждый самолет последовательно бомбил цель. В строю круга летчики-наблюдатели из турельных пулеметов, а летчики из передних пулеметов могли сравнительно просто прикрывать друг друга от воздушных атак. Советским истребителям на изношенных машинах пришлось долго набирать высоту, и когда они достигли 3000 метров, англичане уже уходили на юг.
      Щекин успел атаковать вторую тройку вражеских самолетов, вслед за ним ту же тройку атаковал Коротков. Лапса отстал и не успел принять участие в атаке. Повторную атаку Щекину совершить не удалось: он не мог настичь самолеты врага. Коротков благодаря большей скорости "Спада" не отставал от англичан и вел огонь короткими очередями. Противник в свою очередь ожесточенно обстреливал советского летчика из нескольких пулеметов. Некоторое время Коротков еще преследовал самолеты противника, но когда они увеличили скорость, он отстал.
      Когда обсуждался этот бой, в высказываниях наших летчиков было столько страстного желания дать отпор авиации интервентов и столько досады, что нет еще у нас более совершенных самолетов... Некоторые предлагали установить ежедневные дежурства в воздухе. Фокин с этим предложением не согласился. Противник производил налеты нерегулярно, в разное время дня. А запас бензина у нас был на исходе, и его следовало беречь. Кроме того, постоянное дежурство самолетов в воздухе быстро привело бы к износу моторов. Комиссар поддержал Фокина.
      На другой день из штаба 11-й армии сообщили следующее: "Согласно поступившему донесению вчера около 12 часов дня команда нашего сторожевого катера, находившегося в Каспийском море, наблюдала, как в районе дельты Волги в направлении на юг пролетели три самолета, за ними еще два, а позже далеко отставший от них один самолет. Последний самолет летел неровно, делал все более и более заметные зигзаги, потом свалился на крыло и упал в воду. При ударе самолет загорелся. Летчики утонули". Фокин и Шкуро пришли к выводу, что в воздушном бою в районе Астрахани один из английских летчиков второй тройки был, видимо, тяжело ранен. В результате он не мог управлять самолетом и свалился. Кто сбил этот английский "Де-Хавеланд" - Коротков или Щекин, сказать было трудно. Победу присудили обоим.
      Итак, на счету отряда были уже два сбитых самолета "ДН9-А". В последующие дни англичане, раздосадованные неудачей, снова появились над городом, но уже на высоте примерно 4000 метров. Вести с ними борьбу становилось все труднее.
      В мае и июне 1919 года самолеты английских интервентов бомбили главным образом жилые кварталы Астрахани с целью терроризировать население. Бомбардировке подвергались и селения, расположенные вблизи города. Так, 10 мая три английских самолета сбросили бомбы на рыбацкое село Оранжерейное. Были ранены трое детей и одна женщина. 16 июня английские летчики бомбили рыбацкое село Лагань, убили шесть и ранили девять местных жителей - женщин и детей. При налете англичан на Астрахань 27 июня было убито 10 рабочих.
      Вместе с бомбами англичане сбрасывали и листовки контрреволюционного содержания.
      В июне 1919 года белые армии генерала Деникина, хорошо одетые, обутые и вооруженные правительствами Англии, США и Франции, одновременно с наступлением на Украину двинулись на Царицын и Астрахань. В составе деникинских войск находились и части интервентов. Завязались упорные бои. Войска 11-й советской армии нанесли большие потери противнику и остановили его продвижение еще на дальних подступах к Астрахани.
      Летчики нашего отряда вели непрерывную воздушную разведку и несколько раз вылетали группой для штурмовки вражеских войск на марше. В этих случаях мы сбрасывали осколочные бомбы и специальные стрелы и вели огонь из пулеметов.
      Техника сбрасывания с самолета "Сопвич" бомб и особенно стрел была очень своеобразной и далеко не простой.
      Прежде всего следует сказать, что на самолете не было какого-либо прицела. Бомбы сбрасывались на глазок. Летчик-наблюдатель брал очередную из лежавших у него в кабине в ногах бомб и отверткой расконтривал вертушку предохранителя взрывателя. Пальцами левой руки он старательно придерживал крылышки вертушки, чтобы они не вращались от ветра. Затем летчик-наблюдатель обеими руками поднимал бомбу, вставал в кабине самолета, ногами захватывал ножки сиденья, чтобы удержаться в случае сильной болтанки. Высунувшись за борт и свесив на руках бомбу, он внимательно следил за целью. Когда цель накрывалась передней кромкой крыла и становилась невидимой, летчик-наблюдатель считал до шести и бросал бомбу головкой вперед, чтобы при поступательном движении она не кувыркалась. В случае недолета летчик-наблюдатель при повторном заходе сбрасывал бомбу по счету "восемь" или "десять". При перелете счет уменьшался.
      В холодную погоду дело осложнялось тем, что, высовываясь из кабины, надо было беречь лицо от обмораживания. Приходилось защищать полотенцем часть лица, которая находилась с наветренной стороны.
      Свинцовые стрелы длиной около десяти сантиметров выбрасывались из небольшого деревянного ящика. Ящик надо было держать, стоя в кабине, затем в нужный момент перевернуть и вытрясти из него стрелы. Стрелометание не корректировалось. О том, что стрелы попали в цель, можно было судить по разбегавшимся солдатам противника. По опыту первой мировой войны было известно, что невидимое и почти неслышимое падение стрел производило большое деморализующее действие на войска.
      * * *
      Наш отряд пополнился еще одним летчиком: на "Сопвиче" прилетел к нам летчик Василенко. Он находился на службе в одной из авиационных частей Восточного фронта. Там он отличился, выполняя сложные задания командования. В прошлом рабочий, летчик, солдат старой армии, Василенко был членом РКП(б). Высокий, сильный, с красивым мужественным лицом, Василенко обращал на себя внимание. Он носил черные усы, которыми очень гордился. Темно-карие большие глаза летчика искрились весельем, но становились злыми, когда речь заходила о белых.
      Мотористом для обслуживания самолета Василенко был назначен Федоров.
      С наступлением сумерек жизнь на аэродроме затихала. Самолеты противника в ночное время не появлялись над городом, и поэтому летчики и мотористы, за небольшим исключением, были свободны. Надо сказать, что, несмотря на войну, плохое питание и изнурительную жару, по вечерам кинотеатры, цирк, оперный театр, парки и улицы города были заполнены народом, особенно молодежью.
      Военнослужащие нашего отряда тоже гуляли в парках города со знакомыми девушками, посещали кинотеатры. Часто в свободное время к нам в общежитие заходил комиссар Шкуро. Он засиживался до глубокой ночи, беседуя на самые разнообразные темы. По инициативе комиссара Витьевский в течение нескольких вечеров рассказывал нам что-нибудь из истории авиации. Эти рассказы всех очень заинтересовали.
      Встречи в общежитии сближали Витьевского с нами. Летал он смело, старался как можно лучше выполнить боевое задание. Неприязненное отношение к нему некоторых наших товарищей постепенно исчезало. Витьевский оставался беспартийным, но честно относился к своим обязанностям.
      С большим удовольствием слушали мы по вечерам игру на гармони красноармейца кубанца Брайко. Особое место в его репертуаре занимала "кабардинка". Под эту музыку танцевали в отряде почти все, кто лучше, кто хуже, но все с исключительным азартом. Лучшим ее исполнителем был уроженец Краснодара кубанский казак шофер Гришко. Гришко со своей автомашиной прошел весь путь Таманской армии - от Краснодара до Астрахани. Это он с делегатом командования таманцев проскочил через расположение белых войск генерала Покровского и добрался до своих. Он предупредил командование Красной Армии о близости таманцев, стремившихся выйти из тыла белых, чтобы соединиться с войсками 11-й армии. Гришко был коммунист. Во всем - и в лице его, и в манере держаться и говорить, в его суждениях и поступках сказывались веселый нрав и отчаянная смелость.
      Неизменным партнером Гришко в танце "кабардинка" был Сережа Кузьмин. Когда начинала танец эта пара, все останавливались и плотным кольцом окружали Гришко и Кузьмина. Худенький, миниатюрный Кузьмин, с кудрявой шевелюрой цвета спелой ржи и голубыми глазами, танцевал за девушку. Все движения его были полны грации: он удивительно легко и неутомимо носился по кругу, уклоняясь гибкими и быстрыми движениями от наскоков Гришко, танцевавшего за парня. Гришко неистовствовал на "ругу. Он то и дело залихватски сдвигал то на затылок, то на лоб свою кубанку, выхватывал из ножен кинжал и, сверкая им, устремлялся на своего партнера, бешено перебирая ногами, обутыми в мягкие кавказские сапожки. Кинжал Гришко то блестел над его головой, то угрожающе крутился в его вытянутой правой руке, а Брайко все усиливал темп игры, и все быстрее носились по кругу Гришко и Кузьмин. Азарт танца заражал, увлекал всех зрителей: они прихлопывали, притопывали, поводили плечами и, не сходя с места, тоже танцевали.
      Но не все вечера проходили в танцах. Все больше и больше пробуждался в отряде интерес к чтению художественной литературы. Небольшая отрядная библиотека все время пополнялась новыми книгами. Об этом заботился комиссар. Он доставал книги через губком партии из местных городских библиотек и даже покупал книги за свой счет на "толкучке". Наибольшей любовью пользовались у нас в то время стихи Некрасова.
      Большим любителем поэзии оказался летчик Василенко. Он знал на память и любил декламировать стихи Тараса Шевченко.
      В отряде было много любителей пения. По вечерам в общежитии не смолкали песни, игра на пианино и гармони. Лучшим певцом был Володя Федоров. Пели революционные песни, а из старых особой популярностью пользовалась "Есть на Волге утес".
      Июль 1919 года в Астраханском крае, как обычно, начинался сухими и горячими восточными ветрами. Ручьи и небольшие степные реки пересыхали. Даже такие реки, как Яшкуль и Элиста в западной части астраханской степи, и те с самолета были почти неразличимы. Вся астраханская степь к этому времени выгорала и сверху казалась бурой, однообразной. Исключением из этой однообразной панорамы и хорошим ориентиром для летчиков была цепь Сарпинских озер: Шарабуха, Цаган-Нур, Хенота и других, тянущихся с севера на юг в западной части степи. Озера блестели отраженными лучами солнца и были видны далеко с воздуха. Рукава и протоки нижнего плёса Волги обмелели, и на их берегах явственно выступали темные заросли тростника и камыша. Температура днем упорно держалась свыше 30° в тени.
      В горячем ветре носилось бесчисленное количество мельчайших песчинок, которые проникали повсюду. Налет песка был на одежде, находящейся в комнате; он проникал даже в одежду и белье, уложенные в запертые чемоданы. Песок постоянно хрустел на зубах. Он был обязательной составной частью пищи, каждого глотка чая или воды.
      У побережья Каспия бризовые ветры постоянно навевали барханы из сыпучего песка. Пески окружали Астрахань и с северо-востока и с северо-запада.
      Жара и суховей действовали расслабляюще. Люди работали вяло, все их раздражало.
      Стоило только подуть сравнительно небольшому ветру, как тучи пыли поднимались с немощеных улиц города. Ориентироваться в полете над степью в летнее время было трудно, глаза не находили на ней хорошо видимых ориентиров. Лететь на высоте ниже 1000 метров было крайне неприятно из-за сильной болтанки. Взлет и особенно посадка днем, когда жара достигала наибольшей силы и сопровождалась порывами ветра, доставляли большие затруднения летчикам и были опасны для самолетов хрупкой деревянной конструкции, обладавших небольшой скоростью полета и слабой устойчивостью.
      Песчаная пыль, которой был насыщен воздух, заволакивала горизонт мутной пеленой. Радиус воздушного наблюдения становился очень небольшим.
      От песчаной пыли, засасываемой моторами, намного быстрее изнашивались поршни и клапаны. Чаще происходили вынужденные посадки в результате разных неполадок в моторах, и без того изношенных и прошедших уже несколько перечисток.
      Даже в бидоны и бутыли со смазочным маслом проникала песчаная пыль, несмотря на то, что принимались, кажется, все меры, чтобы не допустить этого. Песок в смазочном масле разрушал моторы.
      В этих сложных условиях нам приходилось вести большую боевую работу.
      К июлю 1919 года американо-англо-французские империалисты подготовили новый военный поход против Советской России. Главная роль в нем отводилась Деникину.
      С севера пришли тяжелые вести: Царицын взят белыми. С падением этого города военная обстановка для Астраханского края создалась угрожающая. На северо-западе левофланговые части соседней 10-й советской армии отходили от Царицына к Камышину, удаляясь от 11-й армии, защищавшей Астраханский край. Конница белых проникла из района Царицына на левый (восточный) берег Волги, угрожая перерезать железную дорогу - единственный путь, связывавший Астрахань с центральными районами Советской России. Белые вновь возобновили свои попытки продвинуться с запада, из степи, к Астрахани. Активизировались казачьи части белого генерала Толстого, блокировавшие Астрахань с востока.
      Вражеская агентура начала усиленно распространять слухи о том, что удержать Астрахань невозможно и следует как можно скорее, пока не поздно, отступать к Саратову. От Троцкого поступил приказ готовиться к эвакуации Астрахани. На собрании городского партийного актива 3 августа, на котором присутствовали представители отряда - комиссар Шкуро и секретарь парторганизации Ванин, товарищ Киров сообщил, что Ленин дал указание Астрахань защищать до конца. Киров заявил: "Пока в Астраханском крае есть хоть один коммунист, устье реки Волги было, есть и будет советским!". Эти слова Сергея Мироновича придали новые силы всем защитникам Астрахани. Военное положение было далеко не таким уже безнадежным, каким его хотела изобразить агентура врага. Белые взяли Царицын, но соединиться, что было одной из главных задач, с войсками левого фланга колчаковцев они не смогли, так как войска Колчака были уже разбиты и отброшены к Уралу.
      Попытки белых войск приблизиться к Астрахани успеха не имели. В частях 11-й армии и в самой Астрахани товарищ Киров твердой рукой расправлялся с агентурой врага и вел огромную работу, повышая боеспособность армии и укрепляя ее тыл.
      "Ньюпор" Лапсы износился до такой степени, что летать на нем запретили, его отправили по железной дороге в Саратов во 2-й авиационный парк. Взамен "Ньюпора" Лапса получил другой самолет, из числа отремонтированных во 2-м авиационном парке - "Фарман-30".
      Из отряда уехали Демченко и Сероглазов в резерв, во 2-й авиационный парк, а также Ванин - его направили учиться в летную школу. На его место в отряд прибыл Иван Иванович Круглов, человек лет сорока, толстяк и большой добряк. Круглов служил в авиации с 1915 года, он накопил большой опыт и как механик, возглавлявший техническую службу в отряде, был безусловно на месте.
      Уехал из отряда и один из самых больших моих друзей - моторист Борис Николаевич Мошков. Он был назначен комиссаром авиационного отряда, находившегося где-то на Южном фронте. Было получено приказание командировать меня в школу летчиков-наблюдателей в Москву{6}.
      Снабжение нашего отряда авиационным бензином все более и более затруднялось. Организованный товарищем Кировым тайный подвоз бензина на лодках из района Кавказа, естественно, не мог удовлетворить все наши потребности.
      Запас бензина в отряде подходил к концу. Фокин и Шкуро доложили об этом товарищу Кирову. Последнее время полеты производились редко: берегли оставшееся горючее. Из Главного управления Воздушного флота поступили указания о переводе двигателей с бензина на суррогаты - различного состава горючие смеси. Надо было выяснить, какие моторы на какой смеси могут работать. После горячих и долгих споров и проб мы пришли к выводу, что моторы "РОН", установленные на самолетах "Ньюпор" и "Сопвич", можно эксплуатировать на спирте-ректификате с небольшим добавлением эфира. С трудом удалось добиться положительных результатов от мотора "Сальмсон", установленного на самолете "Фарман-30". Мотор на самолете "Спад" "Испано-Сюиза" вообще не удавалось перевести с бензина на суррогат топлива. Мотор капризничал, и пришлось весь остаток авиационного бензина "забронировать" для моторов "РОН", а полеты Короткова на самолете "Стад" ограничить только вылетами для воздушного боя с англичанами.
      Еще хуже оказалось со смазочным маслом. Для моторов "РОН" и "Испано-Сюиза" нужна была касторка, а в отряде ее почти уже не было.
      Фокин и Шкуро просили товарища Кирова забрать для нужд отряда касторку из всех астраханских аптек и аптечных складов. Товарищ Киров согласился с этим и сделал необходимые распоряжения. Астраханцы остались без касторки, но зато самолеты нашего отряда были обеспечены ею полностью.