АХЕТАТОН — ГОРОД ФАРАОНА-ЕРЕТИКА ЭХНАТОНА

В 1368 году до нашей эры на египетский престол вступил Аменхотеп IV — самый необычный из древнеегипетских фараонов, реформы которого породили исключительно интересный период в истории Египта. До него система мистико-религиозных представлений древних египтян была чрезвычайно сложной и запутанной. Поклонение многочисленным богам шло еще со времен обожествления животных. Например, бога мертвых Анубиса изображали в образе человека с головой шакала, бог солнца Гор (который воплощался в фараоне при его коронации) изображался летящим соколом или человеком с головой сокола, бог Тот — с головой ибиса, богиня Хатор — с головой коровы и так далее. Их культ дополнялся поклонением верховным божествам — Ра, Амону и Птаху. Каждого из них сопровождал целый пантеон родственных божков, которые имели власть в каком-нибудь одном номе или городе. Столь громоздкая система дробила Египет и мешала его объединению.

Фараон Аменхотеп IV упразднил культ бога Амона вместе с поклонением другим — крупным и мелким — богам. Жрецы бога Амона составляли тогда самую большую и влиятельную прослойку в обществе, настолько сильную, что могли даже противопоставить свое влияние власти фараона.

Аменхотеп IV порвал с фиванским жречеством и прежней официальной религией. Уже в первые годы царствования рядом с храмом бога Амона в Фивах, в саду с благовонными деревьями, он возвел храм богу Атону — «единому всеозаряющему животворящему Солнцу» — и верховным жрецом нового бога объявил себя.

На шестом году царствования разрыв Аменхотепа IV с фиванским жречеством оформился окончательно: фараон запретил богослужения в честь Амона и всех прежних богов, громадные владения жрецов были конфискованы, бесчисленные храмы закрыты по всей стране, имена богов соскабливались со стен общественных зданий. Сам он сменил свое имя Аменхотеп («Амон доволен») на Эхнатон («Угодный Атону») и вместе с семьей, воинами, ремесленниками, новыми жрецами, художниками, скульпторами и слугами покинул Фивы — государственную столицу и центр культа бога Амона.

Поднявшись по течению Нила, фараон вышел на берег в широкой долине, окруженной неприступными скалами. На сверкающей золотой колеснице, в сопровождении приближенных Эхнатон прибыл к месту, где намечалось воздвигнуть храм богу Атону. Здесь совершилось «жертвоприношение большому отцу его (Атону) хлебом, вином, откормленными быками, безрогими тельцами, птицами, пивом, плодами, фимиамом, зеленью всякою доброю в день основания Ахетатона — Атону живому». Эта надпись была высечена на одной из 14 пограничных стел новой столицы, на другой стеле сохранилась клятва фараона никогда не переступать этих границ.

Чтобы в несколько лет на пустом месте построить большой великолепный город, мало было согнать туда много народу. Простую рабочую силу можно было использовать при возведении зданий, но для их отделки нужны были искусные мастера, которые и покрыли огромный храм бога Атона резными изображениями и надписями. Рядом с храмом, под прямым углом к нему, располагался главный дворец — самое большое гражданское здание древнего египетского зодчества. Площадь его составляла 700x300 метров, и это не считая смежных личных дворов и храма царской семьи. Основная часть дворца, как и храма Атона, была сделана из белого камня. Весь он был украшен золотом, изразцами, живописью, резными изображениями и надписями.

Возведенный город с храмами, садами, дворцами, богатыми кварталами вельмож, парками и прудами был объявлен «землей бога Атона». В этом городе даже тип древнеегипетского храма стал совершенно другим. Все прежние храмы вели из света во мрак культовой молельни, которая озарялась лишь светильниками у алтарей. Сумрачного состояния души требовала сама природа древних богов, рассчитанная на устрашающее почитание.

Культ бога Атона носил совсем иной характер. Главным ритуальным обрядом сопровождался восход солнца, при котором оживали берега Нила, распускались голубые и белые лотосы, из зарослей папируса поднимались стаи птиц, оглашая пробуждающийся мир своими криками. В этот момент в храме, который представлял собой громадный открытый солнцу двор, жители Ахетатона приносили солнцу свои дары: цветы, овощи и плоды. Храм был празднично оформлен пилонами, статуями фараона и живописью. Стоя на верхней площадке главного алтаря, Эхнатон взмахивал кадильницей с фимиамом, а музыканты, аккомпанировавшие на арфах и лютнях, придворные, жрецы и все молящиеся произносили нараспев слова гимна:

Новые идеи фараона-реформатора проявились также в поэзии и живописи, архитектуре, скульптуре, да и в обыденной жизни. Эхнатон не вел войн, поэтому он нигде не изображен захватывающим земли или карающим врагов. Поэтому рельефы, живописные и скульптурные портреты представляют его человеком, погруженным в философские размышления, с богатым внутренним миром: в изображениях фараона угадывается некоторая созерцательность, обостренное, почти чувственное ощущение полноты бытия со всеми его радостями и горестями.

Эхнатон умер рано, когда ему не было еще и 35 лет, и не оставил ни сыновей, ни достойных сподвижников. Некоторые исследователи даже предполагают, что он был отравлен, так как на одной из росписей изображено покушение на него.

Новые фараоны делали все, чтобы вычеркнуть из истории память о своем предшественнике и его новом боге. Они стерли, растоптали и уничтожили все, что было создано Эхнатоном. Особенно старался военачальник Херемхеб, воцарившийся на египетском престоле якобы по «воле бога Амона». Не имея законных прав на трон, он с особым рвением преследовал память о фараоне Эхнатоне. По приказу Херемхеба началось уничтожение Ахетатона, к тому времени уже и так окончательно покинутого. Прекрасный город громили с ненавистью: разбивали и крушили великолепные храмы и дворцы, статуи и рельефы. Потом руины Ахетатона постепенно занесло песком, и их на несколько тысячелетий укрыла пустыня. На том месте, где некогда сверкали белизной набережные, до 1880 года в царстве солнца и тишины тянулась узкая полоса посевов, а в тени густых пальмовых рощ приютились три небольшие деревушки.

Открыли город фараона-реформатора, как это часто случается, совершенно случайно. В конце 1880-х годов одна женщина из маленькой деревни Телль-эль-Амарна нашла несколько глиняных табличек с какими-то надписями. Она поняла, что это — те самые «древности», которыми так интересуются иностранцы. Чтобы увеличить рыночную ценность своей находки, она разломала таблички на несколько частей, которые и предложила торговцам-перекупщикам. Те отнеслись к ним довольно скептически и предложили за них весьма низкую цену. Только один из торговцев понял, что таблички покрыты какой-то письменностью, и предложил их различным музеям Европы.

Однако и ученые, испытавшие много разочарований из-за восточных подделок, отнеслись к табличкам из эль-Амарны недоверчиво. Лишь сотрудники Берлинского музея не только установили подлинность глиняных фрагментов, но и решили скупить все письменные таблички, к тому времени оказавшиеся во всех частях света.

Так в начале 1890-х годов в районе Телль-эль-Амарны начались первые раскопки, к которым приступил англичанин Уильям Мэтью Флиндерс Питри. Он был по образованию химиком и математиком, потом занялся коллекционированием древностей, а затем, в течение почти 50 лет, был «землекопом с метром и теодолитом в руках». Однако Ф. Питри, который до этого открыл уже много интереснейших памятников египетской истории, к раскопкам в эль-Амарне вскоре потерял интерес. Начавшая было приоткрываться тайна так и осталась неразгаданной.

Только в 1907 году Германское восточное общество решилось взяться за раскопки таинственных холмов близ эль-Амарны. Руководил этими работами Л. Бурхардт, которому принадлежит честь открытия всемирно известного теперь бюста Нефертити — необыкновенного памятника, подарившего человечеству совершенно новую страницу истории древнеегипетского искусства.[7]

Первая мировая война прервала исследования в эль-Амарне, и они были продолжены только после ее окончания. Археологические находки постепенно восстанавливали короткую историю Ахетатона — «могущественного города лучезарного Атона, великого в своем очаровании… и полного богатств».

Большую часть огромной территории города-резиденции фараона Эхнатона сегодня уже можно себе представить. Она была построена на месте, до того никем не заселенном, и потому вопрос об ограниченности городской территории тогда не возникал. А так как Ахетатон существовал весьма недолгое время, то вопрос о земле и в дальнейшем не мог стать проблемой, поэтому для города были характерны широко раскинувшиеся дома усадебного типа. Планировка и богатых, и бедных домов не отличалась разнообразием, более того, характерная особенность всех построек — однотипность их планов. Существенным отличием бедных домов от богатых было лишь то, что к бедным не пристраивали молельни, хозяйственные службы, помещения для рабов и слуг.

Типичный богатый дом в Ахетатоне — это обычно целая усадьба, занимавшая площадь 68x55 метров. В центре ее находилось жилое здание, вокруг которого располагались сад, молельня и другие постройки. Вся усадьба обносилась стеной с двумя входами: от главного входа дорожка вела к небольшому дворику, откуда, поднявшись по нескольким ступеням, попадали в крытый подъезд дома. К подъезду примыкало небольшое помещение, через которое проходили в большую продолговатую комнату с 4 круглыми колоннами: это была своего рода приемная для гостей и одновременно комната, где отдыхали хозяева.

За приемным залом находилась центральная комната всего дома — большое помещение тоже с четырьмя колоннами, но уже квадратными. Отсюда двери вели в остальную часть дома — спальню хозяина, комнаты членов семьи и т.д. Все помещения освещались через окна, расположенные вверху наружных стен — почти у самой крыши. Чтобы осветить центральную комнату, стены ее были сделаны большей высоты, чем у соседних помещений.

Большие и хорошо спланированные дома знати располагались у самых дорог; дома поменьше — за ними, но тоже близко к дороге, а дальше, на кривых улочках с узкими проходами, беспорядочно ютились хибарки бедноты.

Жрецы солнечного бога Атона размещались в огромном районе с роскошными порталами и улицами для процессий, с украшенными колоннами молельнями, со скульптурами и рельефами. По замыслу Эхнатона все помещения иногда оформлялись в виде нильского берега: тонкие колонны напоминали стебли папируса, в росписях стен и пола повторялись цветы и бутоны лотоса, а также порхающие в зарослях птицы. Эти мотивы и раньше встречались в египетском искусстве, но никогда прежде в них не было такого богатства сюжетов и красок, такой свободы и изящества исполнения, такого увлечения красотой линий и цвета…

Эта же естественность, сменившая канонизированную стилизацию поз и жестов, проявилась и в изображении людей. Например, Эхнатон часто запечатлен в семейном кругу — с женой Нефертити и дочерьми. Среди найденных в эль-Амарне памятников мало таких, где фараон изображен без Нефертити.

Основывая новую столицу Ахетатон, фараон Эхнатон обещал царице воздвигнуть в ней ее собственное место для почитания солнца — «сень Рэ». У Нефертити было свое большое и великолепное судно, качавшееся у дворцового причала рядом с ладьей фараона.

К сожалению, сейчас от дворца Нефертити остались одни развалины, однако известно, что в северо-восточном конце сада находилась длинная постройка, тянувшаяся вдоль северной стены дворца. Внутри этого зала столбы, поддерживающие потолок, стояли в один ряд — каждый на крохотном островке между перемежающимися водоемами. Эти водоемы были сделаны в виде огромных букв "Т": в верхнем ряду они были повернуты отвесным концом вниз, а в нижнем — вверх. Вклиниваясь отвесными концами ряд в ряд, буквы "Т" образовывали строгий узор. Перила и пол вокруг водоемов, а также откосые стенки перил были сплошь расписаны растительным орнаментом и изображениями цветов.

Такова была эта «великолепная усадьба Солнца», украшенная небольшими храмиками, полная водных затей и утопающая в зелени и цветах. После Нефертити эти владения перешли к ее дочери Мийот.

ДРЕВНЯЯ ЭБЛА НА ЗЕМЛЕ ХАНААНСКОЙ

До середины XX века об этом городе почти ничего не знали. На исторической карте Ближнего Востока III тысячелетия до нашей эры обозначались только две могущественные державы — Египет и Аккадское царство. Многие ученые и археологи считали, что других значительных цивилизаций между долиной Нила и Месопотамией просто не существовало. Однако неожиданное открытие крестьян из деревушки Телль-Мардих и дальнейшие археологические раскопки в районе сирийского города Алеппо изменили такое мнение.

Сначала крестьяне нашли базальтовую чашу, которую сдали в городской исторический музей. А в 1964 году сирийское правительство предложило итальянскому археологу Паоло Матье приступить к раскопкам холма Телль-Мардих. Раньше тут находилось незначительное поселение, но именно здесь, на севере Сирии, было сделано сенсационное открытие. Паоло Матье долго изучал художественные изделия, которые раньше были найдены в разных районах Сирии, и пришел к выводу, что все они должны были исходить из одного центра. Некоторые исторические хроники таким центром называли Эблу — город, существовавший в Сирии с древности, но никто из ученых не знал, где он располагался. Город Эбла упоминался лишь в одном шумерском тексте — в победных реляциях царя Саргона и его внука Нарамсина — и считался заштатным. А оказалось, что Эбла — столица могущественного государства на Ближнем Востоке, соперничавшего в третьем тысячелетии до нашей эры с Египтом и Аккадским царством.

В 1968 году археологи раскопали цоколь базальтовой статуи, на котором была надпись на аккадском языке. Надпись сообщала, что статуя — это дар царя Эблы покровительнице города богине Иштар: «Для богини Иштар, я вазу изготовил Иббит-Лим, сын Игреш-Хепа, царя народа Эблы». Так было установлено, что под холмом Телль-Мардих находилась некогда могущественная Эбла.

В 1975 году экспедиция П. Матье обнаружила самый большой из когда-либо раскрытых сирийских архивов — 17000 глиняных табличек с текстами XXV—XXIII веков до нашей эры. Это было величайшее открытие! До сих пор древнейшими считались письменные источники Месопотамии на шумерском языке. Таблички, найденные в Эбле, исписаны частью шумерской клинописью, частью неизвестным доселе языком, который ученые назвали «эблаитом». Открытие царского архива было поистине сенсационным, ведь в нем содержались самые разнообразные сведения: о дворцовых делах, исторические хроники, отчеты о военных походах, договоры и соглашения, описи закупленных и проданных товаров, переписка между чиновниками и правительственными учреждениями, литературные произведения. Дешифровка этих текстов продолжается и поныне, однако уже сейчас можно составить представление о политическом и государственном устройстве Эблы, ее экономике, торговле и культуре.

Периодом расцвета города было время с 2400 по 2250 год до нашей эры. Эбла тогда настолько окрепла, что подчинила своему влиянию огромную территорию — от побережья Средиземного моря до границ Аккадского царства. Причем не путем завоеваний[8], а с помощью высокой культуры, развитой экономики и торговли. Эбла находилась на скрещении торговых путей между Месопотамией и Анатолией (современная Турция), поэтому именно торговля обеспечивала городу процветание. В столицу везли лес с прибрежных гор, шитые золотом ткани, керамику и шкуры, подчас товары доставляли из очень отдаленных мест.

Во главе государства стоял маликум (правитель, царь), которому подчинялись местные царьки, связанные с метрополией особыми соглашениями. Царь вершил все дела с помощью совета старейшин, в котором были представлены самые богатые семейства. Дань Эбле золотом и серебром выплачивали Ашур на Тигре и Мари на Евфрате, но однажды мятежный Мари отказался от своих обязательств. Войска Эблы решили усмирить непокорных, и уже вскоре полководец Эннадаган направил в столицу донесение о жестокой расправе над бунтовщиками: «Горы трупов я нагромоздил».

В административном отношении Эбла была разбита на кварталы: делами каждого из них заведовали 20 чиновников, имевших в своем подчинении помощников. Свой особый штат был и у цариц, которые иногда осуществляли высшие руководящие функции. Следует отметить, что женщины Эблы играли большую роль в жизни общества. Так, например, посвящала царя в должность и вводила его на престол маликтум (царица). Ни в какой другой древневосточной цивилизации женщины не выполняли такие функции.

Царский дворец был не только официальной резиденцией правителей страны, но и центром ее экономической и культурной жизни. В многочисленных дворах и помещениях его располагались мастерские скульпторов и живописцев, краснодеревщиков, ювелиров, гончаров и других ремесленников. Во дворце была и школа, в которой готовили государственных писцов и чиновников, причем обучение велось на двух языках — шумерском и эблаите. Здесь на глиняные таблички переписывали литературные тексты, заносили в хронику важнейшие исторические события из жизни государства.

На некоторых табличках, написанных неуверенной рукой учеников, сохранились даже пометки учителя. Глиняные таблички рассказали, например, и о том, как проходили экзамены в этой школе. Школьник-писец писал табличку под контролем «старшего брата» — дуб-зузу. Затем учитель проверял написанную табличку, согласовывал отметку с «директором» школы и только после такого обсуждения ставилась окончательная отметка.

После каждого сезона археологических раскопок в районе Алеппо ученый мир все больше и больше узнавал об Эбле. До этих открытий ученые не могли и предполагать, что в ту далекую эпоху заключались и разрывались международные договоры. В одном их документов говорилось, что царь Эблы обращается с просьбой к царю Ассирии, чтобы тот гарантировал и облегчил торговлю Эблы в самых далеких районах от ее границ, хотя Эбла и сама осуществляла политический и экономический контроль над 17 тогдашними государствами.

Дешифровка глиняных табличек помогла ученым установить и классово-социальную структуру эблаитского общества. Жители Эблы делились на две группы — думу-ниты (привилегированные горожане) и бар-аны (немногочисленные иностранцы). Думу-ниты (что означает «сыны Эблы») были коренными эблаитами, родились в Эбле и пользовались всеми правами и привилегиями своей страны. К ним относились представители самых разных профессий: гончары, скульпторы, плотники, текстильщики, мельники, пекари и др. Вторая группа — собственно иностранцы, а также рабы, военнопленные, купцы и состоявшие в эблаитской армии наемники. В самой Эбле проживало около 40000 человек, остальные 220000 — в других местах.

В городе-государстве Эбла было много храмов, посвященных различным богам. Обслуживанием храмов занимались жрецы и жрицы, но из глиняных текстов видно, что духовенство и храмы не играли ведущей роли в политике и экономике государства: в основном они занимались религиозной деятельностью. В древний период Эблы жрецы не были связаны только с поклонением богам и отправлением их культов в храмах. Жрецы занимались также пророчеством, ходили из города в город, предсказывая события и провозглашая послания богов (а их в эблаитском пантеоне было около 500).

Жители древней Эблы всегда старались задобрить своих богов обычно путем жертвоприношений их статуям. Как правило, дарили пиво, хлеб, масло, овец, коз и другую живность. Однако были дары и из драгоценных металлов — золота и серебра: кубки, браслеты, кинжалы, фигурки животных, миниатюрные колесницы и тележки. Встречались золотые и серебряные статуи богов. Например, одна из глиняных табличек сообщает, что статуя бога Дагана отлита из пяти килограммов серебра.

Кроме подношения богам даров, эблаиты отмечали и различные праздники, посвященные им: очищение — праздник бога Сикип, помазание — праздник бога Игиш. В праздники статуи богов переносили из города в деревни, а потом возвращали их назад.

Архивы Эблы содержат сведения о пяти царях, правивших здесь с 2400 до 2250 года до нашей эры. В 2350 году до нашей эры город разрушил царь Саргон I Аккадский, соседство с воинственным и могущественным Аккадом оказалось для Эблы трагическим. В 2250 году войска аккадского царя Нарамсина (внука Саргона I) вторглись в город, разорили и сожгли царский дворец. После этого Эбле удалось возродиться, и она просуществовала еще два-три столетия, пока окончательно не погибла под ударами кочевников.

НЕВЕСТА ПУСТЫНИ ПАЛЬМИРА

Честь открытия Пальмиры история приписывает итальянцу Пьетро делла Балле. В XVII веке путешественники долго и с большими трудностями добирались до Пальмиры, но когда они вернулись в Европу, им просто не поверили: город в сирийской пустыне? Разве такое может быть? Однако в следующем столетии в Англию были привезены рисунки, с опубликования которых и началась мода на Пальмиру. Потом появились путевые очерки и подробные описания древнего города: среди авторов была и русская путешественница Л. Пашкова, которая опубликовала в одном французском журнале очерк о Пальмире. Самую интересную находку того времени сделал тоже наш соотечественник, петербуржец С.С. Абамелек-Лазарев: он обнаружил и опубликовал греко-арамейскую надпись с подробным изложением таможенных правил — так называемый «Пальмирский тариф».[9]

С древних времен местные жители называли и до сих пор называют Пальмиру «Тадмором», что означает «быть чудесным, прекрасным». Город как бы продолжает окружающую природу, и потому красота его тихая и естественная. Из желтого песка долины, окруженной лиловыми холмами, поднимаются колонны с кудрявыми, словно кроны пальм, капителями. До нашего времени Пальмира сохранилась неперестроенной, и потому золотые, нагретые солнцем стены ее зданий до сих пор украшают вырезанные листья и гроздья винограда, верблюды и ослы.

В истории имеется много удивительных парадоксов: например, Помпеи сохранила нам вулканическая лава, а Пальмиру — человеческое забвение. Город был брошен людьми и забыт на долгие столетия. А когда-то все начиналось с Эфки — подземного источника с тепловатой, чуть отдающей серой водой. Отчаянные путешественники, странники и купцы устраивали здесь привал, разбивали на ночь шатры, поили усталых верблюдов, коней и ослов. Со временем возле Эфки вырос целый перевалочный пункт — бойкий перекресток купли-продажи. В первом тысячелетии до нашей эры на этом караванном пути, ведущем от Дамаска к берегу Евфрата, он превратился в город таможен, постоялых дворов и харчевен, город менял, торговцев, разносчиков, коновалов, бродяг, воинов, лекарей, жрецов самых разных религий, беглых невольников и мастеров самых разных профессий. Здесь продавали рабов и рабынь из Египта и Малой Азии, из Индии и Аравии привозили пряности и ароматические вещества, постоянно был спрос на вино, соль, одежду, сбрую, обувь… Высоко ценилась и крашенная пурпуром шерсть: купцы, расхваливая свой товар, дружно утверждали, что по сравнению с пальмирскими другие пурпурные ткани выглядят блеклыми, словно их посыпали пеплом.

Под сводами Триумфальной арки всегда стоял многоязыкий гул, но Триумфальной ее назвали европейцы. В их представлении арки и ворота всегда ставились для прославления славных военных побед или в честь великих полководцев. Но пальмирские зодчие решали в данном случае другую задачу: двойные ворота Триумфальной арки были поставлены под углом и как бы скрадывали излом улицы, спрямляли ее.

Эти монументальные ворота из базальта, гранита и мрамора были возведены около 200 года. Огромная 20-метровая арка опирается на двойные колонны, а две небольшие арки по краям ведут в боковые улицы. Главной торговой магистралью Пальмиры была улица Больших Колоннад, пересекавшая город из конца в конец. Во всю ее длину (более 1 км) тянулись четыре ряда 17-метровых колонн, за которыми располагались жилые дома, склады и лавки.

В стороне от улицы Больших Колоннад находился театр, построенный в самом оживленном квартале Пальмиры. С правой стороны он примыкал к зданию сената: театр и сенат располагались на квадратной площади, окруженной портиками в ионическом стиле. Портики были украшены статуями римских и пальмирских полководцев, чиновников и других знаменитых людей города.

В Пальмире было много храмов, строили их весело и на совесть. Городские жители были многоязыким народом: скитальцы пустыни, они никак не хотели подчиняться единому богу. В своих религиозных ритуалах они чаще всего поминали Бэла — бога неба, которому был посвящен один из самых интересных храмов на Ближнем Востоке. Величественный храм выделялся среди всех остальных строений Пальмиры, площадь его центрального зала равнялась 200 квадратным метрам.