[30] - Cattaui M.L. Opportunities of the Global Economy. P. 169.
      [31] - См.: Albrow M. The Global Age. P. 113.
      [32] - Dicken P. Globalization: An Economic-Geographical Perspective // Halal W.E., Taylor K.B.(Eds.) Twenty-First Century Economics. Perspectives of Socioeconomics for a Changing World. N.Y., 1999. P. 36.
      ными условиями хозяйствования. В результате сформировались отдельные экономико-политические системы, четко противопоставляющие себя остальному миру и другим подобным им системам. Второй столь же масштабный процесс развернулся в нашем столетии и получил название интернационализации; на этот раз хозяйственная необходимость потребовала образования блоков и союзов государств, гигантских корпораций, передела мира и установления новых границ между его частями. С точки зрения развития мировой экономики никакого третьего процесса, который можно было бы назвать глобализацией, на наш взгляд, не существует по меньшей мере по трем причинам. Во-первых, любые глобальные изменения общеэкономического характера (включая создание национальных государств и интернационализацию) порождаются процессами, возникающими внутри наиболее развитых хозяйственных систем той или иной эпохи. Во-вторых, как раньше, так и сегодня эти изменения не устраняют барьеров, разделяющих мировое экономическое и политическое пространство, а упрочивают их, и относительно условные политические и идеологические рубежи заменяются реальными экономическими преградами, все более трудно преодолимыми. В-третьих, все эти процессы объективны и подчиняются сугубо хозяйственным закономерностям, в то время как политическому фактору отводится главным образом пассивная роль фиксации достигнутых результатов. В этом контексте следует особо отметить, что две основные части, на которые оказалась расколота цивилизация, представлены в наиболее "чистом" виде, не опосредованном никакими идеологическими или политическими факторами, и современной науке не известны социальные формы, которые могли бы относиться к некоей третьей группе стран и народов. Глобализация, таким образом, представляется теоретической конструкцией, призванной отразить формирование однополюсного мира, причем в качестве справедливого, если не идеального, мирового порядка.
      Многие исследователи пытаются обнаружить отличия в процессах формирования национальных европейских государств и в современных мирохозяйственных процессах[33]; не менее активны также попытки противопоставить интернационализацию экономической жизни (к примерам которой относят взаимодействие "ориентированных на национальное государство подходов к организации международной системы, в основе которой лежит система национальных государств") ее глобализации (рассматриваемой как "транснациональный подход к организации глобальной системы,
      [33] - Подробнее см. специальный обзор "The World Economy" в: The Economist. 1997. September 20. Section "Survey". P. 5-56.
      в основе которой лежат глобальные тенденции и институты" [34]). Подобные поиски трудно признать продуктивными. Когда такой серьезный исследователь, как П. Крагман, в своей новой работе утверждает, что его любимым примером глобализации является организация выращивания тропических фруктов в Зимбабве, которые, благодаря совершенной организации торговли и транспортировки, появляются на прилавках лондонских магазинов уже на следующий день после того, как собраны в далекой африканской деревне[35], вспоминаются времена, когда появление на лондонских рынках левантских шелков (французского вина, русской пеньки, американского кофе и т.д.) вызывало подобный же фурор. Конечно, каждая новая революция в средствах передвижения увеличивает наши возможности, но чем в таком качестве отличается создание реактивного самолета от изобретения колеса? Когда не менее глубокий автор, И. Валлерстайн, отмечая, что "способность мировой капиталистической системы охватывать новые географические зоны исторически имела решающее значение для сохранения нормы прибыли и, следовательно, для накопления капитала", приходит к выводу, что "после того, как возможности географического расширения исчерпаны и произошел отток населения из сельской местности, политические способы снижения стоимости сталкиваются со столь значительными трудностями, что накопление становится практически невозможным; реальные издержки производства должны увеличиваться в глобальном масштабе, и, следовательно, прибыли должны снижаться" [36], не только вспоминаются бытовавшие в начале века опасения невозможности безграничного расширения капиталистической системы, но встают перед глазами свидетельства конца столетия, не оставляющие сомнений в том, что успехи в хозяйственной области обнаруживает прежде всего постиндустриальный центр, а не развивающаяся периферия.
      Наша позиция состоит в том, что современные процессы интернационализации лишь продолжают формирование все более широких и комплексных хозяйственных систем, предполагающих последовательный отказ от политической и идеологической разделеннос-ти мира и замену ее экономической разделенностью. О подлинной же глобализации можно будет говорить только тогда, когда начнет преодолеваться экономическая разделенность мира и большая часть человечества выйдет за рамки экономической системы мотивации. Глобализация в нашем ее понимании, как преодоление разделен
      [34] - См.: SklairL. Sociology of the Global System, 2nd ed. Baltimore (Ml.), 1995. P. 4.
      [35] - См.: Krugman P. The Accidental Theorist and Other Dispatches from the Dismal Science. N.Y.-L., 1998. P. 85-86.
      [36] - Wallerstein I. After Liberalism. N.Y., 1995. P. 37, 38.
      ности мира, возможна только в условиях активного формирования постэкономического общества, а не его предпосылок, возникающих на протяжении последних десятилетий. Апелляция к глобализации как реальной характеристике современной эпохи представляется в данном контексте недопустимым забеганием вперед, желанием (благим ли?) убедить мировую общественность в том, что основные трудности перехода к новому социальному порядку уже пройдены.
      Происходящие сегодня процессы интернационализации хозяйственной жизни не только не преодолевают многие из существовавших противоречий, но и создают новые. Фактически в каждом из проявлений современной "глобализации" можно обнаружить либо существенные контртенденции, либо реальные опасности для стабильного социального развития. Неоспоримо, что нарастающая информационная активность вскоре приведет к беспрецедентной свободе обмена знаниями; однако далеко не всегда в этой тенденции заключен положительный заряд. Не говоря о таких общеизвестных фактах, как распространение по каналам Интернета порнографии, создание сети азартных игр, головоломные трудности контроля над нелегальными денежными потоками, информационная революция создает предпосылки для невиданного манипулирования общественным сознанием. Л. Туроу отмечает в своей последней книге, что в перспективе, когда использование Интернета станет всеобщим, референдумы могут фактически заменить представительную власть[37]; однако он не обращает внимания на то, как легко их результаты могут быть подтасованы даже из чисто профессионального азарта хакера. Очевидно, что интернационализация финансовой активности обеспечивает развивающимся странам дополнительные инвестиции, но в то же время и делает их еще более зависимыми от постиндустриальных держав. Международные финансовые трансакции, составлявшие в середине 80-х годов около 20 млрд. долл. в день, сегодня достигают 1 триллиона долл., а к 2015 году, как ожидается, превысят 30 триллионов[38]; однако последствия краха на гипертрофированно раздутом финансовом рынке вызовут вполне реальный экономический спад, что вряд ли совпадает с интересами большинства индустриальных наций. Рост объемов международной торговли поражает воображение, однако при этом отношение экспорта к ВНП остается фактически постоянной величиной для развитых стран и быстро растет в развивающихся. Последнее означает, что,
      [37] - См.: Tiurow L. Creating Wealth. The New Rules for Individuals, Companies, and Countries in a Knowledge-Based Economy. L., 1999. P. 32.
      [38] - См.: Hammond A. Which World? Scenarios for the 21st Century. Wash. (D.C.)-Covelo (Ca.), 1998. P. 30.
      во-первых, происходит перераспределение ценовых пропорций в пользу постиндустриального мира: производимые здесь товары дорожают относительно создаваемых на периферии[39]; во-вторых, развивающиеся страны оказываются все более зависимыми от замыкающихся в себе центров мирового хозяйственного прогресса; в-третьих, проникновение в "третий мир" осуществляется не столько посредством реального роста инвестиций (объем прямых иностранных инвестиций в мире в 1913 году составлял около 9 процентов ВНП развитых стран, а сегодня не превышает 10,1 процента), сколько в результате спекулятивных финансовых игр (временно привлекаемые на международных финансовых рынках средства составляли в 1950 году лишь 0,5 процента объема мирового экспорта, тогда как сегодня -- более 20 процентов) [40]. При этом реальная хозяйственная интеграция оказывается невыгодной развитым странам (так, если в 1994 году США имели положительное сальдо в торговле с Мексикой в размере 1,3 млрд. долл., то локальная "глобализация" в виде NAFTA обеспечила им дефицит в 15,4 млрд. долл. уже на следующий год[41]). Еще более болезненные следствия имеет нарастающая миграция населения; ввиду того, что она год от года становится все более однонаправленной, недовольство населения развитых стран нарастает. Согласно последним опросам общественного мнения, среди молодежи ведущих европейских стран, наиболее подверженных безработице, негативное отношение к иммигрантам разделяют от 27,3 процента французов до 39,6 процента немцев и 41 процента бельгийцев[42]. В 1996-1998 годах в США администрации ряда округов шести крупнейших штатов -- Калифорнии, Флориды, Нью-Йорка, Аризоны, Техаса и Нью-Джерси -- возбудили официальные судебные иски против федерального правительства, требуя компенсировать их финансовые потери, вызванные излишней либеральностью национального иммиграционного законодательства, причем суммы исков колебались от 50 млн. до более чем 33 млрд. долл. [43] Отнюдь не укрепляется и стабильность ситуации в мировом масштабе: за период с начала 1990-го по конец 1997 года Организация Объединенных Наций объявляла состояние опасности для международного мира 61 (!) раз, тогда как за предшествующие 45 лет ее суще
      [39] - См.: Shilling A. G. Deflation. How to Survive and Thrive in the Coming Wave of Deflation. N.Y" 1999. P. XI.
      [40] - См.: Braunstein E., Epstein G. Creating International Credit Rules and the Multilateral Agreement on Investment // Michie J., Smith J.G. (Eds.) Global Instability. The Political Economy of World Economic Governance. L.-N.Y., 1999. P. 115.
      [41] - См.: Ayres R.U. Turning Point. An End to the Growth Paradigm. L., 1998. P. 87.
      [42] - См.: Newsweek. Special Issue. November 1998 February 1999. P. 76.
      [43] - См.: Sassen S. Globalization and Its Discontents. N.Y., 1998. P. 11-12.
      ствования она делала это лишь в шести случаях[44]. Подобные примеры можно продолжать бесконечно; они вполне убедительно свидетельствуют о том, что тенденция к "глобализации" не столь однозначна, а в своей неоднозначности не столь позитивна, как то обычно представляется.
      Здесь мы подходим ко второму важнейшему вопросу сегодняшнего дня, который обычно решается с не менее косных и условных позиций, нежели вопрос о самом понятии глобализации. Его рассмотрение, однако, следует предварить некоторыми замечаниями относительно изменения акцентов, которое произведено в исследованиях глобализации событиями последних лет.
      Как мы уже отмечали, середина 90-х годов оказалась для социологов и экономистов точкой наивысших позитивных ожиданий. Эксперты Международного валютного фонда в 1996-м пришли к выводу о том, что начиная с 1997 года, который представлялся им первым после окончания первой (!) мировой войны годом, в котором мировая экономика должна была продемонстрировать синхронизированный рост, "в течение последующих лет экономической рост наблюдался в большем числе стран, чем когда-либо в этом столетии" [45]. В конце 1996 года Г. Роуэн, известный специалист по проблемам глобализации, писал: "В настоящее время полным ходом идет процесс, в результате которого большинство населения планеты станет богатым или, во всяком случае, богаче, чем сегодня. Более того, произойдет, вероятно, сближение доходов населения развивающихся и развитых стран. Из этого вытекает целый ряд важных следствий. Одно из них то, что мир станет более демократичным; другое -- что снизится угроза военных конфликтов" [46] . Уже через несколько месяцев стало очевидно, что те страны, которые стремятся сегодня использовать плоды стратегии "догоняющего" развития, по определению не могут рассчитывать на достижение результатов, характерных для постиндустриальных держав. Применительно к современной ситуации Джеймс К. Гэлбрейт отмечает, что "умение хорошо работать здесь ни при чем: число выигравших в лотерее, в которой победитель получает все призы, неизбежно составляет лишь ничтожную долю тех, кто вступает в игру. "Технологическая революция" -- это игра, в которой могут победить лишь немногие" [47], и такое утверждение вполне
      [44] - См.: Mathews J.T. Power Shift: The Age of Non-State Actors // Neef D., Sies-feld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge. Boston (Ma.)-0xford, 1998. P.100.
      [45] - Цит. по: The Economist. 1997. January 4. Р. 71.
      [46] - Rowen H.S. World Wealth Expanding: Why a Rich, Democratic, and (Perhaps) Peaceful Era is Ahead // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. Stanford (Ca.), 1996. P. 92.
      [47] - Galbraith James K. Created Unequal. The Crisis in American Pay. N.Y., 1998. P. 164.
      справедливо применительно не только к отдельным работникам, но также и к нациям, и государствам[48]. Между тем в новых условиях сторонники концепции глобализации предприняли попытку не столько согласиться с тем, что предлагаемая ими теория несколько, мягко говоря, преувеличивала степень активности тех процессов, которые должны были привести к формированию единого мирового хозяйства, сколько начать упорствовать в своих заблуждениях, переводя при этом дискуссию в откровенно идеологическую плоскость.
      В последние годы идея глобализации стала усиленно идентифицироваться ими с идеей так называемого "открытого общества". Характерно, что подобная иллюзия получила широкое распространение около восьмидесяти лет назад, когда по окончании первой мировой войны (с того времени мир не видел ни одного года синхронизированного экономического роста) президент США В.Вильсон выдвинул свой проект всемирной демократии, призванный объединить человечество в единое целое на основе гуманистических принципов[49]. Альтернативой этому проекту стала, как известно, не менее знаменитая идея мировой революции, и прекращение начавшегося противостояния относится лишь к концу 80-х годов. Нельзя не заметить, что демократические принципы, которые В.Вильсон стремился утвердить в мировом масштабе, за эти десятилетия ничуть не потеряли оттого, что господствовали не на всей планете, а лишь на небольшой ее части. Сегодня универсальные принципы социального общежития, сформулированные еще в эпоху Просвещения, все чаще провозглашаются основополагающими для нового мирового порядка, который с легкой руки К.Поппера и его современного ученика и последователя (а по совместительству и международного финансового спекулянта) Дж.Сороса называют "открытым обществом". Сам Дж.Сорос, выпустивший недавно книгу под аналогичным названием, не дает подробного определения "открытого общества", отмечая лишь, что его следует рассматривать как идеальное состояние[50], и называя в качестве характеристик такового терпимость, торжество рыночных принципов, представительную демократию, наличие механизма контроля над решениями правительства[51], а также целый ряд других критериев, позволяющих фактически
      [48] - Подробнее данный вопрос обоснован С.Латушем, предложившим оригинальную концепцию "экономического гражданства" (см.: Latouche S. The Westernization of the World. P. 86-91).
      [49] - Подробнее см.: Habermas J. The Past as Future. Oxford, 1993. P. 161-162.
      [50] - См.: Soros G. The Crisis of Global Capitalism [Open Society Endangered]. L., 1998. P. 85-87.
      [51] - См.: Ibid. P. 96.
      отождествлять эту модель с утопией В.Вильсона. При этом Дж.Сорос жестко заявил, что современное положение вещей не соответствует идеалам "открытого общества" и является потому неприемлемым.
      Другим существенным аспектом рассматриваемых проблем стал вопрос о развитии отдельных стран и народов, неизбежно оказавшийся в центре исследований в условиях кризиса "догоняющей" модели. Если в 60-е годы идеология неприсоединения и борьбы за независимость естественным образом дополнялась в развивающихся странах концепцией ускоренного хозяйственного развития (казавшегося в то время вполне возможным) [52], то уже во второй половине 70-х становилась очевидной иллюзорность подобных надежд. Резкое ухудшение положения "третьего мира" в результате преодоления развитыми странами энергетического кризиса в начале 80-х годов и рост их суммарной задолженности заставили сомневаться в возможностях "догоняющего" развития, что нашло отражение в так называемой "теории зависимости" [53]. Ее сторонники, которых стали называть dependentistas, полагали, что в новых условиях успешное развитие стран "третьего мира" в решающей степени зависит от их взаимодействия с постиндустриальными державами и масштабов технологической и финансовой поддержки со стороны последних. Вплоть до конца 80-х годов определенные иллюзии на этот счет поддерживались коммунистическими режимами, внешняя стабильность которых казалась в то время незыблемой. Однако уже в начале 90-х бесперспективность попыток самостоятельного преодоления экономической отсталости стала очевидной. Как отмечает И. Валлерстайн, "крах коммунистических систем ознаменовал окончательное крушение идеологии национального развития" [54]. Азиатский же кризис окончательно поставил крест на идеологии "догоняющего" развития. Все эти факты существенным образом противоречат представлениям современных глобалистов, предпочитающих рассматривать глобализацию в качестве поступательного и интерактивного процесса, в котором доминирование западного мира не является абсолютным.
      Столкнувшись с проблемами азиатского кризиса, нарастанием разрыва между Севером и Югом, а также явной неудачей крупномасштабного эксперимента по построению рыночной экономики в России, экономисты и социологи вынуждены были признать, что современная глобализация не приняла тех законченных форм,
      [52] - Подробнее см.: Wallerstein I. After Liberalism. P. 114-115.
      [53] - Подробнее см.: Sklair L. Sociology of the Global System. P. 36-37.
      [54] - Wallerstein I. After Liberalism. P. 18, а также Р. 166-168.
      которые, казалось, были уже на расстоянии вытянутой руки. В условиях интенсивного экономического роста в США и Европе хозяйственные потоки все сильнее замыкаются внутри группы постиндустриальных стран; в результате собственно глобализированная экономика оказывается гораздо меньшей по масштабам, чем это обычно представляется[55]. При этом, несмотря на реальные тенденции к развитию глобальных движений, мир оказался совершенно не готов к проявлению значимых контртенденций, столь заметных сегодня. Так, М.Элброу, акцентирующий внимание на том, что ныне "даже при отсутствии мирового правительства страны мира объединены институтами, имеющими глобальное значение", вынужден несколькими страницами ниже признать, что "как общая тенденция глобализм в первую очередь присущ таким общественным движениям, как борьба за права человека, за мир, экологическим и женским организациям" [56], соглашаясь тем самым, что оптимальный механизм поддержания нового мирового порядка сегодня попросту отсутствует. В гораздо более жесткой манере высказался по этому поводу Дж.Сорос, полагающий, что "развитие глобальной экономики не сопровождается соответствующим развитием глобального общества. Национальное государство остается основной единицей политической и социальной жизни. Существующее международное законодательство и международные институты недостаточно сильны, чтобы предотвратить войны или широкомасштабное нарушение прав человека в отдельных странах. Экологические проблемы не решаются должным образом. Глобальные финансовые рынки находятся вне контроля со стороны национальных или международных властей", и заключающий в этой связи: "я считаю, что настоящее положение вещей ненормально и нестабильно" [57].
      В последнее время представления о том, что глобализация должна быть поставлена под контроль и что важнейшей задачей становится формирование институтов, способных в случае необходимости адекватно реагировать на возникающие кризисные ситуации, развиваются экспертами все чаще и настойчивее. Некоторые из них полагают, что в современной экономике, даже если считать ее глобалистской, а не высокоинтернационализированной, роль государства не может быть существенно снижена, а значение политического регулирования социальных процессов лишь возрастает[58] . Другие с еще большим пафосом выступают за укрепление
      [55] - См.: Hirst P., Thompson G. Globalization in Question. The International Economy and the Possibilities of Governance. Cambridge, 1996. P. 8, 10.
      [56] - Albrow M. The Global Age. P. 123, 142.
      [57] - Soms G. The Crisis of Global Capitalism. P. XX.
      [58] - См.: Hirst P., Thompson G. Globalization in Question. P. 185.
      международного контроля над хозяйственными процессами; так, например, отмечается, что "глобализация не обязательно приведет к военным конфликтам, но это может произойти, если не поставить под контроль ничем не ограниченные силы транснациональной экономики" [59]. Поэтому процессы глобального экономического взаимодействия "могут, в свою очередь, стать объектом целенаправленной регулирующей деятельности" [60].
      Что же пугает сторонников глобализации в современных социальных процессах? Ответ на этот вопрос достаточно прост. С одной стороны, они все более отчетливо понимают, что у западного мира не хватает возможностей придать всемирный масштаб созданной им модели. Как отмечают уже цитированные американские эксперты, "на самом деле глобализация не столь глобальна. Транснациональная деловая активность сосредоточена в промышленно развитых странах и в разрозненных анклавах развивающихся экономик. Большинство населения находится вне этой системы, и ряды неимущих и безработных растут быстрее всемирной армии занятых работников" [61]. Но это означает, что ставится под сомнение достижимость "открытого общества", которое западные идеологи провозгласили важнейшей своей целью. С другой стороны, попытки ускоренного "догоняющего" развития потерпели явную неудачу, и в новых условиях бессмысленно надеяться, что многие страны, пострадавшие от кризиса или даже не вкусившие плодов индустриального прогресса, сумеют на основе собственных ресурсов продолжить формирование рыночной экономики, конкурентоспособной в мировом масштабе. Все эти сомнения понятны и обоснованны. Между тем многие социологи приходят на этом фоне к выводу, который представляется сколь очевидным, столь и неверным. Полагая, что "открытое общество" эквивалентно глобалистекой экономике, и считая, что оно может быть создано только в планетарном масштабе, они готовы призвать (как это, в частности, и делает Дж.Сорос) к массированным мерам поддержки тех стран, которые оказались сегодня в наиболее сложном положении. Не отрицая гуманного характера таких мер и благородства намерений их инициаторов, мы хотели бы отметить, что вся история последних столетии показывает: наибольшие успехи социумов, так или иначе отвечающих критериям "открытого общества", приходились на те периоды, когда они (пусть это и воспринимается как каламбур) развивались во вполне закрытой среде.
      [59] - Martin H.-P., Schumann H. The Global Trap: Globalization and the Assault on Prosperity and Democracy. Pretoria (South Africa)-L., 1997. P. 11.
      [60] - Sassen S. Globalization and Its Discontents. P. 214.
      [61] - Bamet R.J., Cavanagh J. Global Dreams. Imperial Corporations and the New World Order. N.Y" 1994. P. 427.
      Это утверждение нуждается в пояснениях. Традиционно историки противопоставляют не столько периоды "открытости" и "закрытости" социальных систем, сколько периоды относительной стабильности и нестабильности, причем первые, как правило, больше обусловлены установившейся гегемонией определенной страны, чем режимом прочного международного мира. Говоря о том, что "период с 1990 по 2025/2050 год, скорее всего, будет характеризоваться отсутствием мира, стабильности и законности", И. Валлерстайн полагает причиной этого утрату какой-либо одной из стран ее доминирующего положения в мире. В качестве же исторических примеров он приводит ситуации, порожденные уникальным положением Объединенных провинций (Голландии) в середине XVII века, Великобритании в середине XIX и США в середине XX[62]. Едва ли можно согласиться с такой трактовкой экономической истории. Не говоря о том, что ни середина XVII, ни середина XIX, ни, тем более, середина XX века не отличались особым миром и стабильностью, следует отметить, что результаты обращенной вовне экспансии и гегемонизма ни в одном из названных И. Валлерстайном случаев невозможно признать сколь-либо впечатляющими. На наш взгляд, более продуктивным в современных условиях является анализ не "стабильных" и "нестабильных" состояний, а периодов "открытости" и "закрытое" развитого мира. Постоянная смена экспансии и протекционизма наблюдается на протяжении всей истории человечества, начиная с античной цивилизации, и нельзя не отметить, что в периоды экспансии ("открытости") особое значение обретали преимущественно политические процессы, тогда как в эпохи господства протекционизма ("закрытости") -- экономические и социокультурные. Так, политическое расширение и военные успехи античных республик привели в конечном счете к их краху, в то время как реальная база экономического прогресса времен средневековья была заложена отнюдь не в эпоху цезаризма, а на протяжении Темных столетий[63]. Экспансионистская политика эпохи Великой французской революции и наполеоновских войн обеспечила распространение новой политической и идеологической системы, но привела к серьезному экономическому ослаблению Франции, надолго лишив ее лидирующей роли на Европейском континенте. И, наконец, наиболее очевидный пример являет история Совете
      [62] - См.: Wallerstein I. After Liberalism. P. 25.
      [63] - Подробнее см.: Иноземцев В.Л., Кузищш В.И. Исторические формы товарного хозяйства // Вестник Российской академии наук. Том 68. No 7. 1998. С. 602-611; а также: Иноземцев В.Л. Очерки истории экономической общественной формации. М., 1996.
      кого Союза, принесшего собственную экономику и интересы своих граждан в жертву экспансионистской по своей сути модели. Заметим также, что естественным следствием "открытости" становилось последующее замыкание той или иной страны и долгое неприятие ею ранее исповедовавшихся ценностей "открытого" общества. Напротив, там, где экономическое развитие шло путем эволюции, а стремление к мировой гегемонии не доминировало над сознанием лидеров нации, успехи в построении общества, отвечающего критериям "открытости", оказывались намного более впечатляющими. Ускоренное развитие России в конце XIX века, Революция Мэйдзи в Японии и, наконец, прорыв США на место первой мировой державы в начале нашего столетия -- все эти гигантские трансформации произошли фактически в полной изоляции от внешнего мира, в условиях, когда нации были озабочены внутренними проблемами гораздо больше, нежели судьбами цивилизации.
      Мы полагаем, что это обстоятельство не может не учитываться в современных условиях. Идеологи "открытого" общества совершенно безосновательно утверждают, что оно может быть построено только во всемирном масштабе; в действительности они не учитывают целого ряда факторов. Во-первых, подобная точка зрения серьезно переоценивает нынешнее состояние процесса глобализации; ее приверженцы не хотят замечать, что взаимодействие между отдельными регионами или крупными международными компаниями не охватывает все части мира в одинаковой степени. Такое положение вещей может быть прослежено по многим направлениям; в последние годы как торговые потоки, так и движение иностранных инвестиций (как прямых, так и портфельных), не говоря уже о масштабных финансовых и валютных сделках на основных международных биржах, во все большей степени замыкаются в рамках развитых стран. По сути дела, возникает ограниченная "глобальная" экономика, в рамках которой западные страны максимально возможным образом унифицируют законодательство, обеспечивают своим компаниям равные условия ведения бизнеса, снижают негативное влияние таможенных барьеров и других ограничений на международные товарные и финансовые трансакции. Во-вторых, лишь немногие специалисты обращаются к исследованию того, в какой степени нынешние процессы глобализации влияют на социальную стабильность внутри самих развитых стран. Так, Д.Родрик отмечает по меньшей мере три группы явлений, которые можно считать следствиями "глобализации": к ним он относит нарастающие противоречия между людьми, имеющими возможность свободно передвигаться по миру и лишенными ее; трудности, возникающие из неунифицированности национальных законодательств; обострение проблем, возникающих перед правительствами развитых стран в области социального обеспечения[64]. На наш взгляд, это далеко не полный список проблем, порождаемых процессом "глобализации" в ее нынешнем виде. Так, существенным становится то обстоятельство, что ничем не ограниченное движение капиталов, товаров и населения между странами мира неизбежно усугубит противоречия, порожденные в пределах постиндустриальной цивилизации формированием интеллектуального класса. В этих условиях развитый мир не сможет контролировать отток интеллектуальных и материальных ресурсов с периферии в центр и вынужден будет умножать свои усилия по поддержанию стабильности в малоразвитых регионах, вместо того, чтобы использовать имеющиеся ресурсы для разрешения своих внутренних проблем.