Еще более впечатляющим, нежели снижение доли беднейших стран в мировом валовом продукте, является резкое ухудшение их позиций как участников международного разделения труда. Производя 1,4 процента мирового ВНП, беднейшая часть мира обеспечивала в начале 1993 года лишь 0,98 процента мировых сбережений и 0,95 процента мирового торгового оборота. Следует, кроме того, отметить и еще одно обстоятельство, на которое указывают довольно редко. Если сравнить показатели экономического развития 20 процентов наиболее богатых и 40 процентов наиболее бедных стран, окажется, что для первых доля в сбережениях (80,51 процента) и инвестициях (80,56 процента) окажется ниже их доли в мировом ВНП (82,7 процента), тогда как для второй группы эти показатели (соответственно 3,51 и 3,87 процента) превышают их долю в мировом валовом продукте (3,3 процента) [401]. Это свидетельствует о низкой эффективности хозяйствования в беднейших регионах планеты и, таким образом, дает основания полагать, что неравномерность хозяйственного прогресса будет нарастать и впредь.
      Об этом свидетельствуют и события последних лет. Непродолжительный период, в течение которого развивающиеся страны, казалось, смогли ускорить темпы своего развития за счет монопольно высоких цен на природные ресурсы, остался в прошлом. В Латинской Америке, где в 70-е годы норма сбережений достигала 23,5 процента, она снизилась до 18,7 процента в 80-е; в результате инфляция возросла с 36 до 123 процентов в год, а темпы роста экономики в 3,1 процента сменились сокращением ВНП на 0,8 процента в годовом исчислении[402]. В Африке, где мимолетно поднявшиеся цены на нефть и другие природные ресурсы помогли улучшить ситуацию в середине 70-х годов, все позитивные результаты быстро свелись на нет в следующем десятилетии. Примечателен пример Нигерии, где с 1970 по 1980 год ВНП на душу населения возрос с немногим более 200 почти до 800 долл., а к 1985 году
      [400] - См.: Korten B.C. When Corporations Rule the World. L., 1995. P. 106-107.
      [401] - Рассчитано по: Sandier T. Global Challenges. An Approach to Environmental, Political and Economic Problems. P. 183.
      [402] - См.: Kuttner R. The End of Laissez-Faire. P. 253.
      вернулся к своему первоначальному значению, не превосходя 300 долл. на человека в год[403]. В целом же с начала 80-х годов африканские страны, на чем мы остановимся ниже более подробно, постоянно деградировали в мировой экономической иерархии, а уровень их среднедушевого валового национального продукта опустился сегодня существенно ниже показателей 1960 (!) года[404]. В результате к середине 90-х суммарный ВНП этих государств (с населением более 400 миллионов человек), за исключением ЮАР, оказался существенно ниже, чем ВНП Бельгии[405]. Не более оптимистично выглядели хозяйственные показатели в беднейших странах Азии -от Пакистана до Бангладеш и Вьетнама. В результате в первой половине 70-х годов экономисты констатировали прекращение роста среднемирового ВНП на душу населения и его относительную стабилизацию на уровне 3 тыс. долл. в год; позднее эффект хозяйственного подъема в развитых странах во второй половине 80-х и активного роста азиатских экономик способствовал некоторому повышению этого показателя; однако в 1991 году впервые было констатировано снижение среднемирового ВНП на душу населения[406], а в целом в 90-е годы четыре из восьми завершившихся лет ознаменовались именно такой динамикой среднемирового ВНП. Подобная тенденция никогда ранее не имела места в истории и радикально опровергает позиции тех, кто основывает свои прогнозы о грядущем процветании развивающихся стран на произвольных гипотетических экстраполяциях. Так, предполагая, что средний ежегодный темп экономического роста во всех (!) развивающихся странах (и рассматривая при этом как единое целое восточноазиатский регион и беднейшие страны Африки) сохранится на уровне 3 процентов, Р.Истерлин рассчитал в середине 90-х годов, что к середине XXI века средний уровень жизни в этих странах будет примерно таким же, как в Японии начала 90-х годов[407]. Подобные странные прогнозы не учитывают ни масштабов инвестиций развитых стран в "третий мир", которые, как показал последний кризис, вовсе не обязаны оставаться неизменными, ни потребности, испытываемой постиндустриальными обществами в промышленной продукции, ни, наконец, темпов роста населения развивающихся стран, благодаря которым среднедушевой показатель ВНП в течение последних 70 лет увеличи
      [403] - См. Mobius J.M. Mobius on Emerging Markets. P. 66.
      [404] - CM. Thurow L. Creating Wealth. P. 35.
      [405] - CM. The Economist. 1998. July 11. P. 14-15.
      [406] - CM. Porter G., Brown J. W. Global Environmental Politics. P. 3.
      [407] - См. Easterlin R.A. Growth Triumphant. The Twenty-first Century in Historical Perspective. Ann Arbor (Mi.), 1996. P. 147.
      вался в развитых странах в среднем почти в 3,5 раза быстрее, чем в "третьем мире" (на 2,650 процента в годовом исчислении против 0,775 процента) [408].
      Таким образом, подчеркнем это еще раз, процесс поляризации современного мира представляется совершенно объективным и вряд ли может быть остановлен. Главной силой, обеспечивающей сегодня хозяйственное доминирование как в национальном, так и в мировом масштабе, становится воплощенный в научных и прикладных разработках теоретический потенциал, и поскольку любое нововведение является лишь продолжением и развитием прежних, то концентрация нового источника богатства оказывается все более явственной. Как отмечает Джеймс К. Гэлбрейт, "число выигравших в лотерее, в которой победитель получает все призы, неизбежно составляет лишь ничтожную долю от тех, кто вступает в игру... "Технологическая революция" -- это игра, где могут победить лишь немногие" [409]. Не будучи в состоянии развивать высокотехнологичные секторы экономики, большинство стран в послевоенные годы сосредоточились на производстве относительно примитивной массовой продукции, от которого стал отказываться сам постиндустриальный мир. Так, в середине 50-х США и Европа выплавляли почти по 30 процентов мирового объема стали и таким образом, каждый из этих центров производил металла больше, чем весь остальной мир, не считая Японии; однако уже к концу 80-х суммарная доля США и Европы не превышала 30 процентов мирового объема, тогда как развивающиеся страны обеспечивали почти 60 процентов. В конце 50-х США и Европа производили почти по 45 процентов мирового выпуска автомобилей; к концу 80-х доля США упала менее чем до 20 процентов за счет роста японского производства; но доля автомашин, собираемых в развивающихся странах, оставалась при этом фактически неизменной, не превышая 10 процентов. В области производства микропроцессоров основными соперниками стали США и Япония, и в этом случае их соревнование разворачивается на фоне близкой к нулю доли остальных стран мира[410]. Таким образом, можно констатировать, что к концу XX века развивающиеся страны сосредоточены на поставках сырья и первичных продуктов его переработки, обнаруживают весьма ограниченные успехи в производстве массовых товаров народного потребления и остаются
      полностью зависимыми от постиндустриального мира в области производства технологий и высокотехнологичной продукции в целом. В результате, как сегодня подчеркивают все чаще, понятие "третьего мира", возникшее в 60-е годы в связи с независимой позицией развивающихся стран, с оптимизмом смотревших в будущее, стало синонимом безнадежной отсталости[411], преодоление которой в ближайшие десятилетия вряд ли возможно.
      [408] - Рассчитано по: Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic Society, 10th ed. Upper Saddle River (N.J.), 1998. P. 135.
      [409] - Galbraith James K. Created Unequal. The Crisis in American Pay. N.Y., 1998. P. 164.
      [410] - См.: Hart J.A. A Comparative Analysis of the Sources of America's Relative Economic Decline. P. 211.
      Экономические проблемы развивающихся стран
      Как было показано в пятой главе, в условиях, когда потребности Запада в естественных ресурсах снижаются, а эффективность аграрного сектора стран "четвертого мира" остается беспрецедентно низкой, основной причиной их тяжелого хозяйственного положения выступает преобладание в их экономике добывающих отраслей и сельского хозяйства. Рассматривая этот вопрос на весьма абстрактном уровне, Г.Дэли, один из наиболее авторитетных экспертов-экологов, отмечает также, что дополнительные проблемы для "четвертого мира" возникают в силу того, что затраты на производство (а не добычу) естественных ресурсов de facto равны нулю, и поэтому цены на них формируются в достаточной мере субъективно; при этом продукция соответствующих отраслей оказывается объективно недооцененной, "и эта недооценка связана с относительной мощью социальных классов, обусловливающих функционирование рынка; так, труд и капитал представляют собой значимые социальные классы, тогда как владельцы ресурсов таковыми не являются" [412]. Ухудшение положения "четвертого мира" раскручивается в силу этого по спирали: сокращение потребности западных держав в сырье становится первичным источником снижения цен на него; неспособность консолидации развивающихся стран и возможность фактически неограниченного падения цен на ресурсы открывают простор понижательной тенденции; и, наконец, рост дефицита в торговле Юга с Севером вызывает долговую зависимость и сводит на нет хозяйственную самостоятельность "четвертого мира".
      [411] - Krugman P. The Return of Depression Economics. P. 15-16.
      [412] - См.: Daly H.E. Steady-State Economics, 2nd ed. L., 1992. P. 33, 109-110; цитируется стр. 109.
      Снижение цен на сырьевые товары стало жестокой реальностью 90-х годов. Даже впечатляющий промышленный бум в Западной Европе и США в середине 90-х оказался не в состоянии переломить эту тенденцию. Между 1990-м и концом 1996 года общий товарный индекс, рассчитываемый журналом The Economist, снизился в среднем на 6,9 процента; в первой половине 1997 года наступил спекулятивный бум, вызванный ожиданиями роста потребления энергии и сырья, в первую очередь со стороны стран Азии, однако от него не осталось и следа уже к осени, в результате чего к маю 1998 года общий индекс был уже на 16,2 процента ниже, чем в 1990 году. В 1998 и начале 1999 года ситуация еще более усугубилась: за один год общий товарный индекс снизился на 18,5 процента, а по некоторым позициям (в частности, непродовольственным сельскохозяйственным товарам) -- на 25 процентов, что довело его суммарное снижение с 1990 года почти до 30 процентов. При этом особенно быстро дешевели энергоносители: если 1 июля 1997 года цена на сырую нефть (брент-смесь), добываемую в Северном море, достигала 18,71 долл./баррель, то к 5 мая 1998 года она снизилась до 14,73 долл./баррель, а к середине февраля 1999-го вплотную приблизилась к критической отметке, установившись на уровне в 10,09 долл./баррель[413].
      Еще более симптоматична динамика цен на продовольственные товары. С одной стороны, все в большей мере основным источником продовольствия становится развитый мир. Начиная с середины 60-х годов фактически весь прирост нетто-экспорта зерна приходится исключительно на североамериканский регион[414]; США, Австралия и Южная Америка занимают ведущие позиции в экспорте продукции животноводства. Однако высокоинтенсивное сельское хозяйство развитых стран достигает предела своих возможностей: если между 1950 и 1990 годами мировое производство зерна выросло на 182 процента, то с 1990 по 1996 год оно увеличилось лишь на 3 процента; это означает, что среднедушевое производство зерна в мире сократилось с рекордного уровня в 346 кг в 1984 году до 336 кг в 1990-м и 313 кг в 1996 году, что соответствует темпу почти в -0,9 процента в год[415]. Это снижение быстро изменило понижательную тенденцию цен на пшеницу, кукурузу и рис, проявившуюся в падении их цен соответственно на 67, 83 и 88 процентов между 1950 и 1993 годами, и вызвало рост цен на 29,
      [413] - Рассчитано по: The Economist. 1997. July 5. Р. 104; 1998. May 16. Р 128; 1999. February 20. P. 118.
      [414] - См.: Daly H.E. Steady-State Economics. P. 10.
      [415] - См.: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1997. AWorldwatch Institute Report on Progress Toward a Sustainable Society. N.Y.-L., 1997. P. 24, 25.
      58 и 30 процентов только с 1993 по 1996 год. В 1997-1998 годах рост цен на зерно продолжился (на 37 процентов только за первую половину 1997 года), что было вызвано в первую очередь резким сокращением мировых запасов зерна (с более чем 100 до примерно 50 дней потребления между 1986 и 1997 годами), а также прогнозами о перспективах роста населения в "четвертом мире" [416]. С другой стороны, развивающиеся страны сосредоточиваются на производстве относительно экзотических товаров, которые не определяют структуру потребления продовольствия, и цены на них в силу этого более эластичны. Так, наиболее быстро в 1997 году снижались цены на кофе, сахар, какао, а также ряд тропических фруктов[417]; заметим при этом, что именно в ценах таких товаров, по которым они продавались в развитых странах, доля стоимости, достававшаяся непосредственным производителям, была минимальной: так, лишь 14 процентов той цены, которую уплачивали покупатели бананов в США, достигала плантаторов в Латинской Америке[418]. Характерен и тот немаловажный факт, что доля развивающихся стран в производстве пусть и традиционных для них, но широко потребляемых в "первом мире" товаров за последние 30 лет резко снизилась: так, если в середине 60-х годов доля стран Африки в мировом производстве пальмового масла достигала 80 процентов, то к концу 80-х она снизилась до 20 процентов; если эти страны обеспечивали в 60-е годы от 60 до 80 процентов мирового экспорта арахиса и арахисового масла, то к середине 80-х эти показатели не превосходили 10-16 процентов[419]. Таким образом, любые возможности экономического давления "четвертого" мира на "первый" сегодня стремительно исчезают.
      В то же время эти тенденции означают снижение масштабов торговли развивающихся стран с развитыми, что имеет крайне серьезные негативные последствия по целому ряду направлений. Основным отличием товарного обмена между странами Севера и Юга от торговли между самими развитыми странами становится то, что развивающиеся страны поставляют на Север продукцию, от производства которой развитый мир уже отказался, в то время как получают те товары, которые сами произвести еще не в состоянии[420], что обусловливает заведомо зависимое положение раз
      [416] - Рассчитано по: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1998. P. 16, 17, 94; см. также: The Economist. 1997. July 5. P. 104.
      [417] - См.: The Economist. 1998. August 1. Р. 92.
      [418] - См.: Lappe P.M., Collins J., Rosset P., Esparza L. The World Hunger: 12 Myths. 2nd ed. N.Y., 1998. P. 90.
      [419] - См.: Grilli E. The European Community and the Developing Countries. Cambridge, 1993. P. 173.
      [420] - См.: Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. P. 123.
      вивающихся стран. Этим также объясняется и то, что вполне определенная связь между темпами роста ВНП и темпами роста экспорта, характерная для развитых стран, отсутствует в экономиках "четвертого мира", где рост экспорта уже не стимулирует повышения ВНП[421]. Так как "традиционные поставщики сырья в странах "третьего мира" [в перспективе неизбежно] будут находить все более ограниченные рынки для своих все более дешевых ресурсов" [422], они уже сегодня обнаруживают стремление к определенной замкнутости; между тем статистические данные показывают, что хозяйственная закрытость становится в последнее время фактором гораздо более резкого снижения темпов экономического роста, чем в 70-е и в начале 80-х годов[423].
      В условиях, когда "доля в мировой торговле наиболее бедных государств, в которых проживает 20 процентов населения мира, в период с 1960 по 1990 год сократилась с 4 до менее чем 1 процента" [424], их экспортная политика характеризуется крайней хаотичностью и отсутствием какой-либо стратегии. В 80-е годы экспорт из африканских государств в стоимостном выражении снижался со среднегодовым темпом в 4,5 процента, что в целом соответствует темпам падения цен на сырьевые товары[425]; таким образом, уже тогда можно было прийти к выводу, что потенциал роста поступлений от экспорта связан только с повышением его физических объемов. В определенной мере именно таким выводом руководствовались некоторые африканские страны, которые вплоть до середины 80-х годов оставались нетто-экспортерами продовольствия, в то время как более половины их населения хронически недоедало[426], а цены, по которым США и другие развитые страны предлагали свое зерно, оказывались в четыре раза ниже, чем издержки его производства, например, в Нигерии[427]. В результате к концу 80-х годов сложилась ситуация, в которой различия между "четвертым миром" и "третьим", представленным индустриализирующимися странами Юго-Восточной Азии и отчасти Латинской Америки, стали вполне четкими и характеризуются, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, в странах "четвертого мира" устойчиво снижается уровень жизни населения (с 1985 по 1989 год
      [421] - См.: Krueger A.0. Threats to 21st-century Growth: The Challenge of the International Trading System // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. P. 197.
      [422] - Thurow L,.Head to Head.P.41.
      [423] - См.: Krueger A.0. Threats to 21st-century Growth. P. 198.
      [424] - Baud M.-F. Market Globalization // UNESCO Courier. 1996. No 11. P. 34.
      [425] - См.: Cline W.R. International Debt Reexamined. Wash., 1995. P. 230, 380.
      [426] - См.: Lappe F.M., Collins J., Rosset P., Esparza L. The World Hunger. P. 10.
      [427] - См.: Landes D.S. The Wealth and Poverty of Nations. P. 500.
      среднедушевое производство продовольствия упало в 94 [!] странах, среднедушевые доходы сократились в 40 государствах[428], в 13 странах сегодня производится и потребляется меньше продовольствия на душу населения, чем тридцать [!] лет назад[429]), причем они неспособны на основе собственных усилий добиться изменения этой тенденции, в первую очередь в силу зависимости от аграрного сектора и быстрого разрушения местных природных экосистем, вызванного сверхэксплуатацией природных ресурсов. В результате от 30 до более чем 80 процентов населения живет здесь менее чем на 1 долл. в день (расчеты проведены с учетом паритета покупательной способности национальных валют) [430]. Во-вторых, структура производства в этих странах такова, что дешевизна местной рабочей силы и добываемых здесь природных ресурсов не может более служить фактором преодоления неэффективности производства, и в результате ни в каких сферах хозяйствования "четвертый мир" не способен составить ценовую или неценовую конкуренцию развитым странам; таким образом, в будущем отношения между ними могут строиться главным образом на основе предоставления "четвертому миру" помощи и субсидий, не предполагающего конструктивного взаимодействия[431].
      Эти обстоятельства не могли не отразиться на инвестиционной активности западных компаний. Между 1967 и 1990 годами доля развивающихся стран в суммарном объеме привлекаемых зарубежных инвестиций снизилась с 30,6 до 18,9 процента, и при этом наиболее радикально сократились доли тех регионов, которые с наибольшим основанием могут быть отнесены к "четвертому миру": для Латинской Америки произошло снижение с 17,5 до 7,3 процента, для Африки -- с 5,3 до 2,1 процента[432]. Характерно, что значение данных инвестиций для экономики развитых стран остается минимальным. Как отмечают эксперты, в начале 90-х "совокупные ВНП стран Северной Америки, Западной Европы и Японии составляли свыше 18 триллионов долл. Их суммарные инвестиции превышали 3,5 триллиона долл.; общий акционерный капитал равнялся приблизительно 60 триллионам долл. В рекордном по масштабам движения капитала 1993 году лишь 3 процента инвестиций стран "первого мира" не были использованы в самих этих странах и привели к сокращению роста акционерного капитала на величину
      [428] - См.: Meadows D.H., Meadows D.L., Panders J. Beyond the Limits: Global Collapse or a Sustainable Future? L., 1992. P. 5.
      [429] - См.: Caufleld С. Masters of Illusion. The World Bank and the Poverty of Nations. N.Y., 1997. P.332.
      [430] - См.: The Economist. 1997. August 9. P. 94.
      [431] - См.: Marber P. From Third World to the World Class. P. 102-103.
      [432] - См.: Dunning J.H. The Globalisation of Business. L., 1993. P. 288, 290.
      менее 0,2 процента. В целом возникший в 1990 году бум инвестиций в переходящие к рынку экономики замедлил рост акционерного капитала передовых стран лишь на 0,5 процента" [433].
      Катастрофическое положение, сложившееся в наиболее бедных регионах в сфере как сбережений, так и инвестиций, побуждает предпринимателей и правительства развитых стран отказываться от распространенной в прошлом политики кредитования этих стран по частным или государственным каналам. Если сравнить динамику доли сбережений и инвестиций в ВНП по Азии и Африке, легко увидеть разнонаправленность тенденций, прослеживающихся на протяжении последних 25 лет. В 1975-1982 годах доли сбережений в ВНП в африканских и азиатских странах составляли соответственно 27,2 и 26,0 процента, но уже в 1996 году они достигли 17,7 и 34,0 процентов; аналогичные цифры для инвестиций составляли 31,5 и 25,2; 20,5 и 35,6 процента. Для государств Центральной и Южной Африки на протяжении 90-х годов счет текущих операций постоянно оставался дефицитным; между 1990 и 1998 годами ежегодный размер такого дефицита вырос с 8,9 до 15,2 млрд. долл. и составил за десятилетие в целом (включая оценочный показатель за 1999 год) 115,2 млрд. долл. [434] На этом фоне в 80-е и 90-е годы большая часть инвестиций в тех странах, где западные предприниматели видели сколь-либо обнадеживающие перспективы возврата вложенных средств, стала направляться не столько на финансирование государственных расходов или импорта, сколько непосредственно использоваться для повышения эффективности действующих компаний (в Латинской Америке этот показатель вырос в 80-е годы с 14 до 32 процентов всего инвестиционного потока), покупки государственных ценных бумаг (с 7,6 до 10 процентов за тот же период), а также притекать на фондовый рынок (рост с незначительной доли до 10 процентов) [435]. В 90-е годы эта тенденция усилилась и заявила о себе гораздо более резко; по некоторым оценкам, к 1995 году более 75 процентов всех иностранных капиталовложений, направляемых в страны "четвертого мира", использовались для покупки уже действовавших там предприятий и компаний или установления над ними более жесткого контроля[436]. Основными "инвесторами" выс
      [433] - Krugman P. Does Third World Growth Hurt First World Prosperity? // Ohmae K. (Ed.) The Evolving Global Economy. Making Sense of the New World Order. Boston, 1995. P.123.
      [434]
      См.: World Economic Outlook. A Survey by the Staff of the International Monetary Fund. October 1997. Wash., 1997. P. 216-217; World Economic Outlook. A Survey by the Staff of the International Monetary Fund. May 1998. Wash., 1998. P. 195-196.
      [435] - См.: Cline W.R. International Debt Reexamined. P. 436.
      [436] - См.: Moody К. Workers in a Lean World. P. 7.
      тупали в данном случае правительства ведущих западных стран или международные агентства, а инвестиции реально воспринимались как помощь, в возвратность которой мало кто верил[437].
      Эта картина во многом объясняет природу проблемы, которая в последние два десятилетия все более активно обсуждается финансистами и политиками всего мира. Речь идет о внешнем долге развивающихся стран, и вопрос о задолженности наиболее бедных государств является важным ее составным элементом. В результате сокращения спроса на сырье и иные виды ресурсов возник беспрецедентный дисбаланс в торговле Севера и Юга; индекс цен на большинство сырьевых товаров снизился с 1974 по 1991 год почти в 3,5 раза; для поддержания приемлемых уровней импорта промышленных изделий развивающиеся страны вынуждены были умножить свои усилия по привлечению кредитов западных правительств, частных банков и международных финансовых организаций[438]. Если в 1974 году общий объем их внешнего долга составлял 135 млрд. долл., то к 1981 году он достиг 751 млрд., а в начале 90-х -- 1,935 триллиона[439], после чего наступила некоторая стабилизация (между 2,1 и 2,3 триллиона долл.), прерванная, однако, финансовым кризисом, начавшимся в 1997 году. В течение всего этого периода самыми быстрыми темпами росли обязательства наиболее обремененных долгами бедных стран: с 98 млрд. долл. в 1982 году до 304 млрд. долл. к 1992 году, при этом снижались темпы роста их экономик -- с 2 до менее чем 1 процента в год[440]. Отношение объемов внешних заимствований к валовому национальному продукту составляло в 1992 году по сравнению с аналогичным показателем 1980 года в Эквадоре -- 104 против 62 процентов, в Нигерии -108 против 12 процентов, на Ямайке -- 153 против 78 процентов, в Судане -217 против 101 процентов, в Заире -- 222 против 36 процентов, в Кот-д'Ивуаре -- 223 против 127 процентов, в Замбии -- 250 против 100 процентов, в Гайане -- 768 против 147 процентов[441], и т. д. По состоянию на 1995 год, 14 стран имели отношение долга к ВНП на уровне выше 250 процентов; 10 из них -- африканские страны, расположенные в регионе к югу от Сахары[442]. Проблема увеличения внешнего долга развивающихся стран особенно остра по ряду причин.
      [437] - См. Cline W. R. International Debt Reexamined. P. 367-368
      [438] - См. Weivaecker E.U., von. Earth Politics. L.-Atlantic Highlands (N.J.), 1994.
      P. 97.
      [439] - CM. Greider W. One World, Ready or Not. P. 282.
      [440] - См. Strange S. Mad Money. P. 113.
      [441] - CM. Caufield C. Masters of Illusion. P. 165; Cline W.R. International Debt Reexamined P. 48-49.
      [442] - См. The Economist. 1998. February 21. P. 98.
      Во-первых, основной объем долга приходится на ограниченное число стран. Пять государств -- Бразилия, Мексика, Аргентина, Венесуэла и Филиппины -были обременены между 1981 и 1992 годами долгом, составлявшим от 68 до 71 процента общей суммы задолженности. Столь тяжелое бремя усугублялось необходимостью направлять на уплату процентов существенную часть экспортных поступлений (37,9 процента в Бразилии, 24,2 процента--в Мексике, 34,7 процента -- в Аргентине, 21,7 процента -- в Венесуэле и 16,4 процента на Филиппинах в 1995 году[443]), что провоцировало инфляцию, в конце 80-х достигавшую в большинстве латиноамериканских стран нескольких сотен процентов в год[444]. Нестабильность в экономике имела своим результатом снижение темпов роста и, следовательно, усугубление долговой зависимости. Только между декабрем 1991-го и июнем 1993 года суммарный внешний долг латиноамериканских стран вырос более чем на 10 процентов, а различные стабилизационные программы и сокращение государственных расходов оказались сопряжены в конце 80-х и начале 90-х годов с резким сокращением средней заработной платы и перемещением за черту бедности множества людей; их число выросло в тот период в 1,5 раза[445]. Неизбежным следствием становилась растущая социальная и политическая нестабильность в большинстве этих стран.
      Во-вторых, в 80-е и 90-е годы развивающиеся страны оказались фактически неспособны обслуживать собственные долговые обязательства. В начале этого периода в результате новой политики рейгановской администрации, ограничившей денежное предложение и поднявшей процентные ставки, стоимость новых заимствований резко возросла[446]. В 1982 году во всех развивающихся странах, за исключением членов ОПЕК, доля средств, направляемых на обслуживание внешних обязательств, составляла 23,9 процента экспортных поступлений, а для наиболее обремененных долгами стран достигала 50 процентов. Если вспомнить, что в 1932 году Германия объявила мораторий на обслуживание внешнего долга в условиях, когда соответствующий показатель не достиг еще 13 процентов[447], становится понятным, почему в 1982 году Мексика объявила дефолт по внешнему долгу. Для поддержания относительной платежеспособности африканские страны вынуждены были привлекать новые кредиты со все возрастающей интенсивностью; статистические данные свидетельствуют, что в
      [443] - См.: The Economist. 1997. April 26. Р. 122.
      [444] - См.: Cline W.R. International Debt Reexamined. P. 60, 57.
      [445] - См.: Chomsky N. World Orders, Old and New. L., 1997. P. 129-130.
      [446] - Подробнее см.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights. P. 235.
      [447] - См.: KuttnerR. The End ofLaissez-Faire. P. 247.
      70-е и 80-е годы средний темп роста внешних обязательств стран Северной Африки достигал 17,1 процента в год, Западной Африки -- 18,0, а Центральной Африки -- 19,1 процента в год[448]. В начале 90-х годов в Гондурасе средства, направляемые на выплату процентов иностранным кредиторам, превышали бюджетные расходы на образование и здравоохранение; в Замбии платежи по кредитам МВФ были в девять раз большими, нежели затраты на начальное образование[449]. В 1997-м и 1998 году западные страны начали осуществлять программу списания большей части долгов беднейших стран и последующей их реструктуризации; предполагается, например, что задолженность Мозамбика должна быть сокращена на 85-90 процентов, Уганды, Мали, Гайаны, Мавритании и Кот-д'Ивуара -- не менее чем на три четверти, с последующим оформлением новых обязательств в виде облигаций и иных ценных бумаг[450]. Однако такой подход применим лишь к весьма ограниченному кругу стран, так как в тех случаях, когда мы сталкиваемся с большими по абсолютному значению суммами долга, а кредиторами выступают крупные частные коммерческие банки, главной проблемой становится именно возможность их реструктуризации.
      Это третья причина обострения проблемы внешних долгов. Она стала особенно актуальной начиная с 80-х годов и остается такой по сей день. Западные страны и крупные международные банки почувствовали во второй половине 70-х годов возрастающий спрос на кредитные ресурсы со стороны латиноамериканских стран, испытывавших острый бюджетный кризис, порожденный внутренними причинами -- как хозяйственными, так и политическими; в течение нескольких лет инвесторы полагали, что высокие цены на нефть и другие экспортные товары позволяют им сохранять гарантии платежеспособности[451].