Китай начал свои реформы в 1978-1979 годах, располагая минимальным экономическим потенциалом. Абсолютное большинство населения было занято в сельском хозяйстве, промышленность находилась в зачаточном состоянии, валовой национальный продукт на душу населения составлял не более 373 юаней, что даже по искусственно установленному в тот период курсу -- 1,55 юаня за доллар -- не превышало 250 долл. на человека [304]. Начав переход к рыночной экономике и взяв курс на индустриализацию, китайское руководство поставило задачу увеличить среднедушевой размер ВНП в четыре раза к 2000 году. Достигнута ли эта цель, сказать сегодня крайне сложно. С одной стороны, согласно статистическим данным, китайская экономика на протяжении всего периода 80-х и начала 90-х годов росла темпами от 9,8 до 14,2 процента в год и была, таким образом, рекордсменом среди азиатских стран [305].
      [304] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 57.
      [305] - Сегодня многие аналитики считают возможным говорить о снижении темпов роста китайской экономики. На наш взгляд, более правильным было бы полагать, что экономический рост в Китае, характеризующийся на протяжении последних двадцати лет показателями, колебавшимися в пределах от 4 до 15 процентов в год (подробнее см.: The Economist. 1997. February 22. Р. 21), является скорее неровным, нежели замедляющимся; при этом сама подобная "неровность" в определенной мере может быть объяснена сложностями его статистического учета.
      Между 1991 и 1995 годами рост валового национального продукта в КНР составил 136 процентов, а по итогам 1996 года -- 9,2 процента [306]. При этом на первом этапе реформ в Китае, в отличие от большинства его соседей, роль иностранных инвестиций была относительно ограниченной, в силу чего быстрыми темпами развивались сельское хозяйство и легкая промышленность, в значительной мере рассчитанные на внутренний рынок, а также весьма эффективно использовались внутренние резервы хозяйственного роста; в результате, как подчеркивают многие специалисты, производительность в китайской экономике росла темпами от 2 до 3,8 процента в год, будучи самым важным (даже более значимым, чем повышение интенсивности труда или роль капитальных вложений) фактором хозяйственного развития и обеспечивая до 43 процентов роста национального дохода [307].
      Формируя таким образом внутренний рынок и создавая условия для бурного экономического роста, китайское правительство сосредоточило наиболее конкурентоспособные производства в специально созданных зонах "обработки продукции на экспорт", или, что звучит более привычно, свободных экономических зонах. В начале 80-х годов их насчитывалось более десятка, и некоторые из них привлекали значительный объем зарубежных инвестиций (как, например, свободная экономическая зона в Даляне, куда с 1984 по 1993 год иностранными инвесторами было вложено более 5 млрд. долл. [308]); наибольшим же значением для экономики страны обладал комплекс свободных экономических зон, сложившийся в дельте реки Сицзян. На этой территории, расположенной в непосредственной близости от Гонконга, благодаря тесным хозяйственным связям с ним, в 80-е годы был сосредоточен основной объем китайского индустриального производства; темпы экономического роста между 1978 и 1993 годами составляли здесь в среднем 17,3 процента. К началу 1994 года около трети всего китайского экспорта обеспечивалось регионом, в котором проживало 23 млн. человек, то есть менее 1,4 процента всего населения страны [309]. В середине 90-х годов отношение экспорта из восточных провинций к объему их валового продукта в несколько раз превышало средний для Китая показатель в 13 процентов, достигая в Гуандуне 106, а в Фуцзяне -- 30 процентов [310]. Важно подчеркнуть, что значение свободных экономических зон в том виде, в каком
      [306] - См. Hampden- Turner Ch., Trompenaars F. Mastering the Infinite Game. P. 3, 2.
      [307] - См. Chai J.C.H. China: Transition to a Market Economy. P. 150.
      [308] - См. Ohmae K. The End of the Nation State. P. 86.
      [309] - См. Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights. P. 208.
      [310] - CM. Naughton B. The Emergence of the China Circle // Naughton B. (Ed.) The China Circle. P. 7-8.
      они сформировались в Китае к началу 90-х годов, выходит далеко за рамки масштабного хозяйственного роста, причиной которого они оказались. Эта модель, позднее освоенная и в других регионах страны, обеспечила уникальные характеристики структуры иностранных инвестиций в китайскую экономику: в отличие, например, от Южной Кореи, где к 1993 году портфельные инвестиции и внешние займы почти в 15 раз превышали прямые капиталовложения в производственную сферу, в Китае последние в 2 раза превосходили объемы полученных кредитов и почти в 10 раз -- масштабы портфельных инвестиций [311]. Вопрос об источниках тех капиталовложений, которые обеспечили столь неправдоподобно быстрый экономический рост, открывает нам наиболее принципиальные отличия китайской экономики от хозяйственных систем прочих азиатских стран.
      Во-первых, это характер и юридические основы инвестиции. Провозглашая строительство социалистической рыночной экономики, китайские руководители, с одной стороны, не допустили широкой приватизации крупных промышленных компаний и, с другой стороны, не стремились активизировать развитие сферы услуг и финансового сектора, ориентируясь в первую очередь на модернизацию производственных мощностей. Именно поэтому подавляющая часть иностранных инвестиций в китайскую экономику (до 75 процентов по состоянию на 1996 год) представлена прямыми капиталовложениями в сферу материального производства и строительство. В то же время, сохраняя гигантские государственные предприятия, правительство в массовом масштабе регистрировало компании со стопроцентным иностранным участием. Курс на их создание был провозглашен в ходе "южного турне" Дэн Сяопина в 1991 году, и изменение политической линии было воспринято инвесторами фактически немедленно: если в 1991 году прямые иностранные инвестиции не превосходили 4 млрд. долл., то в 1992 году они достигли 11 млрд., в 1993-м -- 26 млрд., а в 1996 году превысили 40 млрд. долл. [312] За эти годы радикально изменился и правовой статус иностранных инвестиций. Если на протяжении 80-х годов около 56 процентов новых инвестиционных контрактов предусматривали капиталовложения в совместные предприятия, то к 1997 году их доля снизилась до 43 процентов; напротив, более 45 процентов всех инвестиций извне шло на создание предприятий со стопроцентным иностранным капиталом
      [311] - См.: Mitchell К., Beck P., Grubb M. The New Geopolitics of Energy. L., 1996. P.100.
      [312] - См.: Dent Ch.M. The European Economy. P. 152; The Economist. 1997. March 8. Survey "China". P. 10.
      (против 7 процентов в среднем в 80-е годы) [313]. В результате только за 1989-1993 годы в КНР было зарегистрировано 24 тыс. предприятий, находившихся в иностранной собственности; здесь было занято 23 млн. работников, а суммарные инвестиции в данные производства превысили 39 млрд. долл. [314] На данных предприятиях производилось 37 процентов всей направляемой на экспорт продукции, совокупная стоимость которой возросла между 1991 и 1995 годами с 13 до 47 млрд. долл. [315] В одном только 1993 году правительство одобрило привлечение инвестиций на сумму более 111 млрд. долл., что превосходило показатель, достигнутый за тринадцать предшествующих лет; в 1994 году он вырос еще на 44 процента [316]. Хотя далеко не все инвестиции были осуществлены немедленно, к 1996 году объем реальных капиталовложений, в основном в производственную сферу, превысил 114 млрд. долл. (в том числе 26 млрд. долл. в 1993 году, 34 млрд. долл. в 1994 году и 37 млрд. долл. -- в 95-м) [317]. Таким образом, китайская экономика получила широкий доступ к иностранному капиталу, направляемому в производственную сферу. Если учитывать, что норма накопления в Китае в течение второй половины 80-х и первой половины 90-х годов не опускалась ниже 37,5 процента ВНП, а в последние годы находилась на уровне 40 процентов ВНП [318], становится понятным, что достигнутые КНР темпы хозяйственного роста могут сохраниться в течение всего ближайшего десятилетия.
      Во-вторых, это структура и источники капиталовложений в китайскую экономику. В отличие от большинства азиатских стран, где ведущую роль среди иностранных инвесторов играет Япония, а в некоторых случаях даже Соединенные Штаты, инвестиции в КНР проистекают из стран, в которых этнические китайцы либо составляют большинство населения, либо занимают ведущие позиции в экономической жизни. Так, в целом за период 1979-1993 годов капиталовложения предпринимателей из Гонконга и Тайваня составили около 76 процентов иностранных инвестиций в народное хозяйство КНР, тогда как суммарная доля представителей Японии и США не превышала 11 процентов [319]. Более того, статистика показывает, что роль инвесторов некитайского проис
      [313] - См. Rosen D.H. Beyond the Open Door. Foreign Enterprises in the Chinese Marketplace. Wash.-N.Y., 1999. P. 27.
      [314] - См. Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. How Expatriate Chinese Entrepreneurs Are Creating the New Economic Superpower in Asia. N.Y., 1996. P. 123.
      [315] - См. The Economist. 1997. March 8. Survey "China". P. 10.
      [316] - См. Chai: J.C. H. China: Transition to a Market Economy. P. 160.
      [317] - См. Ayres R.U. Turning Point. P. 58.
      [318] - См. Hampden-Tumer Ch., Trompenaars F. Mastering the Infinite Game. P. 113.
      [319] - См. Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. P. 101.
      хождения в финансировании китайской экономики последовательно снижается. Если в 1985 году инвестиции со стороны компаний, находившихся в Гонконге или Макао -- на территориях, одна из которых сегодня уже присоединена к Китаю, а другая переходит под его контроль в этом году, -составляли 49,9 процента всех поступивших в страну иностранных капиталовложений, то в 1989 году эта цифра достигла 62,1 процента, а в 1993-м (включая также и Тайвань, население которого полностью состоит из этнических китайцев и который также может быть воссоединен с континентальной частью страны в относительно недалеком будущем) -- 76,2 процента. Начав инвестиции в Китай в конце 80-х годов, тайваньские предприниматели на сегодняшний день основали в КНР, по различным оценкам, от 11 до 35 тыс. фирм и компаний и de facto инвестировали в китайскую экономику от 15 до 24 млрд. долл. [320] В то же время доля американских капиталовложений между 1985 и 1993 годами снизилась с 18,3 процента до 7,4, а японских -- с 16,1 до 4,9 процента [321]. Не смотря на несколько отличающиеся оценки [322], большинство экспертов сходятся во мнении о том, что более трех четвертей иностранных инвестиций в китайскую экономику поступает из Макао, Тайваня и Гонконга [323] по мере сокращения индустриальной занятости в этих странах. Их предприниматели перемещают свои производства в Китай, где использование более многочисленной, но менее дорогой рабочей силы дает значительные преимущества. Так, за последнее десятилетие численность занятых в промышленном секторе в Гонконге сократилась на 60 процентов, в Макао -- на 40, а на Тайване -- на 16 процентов, что в общей сложности составляет около 800 тыс. человек. При этом в Гуандуне и Фуцзяне прирост индустриальной занятости за тот же период составил около 4,5 млн. человек [324].
      Подобный характер инвестиций в КНР мы считаем особенно значимым фактором по двум причинам. Во-первых, с присоединением к Китаю этих территорий большая часть иностранных капиталовложений (приблизительно 230 млрд. долл., согласно прогнозам экспертов на конец этого года) окажутся внутренними и факти
      [320] - См.: Chai J. C.H. China: Transition to a Market Economy. P. 160.
      [321] - См.: Hajari N. High Seas Diplomacy // Time. 1997. April 21. P.57.
      [322] - См.: Pomfret R. Asian Economies in Transition. Reforming Centrally Planned Economies. Cheltenham (UK)-Brookfield (US), 1996. P. 41.
      [323] - Подробнее см.: On-Kwok L., SoA.Y. Hong Kong and the Newly Industrializing Economies: From Americanization to Asianization // Postiglione G.A., Tang J.T.H. (Eds.) Hong Kong's Reunion with China. The Global Dimensions. Armonk (N.Y.)-L., 1997. P. 112-113.
      [324] - См.: Naughton В. The Emergence of the China Circle. P. 12-13.
      чески перестанут "отягощать" собой список международных обязательств КНР. Вовторых, приток инвестиций, активизировавшийся со времени "южного турне" Дэн Сяопина, исходит в большей его части от этнических китайцев, проживающих не только в Гонконге или на Тайване, но и во многих других странах Азии. Масштабы их влияния настолько значительны, что на этом вопросе следует остановиться подробнее.
      Оценки экономического влияния китайской диаспоры за рубежом достаточно сильно разнятся; поэтому мы постараемся приводить только те данные, которые подтверждены несколькими авторами или статистическими источниками. Известно, что только в Юго-Восточной Азии (не считая Гонконга, Макао и Тайваня) в середине 90-х годов проживало около 25 млн. выходцев из Китая, составляющих 32 процента населения Малайзии, 15 процентов -- Таиланда, 4 процента -Индонезии и 1 процент -- Филиппин [325]. В совокупности с населением Тайваня и Гонконга общая численность китайцев в азиатских странах достигает 51 млн. человек. При этом китайская диаспора контролировала непропорционально большую долю национального богатства этих стран: в Малайзии -- до 69 процентов, в Таиланде -- 81, Индонезии -- 73, а на Филиппинах -- 50-60 процентов [326]. Уже по состоянию на 1990 год они владели промышленными, торговыми и сервисными компаниями, а также объектами недвижимости и товарными запасами, оценивавшимися в 450 млрд. долл., что на тот момент почти на четверть превышало ВНП континентального Китая [327]. Нормы накопления в принадлежавших им компаниях были не ниже, чем в КНР, и составляли от 25 до 45 процентов. В результате в 1996 году эта часть китайской экономики "весила" 700 млрд. долл., что к тому времени было уже несколько меньше размеров валового национального продукта самого Китая [328]. Однако эти данные дают далеко не полное представление о реальном влиянии этнических китайцев в странах Юго-Восточной Азии. Еще в 1990 году диаспора контролировала через находившиеся в ее собственности фирмы и компании ликвидные активы (не считая акций и других ценных бумаг промышленных компаний) на сумму, приблизительно в 3-4 раза превышающую официальную оценку ее собственности. Некоторые эксперты называют цифру от 1,5 до 2 триллионов долл. [329], другие считают 2 триллиона долл. тем мини
      [325] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights. P. 189.
      [326] - См.: Haley G.T., TanCh.T., Haley U. C. V. New Asian Emperors. P. 12-13.
      [327] - The Economist. 1992. July 18. P. 21-22.
      [328] - См.: Gray J. False Dawn. P. 59.
      [329] - См.: Hobday M. Innovation in East Asia: The Challenge to Japan. P. 22.
      мальным значением, от которого следует отталкиваться в подобных расчетах [330]. Максимальная из известных нам оценок масштабов китайской зарубежной экономической империи по состоянию на 1990 год -- 2,5 триллиона долл. -- предложена недавно Д.Лэндесом [331]. Имея в виду эти цифры, можно прийти к выводу о том, что в начале 90-х годов китайская экономика за пределами Китая составляла около 60 процентов ВНП Японии, страны с вдвое большим населением и второй экономической сверхдержавы мира. Китайские эмигранты и их наследники создали в Азии гигантские финансовые империи: среди 100 азиатских миллиардеров 39 являются выходцами из Китая, причем 12 семей обладают состояниями, превышающими 5 млрд. долл. [332] К середине 1994 года предприниматели китайского происхождения владели контрольными пакетами акций 517 из 1000 крупнейших индустриальных компаний, являвшихся лидерами листингов фондовых бирж в Сеуле, Тайбее, Шанхае, Шеньчжене, Гонконге, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Сингапуре, Джакарте и Маниле [333], причем в Малайзии они выступали собственниками более чем 62 процентов ведущих компаний, а в Таиланде -- 80 процентов [334]. Особенно заметным было их присутствие в Индонезии, где этнические китайцы, составляющие, по различным данным, от 3,6 до 4,2 процента населения, владели 70 процентами всех предприятий негосударственной формы собственности, 240 из 300 крупнейших компаний и 14 из 15 ведущих индустриальных и финансовых конгломератов страны [335]. Экономика же Сингапура, как считает большинство специалистов, почти полностью подконтрольна членам китайской диаспоры. Такое влияние этнических китайцев привлекает все большее внимание в последние годы; западные аналитики серьезно опасаются возможных политических последствий их экономической экспансии. В начале 90-х годов П.Дракер ввел в научный оборот термин "некоммунистические китайские общества [336], которым сегодня все чаще обозначают Гонконг, Тайвань, Сингапур, Южную Корею, Малайзию и отчасти Индонезию. В своей недавней работе Зб.Бжезинский упоминает слова посла Индонезии в Японии об опасности, исходящей от экономического влияния китайцев, а также высказывает мнение, что в будущем во многих
      [330] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights. P. 189.
      [331] - См.: Landes D. The Wealth and Poverty of Nations. P. 478.
      [332] - См.: Hiscock G. Asia's Wealth Club. P. 29.
      [333] - См.: Naisbitt J. Megatrends Asia. P. 3.
      [334] - См.: Drucker on Asia. A Dialogue Between Peter Drucker and Isao Nakauchi. Oxford, 1997. P. 7.
      [335] - См.: Moreau R., Nordland R. After Suharto. P. 39.
      [336] - Drucker P.F. Managing in Turbulent Times. Oxford, 1993. P. 136.
      восточно-азиатских странах у власти могут оказаться марионеточные прокитайские правительства [337].
      Мы остановились на данной проблеме не в силу ее политической значимости. В контексте нашего исследования важно, что Китай является единственной страной в Азии, которая не только имеет потенциальный доступ к колоссальным инвестициям извне, но и, что гораздо более существенно, оказывается в выигрыше от нынешнего финансового кризиса. В условиях, когда китайские предприниматели в странах Юго-Восточной Азии оказываются поп grata, как это случилось в Малайзии и Индонезии, или не могут более столь прибыльно, как прежде, размещать свои капиталы, Китай может ожидать притока инвестиций, в то время как все остальные азиатские страны испытывают их жесточайший дефицит. Это один из многих факторов, позволяющих утверждать, что финансовый кризис конца 90-х с высокой вероятностью может миновать китайскую экономику. Однако международный инвестиционный климат, каким бы благоприятным он ни был, не может заменить стране внутренние источники развития. Но и в этой сфере, как мы полагаем, дела в китайской экономике обстоят относительно благополучно.
      Как отмечалось выше, основными причинами кризиса азиатских стран стали высокая зависимость от импорта технологий и комплектующих, фактически полная ориентированность новых отраслей промышленности на экспорт, стремление проложить путь на внешние рынки любой ценой, даже посредством дотирования и кредитования неэффективного производства, и неимоверная зависимость от инвестиций, исходящих из стран постиндустриального мира. Китайская экономика выгодно отличается от хозяйственных систем других азиатских стран фактически по всем этим направлениям.
      В течение 80-х и первой половины 90-х годов внутренние сбережения последовательно росли; за годы реформ их доля в валовом национальном продукте повысилась с 33,2 процента в 1978 году до 40,4 процента в 1991-м и с тех пор колеблется около уровня в 40 процентов. Характерно, что к началу 90-х годов доля инвестиций, финансируемых из бюджета, снизилась до минимально возможных значений: если в 1978 году 15,1 процента ВНП перераспределялось на инвестиционные цели по бюджетным каналам, а население инвестировало в общей сложности лишь 1,1 процента ВНП, то в 1991 году эти показатели поменялись местами, составив 1,8 и 18,7 процента ВНП соответственно [338]. В таких условиях
      [337] - См.: Brzezinski Zb. The Grand Chessboard. American Primacy and Its Geostrategic Imperatives. N.Y., 1997. P. 167, 168 note.
      [338] - См.: Chai J.C.H. China: Transition to a Market Economy. P. 118
      государственный сектор, остающийся чрезмерно бюрократизированным и неэффективным, столкнулся со значительными трудностями; в 1996 году половина из составляющих его 118 тыс. предприятии показали убытки в своих балансовых отчетах [339]. Весной 1998 года XV съезд Коммунистической партии Китая обозначил задачу реформирования государственного сектора в качестве одной из приоритетных на ближайшие годы. Нельзя не отметить, что сегодня для этого сложились все необходимые условия: государственные предприятия, в основном работающие на внутренний рынок, вполне могут быть коммерциализированы, так как платежеспособный спрос на предметы первой необходимости достигает высоких значений; достаточно сказать, что Китай превзошел США по потреблению на душу населения многих видов продуктов, в том числе яиц, свинины и риса, а потребление зерна всех видов составляет здесь 380 млн. тонн против 245 млн. тонн в США [340]. Таким образом, приватизация государственных предприятий привлечет дополнительные инвестиции в сектор, ориентированный прежде всего на внутренний рынок, а рост их эффективности и повышение доходов работников положительно скажется на платежеспособном спросе.
      Масштабы зависимости от внешнеторговых операций также представляются вполне допустимыми. Несмотря на быстрый рост веса КНР в международной торговле (с 9,8 до 121,0 млрд. долл. между 1978 и 1993 годами, что соответствует показателям в 0,6 и 2,5 процента мирового оборота в торговле сырьем и промышленными товарами [341]) и рост экспорта в среднем на 16 процентов в год в течение всего пореформенного периода [342], в динамике параметров международной торговли можно отметить по меньшей мере четыре крайне позитивных момента. Во-первых, темпы развития экспортно-импортных операций оставались лишь в 1,5-1,8 раза выше темпов роста экономики в целом. Во-вторых, объемы экспорта не превосходили 20 процентов ВНП, что значительно меньше, чем у других стран региона; во втором квартале 1997 года, последнем относительно спокойном периоде развития азиатских экономик, объем китайского экспорта в 46,1 млрд. долл. был ниже, чем показатель Гонконга (47,8 млрд. долл.), и лишь в полтора раза
      [339] - См.: Dom J.A. China's Future: Market Socialism or Market Taoism // Dom J.A. (Ed.) China in the New Millennium: Market Reforms and Social Development. Wash., 1998. P.102.
      [340] - См.: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State of the World 1998. A Worldwatch Institute Report on Progress Toward a Sustainable Society. N.Y.-L., 1998. P. 12.
      [341] - См.: NeefD., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge. Boston-Oxford, 1998. P. 9.
      [342] - См.: Dent Ch.M. The European Economy. P. 153.
      превосходил масштабы экспорта Южной Кореи (35,8 млрд. долл.), Сингапура (32,1 млрд. долл.) и Тайваня (30,7 млрд. долл.) [343]. В стоимостной оценке Китай сегодня поставляет на мировой рынок меньшую товарную массу, нежели Бельгия [344]. В-третьих, китайский экспорт в меньшей мере представлен высокотехнологичной продукцией, чем южнокорейский, тайваньский или японский; поэтому он остается конкурентоспособным в постиндустриальном мире, заполняя ниши, фактически оставленные отечественными производителями, при этом отрасли, производящие экспортные товары, не требуют закупок технологий и комплектующих в тех масштабах, как это происходит в других азиатских странах. Вследствие этого китайский экспорт не снижается на фоне его падения в других странах региона (в том же втором квартале 1997 года он вырос на 25 процентов, тогда как для Южной Кореи, Сингапура и Тайваня соответствующие цифры составили 9, 4 и 7 процентов). В-четвертых, китайские экспортеры на протяжении последних пятнадцати лет имеют устойчивое положительное сальдо в операциях со всеми основными своими торговыми партнерами (за исключением нефтедобывающих стран [345]), причем наиболее очевидный пример тому дают США. Если в 1984 году активное сальдо торгового баланса Китая в торговле с США составляло 100 млн. долл. [346], то к 1988 году оно достигло 3,5 млрд. долл., а спустя семь лет этот показатель увеличился еще почти в десять раз, достигнув 33,8 млрд. долл.; с июня 1996 года дефицит США в торговле с Китаем стал превышать их дефицит в торговле с Японией (3,3 млрд. против 3,2 млрд. долл. в месяц); в то же время масштаб китайского экспорта в США превосходит размеры импорта из Америки в четыре раза, тогда как соответствующий показатель для Японии составляет лишь 1,6 [347]. В результате складываются условия для сохранения устойчивого положительного сальдо платежного баланса (около 15 млрд. долл. в 1995 году, не считая поступления прямых иностранных инвестиций в размере 37 млрд. долл. [348]). Если в 1980 году валютные резервы Китая составляли всего 2,26 млрд. долл., в 1984 году -- 14,42 млрд. долл., то в 1995 году они достигли
      [343] - См.: Spaeth A. Big Kid on the Block // Time. 1997. September 29. P. 35.
      [344] - См.: The Economist. 1997. April 12. P. 119.
      [345] - До 1993 года КНР оставалась нетто-экспортером нефти; в 1996 году ее импорт превышал 600 тыс. баррелей в день и, как ожидают, достигнет 2,7 млн. баррелей в день к 2010 году (Garten J. The Big Теп. Р. 72).
      [346] - См.: Brahm L.J. China as No 1. The New Superpower Takes Central Stage. Singapore, 1996. P. 100.
      [347] - См.: Bernstein R., Mwro R.H. The Coming Conflict with China. N.Y., 1997. P. 131, 132.
      [348] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 58.
      69,8 млрд. долл., в 1996-м -- 90 млрд. долл. [349], а в 1997-м -- 130 млрд. долл., уступая сегодня только японским (221 млрд. долл.) [350].
      Китайско-американский торговый баланс сегодня столь активно обсуждается на самых разных уровнях, что на этой проблеме мы считали бы возможным остановиться несколько подробнее. Известно, что до начала азиатского кризиса более трети суммарного торгового дефицита США приходилось на Китай и Тайвань. Однако, как и в случае с Японией, основная причина такого положения вещей кроется отнюдь не в низкой конкурентоспособности американских товаров, а в закрытости азиатских экономик. Пошлины на импортируемые в Китай сигареты составляют 150 процентов, на пиво и косметику -- 120, а на большинство позиций бытовой электроники -- около 100 процентов [351]. Как показывают расчеты, в случае торговой либерализации объем американского экспорта в Китай и на Тайвань повысился бы не менее чем на 90 млрд. долл., что увеличило бы ВНП Соединенных Штатов почти на 150 млрд. долл. [352] Следует учитывать и два других взаимосвязанных обстоятельства: во-первых, несмотря на то, что с 1989 по 1995 год дефицит США в торговле с Китаем и вырос с 22,6 до 39,6 млрд. долл., его отношение к общему объему американского экспорта оставалось фактически неизменным, не превышая 7 процентов [353]; во-вторых, за период с 1987 по 1996 год экспорт из США в Китай увеличился с 37 до 49 процентов объема американского импорта из Китая [354], что явно указывает на позитивный характер тенденции. И, наконец, высокие показатели положительного сальдо Китая в торговле с США еще не свидетельствуют о превращении его в лидера мировой торговли: Китай остается единственной страной, чей экспорт в Соединенные Штаты значительно превосходит импорт из США, и не является при этом нетто-экспортером по отношению к остальному миру в целом [355]; кроме того, почти 80 процентов положительного сальдо китайской торговли с США
      [349] - См.: Brahm L.J. China as No 1. Р. 63-64.
      [350] - См.: Wolf Ch., Jr. China: An Emerging "Economic Superpower"? // Dom J.A. (Ed.) China in the New Millennium: Market Reforms and Social Development. P. 22.
      [351] - См.: Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. P. 145.
      [352] - См.: Harrison S.S., Prestowitz C. V., Jr. Overview: New Priorities for U.S. Asia Policy // Harrison S.S., Prestowitz C.V., Jr. (Eds.) Asia After the 'Miracle': Redefining U.S. Economic and Security Priorities. P. 11.
      [353] - См.: Yun-wing Sung. Hong Kong and the Economic Integration of the China Circle // Naughton B. (Ed.) The China Circle. P. 70.
      [354] - См.: Naughton В. The Emergence of the China Circle. P. 17.
      [355] - Подробнее см.: Lardy N.R. Accomodating China as an Economic Giant // Harri-son S.S., Prestowitz C.V., Jr. (Eds.) Asia After the 'Miracle': Redefining U.S. Economic and Security Priorities. P. 186-188.
      "съедаются" отрицательным сальдо Гонконга [356], фактически входящего в состав Китая, что делает суммарные цифры американского дефицита в торговле с континентальной частью страны более чем скромными. По первой же половине 1998 года данные выглядят поистине катастрофическими: если в январе экспорт превосходил показатель января 1997 года на 8,5 процента, а импорт был ниже на 13,9 процента (что обеспечивало относительный прирост положительного торгового сальдо на 87,3 процента), то аналогичные отношения к соответствующим месяцам 1997 года составляли в феврале +41,2 процента, в апреле +19,7 процента, в мае +6,4 процента, и, наконец, в июне -8,6 процента. В абсолютном выражении положительное сальдо китайской внешней торговли снизилось только с апреля по июнь 1998 года с 4,26 до 3,75 млрд. долл., то есть более чем на 13 процентов [357].
      Однако наиболее важным фактором, способствующим в сегодняшней ситуации устойчивому развитию китайской экономики, является, как это ни парадоксально, показатель ВНП на душу населения, остающийся, несмотря на весь прогресс, достигнутый в ходе реформ, исключительно низким. Обращаясь к этому вопросу, следует иметь в виду, что различные оценки ВНП Китая весьма существенно отличаются друг от друга, и, строго говоря, какая-либо согласованная позиция в определении его величины отсутствует. Известно, что в 1978 году ВНП на душу населения составлял 373 юаня, в 1985-м -- 816 юаней, а в 1990-м -- 1558; при пересчете этих показателей в доллары США по среднему официальному курсу, складывавшемуся в течение соответствующего года, мы получим для 1978 года цифру в 239 долл., для 1985-го -- 268 долл. и для 1990-го -- 327 долл. [358] Подобные расчеты, основанные на официальном курсе юаня к доллару, кажутся многим специалистам нереалистичными. Отмечая, что в таком случае Китай находится по этому параметру на одном уровне с Гаити, Суданом или Танзанией, одними из самых бедных стран мира, исследователи настаивают на необходимости его пересчета. Однако известны также попытки довести показатели китайского ВНП до столь же нереалистично высокого уровня. В 1984 году были предложены расчеты, основанные на покупательной способности валют, в результате которых ВНП Китая на душу населения был определен в 300 долл. в 1950 году и 1135 долл. в 1980-м. Между тем, если учесть оценки темпов роста китайской экономики после 1980 года,