[264] - Judy R.W., D'Amico С. Workforce 2000. Work and Workers in the 21st Century. Indianapolis (In.), 1997. P. 31.
      [265] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st Century. P. 61.
      [266] - См.: Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 4, 6.
      Таблица 9-1
      Реальный и прогнозируемый рост ВВП, 1996-98 (в процентном выражении)
      Прогнозы МВФ
      Согласованные прогнозы
      1996
      1997
      1998
      (в мае 1997)
      1998
      (в апреле 1998)
      Изменение
      прогноза на 1998
      1998
      (в июне 1997)
      1998
      (в апреле 1998)
      Измене-ние
      прогноза на 1998 г.
      Индонезия Таиланд Южная
      Корея
      8,0
      5,5
      7,1
      5,0
      -0,4
      5,5
      7,4
      7,0
      6,3
      -5,0
      -3,1
      -0,8
      -12,4
      -10,1
      -7,1
      7,6
      5,9
      6,1
      -6,3
      -4,1
      -1,6
      -13,9
      -10,0
      -7,7
      Малайзия Филиппины Сингапур Гонконг Китай Тайвань
      8,6 5,7 6,9 4,9 9,7 5,7
      7,8 5,1 7,8 5,3 8,8 6,9
      7,9
      6,4
      6,1
      5,0
      8,8
      6,3
      2,5
      2,5
      3,5
      3,0
      7,0
      5,0
      -5,4
      -3,9
      -2,6
      -2,0
      -1,8
      -1,3
      8,0
      6,3
      7,3
      5,5
      10,4
      6,5
      1,1
      2,2
      2,7
      3,0
      7,8
      5,9
      -6,9
      -4,1
      -4,6
      -2,5
      -2,6
      -0,6
      Источник: Goldstein M. The Asian Financial Crisis. P. 3.
      (25,2 млрд. долл.) [267], волна забастовок в Южной Корее, народные волнения в Индонезии, приведшие к падению режима Сухарто, и т.д. -достаточно хорошо известны, и воспроизводить их не входит в нашу задачу. Гораздо больший интерес представляют попытки исправить положение, предпринимавшиеся как национальными правительствами, так и по линии международных финансовых организаций, особенно те из них, которые были осуществлены на первом этапе кризиса, между октябрем 1997-го и весной 1998 года.
      Следует отметить, что события, формально положившие начало кризису, и в первую очередь девальвации национальных валют азиатских стран летом 1997 года, прошли относительно незамеченными на мировых рынках; снижение котировок акций в Азии не помешало европейским и американским фондовым индексам неоднократно достигать новых рекордов летом и осенью этого года. Доллар плавно рос по отношению к иене, а японский и гонконгский индексы столь же медленно снижались (Nikkei-225 потерял в 1997 году до 20 процентов своей стоимости). Однако для того, чтобы кризис в Азии получил мировой резонанс, необходим был крах на одном из основных региональных рынков. 20, 21, 22 и 23 октября, в течение четырех дней подряд, котировки в Гон
      [267] - См.: Hirch M. Cronyism Crashes. P. 21.
      конге непрерывно снижались, соответственно на 630, 568, 765 и 1.211 пунктов, что означало общее падение на 23 процента[268]. В ответ 27 октября индекс Доу-Джонса упал более чем на 300 пунктов; торги были прерваны впервые после того, как 22 ноября 1963 года мир узнал об убийстве президента Дж. Кеннеди; после их возобновления индекс продолжил "свободное падение", и, когда снижение достигло 554 пунктов, торги были прекращены на основе биржевых правил, принятых в 1987 году. На следующий день Доу-Джонс поднялся более чем на 300 пунктов, однако резко упали котировки в Европе. Разбалансированность мировых рынков стала реальностью[269].
      На фоне резкого (на 20-40 процентов) снижения курса национальных валют большинства восточноазиатских стран и катастрофического (на 30-50, а в Индонезии даже на 70 процентов) обвала на их фондовых рынках окончательно прояснилось состояние макроэкономических индикаторов в этих странах. Фактически впервые появились реалистические данные о валютных резервах; выяснилось, что большая часть золотых резервов Банка Таиланда была тайно реализована на международных рынках еще в августе-октябре, а общий объем валютных резервов Южной Кореи, являвшейся на тот момент 11-й по размерам ВНП экономикой в мире, составлял 21 ноября 1997 года 7,3 млрд. долл., 4 же декабря -- около 5 млрд. долл. [270] За период между серединой 1997-го и началом 1998 года снижение корейского фондового индекса обошлось инвесторам в 314 млрд. долл., крах на малайзийском рынке -- не менее чем в 225 млрд. долл. [271], а цены, сложившиеся на индонезийской бирже, выявили убытки в 74 млрд. долл. только по акциям 15 наиболее активно торговавшихся компаний[272]; в силу того, что котировки акций прочих фирм, входивших в листинг, трудно было определить, точный размер потерь не поддается исчислению.
      Международные финансовые эксперты поспешили заявить, что кризис порожден финансовыми проблемами, запредельным уровнем использования заемных средств и действиями фондовых спекулянтов. В качестве аналога, на опыт которого можно было опереться в ходе решения возникших проблем, многие экономисты стали называть мексиканский долговой кризис 1995 года, успешно
      [268] - См.: Henderson С. Asia Falling. P. 146-147; подробнее см.: Spaeth A. Sinking Feeling // Time. 1998. June 22. Р. 40.
      [269] - Подробнее см.: Powell B. Hiccup? Or Global Meltdown? // Newsweek. 1997. December 29. P. 20-21.
      [270] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis. P. 78.
      [271] - См.: Ibid. P. 94.
      [272] - См.: Moreau R., Nordland R. After Suharto // Newsweek. 1998. June 1. P. 39.
      разрешенный силами МВФ (а по сути дела -- США), направившими в страну 48 млрд. долл., которые способствовали стабилизации национальной валюты и реструктуризации долга, сбившим первую волну кризиса. Полагая, что и в новой ситуации прежние методы принесут заметные результаты, западные страны предпочли оказать терпящим бедствие азиатским нациям быструю и массированную финансовую поддержку. В соответствии с таким подходом, МВФ последовательно одобрил в течение второй половины 1997 года предоставление 17 млрд. долл. Таиланду, 23 млрд. долл. Индонезии (впоследствии пакет был увеличен до 43 млрд. долл.) и, наконец, 57 млрд. долл. Южной Корее, что стало самым большим кредитом, когда-либо предоставленным этой организацией[273]. Однако время показало, что эти меры оказались далеко не так эффективны, как осуществленные в ходе мексиканского дефолта 1995 года.
      Кризис, поразивший Юго-Восточную Азию, отличался от мексиканской катастрофы по многим направлениям.
      С количественной стороны он был гораздо более глубоким даже в чисто финансовом аспекте. Если в Мексике в 1994 году общий размер выданных банками и финансовыми институтами кредитов не превышал 50 процентов ВНП, то в Таиланде накануне кризиса он достигал 140 процентов. Если безнадежные ссуды в обоих случаях составляли около 30 процентов всех выданных кредитов, то для Мексики эта цифра была эквивалентна 15 процентам ВНП, а для Таиланда -- 45 процентам. Таиланд не был в этом отношении исключением: в сентябре 1997 года уровень невозвратных кредитов в 30-32 процента был признан также в Индонезии, Малайзии и Южной Корее. В Индонезии, Малайзии и Таиланде только обязательства перед иностранными банками, в большинстве своем краткосрочные, достигали в сентябре 1997 года 30-45 процентов ВНП (общая сумма долга Малайзии превышала 170 процентов ВНП, Индонезии -- 190 процентов[274]). Огромную опасность представлял и устойчивый дефицит платежного баланса, связанный с необходимостью масштабного импорта производственных технологий и комплектующих. В 1996 году этот показатель возрос для южнокорейской экономики по сравнению с предыдущим годом почти в три раза, с 8 до 23 млрд. долл., в результате чего по его абсолютной величине страна заняла второе место в мире после США[275].
      [273] - См.: Lacayo R. IMF to the Rescue // Time. 1997. December 8. P. 23.
      [274] - Подробнее см.: The Economist. 1998. March 7. Survey "East Asian Economies". P. 5-9.
      [275] - См.: Yip G.S. Asian Advantage. P. 225.
      При этом все охваченные кризисом государства имели исключительно малые возможности маневра, так как имевшиеся в их распоряжении валютные резервы были несравнимо меньше, чем обязательства по внешним займам. Так, внешний долг Таиланда достигал 87,3 млрд. долл. при величине резервов не более 26,6 млрд. долл.; для Южной Кореи и Индонезии соответствующие показатели составляли 152,3 и 45,1, 136,4 и 13,5 млрд. долл. [276]. Поэтому большая часть средств, направлявшихся МВФ в виде пакетов кредитной помощи этим странам, фактически шла на реструктуризацию долга и не влияла существенным образом на внутреннюю ситуацию.
      В качественном аспекте различия были еще более разительными и определялись в первую очередь характером инвестиционной политики в предшествующий период и степенью государственного регулирования экономики.
      Если основой мексиканского кризиса было активное потребительское кредитование, то в Азии заемные средства использовались для инвестиции, многие из которых оказались непродуктивными. Поэтому в Мексике девальвация национальной валюты имела позитивные последствия; ставшие более дешевыми мексиканские товары хлынули на внешние рынки, прежде всего в Соединенные Штаты (рост экспорта составил в 1995 году 40 процентов в долларовом исчислении, из которых 90 процентов пришлись на США), а гипертрофированное внутреннее потребление несколько снизилось, что также сыграло положительную роль. После снижения объемов производства в 1995 году на 6,2 процента в 1996-м и 1997-м наблюдался рост на 5,2 и 7,4 процента соответственно. В результате увеличения экспорта и уменьшения импорта дефицит платежного баланса снизился с 29,7 млрд. долл. в 1994 году до 1,6 млрд. долл. в 1995-м. Сокращение внутреннего спроса на 12,8 процента в 1995 году было компенсировано его ростом на 6,2 процента в 1996-м и на 9 процентов в 1997-м. К концу 1998 года уровень безработицы также вернулся к его докризисным значениям[277]. При этом мексиканские власти радикально сократили количество барьеров для зарубежных капиталовложений и допустили приобретение национальных компаний в полную собственность иностранных инвесторов. В результате начавшие возвращаться в страну средства западных предпринимателей обеспечили установление нескольких новых рекордных значений фондового индекса в 1997 году.
      [276] - См.: Emerson Т. Asia's Agony // Newsweek. 1998. October 12. Р. 26.
      [277] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis. P. 277.
      В Азии же последствия девальвации национальных валют и обвала фондовых рынков оказались совершенно иными. Поскольку банки направляли основную часть кредитов в инвестиционный сектор, финансовый кризис сделал привлечение новых заемных средств гораздо более дорогим (так, к началу лета 1998 года процентные ставки достигли на Филиппинах 16 процентов годовых, в Южной Корее -- 17, в Таиланде -- 23, а в Индонезии превысили 60 процентов[278]) и, тем самым, фактически свел на нет возможности удешевления товаров, которое могло бы стать первым следствием девальвации. Внутреннее потребление еще более сократилось, как из-за снижения курса национальной валюты, так и в результате банкротства банков и падения заработной платы; как следствие, вместо оживления экспортных секторов экономики началась глубокая рецессия. Как отмечает Дж.Сорос, "за финансовым крахом последовал экономический спад. Внутренний спрос застыл, импорт резко сократился, но объем экспорта не увеличился, поскольку значительная доля экспортируемых товаров направлялась в страны, также охваченные кризисом. Кроме того, экспортировалась в основном ограниченная группа товаров, цены на которые снижались вследствие перенасыщения рынка" [279]. В Южной Корее, например, в первом квартале 1998 года физический объем экспорта вырос на 30 процентов, но в стоимостном выражении он фактически не изменился из-за падения цен на экспортную продукцию[280]; во втором квартале ситуация также оставалась неопределенной, но уже во втором полугодии наметилась тенденция к сокращению стоимости экспорта, что дало основание корейской Ассоциации международной торговли прогнозировать первое после 1958 года снижение стоимостных показателей экспорта по итогам 1998 года в целом[281]. Во втором квартале 1998 года началось быстрое сокращение объемов производства, в результате чего загруженность мощностей снизилась с 83 до 65 процентов[282].
      Менее чем через полгода после начала кризиса стала очевидной и степень зависимости от импорта. Выше мы отмечали, в какой мере высокотехнологичное производство в азиатских странах зависело от поставок импортных комплектующих и технологий. Между тем в течение последнего квартала 1997 года и начала
      [278] - См.: Spaeth A. Sinking Feeling. P. 40.
      [279] - Soros G. The Crisis of Global Capitalism. P. 149.
      [280] - См.: Bosworth В. Why Trade with Asia Benefits the U.S. Economy // Harrison S.S., Prestowitz C.V., Jr. (Eds.) Asia After the 'Miracle': Redefining U.S. Economic and Security Priorities. P. 103-104.
      [281] - См.: The Economist. 1998. September 12. P. 72.
      [282] - См. Mc Leod R.H., Garnaut R. East Asia in Crisis. P. 80, 81.
      1998-го таковые снизились в Индонезии на 30, в Таиланде -- на 32, в Южной Корее -- на 36 процентов[283]. В середине 1998 года азиатские страны фактически исчерпали все возможности снижения цен на свою продукцию, которые не могли упасть столь же резко, сколь и их национальные денежные единицы, в первую очередь по причине высокой составляющей импортированных компонентов и сырья. И хотя к весне 1998 года первые последствия краха были, казалось, преодолены, реального улучшения ситуации не наступило. Переместившись в производственную сферу, кризис привел к массовой остановке предприятий и закрытию многих компаний. По подсчетам экспертов, уровень безработицы к концу 1998 года во всех охваченных им странах превышал докризисные показатели в 2-2,5 раза[284]; в Малайзии и Индонезии начались волнения, направленные против иммигрантов[285]; уровень жизни в пораженных рецессией странах снизился более чем в полтора раза. Впервые с конца 60-х годов во всех восточноазиатских государствах увеличилась доля граждан, живущих ниже официальной черты бедности: в Таиланде -- с 15,1 до 26,7, в Южной Корее -- с 15,7 до 27,8, а в Индонезии -- с 11,3 до 22,5 процента населения[286].
      Не менее драматично обстояло дело и в связи с государственным вмешательством в решение экономических проблем. Азиатская модель индустриализации, как мы отмечали выше, основывалась на сращивании государства и экономики. Этот процесс принимал различные формы -- от централизованного регулирования в Малайзии и государственной поддержки крупных компаний в Южной Корее до организации целой сети полугосударственных компаний в Индонезии, позволившей семье Сухарто сколотить самое большое состояние в Азии, по некоторым оценкам достигающее 40 млрд. долл. [287] Однако в любом случае меры, предложенные МВФ в качестве условия оказания финансовой помощи, были встречены явно оппозиционно, если не сказать -- враждебно. В Таиланде одним из важнейших условий выделения кредита стало закрытие 57 крупных финансовых компаний, находившихся на грани банкротства, но близких к власть предержащим; в Южной Корее еще более болезненным оказалось требование расформирования ряда крупных конгломератов, в том числе "Хюндаи", а также применение процедуры банкротства к некоторым мощным компаниям, включая "Киа моторе"; в Индонезии делегация МВФ акцентировала внимание на удалении от дел членов президент
      [283] - См.: Ignatius A. Asia's Bad News // Time. 1998. May 18. P. 33.
      [284] - См.: Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 40.
      [285] - См.: Larimer Т. No Place For Strangers // Time. 1998. April 6. P. 26.
      [286] - См.: Emerson Т. Asia's Agony. P. 26.
      [287] - См.: Mayer M. Suharto Family Values // Newsweek. 1998. May. 18. P. 41
      ской семьи. Как показывает практика, все эти требования не имеют реальной перспективы быть выполненными. В Таиланде до сих пор продолжают работать более половины предназначавшихся к закрытию финансовых компаний; требования МВФ по отношению к Малайзии вызвали резкие заявления премьера Махатхира и фактически привели к самоизоляции страны; торг с индонезийским президентом Сухарто занял несколько месяцев[288] и закончился только с его свержением; в Южной Корее (где накануне кризиса до 12 процентов топ-менеджеров пяти крупнейших компаний состояли в тесном родстве друг с другом[289]) большинство условий также не были выполнены, и неудивительно, что "Киа моторе" в результате инвестиционного "конкурса" перешла не к "Форд мотор", предложившей самую высокую цену, а к корейской же "Дэу". Летом 1998 года все страны, получившие помощь, нарушили договоренности с МВФ в той их части, которая касалась необходимости сбалансирования бюджета. Если во второй половине 1997 года МВФ согласовал с Таиландом, Южной Кореей и Индонезией показатели профицитов их бюджетов в размере 1 процента[290], то уже в мае 1998 года Таиланд допустил дефицит в 3 процента, Южная Корея в июне -- 4 процента, а Индонезия -- 8,5 процента. Хотя эти нарушения формально объяснялись необходимостью поддержания ряда социальных программ, значительная часть средств была в действительности израсходована на финансовые вливания в промышленный сектор[291].
      Характерно, что даже сегодня, два года спустя после первых кризисных явлений в азиатских странах, доминирующей остается точка зрения, согласно которой главной причиной разрушительного кризиса стали проблемы чисто финансового характера -- в первую очередь массированный отток капитала из стран региона и последовавший за этим так называемый "эффект домино" [292]. Более того, большинство экспертов полагают, что значительная часть причин, породивших кризис, лежит вне хозяйственных систем самих этих стран. Дж.Сорос риторически спрашивает в своей книге: "Как получилось, что такая успешная модель экономического развития так скоро потерпела крах?" -- и отвечает, что "основным источником нестабильности является сама международная финансовая система" [293]. Мы полагаем, что в этом утверждении
      [288] - См.: McCarthy Т. Indonesia on the Brink // Time. 1998. March 23. P. 36-37.
      [289] - См.: Cough L. Asia Meltdown. The End of the Miracle? P. 20.
      [290] - См.: Phongpaichit P., Baker Ch. Thailand's Boom and Bust. P. 124.
      [291] - См.: Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 53.
      [292] - См.: Griffith-Jones S., Kimmis J. Stabilizing Capital Flows to Developing Countries // Michie J., Smith J.G. (Eds.) Global Instability. P. 71-72.
      [293] - Soros G. The Crisis of Global Capitalism. P. 141.
      гениальный финансист ошибается, серьезно смешивая причину и следствие.
      Безусловно, зависимость азиатских экономик от развития событий на мировых финансовых рынках не следует недооценивать. Однако, на наш взгляд, то огромное внимание, которое в последние два года развитые страны уделили азиатскому кризису, не означает, что он был порожден действиями международных финансистов. Качественное отличие азиатских стран от той же, например, Мексики состоит в том, что правительства и лидеры делового сообщества этих государств стремились за чужой счет (как международных инвесторов, так и собственных граждан) индустриализировать свои страны, отнюдь не теряя при этом контроля над собственной экономикой. В отличие от Мексики, возможность инвесторов не только принимать принципиальные решения, но даже получать достоверную статистическую информацию о положении дел оставалась здесь весьма низкой. Теперь известно, что Таиланд перед кризисом продал фактически все свои валютные резервы в обстановке полной секретности[294], а "Ямайичи Секьюритиз" создала несколько фиктивных компаний, на которые для улучшения своего баланса перевела просроченных долгов "всего лишь" на 2,1 млрд. долл. [295] Но кто поручится, что статистические данные о масштабах корейского долга, определявшие его весной 1997 года в сумме около 40 млрд. долл. и затем "скорректированные" до 60, 100 и, к концу 1997 года, до 119,7 млрд. долл. [296], не остаются в несколько раз заниженными? Развитие азиатских экономик не было естественным и самоподдерживающимся; на протяжении десятилетий правительства de facto обеспечивали поступление дополнительных инвестиций по меньшей мере пятью путями: во-первых, посредством прямого дотирования предприятий в самых различных формах; во-вторых, через покровительство гигантским промышленно-финансовым консорциумам, мобилизировавшим внутренние ресурсы через подконтрольные им банки; в-третьих, искусственно поддерживая курс национальной валюты на уровне, позволявшем эффективно импортировать технологии и комплектующие из-за рубежа; в-четвертых, привлекая и гарантируя кредиты для поддержки национальной промышленности и, в-пятых, поддерживая относительно низкую цену рабочей силы, делавшую продукцию этих стран конкурентоспособной. Достигавшиеся при этом темпы роста не могли быть обеспечены иначе как массированными инъекциями средств из-за рубежа; последние поддер
      [294] - См.: The Economist. 1998. April 11. Р. 64-65.
      [295] - См.: Gibney F. The Last, Best Hope // Time. 1997. December 22. P. 25.
      [296] - См.: Henderson С. Asia Falling. P. 244.
      живали рост и позволяли привлекать новые инвестиции. В результате в 1993-1995 годах приток иностранного капитала, в частности, в Малайзию и Таиланд достигал 13-17 процентов (!) их ВНП[297]; неустойчивость азиатских экономик иллюстрируется тем, что нетто-отток инвестиций в 1997 году, оцениваемый в 12 млрд. долл., составлял не более чем 1,3 процента совокупного валового национального продукта этих стран[298]. Таким образом, оказывается, что для фактически полного краха азиатской экономической модели было достаточно всего лишь прекратить искусственное внешнее финансирование этих стран; между тем, если государства в течение десятков лет проводили политику, которая не могла не предполагать такой уязвимости, трудно винить международных инвесторов в том, что они вдруг неожиданно пожелали получить обратно свои деньги (или то, что от них осталось).
      Несмотря на явные просчеты в самой идеологии избранного азиатскими государствами пути развития, к началу 1999 года в литературе сформировались две основные точки зрения на природу азиатского кризиса. Первая акцентирует внимание на финансовых его аспектах, и ее сторонники полагают, что главными причинами стали излишние заимствования на внешнем и внутреннем рынке, неконтролируемое финансирование недостаточно продуманных проектов в промышленности и сфере недвижимости, искусственное завышение курсов национальных валют, допущение дефицитов платежного баланса и так далее. Перечисляя в уже цитированной работе десять источников азиатского кризиса, М.Голд-штейн отмечает в их числе исключительно проблемы, связанные с финансовыми его аспектами[299]. Сторонники этой точки зрения полагают, что азиатский кризис 1997 года играет позитивную в целом роль, так как в конечном счете обеспечивает большую открытость экономик региона к иностранным инвестициям и дает Западу возможность более активно внедрять в Азии собственные принципы хозяйственной организации; в силу этого предполагается, что кризис будет относительно непродолжительным и не повлечет за собой опасных долгосрочных последствий[300]. Вторая позиция акцентирует внимание на организационной структуре азиатских экономик; согласно ей, важнейшей задачей, которую должны поставить МВФ и другие международные финансовые институты перед азиатскими странами, является отказ от прямой государственной поддержки промышленности, демонополизация большинства отраслей и проведение активных мер, направленных
      [297] - См.: The Economist. 1998. March 7. Survey "East Asian Economies". P. 4.
      [298] - Рассчитано по: The Economist. 1998. April 11. Р. 64.
      [299] - См.: Goldstein M. The Asian Financial Crisis. P. 65-67.
      [300] - См.: Luttvak E. Turbo-Capitalism. P. 241.
      на развитие свободного предпринимательства[301]. Ввиду того, что по состоянию на сегодняшний день подобные меры представляются еще далекими от осуществления, эксперты, придерживающиеся этой точки зрения, полагают, что "немедленное восстановление хозяйства в высшей степени маловероятно... и вопрос о возврате к прежним заоблачным высотам докризисного периода в настоящее время остается открытым" [302]. Однако при всем разнообразии позиций, насколько нам известно, еще ни разу не высказывалась мысль, согласно которой причины азиатского кризиса были имманентно заложены в самой концепции избранного типа индустриализации.
      Выше мы неоднократно обращались к основным проблемам, возникающим у стран, направившихся по пути ускоренного развития. На наш взгляд, основной ошибкой азиатских государств было то, что они не осмыслили природы экономических успехов, достигнутых ими в 80-е годы, не сумели осознать их как конъюнктурные и временные. Вместо того, чтобы на основе накопленного потенциала отойти от ориентации на высокие темпы хозяйственного роста, перенести акцент на развитие сферы услуг и сделать приоритетом формирование емкого внутреннего рынка, истэблишмент азиатских стран двинул свои экономики на полной скорости по пути в никуда. Считая себя (и отчасти реально являясь) конкурентами развитых стран, они даже не осознавали (и сегодня не осознают) своей зависимости от постиндустриального мира. Импорт технологий, искусственное занижение издержек, массированные вливания иностранного капитала и наращивание экспорта готовой продукции на внешние рынки -- таковы были основные условия азиатского "процветания". Фактором, прервавшим эту череду "успехов", стал отнюдь не финансовый кризис, а достижение западными экономиками новой ступени своего прогрессивного развития. Формирование в постиндустриальных странах самоподдерживающейся экономики, в значительной мере независимой от внешних обстоятельств, занятие ведущего места информационным сектором хозяйства и взрывное повышение спроса на индивидуальные блага и специфические, не производимые в массовом масштабе, товары и услуги стали провозвестниками конца азиатской индустриализации. Западные страны, в 80-е и начале 90-х годов стремившиеся завоевать рынок для своих технологий, программного обеспечения, иных "ноу-хау", а также наиболее высокотехнологичных продуктов посредством ценовой конкуренции, сегодня завоевали фактически монопольное положение на
      [301] - См.: World Economic Outlook. A Survey by the Staff of the International Monetary Fund. May 1998. P. 3; Cough L. Asia Meltdown. P. 106-107, 128.
      [302] - Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 32.
      рынках и вполне могут ее использовать. С ростом благосостояния внутри самих развитых стран увеличиваются потребности в высококачественной продукции отечественных производителей, а также слугах, что ограничивает платежеспособный спрос на азиатские товары со стороны высокообеспеченных категорий населения; менее же обеспеченные граждане акцентируют внимание на ценовой характеристике, которая. Как мы уже отметили, не может быть достаточно эффективно снижена по причине доли импортных комплектующих. Растущая деловая активность в ведущих постиндустриальных державах естественным образом притягивает значительные средства, и инвесторы считают за благо уйти с развивающихся рынков, риски вовлеченности в которые превосходят все разумные пределы. В этих условиях у стран Юго-Восточной Азии нет никаких серьезных предпосылок для быстрой хозяйственной реабилитации. Вопреки широко распространенной точке зрения, согласно которой через несколько лет азиатские нации смогут вернуть и умножить свои экономические успехи, мы считаем возможным утверждать, что страны этого региона никогда более не будут занимать тех позиций в мировой экономике (при ближайшем рассмотрении не слишком уж впечатляющих[303]), которые были достигнуты ими к середине 1997 года. Сегодняшний уровень фондовых индексов , состояние валютных курсов и масштабы производства представляются нам далеко отстоящими от тех минимальных значений, до которых им предстоит еще падать. Единственное, что будет отличать ближайшие годы от последних двух, это то, что понижательная тенденция будет более плавной (аналогом может служить японская ситуация, когда в 1990 году токийскому фондовому индексу хватило несколько месяцев, чтобы спуститься с отметки в 40 тыс. Пунктов до уровня 28 тыс., а в течение последующих восьми лет он медленно дошел до значений 13-14 тыс. Пунктов, что также не является пределом)
      Попытка стран Юго-Восточной Азии осуществить "большой скачок" в круг развитых держав закончилась неудачей. Вытекающие из этого печального опыта уроки ценны для любой страны мира и свидетельствуют о том, что в сегодняшних условиях ни одна хозяйственная система не может достичь постиндустриального уровня развития без прямой помощи и поддержки со стороны других постиндустриальных стран (хорошим примером обеспечения "догоняющего" развития извне являются государства Средиземноморья и Восточная Германия, чье развитие активно финансируется из средств Европейского сообщества). Между тем особый интерес представляет собой анализ с этой точки зрения опыта хозяйственной реформы, проводимой в крупнейшей азиатской стране, до сих пор не охваченной кризисом, -- в Китае.
      [303] - См. Подробное сравнение экономических показателей для стран Юго-Восточной Азии и США приводится в: Haley G.T., Tan C.H., Haley U.C.V. New Asian Emperors. The Overseas Chinese, Their Strategies and Competitive Advantages. Oxford, 1998. P. 81. Table 4.3.
      Китай: общие судьбы или особый путь?
      Китай, к которому сегодня приковано внимание многих экономистов и политиков, и по методам своего развития, и по сложившейся там политической системе, и по устойчивости к кризисным явлениям, существенно отличается от прочих государств региона. Обычно, говоря о Китае, отмечают достигнутые им выдающиеся успехи в индустриализации, гигантские темпы роста валового национального продукта, беспрецедентный объем валютных резервов, устойчивое положительное сальдо во внешней торговле и многое другое, что, по мнению экспертов, может вывести его на место мирового экономического лидера к середине XXI века. Мы не разделяем такого оптимизма, однако вполне согласны с тем, что избранная Китаем модель реформирования экономики является, пожалуй, оптимальной для решения стратегических задач развития страны.