табачном производстве[282]. При этом в странах, где большее внимание уделяется развитию индустриального сектора, как, например, в Японии, производительность росла в 80-е и в первой половине 90-х годов на 2,7-3 процента в год, что обеспечивало до 70 процентов прироста ВНП. Другой пример показывает, что масштабы применения информационных технологий скорее снижают темпы роста производительности, нежели повышают их. Известно, что в послевоенный период темпы роста производительности в американской экономике были выше, чем в межвоенную эпоху и в десятилетия, предшествовавшие первой мировой войне (2,3, 1,8 и 1,6 процента соответственно) [283], и это объяснялось в первую очередь развитием индустриального сектора в 50-е -70-е годы. Позднее, с экспансией третичного сектора, рост производительности замедлился. Несмотря на то, что в 80-е и начале 90-х годов на приобретение новых информационных технологий в отраслях сферы услуг США было затрачено более 750 млрд. долл., производительность в них росла не более чем на 0,7 процента в год. По отдельным отраслям положение было еще более парадоксальным: в розничной торговле, где ежегодный рост инвестиций в новые технологии составлял 9,6 процента, производительность увеличивалась лишь на 2,3 процента (в оптовой торговле этот процесс характеризовался цифрами 11,0 и 2,8 процента соответственно); в банковской сфере затраты на информационные технологии росли темпом в 27,9 процента, а прирост производительности не превосходил 0,1 процента в год; в здравоохранении же увеличение инвестиций на 9,3 процента в год было сопряжено со спадом производительности на 1,3 процента[284]. Трудно не согласиться с П.Дракером, который считает, что в современных условиях основной проблемой развитых стран является не повышение выработки в отраслях массового производства, методы которого вполне известны, а рост производительности работников интеллектуального труда[285]. Таким образом, широкомасштабные инвестиции не обеспечивают роста производительности, если они направляются в сферу технологических нововведений[286]; однако поскольку развитие новых технологий определяет, тем не менее, способности страны оставаться в рядах
      [282] - См.: Krugman P. Pop Internationalism. P. 13.
      [283] - См.: Madison A. Growth Acceleration and Slowdown in Historical and Comparative Perspective // Myers R.H. (Ed.) The Wealth of Nations in the Twentieth Century: The Policies and Institutional Determinants of Economic Development. Stanford (Ca.), 1996. P. 26.
      [284] - См.: Information Technology and Service Society. P. 4-5, 8.
      [285] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st Century. N.Y., 1999. P.141.
      [286] - Подробнее см.: Dertouws M.L. What Will Be. P. 270-272.
      постиндустриального мира, оказывается, что показатель производительности не отражает сегодня реальной степени хозяйственного прогресса того или иного государства.
      Третий парадокс информационной экономики состоит в том, что ни масштаб инвестиций, ни темпы роста производительности не дают оснований говорить как об устойчивости экономического роста в традиционном его понимании, так и, тем более, о хозяйственном развитии страны в целом. В условиях, когда в 90-е годы нормы сбережений в США оказались самыми низкими среди постиндустриальных стран, американские компании вполне эффективно инвестировали капиталы за рубеж (их инвестиции почти в полтора раза превосходили суммарный объем заграничных капиталовложений Японии и Германии), причем отдача американских инвестиций за рубежом оставалась значительно более высокой, нежели капиталов, вложенных японскими, английскими и немецкими корпорациями в экономику США[287]. Не менее характерно и то, что в Соединенных Штатах на протяжении всего периода 90-х годов прибыль на вложенный капитал оставалась в целом по экономике гораздо более высокой, чем в Германии или Японии[288]. Экономический рост в США также был вполне устойчив: с 1970 года только пять лет завершались спадом производства, в остальные же периоды экономика росла на 2-3 процента в год, причем в 1973 году--на 5,8 процента, а в 1984-м -- на 7 процентов. Хозяйственный рост продолжается непрерывно вот уже на протяжении семнадцати лет, с 1982 года (правда, в 1990 году показатели балансировали около нулевой отметки), причем в 90-е годы темпы роста оказались выше, чем за период с 1978 по 1996 год (так, пятилетие 1991-1996 годов характеризовалось ростом 2,8 процента в годовом исчислении, а упомянутый период 1978-1996 годов -- 2,4 процента[289]). В последнее время отрыв США от всех других постиндустриальных стран в этом аспекте лишь усиливается: по итогам четвертого квартала 1998 года рост американской экономики в годовом исчислении составил 6,1 процента, тогда как для одиннадцати стран, образовавших в начале 1999 года зону единой европейской валюты, этот показатель не превысил 0,8 процента. В то же время экономики Германии и Японии, основных соперников США, сделавших акцент на индустриальный сектор, несмотря на сохраняющиеся высокие уровни инвестиций, пребывали в условиях хозяйственного спада (-1,8 и -3,2 процента соответственно) [290].
      [287] - См.: Spulber N. The American Economy. P. 135.
      [288] - См.: Spence A.M. Science and Technology Investment and Policy in the Global Economy // NeefD., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge. P. 66.
      [289] - См.: Kiplinger К. World Boom Ahead. P. 42-43.
      [290] - См.: The Economist. 1999. April 3. P. 96.
      В данном случае речь идет уже не о том, что американским производителям удается успешнее конкурировать на международной арене; они создают совершенно новые правила конкуренции, изменяя незыблемые, казалось бы, ее принципы, существовавшие на всем протяжении нашего столетия[291].
      Все эти факты и тенденции порождают множество вопросов, и самый интригующий среди них -- действительно ли в современных условиях низкие нормы сбережений и инвестиций совместимы с бурным хозяйственным ростом или же мы переживаем относительно нерепрезентативный момент и ближайшие годы восстановят прежнее состояние дел? К ответу на этот вопрос можно подойти двояким образом.
      С одной стороны, можно пытаться пересмотреть данные о масштабах накоплений и инвестиций, подвергнув их существенной ревизии с точки зрения статистической корректности. Наиболее интересная и впечатляющая из таких попыток предпринята К.0мае, который привел кажущиеся фантастическими выкладки относительно методик расчета нормы накопления в США и Японии (обычно считается, что разница между ними составляет 12,3 процентных пункта) и пришел к выводу, что американцы и японцы сберегают фактически равные доли своих располагаемых доходов[292]. Основные аргументы автора сводятся к тому, что в американской и японской статистике по-разному отражаются, например, проценты, выплачиваемые по потребительским кредитам, средства, направляемые на покупку недвижимости и ее ремонт, а также многие другие факторы и обстоятельства подобного порядка.
      С другой стороны, что было бы, на наш взгляд, более правильно, к инвестициям в современных условиях следует относить и затраты на повышение творческого потенциала личности, на поддержание ее способности эффективно участвовать в общественном производстве. В этом случае кажущаяся на первый взгляд противоестественной динамика получаемых американцами (после уплаты налогов) доходов и сбережений (первые с 1991 по 1997 год выросли с 4,35 до 5,79 триллиона долларов, то есть более чем на треть; вторые за тот же период сократились с 259,5 до 121,0 млрд. долл., то есть более чем в два раза[293]) не будет восприниматься столь шокирующим образом. Такой подход, который не нашел пока адекватного отражения в статистике, способен серьезным образом изменить наши представления об обусловленности эко
      [291] - См.: SchorJ.B. The Overspent American. P. 172.
      [292] - Подробнее см.: Ohmae К. The Borderless World. P. 146-147; Ohmae K. The End of the Nation-State: The Rise of Regional Economies. N.Y., 1995. P. 18-19.
      [293] - См.: Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac 1999. N.Y., 1999. P. 133.
      комического роста активностью инвестиционного процесса. Учитывая затраты на образование, здравоохранение, любые формы обучения и даже поддержание социальной стабильности в обществе как инвестиционные по своей природе, мы обнаружим, что норма инвестиций в последние десятилетия радикальным образом выросла, но отнюдь не сократилась. К сожалению, сегодня это обстоятельство начинают принимать в расчет в первую очередь на корпоративном, а не общенациональном, уровне: здесь влияние не поддающихся строгому учету нематериальных активов, рассматриваемых в качестве "человеческого капитала", "интеллектуального капитала" и даже "капитала взаимоотношений", оказывается наиболее заметным, так как от него зависит как рыночная оценка компаний, так и реальная отдача на вложенный капитал[294].
      В заключение этого небольшого, но важного раздела сформулируем некоторые выводы. Во-первых, в современных условиях норма сбережений не оказывает существенного воздействия на масштабы инвестиционной активности в постиндустриальных странах. Во-вторых, уровень самой инвестиционной активности в ее традиционном понимании, то есть масштаб капиталовложений в производственные мощности, оборудование и даже технологии, не определяет ни показателей производительности, ни экономического роста в целом. В-третьих, хозяйственный прогресс, как показывает практика последних лет, оказывается даже более быстрым в тех странах, где не абсолютизируются показатели экономического роста и повышения производительности[295]. Отсюда следует, что в современных постиндустриальных обществах сформировался саморегулирующийся механизм, позволяющий осуществлять инвестиции, стимулирующие хозяйственный рост, посредством максимизации личного потребления, которое всегда казалось антитезой накоплениям и инвестициям. И в этом мы видим одно из важнейших условий становления постэкономического общества, поскольку именно так возникает ситуация, в которой человечество не только получает в виде информации неисчерпаемый ресурс для развития производства, но и делает фактически все основные виды потребления, связанные с развитием личности, средствами создания этого ресурса. Таким образом, постиндустриальные общества фактически создали механизм самоподдерживающегося развития, когда экономический прогресс может быть инициирован развитием личности, а бурный хозяйственный рост способен продолжаться десятилетиями в условиях не только низкой, но и отрицательной
      нормы накопления в ее традиционном понимании. Там, где индустриальные нации вынуждены идти по пути самоограничения в потреблении, постиндустриальные способны максимизировать его, причем с гораздо более впечатляющими и масштабными результатами. Дальнейшее укрепление позиций постиндустриального мира может происходить поэтому даже без излишних усилий с его стороны.
      [294] - Подробнее см.: Morgan В. W. Strategy and Enterprise Value in the Relationship Economy. P. 273.
      [295] - См.: Thurow L. Creating Wealth. P. 173.
      Рождение креативной корпорации
      Яркий пример эффективности инвестиций, направляемых не на развитие и совершенствование производственных фондов, а на изменение природы и качеств современного работника, дает анализ структуры, организации и стратегии современной корпорации. Во второй главе мы обратили внимание на то, что лучшие образцы современной корпорации представляют собой социальную общность, в которой деятельность человека выходит за рамки традиционно понимаемой эксплуатации и где возникают новые формы общественных связей между индивидами. Здесь мы рассмотрим эти вопросы более детально.
      Известно, что производственная корпорация исторически возникла как форма, адекватно воплощающая черты индустриального типа хозяйства; как отмечает Дж.К. Гэлбрейт, "вплоть до нахождения более точной формулировки вполне возможно обозначить ту область экономики, которая олицетворяется крупными корпорациями... [в качестве] Индустриальной Системы" [296]. На протяжении последнего столетия корпорации постепенно превращались из инструмента капиталистического принуждения в ассоциации, преследующие не только чисто экономические, но и социальные цели. Это стало особенно заметно с середины 60-х годов, когда быстро распространялись новые технологии, предполагавшие децентрализацию, демассификацию, фрагментацию производства[297] и требовавшие работников, одним из важнейших качеств которых
      [296] - Galbraith J.K. The New Industrial State, 2nd ed. L" 1991. P. 29.
      [297] - См.: Toffler A. The Third Wave. Knowledge, Wealth, and Violence at the Edge of the 21st Century. N.Y" 1990. P. 57-59, 255-261, 336-342; TofflerA. Powershift. N.Y" 1991. P. 179-183, 220-221, 331-343, а также: Beck U. Risk Society: Towards a New Modernity. L., 1992. P. 142-149, 191-192; Block F. Postindustrial Possibilities: A Critique of Economic Discourse. Berkeley, 1990. P. 47; Hall R.ff. Sociology of Work: Perspectives, Analyses, and Issues. Thousand Oaks-L., 1994. P. 18; Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space. P. 18-28; Norman A.L. Informational Society. An Economic Theory of Discovery, Invention, and Innovation. Boston-Dordrecht, 1993. P. 97, и др.
      является выраженное стремление к автономности[298]. Эти перемены ознаменовали переход к системе гибкой специализации, способной быстро отвечать на изменяющиеся потребности рынка и включающей в себя такие элементы, как гибкая занятость[299], гибкость объемов производства[300], состава машинного оборудования[301], технологических процессов и организационных форм[302]. Оценивая подобные явления в их совокупности, Д.Белл говорил о них как о революции участия, разворачивающейся первоначально на уровне фабрики, но способной "распространиться на организации всех типов" [303]; результатом же, согласно Л.Туроу, становится "обретение персоналом гораздо большей свободы в области принятия решений, чем это имело место в традиционной иерархической промышленной компании" [304].
      Однако ни в 70-е, ни в 80-е годы западная корпорация не обрела качественно нового облика. Для того, чтобы производственная компания превратилась из той "адаптивной" корпорации, какой ее описывал О.Тоффлер, в компанию "креативную", о которой сегодня уже можно вести речь, должны были, с одной стороны, завершиться процессы, сделавшие большую часть ее персонала работниками, занятыми интеллектуальной деятельностью (knowledge-workers), с другой -- сформироваться и укорениться в обществе в целом и внутри компаний в частности новые ценностные ориентиры социального взаимодействия. Первому фактору, безусловно, принадлежит ведущая роль. Сегодня становится очевидным, что в развитых странах крупные компании индустриального типа уже не контролируют общественное производство в той степени, как прежде. Несмотря на то, что и поныне среди 100 существующих в мире крупнейших экономических систем 51 представлена международными корпорациями и только 49 -суверенными государствами[305], 500 ведущих амери
      [298] - См.: Crook S., Pakulski /., Waters M. Postmodemisation: Change in Advanced Society. L.-Newbury Park, 1993. P. 177; Giddens A. The Constitution of Society. Outline of the Theory of Structuration. Cambridge, 1997. P. 205-206; Harvey D. The Condition of Post-Modernity. An Inquiry into the Origins of Cultural Change. Cambridge (US)-Oxford (UK), 1995. P. 158; Lash S. Sociology of Postmodernism. L.-N.Y., 1990. P. 28, и др.
      [299] - См.: Boyer R. (Ed.) The Search for Labour Market Flexibility. Oxford, 1986.
      [300] - См.: Piore M., Sabel Ch. The Second Industrial Divide. N.Y., 1984.
      [301] - См.: Kaplinsky R. Automation. L.-N.Y., 1984.
      [302] - См.: Scott A. Metropolis. From the Division of Labour to Urban Form. Berkeley-L.A" 1988.
      [303] - Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N.Y., 1996. P. 204.
      [304] - Thurow L.C. The Future of Capitalism. L., 1996. P. 279.
      [305] - См.: Morion С. Beyond World Class. Houndmills-L., 1998. P. 208.
      канских компаний, обеспечивавших в начале 70-х годов около 20 процентов валового национального продукта США, сегодня производят не более одной десятой такового, а экспорт из США в 1996 году наполовину состоял из продукции компаний, в которых было занято 19 и менее работников, и только на 7 процентов -- из продукции предприятий, применяющих труд более 500 человек[306]; от 80 до 90 процентов прироста объема американского экспорта в 90-е годы также приходится на мелкие фирмы[307]. Именно они становятся в современных условиях главным фактором поддержания безработицы на рекордно низком за послевоенные годы уровне: в 1992-1996 годах компании с персоналом, не превышающим 500 работников, обеспечили американской экономике нетто-прирост более чем 11,8 млн. рабочих мест, в то время как более крупные корпорации в совокупности сократили их численность на 645 тыс. человек[308]. Характерно, что подобные трансформации порождены не столько деструкцией крупных корпораций, сколько исключительно быстрым развитием компаний, основанных на использовании новейших технологических достижений и становящихся "высокоприбыльными не только в силу своей способности придавать необходимую форму знаниям, но и по причине готовности их клиентов платить по самой высокой ставке за услуги, отвечающие их нуждам" [309]. Новые фирмы действуют главным образом в весьма узких секторах рынка, не только максимально отвечая нуждам клиентов, но и формируя их качественно новые потребности.
      Экспансия информационноемкого сектора в экономике постиндустриальных стран привела в 90-е годы к беспрецедентным успехам высокотехнологичных фирм, поставивших в центр своей стратегии освоение мельчайших секторов рынка в противоположность промышленным гигантам, ориентированным на массовое производство. В США, где венчурный капитал развит в гораздо большей степени, нежели в Европе, успехи интеллектуально насыщенных компаний проявились с начала истекающего десятилетия, когда фондовый индекс NASDAQ стал уверенно опережать остальные биржевые индексы, а 15 из 20 самых богатых людей Соединенных Штатов в 1995 году представляли компании,
      [306] - Смi.: Naisbitt J. From Nation States to Networks // Gibson R. (Ed.) Rethinking the Future. L" 1997. P. 214, 215.
      [307] - См.: Drucker P. Toward the New Organization // Hesselbein F., Goldsmith M., Beckhard R. (Eds.) The Organization of the Future. San Francisco, 1997. P. 1.
      [308] - См.: Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac 1999. P. 185.
      [309] - Gibbons M., Limoges C., Nowotny H., Schwartunan S., Scott P., Trow M. The New Production of Knowledge. The Dynamics of Science and Research in Contemporary Societies. L.-Thousand Oaks, 1997. P. 62.
      возникшие в течение последних одного-двух десятков лет, -"Майкрософт", "Метромедиа", "Интел", "Оракл", "Виаком", "Нью Уорлд Коммюникейшнз" и другие[310]. Л.Туроу отмечает, что 8 из 25 крупнейших по состоянию на 1998 год американских компаний не существовали или не входили в top-500 до 1960 года; 3 из 10 крупнейших корпораций мира также были основаны менее 30 лет назад[311]. Как следствие, заметно изменилась структура фондового рынка, что свидетельствует о глобальных сдвигах в американской экономике. Среди 11 укрупненных отраслей хозяйства, представленных компаниями, которые входят в индекс Standard Poor 500, тремя основными секторами в 1960 году были энергетика, сырьевая промышенность и производство потребительских товаров длительного пользования. Относящиеся к ним фирмы обеспечивали 17,8, 16,5 и 10,8 процента суммарной стоимости индекса. Последние два места занимали финансовые компании (2,0 процента) и фирмы, действующие в области медицины и фармацевтики (2,6 процента). В 1996 году их позиции в этом списке поменялись: финансовые услуги и медицина заняли первое и четвертое места (14,6 и 10,7 процента), тогда как энергетический комплекс спустился на 8-ю строчку (8,9 процента), сырьевые отрасли -- на 9-ю (6,9 процента), а компании, представляющие массовое производство товаров народного потребления, заняли предпоследнюю позицию (2,7 процента) [312].
      В середине 90-х бум перекинулся на Европу: объем венчурного капитала, увеличиваясь с 1973 года в странах ЕС на 35-45 процентов ежегодно, достиг почти 9 млрд. долл. в 1997-м. В 1996 году был учрежден европейский фондовый индекс для высокотехнологичных компаний, EASDAQ, в листинге которого находились 26 компаний общей стоимостью 12 млрд. долл. (в США в NASDAQ входили в середине 1998 года 5412 компаний с суммарной капитализацией в 2,1 триллиона долл.); рост европейского высокотехнологичного индекса составил примерно по 100 процентов и в 1997, и в 1998 году. Германский и французский высокотехнологичные индексы, Neuer Markt и le Nouveau Marche, только в первой половине 1998 года дали рост на 131 и 85 процентов соответственно[313]. Особого внимания заслуживает сравнение производственных показателей компаний, действующих в компьютерной индустрии и, например, в автомобилестроении. Если
      [310] - См.: Cannon Т. Welcome to the Revolution. Managing Paradox in the 21st Century. L" 1996. P. 269.
      [311] - См.: ThurowL. Creating Wealth. P. 23.
      [312] - См.: Hagstrom R.G. The Warren Buffet Portfolio. P. 181.
      [313] - См.: Wallace С. Nothing Ventured // Time. 1998. July 20. P. 57.
      в 1996 году три крупнейшие американские автомобильные корпорации -"Дженерал моторе", "Форд" и "Крайслер" -- применяли в совокупности труд 1,1 млн. работников и продавали продукции на 372,5 млрд. долл., то три лидера компьютерной индустрии -- "Интел", "Майкрософт" и "Сиско Системе" -- имели персонал в 80 тыс. человек и обеспечивали объем продаж в 33,6 млрд. долл. При этом суммарная капитализация упомянутых автомобильных компаний составляла 103 млрд. долл., а компьютерных -- 270 млрд. долл. [314] По итогам 1996 года "Интел" и "Майкрософт" впервые вошли в первую десятку крупнейших корпораций мира, заняв седьмое и восьмое места с рыночной капитализацией в 107,5 и 98,8 млрд. долл. соответственно[315], в конце 1997 года "Майкрософт" была уже третьей -- с капитализацией более 140 млрд. долл. [316], а в январе 1999-го она вышла на первое место в мире с рыночной стоимостью, превышающей 400 млрд. долл. Вместе с тем как по размерам основных производственных фондов, так и по объемам продаж "Майкрософт" и сегодня остается во второй сотне крупнейших американских фирм. Особое внимание обращает на себя тот факт, что лидеры рынка отличаются не только тем, что действуют в новых секторах экономики и заполняют узкие ниши спроса, но и тем, что они обязаны своим феноменальным взлетом одному или нескольким людям -- их основателям и владельцам, не утрачивающим контроля над своим детищем. Так, Б.Гейтс владеет сегодня 21 процентом акций "Майкрософт", оцениваемых более чем в 82 млрд. долл. [317]; М.Делл контролирует около трети акций компании "Делл" стоимостью около 11 млрд. долл.; Дж.Безос заработал 2 млрд. долл. в качестве основателя "Amazon.com", интернетовской компании по продаже книг, капитализация которой составляет 6,3 млрд. долл., что превышает суммарную стоимость двух ведущих книготорговых фирм США -"Бордеро Груп" и "Бэрнс энд Ноубл"; Д.Фило и Дж.Янг стали миллиардерами, будучи совладельцами не менее знаменитой "Yahoo!", а Стив Кейз владеет значительным пакетом созданной им "America-on-Line (AOL)", рыночная стоимость которой оценивалась летом 1998 года в 27 млрд. долл. [318] Во всех этих
      [314] - См.: Taffinder P. Big Change. A Route-Map for Corporate Transformation. Chichester-N.Y., 1998. P. 8.
      [315] - См.: Financial Times FT 500 1997. L" 1997. P. 88.
      [316] - См.: Roos J., Roos G., Dragonetti N. C., Edvinsson L. Intellectual Capital. P. 1.
      [317] - См.: August 0., Jones A. Gates Fortune Set to Exceed $100bn // The Times. 1999. January 23. Section 2W. P. 31.
      [318] - См.: Greenwald J. Heroes of a Wild and Crazy Stock Ride // Time. 1998. August 3. P. 44-45.
      случаях мы видим пример "преобразования корпоративных знаний в ценность", которая "способна создавать более эффективные рынки" [319].
      Второй фактор связан с характером взаимодействия в рамках современной корпорации составляющих ее личностей. Управление работниками интеллектуальной сферы отнюдь не сводится к доведению разного рода приказов до персонала, подобно тому, как это делалось в компании индустриального типа. Этому есть две основные причины. С одной стороны, в условиях, когда отдельные работники обладают всеми необходимыми навыками для производства информационных продуктов, равно как и возможностями приобретения в собственность всех нужных им "средств производства" [320], объективно складывается ситуация, когда компания в большей мере нуждается в подобных сотрудниках, чем они в ней [321]. Работник продает сегодня владельцам компании уже не свою способность к труду, а конкретные результаты интеллектуальной деятельности; между тем он имеет все возможности, чтобы "сотрудничать с компанией, например, обрабатывать для нее информацию, но не работать на компанию" [322]. Эта качественно новая степень свободы современного работника делает непригодными принципы управления, сформировавшиеся в корпорации индустриального типа. С другой стороны, даже в том случае, когда между руководством компании и ее персоналом устанавливается конструктивное взаимодействие, остается фактом, что значительная (а порой и большая) часть рыночной стоимости компании определяется интеллектуальным капиталом ее работников и поэтому не находится под прямым контролем руководства [323]. Именно по этим причинам современная корпорация принципиально отличается от предшествующих ей форм; одной из главных проблем становится обеспечение сплоченности ее работников; сама компания выступает чем-то гораздо большим, нежели простая совокупность составляющих ее личностей [324], а новым императивом социального
      [319] - Prusak L., Cohen D. Knowledge Buyers, Sellers, and Brokers: The Political Economy of Knowledge // Neef D., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge. P. 138.
      [320] - См.: Sakaiya Т. The Knowledge-Value Revolution. P. 66.
      [321] - См.: Koch R. The Third Revolution. Creating Unprecedented Wealth and Happiness for Everyone in the New Millennium. Oxford, 1998. P. 172.
      [322] - Drucker on Asia. A Dialogue Between Peter Drucker and Isao Nakauchi. Oxford, 1997. P. X.
      [323] - См.: RoosJ., Roos G., Dragonetti N.C., Edvinsson L. Intellectual Capital. P. 1.
      [324] - См.: Ghoshal S., Bartlett Ch. The Individualized Corporation. A Fundamentally New Approach to Management. N.Y., 1997. P. 69-70.
      поведения человека становится, по словам Т.Парсонса, институционализированный индивидуализм [325].
      Индивидуализм современного работника существенно отличается от индивидуализма трудящегося индустриальной эпохи. В новых условиях принципы равенства и иерархичности, конкуренции и сотрудничества соотносятся весьма нетрадиционным образом. Персонал компании предпочитает сегодня "работать там, где царит дух равенства, где идеи ценятся выше, чем положение на иерархической лестнице" [326], и воплощение этого предпочтения предполагает в первую очередь отказ от формальных признаков иерархичности, возможно более полное признание реальных заслуг каждого конкретного работника, переход к "качественно новому моральному соглашению между индивидом, компанией и обществом" [327]. При этом конкуренция между людьми становится конкуренцией их творческих способностей, происходит соответствующий этой перемене переход от доминирования власти руководителя к признанию высокой роли ответственности самого работника [328]. Все это приводит к тому, что компании в значительной мере перестают быть организациями, основанными на закреплении за каждым их членом какого-то определенного участка работы, и превращаются в некие локальные сообщества, регулируемые закономерностями и отношениями не столько экономического, сколько социологического порядка [329].
      Основой взаимодействия работников современной компании большинство исследователей называют установившееся между ними доверие (trust), на базе которого формируется так называемый социальный капитал компании. Понятие доверия, достаточно широко применяющееся социологами, не получило, тем не менее, вполне однозначного определения. Как можно судить из контекста использования его во множестве экономических и социологических работ, данный термин объединяет черты таких понятий, как убежденность, вера и надежность; при этом акцент делается как на внутреннеинтуитивный характер доверия, так и на то, что оно не только представляет собой некую этическую норму, но активно проявляется в отношениях между работниками
      [325] - См.: Parsons Т. On Institutions and Social Evolution / Selected Writings edited and with an Introduction by L.H.Mayhew. Chicago-L., 1982. P. 328.
      [326] - Pinchot G. Building Community in the Workplace // Hesselbein F., Goldsmith M., Beckhard R., Schubert R.F. (Eds.) The Community of the Future. San Francisco, 1998. P. 133.
      [327] - Ghoshal S., Bartlett Ch. The Individualized Corporation. P. 274.
      [328] - См.: Arrow K.J. The Limits of Organization. P. 66-67.
      [329] - Подробнее см.: Parsons Т. On Institutions and Social Evolution. P. 333; Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 288.
      компании [330]. Указывая, что корпорации, отвечающие современным потребностям, не могут существовать вне нового типа поведения своих работников, С.Гхошал и Ч.Бартлет подчеркивают, что "такой тип поведения не может утвердиться в организации, сотрудники и подразделения которой взаимодействуют между собой в соответствии с положениями контракта и движимы своекорыстными интересами; оно возможно лишь в условиях, когда людей объединяют эмоционально окрашенные, почти семейные отношения, взаимное уважение и доверие", подытоживая свою мысль словами: "короче говоря, оно требует культуры общения, основанного на доверии" [331]. Существуют и более общие выводы, согласно которым современная хозяйственная система "базируется на технологии, но в основе ее могут лежать только человеческие взаимоотношения; она начинается с микропроцессоров и заканчивается доверием" [332]; а "американская демократия и американская экономика достигли успеха не в силу индивидуализма или коллективизма, а благодаря сочетанию обеих этих противоположных тенденций" [333]. Качественно новые взаимоотношения между работниками компании становятся сегодня важным фактором повышения не только ее конкурентоспособности, но и ее рыночной стоимости. В той мере, в какой современные корпорации переходят от производства и продажи товаров к реализации услуг и информации, взаимоотношения внутри компании становятся вполне очевидным экономическим благом [334], определяющим ее цену и ее позиции на рынке.