Крики замирали один за другим, но вот в зале вновь воцарилась тишина, и Рэнд уловил только обрывок фразы: «… они не понимают, что есть благо для них…».
— Я не сделал для них то, что отказываете сделать вы.
Ропот смягчился, как будто конгресс в чем-то соглашался, но не решался признать это.
— Отошли их домой, — услышал он сзади. Палатон обернулся.
— Я уже просил об этом, — ответил он, — и буду просить вновь.
Чоя со встрепанными волосами поднялся.
— Мы провели голосование, Палатон, — его слова падали в тишину, как удары, — о введении цензуры со стороны конгресса. Тебе придется принять этот вердикт. Твое положение наследника остается нетвердым до тех пор, пока мы не придем к соглашению. От себя самого, от моего Дома и округа добавлю, что в целях твоей безопасности я советую быть с нами как можно осторожнее. Мы — чоя. Но хотя мы постоянно помним об этом, нам вовсе необязательно взваливать на себя ответственность за миллионы планет, жители которых не способны позаботиться о себе сами.
Палатон стиснул запястье Рэнда — оно одновременно онемело и приобрело необычную чувствительность. Рэнд почувствовал шок, как будто ему дали пощечину.
— Что он имеет в виду? — прошептал он.
— Он говорит, — с мрачной усмешкой отозвался Палатон, — что впредь мы предоставлены самим себе.
Глава 13
Рэнду снилась любовь, наполнившая его тело, свернувшаяся рядом, ласкающая его и шепчущая на ухо. Не открыв глаз, он не мог видеть, кто прикасается к его телу с такой страстью и нежностью, но узнал прикосновение. Алекса, пропавшая на Аризаре, первая и единственная любовь в его жизни.
Ему снилось, что он открыл глаза и увидел, как она смотрит на него. Над ним нависло ее бледное лицо, обрамленное короткими, кудрявыми черными волосами, мерцающими в темноте.
— Почему ты здесь? — спросил он, потому что в последние дни в школе она постоянно была с Беваном, и они вдвоем старательно избегали Рэнда — правда, он так и не понял, почему.
— Потому что ты жив, а Беван — нет, — прошептала во сне Алекса.
Его язык прилип к небу. Ее губы прикоснулись к его шее, как будто помогая вырваться наружу словам:
— Но ведь ты тоже погибла…
— Нет, — возразила Алекса. — Не более, чем ты. Я осталась одна. Ты тоже одинок, — и она легко провела ладонью по его телу.
Даже во сне он начал возбуждаться, и сон перепутался с реальностью. Черные и серые тона ночи превратились в полыхающее пламя. Пламя окутало его, заслоняя от ее взгляда, превращая его в факел, разлучая их.
— Нет! — запротестовал он, пытаясь избавиться от окутывающей его завесы. Алекса отдалялась до тех пор, пока не встала за кроватью. Ее тонкая фигура едва вырисовывалась в сумерках.
— Найди меня, — прошептала она. — Прошу тебя…
— Алекса!.. Но где?
— Ищи меня, — и она сделала рукой умоляющий, почти детский жест, контрастирующий с женственностью ее форм. — Пожалуйста!
Он попытался позвать ее еще раз, но слова застряли в горле. Фигура Алексы задрожала и растаяла в золотом мерцании.
Рэнд привстал, тяжело дыша. Его горло как будто парализовало, все усилия закричать кончились хрипом. Его тело ныло при воспоминании о любви. Напрягшись, он сбросил ноги с ложа, поняв, что больше не сможет заснуть.
Постепенно справляясь со своими чувствами, Рэнд обвел глазами комнату, но золотой огонь, который он видел, казалось, окутал все предметы в ней, оставляя за собой блестящий след. К нему подкралась слепота, не позволяя отличить свет от тьмы, но едва он сосредоточился, как золотистое сияние превратилось в контуры предметов, очерчивая их. Он одновременно и мог, и не мог видеть.
Его рука и нога отвратительно зудели. Из здания конгресса они вернулись в машине, но все равно Рэнду пришлось лечь в постель от сильной боли. Повязки раздражали его до такой степени, что Рэнд больше не мог носить их. Он нетерпеливо развязал повязку на руке, освобождая ее. Боль не исчезла, но ослабела. Он осторожно покрутил кистью.
Склонившись, он снял повязку с ноги, с трудом нащупывая узлы, поскольку замутившееся зрение почти ничем не могло помочь ему. Он поднялся, и нога выдержала его вес. Кости обычно начинали болеть, как только становилось холодно или сыро, и эта боль напоминала старческий ревматизм; но теперь они вновь становились молодыми и сильными, и Рэнд с облегчением вздохнул.
Алексы здесь не было. Его мозг понимал это, но тело не хотело с этим смириться. Насколько же реальным был этот сон! Его грудь сжалась от внезапного ощущения одиночества и боли новой потери.
Неужели он вспомнил о ней потому, что остался один, без защиты Палатона, на планете, которой нет дела ни до него, ни до остальных людей и их страданий?
Он нашел стул и рухнул на него — ноги подкосились не столько от слабости, сколько от потрясения. Алекса искала эмоциональной поддержки и у него, и у Бевана, но под конец пренебрегла им. Рэнд никогда не понимал ее. «Ты недостаточно темный», — говорила она и уходила. И хотя кожа Рэнда была светлее, чем у южноамериканца Бевана, он понимал, что Алекса совсем не имеет в виду цвет.
Ее часто мучали кошмары, она просыпалась посреди ночи с воплем или визгом, опутанная простынями, как будто с трудом стремилась обрести сознание. Их любовь была хороша, когда Алекса сама приходила к Рэнду, забиралась к нему в постель и обнимала его, пока ими не овладевала дремота — и тут она уходила, поскольку вместе их сон был слишком беспокойным.
С Беваном у Алексы было все почти так же — Беван сам рассказывал об этом. С какими демонами она боролась во сне, каких демонов надеялась встретить рядом с Беваном, и почему он, Рэнд, не мог помочь ей? Почему сейчас она позвала его… неужели он слышал зов ее духа, ее памяти — или Алекса каким-то образом выжила в адовом пекле Аризара?
Рэнд сидел, дрожа от прохладного и влажного воздуха летней ночи, и размышлял. Когда небо за окном начало светлеть, он больше не смог оставаться один, поэтому встал, оделся и вышел из комнаты.
Палатон услышал шаги у двери. Он повернул голову, увидел, кто нарушил систему охраны, и улыбнулся, несмотря на секундное беспокойство.
— Длинный же у тебя рабочий день, — сказал он, — если ты только сейчас идешь спать.
— У тебя тоже, — ответила Йорана. Она сбросила мундир и кобуру с оружием, которую была обязана носить. Инфорсер глухо стукнулся об пол. Подойдя поближе и склонившись над ним, Йорана тихо спросила: — Мне уйти?
— Нет, не стоит, — он отодвинулся от стола вместе с креслом и притянул ее к себе на колени. — Мне казалось, ты сердишься на меня.
— Постоянно сержусь, — подтвердила она, отводя прядь волос с его лба. Ласковые прикосновение пальцев, перебирающие его волосы, вызвали у Палатона теплую волну. — Ты — тезар, я знаю это и помню, что ты каждый раз будешь оставлять меня. Но это не избавляет меня от беспокойства, когда ты возвращаешься.
Он с минуту прислушивался к медленному биению ее сердца.
— Прежде, чем мы вновь встретимся, — произнес он, — давай поговорим. На что ты рассчитываешь?
— Ни на что.
Он поднял голову, пристально глядя ей в глаза.
— Ни на что?
Она проследила, как на его лице появляется недоверчивое выражение.
— Нет. Я ни о чем не прошу тебя, да и как я могу, пока ты связан с Паншинеа? А если я попрошу, твой ответ ничего не решит. Ты не свободен.
— А ты? Ты свободна?
Она нахмурилась, морщины всего на мгновение прорезали гладкий лоб, однако Палатон успел заметить тонкие нити их следов — признак начала старения чоя.
— Я знаю саму себя, — произнесла она, склоняясь и целуя его в основание рогового гребня. — В этом и состоит свобода.
Палатон не ответил, ибо ее обвинение задело его гораздо глубже, чем предполагала Йорана. Что бы она сказала, узнав о его незаконном рождении, запрещенном у чоя из Домов, о том, что он не знает своего отца и заложенные в его генах способности? Что сказали бы другие чоя из Домов? Все это, вместе с ослабевшим бахдаром, делало Палатона гораздо более жалким, чем простолюдины, толпящиеся на улицах Чаролона. В ее глазах он был бы сущим ничтожеством. Неужели она продолжала бы любить его?
Он закрыл глаза и позволил ее рукам прогнать страх, который растекался вместе с кровью по всему его телу.
Рэнд застыл у порога огромного лабиринта коридоров. Он знал, куда хочет пойти, какое направление избрать, но ночные тени и путаница коридоров остановили его. Он закрыл глаза ладонью. Желание достичь чего-то ошеломило его своей внезапной силой, но тут же исчезло, оставив Рэнда изумленным, прислонившимся спиной к стене. Он вытер вспотевший лоб, пытаясь избавиться от неожиданной слабости.
Его сердце постепенно забилось спокойно. Казалось, что у него есть два тела, два сердца, две кожи — и ничто не в силах разделить их. Когда же он предчувствовал это разделение, его отчаяние становилось невыносимым, как будто исчезала какая-то часть его самого, но в то же время принадлежащая другому существу. Казалось, без этого раздвоения он не в состоянии жить — так же, как без собственной кожи.
Рэнд опустил голову и сосредоточился. Нечто жило в его груди, и это нечто было его надеждой. Он обещал сохранить это нечто, пока не найдется способ вернуть его, обменяв на что-то другое, в уплату за охрану неизвестного нечто. Он подождал, пока его страх не исчезнет и можно будет продолжать идти. Пустота в его душе по-прежнему оставалась, и Рэнд понимал только, что должен заполнить ее, хотя и не надеялся на удачу.
Он сделал шаг от стены в коридор и замер, в страхе оглянувшись, ибо неподалеку стоял чоя. Неужели он стоял здесь уже давно?
Он не различал его лица, так как мешал туман перед глазами и тусклое освещение коридора. Он с трудом сглотнул, заметив в левой руке чоя нечто, напоминающее оружие.
Но чоя внезапно расслабился, и его силуэт изменился.
— Человек?
— Да.
— Тебе не следует бродить здесь. Отряд Йораны надежен, только дворцовая охрана сможет обеспечить тебе безопасность… но даже в этом случае ты не застрахован от случайного выстрела в темноте.
— Я не думал…
Чоя оборвал его, не желая выслушивать оправдание. Он наклонился, и Рэнд успел заметить только пару огромных бледно-голубых глаз.
— Ты знаешь, где находишься?
— Нет. Но я знаю, куда иду.
Бледно-голубые глаза вновь скрылись в тени.
— Похвально для любого разумного существа. Тогда я не стану мешать тебе.
Рэнд хотел пройти мимо, но жесткая рука придержала его за плечо.
— Ты — чужак в Чаролоне. Лучше не гуляй по ночам. Среди нас есть те, кто не любит чужаков, есть и такие, кто сочтет тебя легкой добычей.
Ледяной холод, последовавший за этими словами, пронзил Рэнда с силой удара, и он на миг потерял равновесие от испуга. Это было похоже на ощущение пристального внимания, которое он испытал вчера вечером, перед конгрессом, и в то же время чем-то отличалось. Грубостью. Чоя не заботило, нанесет ли он ему вред — или же сила его воздействия была случайной. Рэнд облизнул губы и постарался сконцентрироваться на том, чтобы оттолкнуть чоя, делая это со всей осторожностью. В голове Рэнда вспыхнула мысль, как будто произнесенная чужим, никогда прежде не слышанным голосом, и он инстинктивно понял, что она исходит от этого высокого чоя. «У него мозгов не больше, чем у камня» — эта мысль неожиданно доставила Рэнду удовольствие.
Атака прекратилась столь же внезапно, как и началась.
Рэнд произнес:
— Спасибо за совет.
Рука отдернулась с его плеча, слегка подтолкнув его в сторону коридора. Рэнд подавил желание оглянуться и встретить чужой взгляд — пока он не мог на это решиться. Его недавно зажившая нога ослабела, и Рэнд понял, что должен как можно скорее найти Палатона, или он просто упадет посреди коридора.
Палатон проснулся. Его постель еще была гнездом из льняных простынь, сладко пахнущих Йораной. Они занимались любовью, но так и не завершили ее, и сейчас он проснулся с желанием, особенно острым от недавнего присутствия Йораны. Протерев глаза, он увидел тонкую фигурку, неподвижно стоящую у порога комнаты и смотрящую на него.
Палатон вскочил, отбросив одеяло. Сначала он выругался на языке чоя, потом с трудом подобрал слова на трейде:
— Как ты сюда попал?
— Какая разница? — тихо ответил Рэнд.
— Разница есть, — Палатон обернулся вокруг пояса простыней. — В этом крыле достаточно надежная защита, чтобы убить батальон непрошенных гостей.
— Я просто вошел.
— Вошел? — Палатон прищурился. — Где твои повязки?
— Они мне надоели. Я снял их, — голос Рэнда стал слабым и утомленным. — Да, я просто вошел.
Палатон приблизился к порогу своей комнаты. Индикатор системы сигнализации горел на полную мощность. Он поборол искушение проверить сигнализацию — мощный звуковой барьер, предназначенный против вторжения. Ему не хотелось проходить барьер самому. Он взглянул на Рэнда, который добрел до большого, мягкого кресла у камина и рухнул в него.
— Ты что-нибудь чувствовал?
— В ушах немного гудело.
— И все? — Палатон недоверчиво повысил голоса.
Юноша пожал плечами — движение, которое выглядело таким изящным у чоя, но совершенно неловким у человека.
— Напомни, чтобы я сообщил охране, что слух людей не настолько… подвержен влиянию известного диапазона звуковых волн.
Рэнд скорчил гримасу.
— Вряд ли это поможет.
Палатон застыл посреди комнаты, погруженный в свои размышления, но тон Рэнда привлек его внимание. Подойдя к нему, он сел напротив Рэнда.
— Почему ты пришел?
— Мне не хотелось быть одному. И… я почувствовал, что ты тоже устал от одиночества.
— И поэтому ты разыскал меня. Но каким образом?
Ответом вновь стало пожатие плеч, такое неуклюжее, что Палатону было больно его видеть.
— Просто нашел.
Коридоры и переходы дворца были запутанными и длинными, хотя Рэнда поселили не слишком далеко от комнат, предоставленных наследнику. Палатон покачал головой, пытаясь найти случившемуся разумное объяснение.
— Ты ведь знаешь, между нами есть связь.
— Значит, я следовал ей, — Рэнд взглянул в сторону зашторенного окна, через которое пробивался розоватый утренний свет. — Может, именно благодаря ей я и прошел через защитное поле.
Пользуясь его бахдаром? Эта мысль не обрадовала Палатона. Он долго выбирал следующие слова:
— Тебя тянуло ко мне?
— Нет, просто я ответил на призыв. Я знал, что должен быть здесь. Я знал, что я, или ты, устал от одиночества.
На мгновение Палатон замолчал.
— Откуда ты это знаешь?
— Ничего я не знаю, — Рэнд перевел на него свои бирюзовые глаза. — Я не знаю, где кончаюсь «я» и начинаешься «ты». Яне знаю, кто я такой — я или ты. Мне снились свои воспоминания, и вдруг они прервались, и это меня встревожило. Я просидел в комнате полночи, а затем понял, что мне снились не только мои, но и твои сны, — он остановился и взглянул на постель: — Твоя гостья ушла слишком рано.
— Пусть так, — сухо заметил Палатон, — но я не стану об этом распространяться.
— Я ведь не спрашиваю, что у тебя стряслось. Я просто хочу знать… нет, ничего не знаю, — он закрыл лицо руками и с трудом выговорил: — Я не знаю, кто я такой — я или ты.
Никто не знал, что происходит, когда бахдар оказывается переданным другому, особенно совершенно чужому существу. Мысль о том, что Рэнд невольно пользуется резервами бахдара, преследовала Палатона, но он не хотел тревожить Рэнда. Он чувствовал связь между ними в зале конгресса, и это давало ему силу, хотя бы на краткие мгновения. Палатон впервые за много дней обрел надежду снова стать целиком самим собой.
— С тобой ничего не произошло, — объяснил он. — Ты просто носишь в себе мою сущность, как свеча — тепло, но в отличие от пламени и тепла, она не поглощает тебя.
Рэнд поднял голову, и его лицо ожесточилось.
— Ты так думаешь? А знаешь, что мне снилось вчера?
— Нет, — спокойно ответил Палатон.
— Мне снился полет — не на космическом корабле. Мне снилось, что я летел над горами, парил в воздухе, на чем-то вроде планера, и ловил ветер. Под крыльями были видны золотистые вспышки, я обозревал местность с высоты и распознавал термальные потоки по их свечению, определяя, куда они направлены. Я парил долго, почти целую вечность. Мне не хотелось приземляться. Но это летел не я, а ты. Даже сны теперь не принадлежат мне… — он остановился и поднес ладонь к глазам. — Сегодня я чуть не ослеп — препараты еще действуют. Я не знаю, как долго это будет продолжаться. Но… я не слепой. Все, что я вижу, как будто охвачено огнем. Я вижу, как ты горишь, все вы горите, все в этой комнате тоже горит — и только потому я вижу.
На миг у Палатона перехватило дыхание. Мальчик видел с помощью бахдара. Больше он не был его пассивным хранилищем. Но как же Рэнд пользовался им? Данные Союза подтверждали наличие у людей низких парапсихологических способностей, несмотря на их странные легенды. Неужели бахдар, очищенный Рэндом, горит так ярко, что выплескивается наружу? И если так, как Рэнду удается справляться с ним? Палатон уставился на человека, который обязан быть Заблудшим, но теперь не был им. Но что сказать ему? И надо ли давать объяснения? Он не мог видеть его глазами, он не знал, что видит Рэнд.
— Возможно, это побочный эффект. Нельзя полагаться на него.
— Здесь я могу полагаться только на тебя, да еще на старика Ринди, а этого мало. Тени разделяются, как только я отворачиваюсь, все исчезает. Если я лишусь этого, — Рэнд отвернулся от Палатона, глядя на холодный и пустой камин, — я буду узником внутри собственного тела. Ты не захотел даже, чтобы меня сопровождал Траскар. Кажется, я боюсь все больше. И потому не хочу оставаться один.
— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Они взглянули друг на друга, и Рэнд спросил с прорвавшимся в его голосе отчаянием:
— Но как ты сможешь остановить это?
Человеку была необходима вся правда, на которую только мог отважиться Палатон.
— Не знаю… пока. Но то, что ты видишь, частично вызвано моим бахдаром.
— Твоей силой?
— Да.
Рэнд вытянул палец и обвел контур резного стола, стоящего рядом с его креслом.
— Края искрятся, как бронзовые, или как будто осыпанные волшебной пыльцой — бледно-желтой, тонкой и блестящей.
— У всех вещей?
Человек кивнул.
Палатон никогда не видел ничего подобного. Аура, которую он мог читать, главным образом была проявлением эмоций других чоя, хотя, сосредоточившись, он видел слабые ауры органических, живых или некогда живых предметов. Так было, когда сила оставалась при нем. А теперь он обнаруживал только тусклые цвета, очертания предметов, на которые смотрел.
— Я никогда еще такого не видел, — произнес он, — но это неважно. Каждый из нас обладает особой, присущей только ему силой.
— И прячет ее, — губы Рэнда исказились, и он потер руку.
— Что с тобой?
— Немного болит рука.
Палатон вскочил, радуясь, что может что-нибудь предпринять. Он включил внутреннюю связь.
— Дежурный, пришлите врача ко мне в комнаты как можно скорее. Пусть возьмет опознавательную карточку — сигнализация включена.
Рэнд закрыл глаза. Под ними залегли серые тени. Палатон подошел и положил руку ему на плечо. Кожа и кости под тканью рубашки показались ему не такими чужими, как он некогда ожидал.
— Неужели мои сны так утомительны?
— Нет, — глазные яблоки Рэнда шевельнулись под пронизанными голубыми венами веками, как будто он что-то припоминал. — В них я обретаю то, о чем давно мечтаю, — правый кулак Рэнда сжался. — И, если бы я только смог…
Палатон ощутил внезапную напряженность его тела. Этот человек, чужак для Чо и ее народа, жаждал быть тезаром, но это желание не принадлежало ему. Именно бахдар Палатона дарил ему запретные мечты, сущность его души — но неужели ему предстоит наблюдать, как бахдар сгорит внутри Рэнда и окажется потерянным для них обоих?
Палатон решил, что должен забрать у Рэнда свою силу, чего бы это ни стоило, прежде чем она уничтожит их обоих. Он отдернул руку, чтобы человек не уловил его мысли и внутреннюю борьбу. Прежде, чем затянувшаяся пауза стала невыносимой, на пороге появилась чоя — с фигурой, которую чоя называли полной. Она застыла, приложив опознавательную карточку к лазерному датчику, чтобы снять барьер и войти в комнату. Ее волосы каскадом падали на спину с такого маленького рогового гребня, что он казался всего лишь выпуклым наростом над ее бровями.
Чоя втащила за собой свой саквояж. Ее лицо исказилось, украшения на нем частично спрятались в морщинах, — весь облик выдавал безвкусицу.
— Вам, вероятно, надо было вызвать ветеринара, — сухо заметила она. — У меня есть только опыт лечения чоя.
Колкое замечание представительницы Земного дома, в чьих генах было заложено поддержание равновесия и сохранение мирных отношений, совершенно обезоружило Палатона. Рэнд выпрямился в кресле и открыл глаза. В них отражалась боль.
Врач поставила саквояж на стол.
— Но мне удалось просмотреть записи об осмотрах на орбитальной станции и здесь, в Чаролоне, и оказалось, что переломы и повреждения почти не отличаются от обычных, — она оглядела Рэнда серыми глазами, испещренными черными точками. — Ты снял повязки?
— Да, — негромко ответил Рэнд. — Они мне мешали.
— Давно пора было это сделать, — она достала из саквояжа записи и снимки и рассмотрела их. Помедлив, она коснулась соответствующих мест на руке и ноге Рэнда. — Переломы были здесь и вот здесь.
— Да.
Она молча закатала ему рукав и штанину.
— У тебя еще сохранились значительные повреждения кожи — там, где ее натерли шины. Я выпишу тебе слабое болеутоляющее, чтобы успокоить на несколько дней, и хочу напомнить, — врач подняла голову, глядя Рэнду в глаза, — что отсутствие боли не означает, что ты здоров. Палатон, — врач обернулась, — ему необходимы пищевые добавки и лекарственные травы — чтобы укрепить кости.
— А повязки?
— Он уже достаточно долго пробыл в них, так что все обойдется — если, конечно, он будет избегать резких движений. Вот все, что я могу для вас сделать, — она помедлила и несколько раз согнула и разогнула ему руку. — Не беспокоит?
— Нет. А в чем дело? — удивился Рэнд.
— Один локоть, — покачала головой врач, — выглядит так странно… Мне казалось, он должен только мешать, — она закрыла саквояж и поднялась. — Он быстро поправляется. Еще несколько дней, и от травм не останется и следа, — на пороге она задержалась и добавила: — Я пришлю лекарство, — она вышла, вызвав легкую вибрацию барьера.
Рэнд заметил:
— Видишь, я поправляюсь очень быстро. Вероятно, благодаря твоему бахдару.
— Нет, — поспешно возразил Палатон и, заметив изумленный взгляд Рэнда, добавил: — Я хотел сказать, бахдар не имеет ничего общего с выздоровлением.
— Правда? Даже самый сильный?
— Ни в коем случае.
— Да? — Рэнд удивленно нахмурился. — Ты точно знаешь?
— Я уверен в этом, — решительно повторил Палатон. — Никогда еще в истории моего народа бахдар не давал возможность сращивать переломы.
— Мне не нужно болеутоляющее. Хватит сна. — Рэнд откинулся в кресле. Его голос затих. Лицо расслабилось, губы слегка приоткрылись. Палатон понял, что мальчик мгновенно погрузился в сон.
Некоторое время он стоял над ним, прислушиваясь к ритму дыхания человека. Случайно оглянувшись и увидев свое отражение в зеркале, он с удивлением обнаружил, что стоит в позе охранника. Встретившись взглядом с самим собой, Палатон вздохнул.
— Что еще мне остается делать? — пробормотал он.
Глава 14
— Риндалан, — заметил надменный чоя, оправляя одежду, — старый глупец. Он попросил меня распространить милости, которые он проявлял к Паншинеа, на тезара, выбранного в наследники. Я промолчал. Теперь, когда против него выступил конгресс, я был бы идиотом, если бы выполнил его просьбу.
Комната была убрана с богатством и вкусом, и заметно отличалась от других помещений дворца своими покрытыми пластиком стенами, не завешенных тяжелыми старинными гобеленами. Сияющее полуденное солнце заливало комнату ярким светом. Говоривший чоя стоял, горделиво выпрямившись. Он был немного низковатым для сына Звездного дома, но гибким, с большим гребнем. Его рыжеватая грива была заплетена в безуспешной попытке укротить непокорные кудри. Огромные сапфирово-синие глаза сияли жестко и холодно.
Его собеседник отозвался от стола, почти спрятанного в тени — его самого можно было угадать только по блеску глаз.
— Мне радостно слышать, что один из наших Прелатов не лишен здравого смысла, Кативар.
— Мне не остается ничего другого. От Ринди мне достались лишь жалкие остатки его силы, которые он мнит значительными. Он уже давным-давно должен был выйти в отставку и предоставить Паншинеа самому себе, дать ему пасть, как и положено Нисходящему Кругу, — Кативар изящно приподнял бровь. — Разумеется, не я один замечаю это.
Он застегнул и тщательно оправил летнюю куртку, отказываясь от более привычных одежд священника. Подобный поступок мог бы показаться проявлением тщеславия тем, кто не знал Кативара, но остальные сочли бы его проявлением не тщеславия, а прагматизма. Несомненно, этим движением он проверял, на месте ли рукоятка кинжала или другого спрятанного оружия. Его выпуклые мускулы перекатывались под тонкой курткой, создавая впечатление силы и придавая чоя видимость более высокого роста. Кативар был так же внушителен, как и его движения.
— Вы правы, или наш невообразимый союз никогда бы не состоялся, — говорящий чоя положил ладони на стол, очерчивая пальцем деревянную резьбу крышки. — Вы уже сообщили Риндалану, что намерены порвать с ним?
Кативар повернулся и оценивающе оглядел собеседника.
— Неужели вам не понятно, что это было бы слишком глупо? Чем дольше я буду пользоваться его расположением, тем лучше смогу действовать против него. Так или иначе, вскоре он отправится на Скорбь.
— Тогда мы сходимся во мнениях.
— А вы в этом сомневались?
— Я никогда не мучался сомнениями, — чоя встал и отошел в тень, придвинувшись к стене так близко, как будто старался вжаться в нее. — Говорят, Витерна из Небесного дома пытается отозвать свой патент на повторную очистку воды.
Кативар насторожился, обдумывая полученную информацию.
— Если она станет настаивать, это вызовет суматоху во многих округах. Но сможет ли она это сделать?
— Пока не знаю. Законы о первоначальной передаче туманны. С тех пор прошли века. То, что она является наследницей патента, надо еще доказать… вероятно, у нас не будет другого выхода. Она — враг, с которым необходимо считаться, Кативар, неважно, сможет она осуществить свое желание или нет.
— Без помощи Недара — вряд ли. Ей некого объявить наследником престола в его отсутствие, а Недара нигде не могут найти.
— Возможно, он выполняет контракт. Кативар потер висок.
— Если так, то в школе Голубой Гряды знают, где он находится. Проверьте записи школы, как только появится возможность. И обдумывайте каждый свой шаг. Я не хочу никаких осложнений. Начав действовать, мы будем настолько проворны, что ни Паншинеа, ни Палатон не успеют и глазом моргнуть.
— Решено, — чоя ушел в тень, открыл потайную дверь, и комната опустела.
Кативар напряженно прислушался. Воздух в комнате изменился — еле уловимо, из него исчез мускусный аромат другого чоя, и Кативар понял, что его союзник ушел. Он поправил воротник куртки.
— А что касается тебя, дружище Астен, — еле слышно произнес он, — Витерна из Небесного дома променяет тебя на меня, как только обнаружит, что ты жаждешь последовать по стопам ее возлюбленного Недара. Несколько лет я ценил твою поддержку, но ты мне надоел.
Чоя фыркнул, расправил плечи и вышел из комнаты.
Риндалан издал булькающий смешок.
— Он ковыляет, как ребенок, — произнес старый чоя. — А ты гордишься им, как молодой отец.
Рэнд рассмеялся, когда Палатон смущенно хмыкнул. Его темные волосы поблескивали под редкими лучами солнца, проникающими на широкую веранду.
— Это лучше, чем кое-как хромать от стены к стене, — Рэнд глубоко вздохнул и сел. С веранды открывался вид на обширные парки, цветники и сады дворца. — Воздух пахнет совсем иначе. Не знаю, что это такое и как описать это ощущение…
— Возможно, тебе никогда не хватит на это слов, — Палатон подошел поближе, не спуская глаз с человека. — Я побывал на многих планетах, и различия каждый раз изумляли меня, но тонкости их разнообразия не всегда можно уловить, — он глубоко вздохнул. — Оставлю вас вдвоем. Гатон назначил мне встречу, к тому же пора решить вопрос с Заблудшими.
— Как ты намерен поступить с Малаки?
— Что я могу поделать? Я уже предупреждал его. Он ждет от меня того, чего я не в силах дать. Улицы необходимо очистить, Заблудших вернуть домой. Ясно, что конгресс не примет меня и не станет дольше терпеть эту забастовку. Придется разобраться с этой ситуацией как можно скорее, — Палатон положил руку на перила веранды, собравшись уходить, но Ринди умоляюще поднял руку.
— Подожди еще одну-две минуты, чтобы встретиться с Кативаром. Ты обещал мне.
— Я делаю все, что могу, но они слишком часто отвлекают меня на бесполезное подставное лицо, — Палатон обернулся, услышав за собой шаги. Плотная фигура Кативара раздвинула шторы на двери и оказалась на веранде.
Палатон взглянул в недовольные, холодные синие глаза. Затем Кативар обернулся к Ринди и сжал его в объятии, от которого, казалось, захрустели кости старого чоя. Ринди добродушно охнул.
— Довольно, Кативар! Я уже слишком стар для таких приветствий.
Удовольствие промелькнуло на лице молодого священника, он выпустил Риндалана и поставил перед собой.
— Ты уезжаешь слишком надолго, Ринди. Я не согласен исполнить твою просьбу. Ты нужен здесь, дома, — его глаза метнулись в сторону Рэнда. — Это и есть тот человек, который вызвал так много хлопот?
— Да, — коротко отозвался Палатон.
— На вид он едва ли кажется опасным, — Кативар протянул руку. — Надеюсь, ты не откажешься от рукопожатия?