Глава 9

В Чаролоне наступило жаркое ясное утро. Палатон поднялся вместе с солнцем, перебирая воспоминания и пытаясь предугадать то, в чем он больше не мог полагаться на интуицию. Он попросил принести чашку дымящегося брена, яйца и поджаренный хлеб — обычный завтрак пилота. Гатон оставил для него кипу сообщений. Просматривая их, Палатон понял, что на большинство документов уже дан ответ еще до того, как он проснулся.

Единственным сообщением, на которое до сих пор не было дано ответа, оказалось донесение о Заблудших, тысячами собравшихся на улицах и ступенях, ведущих ко дворцу. Они терпеливо ждали, пока Палатон встретится с Малаки, их избранным представителем.

Еще чувствуя во рту привкус брена, Палатон вышел из дворца и спустился по десятку ступеней, отделяющих его, наследника императора, от бывшего главы округа Данби. Малаки сидел. Обратив внимание на внезапно поднявшийся шум и суматоху среди вездесущих репортеров, он поднял голову и тут же вскочил на ноги.

Палатон помнил этого непреклонного правителя речной долины, населенной Заблудшими, который упрямо отказывался переселить свой народ, несмотря на рекомендации комитета ресурсов и непосредственное распоряжение императора. Этот рослый чоя почти не изменился: его роскошная иссиня-черная грива не поседела, хотя немного поредела. Огромный роговой гребень, почти такой же мощный, как у Риндалана, по-прежнему не был подрезан более коротко, по моде, а карие глаза с золотистыми пятнышками все так же проницательно впивались в собеседника и были столь же умными и живыми.

Они пожали друг другу руки. Мозоли от частой игры на ручном линдаре скользнули по пальцам Палатона. Он улыбнулся, вспомнив, как некогда пил вино цвета одуванчиков вместе с Малаки и слушал, как он извлекает давно забытую музыку из струн линдара.

Это было так давно, и тем не менее, будто вчера. Палатон возблагодарил Вездесущего Бога за то, что тот спас жизнь Малаки во время самого кровавого принудительного Переселения в истории чоя. Было бы недопустимо потерять такого чоя, как Малаки.

Тень пробежала по лицу Малаки, когда он выпустил руку Палатона.

— Ты помнишь, — произнес он, — детей, которые пришли поприветствовать тебя, узнав, что ты привез императора в Данби?

Палатон кивнул.

— Я не смог бы о них забыть.

Малаки обернулся и обвел рукой толпы за ним, простирающиеся до конца площади.

— Они снова здесь, — просто сказал он и опустил руку.

Толпа зашумела. На ее крик отвечало эхо от колонн массивной лестницы, на которой стоял Палатон. Были немедленно нацелены микрофоны, записывающие этот рев. Палатон обнаружил, что он не в силах двинуться с места, не в силах ничего сказать, пока рев не утих. Малаки как будто его не слышал.

Пока они ждали в молчании, Палатон вспомнил о предостережениях Риндалана и Йораны. Он оглядел толпу. Тысячи чоя стояли на площади рядами, тесно прижавшись друг к другу. Он опасался за их безопасность и одновременно удивлялся тому, насколько эти чоя преданы Малаки, ибо он сумел привести их сюда.

Когда шум стих, Палатон спросил:

— Как думаешь, они позволят нам поговорить?

— Мы слишком долго ждали такой возможности, — глаза Малаки блеснули.

— Тогда пойдем со мной. За этими стенами есть сад, где мы сможем сесть и побеседовать, — Палатон держал в руке пропускное устройство. Кнопки на нем давали возможность проникнуть через различные барьеры, защищающие дворец. Он подождал, пока Малаки возьмет коробку и прикрепит ее к борту легкой летней куртки, а затем повернулся и повел Малаки за собой.

Рев толпы и возбужденная скороговорка ближайших репортеров накатывались, как волны на берег, весь их путь до дверей дворца. За толстыми стенами древней крепости оглушительный шум превратился в отдаленный, неясный гул. Малаки подождал, пока Палатон не отпустил охрану и не указал ему на коридор.

Императорский дворец по сооружению был подобен лабиринту, но Палатон хорошо помнил, как выйти к саду. Ему не хотелось вести Малаки через библиотеку, где днем раньше он разговаривал с Йораной и Гатоном. Он направился к дальнему крылу дворца и вышел через ворота в сад. Здесь еще лежали утренние тени, трава была осыпана каплями росы, а цветы только-только открывали свои радужные головки навстречу первым лучам солнца, падающим через стены и крышу.

Они сели на каменные скамьи, которыми на протяжении веков пользовались так часто, что теперь они выглядели, как отполированные. Скамьи стояли друг против друга, позволяя говорить тихо и спокойно.

— Ты должен отослать их по домам, — произнес Палатон. — Чаролон не в состоянии заботиться о них, пока они заполняют улицы.

Губы Малаки сжались.

— Он мог бы, но не желает. Мы — простолюдины, Заблудшие, «лишенные Бога». У нас нет права голоса, но однажды ты уже давал нам его. За это, Палатон, мы бы все остались здесь, пренебрегая опасностью.

Палатон покачал головой.

— Я вам ничего не давал. Вы сами завоевали это право, заставив Чаролон покориться своей силе. Но если вы останетесь здесь, если конгресс начнет бояться этой силы, кровопролитие на улицах будет более страшным, чем у реки Данби. Ты знаешь об этом, Малаки. И знал, когда ответил на мою просьбу.

— Мы не уйдем.

— Вам придется уйти. У меня нет власти. Я — всего лишь марионетка, занимающая место в отсутствие Паншинеа.

Малаки откинулся на спинку скамьи, разбросал руки. Скамья казалась крохотной по сравнению с его внушительным телом.

— Интересно, знал ли ты, что делаешь, когда просил нашей помощи?

— Признаюсь, такого я не ожидал, — сухо отозвался Палатон.

— Твоя честность поразительна, — Малаки прищурил глаза. — Но это не помешает мне воспользоваться своим преимуществом. Мы здесь. Признай нас, признай за нами право голоса, иначе мы никогда не уйдем, даже если серые камни Чаролона пропитает наша кровь.

— Ты не сделаешь этого.

— Я не стал бы делать, если бы не крайняя необходимость. Даже если меня ждет мучительная смерть, я готов на это, лишь бы вы, живущие в Домах, обладающие силой и могуществом, обратили на нас внимание.

Палатон понял его отчаяние. Малаки не тревожился за собственную жизнь — решимость проявлялась во всем его гибком теле, расположившемся на скамье напротив. У Малаки была цель, и Палатон понял, что не сможет заставить его отступиться от этой цели.

— Отложи на время все, что ты задумал, — попросил он. — Это необходимо.

— По-моему, мы откладывали уже слишком долго. Мы ждали веками. Мы — не рабы, но и не равны вам. Как же ты можешь просить о терпении?

— Потому, что у меня нет выбора! Мы все стоим на пороге великих перемен, которые могут стать катастрофой. Я нахожусь здесь, чтобы сейчас удержать этот процесс — только для того, чтобы успеть подготовить вас, чтобы вы уцелели.

Малаки смутился. Неуверенность затуманила блеск его глаз.

— Бедствие объединит нас.

— Такое бедствие оставит нас беззащитными перед всеми хищниками Союза. Ты знаешь это, не можешь не знать.

— Я знаю, что мы помогли вернуться домой тезару, которого конгресс обрек на изгнание, несмотря на приказ императора. Мы сделали это… и им понадобилось совсем немного времени, чтобы принять решение. А если мы сумели это сделать, мы сможем помочь взойти на престол новому императору.

Его угроза была весомой.

— Не могу слышать о такой измене, — пробормотал Палатон.

— Пожалуй, но ты чувствуешь мою правоту. Слишком много времени прошло с тех пор, как тезар был императором.

Палатон отвернулся.

— Малаки, не подписывай себе смертный приговор, беря меня в свидетели. Я не хочу отвечать за это.

— Но ты обязан! Именно ты разбудил нас. Видит Бог, я пытался… но только твоя просьба дошла до их сознания и побудила их совершить все возможное, каким бы незначительным ни казался их поступок в то время. Я постоянно говорил им, что надежный песчаный берег составляют мириады песчинок — но только ты смог собрать их здесь. Зачем же отпускать их? Зачем позволить им вновь разойтись?

— Потому, что я не могу принять на себя эту ответственность! Малаки… — Палатон вскочил на ноги, не в силах сдержаться. — Я не могу!

— Чоя, рожденный в Доме и не чуждый совести! — Малаки пристально оглядел его. — Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу такую редкость. Я попрошу о терпении, посоветую им уйти. Но я не стану принуждать их, не стану давать пустые обещания. Пусть вот это останется на твоей совести. Осчастливь их или разочаруй, Палатон. Ты волен поступить как знаешь, — он тяжело поднялся и криво улыбнулся. — Я выйду через сад.

Он мотнул головой в сторону ворот под аркой. Как только Малаки вышел, солнечный свет внезапно затопил сад, как будто Малаки, подобно высоким стенам дворца, мешал ему.

Палатон застыл, пытаясь сдержать нахлынувшие чувства. Что делать, если Заблудшие не разойдутся? Сможет ли он вынести тяжесть очередного кровопролития, события, которого Малаки ждет только, чтобы заслужить славу мученика?

Если бы он мог обратиться к кому-нибудь еще… тому, кто смог бы объединить всех чоя… но церковь предпочитала занимать нейтральную позицию. Ринди, конечно, прислушался бы к его словам. Палатон обнаружил, что стоит со стиснутыми кулаками. Он заставил себя разжать пальцы и оглядел сад. На него отовсюду смотрели глаза цветов самых разных оттенков. На мгновение он задумался, какие чоя первыми посадили эти цветы несколько веков назад, и эта краткая мысль принесла утешение. Они выжили; единственное, что понадобилось им — достаточно прочная ограда.

За воротами бледно-серые стены древней крепости, выглядевшие, как известковые утесы в старом и заброшенном каньоне, обступили его со всех сторон. В этой части дворца царила тишина, здесь не был слышен тот шум, который заполнял площадь перед главным входом. Малаки почувствовал движение в тени у дальней стены прежде, чем заметил его углом глаза. Тем не менее он приостановился и напрягся, готовый к борьбе, если это понадобится. Он успокоился, только когда Йорана легким шагом подошла к нему.

— Я так и знал, что увижу тебя здесь, — произнес глава округа Данби.

— Я не осмелилась разочаровать тебя, — ответила Йорана. Она высоко держала голову, ее густые бронзовые волосы величественно ниспадали на спину. Одним взглядом Малаки успел охватить ее мундир и нашивку члена кабинета; в ее голосах и глазах слышалась усталость. — Чего же ты хочешь от меня?

— Я? — насмешливо переспросил Малаки. — Неужели мне позволено распоряжаться чоя из Дома, к тому же входящей в кабинет?

Она круто повернулась, чтобы уйти. Малаки удержал ее за плечо.

— Подожди, чоя! Возьми себя в руки! Йорана сжала губы и коротко отозвалась.

— Меня ждут дела.

— Да, да… — голоса Малаки прозвучали слишком многозначительно. — Неужели ты так быстро забыла прежних знакомых? Неужели совсем недавно ты была одной из нас, надеялась пройти испытание и попасть в Дом?

— Совсем недавно, — напряженно повторила Йорана, и ее тело напряглось, как у птицы, балансирующей на гибкой ветке.

— Таких успехов я не ожидал. Но я явился сюда не за тем, чтобы критиковать тебя, Йори — я только напоминаю, что ты вполне можешь получить все, чего добиваешься. Кровь Палатона отлично сочетается с твоей, и более того — он сможет воспользоваться политической властью, которую даст ему твое положение. Ты составишь ему хорошую пару. Неужели ты не пыталась убедить его в этом?

— Он был в изгнании. Уголок рта Малаки дернулся.

— Об этом мне известно. Подбородок Йораны дрогнул.

— Он видит меня. Он знает, что я рядом.

— Лучшего времени, чем сейчас, у вас не будет… Палатон получит огненное крещение в отсутствие Паншинеа. Ты можешь помочь ему укрепить положение. И сможешь утешить его в беде, — голоса Малаки слегка задрожали. — Я бы не отказался от такого утешения.

Йорана съежилась. Ее глаза блеснули, когда она вновь подняла голову.

— Не для того я добивалась успеха, чтобы ты приказывал мне!

— Я никогда и не пытался приказывать. Чо в опасности. Ей необходима могущественная власть двух чоя. И я хотел бы, чтобы одной из них стала ты, — золотистые глаза Малаки стали суровыми. — Твоя жизнь когда-то была в моих руках. Я вырастил тебя. Несмотря на дар, ты по-прежнему была бы одной из нас — если бы не я.

Йорана покорно ответила:

— Я ничего не забыла. Ты вытащил меня из реки и дал мне жизнь. Ты отослал меня учиться в Ниниот. Ты помог мне пройти испытания. Незачем думать, что я забыла о твоей помощи, — ее глаза внезапно увлажнились. — О, Боже, Малаки — я люблю его! Если бы он попросил, я с радостью отдала бы за него жизнь!

— Попроси его дать тебе будущее. Йорана отвернулась и вытерла слезы со щек.

— Я уже просила его об этом, несколько лет назад. Он отказался. Я не могу просить снова.

— Но если он отказался дать тебе будущее, возьми его сама. Роди от него ребенка и уезжай. Мы приютим тебя. Может быть, твой ребенок станет тем, кого мы ждем — Вестником Преображения.

— Нет, — покачала головой Йорана. — Даже не проси меня об этом.

Малаки протянул руку и взял ее за запястье. Этот захват был таким внезапным, что Йорана испуганно отшатнулась и принялась вырываться.

— Есть снадобья…

— Нет! Я не смогу!

— Скажи лишь слово, и я все приготовлю.

— Нет! — Слезы покатились из ее глаз, как летний ливень. Она вырывалась из рук Малаки.

— Сообщи мне, когда будешь готова, — твердо повторил глава Данби. — Мы подождем.

Он неожиданно отпустил ее и пошел прочь по садовой дорожке, солнечные лучи поблескивали в его темной гриве волос.

Йорана поднесла руку к губам и попыталась сдержать дрожь.

— Боже… — с трудом выдохнула она, — лучше бы я утонула!

Глава 10

ррРаск нетерпеливо ждал появления ГНаска и его спутника-человека в приемном зале. Посланник выразил желание побеседовать с ним, но командующий флотом знал, что единственный неверный шаг в беседе со старшим может грозить великими бедами. ГНаск был тщеславен, и если бы ррРаску удалось точно спланировать свои действия, он смог бы ухватиться за хвост кометы. На большее он не рассчитывал. Пусть ГНаск справляется с остальными делами сам. Абдрелики охотились друг на друга точно так же, как на другую добычу. ррРаск хорошо знал склонности своего народа и гордился ими. Только так и следовало поступать народу абдреликов. Сентиментальность им ни к чему. У них почти нет слабостей.

Единственное, чего им не хватало, чтобы продолжать завоевывать планеты — тезарианского устройства, черного таинственного ящика, которым пользовались чоя. Обычные достижения техники абдреликов оставляли желать лучшего, но десятилетия попыток разузнать устройство загадочного аппарата и принцип его работы не привели ни к чему. Этот черный ящик на вид казался совсем простым. Он дополнял стандартный пульт управления. Но ррРаск подозревал, что все дело в том, каким образом используют его чоя.

Он в нетерпении топнул огромной ступней. Его кожа зудела. Ему пришлось проститься с симбионтом во время полетов, а различные противогрибковые мази никогда не давали такого эффекта в очищении кожи, как постоянно работающий симбионт. Сейчас, в этой искусственной атмосфере, его плоть ныла, а кожа зудела под формой на шее, в подмышках, на талии и коленях. Он боролся с желанием яростно почесаться — от головы до ног.

Дальняя дверь отворилась, и показалась внушительная, но грациозная фигура ГНаска. ррРаск весь обратился во внимание. Посланник взял с собой своего тарша. Симбионт сидел на морщинистой шее ГНаска, вращая своими глазами на длинных стебельках. Тарш служил таким же проводником чувств ГНаска, как и его гудящий голос.

ррРаск отчасти расслабился. Он заметил человека, идущего за ГНаском — маленький, хрупкий, нежный лакомый кусочек, и почувствовал, как его рот наполняется слюной. Женщина взглянула на него, вздернув подбородок так, что темные кудри взметнулись над ее бледным лбом, и в этом взгляде ррРаску почудилась насмешка. Неужели она поняла, что он голоден? Но если так, почему насмехалась, вместо того, чтобы испугаться? Растерянный ррРаск чуть не прослушал первые слова посланника.

— …рекомендации по рейду на Аризар.

— Принимаю ваши замечания насчет флота, — поспешно отозвался ррРаск. — Мои пилоты отказались выполнять действия, не указанные в контракте. Они согласились уничтожить незаконную колонию, но отказались захватить пленных.

ГНаск обнажил передние клыки.

— Теперь понятно, почему ваша экспедиция добилась столь незначительных успехов. Как вы думаете, это могло подействовать?

— Вероятно. Пилоты были возмущены. Чоя не допускают колонизации, особенно своих сородичей. Тезары переговаривались между собой, но я чувствовал их негодование. — ррРаск наблюдал, как женщина ходит позади ГНаска — быстрые шаги придавали ей вид добычи. Она быстро перехватила его взгляд, и ррРаск был вынужден перевести внимание на посланника.

ГНаск заметил, что его собеседник отвлекся. Он повернул массивную голову и бросил женщине всего одно слово. Она со смехом качнулась в его сторону. Посланник повернулся к ррРаску.

— Убеди своих пилотов, что не только наши, но и их собственные интересы заставляют нас продолжать преследование чоя-отступников. Их действия бросают тень на всех чоя. Если Союз примет обвинения во вмешательстве, оно ляжет на всех чоя тяжким грузом. Те же, кто все равно откажется выполнять контракт, могут быть использованы для других дел. Но среди них обязательно найдутся те, кого мы сможем уговорить.

На Чо есть Дома, испытывающие большие финансовые затруднения. Во многих семьях осталось по одному-два тезара. Им нужны деньги. Я смогу удовлетворить их потребности, как только ты выяснишь, каковы они.

— Преданность заслуживает высокой оценки.

ГНаск пристально взглянул на ррРаска.

— Всегда, — подтвердил он. — И она вознаграждается.

Женщина вновь задвигалась, угольно-черные глаза заблестели на ее бледном лице. На этот раз в ее движениях не было ничего, напоминающего испуганные метания добычи. Ее глаза были жесткими, они уставились на ррРаска так, что тот почувствовал неловкость. Это заставило его задуматься, ибо его еще никогда не заставали врасплох. Он явно недооценил это хилое существо. Какой охотницей она могла бы быть среди своих сородичей! Он почти не расслышал следующие слова ГНаска.

Посланник продолжал:

— До тех пор, пока обвинение против чоя во вмешательство в дела другого народа не доказано и не опровергнуто, Паншинеа не может занимать пост в совете безопасности. А это означает, ррРаск, что у нас появилась возможность, о которой нельзя было раньше и мечтать.

ррРаск зашевелился, выражая свое удовольствие от такого доверия посланника.

— Было бы неплохо воспользоваться преимуществом.

— Так мы и сделаем, — тяжелые дуги бровей над глазами ГНаска покрылись морщинами. — Разве не позором будет, если внутреннее положение на Чо осложнится настолько, что потребует вмешательства сил безопасности Союза? ррРаск постарался скрыть свое удивление.

— Я буду готов к действиям, — пообещал он, — как только вы почувствуете подходящий момент.

— Надеюсь, что тебе это удастся. Произведи отбор своих тезаров. Второго такого случая нам уже не представится. — ГНаск повернулся спиной к командиру флота, и ррРаск понял, что аудиенция окончена.

Он вышел, чувствуя, как черные глаза женщины следят за ним с какой-то целью, которой ррРаск не понимал, и это тревожило его. Он не стремился отыскать себе пару среди чужих народов. Она ничего не сделала, чтобы привлечь его внимание, и все же… его мнение о ней невообразимым образом изменилось.

ррРаск задумался, достаточно ли хорошо ГНаск знает эту женщину, испробовала ли она всю силу своего взгляда на этом абдрелике, который считает себя ее хозяином. Поразмыслив, ррРаск решил запомнить это — на всякий случай.

Риндалан устало закончил расшифровку кодированного сообщения со Скорби. Ярость Паншинеа сквозила в каждом слове, и Прелат напрягся так, что каждый позвонок его спины отозвался болью. Подголовник кресла помогал ему выдержать вес рогового гребня. Риндалан вновь подумал о том, что надо бы его подрезать — Вездесущему Богу известно, что такова была всеобщая мода в эти времена — но он родился с такой страшной тяжестью и должен был вынести ее до конца, несмотря на то, что чувствовал себя слишком слабым и старым.

Подрезание гребня не уменьшило бы ту ношу, которую Чо и Паншинеа взвалили на него, и это, как со вздохом подумал Ринди, представляло собой нешуточную проблему. Он протер глаза. Вместе с изъявлениями недовольства по поводу поступков Палатона по отношению к Заблудшим, Паншинеа потребовал у Прелата срочно вернуться на Скорбь, помочь укрепить позиции чоя в Союзе.

— Наши времена подходят к концу, — пробормотал Ринди. — Пан, дружище, вскоре тебе придется признать это. Тезары пойдут своей дорогой. Нам нужна свежая кровь. Мы истощаемся, вымираем, и нет чоя, способного заменить нас — или, может быть, заменить тебя. Да. Но, по-видимому, недостатка в претендентах на престол у нас не будет.

Ринди потянулся и взял кружку с бреном. Напиток остыл, пока Прелат расшифровывал сообщение. Старик снова вздохнул. Вкус холодного брена показался ему отвратительным, но еще неприятнее была мысль о том, что придется вставать и подогревать его.

— Значит, утешимся холодным, — произнес Прелат и поднял кружку, приветствуя экран перед собой. Световое перо покатилось по столу и задержалось, наткнувшись на придвинутый вплотную подлокотник кресла. Старик оглядел перо, прежде чем сделать глоток. Придется вызвать Кативара. Он не доверял никому другому в таком сложном деле, как помощь Палатону в его отсутствие. Каким бы ни было отвращение Прелата к поездкам, он должен согласиться на просьбу Паншинеа и присоединиться к нему.

Ринди вспомнил о тех временах, когда он был пастырем множества чоя, молодых и старых, и эти воспоминания уже давно стали его излюбленными. А теперь в его приходе всего один-два чоя… но таких, напомнил он себе, от которых зависит будущее всех остальных. Значит, он все-таки не уклоняется от исполнения долга?

Он был стар. Вскоре ему надлежит предстать перед судом Вездесущего Бога, и отпущенный ему срок постоянно сокращается.

А тем временем он может только следовать курсу, проложенному для самого себя.

Ринди отставил пустую кружку, и его глаза сонно закрылись прежде, чем узловатые пальцы отпустили ее ручку.

Бевану снился Сан-Паулу, но проснулся он от свежего, чистого и пронзительно-холодного аризарского ветра и заморгал, растерявшись от несоответствия снов и реальности. Сан-Паулу был теплым, влажным, наполненным запахами, кишащим нищими. Аризар оказался почти девственно-чистым, по-зимнему холодным, и его воздух еще не был загрязнен миллионами труб кухонных печей, заводов и крематориев.

Он моргнул еще раз, и путаница со временем и пространством прекратилась. Его смуглые руки покрылись гусиной кожей. Голубые рукава школьной формы разорвались, сквозь них виднелось голое тело. Вокруг слышалось бормотание заритов, перебиваемое тихими вскриками и шипением. Они несли его на носилках, покачивая каждый раз, когда кто-нибудь оступался на каменистой равнине. Беван осторожно сел и взялся за края носилок.

— Я могу идти сам, — объявил он на трейде.

Зариты взглянули на него. Они обнажили зубы от усилий удержать носилки. Беван почувствовал себя знатной особой, проносимой по улицам Багдада.

Зарит, который, по-видимому, руководил переноской, черношерстный, с бледно-желтыми глазами, обернулся. Он помогал себе при ходьбе толстым посохом, но сейчас это орудие замерло в воздухе, как бы от неожиданности.

Затем зарит покачал головой.

— Нет, — решительно произнес он. Посох опустился на землю, и носильщики вновь зашагали.

— Тогда как насчет завтрака? Солнце уже высоко, а мы идем с прошлого вечера.

Толстый посох вновь задержался в воздухе и тяжело упал на землю.

— Верно, — кивнул зарит, и приказал: — Принесите еду и воду.

Беван уцепился за края носилок, пока их ставили на землю, и вскоре уже смог подняться. Однако, когда он подошел к девяти заритам, составляющим его эскорт, те уже успели распаковать узлы и заплечные мешки.

Еда Тены была обильной и сытной. Хотя спутники Бевана ради него говорили главным образом на трейде, он узнал уже достаточно слов на языке заритов, чтобы понять некоторые из произнесенных фраз. У него создалось впечатление, что еда была платой его провожатым и что они считали свои услуги хорошо вознагражденными.

Беван сел, поджав ноги, и принялся уплетать рассыпчатый овощ кассерол, хотя он уже остыл. Крошки сыпались на его колени, и Беван неохотно смахивал их, подавляя искушение послюнить палец и подобрать их все до единой. Сидящий рядом зарит протянул ему второй овощ, как будто почувствовав его аппетит.

Только наполовину прикончив кассерол, Беван заговорил:

— Что мы будем делать, когда достигнем порта?

Вожак заритов поднял голову. Его желтые глаза блестели твердо и ясно.

— А что мы должны делать? — переспросил он, откусывая спелый зеленый плод.

— Поскольку порт разрушен, вряд ли оттуда можно отправить корабль, — медленно проговорил Беван, надеясь, что зарит правильно поймет его слова.

— Все едино суть, — загадочно ответил вожак. — Никаких трудностей не предвидится. Единственная трудность кроется внутри самого тебя.

Беван вырос за прочными стенами католической церкви. Подобный образчик видоизмененной философии дзэн не особенно убедил его.

— Нам понадобятся крейсер, пилот и топливо. Вожак заритов приподнял губы, обнажая свои типичные для грызуна резцы.

— Корабль мы найдем. Топлива хватит. Мне сказали, что подземные резервуары не повреждены. А что касается пилота… то это твоя забота.

— Но где же я найду чоя с тезарианским устройством?

Сидящие вокруг зариты уставились на Бевана, как будто он внезапно обрел дар речи и объявил себя Богом. Вожак на мгновение прикрыл глаза, утаивая мысли, а затем взглянул на Бевана.

— Ты сам будешь пилотом. Зачем тебе другой?

Беван поперхнулся. Тонкие крошки овоща рассыпались вокруг него снеговым облаком.

— Может быть, вам он и не нужен, но я хотел бы знать, куда лечу.

Зарит отшвырнул кожуру съеденного плода, поднялся и вытер руки.

— Это твоя забота, — повторил он и поднял с земли посох. По-видимому, завтрак был закончен.

Беван сидел, застыв от изумления, не уверенный, что ему нравится подобное разделение труда. Действительно, найти корабль казалось труднее всего, но не менее тяжело было разыскать пилота. Кто-то тронул его за локоть, и Беван неохотно поднялся на ноги.

Внезапно его зрение вновь раздвоилось, радужные лучи заплясали по лицам окружающих его заритов. Беван покачнулся, вдруг потеряв равновесие. Ему помогли перебраться через край носилок и сесть на подушки. По команде вожака носильщики подняли свою ношу.

Беван задумался. Не торопись, пытался уговорить он себя. Действуй постепенно, и все образуется. Вероятно, ему следует одобрить предложение зарита — кажется, он имел в виду, что все доступно имеющему терпение.

Но в своем прошлом, в католическом сиротском приюте, он приобрел совсем другие убеждения — об испытаниях и возмездии, о грехе и искуплении, о вине и раскаянии, о тесной связи действий и их последствий. Что бы ни случилось с ним сейчас, это будет искуплением ужасного совершенного греха — Беван твердо знал это. Ад, который он заслужил, он теперь носил в самом себе.

Глава 11

— Конгресс требует твоего присутствия на сегодняшнем заседании.

— Моего? — спросил Палатон, слегка приподняв бровь.

— Вместе с человеком, — уточнила Йорана.

— А, они захотели взглянуть на него. — Палатон оторвался от чтения контрактов для теза-ров, от сообщений о несчастных случаях за последнее десятилетие. Разговор полностью отвлек его внимание. Он откинулся в кресле Паншинеа. Именно это кресло, а не искусный резной деревянный трон в тронном зале, было средоточием правления Чо — это Палатон уже понял.

С монитора на него смотрела Йорана. Ее облик свидетельствовал о тщеславии, превышающем все виденное Палатоном до сих пор, и Палатон задумался о том, неужели его собеседница специально настроила изображение. Как чоя, она могла быть гораздо более тщеславной, чем инопланетянки, которых Палатону доводилось встречать в жизни.

— Гатон считает, что они хотят официального представления тебя как наследника.