Глава 7

— Кто вам позволил так обращаться с ним?

Яростный голос Палатона заставил Рэнда приоткрыть на мгновение глаза, когда двое охранников укладывали его на ложе в комнате. Ринди с учтивым поклоном оставил его еще в коридоре. Только Йорана стояла рядом, ничуть не смущаясь гнева Палатона.

Она холодно проследила, как охранники поприветствовали ее и вышли. Как только за ними закрылась дверь, она легко повернулась к Палатону и объявила:

— Таков был мой приказ.

— Твой? Твой приказ? И чего ты пыталась этим достичь? Это мой подопечный. Я дал слово защищать его…

— От своего народа? — сухо перебила Йорана. Она отвела от лица выбившуюся из прически прядь волос.

Ярость Палатона выразилась в нескольких энергичных фразах на языке чоя, которых Рэнд никогда не слышал, не понял, но не сомневался, что когда-нибудь они ему пригодятся. Лицо Йораны побледнело под украшениями, но она не отступила. Дождавшись, пока Палатон выговорится, она заметила:

— Иначе для него было бы невозможно найти охрану. Он не выдержал даже перелета через Хаос — так неужели ты хочешь, чтобы он остался без защиты только потому, что наши охранники страдают ксенофобией, а я не в силах следить за ними или переубедить их? По крайней мере, теперь я могу просто назначить для него охрану.

Палатон испустил глубокий вздох.

— Я буду охранять его.

Йорана перевела взгляд с Палатона на Рэнда, который не сдвинулся с того места, куда его положили, вытянув перед собой перевязанную ногу и выставив плечо с рукой почти под прямым углом к грудной клетке.

— Не сомневаюсь, ты блестяще справишься с этой задачей.

Челюсти Палатона задвигались, как будто он прожевал, но так и не решился выплюнуть ответ. Йорана подождала с полуулыбкой, изогнувшей губы, а затем отступила, как бы считая поединок законченным.

— Наследник, нам необходимо поговорить. Палатон подошел к Рэнду и устроил его поудобнее, а затем приглушил в комнате свет.

— С тобой все в порядке?

Рэнд устало кивнул и пробормотал:

— Они ненавидят меня.

— Нет, они тебя боятся.

— Разве это не одно и то же?

— Для цивилизованных существ — нет, — Палатон подложил подушку ему под голову. — Или, по крайней мере, я надеюсь на это.

— Я никуда отсюда не денусь, — Рэнд положил голову на подушку в форме рогового гребня и закрыл глаза.

Палатон понял его и присоединился к Йоране. Не говоря ни слова, она провела его по крылу дворца и вниз по лестнице.

Палатон молча дошел до комнаты, в которой узнал библиотеку Паншинеа с потайным входом со стороны двора и камином — когда император находился здесь, камин ярко пылал, неважно, шел на улице дождь или сияло солнце, но теперь он был пустым и холодным. Вместо тепла комнату наполнили эмоции Йораны. Палатону не понадобился бахдар, чтобы почувствовать их.

— Тебе не следовало привозить его сюда, — начала Йорана, и ее голоса задрожали от сдержанного гнева и беспокойства. — И не следовало обращаться к тем, кого ты не в состоянии контролировать и чьи действия не способен предугадать. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, что натворил?

— Я не мог не привезти его сюда, — ровным тоном отозвался Палатон, не глядя на нее. — Он не способен защититься, он был пешкой в чужой игре. Но он знает ответы на вопросы, которые нам еще предстоит задать, и потому опасен и для самого себя, и для нас.

— Для тебя, — поправила Йорана.

Палатон взглянул ей в лицо и заметил, как на него набежала грозовая туча эмоций. Он едва сдержал дрожь, почувствовав силу ее выражения.

— Для Чо, — решительно проговорил он.

Йорана подступила ближе.

— Ты чуть не уничтожил все, чего мы достигли. Поэтому мне придется охранять тебя.

— Чтобы сделать марионеткой Паншинеа?

— Нет, чтобы ты стал его наследником. Ты и так наследник. Он настолько тщеславен, что уверен: ему хватит времени, чтобы укрепить положение на престоле и свой род… это тщеславие объясняет, почему на долю Звездного дома выпали такие страдания.

Палатон моргнул и успокаивающе заметил:

— Ты говоришь слишком откровенно. Думаю, Паншинеа не уехал бы, не распорядившись прослушивать, что творится в его комнатах.

Йорана отвернулась.

— Я знаю, где могу переступить границу дозволенного — в отличие от тебя.

И в самом деле, она должна была в точности узнать, что происходит во дворце. Если она позволила себе говорить здесь свободно, значит, так может поступать и он. Палатон понадеялся, что в этом разговоре сможет обрести утешение.

— Значит, ты считаешь, что я переступил границу дозволенного?

— Ты догадлив.

— Йорана, у меня не было выбора.

— И что же, — она обернулась и взглянула на него в упор, — ты собираешься с ним делать?

— Защищать его. Обеспечить ему спокойную жизнь. Дать ему будущее, которое у него отняли.

— Здесь у него нет будущего. Подумай о том, что ты натворил, Палатон — хорошенько подумай. Еще не поздно все исправить.

Он не ответил на ее мольбу и не подал ей надежду.

— Тебе не стоит заблуждаться насчет Паншинеа — он вовсе не собирается передать тебе престол. Ты будешь его наследником ровно столько, сколько ему потребуется. Но пока император нуждается в тебе.

Палатон отвел глаза.

— А тебе не стоит заблуждаться насчет того, почему я принял роль наследника. Чо необходима стабильность. По-моему, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы все понять.

— Знаю: прежде всего ты тезар, и только в последнюю очередь — политик. Надо же, обратиться к Заблудшим… При всех своих недостатках наш император — блестящий правитель. Он настолько ловок и увертлив, что иногда я не могу поверить своим глазам. Но даже он не осмелился бы на такое. Малаки расположился на ступенях Чаролона и ждет аудиенции, — Йорана тяжело вздохнула. — Этого Паншинеа тебе не простит.

Что Йорана подумала бы, зная, что у него нет даже бахдара, чтобы защититься? Палатон удивлялся, как она может смотреть на него и не замечать тусклое свечение его ауры. Неужели она видит только то, что ожидает увидеть? Ему захотелось рассказать Йоране обо всем случившемся на Аризаре, о том, как ему предложили надежду и помощь, лишив его самой сущности, того, что позволяло ему быть чоя и тезаром, и оставив только тонкую нить, на которую он мог рассчитывать. Смирится ли Йорана тогда с присутствием мальчика? Поможет ли ему? Он тихо спросил:

— А ты бы меня простила?

— Вопрос не в том, прощаю я тебя или нет, а в том, что бы я смогла тебе дать. Пусть я выскочка, одна из бывших Заблудших, но мой бахдар сияет так же ярко, как у любого из отпрысков Домов. Мы способны сделать то, что не под силу Паншинеа.

Палатон почувствовал ее смущение и стыд — оттого, что ей приходится умолять его совершить поступок, от которого он уже отказался несколько лет назад. Ему мучительно хотелось рассказать о своей опустошенности, узнать, сможет ли она заполнить ее, но Палатон знал, что не имеет на это права. Он покачал головой.

— Сейчас я не в состоянии что-либо обещать. Больше всего меня теперь волнует будущее человека и спокойствие Чо. Ты захочешь ждать, зная, что даже в этом случае я не смогу предложить тебе всего, что ты ждешь? Я не могу просить тебя связать свою судьбу с моей.

Каким бы мягким ни был этот отказ, он оставался отказом. Йорана тяжело опустилась на стул, и это движение выдало ее полуобморочное состояние.

— Ринди вернулся с тобой. Неужели он одобрил твой поступок?

— Нет. Он положил свое лекарство под язык и кисло взглянул на меня, когда я попытался хоть что-то объяснить.

Она вздернула подбородок.

— Ты шутишь, но у тебя нет причин веселиться.

Он развел руками.

— Я не передумаю. Я не могу одуматься. И если шучу, то только от неизбежности. Это мальчик с планеты класса Зет. Если мы объясним ему хоть что-то, то, что он в состоянии понять, нас вновь обвинят во вмешательстве в дела другого народа. И обвинят не меня, а Чо. В Союзе многим не терпится выдвинуть такое обвинение.

— Мы достаточно сильны, чтобы обойтись без Союза.

На секунду он лишился дара речи, его челюсть дрогнула. Йорана смотрела ему в лицо, не мигая. Палатон взял себя в руки.

— Возможно, — согласился он. — Но вряд ли Союз достаточно силен, чтобы обойтись без нас.

— Но неужели мы, чоя, должны отвечать за беды всех народов?

— Если потребуется, — Палатон положил ладони на пустую крышку стола, стоящего между ними. — Народ, погибший на Скорби, столкнулся с неведомыми нам врагами — теми, которые могут вернуться. Как бы мы ни преуспели в войнах между собой, ни один из народов Союза не имеет ни малейшего представления о смерти, постигшей все население Скорби. Неужели кому-нибудь из нас — чоя, ронинов, абдреликов, иврийцев, горманов и всех остальных — придется столкнуться один на один со столь страшным противником?

Решительное выражение на лице Йораны постепенно исчезло, растворившись в печали.

— Твое благородство переходит все границы.

— Нет. Просто я сознаю свой долг.

— Не могу согласиться с тобой, — Йорана поднялась со стула, в очередной раз глядя на него в упор. — Уже почти исчезло то поколение чоя, что видело застывшие воды Скорби. Большинство из нас даже не подозревает об их существовании. Но ты — ты их видел. Несмотря на мои слова, ты будешь поступать так, как сочтешь нужным, даже если это погубит тебя.

— Надеюсь, так далеко последствия моих поступков не зайдут. И все же намерен поступать так, как сочту нужным.

— Как жаль, что библиотека Паншинеа не прослушивается, — Йорана обвела комнату взглядом и направилась к выходу. — Он мог бы многому научиться у тебя.

— Йорана!

Она остановилась у порога.

— Что?

— Я могу рассчитывать на твою поддержку?

Она покачала головой, и волосы перелетели с плеча на плечо.

— Только не в том, что касается человека. Но для тебя я сделаю все, что смогу. Полагаю, таков мой долг.

Она быстро вышла, захлопнув за собой дверь. Постояв минуту, Палатон внезапно понял, что затаил дыхание, и сделал глубокий вздох.

Он сел за стол Паншинеа. На нем не было ни единого листа бумаги, его покрывал тонкий слой пыли. Палатон стер пыль ладонью, как будто этот жест мог ему помочь так же быстро избавиться от своих опасений.

Все сказанное Йораной было справедливо — Палатон не отрицал этого. Он задумался о том, что она могла бы сказать, если бы знала всю правду. В какой мере на ее предчувствие влияла сила, а в какой — осторожность? Вряд ли это поможет ему разобраться в хаосе правления Паншинеа. Палатон с трудом сдерживал желание вернуть Йорану и исповедаться ей — что-то внутри не позволяло ему это сделать.

Дверь осторожно приоткрылась. В библиотеку заглянул Гатон, единственный представитель Небесного дома в окружении Паншинеа.

— А, вот вы где, Палатон. Я запоздал с приветствием.

Гатон принадлежал к тем чоя, которые с возрастом не выглядели хуже. На его свежем лице почти не было морщин, он не обрюзг, подобно чоя из Земного дома. Желтовато-белые нити появились в его типичных для Небесного дома черных волосах — их было гораздо больше, чем помнилось Палатону, но в конце концов, они не виделись уже несколько лет. Большие, быстрые карие глаза его еще смотрели с проницательным вниманием, министр сохранил величественную осанку — казалось, его шея с легкостью выдерживает вес рогового гребня. Вероятно, главной его ношей были многочисленные обязанности министра ресурсов, но тем не менее Гатон не выглядел изнуренным работой. Он поднял руку, как бы желая избавиться от изучающего взгляда Палатона.

— Нам необходимо поговорить, если вы не слишком утомились от путешествия.

Палатон отодвинулся на стуле подальше от стола.

— Прошу вас.

Гатон подошел и уселся напротив. Он сложил руки на коленях в позе священника. Вероятно, он обнаружил, что религия имеет какое-то отношение к благосостоянию народа. Палатон задумался.

— Чем я могу вам помочь? Палатон ответил:

— Служить мне, как вы служили Чо и Паншинеа.

Министр деланно улыбнулся. Подобно Палатону, он не носил украшений под верхней, прозрачной кожей лица. На краткий момент его лицо стало казаться постаревшим.

— Мне незачем служить одновременно и Чо, и Паншинеа, — ответил Гатон. — Незачем делать двойную работу, как это делаете вы, будучи тезаром и наследником. Я не намерен служить вам, Палатон, но я не буду восставать против вас. Я помогу тем, что в моих силах. Ввиду этого я хотел бы дать вам мой первый совет…

Палатон промолчал. Гатон выдержал вежливую паузу, прежде чем продолжать:

— В наших интересах удалить Малаки из Чаролона.

Палатон слишком хорошо помнил главу округа Данби и случай, который заставил Паншнеа избавиться от присутствия Палатона на Чо на долгие годы. Его почему-то удивило, что ярый противник властей Малаки еще жив — вряд ли этого можно было ожидать, учитывая его поступки. Мятеж и Переселение Данби сопровождались кровопролитием. Малаки был не тем чоя, от которого можно было с легкостью избавиться.

— И вы считаете, что Малаки послушается меня?

— Его вызвали сюда вы. По-моему, вам удастся убедить его либо вернуться в свой округ, либо остаться здесь, но вести себя потише.

Палатон глубоко вздохнул — настало время платить за оказанную ему помощь.

— Хорошо. Не позднее, чем завтра утром. Вас устроит?

Гатон поднял на него глубокие, темные озера глаз.

— Пожалуй.

— Что-нибудь еще?

Министр ресурсов перевел взгляд на свои сложенные ладони.

— Что будет с человеком?

— А в чем дело?

— Неужели он… будет свободно расхаживать по дворцу?

— Он не животное, Гатон. Чоя поднял голову.

— Разумеется, нет. Но пришельцы — нежеланные гости в любых стенах Чо, а тем более в стенах дворца. На что я могу надеяться?

— Ни на что. Он останется здесь под моей защитой.

— Обвинения Союза не так-то легко снять.

— Один гость еще не означает вмешательства в дела всего народа!

Гатон медленно поднялся, явно с трудом сдерживаясь.

— Надеюсь, что вы правы. Ему понадобится охрана. Я попрошу позаботиться об этом Йорану, — он помолчал. — Ваше присутствие здесь не обязательно, Палатон. Император уехал, оставив после себя налаженное правление.

— Понимаю. Я не собираюсь узурпировать вашу власть.

— Тогда, зная об этом, зная, что вы не просите Чо о помощи, могу ли я задать вопрос: что вы намерены сделать для Чо?

— А что я могу? — Палатон развел руками.

— Паншинеа предпочел остаться на Скорби. Он решил отправить вас сюда. Что же способны сделать вы и чего не может он? Вы — тот один из немногих чоя, который способен стать посредником между Домами и Заблудшими. Вы — тезар. Тезара-наследника на Чо не было уже несколько столетий. Вероятно, вам трудно понять потребности Чо. — Министр откланялся и, держа спину прямо, как будто в нее воткнули палку, направился к порогу библиотеки императора.

Палатон смотрел ему вслед. Вряд ли можно было считать случайностью, что Гатон беседовал с ним в единственном месте дворца, где у Паншинеа не было «ушей».

Обеспокоенный, Палатон сидел у стола, склонив голову в раздумье. Он должен верить, убеждал он себя, что его назначение наследником престола Чо тоже не случайность. Неважно, что сыграло свою роль — замысел Паншинеа, его самого или Вездесущего Бога, — но он оказался в таком положении, в котором ему и надлежало быть. Он должен был верить в это. И с этой верой должен смотреть в будущее. Палатон стиснул кулак. Неужели Гатон бросил ему вызов — или же Гатон считал, что у него вообще нет будущего?

Глава 8

Беван с трудом открыл глаза. Он уже знал, что вряд ли сможет воспользоваться зрением. Препараты, которые дали ему в школе, чтобы подготовить к союзу с Братом, затуманивали его зрение, подобно грозовой туче. Он привык к этому состоянию, сжился с ним, но неожиданные радуги, сопровождающие грозу, вынести было гораздо труднее.

Он потер глаза руками. Лежа на спине, он мог видеть только потолок в хижине, которую зариты называли домом. Он слышал шепот хозяев, осторожно передвигающихся рядом. Они вели себя так тихо, как можно держать себя только в присутствии чужака. Он поднял голову, и перед его глазами вновь заплясала радуга. Каждый предмет в комнате излучал сияние. Беван зажмурился от яркости цветов. Зариты забегали вокруг него, распространяя лучи ауры. Беван закрыл один глаз, чтобы приглушить бушующий свет. Ему уже не удавалось видеть ясно и отчетливо… все перед ним превратилось в пульсацию красок.

Он попытался сосредоточиться на ближайшем пятне ярко-голубого цвета. Внутри его неровных очертаний находилась Тена, которая ухаживала за Беваном. Нагнувшись, она помогла ему сесть.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она на трейде с пришептывающим акцентом, свойственным заритам.

— Лучше, — он растерянно повел глазами, когда ее лицо рассыпалось на множество светящихся пятнышек, а затем пятна слились, вновь образуя знакомые черты. Беван заморгал, и на короткий миг вновь обрел обычное зрение. Затем грозовые тучи опять заволокли его глаза, и перед ними заплясала радуга цветов. Он почувствовал, как Тена вложила ему в руку глиняную кружку. Бевану хотелось пить, он готов был выпить все, что она давала ему. Сейчас он был способен убить за чашку брена или кофе. Да, такого кофе, какой он покупал в уличных лавках и кафе Сан-Паулу, дома — крепкий, черный, дымящийся кофе.

Жидкость в кружке начала плескаться, кипеть и превращаться в пар. Беван с криком отшвырнул кружку, как только она налилась ярким огненным цветом в его руках, и та разлетелась на черепки.

Тена немедленно схватила его за руку и обернула ее прохладной тканью. Она издавала цыкающие звуки сквозь свои выступающие, как у грызуна, зубы.

— Что случилось?

Его сиделка бормотала что-то, разглаживая компресс. Беван взглянул на грязный пол и увидел черепки у ног. Вокруг них медленно растекалась жидкость, похожая на кровь — малиновая, живая, пульсирующая.

— Я натворил вот это…

— Пожалуй, да, — произнесла Тена. — Даже когда ты спишь, вещи вокруг рассыпаются. Ломаются или даже вспыхивают.

— У нее кровь…

Прозрачные круглые уши зарита поднялись от изумления.

— Это просто кружка. Откуда у нее может быть кровь?

— Разве ты не видишь? Тена терпеливо переспросила:

— Что вижу? — и погладила его по руке.

Как же она не видела? Беван сморгнул выступившие слезы и уставился на разбитый предмет. Красный отблеск потух, ушел в земляной пол, когда Тена взяла совок и веник и тщательно замела осколки. Беван уперся здоровой рукой в свое ложе, похожее на гнездо, чтобы приподняться.

Форма школы висела на нем, как на вешалке. Он всегда был стройным, но теперь, казалось, от него остались лишь кожа да кости. Он слышал, как воздух проходит сквозь его легкие, как кровь журчит в сосудах, слышал биение собственного сердца, даже шум воздуха, ударяющего в его уши. Казалось, жизнь стала слишком явной, чтобы вынести ее, слишком очевидной, грубой, слишком неожиданной в своих требованиях к нему.

Он прищурил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на Тене, стараясь убрать прочь ауру, затуманивающую ее черты. Он видел, как по ее лицу прошла тень беспокойства.

— Тебя отравили, — произнесла она, — отравили таким ядом, противоядия для которого мы не знаем.

Яд души Недара или того, что отдал ему чоя, растекался по его телу. Беван сомневался, что зариты способны вылечить его.

— Мне уже лучше, — заверил ее Беван и услышал, что его голос стал резким и низким, как будто принадлежал незнакомцу.

Она покачала головой.

— Нет, твои приступы с каждым разом становятся все хуже. И потом… сейчас на Аризар прибыли чужаки. Они что-то ищут.

— Меня? — Все желали убить его. Вероятно, даже Рэнд.

— Нет, все, что смогут найти. Чоя появились и исчезли, посмотрев на пепел своих собратьев. Они ничего не сказали… Они повелители. Они ничего нам не должны. Они появились и стали жить среди нас, и мы пользовались этим так же, как они пользовались нами. А теперь… — она отвела глаза, но тут же вновь взглянула на Бевана. — Кое-кто из нас рад, что они исчезли, а кое-кто боится этого. Сможем ли мы запомнить все, чему они нас научили? Неизвестно. Но мы не хотим, чтобы они вернулись! — Тена подвела Бевана к стулу возле стола. Детеныш-зарит выкатился из-под стола взрывом персиково-белого меха и одежды. Дверь захлопнулась за ним, и Тена усадила Бевана.

— А остальные? Кем были остальные? Они прилетели на космических кораблях, чтобы проводить расследование?…

Уши Тены возбужденно задвигались.

— Говорю тебе, это опасность. Главная опасность исходит от других, не от чоя.

Беван видел, как от страха изменилась аура вокруг нее, и слышал, как задрожал ее голос. Он не сомневался в том, что она боится, хотя собственные способности удивили его.

— Что вы хотите делать?

— Точно еще не знаем. Вероятно, тебя снова понадобится перевезти.

Это был уже третий дом заритов, куда перевезли Бевана. Первый дом он едва помнил, второй — довольно смутно.

— Расскажи мне об этих других, — сосредотачиваясь на лице Тены, Беван постепенно стал видеть отчетливее. Сейчас ему было важно знать, кто охотится за ним.

Ее губы напряглись, обтягивая полоску зубов.

— Они появились ночью. Корабли приземлились на отдаленной равнине. Они убили всех, кому задавали вопросы.

Значит, это не исследователи и не просто любопытные. Кто-то воспользовался межпространственным прыжком, чтобы достичь планеты. Тезары, работающие по контракту, были вынуждены исполнять приказы своих работодателей вплоть до истечения или прерывания контракта. Этими «другими» могли быть абдрелики. Или ронины. Теперь, когда здесь не было чоя, защищающих заритов, те стали легкой добычей. Или… вероятно, именно его присутствие влекло сюда чужаков. Может быть, если ему удастся покинуть планету… раньше или позже Союз вступит в игру. Аризар может быть классифицирован как Земля, назван «планетой класса Зет», достойной присоединиться к Союзу тех, кто умел летать среди звезд.

Однако этот маленький народец не умел летать среди звезд. Вся техника, которую они имели, была либо ловко похищена, либо получена в подарок от чоя, завоевавших планету. Трудно, если вообще возможно, предсказать, смогут ли они продолжать развитие техники. Союз может занять нейтральную позицию — не защищая и не вмешиваясь в дела Аризара. Тогда кто же защитит его?

— Я не могу остаться здесь.

— Но ты не повелитель. Куда ты уйдешь?

— Туда, откуда я явился, — Беван уставился на миску с едой, которую Тена поставила перед ним вместе с новой кружкой остывающего напитка. Тена вновь принялась возбужденно посвистывать сквозь зубы. Беван машинально начал есть, и вкус пищи ошеломил его морем оттенков, а вид — изобилием цветов, многие из которых отнюдь не способствовали аппетиту. Заставив себя сделать несколько глотков, он спросил: — Когда вы хотите перевезти меня?

— Сегодня. Как только стемнеет.

Он кивнул. Тена смутилась, а затем осторожно провела рукой по его голове, как бы благословляя его.

— Я буду скучать по тебе, — произнесла она. — Ты был такой же беспомощный, как мои детеныши, когда тебя принесли сюда. По-моему, ты сможешь победить яд.

Беван пожалел о том, что ему недостает такой же уверенности. Тена стояла рядом, пока он не опустошил миску. Свет угас, превратившись в сумерки, прежде чем он поднялся, и Тена помогла ему пройти в уборную во дворе. Снаружи казалось, что солнце быстро садится за острые силуэты гор к востоку от деревушки, а мрак неумолимо надвигается с запада.

Он возился с молниями и застежками, как вдруг Тена издала шипящий звук сквозь сжатые губы. Из скромности повернувшись к нему спиной, она глядела вдаль, на серые и черные тени отдаленных хижин.

Беван почувствовал напряжение в этом звуке.

— Что случилось?

— Не знаю… — Зариты не были ночными животными, и все же в темноте Тена должна была видеть лучше, чем он.

Он вышел из уборной и встал рядом с ней. Он чувствовал не только ее беспокойство, но и резкую волну любопытства, нахлынувшего на них, сильного и опасного любопытства, осторожно подползающего к Бевану. Он ощутил, как по его коже пробежали мурашки.

— — Уходи в дом вместе с детьми, — приказал он.

Тена смутилась.

— А ты…

— Наверное, это пришли за мной.

Глубоко вздохнув, Тена, видимо, приняла решение и исчезла, чтобы спастись самой.

Беван остался один. Он не поверил, что его ищут зариты. Мгновение он стоял неподвижно, чувствуя, как поток напряженного внимания касается его и неуверенно скользит в сторону, а затем возвращается. Беван поднял руки и взглянул на них в свете сумерек, решая, что предпринять, когда враг подойдет поближе. Как же он сможет защититься, если все, на что он способен — просто стоять и ждать? Все, что он мог предпринять — стоять неподвижно, не выдавая своего присутствия. А еще он может отвести опасность от тех, кто помог ему. Он метнулся прочь от дома Тены.

Он услышал крик зарита, сменившийся пронзительным визгом. Алое пламя взметнулось в небо над дальней хижиной. Беван споткнулся и упал на колено во влажную траву. Его дыхание стало коротким и резким. Он задохнулся — так быстро, пробежав всего несколько шагов. Куда и каким образом он надеялся сбежать?

Кто-то шел мимо него. Листья отчетливо зашуршали под его ногами. До Бевана донесся мускусный запах — не очень неприятный, но странный. Равнодушие овладело им, подавляя всю тревогу, заставляя забыть об опасности. Затем это ощущение исчезло. Преследователь прошел мимо.

Вдруг шорох шагов прекратился. Кто бы это ни был, сейчас он стоял позади Бевана, но не настолько далеко, чтобы не заметить его. Беван затаил дыхание. Должно быть, его услышали, уловили барабанный бой сердца или отчетливое урчание в желудке — казалось, переваренная пища не желает оставаться там, где находится.

Пока он стоял вот так, затаившись и ожидая, его зрение постепенно приспособилось к сумеречному свету, и он стал видеть почти так же отчетливо, как днем, и даже мешанина красок исчезла. А если он способен видеть, то…

Беван осторожно повернулся. Его щиколотка заныла, как только он перенес вес своего тела с одной ноги на другую. Ткань на колене, оказавшемся в густой траве, стала влажной. Он оглянулся и увидел силуэт существа, преследующего его.

Оно было тонким и гибким, с гривой острых, похожих на иглы волос, падающей на шею и плечи.

Ронин, понял Беван, и никто иной. В иглах ронинов содержался смертельный яд. По закону Союза ронинам было запрещено покидать пределы своей планеты с иглами на головах или, по крайней мере, с необезвреженным ядом в них.

Беван растянул губы в жестокой усмешке. Почему он настолько уверен, что единственное прикосновение этих игл будет роковым? А почему бы и нет? Чего ради за ним послали бы безоружного ронина? Законы созданы для того, чтобы нарушать их. Существо вело себя, как убийца, следуя в темноте за своей добычей. Его намерения были совершенно ясны.

Раздалось прищелкивание зубов. Ронин задвигался, как будто перехватил мысли Бевана. Его лицо повернулось в профиль, когда он попытался разглядеть свою добычу. Иглы на голове вздыбились.

— Выходи, — с сильным акцентом произнес он на трейде.

Нет. Нет, ему не следует этого делать. Беван остался неподвижным, наблюдая, как существо озирается в стремлении увидеть его. Ронин чувствовал его, даже не зная точно, куда он делся. Неужели в темноте Беван видел лучше ронина? Надо бы воспользоваться этим преимуществом… Беван лег на живот и отполз в сторону. Ронин повернулся, глядя в неверном направлении.

— Предлагаю сделку, — произнес он. — Жизнь тех, кто помогал тебе, в обмен на твою собственную.

Это обязательство было нарушено прежде, чем дано, как сказала Тена. Беван опустил голову на росистую траву и попытался все обдумать. Яд внутри него забил ключом, как будто его напитал страх, и распространился по всему телу, вызывая панику, пробегая по костям и заставляя стучать зубы. Он старался дышать потише. Кровь в его сосудах налилась жаром. Он не мог умереть!