Глава 25

Рэнд сидел в салоне глиссера, сложив руки на коленях. Он чувствовал, что стоящего рядом Палатона одолевают гнев, раздражение и тревога. Бахдар Палатона говорил ему, что стоит только взглянуть глубже, и он найдет ответы на вопросы, мучающие его, но он не хотел задавать эти вопросы.

— Ты не можешь отвечать за это, — произнес Рэнд, взглянув на Палатона.

Пилот слегка нагнулся над ним.

— Почему?

— Ты не мог предвидеть, что случится в Сету. Палатон сел с усталым вздохом.

— Нет, мог. Земной дом уже пытался прикончить меня. Я знаю, что одно покушение было организовано ими, а может быть, и другое. Мы с Йораной обсуждали эту возможность. Но гораздо важнее было расположить в свою пользу конгресс.

— Важнее, чем твоя жизнь?

— Да. И еще важнее, чем твоя — извини, Рэнд.

Рэнд пожал плечами.

— Я не принадлежу себе с тех пор, как оказался на Аризаре, — он повернул левую руку ладонью вверх и провел по линиям на ней пальцем правой руки. Левая рука открывала возможности, а линии правой — то, как он распорядится ими. Линия жизни на обеих руках была невероятно длинной, и Рэнд задумался, почему она такая. — Возьми ее, — наконец произнес он. — Возьми назад свою силу. Не надо больше медлить.

— Я сделал бы это, если бы смог.

— Ты можешь, — Рэнд пристально взглянул в глаза Палатону, и тот отвернулся. — Я видел это прежде и вижу сейчас. Ты отшвырнул книгу, но увидел то, что искал.

— Но ты ничего не видел!

— Наш бахдар говорит мне совсем иное. Я видел ответ, но ты отверг его.

Палатон заерзал в кресле.

— Я вправе это сделать.

— Мы возвращаемся в охваченный мятежом город. Судя по словам Руфин, началось то, что ты хотел предотвратить.

— Не совсем так, — Палатон поднес руку к голове и потер основание рогового гребня — так осторожно, что Рэнду показалось, будто внушительный вес гребня беспокоит его. Неужели у чоя бывают головные боли? По-видимому, так и есть. — Больше всего я боюсь, что Дома вступят в открытую войну. Но этого пока не случилось. Простолюдины протестуют против неравенства, против того, что они считают несправедливым. Мы — цивилизованный народ. Мы высоко взлетели, нам предстоит долгое падение, но пока мы еще удерживаемся.

— Вам не устоять, если хищники налетят, чтобы растащить остатки Чо после гражданской войны.

— Неужели ты считаешь, что я забыл об этом? Почему же я отправился сюда — разве только чтобы помочь Паншинеа? — Палатон резко оборвал себя и собрался с мыслями, прежде чем продолжать. — Ты знаешь больше, чем следовало бы. Отныне я не хочу подвергать тебя опасности.

— Уже слишком поздно, — тихо произнес Рэнд. — Я знаю, кто вы такие. Мне было трудно понять причины вашей ксенофобии… страх тех, с кем я встречался. Чем я мог их так напугать? Отвращение еще понятно, но не страх. Потом, в Сету, меня понемногу осенило. Вы боитесь чужаков, стараясь скрыть свои способности. Как тезар ты способен защититься. Но ты не можешь загородить своим щитом весь народ… не можешь объяснить, почему среди вас настолько сильно расслоение — на тех, кто обладает способностями, и тех, у кого их нет. Вы отличаетесь не только отношением к религии.

Палатон молчал, не сводя глаз с Рэнда.

Во рту у Рэнда пересохло. Он сглотнул, зная, что все сказанное сейчас может стоить ему жизни.

— Уровень ваших способностей снижается из поколения в поколение. Ваши приборы, машины, целые города не могут функционировать так, как прежде, потому что никто из вас не обладает способностями, чтобы задействовать их. Вероятно, тезары наиболее талантливы из вас, и вы пользуетесь этим для совершения межпространственных полетов — вот почему никто из ваших врагов не может повторить ваш путь. Но в то же время ваши способности сгорают — и у каждого отдельного чоя, и у всего народа. А что касается меня… догадываюсь, что я послужил всего-навсего фильтром — точно не знаю. Как Брату мне предстояло принять вашу психическую силу и пропустить ее сквозь себя. Очистить, восстановить и вернуть тебе. Но никто и не предполагал, что мне удастся узнать то, что я теперь знаю.

— Да, — согласился Палатон. — Этого еще никому не удавалось.

— А раз так, меня следует уничтожить. Делай то, что должен.

— Нет.

— Ты должен, черт побери! Я не хочу быть причиной гибели целой планеты — ни твоей, ни своей! — Рэнд стиснул кулаки, слыша, как стучит сердце в груди.

— Вот в этом я с тобой согласен.

— Тогда что же мы будем делать? Палатон взглянул на собственные руки.

— Все, что сможем.

— Скажи, что делать мне.

— Закрой глаза и ни о чем не думай.

Но вместо пустоты мозг Рэнда наполнил Хаос. Он схватился за Палатона с ужасом утопающего, но обнаружил, что его пальцы вцепились в воздух.

Недар слышал рокот телепортера, перемещающего его в пространстве. Его виски сжались от быстрой смены давления, и хотя на миг он ужаснулся странной пустоте, окружающей его, уже в следующую минуту он оказался где-то, был вытолкнут из неведомого. Недар споткнулся, когда его сапоги коснулись твердой земли.

Он не мог представить себе, что некогда на Чо телепортирование было обычным делом. От удивительного способа перемещения у него сдавило желудок и закружилась голова. Как только его глаза прояснились, Недар обнаружил, что стоит на краю летного поля в Голубой Гряде, а за силуэтом истребителя возвышаются острые горные пики.

Недар улыбнулся реакции Хата на его внезапное поведение: глаза сына Земного дома совсем по-детски расширились.

— Недар, ты здесь! Я… я еще никогда не видел ничего подобного… — Хат смотрел на него с испугом, как будто ожидая второго чуда.

Недар потянулся и взял приготовленную куртку из рук Хата.

— Это еще один потерянный, но весьма полезный секрет.

Хат отрицательно покачал головой.

— Никогда бы не решился путешествовать подобным образом… — продолжая что-то бормотать, он указал на корабль. — Для тебя все готово.

— Отлично, — Недар вскарабкался на крыло и залез в кабину. Хат скорбно смотрел ему вслед, отдавая привычный салют тезаров. — Пожелай мне удачи, — попросил Недар.

На широком лице Хата отчетливо проступила печаль.

— Если бы это был кто-нибудь другой, не Палатон…

— Предатель всегда остается предателем, кто бы он ни был.

— Знаю, — Хат поковырял землю носком ботинка. — Попутного ветра, Недар.

Недар закрыл колпак кабины, и истребитель завибрировал, постепенно оживая.

Кативар получил легкий шок при падении Ринди, от тяжести тела которого у него подогнулись колени. Шея старика хрустнула, как палка, и напирающие на них со всех сторон чоя резко остановились.

Ринди был одет в разноцветные одежды Верховного прелата, и хотя они были изорваны и перепачканы уличной грязью, сомнений в их принадлежности важному духовному лицу не возникало. До простолюдинов постепенно доходило, что Прелат может умереть, и тогда их обвинят в его смерти.

Победил религиозный ужас, и с предупреждающими криками чоя поспешно разбежались. Кативар внезапно обнаружил, что остался совершенно один со стариком на руках.

Он получил больше, чем предполагал. Почему он не сбежал и не оставил старого глупца один на один с толпой? Совсем некстати, если его увидят здесь с умирающим Риндаланом. Такая смерть Прелата не принесет ему никакой пользы.

Но его пленила вера старика — точно так же, как на время она увлекла других слушателей. Лицо Кативара пылало от стыда при мысли о подобной извращенности бахдара. Он с трудом поднялся на ноги. Теперь он не мог оставить Ринди. Его обязательно отыщут как спутника старого Прелата, а это может грозить смертью. Груда покореженных машин мешала проходу. Кативар с трудом пробирался к дворцу, находящемуся за целый квартал отсюда, и по пути высматривал машину, которая была бы мало-мальски цела.

Пепел и искры летали в жарком летнем воздухе. Над полыхающими домами ветер превратился в яростные вихри энергии. К нему слоями примешивался дым. Кативар почувствовал, как на его лице выступили слезы.

Он шел до тех пор, пока его ноги и руки не онемели, и тогда присел на подоконник витрины разграбленной лавки. Старый Прелат обмяк на его руках, но Кативар слышал свистящий звук дыхания Ринди.

Отдохнув, Кативар вновь стал пробираться через сумеречный город, освещенный оранжево-алым отблеском изнутри, подобно горящим углям среди подернутого пеплом очага. Звезды и луна еще не появились, черные и белые тучи застилали вечернее небо. Кативар закашлялся и сплюнул горькую от копоти слюну.

Он повернул голову, расслышав из-за приглушенных криков толпы и треска пламени басовитое жужжание. Уйдя в сторону, он оказался в районе порта — здесь царила неразбериха, большинство грузовых платформ было разбито, но одна из них, пустая, стояла в стороне и, по-видимому, была цела.

Это было лучше, чем брести пешком остаток пути. Кативар взобрался на платформу, положил рядом Ринди и набрал координаты места назначения на пульте. Платформа задрожала, зависла над тротуаром и поплыла вдоль аллеи.

Хаос переполнял улицы, прилежащие к дворцу. Кативар видел баррикады вокруг здания конгресса — его осада простолюдинами продолжалась. Стащив Ринди с платформы, он стал красться по боковой дорожке к дворцу, надеясь, что не привлечет внимание поглощенных осадой простолюдинов.

Он остановился у звуковых барьеров, окружающих стены дворца. Странно, но дымный воздух города не проникал через них, и старинный дворец-крепость был еще различим в ночной полутьме. Охрана заметила, как Кативар брел по нижним ступеням лестницы, из последних сил волоча Риндалана. Стражники встали на колено, направив на него дула инфорсеров.

Кативар глотнул воздуха и хрипло крикнул:

— Позовите Йорану! Это Верховный прелат Риндалан, он умирает.

Его поглотил Хаос. Он обнаружил, что его сердце бьется в такт пульсации, окружающего света, и центр этой странной вселенной втягивал его все глубже. Рэнд заметался, пытаясь остановить свой спуск — но куда? Где же Палатон? Рэнд летел, как парашютист в затяжном прыжке, растопырив ноги и руки, чтобы замедлить падение. Перевернувшись, он полетел медленнее, с удивлением видя, как за ним тянется золотистая нить — тонкая и прочная, будто паутина, сплетенная им, четырехногим пауком.

Он ощутил внезапный прилив страха — но не своего, а того, кто жил под его кожей — страха, что эта тонкая кожа прорвется и наружу вытечет то, что скрывалось под ней. Рэнд понял, что потерять это — самое страшное, и попытался взять себя в руки. Едва приняв это решение, он почувствовал присутствие рядом Палатона. Он не видел пилота так, как видел перед собой Хаос, но мог чувствовать его, мог слышать медленное равномерное биение его сердца, обонять острый запах чоя. Мысль о том, что Палатон рядом, резко замедлила его падение, и Рэнд повис в пустоте.

Наблюдая за окружающей его фантасмагорией, Рэнд подумал, что этот внешний беспорядок наверняка совсем не является им, ибо лабиринты настолько обширны, что их можно измерить только бесконечностью. Кто он такой, чтобы выверять бесконечное конечными величинами? Резкие подъемы и спуски могут быть ничем иным, как фазами сердцебиения, движениями космоса в паузах между вздохами.

Внезапно он обрел спокойствие. Да, несомненно — кто-то другой исследовал его. Опасность! Рэнд задвигался на конце спутанной паутины, сплетенной им самим. Ему ничто не угрожает в Хаосе до тех пор, пока Палатон не обретет то, к чему стремится, или не позволит ему умереть. Однако Рэнд больше не тревожился — им овладело теплое, сонливое умиротворение.

Опасность!

Он вытянул руку, и с нее посыпался дождь золотистых искр. Он пронзил мертвый космос и прикоснулся к кому-то — на краткий миг, настолько неожиданно, что вздрогнул от испуга. Этот некто не был Палатоном.

— Они убивают тебя, Рэнд. Они пытались убить и меня, но я узнал, что это за отрава.

От этого голоса с явным южноамериканским акцентом Рэнд поперхнулся. Так говорил Беван, но здесь его голос слышался отчетливее, как будто очистился в Хаосе.

— Что с тобой? Мы здесь. Мы пришли за тобой, Рэнд — я и Алекса. Мы живы и пришли за тобой.

— Беван? Алекса?

Паутина, держащая его, задрожала от звука его голоса.

— Пришли за тобой… это как перепутанный алфавит, от А до Я… чоя тоже знают это — пойми, Рэнд, все просто! Мы можем это даже лучше, лучше и быстрее. Мы идем!

Рэнд схватил что-то, метнувшееся мимо него, задевшее паутину, которую он сплел, пролетая по Хаосу мгновение назад, но что бы это ни было, оно выскользнуло из его пальцев. Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы понять: он чувствовал Бевана и Алексу… и других, движимых сосущим голодом. Абдрелики? Рэнд не знал, как можно их почувствовать.

«Зато я знаю», — мрачно усмехнулся в его мыслях Палатон.

Но что бы ни промелькнуло мимо него, оно одним движением обрезало все нити паутины. Спасительные золотистые лучи, поддерживающие его в безопасности, ослабли, и он рухнул вниз.

Глава 26

— Он умирает!

— Нет, — возразил врач, — он приходит в себя.

Йорана переступила порог одной из комнат Риндалана. Прелат лежал, бледный и неподвижный под прозрачным колпаком, а приборы вокруг отмечали каждое изменение его организма — здесь, в комнате, которую много лет назад Паншинеа приказал приготовить для стареющего чоя. Йорана надеялась, что ей никогда не придется сюда входить. Она не могла представить себе, что Ринди умрет, его бахдар угаснет, а безмерная любовь к жизни и своему народу растворится в воздухе.

Дежурный врач, узколицый чоя из Небесного дома, гребень которого был почти не виден, отступил в сторону и взглянул на экраны.

— Это уже неплохо, — заметил он. — Теперь наибольшее беспокойство вызывают сгустки крови в легких. К тому же он перенес сильный удар.

Йорана не могла остаться здесь, как бы ни желала этого. Помощники Мельбар сообщили о нарушении воздушного пространства к северо-востоку от дворца. Ей было необходимо выяснить, чем оно вызвано. Здание конгресса по-прежнему пребывало в осаде, и Йорана вместе с Гатоном ждали, не попросят ли оттуда подкрепления. И хотя Йорана охотно предпочла бы оставить конгресс вариться в собственном соку, ей было необходимо ответить на запрос, если он придет.

Кативар стоял у двери. Он выглядел так, как будто пробрался через дымоход, забитый копотью и дымом.

— Если можно, я останусь, — попросил он. Йорана остановилась в замешательстве: она все еще не знала, почему Ринди покинул дворец и каким образом Кативару удалось разыскать его. Но Кативар был помощником Прелата, его подопечным, его наместником. Если Риндалан доверял ему, стоит ли сомневаться?

Йорана была подозрительна — такой ее сделала работа и занимаемое положение. Однако сейчас Кативар вряд ли мог нанести Прелату вред: либо старик оправится, либо умрет.

— Хорошо, — ответила она. — Сообщи мне, что будет дальше.

Кативар кивнул, и она вышла. Траскар присоединился к ней в коридоре. При виде его Йорана стиснула зубы. Траскар был одной из ее ошибок, которая ей постоянно напоминала о себе в последние пять дней. Ему следовало отправиться с Палатоном и Рэндом в Сету, на эту чертову процедуру очищения. Если настоятельница впустила в храм человека, она могла бы позволить это и охраннику.

— Они прорываются к дворцу. Территория дворца была обширной — очень обширной — однако число простолюдинов множилось с каждым часом. Покончив с поджогами и грабежом других кварталов города, они теперь подступали к дворцу и зданию конгресса.

— Подготовьте неподалеку от дворца транспорт, заправленный для старта. Разместите в одной из машин госпиталь. Я хочу получить список всех чоя во дворце, обладающих достаточно сильным бахдаром — через пятнадцать минут.

Траскар кивнул и выбежал.

Йоране не хотелось думать о пожаре во дворце, но ситуация подсказывала ей, что это может случиться. Неужели Малаки принесет ее в жертву своему замыслу?

Она считала его способным на такое.

Прибавив шагу, Йорана свернула к помещению связи.

Врач оставил его наедине с Ринди через четверть часа, убедившись, что Прелат наконец-то погрузился в спокойный сон. Перед уходом врач критически оглядел Кативара и дотронулся до ссадины на скуле, которую священник прежде не замечал. Ссадина тут же заныла. Врач попросил:

— Умойтесь, чтобы я осмотрел рану.

— Со мной все в порядке, — Кативар не сводил глаз с Ринди.

— Тем не менее мы обработали его, — чоя из Небесного дома оглядел Кативара с ног до головы, — а вас — нет.

Но молодой священник чувствовал, где надо проявить настойчивость.

— Ничего, — ответил он. — Я приму горячий душ здесь, в комнатах.

— Хорошо. Можете побыть с ним, если хотите, но сомневаюсь, что он проснется до утра. Приборы дадут нам сигнал, если что-нибудь случится, — врач вышел к своему помощнику, ждущему в коридоре. Они обменялись краткими замечаниями, смешками и удалились.

Кативар знал, что врачи смеются не над ним, однако на его лице выступил румянец, и он подумал о мести. Это не пристало священнику, тут же упрекнул он себя, глядя на Ринди.

Он чувствовал, как бахдар старого Прелата растекается по комнате — не запертая внутри, не защищенная сила покидала Ринди, как в то время, когда он взывал к Заблудшим. Вероятно, бессознательно он все еще обращался к ним, пытаясь спасти чоя от самих себя — слишком слепых, чтобы видеть свое грядущее уничтожение. Последние семь лет Кативар служил Прелату, был его правой рукой, секретарем, помощником и даже слугой, но он никогда не чувствовал бахдар так явственно, как сейчас.

Сила бахдара угрожала ему и одновременно позволяла окрепнуть его решению. Ни один чоя по случайности рождения не должен быть одарен в миллионы раз сильнее других. Ни одному чоя не позволено править благодаря этому дару. Равенство было единственным ответом, и Кативар решительнее, чем когда-либо, стремился достигнуть его. Но что он сможет, если чоя из Домов, обладающие талантом, подобным таланту Риндалана, встанут на его пути? Он стал Прелатом только потому, что обладал кое-какими талантами, к тому же ему повезло при прохождении тестов, но он не мог надеяться противостоять другим. Он дотронулся до рукава, проверяя, на месте ли крохотный сосуд с рахлом, который всегда носил с собой. Это была его единственная надежда.

Если Витерна из Небесного дома отзовет свой патент на очистку воды, на всей планете поднимется суматоха, все округа будут зависимыми и покорными его замыслу. Ему надо только продолжать испытания препарата и терпеливо ждать.

Но какое преимущество он получит, если Риндалан умрет прямо сейчас, оставив его Верховным прелатом Звездного дома! Он получит доступ к архивам Дома и к той силе, которую он надеялся извести. Надо только ждать, чтобы природа взяла свое, ибо очевидно: хотя дух Риндалана еще силен, его плоть слишком немощна. Сосуд может оказаться слишком старым, чтобы удержать в себе влагу.

Ринди пошевелился. Несмотря на поддерживающие его подушки, он запрокинул голову. Веки Прелата задрожали, будто он пытался открыть глаза.

— Воды, — прошептал он.

Не раздумывая, Кативар взял кувшин со стола, налил в стакан воды и замер. Каковы шансы Риндалана на выздоровление, если он лишился даже бахдара?

Осторожно, чтобы наблюдательные камеры не уловили ев Движение, он вытащил сосуд из рукава и вылил его содержимое в стакан. Доза была не сливам большой, однако ее можно было выявить в тканях трупа, хотя если Ринди проживет еще час-другой, все следы яда в его организме исчезнут. Он покачал стакан в руке, чтобы размешать жидкость, а затем подошел к Прелату.

Ринди бессознательно приподнялся — достаточно, чтобы осушить стакан. Проглотив жидкость, он откинулся на своем ложе; его роговой гребень казался неестественно громадным, тонкие пряди седых волос разметались, черты лица заострились. Кативар выбросил стакан в бак для отходов и вновь подступил поближе, наблюдая, как действует яд.

Глубокие морщины, прорезавшие лицо старца, начали разглаживаться, как только интоксикация рахла вывела его из полуобморочного состояния. Резкие движения смягчились. Удовлетворенный Кативар успел сменить одежду и принять душ, впрочем, так и не избавившись от едкого запаха дыма и пепла, когда Ринди заговорил.

Возле него не установили прибор, фиксирующий речь — все, сказанное Прелатом в бреду, считалось нерачительным. Медицинская аппаратура, находящаяся рядом, отмечала жизненно важные свидетельства его состояния и не давала представления о речи. Кативар остановился, удивляясь воздействию рахла, и прислушался.

— Палатон? — Ринди поднял руку, и его брови изогнулись, как будто он силился проснуться. Его глаза были открыты, но устремлены мимо лица Кативара. — Палатон, это ты?

— Да, — ответил Кативар. Он подошел ближе и протянул руку, в которую с силой вцепился Прелат.

— Я сделал глупость.

— Не беспокойся, — произнес Кативар. — Отдохни.

Риндалан попытался покачать головой и не смог. Его невидящие глаза устремились на Кативара.

— Я так устал…

— Тогда спи.

— Боюсь, от этого сна мне уже не проснуться. Палатон, я должен что-то сказать тебе.

Кативар хотел возразить, но замолчал на полуслове и крепче сжал руку старика.

— Что, Ринди?

— Я не уйду, ничего не сообщив тебе, как сделала твоя мать. Ты меня не помнишь… но я проводил испытания, когда ты был еще ребенком. Ты был самым маленьким кандидатом, который когда-либо проходил испытания — на этом настоял твой дед.

Кативар знал деда Палатона, Волана, властного чоя из Звездного дома, который довел семью до разорения — его уже давно поддерживала только работа тезаров. Раннее тестирование было в обычаях у этого чоя.

Ринди помолчал, облизнул губы и продолжал:

— Я выяснил, что у тебя нет отца. Твоя мать отказалась назвать его имя. Твой дед опасался загрязнения генетического кода, но ты прошел испытания с легкостью. Однако Волан узнал, что я и священник Земного дома, работающий со мной, выявили чужие гены, не присущие вашему дому. Ты — потомок четвертого Дома, Палатон, уничтоженного Дома. Ты унаследовал все особенности чоя этого Дома. Землянин-священник подтвердил это. Мы поклялись хранить тайну, он и я. Твой дед не осмелился коснуться меня, но того священника вскоре убил. Да, пытаясь защитить себя, он решил во всем признаться. Родства с Огненным домом очень боялись, и не без причины. Ты должен познать самого себя, Палатон, суметь защититься. Они не отстанут от тебя, пока не убьют… — Ринди задохнулся.

Кативар взглянул на экран. Он показывал участившийся, беспорядочный пульс.

— Я запомню это, Ринди.

— Будь осторожен, Палатон. Прости, что я ничего не сказал тебе раньше, — глаза Ринди закрылись, пальцы в руке Кативара ослабли.

Кативар постоял у ложа, но, по-видимому, старый чоя погрузился в сон. На экране по-прежнему вычерчивалась неровная, смазанная линия пульса.

Кативар улыбнулся. Пока он ненадолго отлучится, все будет кончено.

Размышляя, какие выгоды можно извлечь из неожиданного признания, Кативар покинул комнату.

— Палатон, не бросай меня! — закричал Рэнд, падая в пропасть. Его сердце колотилось, дыхание остро обжигало легкие. Он понял, что бесконечное падение не кончится и после его смерти, и сжался в отчаянии.

Он понимал, что они расстаются, что Палатон не может догнать его в падении. Казалось, что-то внутри рвется — через раскрытый в крике рот, через все поры кожи, глаза — искрами вылетая наружу, и это нечто — загадочное вещество, поддерживающее его жизнь.

Рэнд понимал, что ему придется отдать это нечто. Но он ничего не мог поделать с собой — он хватался за него руками, пытаясь удержать, отдалить неизбежное. Сердце билось все быстрее и быстрее, оглушая его, распухая в груди и вызывая невыносимую боль.

Он прижал руки к груди. Он ощущал, как сердце горит, пульс барабанным громом отдается в ушах. Рэнд умирал и знал об этом.

Золотистый огонь, покидающий его, выгнулся в пространстве, образуя мост, ведущий к Палатону, и Рэнд увидел его — высокую фигуру с горделивым роговым гребнем. Они были тесно связаны — будто пуповиной этой силы. То, что вытекало из Рэнда, втекало в Палатона. Лицо Палатона исказил страх.

— Нет! — воскликнул он и отпрянул.

Рэнд погрузился в обморок, в котором не было ничего — даже Хаоса.

Палатон опустился на колени, содрогнувшись от горького всхлипа всем телом. Он подавил второй приступ и взял едва дышащего мальчика на руки, крепко прижав к себе. Он не мог ничего поделать и знал об этом, продолжая прижимать его к себе и чувствуя, как сердце замедляет бешеный ритм.

Бахдар вернулся в него. На краткий, безумный миг Палатон ощутил всю его силу — чистую и восстановленную, ключом бьющую внутри него. Но это не прошло бесследно, вместе с бахдаром к нему ушла накрепко связанная с ним душа Рэнда.

Если он мог жить без бахдара, то Рэнд без него быстро погибал, и Палатон отказался от своего намерения.

И тем не менее он почувствовал прилив надежды. Его бахдар восстановился. Он очистился так, как ему и не мечталось. Он ждал возвращения к хозяину. Когда-нибудь он, Палатон, сможет обрести все, что потерял — и даже более того.

А пока надо было позаботиться о Рэнде. Чужое существо с другой планеты на его руках постепенно возвращалось к жизни.

«Палатон…»

От этого душевного зова в нем вновь затеплилась радость — сильнее той, какую он когда-то ощутил в конгрессе, а затем изумление, как обычно случается при соприкосновении двух душ. Он осторожно ответил: «Я с тобой, — и добавил с иронией: — И, видимо, ты тоже со мной».

Бахдар связал их воедино крепким узлом, пересекая расстояние между их плотью с помощью редчайшей из способностей, чистой телепатии. Теперь их могла разлучить только смерть.

Палатон задумался о будущем, и в этот момент глиссер подвергся атаке.

— Они следуют друг за другом, — объяснил чоя Йоране. — Пассажирский глиссер и истребитель. Пока опознавательные знаки разглядеть невозможно.

— Выясни пункт отправления глиссера, — Йорана прикусила нижнюю губу, не осмеливаясь надеяться.

— Он двигался окружным путем. Сектор вылета точно обнаружить нельзя.

— Может ли это быть Сету? — ее голоса подрагивали от нетерпения и досады.

Чоя безучастно смотрел на экраны.

— Может быть какое угодно место. А истребитель, по-видимому, появился из района Голубой Гряды.

Причем тут Голубая Гряда? И если в глиссере Палатон, почему он не передает опознавательные сигналы?