"Мир", то есть в первую очередь советские республики, до тех пор не поверит в искренность намерений союзников вторгнуться на европейский континент, пока они не назначат командующих операциями по вторжению. Ему было сказано, что если об этом узнает мир, то узнают и немцы. Меня совершенно не интересует, что узнают немцы, ответил Сталин, и назначение командующих стало предметом обсуждения. Рузвельт и Черчилль, невидимому, не успели придти к окончательному соглашению по этому вопросу. Сталин продолжал стоять на своем, тогда Черчилль и Рузвельт, пойдя на уступки, решили встретиться сразу же после закрытия конференции, назначить своих командующих и огласить назначения в ближайшие сорок восемь часов. Они хотели решить этот вопрос между собой.
      Сталин был удовлетворен, но вследствие его настойчивости дискуссия о назначениях на командное посты прошла в атмосфере спешки. По всей вероятности, кандидатуры были уже предрешены, но у нас в Лондоне создалось впечатление, что из-за этой спешки мы потеряли последнюю возможность добиться объединенного американского командования операциями по вторжению в Европу. Англичане взяли над нами верх.
      Переговоры, начатые в Тегеране, этим не закончились. Оставалось назначить заместителя верховного главнокомандующего, и этот пост занял английский офицер. Это был главный маршал военно-воздушных сил, сэр Артур Теддер, который командовал британскими военно-воздушными силами в Африке и не раз спасал британские сухопутные войска, когда Роммель грозил вытеснить их из Египта. Теддер считался одним из самых способных офицеров в английской армии. Он рано, не по годам, получил звание главного маршала авиации, был обаятелен в личном общении, энергичен и уже имел опыт "работы с американцами".
      Англичанам удалось также убедить американцев, чтобы они отозвали с поста командующего Восьмой воздушной армией друга Деверса генерала Икера, заменив его командующим военно-воздушными силами дальнего действия на Средиземноморском бассейне - генералом Дулитлом. Таким образом, они начисто разделались с американскими генералами в Англии.
      Генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр, который в качестве верховного главнокомандующего в Средиземноморье провел лето и осень, состязаясь с европейским театром, теперь оказался его главой.
      Итак, с "Джонни-новичками" было покончено. Их сплавили на только что оставленный Эйзенхауэром Средиземноморский фронт, под начало фельдмаршала сэра Гарольда Р. Л. Г. Александера.
      Глава четвертая.
      В высших сферах
      К декабрю 1943 года, когда "Джонни-новички" за все свои труды были изгнаны из Англии, пришло время разобраться в том, что представляли собой совместные военные усилия Великобритании и Соединенных Штатов Америки. Не все еще было ясно, но фактов накопилось достаточно, чтобы представить себе контуры той формы, в которую отливалась история. Согласно решению, принятому союзниками вскоре после событий в Пирл-Харбор, англо-американской войной против Германии руководили Рузвельт и Черчилль, путем личных переговоров на "исторических конференциях". На этих конференциях Рузвельт и Черчилль совместно решали, что делать дальше, и в промежутках между конференциями война на Западе велась в соответствии с этими решениями. Непрерывность руководства войной обеспечивалась группой высших офицеров, состоявшей из представителей всех трех родов вооруженных сил обеих стран и именуемой Советом начальников генеральных штабов{9}. Этот августейший орган был расщеплен между Вашингтоном и Лондоном, но функционировал непрерывно, и его юрисдикция распространялась на весь мир. Английские члены Совета имели своих постоянных представителей в Вашингтоне. Совет в полном составе съезжался на конференции союзников, где бы они ни назначались.
      Первая и основная функция Совета начальников генеральных штабов заключалась в консультировании на этих конференциях глав обоих государств: члены Совета подготовляли информацию, на основании которой главы государств принимали решения. Каждая "историческая конференция" длилась недели две, и вот их перечень с указанием, где и когда они состоялись, и какие важнейшие вопросы были разрешены:
      1. Декабрь 1941 года. Вашингтон. Решено, что разгром Германии является первоочередной задачей по отношению к разгрому Японии; решено подготовить и осуществить вторжение через Ла-Манш в течение 1942 года. (Впоследствии вторжение во Францию было отложено и заменено вторжением в Африку. Впрочем, это решение явилось результатом переговоров в Лондоне, причем дело обошлось без "исторической конференции" и личного участия глав государств).
      2. Январь 1943 года. Касабланка. Решено вторгнуться в Сицилию, продолжая исподволь готовиться к вторично отложенному вторжению через Ла-Манш.
      3. Май 1943 года. Вашингтон. Решено вторгнуться в Северо-Западную Францию весной 1944 года, подготовку начать немедленно.
      4. Август 1943 года. Квебек. Планы вторжения в Северо-Западную Францию весной 1944 года одобрены, командование "в принципе" назначено.
      5. Ноябрь - декабрь 1943 года. Каир - Тегеран. Окончательно решена дата вторжения в Северо-Западную Европу (1 мая) и назначены командующие силами вторжения.
      6. Сентябрь 1944 года. Квебек. Разрабатывались планы разгрома Японии, который должен последовать за, безусловно, предрешенным крушением Германии.
      7. Январь - февраль 1945 года. Мальта - Ялта. (Ялтинская конференция известна также как Крымская). Продолжалась разработка планов разгрома Японии, который последует за предрешенным крушением Германии. Даны стратегические указания для решающего штурма Германии и достигнуто соглашение о послевоенном делении Германии на "зоны оккупации".
      Как мы уже говорили, Совет начальников генштабов состоял из представителей высшего командования всех трех родов вооруженных сил, как Соединенных Штатов, так и Британской империи. Таким образом, каждый из этих джентльменов являлся в двух качествах: во-первых, он был членом Совета начальников генеральных штабов и, во-вторых, членом высшего военного совета своего государства. Высшие военные советы обоих государств, разумеется, существовали самостоятельно и были ответственны каждый только перед своим правительством. Поскольку каждый из начальников генштабов всех трех родов оружия, как в США, так и в Англии, играл в Совете союзников роль своего собственного двойника, то для выполнения решений Совета ему достаточно было сказать самому себе, что он должен делать в качестве члена высшего штабного органа своего государства. Координация действий происходила автоматически, и никакие трения не могли бы даже возникнуть, если бы в промежутках между совместными совещаниями высшие штабные органы того или другого государства не приобретали индивидуальных черт и не оказывались подчас сторонниками противоположных направлений военной мысли. В таких случаях начальники генштабов одного государства пытались оказывать влияние на командующих действующими силами через голову своего второго "я" - участника объединенного органа союзников.
      В Европе чаще всего этим грешили британские начальники генштабов, главные квартиры которых, разумеется, находились в Лондоне. Так, за два дня до того как американская Седьмая армия отплыла из Италии и Корсики с целью вторжения в Южную Францию, британские начальники генштабов снеслись непосредственно с английским главнокомандующим на средиземноморском театре военных действий и дали ему указание рассмотреть вопрос о полном отказе от предполагаемого вторжения и о замене этой операции другой, а именно: перебросить Седьмую армию не больше, не меньше как в Брест, по последним сообщениям только что занятый генералом Паттоном. Англичане в данном случае явно нарушили правила, ибо верховный главнокомандующий союзными силами на средиземноморском театре военных действий формально был подчинен не англичанам, а Совету начальников генеральных штабов в целом; кроме того, они обязаны были подчиниться решению о вторжении в Южную Францию, принятому на последней конференции Рузвельтом и Черчиллем. Британские начальники генштабов все же послали копию каблограммы своим американским коллегам в Вашингтон для информации, в ответ на что было высказано несколько откровенных мыслей о нарушении порядка согласованных решений, причем это было сделано в достаточно резкой форме. После этого англичане спешно замяли свою попытку сорвать вторжение в Южную Францию. Это была, по меньшей мере, странная затея, ибо в то время в Средиземном море не было достаточного тоннажа для переброски войск в Брест. Но этот инцидент очень характерен как внешнее и явственное проявление тех внутренних скрытых противоречий, которые сказывались на всем ходе войны и к рассмотрению которых мы сейчас подойдем.
      Вообще говоря, система руководства военными действиями посредством органа, объединяющего начальников генштабов обоих государств, под эгидой глав этих государств, лично договаривающихся между собой о принятии исторических решений, оказалась чрезвычайно эффективной. Нет никаких сомнений, что такая система командования союзными вооруженными силами по своей действенности является беспримерной в истории войн. Величайшим ее достоинством была простота организации и тот факт, что она, во избежание недоразумений, опиралась на личное общение, на переговоры без посредников. Но для понимания хода войны важно ее то, насколько плавно работал механизм объединенного Совета начальников генштабов, а та противоречивость в английских и американских интересах, которая обнаруживалась во всех принимаемых решениях, и которую этот механизм сглаживал, смягчал и маскировал. Эта противоречивость была весьма ощутительной и коренилась она в следующем:
      И Британская империя и Соединенные Штаты Америки стремились к полному разгрому вооруженных сил германской, японской и итальянской империй.
      Соединенные Штаты это свое стремление почти ничем не ограничивали, другими словами, они хотели разгромить вооруженные силы противника в кратчайший срок и ближайшим путем, считаясь только с риском понести излишние потери людьми, и нисколько не считаясь с затратами материальных ресурсов. В своем желании выиграть войну Соединенные Штаты не считались и с политическими соображениями, - они с одинаковой готовностью шли на сделку с каким-нибудь Дарланом, если это могло обеспечить им успех в Африке, и не противились успехам Сталина на Балканах, лишь бы и то и другое приближало окончательную победу над вооруженными силами держав оси. Американские цели войны можно было сформулировать так: "Разгромить вооруженные силы держав оси - и точка".
      Британская империя тоже хотела разгромить вооруженные силы держав оси - но только при помощи такой стратегии, которая наилучшим образом служила бы сложнейшим экономическим и политическим интересам Британской империи. "Чистой" военной цели для Британии вообще не существует, - разве только в военной операции масштаба не больше, чем мелкая стычка. Англичане всегда примешивают политические мотивы к военным.
      Я не обсуждаю здесь сравнительные достоинства этих двух позиций. Я просто хочу изложить фактическую сторону дела, не выходя за рамки того впечатления, которое на основании личного опыта прочно сложилось у нас в Англии к декабрю 1943 года.
      В течение полугода мы изучали стратегию войны в целом и следили за военными действиями, вытекавшими из решений союзнических конференций. Нашей задачей было - постигнуть собственно военную сущность событий. Ведь мы, совместно с нашими союзниками, готовили грандиознейшее в истории вторжение. К декабрю 1943 года американская армия уже обладала двухлетним опытом войны, включая успешные походы в Африке и Сицилии и начало итальянской кампании. Глубокое противоречие между американской и английской политикой уже было для нас неоспоримым фактом. Мы смотрели на это как на стихийное бедствие, как на одну из военных-трудностей, если хотите, которую нам, плановикам-стратегам, приходилось учитывать.
      Когда центр военных событий передвинулся к Европе, противоречие между американскими и английскими целями войны проявилось, прежде всего, в споре о том, должен ли основной путь в Европу проходить через Средиземное море или через Ла-Манш.
      История этого спора томительно однообразна и состоит почти сплошь из повторений. "Исторической конференцией" принимается решение нанести удар в сердце Германской империи через Ла-Манш. Конференция закрывается, и, казалось бы, оба государства должны без промедления взяться за выполнение поставленной задачи. Но ничего подобного не происходит. Снова конференция, и снова принимается решение в первую очередь осуществить вторжение через Ла-Манш. Участники конференции защелкивают свои портфели и разъезжаются по домам, и опять, в силу какого-то таинственного стечения обстоятельств, подготовка вторжения через Ла-Манш откладывается. И снова собираются главы государств и начальники генеральных штабов, и снова выражается пылкое желание немедленно схватиться с врагом, - и снова, как только конференция закрыта, что-то, почему-то, каким-то образом парализует намеченные действия.
      Но однообразие на этом не кончается: при каждой отсрочке вторжение во Францию через Ла-Манш заменяется какой-нибудь новой операцией в Средиземном море. Уточняю:
      В начале 1942 года Рузвельт и Черчилль условились о том, что вторжение через Ла-Манш будет предпринято осенью текущего года. Когда американский военно-морской флот заявил, что он не готов и не может взять на себя переброску войск через пролив, на выручку пришла американская армия. Генерал Соммервелл создал на мысе Код инженерно-десантную службу и поручил ей собрать, обеспечить экипажами и держать наготове необходимое количество десантных судов. Но едва только летом 1942 года в Англии началась подготовка войск и строительство десантных судов, как вторжение было признано неосуществимым. Однако Англия была битком набита войсками как британскими, так и американскими, и мировое общественное мнение требовало действий. Итак, войска, которые, оказалось невозможно перевезти через пролив шириной в двадцать миль, были погружены на транспорты и переброшены за тысячу миль по открытому морю для высадки в Африке. Через несколько недель после событий в Пирл-Харбор президент Соединенных Штатов сказал, что Средиземное море - это английская проблема, и что Америка должна сосредоточить свои усилия на главной цели - европейском континенте. И вот, тем не менее, целая американская армия высаживается на африканском берегу Средиземного моря и начинает поход, который поглощает все наши ресурсы.
      Когда президент Соединенных Штатов и британский премьер-министр снова встретились в Касабланке, весь мир предполагал, что обсуждаться будет не ближайшая фаза африканского похода, а следующая после ближайшей. Армии на фронтах фактически уже перевыполнили все поставленные перед ними задачи. Но никакого приказа о том, что делать дальше, не было, не было даже согласованного плана.
      Военная промышленность и мобилизация в Америке еще только разворачивались: африканский поход исчерпал все имевшиеся у нас резервы. Он был первоначально задуман как хорошее средство занять американских солдат, посланных в Англию для ныне отставленного вторжения во Францию. А теперь этот поход высасывал из нас все соки.
      Правда, африканский поход должен скоро кончиться, и скоро участвующие в нем войска смогут быть использованы. Но ведь они будут в Африке, - а где взять транспортные суда, чтобы переправить их обратно в Англию для вторжения через Ла-Манш, как было условлено? Для переброски войск из Англии в Африку транспортные средства нашлись, но для возвращения их из Африки в Англию вдруг не оказалось ни одного суденышка.
      Поэтому на конференции в Касабланке было решено начать все сначала и ждать, пока для вторжения через Ла-Манш не будут обучены новые войска и изготовлены в Америке новые боеприпасы. А тем временем мировое общественное мнение настойчиво призывало к действиям. Не только русские, неудовлетворенные вторжением в Африку, требовали открытия второго фронта, множество людей и в Америке и в Англии ждали быстрой реализации предстоящей победы в Тунисе. Кроме того, нельзя было забывать о влиянии, которое военная политика союзников оказывала на перетрусивших сателлитов Германии и на такие крупные нейтральные государства, как Швеция, Испания и Турция, не говоря уже о моральном состоянии народов оккупированных стран и о настроениях многомиллионных масс и их вождей в Азии. Поэтому, когда Черчилль предложил еще один промежуточный шаг - опять-таки "в ожидании вторжения через Ла-Манш", - Рузвельт согласился. Гора газетных заголовков, в которую превратилась конференция в Касабланке, мучительно тужилась целых шесть месяцев и, наконец, родила сицилийскую мышь.
      Стратегический спор о том, добираться ли до Германии коротким путем, через Ла-Манш, или длинным обходным путем, через Средиземное море и Балканы, по-прежнему решался в пользу вторжения с севера, - однако уже два шага было сделано по южному маршруту. Когда в мае Черчилль снова встретился с Рузвельтом, на этот раз в Вашингтоне, десантная операция вторжения в Сицилию все еще была в стадии подготовки. Это не только связывало английские и американские войска, находившиеся в Африке, но увеличивало требования на дополнительные военные силы, которые Америка могла выставить, и на тоннаж, необходимый для доставки этих сил на театр военных действий.
      Это последнее обстоятельство особенно важно, ибо рейс каравана судов из Америки в Африку намного длиннее рейса от Америки до Великобритании. План вторжения через Ла-Манш увлекал американцев, прежде всего потому, конечно, что французское побережье было ближайшим пунктом, в котором американская армия могла нанести прямой удар вооруженным силам держав оси. Для организации вторжения через Ла-Манш американский военно-морской транспорт мог сделать вдвое больше, чем для организации десанта в Средиземном море; одно и то же судно могло перевезти в Англию вдвое больше солдат, чем в Африку, проделать вдвое больше рейсов в один и тот же срок. Кроме того, британские силы в Англии, снабжаемые материалами, производимыми на месте, вовсе не нуждались бы в морском транспорте; в Африке же они полностью зависели от того, что доставляли караваны судов.
      Итак, когда очередная "историческая конференция" в третий раз подтвердила непреклонную решимость союзников признать первоочередность вторжения через Ла-Манш, она столкнулась с тем фактом, что "компромиссное вторжение" в Сицилию поглощает все ресурсы, какие Англия и Америка в состоянии произвести и транспортировать{10}. Поэтому участникам майской конференции не оставалось иного выбора, как - либо вовсе не назначать день вторжения, либо отсрочить его на целый год. Предполагалось, что к тому времени подготовка людей, военной техники и военно-морского, транспорта в Америке достигнет таких фантастических размеров, что окажется возможным выполнять две крупнейших операции - одну на далеком Средиземном море, другую на северо-западе Европы. Бедный Тихий океан - и он пострадает из-за того же Средиземного моря!
      Чтобы понять дальнейший ход событий, оставим "исторические конференции" и посмотрим, что происходит в промежутках между ними. Вторжение в Сицилию определяли как операцию с ограниченными целями, предполагалось, что, как только мы захватим Сицилию, Италия испустит дух. Это было бы весьма приятно в политическом отношении и обеспечило бы нам воздушные базы. Но после первых же успехов благоприятно развернувшихся операций раздаются голоса за то, чтобы позволить наступлению проползти на несколько миль вверх по носку итальянского сапога. Совет начальников генштабов принимает соответствующее решение, особо оговаривая, что средиземноморские армии должны продвинуться ровно настолько, сколько нужно, чтобы избежать обстрела из Мессинского пролива, - и ни-ни-ни шагу дальше!
      Но на этом этапе истории итальянское правительство и в самом деле капитулирует и, таким образом, миссия, возложенная "исторической конференцией" на вторжение в Сицилию, известное под шифром "Хаски", выполнена.
      Казалось бы, настал благополучный конец не только операции в Сицилии, но и всей средиземноморской диверсии. Теперь, когда Сицилия занята и Италия вышла из войны, победоносные союзные армии, и воздушные силы, и флотилии штурмовых десантных судов будут безотлагательно использованы для вторжения через Ла-Манш, решение о котором всех обязывало. Нет сомнений, что немцы, с побежденной Италией на шее, не в состоянии нанести контрудар в Средиземноморье - контрудар, который потребовал бы десантной операции в Сицилии или на отдаленном африканском побережье. Итальянский флот в руках союзников, и англичане полностью контролируют Средиземное море. Таким образом, оставив небольшой оборонительный заслон в Сицилийских горах, можно было все армии и всю авиацию отправить в Англию; туда же потянутся десантные суда, к которым в Англии прибавятся транспортные средства, высвобожденные благодаря укоротившемуся пути из Америки.
      Но ничего подобного не произошло.
      Почему?
      8 сентября 1943 года закрылась Квебекская конференция. Ближайшая конференция состоится только в ноябре, в Каире. А пока что американские и английские генштабы - каждый в отдельности и оба вместе - в качестве Объединенного совета начальников генеральных штабов, действуя как три разные организации и апеллируя к двум главам государств, каким-то образом санкционируют дальнейшее наступление вглубь Италии всеми силами средиземноморского театра военных действий. На этот раз решено продвинуться до Неаполя - и ни шагу дальше, ибо немцы весьма неделикатно вторглись в Рим довольно значительными силами и прогнали наших парламентеров. Захват Неаполя требует еще одной десантной операции (которая и проводится в Салерно с соответствующей потерей десантных судов, вызванной как действиями противника, так и нормальным износом), а следовательно, и большего количества боеприпасов, подлежащих отправке в Средиземноморье.
      "Джонни-новички" полностью доказали свою желторотость, испытав крайнее недоумение по поводу того, что происходило в Англии летом 1943 года, вслед за принятием твердого решения устранить все препятствия на пути к вторжению в Европу. Любопытно, что мистер Гарри Гопкинс, который на августовской конференции ссылался на нехватку десантных судов во всем мире, в октябре с удивлением выслушал мой доклад о недостаточном количестве десантных судов в Ла-Манше.
      Основным фактором в принятии сентябрьского решения продолжать наступление в Италии - решения, не освященного "исторической конференцией", - был нажим британского премьер-министра и британских генштабов. В знаменитом отчете Маршалла, написанном уже после конца войны, все еще сквозят подозрительность и недоверие, испытанные им в то время: "...нашей целью было избежать такого положения, при котором Италия оказалась бы для нас бездонной бочкой, угрожающей поглотить все ресурсы, накопленные для вторжения через Ла-Манш, подобно тому, как немцы оказались обескровлены в североафриканском походе". Маршалл особо подчеркнул свое заявление тем, что этими словами закончил работу, в которой изложил свою стратегическую концепцию войны в целом.
      Итак, Италия уже дышит на ладан, а я, в своем повествовании, уже миновал декабрь 1943 года и очутился в историческом 1944 году. После кровопролитных боев пал Неаполь. Еще одна операция - опять "самая последняя" - намечена в Италии, речь идет о Риме. После Рима - обещает Средиземноморский фронт - мы будем удовлетворены.
      Январь подходит к концу. До первого мая - день, назначенный для вторжения через Ла-Манш, - осталось чуть больше трех месяцев. Суда, которые должны перебросить десантные войска, еще не построены. Никто даже не знает, будут ли они готовы вовремя. И все же еще один десант подготовляется и проводится в Средиземном море! Десантные войска продвигаются вверх вдоль берега и высаживаются в Анцио. На сей раз, вся операция организована самим Черчиллем. Он обдумал ее, поправляясь после воспаления легких в африканском городе Марра-кеш, и вся подготовка не заняла и трех недель. По плану, к десантным войскам должна присоединиться колонна сухопутных войск, которая прорвется в Анцио с суши, через Кассино и горы. 22 января войска союзников высадились в Анцио, а неделю спустя Союзный верховный главнокомандующий в Средиземноморье и главнокомандующие средиземноморскими действующими силами, генеральные штабы обеих стран и их правительства - все уже знали, что наступление в Италии замерзло: сухопутная колонна остановлена в развалинах Кассино, а десантная операция локализована в Анцио. Теперь, ради престижа, нам нужно цепляться за Анцио; нужно, чтобы колонна прорвалась через Кассинский горный проход. После многих месяцев кровопролитных боев и гибели многих тысяч жизней десантные и сухопутные войска, наконец, соединяются.
      Весь итальянский поход, с военной точки зрения, не имел никакого смысла. А к концу - даже военно-политического смысла не осталось. В июне, когда мы ворвались в порт Шербур, на всех улицах еще висели весьма эффектные плакаты германского министерства пропаганды, на которых была изображена улитка, ползущая по носку итальянского сапога. На одном роге улитки развевался британский флаг, на другом - американский, и надпись разъясняла, что настоящая улитка двигалась бы быстрее, нежели союзные войска в Италии.
      С исторической точки зрения произошло, по-видимому, вот что: британский квартербек мчался со всех ног, чтобы забить мяч в Балканские ворота. Он был задержан сначала Рузвельтом, который повис на нем и сумел заставить его снизить темп; но при этом Рузвельт сам чуть-чуть не был затащен на штрафную площадку. Затем, на декабрьской конференции в Тегеране, Сталин тоже прыгнул на спину резвого бегуна и почти, но не совсем, принудил его стать на колени, поставив вопрос о вторжении через Ла-Манш ребром: да или нет. Но даже с насевшими на него Сталиным и Рузвельтом Черчилль все же ухитрился протащиться еще несколько шагов. По странной иронии судьбы, потребовался Гитлер, чтобы свалить на землю британского чемпиона - на линии защиты в Анцио, - тем самым он предрешил свою собственную гибель через год с небольшим среди развалин Берлина. Если бы Гитлер допустил успешное развитие наступления в Анцио, планы вторжения через Ла-Манш, быть может, навсегда были бы похоронены, и конец войны отодвинулся бы еще на год.
      С единственной целью доказать, что англичане великая нация, которую можно сбить с ног, но никогда, никогда нельзя нокаутировать, британский генштаб и его генералы кое-как наскребли войска и боеприпасы для последнего наступления в Италии в самый канун победы над Германией. Именно "наскребли", ибо фельдмаршал Александер использовал поляков, французов, бразильцев, канадцев и, разумеется, американцев и англичан для продвижения в Апеннинах. В конце апреля 1945 года ему удалось форсировать реку По и подойти к Триесту на расстояние удара раньше, чем раздался свисток судьи. Триест - это порог Балкан.
      Почему англичане так хлопотали о вторжении в Германию через Балканы, об этом я скажу позже. Здесь же достаточно сказать, что к концу 1943 года эта тяга англичан на Балканы была для нас всех очевидна. Балканы были тем магнитом, на который, как бы вы ни встряхивали компас, неизменно указывала стрелка британской стратегии.
      С самого начала и до самого конца эта заинтересованность англичан в Балканах была силой, которая постоянно противодействовала американской военной стратегии на европейском театре войны. Эта заинтересованность так далеко завела Англию, что ее премьер-министр, агитируя за вторжение на Балканы, даже пустил в обращение лживую формулу собственной чеканки, назвав самые неприступные и легче всего обороняемые горные преграды на континенте "уязвимым подбрюшьем Европы".
      Черчилль не всегда мог обуздать свои желания и частенько переступал границы истины: в начале войны, чтобы добиться помощи США, он обратился к колеблющейся Америке с пресловутой фразой: "Дайте нам оружие, и мы работу выполним". И Черчилль и все, посвященные отлично знали, что нет на свете такого оружия - за исключением разве еще не открытой тогда атомной бомбы, при помощи которого Англия могла бы одна выполнить работу. И не было никаких оснований требовать этого от Англии.
      У Англии было явное желание обрушиться всей тяжестью объединенных англо-американских вооруженных сил на Балканы. С другой стороны, к концу 1943 года с полной ясностью обнаружилось ее решительное нежелание пересекать Ла-Манш.
      В этом пункте, по крайней мере, за столом конференции, у нее находились единомышленники среди американцев. Вторжение через Ла-Манш, как таковое, имело могущественных противников на самых видных постах не только в Англии, но и в Америке.
      Прежде всего - высшее командование американскими военно-воздушными силами. Генерал Арнольд возглавлявший американскую авиацию и одновременно состоявший членом Совета начальников генеральных штабов, все еще верил, что Германию можно принудить к капитуляции одними бомбардировками с воздуха если только ему удастся выговорить для нужд авиации достаточное количество людей и военных материалов и добиться приоритета над остальными родами оружия. И сам он, и его генералы, и офицеры для связи с прессой боролись против вторжения - тонко, но решительно - настаивая на необходимости всемерного укрепления военно-воздушных сил. Они всегда высказывались за оттяжки и отсрочки, чтобы выиграть время и, дождавшись новых самолетов и обучив новые кадры летчиков, обрушить их на Германию. Побуждало их к этому, по-видимому, искреннее преклонение перед своим родом оружия, а также личное честолюбие. Они вели военно-политическую игру, в уверенности, что если им удастся победить Германию одними воздушными атаками, авиация автоматически займет первое место среди остальных родов вооруженных сил.
      Говоря по чести, никто и сейчас не мог бы решить, были ли они правы, то есть, продолжала ли бы Германия войну, если бы, скажем, пять тысяч тяжелых бомбардировщиков ежедневно обрушивались на нее? Даже когда началось вторжение, самые крупные авиасоединения насчитывали не более тысячи четырехмоторных машин. Требования военно-воздушных сил никогда полностью не удовлетворялись, однако уже за год до вторжения во Францию авиация по своей мощности была далеко впереди других американских военных сил в Англии, и ее командование продолжало настаивать на предоставлении ей преимуществ за счет других родов оружия, - в чем не было бы надобности, сумей она доказать свою правоту.
      Американский военно-морской флот был еще менее расположен в пользу вторжения, чем американские военно-воздушные силы.