Фронтовые дивизии поддерживала еще одна только что созданная разновидность германской армии - фольксгренадеры. Сюда вошли люди, в свое время получившие военную подготовку и демобилизованные по несущественным физическим недостаткам или забронированные за какой-нибудь важной отраслью военной промышленности. Взятые порознь, они не удовлетворяли требованиям регулярной германской армии, но их отдали под командование кадровых офицеров и разагитировали до сносного подобия патриотического подъема, напирая главным образом на то, что они - сверхармия германского народа и на них возложена историческая миссия - защищать священную землю Фатерланда.
      Фольксштурм, фольксгренадеры и кишечные батальоны - все это были новые части противника, увеличение его военных ресурсов. В общей сложности они являли собой внушительную силу.
      Но на этом проделки Гитлера не кончились. Он досрочно призвал в армию очередной возраст - мальчиков, едва достигших семнадцати лет, и вместо того чтобы сейчас же послать их на фронт в качестве пополнений, приказал фронтовым дивизиям забирать для своих нужд людей постарше из тыловых служб, а мальчиков сосредоточил на равнинах у Гамбурга. Он приказал создать из них совершенно новую армию. Он предоставил ей все преимущества в части вооружения и снабжения и дал ей в качестве костяка первоклассных кадровых солдат и офицеров.
      Итак, Гитлер получил новую армию, состоящую сплошь из молодых, здоровых людей, фанатично преданных ему и великолепно вооруженных. Она была до отказа насыщена новейшей и лучшей техникой, какую только мог предоставить рейх. Она получила название Шестой танковой армии СС, и это она 16 декабря возглавила наступление в Арденнах. Шестая танковая армия СС и поддерживавшие ее фольксгренадеры были организованы и подготовлены в период от середины октября до середины декабря, когда и началось их историческое наступление.
      В то время, когда Эйзенхауэр раздумывал о том, поддержать ли ему Брэдли или Монтгомери, Шестой танковой армии СС не было еще на свете, фольксштурм и фольксгренадеры отсыпались дома на перинах, а кишечные батальоны были заняты своей диетой в госпиталях для выздоравливающих. То, что Союзный верховный главнокомандующий дал Гитлеру возможность перетасовать людские резервы Германии и создать Шестую танковую армию СС, было одной из важнейших причин, помешавших нам выиграть войну к рождеству 1944 года.
      Но, рассказывая о наступлении в Арденнах, нельзя начинать с германских войск, участвовавших в нем; для начала нужно вернуться к Антверпену.
      После поражения англичан у Арнгема, с точки зрения верховного главнокомандования оставалось одно: заняться накоплением войск и материальной части для вторжения в Германию большими силами. Возможность блица - короткого удара, способного сломить Германию как государство, - эта возможность, при имевшихся у нас людских и материальных ресурсах, была упущена. Теперь нужно было рассчитывать на превосходство военной мощи, а вопрос военной мощи упирается в снабжение.
      Не следует забывать, что до сих пор все снабжение шло через район первоначальной высадки - все с тех же испытанных участков "Омаха", "Юта", "Юнона" и "Золото". Через Шербур и несколько" мелких портов на Ла-Манше мы получали ничтожные крохи. Правда, Гавр и Брест были, наконец, заняты, согласно плану "Оверлорд", но оба они были так разрушены, что пропускная способность первого из них сильно сократилась, а от второго, находившегося к тому же слишком далеко, вообще не было толку. Однако в первую неделю сентября продвижение англичан вдоль берега увенчалось одной замечательной удачей. В суматохе отступления, в момент предельной деморализации, немцы не доглядели, - и Антверпен попал в руки союзников совершенно неповрежденным, уцелели и были в отличном состоянии все причалы общей длиною в двадцать пять миль, все подъездные пути и разгрузочные механизмы.
      Немцы не дрались за Антверпен - они просто оставили его. Это был подарок. Но и тут не обошлось без подвоха. Антверпен стоит в глубине длинного узкого залива, а выход из него преграждал остров Вальхереи, сильно укрепленный немцами и еще находившийся в их руках.
      Антверпен, который никто и не мечтал захватить в целости, мог разрешить проблему снабжения всех вооруженных сил союзников на континенте. Это третий по величине порт мира. К тому же положение его как нельзя лучше соответствовало нашим целям, не только в силу его близости к Англии, но и потому, что шоссе и железные дороги, расходящиеся от него, вели прямо к тем позициям союзников, которые были ближе всего к сердцу Германии.
      Как только выяснилось, что нам не попасть в Германию без серьезной борьбы, вопрос Антверпена стал вопросом жизни. Все понимали, что после первого же осеннего шторма значение Нормандского побережья сведется к нулю.
      В момент захвата Антверпена помыслы Монтгомери все еще были устремлены на равнины Гамбурга. Продвигаясь в обход всех береговых гарнизонов, какие он считал неопасными, и, оставляя для их блокирования слабенькие части, он спешил дальше. Он не счел нужным очистить устье Шельды, ведущее к Антверпену. Верховный главнокомандующий, штаб которого уже допустил один исторический провал по линии снабжения, не мог допустить второго. После Арнгема Эйзенхауэр предложил Монтгомери взять остров Вальхерен и очистить берега устья. (Генерал Маршалл отмечает в своем отчете, что Эйзенхауэр докладывал о необходимости очистить устье Шельды еще 9 сентября, через шесть дней после того, как Монтгомери занял Антверпен). И английские и американские советники Эйзенхауэра были согласны в том, что "освоить" Антверпен необходимо, но вопрос этот уже давно заботил американцев больше, чем англичан, - просто потому, что американцев-то было теперь гораздо больше.
      Эйзенхауэр поручил выполнение этой задачи в первую очередь Монтгомери, как главнокомандующему сухопутными силами, но также и британскому военно-морскому флоту и британским воздушным силам, поскольку взять Вальхерен можно было только с моря или с воздуха, и находился он целиком в английской зоне. Говорят, будто сначала британские главнокомандующие ответили, что Вальхерен не может быть взят, что он неприступен, во всяком случае, в это время года, когда на носу зима. Но от Вальхерена теперь зависел успех всей кампании в Европе. Взять его было необходимо.
      Это было второй проверкой руководства Эйзенхауэра: первая состоялась, когда ему пришлось решать, кому уделить большую часть американского снабжения, Брэдли или Монтгомери? Он выбрал Монтгомери, но слишком поздно, и Монтгомери потерпел неудачу у Арнгема. Возможно, что верховный главнокомандующий начал подумывать, вполне ли объективные советы он получает от своих помощников-англичан. Он еще раз поручил своим трем английским главнокомандующим расчистить подступы к Антверпену, и на этот раз они бросили в дело британские воздушные силы.
      В штабе Брэдли, где Вальхерен представлялся более серьезным препятствием, чем даже германский Западный вал, эта весть была встречена с воодушевлением. Американцы до самого конца кампании сохранили уважение к боевому духу британских воздушных сил. За год до вторжения британский воздушный флот дал бой за столом конференции с целью вобрать в себя или хотя бы подчинить себе американские воздушные силы в Европе. Этот бой он проиграл. Тогда маршалы авиации дали второй бой, чтобы заставить американцев подчинить им свою тактику в спорном вопросе о преимуществе ночных и дневных бомбардировок. И опять англичане проиграли. Но американцы чувствовали, что маршалы примирились со своим поражением и не таят на них обиды.
      В течение всей кампании англичане не переставали сражаться с Люфтваффе. Они проявляли находчивость и задор. Они не стонали о своих потерях, как это слишком часто бывало с сухопутными войсками; получив задание, они без лишних слов брались за дело.
      Когда пришла очередь Вальхерена, британские самолеты, преодолев сильнейший зенитный огонь, разбомбили плотины на острове, так что значительная часть его оказалась затопленной. Но и после вызванного ими наводнения у немцев еще оставалось достаточно твердой земли для обороны, а задача вторжения была даже слегка затруднена в связи с увеличением водных препятствий.
      Времени оставалось мало, погода портилась с каждым днем. Совещаться и изучать вопрос было некогда. Эйзенхауэру оставалось только приказа Монтгомери взять Вальхерен. Иначе он не мог поступить, - ведь он отвечал перед историей.
      Первый приказ Эйзенхауэра Монтгомери оставил, без внимания. Эйзенхауэр еще раз приказал Монтгомери взять Вальхерен - и опять ничего не последовало. Британская армия отдыхала и собиралась с силами. Положение верховного главнокомандующего было незавидное. Военное министерство интересовалось, как идут дела. Ближайшие помощники Эйзенхауэра - и англичане, и американцы - твердили ему, что он должен добиться решительных действий. В американской зоне, после первых осенних атак, Брэдли по-прежнему ощущал острый недостаток в снабжении. Ему теперь приходилось кормить три действующих армии, - Девятая американская армия тоже, наконец, вступила в строй. И вот Эйзенхауэр послал Монтгомери письменное распоряжение, содержание которого нам передавали так:
      "Вы - солдат, а я - ваш начальник. Насколько мне известно, первая обязанность солдата - выполнять приказы. Я приказал вам взять остров Вальхерен, и я настаиваю, чтобы вы взяли остров Вальхерен". Монтгомери, наконец, подчинился, и после еще двух незначительных отсрочек атака началась.
      Антверпен был сдан 3 сентября. Спустя немногим больше двух месяцев - 9 ноября - пал Вальхерен, преграждавший к нему доступ, и британский флот вошел в устье Шельды, чтобы очистить его от мин. Флот блестяще выполнил свою задачу - обезвредил одно из самых предательских подводных минных полей, известных в истории. Рассказывали, что среди устройств, которые применялись, было одно, заслужившее громкую известность; офицеры в свободное время якобы специально приезжали, чтобы посмотреть на него. Это был крепкий маленький катер типа буксира, с ледокольным корпусом и днищем с многослойной обшивкой из стальных листов. Он попросту въезжал на мину магнитную, якорную или детонирующую от вибрации винта, - и мина взрывалась под ним, от чего команда и пассажиры получали массу удовольствия. Не ручаюсь за правильность этих сведений, но какие бы средства англичане ни применяли, работа была выполнена{26}.
      27 ноября, почти через три месяца после захвата порта, первые транспорты со снабжением вошли в устье Шельды и пришвартовались в Антверпене. Чтобы удовлетворить нужды Брэдли, порт взяли в свои руки американские снабженцы, хоть он и находился в самой середине английской зоны.
      Немцы немедленно стали забрасывать порт самолетами-снарядами, и эта кампания продолжалась вплоть до того, как мы захватили их стартовые станции. Но хотя бывали дни, когда наши потери составляли несколько сот человек, работа порта ни разу не была серьезно нарушена. Люди, месяцами разгружавшие в Антверпене суда среди смертоносных взрывов, не смолкавших ни днем, ни ночью, - это еще не воспетые герои одной из эпопей последней войны. Задачей цензуры было по возможности скрыть от противника, куда попадают его снаряды.
      Через неделю, после того как порт был открыт, за линией фронта стали скопляться излишки припасов. Полоса нехватки кончилась, но кончилась и осень. И тут вопрос о зимней кампании в последний раз был поставлен на обсуждение в высших сферах. Монтгомери без обиняков заявил, что считает вторжение в Германию невозможным до лета 1945 года. Брэдли же советовал действовать и, пользуясь тем, что снабжение наладилось, решительно продолжать наступление. Промедление Монтгомери у Вальхерена, да еще так скоро после его неудачи у Арнгема, повредило английскому генералу в глазах верховного главнокомандующего, и Эйзенхауэр утвердил план Брэдли. Это было 1 декабря.
      Брэдли немедленно отдал по Первой и Третьей армиям приказ как можно быстрее закончить подготовку к прорыву Западного вала. Третья армия должна была двинуться к облюбованному Брэдли проходу у Франкфурта, а Первая нанести удар на уже ослабленном участке германских укреплений у Аахена, против Кельна.
      Я назвал большое ноябрьское наступление неудачным. Таким оно и было в том смысле, что оно не достигло своей главной цели - закрепления в тылу Западного вала до того, как немцы успеют укомплектовать гарнизоны укреплений. Но все же оно началось, и к тому времени, когда Антверпенский порт вступил в строй, еще продолжалось на некоторых участках фронта. В сущности, все осеннее наступление американцев проходило как ряд наступлений с ограниченными целями на различных участках фронта. Маневренная война закончилась еще в сентябре, когда танки остались без горючего.
      Теперь вопрос снабжения был разрешен, и Брэдли занялся быстрой перегруппировкой своих частей, перед тем как начать решительные операции. Последние приготовления к ним еще не кончились, и склады еще пополнялись горючим и боеприпасами, когда немцы начали свое контрнаступление в Арденнах.
      Антверпен сыграл важную роль в выборе Гитлером времени для этого контрнаступления. С одной стороны, Арнгем и задержка у Антверпена дали ему время подготовиться; с другой стороны, расчистка подступов к Антверпену, обеспечившая Брэдли возможность продолжать свои атаки в течение всей зимы, подсказала Гитлеру, что медлить нельзя.
      В начале декабря 1944 года положение на фронтах было следующее.
      Гитлер поразительно быстро оправился после сентябрьских потрясений. Потеряв, казалось бы, всю свою армию на Западе, он сумел стабилизировать фронт от Ла-Манша до Альп, и у него была с иголочки новая армия, почти готовая для боевых действий. Потенциально это была лучшая из армий, какими он командовал за всю кампанию, - в совершенстве оснащенная, с отличным командным составом и впитавшая в себя цвет нацистской молодежи. Не хватало ей одного - еще немного учебной подготовки.
      Самолеты-снаряды не оправдали ожиданий Гитлера, но и контрмеры союзников не дали результатов. Постройка нового, усовершенствованного подводного флота близилась к завершению; к весне он мог быть готов. Вступили, наконец, в серийное производства реактивные самолеты, развивающие скорость до пятисот миль в час; их было уже выпущено так много, что Люфтваффе начала изучать тактику их применения, и хотя они еще не могли состязаться с "летающими крепостями", Гитлер твердо рассчитывал через шесть месяцев померяться силами с авиацией союзников. Пока же зимняя погода сильно снижала преимущество союзников в воздухе.
      А затем - была надежда на новое секретное оружие, которое "мозговой трест" Гитлера все еще обещал ему.
      Теперь можно с уверенностью сказать, что план Гитлера после потери им Франции предусматривал лихорадочные темпы научной работы, организацию производства и обучения в течение всей зимы 1944/45 года, под прикрытием установившегося фронта, и весеннее наступление по всему фронту для разгрома союзников на западе. На суше он предполагал проводить его силами тех молодых людей, которых он уже начал сгонять в Шестую танковую армию СС, в воздухе - с помощью новых эскадрилий реактивных истребителей, а весь район боев на континенте он думал блокировать более энергичными и эффективными действиями подводных лодок. И в любую минуту его ученые могли дать ему в руки решающий козырь.
      В декабре все составные элементы этого плана были нам известны, ведь у нас не было недостатка в пленных генералах. Мы следили за тем, как Шестая танковая армия СС стягивалась и приступала к обучению на равнинах Гамбурга, - видели ее на аэрофотоснимках и опрашивали попавших в плен родственников ее солдат и офицеров. Мы понимали, что допустить стабилизацию фронта значит сыграть на руку Гитлеру. На этом и основывалось решение Брэдли продолжать войну зимой, и это решение помешало Гитлеру осуществить его последний план.
      В начале осени, когда в Америке еще полагали, что война вот-вот будет закончена, мы в штабе Брэдли видели, что наш успех висит на волоске. Широкая публика, разумеется, ничего не знала о честолюбивых планах Гитлера. Не знала она и того, что из-за недостатка снабжения стремительность была нами потеряна, и того, что в ноябре и начале декабря, во время атак против Западного вала, наши людские потери были огромны, а моральное состояние резко ухудшилось.
      Так, две превосходные дивизии были буквально разгромлены одна за другой в ряде атак в лесу южнее Аахена. Одну за другой их пришлось снять с фронта, поредевшими и деморализованными. "Сделки у Западного вала" (обмен полноценных молодых американцев на немецких инвалидов) уже начали приносить дивиденды немцам.
      Людям, не побывавшим хотя бы близко от фронта, трудно понять, как действует долгое пребывание в боях даже на самых организованных, самых закаленных и опытных бойцов. Я помню, что делалось после боев в Хуртгенском лесу с молодыми командирами батальонов - кадровыми офицерами, не достигшими и тридцати лет и побывавшими на Средиземноморском фронте.
      Командиры батальонов не дерутся на передовой; обычно они командуют своими ротами по телефону, с командных пунктов, укрытых в блиндажах. Если это хорошие командиры, солдаты ценят их, раскладывают костры, чтобы согреть их, заботятся о том, чтобы у них было сухое место для спанья и вдоволь горячей еды и кофе. Кофе у них крепкий и еда вкусная, потому что сержанты добывают им продовольствие, и лучшие повара готовят на них. Правда, в период боев командир батальона работает двадцать четыре часа в сутки без выходных дней, но у него есть штаб - помощники, готовое сменить его у телефона или у карты, когда ему вздумается поспать. Таким образом, он не испытывает физических лишений рядового солдата - не ест холодной пищи, не спит в холодной грязи,- а только психическое напряжение. И все же, возвращаясь из Хуртгенского леса, молодые командиры батальонов - те, чьих командных пунктов не разрушил заградительный огонь, - были самыми настоящими кандидатами в сумасшедший дом.
      Из штаба 12-й армейской группы мы иногда ездили на передний край на розыски знакомых, товарищей по академии. Мы привозили их к себе, устраивали им теплую ванну и накачивали их спиртным. Мы выпытывали у них, как они себя чувствуют на передовой. Один из них сказал:
      - Да сначала ничего, а потом солдаты устают так, что если у них на дороге лежит убитый солдат из их же части, им уже лень ногу поднять, так и шагают по его лицу, - не все ли, мол, равно!
      Четыре ночи подряд этому командиру батальона пришлось посылать в дозор молодых лейтенантов, только что из Америки, зная, что они будут убиты. Они и были убиты.
      Он сказал:
      - Я больше не могу. Пусть делают, что хотят.
      Большинство молодых командиров вообще ничего не говорили; они сидели у стола или на койке и смотрели на вас прямо, немигающим взглядом, и лица их не выражали ничего, кроме полнейшей апатии. Я как сейчас вижу их глаза. Вижу полевые госпитали и холодные палатки, и трупы возле палаток-операционных. Проезжаешь мимо них утром, по пути на передний край, и видишь на земле два-три трупа. К вечеру едешь обратно - а там их уже тридцать - сорок. Службе погребения не хватает работников, а разведывательный отдел штаба так занят опросом пленных, что не может отпустить их для захоронения мертвых.
      Людей не хватает нигде, потому что у Западного вала все прежние расчеты полетели к черту - и подкреплений поступает недостаточно, и утренние сводки из действующих частей говорят, что потери все растут: осталось 85% личного состава, 65%, 58%.., Кое-где недостает стрелков, и там наскоро натаскивают таких солдат, каких по состоянию здоровья вообще не собирались посылать на передний край. Подучат пехотному бою - и посылают.
      Когда численность какой-нибудь части падает ниже определенной черты, что-то происходит, от чего ее боеспособность резко снижается. А происходит то, что уже не хватает опытных бойцов, которые могли бы передать свой опыт подкреплениям. Большая часть потерь в любой части, в любой день почти всегда падает на подкрепления - на новичков, которые не умеют распознать характерный звук 88-мм снаряда и ступают на такие места, где им немедленно отрывает ногу миной. Если новичок продержится первые двое суток, его шансы уцелеть сильно повышаются. Выше всего они бывают примерно к концу первой недели. А потом вы, сидя у себя в штабе, знаете так же верно, как статистики страховой конторы, что шансы эти начинают падать - медленно, но неуклонно. Пока новичок остается под огнем, они падают изо дня в день, и, наконец, он становится тем единственным номером на кругу рулетки, который не вышел ни разу за целый вечер игры. И сам он тоже это знает.
      Вот так и обстояли дела на границе Германии в начале декабря: лучшие части таяли, другие, мало обстрелянные, не обладали уменьем и выдержкой, необходимой для захвата районов, которые нам предстояло захватить. Командующие армиями и корпусами были вынуждены снова и снова использовать все те же испытанные части, до полного их обескровливания.
      Так обстояли дела в американской армии. В этой затяжной борьбе примерно так же, если не хуже обстояли дела у фольксштурма на Западном валу и в регулярных германских дивизиях, которые командование одну за другой перебрасывало туда из ближних резервов, чтобы предотвратить прорыв. Хотя наши орудия били с открытых позиций, а немецкие - из укреплений, перевес огневой мощи был на нашей стороне, и Западный вал трещал и осыпался под нашим огнем. Нужно было только время - и совсем немного времени, - и хрустнут последние, уже ломкие ребра укреплений, и мы выйдем в долину Рейна, где смогут, наконец, действовать танковые дивизии, стоящие без дела в грязи позади наших позиций. Вот только все наладится, и англичане вернут нам наш транспорт, и подтянутся с Шербурского полуострова новенькие дивизии, и будет открыт путь через Антверпен - и дело в шляпе. А ну, поднажмем! Уж в следующий-то раз дело выгорит.
      Но вернемся к Гитлеру. Он увидел, что его самолеты-снаряды не остановили поток снабжения через Антверпен. Его разведка доносила, что американцы стягивают войска у Аахена и на юге угрожают Саару. Он понимал, что фольксштурм, фольксгренадеры и остатки регулярной армии уже не удержат фронт на западе, не дадут ему спокойно перевооружиться за зиму. Войска Брэдли били их и не собирались прекращать это занятие. И Гитлер предпринял шаг, по своей смелости не уступающий его первым выступлениям.
      Он предпринял этот шаг второпях, не успев к нему подготовиться. Он приказал Шестой танковой армии СС, еще не закончившей обучения, нанести внезапный удар. Рядом с ней он поставил еще одну танковую армию - Пятую. Для поддержки их он выделил все, что имел. И из этой ударной группы, доведенной в целом до двадцати четырех дивизий, он решил выжать максимум.
      У немцев, как и у нас, имелись для операций свои условные названия. Самая существенная часть немецкого наступления в Арденнах носила условное название "Грейф", что значит: "Захват". Главной целью этого наступления было захватить обратно Антверпен. Немцы стремились одержать такую же решительную победу, какой была победа американцев при Сен-Ло.
      Это был прекрасный план, и если бы Брэдли дал Гитлеру и фон Рундштедту еще месяц на подготовку, то он мог бы быть приведен в исполнение. Однако в начале декабря мы были так близки к переходу в наступление, что немцам пришлось осуществлять захват рукой без нескольких пальцев. Вооружение и боевая подготовка двух дивизий Шестой танковой армии СС были далеко не завершены. Одна из этих дивизий так и не участвовала в боях. Пополнениям новой армии тоже не хватало нескольких недель подготовки, и когда генеральное наступление немцев распалось на тысячи мелких схваток, которые в конечном счете, решают исход всех больших боев, - этот недостаток подготовки оказался еще одним лишним препятствием на пути сил, стремившихся завершить то, что было начато так блестяще.
      По плану, целью немецкой операции был молниеносный переход от района, известного под названием Эйфель, к реке Маас и захват переправ. Далее они намеревались двигаться через Льеж - главный узел американских сил - на Антверпен. Дойдя до Антверпена, наступление рассекло бы американские и английские силы. С потерей Антверпена силы союзников лишились бы пункта, который стал для них к этому времени единственным источником снабжения. Непосредственно за этой победой должно было начаться второе наступление - с побережья Ла-Манша на север. Оно должно было расколоть надвое отрезанные от американцев английские армии и "вынудить их к новому Дюнкерку". От этого "нового Дюнкерка" англичанам уже не суждено было бы оправиться, и, как уверял своих командиров Гитлер, им уже никогда не пришлось бы столкнуться лицом к лицу с другой английской армией. Так что немцам оставалось бы иметь дело с одними американцами, - а американцам теперь пришлось бы подвозить снабжение через всю Францию, главным образом из небольших портов, поскольку побережья были уже закрыты на зиму.
      Гитлер самонадеянно рассчитывал на то, что американцам придется отступить на запад, за Сену. Там он собирался разделаться с ними в свое время - весной, когда вся его империя, воодушевленная победой, поднимется и сбросит в море "западных ублюдков".
      Блиц-удар, который сделал бы все это возможным, должен был начаться для обеспечения внезапности - в "самом неподходящем" секторе. Немецкий бог, по-видимому, благосклонно улыбался этому плану, потому что "самый неподходящий" сектор был не только счастливо расположен относительно конечной цели операции, но и вел к той самой дороге, по которой четыре года тому назад наступали немецкие армии, с тем, чтобы обойти линию Мажино и в несколько недель свести на нет боеспособность французской армии. Окажется ли чрезмерно растянутая американская армия в 1944 году более грозной силой, чем великая французская армия в 1940? Путь, по которому во второй раз должен был осуществиться разгром Франции, пролегал через Арденнский лес, который всегда считался стратегами Запада настолько неподходящим подступом, что французы даже не укрепили его после прошлой войны, а американцы занимали его в этой войне очень незначительными силами. Местность в Арденнах настолько труднопроходима, что природа там явно не нуждается в помощи человека.
      В 1940 году армии Гитлера прорвались из Арденн на равнины Центральной Франции, чтобы нанести удар в разных направлениях одновременно. В 1944 году особое значение прорыва через Арденны заключалось в том, что Льеж расположен всего в нескольких милях от Арденн и что немецкая армия после занятия Льежа могла бы захватить находившиеся там огромные полевые склады американцев,- она могла бы захватить машины и горючее, необходимые для удара по Антверпену, находившемся в семидесяти пяти милях.
      Но не только это - были и другие преимущества у сектора, избранного немцами для наступления. Линия, разделяющая противостоящие армии, проходила вдоль границы. Местность на немецкой стороне, против Арденнских гор, была идеальная для целей Гитлера. Эйфель - это лесистые горы, где можно укрыть большую армию от зорких глаз аэрофотоаппарата. К ним ведет прекрасная сеть железных дорог, по которым ночью можно быстро перебросить войска.
      Погоде тоже предстояло сыграть в этом деле свою роль. В декабре в горах Эйфеля можно рассчитывать на облачную погоду. Это нейтрализовало бы превосходство союзников в воздухе.
      Итак, сцена была подготовлена для постановки боя в Арденнах, который Гитлеру пришлось начать раньше времени - 16 декабря. В штабе Брэдли возможность наступления через Арденны обсуждалась за несколько недель до этого, и Брэдли обстоятельно резюмировал:
      - У нас недостаточно войск, мы не можем быть сильными повсюду. Чтобы не остановить наступления, чтобы не дать немцам оправиться от удара, чтобы прорваться туда, где мы опять сможем использовать наши танковые части, чтобы осуществить все это, нам не остается ничего другого, как сосредоточить наши силы. А это значит, что надо где-то ослабить нашу оборону. Арденны все-таки самое безопасное место, где можно ее ослабить. Но, говорите вы, у противника есть возможность повести наступление именно оттуда. Отлично, пусть наступает, если хочет. Нам нужно где-то уничтожить его армию, и если он начнет наступление в Арденнах, тем лучше. Нам нужно, чтобы он вылез из норы.
      Несколько позже Брэдли, чтобы высказать ту же мысль, прибегнул к военному термину. Он характеризовал ослабление американской обороны в Арденнах как "предусмотренный риск". Брэдли хотел этим сказать, что обстоятельства говорят против наступления немцев в этом месте: конечно, они могут все же начать наступление, однако, нам стоит рискнуть ради тех огромных преимуществ, которые мы получили бы, взяв инициативу в свои руки. А если бы мы просчитались, и противник повел бы наступление, его все же можно было бы разбить.
      И вот Брэдли решился на "предусмотренный риск". Однако, отдавая должное немецким генералам, организовавшим это наступление для Гитлера, надо сказать, что они вели подготовку весьма искусно, и ни одна агентура союзной разведки даже не подозревала, что именно затевают немцы, вплоть до ночи перед наступлением.
      Монтгомери, например, посоветовавшись с блестящим питомцем Оксфорда, бригадным генералом Уильямсом, руководившим у него разведкой, только что высказался в том смысле, что немецкая армия совершенно не способна наступать, что единственная задача, которая предстоит союзникам, - это вытащить немцев из их бетонных гнезд и заставить драться.
      Штаб СХАЭФа, где имели время сопоставить сведения, добытые английской и американской разведкой, и проштудировать их на досуге, даже не намекнул на это в своей очередной еженедельной сводке, которая, сколько мне помнится, была разослана за два дня до начала арденнского контрнаступления.
      В 12-й армейской группе разведывательный отдел штаба смотрел на дело еще более оптимистически, - нам казалось, что фронтовые части противника держатся из последних сил, что действительно и послужило для Гитлера основанием выбрать этот момент для наступления. Разведывательный отдел только что написал весьма убедительный доклад, предлагая перейти в активное наступление, для того чтобы использовать результаты огромного урона, нанесенного нами немецкой армии в течение ноября и декабря. Известно было, что численность многих немецких дивизий, стоявших на линии против нас, упала до двух-трех тысяч человек в каждой.
      Намеченный плацдарм наша армейская группа также изучала самым непосредственным образом, ибо наш штаб находился в Люксембурге, на краю Арденн, и дорога, по которой мы ездили в штаб Первой армии, лежала на расстоянии выстрела противотанкового ружья от немецких частей.