Сейчас, когда бродишь среди развалин Франкфурта или Берлина, трудно представить себе, что это была реальная угроза, а между тем это так. В период битвы за Сен-Ло угроза была вполне реальна. Если бы Брэдли проиграл эту битву, если бы он потерпел серьезное поражение, размеры катастрофы трудно было бы представить. Целая немецкая армия оставалась еще в резерве на полуострове Па-де-Кале. Как бы удачно мы ни маскировали тот факт, что немцам в Кале нечего было, в сущности, опасаться, у нас действительно не хватило бы ни людей, ни десантных средств для второго вторжения. Если бы в августе за успехом немецкой обороны в район Кана последовал разгром американской армии, даже диспетчеры из немецкого генерального штаба знали бы, что можно без риска оголить все северное побережье Франции для массированного удара на нормандский плацдарм. Стремительность нашей атаки была бы сорвана: мы могли перебросить в Нормандию сколько угодно войск из Северной Африки, но эти были бы, лишены маневренного пространства, а в зимнее время, когда зона высадки утрачивала свое значение, наличие этих войск создало бы дополнительную трудность. Один Шербурский порт не разрешал полностью проблемы снабжения даже тех армий, которые летом уже находились на континенте.
      Черты великого полководца в том и сказываются, что он умеет учесть все эти факторы и, опираясь на ограниченные данные, которые есть в его распоряжении, предвидит дальнейшее развитие событий. Брэдли показал себя великим полководцем, сумев верно оценить два обстоятельства: во-первых, что при нашем превосходстве в воздухе американские армии, сравнительно малоопытные, могут все же отважиться на генеральное, решающее сражение и выиграть его, а во-вторых, что это сражение должно быть дано немедленно, без всяких отлагательств, не дожидаясь дальнейшего наращивания сил.
      "Кобра" была приведена в действие 25 июня, и после первой демонстративной атаки были введены все силы. Все утро небо снова искрилось серебряными крыльями самолетов - сначала прошли "крепости", потом средние бомбардировщики и, наконец, истребители-бомбардировщики, которые плавно пикировали и над самой землей метали свои бомбы, точно крошечные стрелы. После полудня поднялась пехота; три дивизии дружно пошли вперед по полям, на каждом шагу изрытым воронками. Когда пехота уже продвигалась среди холмов, пришли в движение длинные колонны танков. Дороги на целые мили кругом были забиты танками, которые кружили, петляли, то сворачивали на боковой проселок, то снова выходили на магистраль, а военная полиция следила за тем, чтобы не запутались нити этого гигантского разматывающегося клубка.
      Всю первую ночь и следующие день и ночь бой за Сен-Ло был боем пехотным. К началу третьего дня пехота вклинилась на пять миль в эшелонированную оборону противника, и танки, шедшие следом, устремились в глубину прорыва. Голова первой танковой колонны дошла до магистрального шоссе, ведущего на юг. По этому шоссе отступали немецкие войска. Американские истребители строем по два по три, по четыре, заходили над ними, рассыпались и пикировали вниз. Четыре дня спустя на дороге еще дотлевали остатки уничтоженной немецкой техники
      Передовые подразделения первой американской танковой колонны врезались в арьергард левофланговой группы немцев. Самолеты связи летали над
      колонной взад и вперед, следя за ее маршрутом. Пыл погони передался им, и они пикировали вместе с истребителями. Летчики стреляли из пистолетов пулеметов, высовываясь в открытые окна кабины. Один такой летчик захватил целую группу пленных, взяв их на прицел своего 4,5-линейного револьвера.
      Финал битвы за Сен-Ло разыгрался на территории, обозначаемой обычно: "высоты восточнее Авранша". Авранш - городок, расположенный у самого угла выступа, который образует на Атлантическом побережье Брестский полуостров. Авранш стоит на холме. Южней него начинается низменность, тянущаяся на запад - к Бресту, на юг - к Сен-Назэру (в устье Луары), на восток, вдоль южной границы Бокажа - к Шартру и Парижу. С востока к самому Авраншу подходит горная гряда. Эта гряда представляет ключевую позицию, контролирующую выход из Нормандии в Центральную Францию - через Авранш. Американские танки прошли Авранш ровно через пять дней после начала наступления. На утро американская пехота, следуя на грузовиках, достигла "высот восточнее Авранша", - и песенка немцев была спета.
      Тогда начался первый "гитлеровский бой" - первый из ряда боев, которые, как нам теперь известно, были даны по личному приказу Гитлера. Англичане старались спасти подмоченную под Каном репутацию Монтгомери, изображая действия Второй английской армии как маневр, рассчитанный на то, чтобы, жертвуя собой, отвлечь от нас немецкую армию. Чтобы убедиться в неправильности этого утверждения, достаточно взять карту разведывательного отдела и подсчитать немецкие силы на обоих участках фронта; войска, действовавшие против американцев, даже несколько превосходили численностью армию, которую немцы сосредоточили на канском фланге. Однако немецкому командованию приходилось держать в резерве канской группировки большую часть танковых войск, чтобы не допустить прорыва союзников в долину Сены. Как только американцы прорвали фронт у Сен-Ло, немцам, разумеется, следовало использовать этот резерв, чтобы прикрыть отступление своей армии от предмостного укрепления назад, за Сену. У них хватило бы на это сил. Армия не была разгромлена. Моральное состояние солдат оставалось довольно хорошим, и пока мы продвигались за Авранш и решали, что делать дальше, у них было достаточно времени, чтобы отойти, разворачиваясь вокруг Кана. Азбучные правила подсказывали именно такой маневр, и будь он применен должным образом, немцы получили бы армию для контрудара уже после прорыва, когда наш фронт был больше всего растянут.
      Вместо этого Гитлер собрал со всего фронта подвижные силы, снял все танки из района Кана и все это бросил на запад, с, целью помешать прорыву американцев в направлении на Мортэн.
      Мортэн - городок среди холмов Бокажа, близ Атлантического побережья, немного восточнее Авранша. Здесь Гитлер вгрызся в сонную артерию, по которой пульсировала живая кровь новорожденной Третьей армии. Он вгрызся в нее зубами четырех танковых дивизий, напрягая при этом все свои силы, в том числе и воздушные.
      Американский коридор в районе Мортэна состоял из той единственной прибрежной дороги, которая вела к Авраншу, и прилегающего участка холмистой местности в несколько миль шириной. Мы могли наблюдать начало немецкого наступления, потому что погода была ясная, а танковые колонны немцев шли, огибая границы предмостного укрепления, на юг и на запад. Брэдли выдвинул вперед 30-ю дивизию, и назначил еще две дивизии в непосредственный резерв. Основное было сейчас - обеспечить Третьей армии непрерывное продвижение через брешь в обороне немцев. Паттон уже требовал подкреплений для расширения прорыва на юг. Прибрежное шоссе являло собой внушительное зрелище: на протяжении шестидесяти миль машины шли впритык одна к другой. Вся эта лавина день и ночь катилась на юг. Днем она шла под сетью прикрывающих истребителей; ночью ее путь освещали парашютные факелы, сброшенные с немецких самолетов, и фейерверк зенитного огня.
      Под Мортэном немецкие танки вступали в бой прямо с хода, не останавливаясь даже для перегруппировки. Им оставалось пройти всего несколько миль, чтобы дорога на Авранш оказалась под их огнем, и еще несколько - чтобы перерезать ее совсем. Но под Мортэном Гитлеру пришлось узнать ту самую истину, которую уже постиг до него Монтгомери: что в "Краю изгородей" нельзя воевать танками против пехоты. К тому же в этом бою гитлеровцы впервые испытали боевые качества американской артиллерии в обороне: орудия показали такой темп огня, что, по словам некоторых пленных, немцы думали, что имеют дело с автоматическим огнем.
      Американская артиллерия специализировалась на так называемой "серенаде". Это такая система управления артиллерийским огнем, при которой орудия разных калибров и разно удаленные от цели стреляют по детально разработанному графику, благодаря которому все снаряды накрывают цель одновременно: график рассчитан так, что ближние батареи бьют, когда снаряды дальнобойных орудий уже летят. Пехота 30-й дивизии во взаимодействии с "серенадами" расположенных за нею батарей остановила четыре дивизии грозных немецких танков под Мортэном, не уступив даже такого клочка территории, на котором мог бы уместиться приличный заголовок вечерней газеты.
      Бой длился три дня без перерыва. Когда он окончился, можно было подвести итоги: американская армия совершила многомильный переход, пользуясь единственной узкой дорогой вдоль побережья, заняла расположенный на холме город Авранш и его окрестности и вышла к основанию Брестского полуострова.
      Чтобы сделать понятной ту свободу действий, которая открывалась перед Брэдли после того, как Третья армия проникла в немецкие тылы, нужно на миг отвлечься от хроники подвигов англо-американского оружия и отдать должное движению внутреннего сопротивления во Франции. Подпольная армия всегда окружена романтическим ореолом, и ее преувеличенные восхваления, естественно, занимают видное место в военной пропаганде, а потому каждый из нас, кому впервые пришлось столкнуться с партизанскими силами во Франции, и позднее в Бельгии, - был поражен их большими достижениями в трудных условиях. В полевом штабе приходится из романтических легенд отжимать фактическую суть дела. Рассказы о личном героизме французских партизан, о неравных схватках с врагом во имя идеи мы выслушивали с уважением, но без особого интереса, считая; что это - материал для беллетристики, для истории, которая возвеличит павших мучеников. Но нам пришлось изменить свое отношение, когда мы убедились, что, по крайней мере, шесть живых и реальных немецких дивизий заняты борьбой с Сопротивлением, настолько это Сопротивление серьезно, - шесть дивизий, которые при других обстоятельствах стояли бы против нас в Бокаже. И даже закоренелые скептики должны были призадуматься, когда пленные немецкие офицеры рассказывали нам о том, что в Центральной Франции немцы живут под вечным страхом, что они не смеют выйти без оружия, стеснены в своих передвижениях и, в сущности, еще до нашего прихода потеряли власть над некоторыми, довольно значительными районами.
      Попав в тиски между нами и Сопротивлением, немецкое верховное командование вынуждено было, в конце концов, прибегнуть к дивизиям, несшим полицейскую службу в Центральной Франции, для подкрепления своей нормандской армии. Но как только немцы ослабили полицейский нажим, деятельность маки стала возрастать в геометрической прогрессии. На низменности к югу от Бокажа и дальше у немцев не осталось войск, чтобы блокировать дорогу и тормозить наше продвижение. Французские партизаны частью разбили, частью парализовали их.
      Для наступающей армии - вопрос жизненной важности: может ли она пройти через занятый город, обстреляв только прилегающие к дороге кварталы, или же должна задержаться, чтобы выловить одиночек, которые шлют в вас пули из любого окна и которые, если их оставить на свободе, будут потом пускать под откос ваши эшелоны с боеприпасами. На всем пути от Сен-Ло до немецкой границы нам не пришлось беспокоиться ни за один город, остававшийся у нас в тылу. Стоило одной американской машине появиться на улице города - и через несколько часов оказывалось, что местное население перебило или обезоружило весь немецкий гарнизон. Маки заранее расставили капканы, и их стальные челюсти смыкались быстро и свирепо. Каждый высланный вперед разведчик означал не одну пару глаз, а двадцать.
      - Вон в том лесу немцы, их около тысячи наберется, но машин у них нет; за тем холмом, сейчас же за поворотом дороги, - противотанковая ловушка, а по этой дороге можете ехать спокойно, дядя Анри ходил по ней утром, и немцы оттуда еще ночью ушли.
      Трудно даже учесть, как это важно для морального состояния наступающей армии - знать, что кругом друзья. Для каждого отдельного солдата это значит, что если он отбился от своих, его выведут на верную дорогу; если он попал в окружение, его спрячут, пока не подойдет помощь. И это не лживое дружелюбие побежденных, внушенное силой, это искренняя дружба людей, которые ненавидят нашего врага еще больше, чем его ненавидите вы.
      История, которая попытается приписать честь победы союзников во Франции и в Бельгии только артиллерии и авиации союзных армий, будет неполной. Установлено, что французское Сопротивление заменило нам лишние два десятка дивизий, а может быть, и больше. Позднее нам дважды пришлось убедиться в этом: во-первых, когда немецкий гарнизон Парижа был разбит еще до появления первого союзного солдата; во-вторых, когда мы перешли немецкую границу и почувствовали во всей остроте, что значит идти вперед, когда в тылу у тебя остаются не друзья, а враги.
      Все это разъяснит отчасти, почему во Франции так важно было прорвать оборону немецких полевых армий. Пока армия противника прочно сидит в городах и селах, партизаны могут только перешептываться о своих планах; но когда приближается армия-освободительница, они способны сеять смерть, страх и смятение в рядах отступающего врага.
      И выйдя на простор за Авраншем, американские армии, словно раскаленные ножи, врезались в тылы противника, уже дезорганизованные сопротивлением французских партизан
      Глава восьмая.
      Стол конференции против Wehrmacht
      Кампания, начавшаяся прорывом на Брестский полуостров, была довольно сумбурна, - то есть отличалась непоследовательностью, резкими разногласиями между верховными главнокомандованиями относительно дальнейших действий и быстрой сменой крупных событий. Одним из главных мотивов, побудивших осуществить прорыв к югу от Авранша, было стремление заручиться пресловутым вторым портом, который был предусмотрен планом "Оверлорд": в данном случае речь шла о Бресте, (Была также сумасбродная мысль - создать новенький, стоимостью примерно в миллиард долларов, порт на южном побережье Брестского полуострова, в заливе Киберон. Это была мечта работников снабжения; она носила условное наименование "Непорочность", - и непорочность ее осталась нетронутой).
      Первоначально генералу Паттону был дан приказ взять Брест, причем ему надлежало, как и относительно Шербура, действуя по собственному усмотрению, либо перерезать полуостров, а затем идти в глубь него, либо сразу устремиться к Бресту, наплевав на фланг. Паттон решил сделать сразу и то, и другое - и не сделал ничего. Первой должна была проникнуть в узкий проход между Мортэном и Авраншем 6-я танковая дивизия. По приказу Паттона она на полном газу прошла мимо расположенной сейчас же за Авраншем укрепленной гавани Сен-Мало и устремилась вдоль северного побережья полуострова. Путь ее можно было проследить по обломкам ее машин, разбитых огнем нескольких противотанковых орудий, оставленных немцами на месте при отступлении, да по радостным лицам жителей бретонских деревушек, через которые она пронеслась, оставив по себе лишь память о запыленных лицах своих бойцов. 6-я танковая дивизия была так мала, а маршрут ее так длинен, что она не могла даже выделить военно-полицейские отряды для охраны своего тыла.
      Другой дивизией, перед которой была поставлена задача - нанести удар в южном направлении, была 1-я танковая. Паттон настойчиво продвигал ее на юг, дав приказ ее командованию овладеть Лорианом и Сен-Назэром - крупными портами и базами подводных лодок на южном побережье Брестского полуострова
      4-я танковая, так же как и 6-я, горела желанием освободить Францию, но и она, подобно 6-й, имела у себя в тылу лишь улыбающиеся лица - и никакого прикрытия. Обе эти дивизии, достигнув окраин своих объектов, остановились там и благим матом завопили по радио об отсутствии бензина и боеприпасов, но так и не получили ни того, ни другого. Их коммуникации, уже давно растянутые до абсурда, теперь оказались совершенно прерванными.
      Нам, штабным работникам армейской группы, приходилось самим устанавливать, где находятся танковые дивизии Джорджи. Послав к черту замысловатые коды и военную фразеологию, их командиры, вне себя, орали теперь попросту, на добротном, терпком и едком американском языке: "Нет ни бензина, ни боеприпасов, ни продовольствия! Последнее можем достать на месте, но просим указания, как нам наладить здесь производство бензина и боеприпасов". Или в таком роде: "Нахожусь в предместье, имея перед собой целую немецкую армию, которую мне нечем обстреливать. До сих пор совершал невозможное. Но как быть дальше?"
      Между тем немецкие батальоны, лишь теоретически отрезанные американцами и тревожимые изводящими налетами французских маки, отходили на юг, пересекая дороги, по которым двигались наши танковые колонны. Эти батальоны снабжались за счет содержимого американских грузовиков, так что небронированные машины могли теперь прорываться к месту назначения не иначе, как под защитой бронированных. Впрочем, пытались прорваться лишь немногие, так как, заняв предместья Бреста своими танками, командующий Третьей армией замыслил уже другое. Джорджи совершенно забыл о Бресте, решив, что прежде всего надо взять Париж. И далеко не он один думал так.
      Джорджи имел строгий и категорический приказ занять Брест; и вот в понедельник он хвастливо заявил, что в субботу вечером будет там купаться. Среди дня в субботу он вызвал Омара Брэдли и сообщил ему, будто части Третьей армии уже в Бресте. Это очень характерно для генерала Паттона, и Брэдли попал бы в скверное положение, если бы поверил ему. Из всех паттоновских частей в Бресте побывал лишь один кавалерийский взвод, который провел там около получаса, после чего улепетнул обратно. Он наткнулся, конечно, на самый защищенный из всех портов Западной Европы; этот район только что получил подкрепление в виде одной из геринговских парашютных дивизий под командованием генерала, взявшего Крит. В действительности Брест был занят лишь через сорок шесть дней совершенно другой армией и после того, как была освобождена фактически вся Франция. Чтобы захватить его, понадобилось ввести в дело три полных пехотных дивизии, усиленных танками, облегчив им задачу при помощи многодневной бомбежки с воздуха и даже обстрела с кораблей. Первоначальная попытка была покушением с негодными средствами.
      Брест был позорным моментом в американской кампании. Он явился печальным наследием плана "Оверлорд" или - если угодно - кровавой жертвой на алтарь престижа, так как те несколько месяцев, которые ушли на бесплодные попытки взять его, обошлись нам в тысячи жертв, причем туда не было высажено ни одного солдата и не было отгружено ни одного фунта из американских запасов. А когда Брест был взят, в нем уже не было никакой надобности.
      Расположенные к югу от него Сен-Назэр и Лориан взять так и не удалось. Они сдались лишь к концу войны, в момент крушения Германии, предварительно обчистив прилегающую территорию своими рейдами так основательно, что собранных запасов им хватило бы, по крайней мере, еще на год.
      Пока 6-я и 4-я танковые дивизии беспомощно топтались вокруг укрепленных немцами портов, Паттон бегал взад и вперед перед прицепом, который служил генералу Брэдли походной канцелярией. Как я уже сказал, Паттон думал теперь только о Париже; словно мальчик, которому понадобилось выйти из класса, он танцевал на месте, стараясь добиться, чтобы Омар отпустил его. В Бресте ему не удалось выкупаться; ну что ж, зато он выпьет шампанского во французской столице! Между тем надо было еще расправиться с теперь уже немного потрепанной немецкой противодесантной армией, завязнувшей в районе Бокажа - после того как она бессмысленно растратила всю свою маневренность в результате личного вмешательства Гитлера в Мортэне. Ее командование было совершенно обескуражено поражением у Сен-Ло, которое произошло всего через пять дней после неудачной попытки прусских генералов уничтожить главу государства и произведенной последним чистки среди своих военных советников. Именно в этот момент вылез из своей конуры Монтгомери, чтобы побудить Эйзенхауэра уговорить Брэдли забыть о Бресте и о Париже, а вместо этого постараться окружить немцев в "Краю изгородей" и уничтожить их там.
      Первоначальная цель Брэдли при его выступлении не имела ничего общего ни с поверхностным охватом, который предлагал произвести Монтгомери, ни с отчаянным паттоновским рывком на Брест, - рывком, который был, конечно, только почтительным жестом в сторону верховного командования с его планом "Оверлорд". Не соблазняла Брэдли и политико-романтическая затея освободить Париж до разгрома находящихся во Франции немецких армий. Он имел в виду произвести широкий охват, в результате которого в мешке оказались бы не несколько немецких дивизий в районе высадки, а все германские части западнее Сены. Для этого требовалось произвести охват с пересечением всех французских территорий от Авранша до Шартра и Орлеана, а оттуда - вниз по Сене, до устья. Расположенный к югу и немного к западу от Парижа, Орлеан был бы пробкой бутылки, стенками которой были бы реки Сена и Луара. Сена и Луара явились бы грозными препятствиями для отступающего противника, после того как железнодорожные и шоссейные мосты через них были бы взорваны. Еще до своего прибытия во Францию Брэдли упорно обдумывал, как лучше закупорить отверстие в районе Орлеана. Но победа при Сен-Ло была так блестяща, а контратака под Мортэном так успешна, что после них наступил короткий период опьянения этими временными успехами.
      Брэдли располагал достаточной свободой действий, чтобы использовать эти успехи по своему усмотрению. Номинально он еще находился в подчинении Монтгомери, но так велик был неожиданно завоеванный им престиж, что даже Совет начальников генеральных штабов не решился бы вступить с ним в спор. Однако он должен был решать быстро, при этом выслушивая самые противоречивые советы: Паттон стонал о Париже, Монтгомери вопил об окружении в "Краю изгородей", а собственные интенданты Брэдли утверждали, что наступать невозможно, пока не захвачен второй порт, через который должно идти снабжение, - что предусматривалось планом как необходимое условие успеха. В верховном командовании началась чуть не паника по поводу того, что американские командиры, охваченные энтузиазмом, теряют чувство действительности. Эйзенхауэр ограничивался тем, что твердил: "Не забывайте о Бресте!" Он был очень занят, так как у него на руках были не только англичане, но и французы, а штаб его находился в движении.
      Оказавшись перед необходимостью выбирать. Брэдли решил осуществить сразу три предприятия. Он знал, что это ему по силам, а германская армия уже почти деморализована, так что ему удастся разрешить все три задачи. Он разрешил две из них - и почти разрешил третью.
      Первой задачей была та главная операция, о которой он все время думал. Он двинулся на Шартр, чтобы заткнуть орлеанскую горловину и начать большой охват. Шартр не только открыл Брэдли путь к Сене, но одновременно отдал ему в руки Париж без малейших усилий для овладения французской столицей, так как ее население восстало и освободилось прежде, чем американцы успели достичь хотя бы исходных позиций для штурма. Фактически они уже обошли ее в своем движении на юг.
      Второй задачей, которую поставил себе Брэдли, было осуществление плана английского командования. Этот план состоял в поверхностном окружении одной части германской армии путем двойного ее охвата, в котором северной частью клещей была английская, а южной - американская армия. Клещи должны были сомкнуться у Фалеза и действительно почти сомкнулись - до такой степени, что, с точки зрения практических боевых целей, окруженные части по существу выбыли из строя.
      Третьей задачей Брэдли было завершающее движение от Шартра вдоль по течению Сены с целью закупорить все германские силы, находящиеся в Нормандии. Этой операцией он был вынужден частично пожертвовать из-за претензий Монтгомери, которые тот предъявил в Фалезе. Брэдли двинул один корпус вниз по долине Сены, форсировал ее и обеспечил переправы не только для своей собственной, но и для английской армии, которой были, таким образом, поднесены на подносе ключи от ворот, ведущих к Гавру и всему побережью Ла-Манша. Но Брэдли был вынужден потратить в Фалезе столько сил, что, пока к переправам через Сену успели подойти необходимые подкрепления, большая часть окруженной в Нормандии германской армии сумела, в конце концов, вырваться из клешей.
      Решение Брэдли устроить в сотрудничестве с Монтгомери, на основе одержанного в Фалезе успеха, ловушку для немцев привело к самому неприятному эпизоду в англо-американских взаимоотношениях на поле боя за все время войны. Это был период стремительных действий, напряженных ожиданий и всеобщей раздражительности. Чтобы создать ловушку, английские части должны были сняться с позиций, на которых они окопались, и перейти в наступление на гористую местность, где немцам тоже пришлось все это время окапываться, организуя оборону. Справедливость требует отметить, что действующим английским частям надо было немедленно произвести наступление на такой же местности и в таком же масштабе, как при первоначальном наступлении у Сен-Ло, к которому американцы готовились несколько недель, накапливая силы. Кроме того, англичане атаковали район, жизненно важный для немцев, и те дрались отчаянно, стремясь не допустить окончательного окружения.
      Разногласие между английским и американским командованием возникло из-за того, что для смыкания клешей англичанам надо было пройти только тридцать миль, тогда как американцы, наступавшие с юга, должны были преодолеть огромную дугу в сто двадцать пять - сто пятьдесят миль длиною, волоча за собой обозы. Но, в конце концов, американцы вышли туда, куда должны были выйти, и обрушились на то, что недавно было тылом германских оборонительных позиций, - тогда как наступление англичан выдохлось в пункте к северу от Фалеза. К югу от Фалеза есть город под названием Аржантан. Как раз за Аржантаном, со стороны Фалеза, проходила разграничительная линия, условно разделявшая зону военных операций обеих армий - английской и американской. Части генерала Паттона, видевшие свою задачу в заполнении горловины, с ходу заняли Аржантан и, не останавливаясь, перешли этот рубеж. Монтгомери, еще бывший тогда номинальным главнокомандующим сухопутными силами, нашел, что это для него подходящий предлог проявить свою власть: он приказал Паттону вернуться в американскую зону операций, по ту сторону разграничительной линии. Выждав некоторое количество времени, которое он считал достаточным, - насколько я помню, два или три дня, - Паттон создал временный корпус, назначил его командиром своего начальника штаба Гаффи и оставил его в Аржантане для охраны горловины, а сам повел войска к Сене.
      При всей своей склонности к браваде Паттон - талантливый полководец, владеющий искусством командования танковыми войсками на открытой местности. Многие подчиненные считали его грубым и бесчувственным (на самом деле он чрезвычайно чувствителен, даже сентиментален), а он спасал им жизнь. Он правильно оценивал ударную мощь танковой колонны и, пользуясь этим знанием, выигрывал сражения, жертвуя сотнями там, где другие генералы потеряли бы тысячи. Теперь корпус Паттона ворвался, как смерч, в тыл разбитого врага, пожиная богатые плоды своего дерзания.
      Однако еще целых десять дней после этого, разбитая, но не утратившая способности к организованной обороне немецкая армия отступала через фалезскую горловину, сохранив достаточную боеспособность, чтобы переправиться затем через Сену и, наконец, укрыться в бетонных сооружениях на германской территории.
      В настоящее время спор о заполнении фалезской горловины не имеет почти никакого практического значения{22}, поскольку, с одной стороны, факт совершился, горловина заполнена не была и значительная часть немецкой армии из окружения ушла, а, с другой стороны, ускользнувшие части были так жестоко потрепаны, что навсегда утратили всякое значение как боевая сила. Большая часть дорог, ведших из глубины мешка к фалезской горловине, и дорога через самый Фалез находились под непрерывным артиллерийским огнем в течение всего боя, который длился в общем шестнадцать дней. Погода стояла хорошая, и авиация союзников сновала взад и вперед над горловиной, сея смерть и уничтожение. {23}
      Когда был занят отрезок дороги, проходившей прямо перед американской дивизией, он оказался покрыт таким толстым слоем немецких трупов, что пришлось вызвать бульдозеры, чтобы скинуть их с дороги и снова сделать ее проезжей. Захваченные в этот период донесения германской разведки генеральному штабу содержат жалобы на губительный огонь американских истребительных самолетов, которые "преследуют даже велосипедистов и отдельных бойцов".
      Командование германских воздушных сил осталось глухо к этим жалобам, раздающимся с поля боя; в течение всей войны оно проявляло гораздо больший реализм в оценке происходящего, чем командование сухопутными силами, и после прорыва у Сен-Ло стало тотчас выводить свои части из Франции. Современные военно-воздушные силы могут действовать только при наличии чрезвычайно сложной наземной организации, обеспечивающей заправку самолетов горючим, всякого рода обслуживание, управление при помощи телетайпов, радио и т. п. Даже после того как Гитлер потребовал, чтобы Люфтваффе оказала всемерную поддержку предпринятому им контрнаступлению в районе Мортэна, ее части аэродромного обслуживания продолжали стремительно катиться через всю Францию на восток, взрывая покидаемые аэродромы
      Если вас интересует, как передвигается американская армия, вам надо было посмотреть на нее после Авранша. Чем быстрей она передвигалась, тем трудней было двигаться вместе с ней. Магистральные дороги были забиты автомашинами - буквально забиты, буфер к буферу, иногда непрерывно на протяжении тридцати - сорока миль. Здесь были гигантские транспортеры танков с их тягачами, огромными, как паровозы, и рядами толстостенных резиновых шин, несущих рамы, на которых покоятся самые танки; бесконечные линии огромных грузовиков-рефрижераторов, похожих на изотермические вагоны. Но главное место в составе каравана занимали 2,5-тонные трехосные грузовики, шедшие иной раз непрерывной цепью, по сорок - пятьдесят машин.
      В промежутках между обозными колоннами теснились самоходные артиллерийские батареи, а иногда и шедшие своим ходом танки; но эти двигались чаще по обочинам, либо скашивали повороты по целине, прокладывая себе новый путь прямо через поле; на главных дорогах они мешали движению.