— А где он до этого был? — спросила Таня.
Петька не ответил, внимательно осматривая папку с документами. Он что-то заподозрил.
— Ты же сам запретил мне её даже в руки брать. На барже я тесёмки завязала двумя узлами, ты помнишь?
— Помню. Вместе завязывали.
— А сейчас они развязаны.
Таня вскочила со скамейки. Котёнок свалился на пол, от страха юркнул под кровать. Петька с Таней проверили содержимое папки. Документы не тронуты, только лист со схемой реки, составленной Самоволиным, немного топорщился. Стало ясно: кто-то интересовался документами. Но кто? Может, геологи, когда вышли в сени. Но они выходили все вместе.
— Может, Додоевна? Знаешь, ради любопытства, посмотреть, что, мол, там такое четырехугольником из мешка выпирает.
— Додоевна — охотница и в чужие вещи не полезет никогда.
Петька понял: шарился в вещевом мешке Васька Жухов. Усадив их за стол, он вышел в сени, пил воду и чем-то там шуршал. И собака Линда на него заворчала. И потом Васька ей говорил…
Петька не сказал ей о своих подозрениях.
— Ни на кого. Вспомнил: в каюте, когда ты в машинное отделение уходила, я развязал сам.
Он сел к Тане на скамейку, нашёл нужную страничку и вполголоса стал читать строчки, написанные рукой Самоволина:
Казимир Самоволии, собирая данные про погибшую экспедицию, просмотрел, вероятно, архивы многих контор, потому что сразу за письмом Ельникова был приклеен синий бланк со штампом «Телеграфное общество Российской империи». И шла пометка Самоволина: «Черновик телеграммы купца Хаменова».
Было темно, и, чтобы прочитать, Петька подошёл к окну.
«Его величеству принцу Миято, японскому послу в Москве. Товар согласно договору доставлен на место. Купец первой гильдии Хаменов».
— Понятно, — сказала Таня, — сообщил, что шпион внедрён в экспедицию «Багульник». — Она посмотрела на потемневший квадрат окна и спросила: — А что, Петька, Вогул живой остался и опять может здесь появиться?
— Навряд ли, дед Казимир ранил его вроде смертельно. Другого могут послать. Надо спать, Таня, поздно уже.
Документы Самоволина Петька положил в мешок, крепко на два узла завязал верёвку. Ощупью прошёл к топчану, засунул мешок под матрац.
— Таня, ты ложись на топчан, а я у окна на полу, на всякий случай. В тулуп завернусь.
Тишина. Спят горы. Спят покрытые седым мохом камни-валуны, тысячи лет назад сорвавшиеся с высоченных хребтов. Спит дремучая тайга и, словно боясь разбудить её, безмолвно несёт река свои тяжёлые воды. Сигнальными огоньками отражаются в ней далёкие звезды, звери притаились. Раздувая ноздри, они вдыхают аромат холодной ночи. Они ждут, когда вынырнет из-за хребта жёлтый диск луны. И тогда оживёт тайга. Захрустит валежник под тяжёлыми стопами медведя, сказочным светом засеребрятся рога могучих изюбров, идущих на водопой, засветятся круглые глаза рыси, сидящей в засаде на обгоревшей сосне.
Но луны ещё нет, и, слушая тишину, звери вздрагивают шкурой от тихого поскрипывания камушков. В сторону звука они поворачивают упругие уши и явно слышат, что в ложбине, осторожно ступая, идёт человек.
— Проснись, Петька, проснись! Кто-то ходит.
Петька сбросил тулуп, сел. Поскрипывали доски крыльца. Кто-то пытался открыть дверь в сени. Петька выглянул в окно: по очертаниям человек! Но кто? Ночной гость вынул из-за пояса нож и, просунув его в дверную щель, пытался поднимать крючок.
Возле поддувала, Петька нащупал полено. Длинное, тяжёлое, лиственничное.
Вдруг в комнате стало темно. Петька с Таней оглянулись. Человек, заслонив полностью окошко, смотрел в комнату. Широкое лицо, расплюснутый нос, узкие щелчки глаз.
— Вогул! — вздрогнула Таня.
— Ребятишки, проснитесь, откройте, это я, Додоевна.
Петька бросил полено к печке. Таня упала на топчан и притворилась спящей. Петька открыл дверь. Вошла Додоевна и шёпотом спросила:
— Не сплю, — ответила Таня, — мы немножко напугались.
— Ниче, это ниче, — сказала Додоевна. — Когда мы со стариком сюда приехали, мне тоже шибко страшно было. Дух Алма приходил ночью, пугал маленько. Сейчас не приходит. Когда скалу взрывали, он ушёл.
Додоевна сходила в кладовку, принесла охапку сухой бересты, засунула в печку, подожгла. Сверху положила полено, которым Петька собирался отбиваться от шпиона Вогула.
— Я маленько замёрзла, за шубой пришла, — пояснила Додоевна. — Собаку там оставила сторожить и пошла. И кушать шибко захотела. — Лёгкий чайник с широким дном быстро заворковал и вскоре пустил струйку пара. Додоевна принесла из кладовки сухарей, три кусочка сахару и баночку, наполненную красной крупяной кашей.
— Кушайте, икра немножко солёная. На прошлых днях Васька Жухов тайменя поймал. Лодкой, говорит, оглушил.
Таня с Петькой съели по две ложки икры, запили чаем с сухарями. Додоевна выпила три кружки чая с сахаром без сухарей, провела рукой по животу:
— Шибко, однако, хорошо. — И стала собираться в обратный путь. На крыльце сказала:
— Сенную дверь открытой не держите, росомаха заберётся, все перепортит: это, одежду, приборы, пищу скушает. Шибко пакостный зверь…
ГЛАВА 5
Петька захотел пить и проснулся. На цыпочках вышел в сени. Нечаянно задел кружку, она упала с бака и загремела.
— Петька, это ты ходишь? — Таня соскочила с кровати, выглянула в сени: — Дождя нет?
Они вышли на крыльцо. Рваные тени высоких скал чётко отражались на дощатой стене сарая. От мягкого света зари высокие облака, вода, четыре белых чайки, спящих в заводи, казались нежно-розовыми. Из распадков тянуло холодом. Таня поёжилась.
— Знаешь, Петька, мне сегодня снилось неприятное. Как будто кто-то украл у нас документы Самоволина и убегает. Лица не видно, а спиной на длинного геолога походит.
— На Колесникова?
— Угу.
Таня с Петькой прошли в избу. Читал Петька сегодня почему-то шёпотом:
Копия письма начальника экспедиции П. А. Ельникова в Петербург, обнаруженная в тайнике дома купца Хаменова.
Дорогой Константин Николаевич, ровно полгода, как я покинул Иркутск. Живём в лишениях, но работы сделано много. К северу от шестнадцатой отметки начались жидкие болота, а под ними вечная мерзлота. Начальник группы изысканий, известный вам Нечаев Иван Прокопьевич, провёл интересный эксперимент, и, основываясь на результатах, предложил: «При кладке железной дороги в зоне вечной мерзлоты верхний слой грунта и болота не убирать, а отсыпку железнодорожной насыпи вести прямо по нетронутому ландшафту. Если же убирать верхний слой, то вечная мерзлота начнёт таять и оседать и порвёт железнодорожный путь. К тому же появятся наледи. Я думаю, дорогой Константин Николаевич, что предложение инженера Нечаева дельное и научный совет заинтересуется им. Он даст выигрыш и сократит расходы строительства на миллионы рублей. В данный момент находимся у подножья Главного хребта. Есть пока два варианта пробивки туннеля через него. Но в письме сообщать о них не рискую. Через месяц-полтора первый этап работ заканчиваю. Образцы пород и пробы воды отправлю до Иркутска баржей, а потом пусть идут грузовым поездом. Документацию повезём лично. Для охраны её, согласно вашего совета, возьму из Иркутского управления двух жандармов. О чём я, будучи ещё в Иркутске, договорился.
Эдуард Иванович Гросс начал исследовать…»
Письмо обрывалось. По-видимому, для Хаменова и японской разведки дальнейшее было — неинтересным. Петька перевернул страницу.
Объяснительная записка П. А. Ельникова, начальника экспедиции «Багульник», в управление жандармерии
…В эвенкийском стойбище на реке Нажмуу ответственный за секретность «Багульника» Эдуард Иванович Гросс выстрелил из револьвера в проводника Вогула. Прибыв на место происшествия, я выяснил, что случилось.
Вогул зашёл к Гроссу в палатку спросить, сколько нужно закупать мяса у местного населения. Гросс, будучи в нетрезвом состоянии, принял его за призрак, схватил лежащий на чурбане револьвер и, не целясь, выстрелил. Вогул упал. Прибежавшие на выстрел стрелки экспедиции вынесли Вогула на свежий воздух и оказали ему помощь. К счастью, рана оказалась пустяшная. Когда прибежал я, то Гросс был настолько пьян, что, не узнавая меня, кричал: «Призрак, чудище, призрак!» Я приказал связать его и облить голову холодной водой. Вогула доставили в мою палатку — она находилась выше по речке метров за двести. Я вспрыснул ему камфору, и он вскоре пришёл в себя. Лопоча по-русски, он заявил, что Гросс пьяным не был, когда стрелял в него. Чем оправдать поступок ранее не пьющего и всегда дисциплинированного Гросса, я не знал. Когда он выспался, я потребовал у него объяснения. Он, извинившись, сказал, что за час до события был в гостях у бурят, и они угостили его тарасуном — водкой, добываемой из скисшего молока. Отказаться он не мог, чтобы не обидеть хозяев. Выпил не более полстакана, а когда пришёл к себе в палатку, почувствовал пульсацию в голове. Появились галлюцинации. Дальнейшее, сказал, не помню.
Я объяснил ему, что отныне он лишается права ношения оружия. Он безропотно отдал мне револьвер и попросил не сообщать о случившемся в Петербург. Вогул (перед которым Гросс дважды извинялся) тоже просил меня не наказывать Гросса.
Через неделю (пятницу), когда мы перекочевали в посёлок Шалаганово, ко мне пришёл околоточный жандарм. Я сидел у костра и работал с картами. Вогул был рядом и выделывал шкуру оленя. Жандарм проверил личные мои документы и спросил, имею ли я какие ни будь просьбы. Я поблагодарил. Он взял под козырёк и попрощался. Но тут Вогул отбросил шкуру и стал быстро говорить, что Гросс человек худой и его надо арестовать. Я смутился. О том, что Гросс стрелял, я первый должен был заявить. Но ведь тогда Вогул сам просил меня не поднимать шума. Жандарму я рассказал, как всё было. Он снисходительно улыбнулся и сделал вид, что не понял моего рассказа. Затем угрожающе посмотрел на Вогула и хотел идти. Вогул преградил ему дорогу и довольно громко сказал:
— Гросс плохо делает экспедиции. — Жандарм напружинился. Вогул подвигал пальцами у своего лица: — Гросс на чёрное стекло документ ложит. А стекло прячет. А чёрное стекло шибко большое горе приносит.
— Фотографирует, что ли? — спросил я.
— Да, да, да, — с радостью, что я понял, закричал Вогул и, быстро оглянувшись по сторонам, стал рассказывать. — Я зашёл и увидел, что он делает «чик-чик», а он меня сразу стрелял. Когда я упал, то Гросс быстро стал кушать водка. А чёрное стекло, господин начальник, всегда несчастье приносит. В Березове на такое стекло моего сына один американец нарисовал, и сын потом умер…
Слушая Вогула, я насторожился. Дело принимало серьёзный оборот. Ведь снимать рукописные копии с документов «Багульника» запрещено. И вдруг фотоаппарат в экспедиции. Вогул, как мне показалось, что-то явно напутал. Может, Гросс работал при нём курвиметром, или картографом, а Вогул подумал, что это фотоаппарат? А если нет? От этой мысли у меня холод побежал по спине. Я попросил Вогула удалиться и объяснил жандарму, что настоящая цель экспедиции является государственной тайной, а если Гросс фотографирует, то является государственным преступником. От моих слов жандарм побледнел, выхватил из кобуры револьвер и шёпотом произнёс:
— Если вы разрешите, я осмотрю вещи.
Мы осторожно прошли к палатке Гросса и приступили к осмотру его вещей. Акт осмотра составил околоточный жандарм, и к данной объяснительной я его прилагаю.
При осмотре обнаруженные вещи сразу указали на то, что Гросс занимался шпионством. Если судить по снаряжению, он был резидентом кайзера. Мы решили устроить в палатке засаду и арестовать его, как только он вернётся из тайги».
— Эй, — раздался громовой голос, — выходи сюда.
Петька с Таней быстро спрятали документы в мешок, посмотрели в окно. Верхом на коне сидел Колёсников. Длинные ноги почти доставали до земли. Он сложил руки рупором и по слогам приказал:
— Дети, живо одевайтесь, я повезу вас на стойбище,
Петька выскочил на крыльцо:
— Сейчас ехать?
— А когда же? Вы с сегодняшнего дня в должности.
В сенях Таня, надевая башмаки, крикнула:
— Колёсников, надо подождать Додоевну.
— Она знает, Танюша, наши там сейчас грузятся. Но мы их ждать не будем, а поедем, и повезу я вас своей тропой, опасной, но короткой. Вещмешок свой возьмите, потому что сюда не вернёмся в ближайшие десять дней. Он повёл коня к берегу на водопой. Когда Петька и Таня, одетые, с вещевым мешком в руках, вышли из дома, лошадь уже стояла у крыльца.
— Садитесь оба.
— Мы пойдём пешком.
— Не спорить! Нашагаетесь ещё. Живо!
Петька залез в седло. Колёсников подал ему повод уздечки. Забралась Таня и крепко вцепилась в Петькину спину. Лошадь, выгнув шею, посмотрела черным глазом, хорошо ли держатся юные седоки и, по-старчески покачивая головой, без всяких понуканий пошла вслед за Колесниковым.
Тайга, потревоженная зарёй, просыпалась. Перекликались в распадках птицы. Кричала кукша. Она провожала отряд вдоль всего распадка. Отлетала по тропе шагов за сто и снова начинала горланить, посматривая на идущих глупым глазом.
Узкая тропка постепенно сошла в болото. Зачавкала зелёная жижа под копытами лошади. Серой пылью висели над болотом тучи мошки. Пахло гнилым сеном. Лошадь беспрестанно хлестала хвостом и громко фыркала, выдувая из ноздрей кусачих насекомых.
Странным берёзовым обломком стояла в болоте одинокая цапля. Не шелохнулась, когда люди прошли мимо. «Не мёртвая ли», — подумал Петька. И тут цапля показала, что она живая. Лягушка, вспугнутая лошадью, в момент исчезла в её зобе. Цапля носом, словно шпагой, клюнула ещё раз в зелёную жижу, и вторая лягушка стала её добычей. Птица сделала два шага, внимательно осмотрела кочки, стряхнула с клюва капли и снова замерла на одной ноге.
Болото кончилось глубокой промоиной. Лошадь понюхала зелёную воду и не пошла. Петька с Таней понукали её, но она, переступая ногами, не двигалась. Тогда Колёсников показал лошади кулак:
— Сейчас я тебе, Житуха, устрою выход на арену. Ты думаешь, я тебя не понял? Зря так думаешь.
Лошадь, топоча ногами, косилась на отдутый карман геолога.
— Я, ребятки, сам виноват, выработал у неё рефлекс — прыгать только за сахар. — Колёсников поднял голенища сапог, и пошёл вдоль промоины к скале. Цепляясь руками за острые выступы, перебрался на ту сторону промоины. С удовольствием несколько раз топнул по твёрдой земле, сбил с сапогов налипшую зелёную тину. Крикнул:
— Держитесь, сейчас будет воздушный аттракцион.
Петька бросил поводья, взялся обеими руками за луку седла. Что было сил Таня вцепилась в Петькину куртку. Колёсников вытащил из кармана зелёный клеёнчатый мешочек, извлёк оттуда кусок сахара и стал звать:
— Житуха, Житуха, — он зачмокал губами. — На, на, на… — Лошадь прыгнула. У Тани захватило дух, но испугаться она не успела, лошадь мягко приземлилась. И сразу же потянулась губами к сахару. Геолог погладил Житуху по морде, но сахар спрятал:
— В следующий раз получишь.
— Колёсников, — сказал Петька, — ты же ей обещал.
— Обещанного три года ждут.
Колёсников шлёпнул в ладони и, улыбаясь, пошёл большими шагами по тропке. Житуха, шагая в след за ним, протиснулась между глыб и чуть не прижала ноги Тане и Петьке.
— Как же вы тут взрывчатку возите? — спросила Таня.
— Возим мы её по другой дороге. Раньше там, говорят, зверовая тропа была, а мы её под дорогу приспособили. Но по ней надо день добираться до нашего стойбища, а тут через часок-другой на месте будем. Ужин начнём готовить, чтоб к приходу каравана готов был.
Покажу вам, где какие продукты у нас лежат и что из них можно готовить.
— А мы, что ли, всегда поварами будем?
— Поварами вы, Танюша, будете только месяц, а потом Васька Жухов обещал найти повара, а вас мы начнём учить геологическим премудростям. Научим с нивелиром работать, карты составлять, теодолит покажем, буссоль… — Шагая рядом с лошадью, Колёсников как бы, между прочим, сказал: — Я, например, слышал, что по тем маршрутам, где работает наша экспедиция, много лет назад шли поисковики. Но, говорят, сработал чей-то шпион, и все пропало. Я, конечно, не верю старинным легендам, но зря люди тоже говорить не будут.
Петька с Таней поняли, что Колёсников специально выводит их на разговор про экспедицию, потому что неожиданно спросил:
— А вы про старинную экспедицию что-нибудь знаете?
— Откуда? — ответил Петька.
— Мы же только из больницы, — поддакнула Таня.
Колёсников, шёл впереди лошади, но по его затылку ребята почувствовали, что он усмехается.
Возле скалы, похожей на голову мёртвой птицы, тропа повернула под прямым углом в узкий распадок. На склонах распадка лежала поваленная ветром тайга. Вывороченные гигантские корни поднимались высоко в небо, как щупальца сказочных спрутов. Тропинка шла по дну высохшего ручья. Чтобы не поранить голову о нависающие корни, Петька с Таней поминутно наклонялись, словно кланялись застывшим чудовищам.
— Вот так, ребята, поживёте в тайге и во всякие легенды будете верить: и про бродягу, который Байкал на бочке переплыл, и про Тунгусский метеорит, который здесь непременно космическим кораблём называют, и про всякие экспедиции. Скучно, ребята, народ раньше жил и, чтобы развеселить себя, сочинял всякие легенды. Например, уронит в речку кольцо какая-нибудь Дуняша или Марфутка, а через год слух по тайге пройдёт: в речке утоплен сундук с золотыми изделиями, и Дуняша туда же, мол, сиганула, потому как жених у неё в тайге пропал. И начинают в речку нырять да плавать всякие искатели счастья, пока кто-нибудь действительно не утонет.
«Ясно, — подумал Петька, — отговаривает».
Тропа пошла круто в гору. Колёсников стал задыхаться и отстал. Петька остановил лошадь, спрыгнул на землю, помог слезть Тане. Не выпуская ремённого повода, они сели на торчащую ребром плиту. Житуха, пользуясь случаем, жадно хватала пучки сочной травы, пробивающейся между камней. Подошёл Колёсников:
— В чём дело?
— Мы ехать устали, пойдём пешком, а вы езжайте, сказала Таня.
Колёсников благодарно посмотрел на ребят и словно извиняясь, произнёс:
— Ослаб я, потому что не спал, спасибо — Он едва забрался в седло, подтянул длинные ноги: — Ребята, с тропы не сворачивайте, я вас немного обгоню. — И попросил вещмешок: — Давайте мне, зачем вам тащить.
Таня испуганно отскочила от коня:
— Он пустой, я его сама понесу, спасибо.
Геолог улыбнулся, шлёпнул ладошкой коня по гриве, поправил ружьё и поехал. Расстояние между ребятами и конём увеличивалось все больше и больше.
— Петька, он нас в тайге не бросит? Может, он в мешок к нам лазил?
— Может, и он, а может, и Жухов, попробуй теперь узнай.
Токио. Авдееву
…Сделайте по возможности фотокопию дела Вогула. Уточните ещё раз, действительно ли его нет в живых. Может оказаться, что он знал в лицо не только отца, но и самого резидента, А это помешает задуманному нами делу…
ВершининПовеяло прохладой. Исчезла надоедливая мошка. Из трещины в скальной стене выскочила ящерица, увидела людей и от страха, не зная куда бежать, запрыгала на одном месте, как резиновая.
Сверху ветер донёс запах дыма и чего-то вкусного, И сразу же Петька с Таней почувствовали сильный голод. Они преодолели последний подъем и попали на широкий горный луг. В высокой траве, у самого края, паслась Житуха. Подняла голову, посмотрела на них умно, как добрая бабушка. Они тяжело дышали, вытирали капельки пота. Лошадь, с хрустом дожёвывая траву, подошла к ним и остановилась, покорно опустив голову. Петька взялся за гриву, но влезть не смог — дрожали ноги. Тогда он стал подсаживать Таню. Её руки скользили по лошадиной шерсти. И тут Житуха удивила ребят: она легла. Петька и Таня быстро забрались в седло. Лошадь качнулась корпусом, встала на четыре ноги и, не торопясь, пошла к далёким кустам.
Весь день, шагая по торной тропке, ребята не замечали, что с каждым шагом она, петляя по распадкам, идёт вверх и только сейчас, оглянувшись вокруг, почувствовали, на какой высоте находятся. Отсюда казалось, что там, внизу, не горы и тайга, а сказочное нагромождение зелёных бархатных подушек. Запутанными верёвками убегали в синюю дымку отроги хребта.
Житуха, оставив тропинку в стороне, пошла прямо через луг и вспугнула выводок рябчиков. Пёстрые пудовые шарики бросились в разные стороны, хлопая беспомощными крылышками. Их мамаша, отвлекая внимание от птенцов, старалась неуклюже лететь перед мордой лошади. Петька замахнулся, и птица, словно убитая, упала в траву. Притворщица даже задёргала ножками, как будто умирала/
Начались кусты. Сильнее запахло дымом.
— Ага, едете? — спросил откуда-то Колёсников. — Коняшка вас не подвела?
— Не подвела, — отозвалась Таня.
— В кустах оказался балаган, сложенный из жердей. Колёсников сидел на корточках у маленького костра и помешивал деревянной ложкой в котелке. Он помог ребятам слезть. Погладил Житухе шею: «Молодчина, умница» и угостил её кусочком обещанного сахара.
— А кто её всему этому научил? — спросила Таня.
— Сызмальства она в тайге, жизнь её научила. Ну, и Васька Жухов, конечно, свой труд вложил, который год уже дрессирует. Старается научить Житуху говорить. — Колёсников засмеялся: — Васька на всякую африканскую дурь способен, везде лезет со своими опытами.
Суп, сваренный геологом, понравился. В нём были вермишель, черемша, горох и ещё какое-то снадобье, похожее на головки лука. Они чуть-чуть пахли цветами.
— Это саранки. Позавчера на склоне накопал.
…В полдень отряд вышел на острие небольшой скалы. Каменистая тропинка была узкой и опасной, по обе стороны шли пропасти. Снизу долетал сюда гул воды.
— Река там, через дыру в скале протекает. Огромная дыра, через неё баржи ходили, — пояснил Колёсников. — Кочерга дьявола, а не скала.
Житуха, снова приняв на спину Таню и Петьку, привычно вступила на Кочергу Дьявола. Лошадь косила глазом то в левое ущелье, то в правое и осторожно продвигалась вперёд. Колёсников шёл сзади и, балансируя ружьём, напевал песенку.
Кочерга Дьявола кончилась, Житуха выбралась на усыпанную щебнем площадку.
— Ну вот, ребята, считайте, что мы дома. — Геолог посмотрел вниз на воду: — В реке не купаться. Воронки есть, опасно.
— Там что-то между камней стоит?
— Лодка Жухова. Зелёная моторка. Мы на ней продукты из Шалаганово возим.
Стойбище геологической партии находилось сразу за кедрачом. И выглядело для таёжных мест внушительно. Три бревенчатых дома прямо под стенкой хребта, сарай из толстых плах, кухня и рядом плоская крыша на столбах — навес, под которым стояла печка и длинный стол со скамейками. У крайнего домика высокая мачта. С её макушки тянулся медный плетёный провод.
— Наша антенна, — сказал Колёсников, — строил я её по последнему слову техники. Но сигналы слабовато берет, хребет мешает. Три дня назад Гарновский на связь выходил. Обещал две рации новых привезти, лёгких, походных, картографы обещал, бинокли, буссоли, в общем, на сто тысяч рублей разных приборов. Заживём тогда. К зиме начальник экспедиции Сидоров посулился вертолёт выхлопотать.
— Что? Что? — спросили в голос Петька и Таня.
— Вертолёт. Он на самолёт похож, только без крыльев. Один пропеллер поднимает его в воздух, а другой толкает вперёд. — Хворостинкой Вячеслав Валентинович начертил на земле подобие вертолёта.
— А чем он лучше самолёта?
— Ему аэродрома не надо, садится где угодно, как муха, или в воздухе может висеть на любой высоте.
— Колёсников, — тихо сказал Петька, — а ты не вре… — Петька застеснялся и поправился… — Не фантазируешь?
— Сущую правду говорю, когда я учился… — он сразу осёкся: — Ребята, за домами, вон там, в кустах, у нас палатки с печками. Нам их военные подарили. Пойдёмте. — Он провёл ребят на другой край стойбища. Палатки были большими, как домики. Невдалеке, ближе к ручью, стояла крохотная жёлтая палатка, совсем новая. Вячеслав Валентинович прошёл к ней, откинул полог:
— Ваш дом. Поздравляю с новосельем. Там два спальных мешка — меховой Тане, а ты, Петька, и в простом не замёрзнешь.
— Спасибо! — Петька с Таней пожали руку Колесникову,
Он смутился:
— Вот и хорошо, что понравилось вам, залазьте туда, осмотритесь, и примемся за дело. Вещи оставляйте в палатке, никто сюда не сунется. По чужим палаткам у нас шариться запрещено. Пуля в лоб и никаких гвоздей, как говорит Федя Рыжий.
— А я думала, в экспедиции все общее, как на войне.
— Было так и здесь. Потом кто-то завёлся. И начались пропажи: то свитер, то сапоги… Сейчас некогда, а позднее выясним, кто пакостит. Поэтому вещмешок свой давайте, я положу в каптёрку, а то, неровен час, кто-нибудь позарится.
Петька быстро швырнул вещмешок в дальний угол:
— В нём ничего привлекательного нет. Там у нас… Петька не договорил — в сарае затрещали доски и что-то посыпалось. Колёсников вмиг сорвал с плеча ружьё и бросился через кусты к сараю. Петька с Таней побежали за ним. Замок на двери был цел. И никаких следов. Таня осталась наблюдать за кустами, а Колёсников с Петькой обошли сарай. Никого.
— Может, через крышу кто забрался, — прошептала Таня, — вон ветка толстая над сараем качается. С неё могли спрыгнуть.
Неуклюже геолог забрался на дерево, перелез на крышу. Ребята последовали за ним. Мягкий толь разорван, подгнившие доски проломаны. Внутри сарая кто-то затаился.
— Кто там? — крикнул Колёсников.
В ответ послышалось глухое рычание,
— Там росомаха? — спросила Таня.
— По-моему, молодой медведь, наверное, даже медвежонок. Вероятно, где-нибудь тут рядом медведица бродит, — сказал Вячеслав Валентинович. Он нервно посмотрел вокруг и зарядил ружьё: — Там у нас продукты, геологические пробы, перепортит все. Держи-ка ружьё.
Колёсников спустился на землю, добежал до большой палатки, исчез там и через секунду выскочил с верёвкой. Один конец верёвки он пропустил через ручку и крепко привязал к полену. Другой конец забросил к Тане, быстро снял замок и забрался наверх.
— Ну, ребятки, приступаем.
Он взял у Тани верёвку и потянул. Полено поднялось, дверь немного открылась… Колёсников отошёл на угол крыши и со словами: «Ну, пошёл, шалапут, на свободу!» — дёрнул верёвку. Дверь заскрипела и отворилась. Ребята смотрели через дыру. В сарае стало светло, там стояли мешки с мукой, закрытые брезентом, и ящики, вдоль стен шли полки. На них грудами лежали камни, нижняя полка сломана. Но зверя не было. У самых дверей валялась блестящая консервная банка.
Она была прокушена. Из тонких отверстий вытекло сгущённое молоко.
— В бочке он! — закричала Таня.
В тёмном углу из пустой бочки на миг показалась мордочка медвежонка, испачканная сгущённым молоком.
— Каков подлец, — возмутился Колёсников — Мы четыре баночки сгущёнки оставили в НЗ на случай, если кто простудится, а он… Травы ему, видите ли, мало — Вячеслав Валентинович расхрабрился:— Я сейчас ему устрою жуткую неприятность. Петька, охраняй подступы, чтоб его мамаша на меня не кинулась.
С ружьём на изготове Петька встал на краю крыши, озирая местность. Таня легла возле дыры и следила за медвежонком, чтоб он не успел перепрятаться. Колёсников спустился вниз и на носочках подкрался к бочке. Медвежонок оказал яростное сопротивление. Рычал, бросался на руку, намеревался цапнуть зубами. Когти ударяли по стенкам бочки. Таня хотела посоветовать закрыть бочку телогрейкой и вынести на улицу. Но не успела: Вячеслав Валентинович опрокинул бочку и отскочил в сторону. Медвежонок вылетел, взглянул на дверь и юркнул под штабель ящиков с камнями. Зарычал оттуда. Лязгнули зубы.