– Ну, хорошо, – Грегор Абуш кивнул. – Но ваша мысль все равно ничего нам не дает. – Для чего он раскрыл окно? Чтобы освежиться после перестрелки и рассеять пороховой дым, ибо тот раздражал глаза?
Я отметил про себя, что после длительного перерыва начальник полиции опять позволил себе выдать небольшую порцию александрийского юмора.
– Нет! – вскрикнул я. – Объяснение, по-моему, абсолютно просто. Окно распахнуто, чтобы создать впечатление, будто стреляли снаружи!
Естественно, я ожидал со стороны начальника полиции если не похвалы, то хотя бы серьезного обсуждения версии. Но что он думал, я так и не узнал, ибо в эту минуту перед нами снова предстал сержант Александер.
– Старушенция с Рыночной площади, – объявил он с усмешкой. – Говорит, что господин Абуш оказал ей честь, пригласив в гости, и не будет ли ее визит господину Абушу в тягость…
– Пришла? Со всеми пирожками? – озабоченно спросил Грегор Абуш.
Сержанту Александеру не пришлось отвечать, ибо сама гостья уже просунула голову в двери:
– Вы разрешите, господин Абуш?
– Пожалуйста!
К счастью, торговка пирожками не захватила с собой ни свой товар, ни большой зонт, служивший ей навесом. Войдя в кабинет начальника полиции, она с минуту стряхивала свой маленький зонтик, чтобы стекла вода, затем для просушки поставила его под письменный стол.
Грегор Абуш поспешил усадить ее в массивное дубовое кресло.
Своим худеньким тельцем и морщинистым, похожим на печеное яблоко лицом, она напоминала мне шелудивого фокстерьера, который давеча обнюхивал ее пирожки, готовый дать тягу. Так и казалось – стоит начальнику полиции прикрикнуть на нее, и старушка тут же выпорхнет из комнаты вместе со своим зонтиком.
Уловив это, Грегор Абуш нарочито обращался с ней особенно ласково.
– Госпожа Амалия Крюдешанк, – познакомил он нас. – Дальняя родственница Ионатана Крюдешанка. В отличие от него стопроцентная католичка, не имеющая, как вы сами догадываетесь, никакого отношения ни к его банку, ни к ограблению.
Старушка улыбалась.
– Правильно вы сказали, господин Абуш. Особенно про банк,… Однажды моя подруга Нелли угостила меня «Александрийским нектаром». Этот дьявольский напиток мне так ударил в голову, что захотелось подразнить Ионатана… Я уселась со своими пирожками прямо перед банком, и знаете, служащие так быстро раскупили мой запас, что я начала уже подумывать об открытии текущего счета.
Все это старушка возвестила тоненьким голоском, в котором прослушивались нотки добродушной иронии.
– Все бы хорошо, не выйди Ионатан, – продолжала она. – Он был сердит, как черт. «Здесь тебе не Рыночная площадь!» – закричал он на меня. Я ему ответила, что как родственница тем более имею право продавать свой товар его сотрудникам. На что он мне ответил, мол, у него в Александрии три дюжины таких родственниц, если все они начнут торговать перед банком, то ему, в свою очередь, придется перенести все банковские операции на Рыночную площадь.
Я почувствовал симпатию к этой реликвии прошлого века, которая, возможно, еще собственными глазами видела в озере Синем вымершего теперь тайменя. Но вряд ли удастся выудить у нее что-нибудь пригодное для следствия.
– А теперь, госпожа Крюдешанк, расскажите, в котором часу вы вчера покинули свой пост на Рыночной площади, – предложил Грегор Абуш.
– Поздновато… Видите ли, я имею честь жить на набережной Понта. И поскольку в мой дом сейчас вселились рыбы, я отдаю предпочтение Рыночной площади. Там так же мокро, но, по крайней мере, нет сквозняка.
– Какой же сквозняк может быть в вашем затопленном домике? – усмехнулся я.
– Еще какой! – бодро возразила старушка. – Со стороны улицы врывается дождь, а со двора – целое озеро.
– В котором же часу вы ушли с площади? – повторил свой вопрос Грегор Абуш.
– Это я могу сказать, – старушке доставляло явное удовольствие давать показания. – Часы на башне церкви Иоанна Крестителя пробили как раз двенадцать… Разумеется, я могла уйти и пораньше, хотя бы к своей подружке Нелли. Могла бы даже выпить у нее толику «Александрийского нектара». Как жертве наводнения, она мне, наверняка, не отказала бы… Переночевать у нее можно, но хоромы тесноваты. Зато на Рыночной площади я сижу одна, как королева… К тому же, Нелли не нравится, если я привожу Ионатана.
– Ионатана? – удивленно переспросил я. – Вы ведь только что сказали, будто с ним не ладите.
– С банкиром? Разумеется, не ладим. А со своим вороном у меня очень дружественные отношения. Даже сюда, в полицейское управление, он меня проводил.
– А где же он сейчас, госпожа Крюдешанк? – вежливо осведомился Грегор Абуш.
– Где-нибудь вблизи.
Словно эхо с улицы донеслось уже знакомое мне карканье «Берпир». Я взглянул в окно. По стеклу струились водяные потоки.
Управление полиции было в своем роде примечательным творением архитектуры – с порталом, украшенным скульптурным гербом Александрии, с кованым железным флюгером, с покрытыми искусной резьбой ставнями.
Обойтись без ставен никак нельзя было, ибо здание находилось недалеко от бара «Прекрасная Елена». У здешних Шерлоков Холмсов было лишь две возможности защититься от пьяниц, которые, горланя популярные шлягеры Ральфа Герштейна, до четырех утра шествовали мимо окон управления: или сажать их за решетку (в таком случае не хватило бы времени для других обязанностей), или же спрятаться за закрытыми ставнями и притвориться, будто в Александрии все выпивохи вымерли вместе с озерным тайменем.
На одной из этих старинных ставен, раскачиваемой ветром и скрипящей под тугими дождевыми струями, сидел ворон Ионатан, словно успокаивая свою хозяйку: «Я здесь, все в порядке».
– Кто вчера вечером приходил в гости? – продолжал допрос Грегор Абуш.
– Куда?
– Я имею ввиду дом Ральфа Герштейна.
– А, к господину Герштейну, – отозвалась старушка. – К нему никто не приходил. Он вообще там сейчас не живет… Я всегда первая узнаю о его приезде. Обычно он появляется с тремя чемоданами и таким же количеством дам. Сразу же бежит в «Прекрасную Елену» за выпивкой, а ко мне – за закуской «Истосковался я по твоим пирожкам», так он мне в прошлый раз сказал. «Сразу видно, что ты их печешь для настоящих, александрийских челюстей».
Старушка тихонько рассмеялась, затем продолжала:
– Сейчас в доме Ральфа Герштейна не живут, там занимаются кино. Меня режиссер тоже приглашал сниматься, но сюжет мне не по вкусу. Так я ему и объявила: «Если вам обязательно надо грабить, почему именно в Александрии? У нас честный город. Даже мой родственник Ионатан Крюдешанк еще ни разу не сидел в тюрьме».
В двери постучали.
– Заходите! – проворчал начальник полиции.
Увидев Александра Луиса, он обрадовался:
– Садитесь, Луис! С госпожой Крюдешанк вы, должно быть, не знакомы?
– Не имею чести, – старушка покачала головой.
– Это уголовный репортер «Александрийского герольда» Александр Луис, госпожа Крюдешанк! – представил журналиста начальник полиции.
– Очень приятно! – старушка привстала в кресле и с достоинством поклонилась.
– Что приятно? – Луис невольно улыбнулся.
– Как вы странно говорите, господин Луис! Приятно попасть в газету. Я надеюсь, вы уделите мне несколько строк.
– Что же я, по вашему мнению, должен написать? – осведомился Луис.
– Напишите примерно так… Госпожа Крюдешанк, явившись в полицию в качестве свидетельницы, рассказала, что в доме Ральфа Герштейна вчера вечером до двенадцати часов гостили два человека… Первым Явился племянник Ральфа Герштейна, этот молодой человек мне хорошо знаком. Когда я уже собиралась погрузить свою лавочку на тележку, пришел еще один человек, с которым я, к сожалению, не имела чести быть знакомой.
– Как он выглядел? – спросил Грегор Абуш. При этом он незаметно взглянул на Луиса.
Пока старушка пыталась вспомнить внешность гостя (или же делала вид, будто вспоминает), Луис, повернувшись к ней спиной, стоял у окна. Мне сбоку было видно его лицо – мрачноватое, с прищуренными глазами, которые неотрывно следили за сидящим на ставне вороном и за дождевыми струями.
Молчание затянулось.
Наконец старушка осторожно пропищала:
– Трудно сказать, как выглядел второй гость. Вы ведь знаете, господин Абуш, на Рыночной площади кино не снимают. Там довольно темно.
– Это я знаю и без вас! – начальник полиции неожиданно рассердился. – У меня еще много работы, поэтому прошу не отклоняться в сторону! Прожектора не горели, фильм не снимался, поэтому вы не видели, была ли у гостя на носу бородавка. Это мне ясно. Но могли бы вы узнать его…
– Смотря по обстоятельствам, – боязливо откликнулась старушка.
– Дайте мне закончить, – довольно грубо оборвал ее Грегор Абуш. – Встретив его снова при тех же обстоятельствах, я имею ввиду слабое освещение, смогли бы вы его узнать?
– Не знаю, – неуверенно промямлила старушка. – Приведите мне его сегодня на Рыночную площадь, может быть, и узнаю…
Начальник полиции, прекратив допрос, быстро вышел из кабинета.
Через полминуты с улицы долетело возмущенное карканье ворона. Ставни захлопнулись.
Теперь Луис стоял в темноте, лишь через приоткрытую дверь падал отсвет горевшей в коридоре лампы.
Старушка испуганно вскрикнула.
Сразу же стало опять светло.
Грегор Абуш, смеясь, вернулся в кабинет.
– Какие-то юнцы забавляются, захлопывая ставни, – солгал он.
– Мне пора проститься, господин Абуш, – старушка внезапно заторопилась. – До следующего раза! Было очень приятно погостить у вас.
Она схватила свой зонтик, но начальник полиции потянул его к себе.
– Узнали? – спросил он с ударением, затем насмешливо добавил: – Если нет, буду вынужден задержать вас.
– Надолго? – озабоченно осведомилась старушка.
– До вечера, когда на Рыночной площади стемнеет, и мы с Луисом сумеем заглянуть к вам.
При этом начальник полиции порывисто повернулся в сторону журналиста.
Луис также быстро отошел от окна и, встав напротив старушки, посмотрел ей прямо в глаза.
– Вам не стоит утруждать себя, делая вид, будто вы меня не узнали, – сказал он с иронией. – На этот раз вы можете спокойно забыть об излюбленной поговорке александрийцев «Повесь на рот замок и молись богу!».
– Вы так думаете? – она вопросительно взглянула на Грегора Абуша. – Мне кажется, что я уже и так наговорила слишком много…
– Совсем наоборот, вы промолчали еще про одного гостя, – заметил Грегор Абуш.
– Еще одного? – старушка напрягла сморщенное личико, очевидно, пытаясь подстегнуть свою память. Чуть спустя она обиженно сказала:
– Как вы можете так плохо думать обо мне, господин Абуш! Какой у меня интерес молчать? Никто мне за это не платит. Но вы ведь не можете требовать от меня, чтобы я сказала, что видела то, чего не было!
– Можно мне спросить, кто был третьим гостем? – Луис осведомился с хорошо разыгранным равнодушием.
– Почему же нет? – Грегор Абуш внимательно посмотрел на него. – Это был Оливер Дэрти. Сообщаю вам это в том случае, если вы сами не знаете.
– Ах, тот самый господин, что приехал в Александрию грабить банк, – обрадовалась старушка. – Моя подруга Нелли говорила мне, что в этом деле с фильмом он самый главный. Да, его я видела. Но вы ведь сказали – гость. Какой же это гость, который убегает уже через десять минут?
– А как долго в доме Ральфа Герштейна оставался Луис? – продолжал допрос Грегор Абуш.
– Господин Луис? Он пришел примерно в полдвенадцатого, – старушка пыталась уйти от прямого ответа.
– Я спрашивал, как долго он оставался, – Грегор Абуш продолжал наступление. – Когда он ушел? Отвечайте!
– Не могу сказать, – пробормотала старушка, поглядывая на дверь. Чувствовалось, что ей хочется как можно быстрее убраться отсюда.
– Разрешите уточнить, госпожа Крюдешанк, – Грегор Абуш строго продолжал. – До того, как вы сами ушли с площади, то есть до ноль-ноль часов, вы не видели Луиса выходящим из дома? Так?
– Так уж получается, – согласилась старушка с грустным вздохом, однако, встретившись глазами с Луисом, проворно поправила себя. – Должно быть, я просто пропустила этот момент. Может, задремала… Знаете, мне скоро стукнет восемьдесят – не шуточное дело. Но, если есть покупатели, я не уступлю молодой. А вот когда никого нет, позволяешь себе роскошь подремать. Самое дешевое развлечение, за сны не надо никому платить… На прошлой неделе я видела самого Иеремию Александера и он мне сказал…
Старушка внезапно стала такой разговорчивой, что Грегору Абушу лишь с трудом удалось выпроводить ее.
– Вы мне обещали какой-то новый сенсационный материал, – напомнил Луис, когда она ушла.
– Мой приятель Латорп считает, что мы уже поймали убийцу, – сказал Грегор Абуш, отказавшись от своей обычной добродушно-язвительной интонации.
– И кто же это? – Луис повернулся ко мне.
– Это я скажу в конце нашей беседы, – Грегор Абуш взглядом приказал мне не вмешиваться в разговор. – А сейчас, Луис, без обиняков! Когда вы покинули дом Герштейна и что вы там делали?
– Это допрос? – Луис с подчеркнуто вальяжным видом уселся на угол письменного стола.
– Не совсем, – ответил начальник полиции. – Но, поскольку вы сидите на папках, содержащих относящиеся к трем убийствам документы, можете считать, что я собираю материал для документального репортажа. Придумать ему заголовок предоставляю вам самому.
– Название уже готово, – усмехнулся Луис. – «Пока начальник местной полиции собирает доказательства вины репортера, репортер тайком освобождается от лишних свидетелей»… Между прочим, Грегор, я уже давно собирался вас кое о чем спросить. Для вас имя Басани что-нибудь означает?
– Я вас понимаю, – спокойно ответил Грегор Абуш. – И все-таки прошу рассказать, зачем вы пришли в дом Герштейна и, самое главное, когда ушли оттуда? Постарайтесь вспомнить точное время, это очень важно. Нам сейчас известно, что звучание одной магнитофонной кассеты рассчитано на два часа. Когда
явчера подъехал к дому, очередная пленка как раз кончилась. Значит, преступление совершено сразу же после полуночи.
– После полуночи? Отлично! – Луис довольно хмыкнул.
– Вы усматриваете в этом обстоятельстве положительный момент? – спросил Грегор Абуш.
– Без сомнения. Поскольку я в это время находился в другом месте, обещанная вами сенсация превращается в пшик.
– Это мы еще посмотрим… Ну, давайте, Луке! Зачем вы вчера приходили? И к кому? К Ричарду Бейдевану, не так ли?
Луис замялся было, но сразу же скова укрылся за защитной маской иронии:
– Угадали! Хотя это отнюдь не свидетельствует об остроте вашего ума. Должно быть, кто-то из моих коллег по редакции просто услышал, как я по телефону разговариваю с Бейдеваном.
– Зачем тогда вы ему позвонили?
– Объявил о своем визите.
– В столь поздний час?
– А почему бы и нет? Я надеялся, что к тому времени он будет более разговорчив.
– Разговорчив? В каком смысле?
– Не забудьте, что я работаю в отделе уголовной хроники. Я хотел узнать, что он сам думает об ограблении, подозревает ли он лично кого-нибудь?
– Ловко! – Грегор Абуш кивнул. – Если я считал бы вас убийцей…
– Разве вы меня им не считаете? – в тоне Луиса слышалась непритворная ирония.
– До этого я еще не дошел, – спокойно ответил Грегор Абуш. – Пока что я считаю вас всего лишь кандидатом на эту должность.
– Считайте, сколько душе угодно!.. Итак, если вы считали бы меня убийцей… Я с нетерпением жду продолжения.
– Вы, Луис, только что выдали…
– Себя?
– Стратегию и тактику возможного убийцы. Чтобы быть уверенным, что его впустят в столь поздний час, он предупреждает о своем визите. Приходит к моменту, когда Ричард Бейдеван уже достаточно пропитан алкоголем. Он хитроумно выуживает из Бейдевана необходимые ему сведения, например, не подозревает ли режиссер кого-нибудь – конкретно самого убийцу. Следующий логический шаг – убрать режиссера и заодно неугодного свидетеля, – Грегор Абуш все это говорил как бы про себя.
– В таком случае убийцей являюсь я, – усмехнулся Луис. – Но я был вынужден уйти оттуда, так и не выудив из Ричарда Бейдевана ничего, кроме пьяной болтовни. Могу вам в точности рассказать, что я там делал. Выпил рюмку, прослушал один из шлягеров Ральфа Герштейна в исполнении «Ревущих бизонов», поглядел, как в стельку пьяная Tea пытается сломать рояль, и через пять минут убрался восвояси.
– Вы произнесли целую оправдательную речь, Луис. Но разве сказанное мною относится к вам? – Грегор Абуш продолжал разыгрывать свою шахматную партию. – Вовсе нет, у меня есть все основания думать, что ваша попытка разговорить Бейдевана кончилась неудачей.
Последняя фраза сопровождалась пытливым взглядом в сторону Луиса.
– Вы угадали, – Луис кивнул. – Бейдеван так надрызгался, что предлагал мне…
– Кто кому предлагал? Он – вам, или вы – ему? – Грегор Абуш продолжал наблюдать за реакцией Луиса.
Луис ответил грубоватой шуткой:
– Спросите его самого!
– Чтобы это сделать, мне надо сначала добраться до того света. – Грегор Абуш рассердился, хотя и старался не показывать этого. – Мне лично кажется, что у вас для этого куда больше шансов… Ну, ладно! Продолжайте свой рассказ.
– Я пытался поговорить с ним, но Бейдеван и слушать не хотел. Он звал меня…
– Куда?
– Скорее подстрекал…
– К чему?
– Вторично ограбить банк. Я заметил, что там больше ничего не осталось, а он все орал: «А дорические колонны? Если Наполеон вывез из настоящей Александрии знаменитый египетский обелиск, почему мне не вывезти из вашей смехотворной Александрии хотя бы одну лжеколонну?!»
– У вас с Ричардом Бейдеваном много общего, – задумчиво сказал Грегор Абуш.
– А именно? – недоверчиво спросил Луис.
– Вы оба охотно насмехаетесь над Александрией. Скажу вам примерно то же самое, что Ионатан Крюдешанк говорил о религии. Не издевайтесь над городом, в котором живете, даже если он кажется вам смешным. Это может вам дорого обойтись.
– Если уж цитировать, то надо это делать точно, – отрезал Луис. – Насколько мне помнится, соответствующая реплика Крюдешанка обычно кончалась словами: «За это вас накажет бог!» – Луис рассмеялся. – Если в Александрии существует бог, то это не вы, Грегор. Вы лучше других знаете, как его зовут.
– Возможно. Меня интересует лишь одно – алиби ваш бог вам обеспечил?
– В алиби я не нуждаюсь. После Герштейна я прямиком отправился в «Прекрасную Елену». Там, правда, было так много посетителей, что никого конкретно я не запомнил. Единственное, в чем могу поклясться, – Альберта Герштейна и Ричарда Бейдевана я там не встретил.
– Для всего свое время, в том числе и для превратно понятого александрийского юмора. – Грегор Абуш на этот раз рассердился не на шутку. – Если вы хотите разыгрывать из себя острослова, Луис, я справлюсь без вас. Вызову всех, которые вчера вечером около двенадцати были в «Прекрасной Елене».
– Сомневаюсь, принесет ли это вам пользу. Я только забежал на минутку посмотреть, нет ли там одного моего знакомого. Не увидев его, я отправился дальше…
– Куда?
Луис не отвечал.
У меня создалось впечатление, будто он случайно проговорился и теперь об этом жалеет.
Напряженное молчание затягивалось.
– Мне кажется, что свое обещание я сегодня все же сумею выполнить, – заявил наконец Грегор Абуш голосом, в котором таилась угроза. – Если вы не ответите на мой вопрос, отвечу я сам. Вы отправились вовсе не дальше, а обратно. Обратно в дом Ральфа Герштейна!
– Это вы еще должны доказать! – Луис спрыгнул с письменного стола.
– Будет разумнее и проще, если вы удосужитесь доказать мне мою неправоту, – сухо заметил Грегор Абуш.
– Пожалуйста… Tea, пусть она и была пьяна, все-таки должна помнить, когда я ушел. Она сможет засвидетельствовать, что в этот момент Ричард Бейдеван и Альберт Герштейн еще были живы.
– Она утверждает, будто даже не помнит, приходили ли вы вообще, – объяснил Грегор Абуш. – Tea Кильсеймур абсолютно ничего не помнит, – ни ваш первый приход, ни ваш притворный уход, не говоря уже о самом убийстве. Когда это случилось, она сама была еле жива.
Луис поднял голову:
– Повторите, пожалуйста! Я не ослышался? Вы сказали «притворный уход»?
– Давайте играть в открытую. Честно говоря, Луис, ваша легенда о посещении бара «Прекрасная Елена» не вызывает во мне доверия. По моему разумению, вы в действительности попрощались, спустились вниз, но не ушли. Где-то спрятались, дождались и тогда…
– Я возражаю! – Луис пытался скрыть свое волнение. – На чем вы основываетесь?
– На свидетельстве госпожи Крюдешанк, отчасти. Этого вполне достаточно. Если бы она видела, как вы выходили ваше положение значительно улучшилось бы.
– Разве я виноват, что как раз в тот момент она вздремнула? – резко ответил Луис.
– Мне лично кажется, что дело вовсе не в том, будто она дремала. Просто решила, что говорить правду опасно. Одно из двух, Луис! Или вы немедленно извлечете из кармана и выложите на стол неопровержимое алиби, или я буду вынужден вас арестовать.
– На таком ничтожном основании, как нежелание восьмидесятилетней старухи признать без отвиливания, что она в тот момент храпела? Между прочим, могу засвидетельствовать – она воистину храпела… Поостерегитесь, Грегор! У вас доказательств на грош, зато фантазии на миллион.
Чем более возбуждался Луис, тем спокойнее становился Грегор Абуш. Дав тому высказаться, он тихо заметил:
– Вам, как уголовному репортеру, следует знать, что я имею право держать вас семь дней в предварительном заключении без санкции окружного прокурора, просто по подозрению. Только после этого прокурор может потребовать от меня вещественные доказательства. Надеюсь, что для их сбора мне хватит одной недели… Итак, если у вас имеется алиби, а я чувствую, что у вас этот товар есть, выкладывайте без промедления!
Луис погрузился в раздумье. Его лицо, на котором выступили багровые пятна, свидетельствовало о внутренней борьбе. Губы шевелились почти беззвучно.
Может быть, я ошибался, но почудилось, будто мне удалось расшифровать: «Семь дней… Тогда будет слишком поздно».
Неожиданно он выпрямился.
– Вы меня загнали в угол, Грегор… – Луис повернулся ко мне. – Не обижайтесь, Латорп, но я хотел бы остаться наедине с начальником полиции.
Я вышел в коридор.
Спустя несколько минут Луис пробежал мимо меня. Не берусь судить, притворялся ли он, будто меня не видит, или в своем возбужденном состоянии действительно не заметил.
Когда я вернулся в кабинет начальника полиции, Грегор Абуш удостоил меня только мрачного взгляда. Я собирался было сказать, что он совершил непростительную ошибку, оставив Александра Луиса на свободе, но ограничился вопросом:
– Как ему удалось вывернуться?
– Я обещал, что покамест никому не скажу, но если вы сами угадаете…
Я с минуту подумал, потом сказал:
– Сослался в качестве свидетеля на Винцента Басани?
– Совершенно верно. Сказал, что забежал в бар в надежде встретить там Басани, но, не встретив, пошел к нему домой. Басани, мол, может засвидетельствовать, что Луис пришел к нему еще до полуночи.
– Свяжитесь по телефону с Басани! – предложил я.
– Зачем?
– Чтобы проверить алиби Луиса.
– Какая наивность! – усмехнулся Абуш. – Разве Луис угостил бы меня такой басней, если хоть чуточку сомневался в готовности Басани подтвердить это? Я спросил Луиса, для чего же он ночью решил заглянуть к тому. И знаете, что он мне ответил? Глядя мне прямо в глаза, заявил, будто хотел узнать, не располагает ли Винцент Басани новой информацией относительно ограбления.
– Значит, полное фиаско, – вздохнул я.
– Пока да, – Грегор Абуш заставил себя улыбнуться. – Как принято говорить на Диком Западе: «Самый верный шанс у того, кто стреляет последним, особенно, если все противники уже умерли естественной смертью».
Ни я, ни начальник полиции не слышали, как вошел Луис.
Он внезапно оказался в комнате – мокрые от дождя волосы, ироническая улыбка, как обычно, играла на его губах. Он словно излучал ту атмосферу насмешливой бесшабашности, нежелания считаться с привычками и мыслями других людей, что так пришлась мне по душе при вашей первой встрече. Не будь я убежден, что это лишь ловко прилаженная маска, я бы снова поддался этому очарованию.
– Я забыл вам кое-что сказать, – насмешливо начал Луис. – Сперва уберите из квартиры Альберта Герштейна свою хитроумную технику. Подслушать его разговоры теперь все равно уже невозможно, а я по природе слишком осторожен – дома говорю лишь то, что для вас не представляет никакого интереса… Заодно советую выяснить, кто до вас осчастливил хозяев квартиры электронными ушами.
– Благодарю за совет, – Грегор Абуш, если приходилось, умел отлично скрывать свою растерянность. – Надеюсь, вы больше ничего не забыли мне сказать?
– Кое-что действительно забыл, но это сущий пустяк. Попытайтесь выяснить, говорил ли Оливер Дэрти с Ионатаном Крюдешанком по телефону, пока грабили банк. И прежде чем сажать меня в тюрьму, постарайтесь отыскать исчезнувший автобус.
23
Грегор Абуш отослал меня в мотель с приказом поспать хотя бы несколько часов. Сам он пойти домой не осмелился. В любую минуту могла поступить новая информация или произойти какие-то новые события, требующие его немедленного вмешательства.
Две из трех камер предварительного заключения, находящихся в полицейском управлении, были свободны. В одной из них и дремал Грегор Абуш, готовый вскочить с топчана по первому же сигналу.
Когда я подъехал к мотелю, окна которого выходили на двор бензозаправочной станции, усталость вдруг отогнало отчаянное желание что-то вспомнить. Выключив мотор, я сидел неподвижно, лихорадочно перебирая свою «мозговую картотеку». Наконец мне вроде бы удалось ухватить какой-то обрывок мысли.
…Ночь после ограбления я по вине Дэрти провел довольно неспокойно. К утру, уже в который раз разбуженный, я неизвестно почему решил открыть окно. Спасаясь от александрийского потопа, был вынужден его немедленно захлопнуть.
Однако в то короткое мгновение, пока иссеченный ливнем, покрытый грязными подтеками стеклянный барьер не отделял меня от внешнего мира, я успел пробежать глазами по укутанному в дождевую вуаль двору бензоколонки.
Между автофургонами фермеров я тогда увидел и какой-то автобус со странным сооружением на крыше.
Я вылез из машины и, держа над головой зонт, направился на поиски хозяина бензозаправочной станции. Он, под таким же зонтом, сновал между автомобилями.
Подойдя к моему «Триумфу», он, не дождавшись, пока я к нему обращусь, сразу же спросил:
– Сколько залить? Я так и думал, что ваш мотор вскоре опять потребует корма. Все эти разговоры об экономических преимуществах малолитражек всего-навсего искусственно раздутая реклама. Существует только один верный способ экономить горючее – впрячь в автомобиль лошадь.
Владелец бензоколонки усиленно демонстрировал александрийский юмор и по традиции местных жителей старался рассмешить меня, сохраняя при этом самое серьезное выражение.
Я несколько разочаровал его, заявив, что нуждаюсь не в «корме для мотора», а в некоторой информации.
– Вчера утром я как будто видел автобус, – напомнил я. – Это было где-то около шести часов утра. Правда, я еще толком не проснулся тогда…
– Автобус? Не помню, – владелец бензоколонки покачал головой. – Помню, утром понаехали фермеры. Как базарный день, так они первым делом ко мне. Всех их я лично знаю… Что касается автобуса, то вам, должно быть, показалось.
– Автобус съемочной группы, – уточнил я. – На ярко красном фоне золотыми буквами «Оливер Дэрти», – повторил я данное Дэрти описание. Сам я из-за дождевой завесы и своего сонного состояния в то утро не уловил деталей.
Владелец бензоколонки зажмурил глаза, очевидно, пытаясь таким образом подстегнуть свою память.
– Рано утром действительно какой-то автобус заливал бак, – послышалось после мучительной паузы. – Но господину Дэрти этот автобус наверняка не принадлежал.
– Почему вы так думаете?
– Сам не знаю. Эмблему или надпись я бы все равно не заметил. Глаза сами закрывались, так хотелось спать.
– Значит, вы полагаете, это был другой автобус? – сказал я, чувствуя, как только что, казалось, пойманная нить выскальзывает из пальцев.
– Ну, да… Видели бы вы шофера! Одет в мешок, не в одежду из мешковины, а в самый настоящий мешок, в каком перевозят зерно. К тому же, мешок дырявый, грязный донельзя. Порядочный фермер даже огородное чучело не нарядил бы в такие лохмотья… А сам и впрямь похож на чучело, впору им птиц отпугивать – волосы словно конский хвост, длинные, нечесанные. Рожа в смысле чистоты могла бы соперничать с нашим вонючим Понтом… Была бы то женщина, я бы ее, наверное, принял за одну из невест Пророка.
– А вы уверены, что это не была женщина?
– Кто его знает, – владелец бензоколонки пожал плечами. – Мое дело маленькое. Запускаю шланг, наполняю бак, получаю свои денежки. И все это молча. С этим шофером я не разговаривал, голоса тоже не слышал. А то мог бы сказать по голосу – женщина или нет.
Владелец бензоколонки замолчал, затем рассмеялся:
– А если и женщина, то ни в коем случае не из гарема Пророка.
– Почему вам так кажется?.
– А зачем Пророку автобус? На его ферме даже утюга не найдешь, не говоря уже о такой модерной технике, как электрическая бритва. Одни усилители! Ничего другого он не признает… А его дам я упомянул случайно, просто вспомнил, что о них сказал один умный человек: «У каждого александрийца свои личные чудачества и личный бог. Но только они верят, будто бог изгнал Адама и Еву из рая после того, как змий-искуситель уговорил их принять ванну!»
Процитировав эту шутку, владелец бензоколонки залился смехом. Очевидно, пересказ чужих жемчужин юмора уже не требовал серьезной мины.
– И все-таки! – я не отступал. – Судя по вашему описанию, это скорее женщина.