Новак Илья, Жаков Лев
Психоквант
На складе между железными стеллажами горела лишь одна тусклая лампа. Полки были забиты коробками с принтерами, на полу стояли башни из картонных упаковок. Бока их, украшенные ценниками и логотипами компаний-производителей, поблескивали лентами скотча.
-- Малиновский, сколько можно копаться? -- донесся с лестницы веселый женский голос. - Мы уже коньяк открыли. Смотри, без тебя начнем!
-- Много без меня не выпьете, -- презрительно отозвался глава отдела доставки, методично раскладывая по ящикам принесенные Олегом бумажки. Волосатое пузо Малиновского вылезало из кожаных штанов, черная футболка задралась. На спинке кособокого офисного кресла висела дубленка, а на сидении стоял серый телефонный аппарат с треснувшей трубкой, заклеенной изолентой.
-- А там хозяин пришел! Мы больше ждать не будем! -- девочка-менеджер помахала рукой и скрылась.
Начальник крикнул вслед:
-- Волченкова, скажи, что я иду! Щас тока курьера отпущу! -- и спросил молодого человека: -- Все у тебя?
Олег показал спрятанный за отворотом куртки конверт формата А4 с пришпиленным скрепкой талоном для подписи.
-- На Будапештскую не успел, завтра сдела:
Звонок телефона в тишине склада показался неприятно-пронзительным. Малиновский подпрыгнул от неожиданности.
-- Какая сука после рабочего дня звонит!
Поднял трубку и рявкнул в нее:
-- Компания МВ, отдел доставки! Чё? Волченкова, твою мать... Иду уже!
Бросив трубку, начальник проворчал: 'Дуры', достал из стола толстую пачку конвертов и торопливо пересчитал.
-- На тогда еще один на Будапештскую, там рядом.
- Да уже закрылись ведь все, - возразил Олег.
- Чё - 'закрылись'? В ящик почтовый бросишь у их офиса. Вишь, тут написано 'ТОВ 'Муриклейн', бухгалтерия'. Они разберутся.
'Опять до восьми кататься', -- подумал молодой человек. За открытой дверью в предбанничке зафыркал кофейный автомат: секретарша готовила кофе. Сверху уже доносились звуки попойки, громкий смех менеджеров. Начальник побыстрее сунул курьеру конверты для завтрашней разноски и вытолкал в темный осенний вечер.
Фонарь над крылечком склада, конечно же, не горел. Ссутулившись, запахнув куртку и глядя под ноги, чтобы не вступить куда-нибудь, Олег потопал прочь. В лужах отражался свет, проникающий через подворотню с улицы. Оттуда доносился приглушенный шум машин - тусклый, холодный и какой-то пустой. Олег поглядел вверх: небо не просто черное, но мутное и неглубокое, будто грязная лужа на асфальте. Какой там космос, какая бесконечность, нет ничего, грязь над всей планетой:
Он успел сделать несколько шагов, когда послышался шорох, звякнула и покатилась по асфальту пустая бутылка. Двое, пахнущие мочой и дымом, цепко схватили курьера под локти и поволокли к черному провалу подъезда в углу двора.
-- Отпустите! -- завопил Олег, повиснув на руках у похитителей и безуспешно пытаясь упереться ступнями в асфальт. - Что вам надо?!
Вместо ответа его стукнули по голове, и на некоторое время вокруг стало еще темнее, чем было раньше. Теперь происходящее напоминало старенький черно-белый фильм: бетонные ступени лестницы, железные ржавые двери подвала, куча песка, проем в паутине: все это подрагивало и тихо шипело, иногда на окружающем возникали серые пятна, иногда стремительно проносились черные вертикальные линии, мигали и пропадали, будто проектор реальности барахлил.
Его проволокли через весь подвал по полу, усыпанному битым стеклом и тряпками, мимо толстых труб с изорванным утеплителем, а в дальнем углу, самом темном и затхлом, возле неприметной дверцы, полускрытой свисающей с потолка грязной сеткой, приподняли и поставили на ноги. Один похититель крепко взял курьера под локоть, другой вытащил связку ключей, побренчал ею, отыскивая нужный... Из проема в подвал повалили клубы пара. Запершило в горле, и Олег закашлялся.
-- Не дергайся!
Дверь тошнотворно проскрежетала по осколкам стекла и ржавым железкам, усеивающим пол. Открылся узкий коридор, наклонно уходящий куда-то в темноту. Маленький светильник на стене едва озарял бетонный пятачок. Присмотреться к похитителям Олег не успел: его развернули лицом вперед и принялись толкать в спину. Он побрел, шаря руками то по стенам, то в воздухе перед собой. Незнакомцы тихо переговаривались. Тут было жарко, Олег сразу взмок в своей кожаной куртке на подкладке. Почти ничего не соображая, он брел на полусогнутых ногах, покачиваясь и чуть не падая, наступая на что-то - то мягкое, то твердое, то позвякивающее, то шелестящее, - а уклон становился все круче.
Впереди возник тусклый свет. Олег почти остановился, затем пошел быстрее, когда тычки возобновились. Световое пятно расползлось, озарив невысокий арочный проход, за которым открылось просторное помещение.
- Стой теперь, - сказали сзади и дернули его за воротник куртки. Курьер остановился, моргая, не способный понять, что это за странное место перед ним.
Он пробыл здесь долго - в длинном помещении с высоким потолком, бетонными стенами в выбоинах и мелкой пупырчатой сыпи, освещенном двумя десятками старых двадцативаттных ламп дневного света. Трубки их, укрепленные на тонких проводах, висели беспорядочно, под разными углами, и чуть заметно покачивались, отчего все предметы отбрасывали шатающиеся тени.
Дальний конец бункера занимал покореженный и местами проломленный старый вагон метро - без стекол в окнах и со снятыми дверями. К нему от ближайшей лампы тянулся черный кабель переноски, внутри горела яркая лампа. В вагоне отдыхали охранники. Вооруженные старыми калашами и тэтэшниками (хотя у одного Олег видел всамделишный наган), одетые в застиранный камуфляж либо изгвазданные спортивные костюмы, во время дежурства они сидели на табуретах под стенами или прохаживались за спинами работников. Охранники носили марлевые повязки, впрочем, не все и не всегда. Зато у всех были золотые нательные кресты, болтались на цепочках или шнурках. В вагоне чадила крошечная лампадка.
Лишенные одежды работники располагались вокруг длинного узкого стола, вернее, деревянного настила, который покоился на козлах, сваренных из кусков рельс. По центру столешницы тянулся утопленный на пару сантиметров железный желоб, сверху на резиновых лентах висела резиновая же трубка со свободно болтающимся, пережатым 'крокодилом' концом. В начале смены один охранник включал стоящий у вагона трансформатор - сверху сыпались искры и доносился приглушенный гул, - а второй снимал 'крокодил' и пускал в желоб слабую струйку белого порошка. Равномерно водя концом трубы из стороны в сторону, он наполнял выемку, после чего трансформатор отключали. Все работники были вооружены ложечкой с длинной рукояткой; перед каждым лежала груда целлофановых пакетиков размером со спичечный коробок, с липкой горловиной. Олег вместе с другими аккуратно зачерпывал порошок из желоба, наполнял пакетик, запечатывал его и клал слева - обязательно слева! - от себя. Несколько раз за смену вдоль стола проходили четверо охранников: двое пересчитывали, сколько пакетиков наполнил каждый работник, и складывали фасовку в одинаковые спортивные сумки с красными буквами 'ADIDAS', а двое других шли рядом, внимательно наблюдая; скорее всего, следили, чтобы первые охранники не положили порцию себе в карман. У кого пакетиков оказывалось ощутимо меньше, чем у других, тот мог схлопотать прикладом между лопаток или лишиться дневной порции воды, а кто регулярно не выполнял норму, бывал сильно бит.
Когда очередная выработка была собрана, охранник с сумкой исчезал куда-то.
Олег не знал, сколько это длилось. Связующая нить дней не порвалась, но перекрутилась, став клубком неряшливых прядей, спутанной бахромой, пропитавшейся белой дурманной пылью. Заунывное пение ежедневной вечерней службы, которую отправлял кто-нибудь из охраны, не помогала восстановить связь времен.
Они почти не ели - не хотелось, - спали на ветоши под стенами, пили воду, которую охранники приносили в двух ржавых бидонах. Иногда какой-нибудь работник не просыпался, а иногда вскакивал из-за стола, вопя и размахивая руками, - таких пристреливали. После этого обычно появлялись новые лица. Олег всякий раз удивлялся, из какого именно угла лаборатории, через какую дверь приводят жертв. Да и сами охранники - как-то ведь они просачивались в помещение, куда-то девали сумки с красными буквами 'ADIDAS', откуда-то брали воду и еду: Единственное, что приходило в голову, - путь лежит через старый вагон метро в дальнем конце лаборатории, куда не пускали никого из работников.
В одну из смен возле бывшего курьера оказался длинноволосый старикан с крупным носом и высоким лбом. В морщинах его - впрочем, как и на лицах всех остальных работников, - залегла белая пыль.
- Долго здесь, дружище? - прошептал сосед.
Олег попытался вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как двое схватили его в переулке под дверями склада, но не вспомнил.
- А вы сколько? - тихо произнес он.
- Я, конечно, точные сроки назвать не могу, но, по моим подсчетам, около двух веков.
- Не может быть! - удивился Олег
- Почему же?
- Ну: люди столько не живут.
- Это они в обычных обстоятельствах столько не живут. А здесь: - собеседник втянул носом мельчайшую пыль, и ноздри его, с торчащими из них кустиками седых, будто покрытых инеем волос, шумно раздулись. - А здесь, вы же видите, все насквозь пропиталось. Эти вещества, дружочек, - их действие так ведь до сих пор и не исследовано. Лири пытался, так его американцы тут же ать! - и в тюрьму. Да и другие, кто хотел: Не-ет, и не убеждайте меня: влияние данной категории субстанций изучены человеческой наукой еще хуже, чем, к примеру, мутационные изменения под воздействием малых доз радиации. Вас как величать, молодой человек?
Бывший курьер, за это время уже трижды забывавший свое имя и с большим трудом, с напряжением всех ментальных сил, вспоминавший его, поспешил представиться:
- Олег я. - И добавил, просительно покосившись на старика: - Вы запомните, да? А то я: Ну, в общем, если я попрошу, так вы мне потом скажите: Олег. Олег, хорошо? А вы?..
- Чайковский, - представился собеседник.
Он поведал, что служил настройщиком роялей, а еще - 'Зачем скрывать, еще и, можно сказать, композитором был: пописывал, да, и небезуспешно'. Впрочем, старикан предпочитал не рассказывать о себе ('Жизнь моя, дружочек, не изобиловала яркими событиями, поведать-то и не о чем особо - родился, учился, так и не женился: Старый холостяк одинокий, что тут занимательного?'), - больше расспрашивал Олега. А тот, обрадованный, что может вложить в чье-то сознание память о своей жизни, что теперь есть у кого спросить, кто он, кем работал, как его зовут, уточнить подробности биографии, если, овеваемые смерчами белой пыли, они сотрутся из собственной памяти, как узоры на песке под порывами суховея, - обрадованный этим, вывалил на старика все, что помнил о себе, от детского сада до работы курьером.
Как-то Чайковский сказал, с трудом попадая ложечкой в пакетик:
- Знаете, я однажды подслушал разговор охранников и понял, что подобных лабораторий несколько, и все они конкурируют друг с другом.
- Что вы говорите? - слабо удивился Олег, кладя очередной наполненный пакет слева от себя и зачерпывая из желоба. - Как конкурируют?
- Этого не ведаю, хотя часть лабораторий содержат даже инородцы, или люди иного вероисповедания, или, что совсем уж ни в какие рамки, - женщины. Некоторые, как я слышал, проводят чудовищные опыты, испытывая свои зелья на безвинных животных. И еще я вам скажу, что - хотя тут вы, конечно, вольны не поверить мне, - скажу, что даже видел кое-кого из этих, чужих, и знаю, что единственный путь из лаборатории лежит через облако.
- Облако? - переспросил Олег. - Какое облако? Я все пытаюсь высмотреть: как они новеньких приводят? И сами куда уходят? Ведь не могут они здесь постоянно: И никогда ничего не замечал! Как такое может быть, ведь должен же проход быть?
- В том-то и дело! - со значением произнес Чайковский. - Нет прохода. Облако! Оно окутывает, смею утверждать, весь наш мир, незримое для нас: а вернее, зрим-то мы только его и полагаем, что оно - весь мир и есть. Постигаете?
Нет, Олег не постигал, да и времени на раздумья в тот момент у него не осталось. Сквозь бетонную стену проникло приглушенное громыхание, закачались лампы под высоким потолком, зашатались тени, всклубилась белая пыль. Позади бывшего курьера что-то неразборчиво выкрикнул охранник-здоровяк - и сразу другие забегали, лязгая оружием, заскрипели табуреты, кто-то рявкающим голосом принялся отдавать приказы. Работников пинками отогнали под стену, бугай-охранник, присев и удерживая автомат в полуметре над полом, так, что ствол обратился параллельно оному, хриплым басом объявил:
- Всем лечь, кто бошку поднимет - отстрелю на хрен!
Все, натурально, легли, и голов никто не поднимал. Олег с Чайковским оказались рядом, бывший курьер - у самой стены, под драной мешковиной, а старик - справа от него, под ватником.
Грохот больше не звучал, суета постепенно начала стихать. Спустя непродолжительное время, когда все вокруг уже спали, да и Олег поначалу медленно, но с каждым мгновением все более стремительно скользил по белоснежной горке, состоящей из теплого крупнозернистого льда, навстречу клубящемуся облаком мелкой пыли мутному забытью, - спустя этот неопределенный промежуток времени между отходом ко сну и тем мгновением, когда сон наконец наступал, рука Чайковского проникла под мешковину, и тонкие, но сильные пальцы цепко сжали запястье Олега.
- Что? - спросил тот, с трудом разлепляя словно залитые мучным клеем веки.
- Завтра у меня юбилей, - негромко произнес Чайковский. - Завтра будет триста лет, как я нахожусь здесь. В связи с этим, дружище, в связи с этим не желаете ли вы сделать мне подарок, отдавшись:
- Что вы говорите? - вскинулся Олег, приподнимаясь и пытаясь сбросить руку старика, сжимающего его уже за локоть.
- Так что же: - начал было Чайковский, но тут пронзительная автоматная очередь забилась между бетонных стен. Охранники завопили. Закачались, поскрипывая, лампы; густые тени, будто падающие под ударом биты городки просыпались, беззвучно стуча, по всей лаборатории, и Олег увидел, как из-за вагона в другом конце помещения выскочило несколько фигур.
- Спрячьтесь за моей спиной! - Чайковский приподнялся, чтобы прикрыть сжавшегося у стены Олега, и тогда, пробороздив стол белыми фонтанчиками пылевых разрывов, в грудь старика уперся конец частого пунктира второй автоматной очереди. Вскрикнув, Чайковский повалился навзничь. Охранники уже палили в ответ, целясь по темным фигурам, лезущим из-за вагона; работники вяло голосили, часть их пыталась спрятаться под столом, другие так и остались сидеть или лежать на прежних местах. Олег, вывернувшись из-под мертвого Чайковского, на четвереньках пополз вдоль стены, наткнулся на труп и вскочил. Оцепенение, что все более плотной пеленой окутывавшее его рассудок на протяжении этих дней, или, если верить старику, лет, - мутное, болезненное оцепенение враз слетело, и лаборатория, полная мечущихся тел и визжащих пуль, вдруг предстала перед ним очень ясно и четко, зримо выявив каждую трещинку в бетоне, каждый пакетик, валяющийся на длинном столе или под ним, каждую ворсинку на разбросанной по полу ветоши, каждый кубический сантиметр смеси паров ртути и аргона в лампах дневного света. В их сиянии Олег разглядел - или, во всяком случае, ему так показалось, - разглядел узкий темный лаз там, где меньше всего ожидал увидеть: не возле вагона, а прямо за столом, прикрытый всего лишь куском треснувшего шифера. Странно, что проход вел скорее вниз, чем вверх или в сторону, - но бывшему курьеру было не до раздумий, и он рванулся к проему. В этот самый миг кто-то из нападавших швырнул гранату.
Белая пыль взметнулась клокочущим фонтаном, полетели обугленные ошметки целлофановых пакетиков и оплавленные ложки. От резиновой трубы пошел ядовитый удушливый запах, а столешница с грохотом проломилась, качнулись железные козлы, и весь длинный стол просел, заваливаясь набок. Олег этого не видел: прямо перед ним бушевало, клубясь, выстреливая протуберанцами и ревя, молочное облако порошка. Оно разрасталось, турбулентные потоки трепали его; вверху, треща, взрывались лампы, а внизу стонал, продолжая крениться, стол. Олег, уже почти падая, сделал еще шаг и нырнул в облако головой вперед. 'Чьего встал, впьерьод!' - его толкнули в затылок, и он ввалился в зал, чуть не сверзившись с двух ступенек. Из огромного котла с булькающим желтоватым варевом исходил густой сочный дым - растекался между лампами, лип к потолку.
За спиной хрюкнуло, и бывший курьер, повернувшись, увидел восседающего на кабане крупного негра в набедренной повязке. Мускулистое блестящее тело покрывали красные и желтые полосы, в одной руке наездник держал погремушку на палке, в другой - длинный хлыст. Олег попятился.
- Идьи за огородку! - тонким голосом велел негр, и кабан его - огромная толстая зверюга с торчащими изо рта клыками - задергал темно-розовым пятачком, пуская слюну.
Олег пошел, спотыкаясь. От котла отходила черная конвейерная лента: скрипя, она огибала больше половины зала, чтобы исчезнуть в отверстии посреди дальней стены. Вокруг транспортера сидели люди.
Пленника подвели к заграждению, которое состояло из фрагментов уличных решеток, - то узорных, чугунных, то стальных и ржавых. Секции были скручены между собой толстой проволокой и крепились к торчащим из земляного пола кускам рельса. Негр снял с пояса крупную связку ключей. Он загнал Олега внутрь, пристегнул ему ноги рядом с конвейером, загнув их по-турецки.
- Работать! - велел старший, легко стукнув молодого человека по голове. Погремушка сухо затрещала, перед глазами качнулись разноцветные перья, и Олег потерял себя.
Когда забытье отступило, он увидел, что берет с медленно проползающей мимо черной ленты темно-желтые, мутные, как непрозрачный янтарь, липкие капли, скатывает их в шарики и кладет обратно. Скрипело полотно транспортера, гудел механизм, зал полнился голосами, за спиной хрюкали. Олег, как и прежде, был голым, что оказалось только кстати, потому что тут стояла почти невыносимая жара.
- И будет тот харя лицом чист, глазами светел, душою темен, языком глуп, - сказали над ухом. Бывший курьер оглянулся.
- Что, простите?
Сосед справа ухмылялся, быстро моргая. Верхние передние зубы у него находили друг на друга.
- И будет всевластье, и кровь прольется, и реки повернут вспять, а небо упадет на землю. И придет харя, и всех спасет. И будет тот харя лицом чист:
- Не чухайся, паря, у кривозубого думка такая с гыча, - произнес лысый коротышка напротив. - Тут хошь не хошь, а все без пыха дуют. Этого вчера накрыло, допарился.
- Мылыдычылывы: кыквызы: хычыты пыхыты?
- А? - Олег повернулся к соседу слева. Тот, не прекращая катать шарики, шевелил мокрыми толстыми губами. По заросшему неряшливой щетиной подбородку текли слюни.
- И пройдет тропою тьмы, чтобы узреть свет! - возвестил кривозубый.
- Только не это, не надо, не надо, только не надо: - застонал собеседник слюнявого, падая лбом на плечо коротышки. Лысый, не делая попыток вывернуться из-под круглой шишковатой головы, пояснил:
- Это тебе не баш, паря, они такую маконгу забодяжили - всяк отведает. Но что в плюс - никакого кумару, во.
- Они идут, идут, спрячьте меня! - зарыдал сосед коротышки.
- Пыхытыныхычыты? - заботливо спросил слюнявый.
- Вы не могли бы повторить? - прошептал Олег.
- Да этого накрыло еще с неделю, паря, че с ним тереть? - удивился лысый.
- Они идут! Десятки, сотни, и все вооружены косами!
- Будет ему видение, апостолы и ангелы, - добавил кривозубый. Истекая слюной, мокрогубый уточнил:
- Ныхычыпыхыты? Ытылычыныгыныджы.
А другой сосед молча забился в судороге, закатив глаза, вывернув голову под странным углом. Сзади просвистел хлыст, удар сотряс решетку за спиной, и тонкий голос старшего негра прокричал:
- Ра-бо-та-ай!
Впрочем, все и так без остановки скатывали шарики.
- Что тут происходит? - обратился Олег к лысому.
- А я знаю? Одно верняк: они гычу бодяжат, а мы крутим и жабим попутно. Дым видал, нюхал? Бульбулятор какой отгрохали! Во, паря. И все мы тут торчки поневоле, - печально заключил он.
- Но кормить нас будут? - спросил Олег. - В той лаборатории еду приносили.
- Зачем? - удивился лысый. - Под ганджубасом хавать не хошь. А ты, значит, и не новичок вовсе? Я тоже, чтоб ты знал. Я до того на амазонок работал, эх, ужо и карьеру у них сделал, чуть не бригадиром стал, да тут на них африканы эти наскочили. Они хитренькие - сами себе с поверхности бояца народец тырить, так у конкурентов отбивают:
- Не стреляйте, не надо, подождите! - вскрикнул сосед коротышки. Его поддержали слюнявый и кривозубый:
- Мыныхычыты пыхыты ныпыгыты дыты спыты?
- Станет харя друг богов и враг демонов, одолеет всех и исчезнет за горизонтом идей.
- А спать? - поинтересовался Олег.
- Как совсем крышу снесет - утащат. - Лысый мотнул головой в сторону. Олег посмотрел туда и увидел у стены за загородкой пегие холки толкающихся кабанов. - А на место тебя другого, во.
- Убийцы-ы-ы!.. - истошно завопил пугливый.
- Крутая измена, - прищелкнул языком лысый. - Ща его:
Не успел он договорить, как из-за спины Олега протянулась палка с погремушкой, и пугливому досталось по куполу - звон пошел на весь бункер. Волосы мужика встали дыбом, заплелись в косички, как у негров, косички перекрутились между собой, образовав на голове крикуна множество витых изогнутых рогов.
Старший спешился и запустил кабана в загон, где тот сразу смешался с громко хрюкающими собратьями - они толкались у кормушки, со звучным шорохом терлись боками друг о друга. Африкан в набедренной повязке и прозрачной женской рубашке, застегнутой на две верхние пуговицы, тонким голосом пропел:
- Хоросе, хоросе-е-е!
Вокруг котла не прекращалась суета: негры, облаченные во всевозможную одежду, подкидывали в костер дрова, подносили какие-то мешки и высыпали их содержимое внутрь, - а из низко расположенного ржавого крана все капала и капала на ленту транспортера вязкая мутно-желто-коричневая жидкость, из которой сидящие по обе стороны от конвейера пленники катали шарики.
Пугливый какое-то время молча и сосредоточенно делал свою работу, но вскоре опять забеспокоился, начал кричать, что к нему подкрадываются, умолял не убивать, молитвенно складывал руки, затем принялся отмахиваться от невидимых врагов и вопил уже не переставая.
- Гляди, паря, - предупредил лысый.
Оборванец приблизился к загородке и стал колотить своей погремушкой обезумевшего от страха мужика, однако тот не затыкался. Тогда лениво наблюдающий за происходящим старший щелкнул хлыстом. Выбежал новый африкан, вдвоем они отстегнули верещащего работника и поволокли вон.
Монотонные звуки -- гул невнятных разговоров, скрип и гудение конвейера, покрики надсмотрщиков -- все это медленно погружало Олега в тоскливое оцепенение. Поднимая с транспортера желтые капли, превращая их в тугие комочки и отправляя дальше, он рассматривал узоры, которые струи дыма образовывали над головой. Те напоминали облака: то сбивались аморфными кучами пара, то растягивались, меняли форму, превращаясь во что-то полузнакомое. Силуэты диковинных зверей, летающие лопоухие слоны, кроты на трехколесных велосипедах, небритые чечены с кривыми ножами в грязных лапах, безумно улыбающиеся киты, одноногие бегемоты, хищно оскалившиеся стеклянные снежинки и огромные, размером с дом, усатые пухлогубые креветки. Когда между висячих ламп заклубилось нечто вовсе уж невозможное, голос кривозубого очень внятно сказал в голове:
-- Иди по следу голубого зайца, харя.
Олег, вздрогнув, огляделся. Кривозубый сидел, сложив руки на коленях. К нему подошел старший, но как только занес погремушку, сосед внезапно выхватил ее и со всей дури охнул бывшего курьера по черепу.
Возникло ощущение, появившееся от первого удара, еще когда молодого человека тащили в подвал: реальность засбоила, посерела, пошла дырами, шипя, как старая кинолента. Негры подхватили кривозубого и утащили в загон, откуда немедленно донеслось смачное чавканье.
Накатил страх. Показалось, что за плечом стоит старший африкан, вместо лица у него -- темно-розовый широкий пятак, похожий на семейство опят, выросших в щели трухлявого пня. Над ухом забормотали глухим голосом, озаряющий помещение свет сделался черным, а тени, наоборот, белыми, по конвейеру подбирался бесконечная, разбухшая, лилово-розовая туша дождевого червя и кто-то совсем уж противный выползал из-под ленты:
Олег попытался успокоиться, но долго выносить все это не смог, и с истошными воплями забился в истерике, обеими руками колотя по конвейерной ленте. Шарики и капли взлетели фонтанчиками, прилипая к потному телу.
Гортанно залопотали негры, старший начал лупить Олега погремушкой. Все заскакало, будто прямо перед глазами был экран телевизора и кто-то быстро переключал каналы. Пленника схватили и поволокли куда-то. Он пытался сопротивляться, однако его раскачали и кинули через загородку, на пропитанную навозом солому. Вокруг были огромные туши: кабаны хрюкали и толкались, жесткая щетина на боках тихо позванивала.
Но его не съели. Шершавые языки слизали с одежды и кожи капельки гашиша. Олег на локтях осторожно пополз между кабаньих копыт, вдоль стены, к дальнему концу зала, туда, где в черной дыре исчезала лента конвейера. Позади негры успокаивали поднявших шум рабов и уже тащили к конвейеру новую жертву. Олег, сопровождаемый прикосновениями влажных теплых рыл, добрался до отверстия, приподнявшись на локте, огляделся, влез на транспортер, растянулся на нем и поплыл в темноту. Ощупал подобранную по дороге кость -- сгодится в качестве оружия -- и заодно собрал вокруг себя все шарики, какие обнаружил. Впереди светилось размытое бледное пятно.
Он попал в такой же, только меньших размеров, бункер. Лампы здесь горели в полнакала. Одну стену занимал железный шкаф, конвейер огибал его и пропадал где-то в темноте. Между заляпанными жиром дверцами и транспортером стояло нечто, похожее на головоногого зеленого моллюска: гроздь глаз и кучка ног на затылке. Существо быстро перекладывало шарики с ленты на длинный металлический лист. Когда он заполнился, моллюск подхватил лист щупальцем, другим открыл дверцу. От шкафа пахнуло жаром. Существо третьим отростком вынуло из духовки раскаленный противень; лист с шариками аккуратно скользнул на его место. Печеные катышки гашиша монстр стряхнул в большую картонную коробку из-под монитора 'Samsung', - и снова щупальца замелькали с невероятной скоростью, перемещая комки. Изредка нижняя часть чудовищного 'лица' распускалась нежно-травянистыми лепестками, в открывшееся отверстие отправлялся один из шариков. Подвигав лепестками и влажно кашлянув, чудище отплевывало посиневший комочек гашиша в стоящий рядом перламутровый ларец.
Олег заворочался, пытаясь слезть с ленты. Гроздья глаз сползли в сторону, покосившись на человека, левая сторона гладкой головы задергалась. Выпученные глазные яблоки без признаков век начали быстро вращаться по часовой стрелке. В каждом было по семь зрачков -- красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый, -- которые свободно гуляли по бледно-розовой поверхности. Существо некоторое время созерцало Олега, затем зеленоватые лепестки распустились, и оно прочавкало:
-- Белочеловечное освобождавшее инокосмическое.
-- Что? -- спросил Олег шепотом. Не найдя ничего лучше, он пояснил, ткнув себе за спину: -- Я оттуда сбежал...
-- Белочеловечное освободившее мое инокосмическое, -- повторил моллюск. Голос у него был такой, будто кто-то вантузом прочищал раковину. -- После мое показавшее выходе.
-- Вы инопланетянин? -- спросил Олег.
-- Не говорившее, делавшее, -- существо протянуло щупальце, схватило молодого человека за шиворот и, преодолевая слабое сопротивление, подтащило к себе. Четырьмя глазами покосившись на дверь, оно подергало кость, которую Олег все еще крепко сжимал в руках.
-- Эти негры вас поймали, да?
-- Черночеловечное пригвоздившее, -- подтвердил инопланетянин, приподнимая нижние щупальца. Олег увидел, что большая часть отростков крепко прибита гвоздями к деревянной раме, которая крепилась к другой, металлической, приваренной к печке.
-- Мое показавшее выходе, -- сказал моллюск. -- Твое мое освободившее, мое твое спасавшее.
-- А вы сами разве не можете? Вон у вас сколько рук:
-- Не говорившее, делавшее, -- моллюск одним щупальцем настойчиво трогал кость, добела обглоданную и кое-где треснувшую, другим подталкивал Олега, остальными быстро переносил шарики с конвейера на подносы, при этом беспрерывно вращал выпученными глазищами, часто оглядывался, нервно подергивал левой стороной 'лица', в общем, находился в постоянном движении. - Скорее освобождавшее, не то черночеловечное прибежавшее.
Инопланетянин рысил тряско, перебирал щупальцами по глиняному полу, покачиваясь на ходу и чуть подпрыгивая. Олег сидел у него на загривке, вцепившись в полукруглые кожистые наросты. Далеко позади осталась вывернутая с корнями из стены огромная печка-шкаф, опрокинутая на помятый бок рядом с обугленными комочками гашиша, исходящими черным дымом.
Узкий изгибающийся коридор тянулся с легким подъемом. Моллюск на ходу рассказывал:
-- Инокосмическое заблудившееся в облачное, ссадившее мое в жилищное черночеловечное. Черночеловечное поймавшее инокосмическое, пригвоздившее в пещерное у печное. Черночеловечное ловившее белочеловечное, сажавшее катавшее липкое, торговавшее оное. Твое мое понимавшее? Мое обычно не говорившее, мое делавшее, говорившее большое волосатое.
-- Д-ды-д-ды: -- стучал зубами Олег.
Коридор иногда закладывал виражи: резко уходил вниз или заворачивал, описывая петлю, или круто поднимался. Несколько раз Олег едва не падал. Часто открывались проемы, Олег едва успевал разглядеть, что в них. Один раз в нос шибанула густая волна тяжелого сандалового аромата, и он заметил толпу облаченных в белое бритоголовых индусов и нависшую над ними золотую статую. Когда мимо промелькнул моллюск с Олегом на загривке, сверкающее желтое лицо исказилось в гримасе отвращения.
Потом им не повезло: инопланетянин, не успев прыгнуть, ухнул в обширную яму, внезапно разверзнувшуюся на пути. Они скатились по гладкой, накатанной глиняной дорожке прямо к подножию большого холма, поросшего деревьями и травой. Высокие своды пещеры скрывал туман, воздух был насыщен влагой. Между деревьями ходили полуголые люди с корзинами на головах, они постоянно нагибались - а иные так и передвигались, скоючившись, - что-то срывали с земли, вороша траву, и складывали в корзины мягкие скользкие кругляши на худосочных ножках.
- Грибы, - прошептал Олег. - Мы на первом курсе тоже собирали, баловались:
Из зарослей вынырнула голова, смуглое горбоносое лицо уставилось на пришельцев черными глазами. Разглядев, что это не рабы, человек заголосил, замахал руками. Со всех сторон начали появляться другие, вооруженные кривыми саблями, на двугорбых карликовых верблюдах - невозмутимые животные ярко-желтого цвета едва доставали Олегу до пояса.
- Бежим! - он дернул моллюска за наросты. Инопланетянин принялся что было сил перебирать щупальцами по скату, хватаясь за чахлые пучки травы, торчащей по краям глиняной дорожки. Арабы кричали, погоняя верблюдов, те, шлепая губами и что-то жуя, флегматично набирали скорость, перескакивая через встречающиеся на пути кусты.
В воздухе замелькали кривые лезвия. Но инопланетянин уже забрался обратно в коридор коридора и заспешил дальше.
Вскоре он затормозил.
-- Стоявшее, -- прогудел моллюск. -- Слушавшее.
Наросты под пальцами стали расти, Олег едва успел отдернуть руки и тут же начал сползать с гладкой каплевидной головы, хотя сжимал колени как мог. Слабо светящийся в темноте монстр выпустил какие-то вибриссы - раскрывшиеся локаторами шарики на конце длинных тонких стеблей, - и медленно завращал ими. У краев лепестки локаторов расплывались, исчезая в воздухе.
-- Черночеловечное догоняющее инокосмическое, -- сказал моллюск, всасывая вибриссы. Олег вцепился во вновь появившиеся наросты и подтянулся. -- Мое бежавшее прытче.
И они помчались дальше что было духу. Эхо донесло перестук копыт и гортанные выкрики. Моллюск увеличил скорость, однако погоня все равно приближалась.
Часть пола обрушилась, и они провалились. Инопланетянин успел растопырить щупальца, вцепившись в края образовавшегося посреди коридора пролома. Ноги Олега соскользнули с мягкого тела, он повис над дырой, раскачиваясь, изо всех сил сжимая пальцами наросты. Шипя от боли, инопланетянин начал подтягиваться. Олег глянул вниз и вскрикнул:
- Держи меня!
Одним щупальцем обвив его за пояс, моллюск выбирался, поочередно закидывая отростки далеко вверх. Снизу неслись возмущенные вопли. Под болтающимися голыми ступнями Олега находился обширный зал, на полу которого была начерчена мелом странная фигура из десяти соединяющихся между собой кругов. Она напоминала обводы корабля, если смотреть сверху, - вытянутый шестиугольник. Круги и соединяющие их линии были сплошь покрыты мелкими буквами. По фигуре бегали, потрясая кулаками, люди в темных плащах и шляпах, из-под полей которых свисали завитые спиралями локоны. Оказывается, осыпавшиеся камни и глина завалили двоих незнакомцев и часть рисунка.
В глубине пещеры вокруг нескольких круглых столиков сидели голые люди с ложечками в руках.
Моллюск дернулся и наконец сумел вылезти, вытянул за собой Олега.
За очередным поворотом открылся прямой коридор, в конце которого маячило пятно света. Инопланетянин поднажал.
И тут же сзади зазвучали вопли преследователей. Кабаны мчались длинными скачками, сидящие на мощных спинах негры потрясали палками с погремушками.
-- Мое уставшее! -- внезапно объявил моллюск.
-- Д-ды-д-дав-вай, род-дной! -- крикнул Олег. -- Нас д-ды-ды-г-гоняют!
Едва удерживая равновесие, он оглянулся. В авангарде несся огромный черный свин, занимающий своей тушей чуть не полкоридора - его седоку приходилось пригибаться, а иначе он бы бороздил макушкой своды подземелья. Африканы были уже в опасной близости, Олег различал желтые клыки в хищно разверстой пасти первого кабана.
Вдруг животное замедлило бег. Наездник заколотил по его бокам и спине, но конечности кабана стали заплетаться. Мчавшимся следом тоже пришлось притормозить. Сотрясаемый крупной дрожью свин остановился, дергая мордой. Громко стуча зубами, задрал пятак и взвыл, зарыдал; из темно-красных, как переспелые вишни, глаз потекли крупные мутные слезы. Он зашатался от стены к стене и рухнул, душераздирающе визжа. Стало видно, что и скакавшие за ним звери бьются в истерике.
Пока кабанов ломало, инопланетянин вырвался далеко вперед. До выхода оставалось немного, хотя двигался моллюск теперь куда медленнее, то и дело тихо повторяя:
-- Инокосмическое уставшее:
Олег соскочил и побежал рядом. Он не видел, как позади спешившиеся негры горстями сыплют гашиш на волосатые пятаки кабанов, и как те на глазах оживают, прядая ушами, поднимаются на могучие ноги, и с трубным хрюканьем, отфыркиваясь и чихая, устремляются дальше.
Впрочем, туннель уже закончился - впереди над джунглями серебрились звезды.
Низкий гул тамтамов заглушил стук кабаньих копыт. Было темно, жарко и влажно, дождевой лес шелестел тяжелой сочной листвой и поскрипывал миллионами узловатых ветвей.
Небо скрыли увитые лианами кроны. Недалеко за деревьями горели огни, раздавалось пение. Моллюск уверенно направился в ту сторону, и Олег пошел следом, раздвигая заросли. То и дело мимо лица что-то пролетало, из-под ног доносилось шипение. Вскоре джунгли расступились, и беглецы очутились на берегу большого озера, в черной воде которого танцевало пламя факелов. Множество аборигенов отплясывали вокруг костра под рокот барабанов, отблески огня посверкивали на вымазанной жиром эбонитовой коже. В середине круга стоял негр, увешанный ожерельями из зубов. Костер был разложен перед огромным камнем, на котором, судя по спутанным прядям шерсти, лежала туша какого-то зверя.
-- Белочеловечное задержавшее черночеловечное, -- сказал моллюск, выползая из зарослей. -- Инокосмическое взявшее большое волосатое.
Инопланетянин подобрал под себя все щупальца, раскачался и прыгнул в круг танцующих. Пение тут же стихло. Наступившую тишину прорезал радостный голос, донесшийся из кипы шерсти:
-- Приве-ет, лысый! Вот и ты! Наконец-то! А я уж заждался. Давай сюда, лысый! Эти черные меня вусмерть задолбали, веришь, нет? Я им что ни скажу - все серьезно принимают. Нет, ты прикинь, совсем юмора не секут! Я им: аз есмь все ваши боги в одном лице, -- а они меня на алтарь и давай дымом своим вонючим окучивать. Рассказываю, что нормальные сущности в космосе летают, а не по планетам ползают, -- глянь в сторонку, все со скалы прыгают, убогие... - Неподалеку раздался полный бессильной ярости вопль, следом послышалось сочное шмяканье. Из травы выполз измученный негр, с головы до ног в синяках, кровоподтеках, ссадинах и порезах. Он добрался до вождя и упал перед ним, простирая руки и завывая. От озера послышался новый шлепок, сопровождаемый переливчатыми криками. - Во, слышь, че творят? Не, ну ты таких разумных видал? Пора домой, лысый, я нагулялся, хорош сидеть тут, пристегивайся и деру! Я им еще велел себя за волосы из болота вытаскивать, ты думаешь, они хоть задумались, а? Полплемени утопили, кудри себе поотрывали, пока я не дал отбой, веришь, нет? Мотаем, лысый!
-- Мое волосатое, -- пояснил моллюск.
-- Я твое волосатое! Ништяк, лохматый, кончай пургу гнать и линяем на хрен!
А за спиной уже трещали джунгли под копытами прикайфовавших кабанов и раздавалось утробное хрюканье. Олег заметался. Ни ножа, ни отвертки какой-нибудь: Прихваченная в загоне кость была брошена под печкой моллюска, изломанная о гвозди. У него не осталось ничего, кроме большого кома слипшихся гашишных шариков, который он зажал под левой мышкой. Еще раз оглядевшись, Олег принялся отрывать куски от липкого кома и расшвыривать их вокруг, стараясь закинуть подальше.
Неожиданно это помогло. Он услышал, как кабаны шумно задышали, а затем дружно всхлипнули и под всполошенные крики наездников бросились врассыпную - искать подачку.
Раскидав все свои запасы, Олег побежал, пригибаясь, к костру.
-- А это кто у тебя тут еще, светоч разума? -- спросило развалившееся на камне волосатое. - Не, ну ты юморной, лысый! Мало черных, ты белого приволок! И опять небось торкнутый, а? Я балдею с тебя, лысый, кореш! Забыл, как нормальное сознание выглядит? Не, ну я вижу, мы тут и подохнем, в этом квантовом супе наркотическом! Хорош стоять, давай сюда, пристегивай меня к черепу!
Пока большое волосатое болтало, из темноты выступили трое седых негров с бренчащими амулетами на шеях, руках и ногах.
-- Sambia nzulu ntoto? -- негромко вопросил первый, низкорослый сморщенный старикашка в зеленой рубахе, напоминающий выжившую из ума цирковую обезьяну. В одной руке он держал погремушку, украшенную петушиными перьями и гребнями, а в другой - рог.
-- Козлом завоняло! -- вскричало большое волосатое. - Уберите Татанди, жестокие, он мне опять мозги пудрить начнет!
-- Нганга! -- дикари затрясли топорами.
-- Не, ну я утомился с ним перетирать, веришь, нет! -- Волосатое пошевелилось на своем пьедестале. - Эй, белый разумный, ты-то хоть в своем уме, ответь, че эти делать собираются, я ж не вижу ни хрена за костром.
-- Э-э: -- протянул Олег, вглядываясь. - Достают всякие штуки:
Двое стариков вынимали из наплечных сумок рога, тыквы, какие-то незнакомые плоды и раскладывали все это на земле. Один пожилой негр был в черно-белой тунике, а торс другого обвивали фиолетовые, желтые и коричневые полосы ткани. Вождь почтительно отступил от шаманов. Моллюск в этом время тянул щупальца к горлам наступающих негров-воинов, хватал их, сжимал и отбрасывал, однако отростков на всех не хватало - инопланетянин, нервно дергая гроздью глаз, поднимал щупальце за щупальцем и все сильнее раскачивался, с трудом удерживая равновесие.
-- Слышь, разумный, они че, драться будут? -- заволновалось волосатое.
-- Драться: не знаю, -- Олег оглянулся на шаманов. Первый из них, зеленый Нганга, опустился на колени, поднял тыкву и откупорил.
-- Iba se Gou! -- провозгласил он, когда из горлышка фляги упало несколько капель.
-- Лысый, лысый! -- завопило большое волосатое, перекатываясь на месте. - Гаси обезьян нечесаных! Разумный, скажи ему доступно! Я не хочу тут оставаться!
Инопланетянин оставил попытки придушить одновременно все племя. Щупальца его взметнулись, и пятеро негров улетели в темноту. Упав на четвереньки, Олег отполз подальше. Дикари скопом кинулись на моллюска. Тот швырял врагов на землю, сбивал с ног, отбрасывал, а они лезли отовсюду. Кто-то даже сумел всадить топор в трясущееся тело.
Татанди Нганга принял из рук фиолетового старика чашу с водой, окропил себя и пространство вокруг, приговаривая:
-- Iba se omi tutu. Ire alafia, ire'lera, ire ori're.
Два других сделали то же самое, опустившись на колени рядом с Нгангой.
-- Sarabanda! - звонко выкрикнул тот.
-- Kariempembe! Sakpata! -- эхом откликнулись остальные.
Волосатое заныло:
-- Они дерутся? Лысый, брось убогих, шаманов бей!
Но моллюск ничего не слышал, раскидывая негров, которые наседали на него, как мухи на коровью лепешку. Тогда волосатое обратилось к Олегу, -- он как раз на четвереньках обогнул алтарь и теперь прятался за ним, иногда выглядывая.
-- Слышь, разумный, хоть ты пойми, эти три гамадрилы раскрашенные, они ж колдовать начали хренотень всякую, счас такое прилезет, что ни под какой травой не увидишь, зуб даю! Не свой, -- лысого, у меня нету. Разумный, ты того, сделай что-нить дельное, я тя умоляю. Мы с лысым заблудились, понимаешь ли, в этой каше туманной, что вашу систему накрыла, облако из наркотических квантов, сечешь? Свалились на планетку, и пока лысый очухивался, убогие расчленили нас. Лысого уволокли, а я тут остался. Мы ж друг без друга никуда. Я ж его, лысого, -- орган передвижной, и еще говоритель по совместительству. Лысый, если ты заметил, косноязычен чуток, болтать не горазд. Слышь, разумный? С нами не желаешь в космос смотаться, поглазеть, каково там на деле? Мы тебя из этого облака вытащим, только помоги соединиться. Эй, ты внимаешь?
-- Ага, -- Олег в очередной раз выглянул из-за камня. Моллюск потерял несколько отростков - они шевелились в траве, подползая к нападавшим и норовя схватить их за хуи, -- но все еще доблестно отбивался. Часть негров лежала в сторонке, не подавая признаков жизни. А между костром и бормочущими шаманами в горячем струящемся воздухе сгущались три человекообразные тени.
-- Так ты усек? Мочи на хрен обезьян, пока они не выкорчевали из астрала духов, иначе кранты лысому. Я тут застряну, а тебе тоже билет в один конец в мир предков выпишут, скормят на закуску. Не, мне, конечно, весело над убогими издеваться, но они ж юмора напрочь не понимают! Че с ними говорить? Слышь, разумный, чего решил, ты с нами?
- Ага. - Олег на карачках выполз из-за камня. Под шум драки, сочные шлепки падающих в кусты тел, под заунывное бормотание шаманов он подобрался к одному из дергающихся отростков инопланетянина, цапнул его и быстро уволок за алтарь. Там поднялся, взвесил щупальце в руке, махнул разок и произнес:
- Ну, я готов. Что делать?
- А чё там творится у них сейчас, а? - оживилось волосатое. - Колдуют?
- Колдуют.
- А кого колдуют?
Олег опять выглянул. Моллюск лежал на боку, лишенный почти половины ног, шестеро оставшихся дикарей наседали сверху, но инопланетянин обвил их отростками и медленно душил. Старики-негры, стоя на коленях, раскачивались из стороны в сторону и тянули на одной ноте свои заклинания. Фигуры у огня почти оформились.
- Этот, железный, с топором, - кто такой? - поинтересовался Олег у волосатого.
- Пиздец, - ответил тот. - То есть кличут его Сарабандой, но если он явился - стругай гроб. - И завопил: - Разумный, блин, наверни их чем-нибудь срочно!!!
Олег размахнулся и метнул отросток в широкую грудь Сарабанды, который все сгущался, плотнел, наливался жизненными соками.
- Да не в него, в шамана, тупой!
- Ах, черт: - сказал Олег, отступая. Над берегом раздался могучий рев разгневанного Мпунгу. Дух материализовался в виде огромного роста бронзовой статуи с топором на плече. Щупальце инопланетянина шлепнулось на металлический торс Сарабанды и разлетелось брызгами.
- Осторожней, брат мой, - прогудела появившаяся вслед за статуей крупная негритянка. Из ее затылка вырастала воронка смерча; расширяясь, она покачивалась над копной связанных узлом косичек. С запястий женщины-духа срывались струи воздуха. Богиня подняла руку, отмахиваясь от ошметков щупальца, и мощный ветер, сбив Олега с ног, пронесся вдоль озера, с корнем вырывая деревья.
- Мамаванга права, сначала разберемся, - молвил третий Дух, представший в образе гигантского скелета, попирающего черепом небеса. Кости его скреплялись сгустками черноты, в глазницах сияли звезды.
- Сначала всех убьем, Фумби, на том свете поговорим! - Сарабанда поднял топор. - Ну, дети, кто вас обидел?
Старики все приговаривали:
- Egun iku ranran fe awo ku opipi! O da so bo fun le wo!
Бронзовый Мпунгу топнул, и земля содрогнулась, алтарный камень качнулся, накренился - Олег едва успел подхватить сползающий комок волос.
- Мы уже тут, потомки! - заревел бронзовый. - Не заставляйте нас ждать!
Мамаванга завыла, Фумби заухал. Шаманы принялись быстро кланяться. Татанди в зеленой рубашке указал поочередно на Олега, на большое волосатое, на моллюска, как раз справлявшегося с последним воином, и начал заклинать, с каждым словом потряхивая погремушкой:
- Iba se Egun, emi Tatandi Nganga Omo Sarabanda, Omo Kariempembe, Omo Sakpata:
От тростниковых хижин под деревьями раздался мерный рокот тамтамов. Мпунгу повернулись к алтарю, и у Олега перехватило дух. Волосатое, вцепившись прядями в локоть молодого человека, заверещало:
- Спрячь меня, разумный, я ценный орган и вообще тут не при чем!
Трое Духов надвинулись на пришельцев, нависли над ними, загораживая луну.
- Готовьтесь к переходу в иной мир, смертные, посмевшие обидеть наших детей! - прогрохотал Сарабанда. Его черный топор взлетел к небу, на мгновение слившись с ним, и начал опускаться. Мамаванга пошевелила кистями - и мощный поток воздуха ударил из них. Олег руками и ногами обхватил алтарный камень, чтобы не унесло. Тускло мерцающее огромное лезвие приближалось, набирая скорость. Фумби присел на корточках перед моллюском и протянул к нему костяной палец. Волосатое завопило:
- Спаси лысого, разумный! Он же сейчас копыта откинет от одного прикосновения, ведь это король мертвых! - и истерически взвизгнуло: - А-а! Не трогай лысого, скелетина!
Мпунгу оглянулся. Порыв ветра от Мамыванги ослабел, и Олег соскочил с алтаря, вывернувшись из-под самой кромки топора Сарабанды. Лезвие упало на камень, раскрошив его в мелкий дребезг, ушло в землю до обуха. Дух, поднатужившись, выдернул оружие.
- От меня не уйдешь, смертный, - прогудел он.
Олег схватил моллюска за наросты и оттащил в сторону от Фумби. Тот, не поднимаясь, потянул к человеку палец, и костяшка стала расти, удлиняясь. Шаманы закричали радостно:
- Ewe, mo dupe, ase!
Волоча едва живого инопланетянина, Олег побежал прочь, а волосатое ерзало у него по плечам и орало:
- Съели, развалины? Нас не догонят! Поцелуйте меня в волосатую жопу! Ха-ха, шутка, жопа у лысого, у меня нет!
Тряхнув узлом косичек, Мамаванга снялась с места и легким сквозняком перенеслась далеко вперед, отрезая путь к пещере, где молодой человек собирался спрятаться. Мпунгу вытянула перед собой руки ладонями вперед, - и вихрь сбил беглеца. От шагов неумолимо приближающегося Сарабанды сотрясался берег. Следом неслышно ступал Фумби, и на черепе его прорезалась широкая улыбка. Олег приподнялся, потряс моллюска. Тот негромко застонал. Гроздья глаз и зрачков крутились без всякого смысла.
- Лысый не в себе, че ты его дергаешь! Спасай!
- Да что я могу! - закричал Олег в ответ. - Ты же у нас особо умный, так придумай, что делать!
- Я не умный, я разговорчивый, - возразило волосатое. - И вообще я двигатель!
Духи были уже рядом. Мамаванга с Фумбой, соприкоснувшись кончиками пальцев, поставили ладони вокруг человека и инопланетянина, образовав колодец. Олег беспомощно огляделся.
- Ты же высшее существо, - сказал он, задрав голову и следя за опускающимся сверху топором Сарабанды.
- Но не сам по себе, - возразило волосатое. - А только на чьем-то сознании. Как на лысом, к примеру.
- Ну тогда прикрой мне голову, - попросил Олег, пригибаясь. - Может, хоть удар смягчишь:
- Я знал, знал, что ты разумный! - завопило волосатое и перебралось Олегу на макушку, обвило прядями уши, щекоча кожу. - Главное, спаси лысого, он мне как родной!
Что-то с тихим чмоканьем присосалось к затылку, в глазах потемнело. Олег пошатнулся. Все вокруг изменилось до неузнаваемости. Он сморгнул.
- Ты не обращай внимания, что картинка смазана, это все наркота квантовая действует, мозги туманит, - прошептал знакомый голос глубоко в недрах головы. - Подтаскивай лысого! В темпе, ты че, заснул?! Линяем!!!
Олег на миг замешкался: через серое, идущее помехами пространство, похожее на старую пленку, за спинами духов приближалась, быстро переставляя кривые ноги, толстобокая золотая статуя. Следом бежал некто в развевающемся хитоне, с бледным отрешенным ликом и в терновом венке на патлатой голове. За ним мчался сердитый длиннобородый старик с молниями в обеих руках, потом длинными скачками несся чернобровый и черноглазый мужик с орлиным носом. Одна сандалета у него свалилась, но он не остановился подобрать ее; с гиканьем выхватил откуда-то из воздуха турецкую саблю и запрыгал на одной ноге.
Моллюск дернулся в руках Олега, и тот, опомнившись, прыгнул в сторону. Страшное оружие Сарабанды отсекло от инопланетянина кусочек размером с ладонь. Волосатое завыло, спутанные пряди заструились возле слабо мерцающего тела. Моллюск зашевелился и пополз к нему. Олег, обхватив инопланетянина крепче, поднял его к своей голове.
Вслед за богами из джунглей выскакивала паства: остатки негров на глупо хихикающих кабанах, слаженно вышагивающие невозмутимые верблюды с арабами, обритые налысо босые буддисты и солидные мужи с томиками книги 'Зоар' подмышками. Все выкрикивали молитвы - будто боевые кличи. Подгоняемые ими, толкаясь и невнятно ругаясь боги бросились на троицу Духов, оттесняя: каждый старался первым добраться до Олега с инопланетянином.
- Крепи его, крепи, - нервно шептало большой волосатое. Олег, отступая, подсадил остатки моллюска - все щупальца ему отрубили в бою - себе на плечи. Тот прильнул к шее человека, подтягиваясь к затылку. Волосатое обтекло хозяина прядями:
- Моя жертва, моя, нет, моя! - вопили боги и духи, отталкивая друг друга и протягивая к человеку руки. Золотая статуя попыталась оторвать воронку смерча Мамаванги. Разгневанная негритянка резко повернулась, воронка шатнулась и втянула в себя бороду патлатого в венке. Тот стал голубем, забил крыльями, вспорхнул и нагадил на голову черноглазого с саблей, который уже почти дотянулся до Олега. Молодой человек отпрыгнул, и пальцы сомкнулись на ляжке старика с молниями - который как раз ловким щелчком сбил череп Фумбы с белого позвоночника. Золотая статуя, безумно улыбаясь, толстой ногой раздавила его и стала попрыгала сверху, хрустя костной крошкой.
Отступив еще на несколько шагов, Олег очутился среди неподвижных чернокожих тел и разбросанных в траве щупалец инопланетянина.
- Поднять парочку? - шепотом спросил он.
- Давай! - взвизгнуло волосатое. - И крепче держись за воздух, счас начнется!
Олег пошарил руками по земле, схватил те отростки, что лежали ближе. Сунул подмышку. Моллюск шевельнулся. В голове громко щелкнуло. Перед глазами все замелькало со страшной скоростью. Олег мотнул головой - в черепе загремело, затрещало - и начал отрываться от земли: только это был уже не Олег, но одновременно и он, и моллюск, и волосатое...
- Регенерируем, сращиваемся, - произнес голос. - Пара мгновений - и будем готовы к старту. Хотите с нами в космос слетать?
- Хочу, - сказал Олег беззвучно. - Только чем же я там буду дышать?
- Все существа могут передвигаться в пространстве прямо как они есть, - важно объявил инопланетянин, разглядывая заново приросшие щупальца, сгибая и разгибая их. - А Солнечную систему, как это вы ее называете, уже давным-давно накрыло облако, состоящее из квантов наркотического вещества. И под его воздействием все жители вашей планеты воспринимают окружающее не так, как оно есть на самом деле. Да вы сами все увидите. Теперь пора нам. Ну, вы как?..
Олег, сам не зная для чего, набрал полную грудь воздуха и кивнул, хотя последнее не требовалось.
- Ну чё, разумный, поехали? - услышал он голос большого волосатого, звучащий где-то вдалеке.
Они не полетели и не поехали, конечно. Пространство вспенилось, просветлело, расширилось, пошло складками - и путешественники стали перемещаться между ними, катясь с гребня в выемку и обратно, как на горках.
Многоголосый вой раздался вслед. Олег ощутил, как крепкие пальцы сжали лодыжку. Он дернул ногой, посмотрел вниз. В него вцепилась Мамаванга, улетающий новый организм Олег-моллюск-волосатое тянул ее за собой.
- Не уйдешь! - криво улыбнулась старуха-негритянка и вдруг вскрикнула. Это за нее схватился черноглазый - а за его ноги, подпрыгнув, уцепились одновременно Сарабанда и Яхве, а за них и все остальные. Земля плавно удалялась, на Олеге же повисла цепочка громко ругающихся богов. Озеро стало лужей и вскоре вовсе исчезло, скрывшись в зеленой массе джунглей, а те, в свою очередь, пропали в рельефе континента. Несколько мгновений он смотрел как будто на огромный глобус, затем перевел взгляд:
Пространство было грязным, в черных мурашках, и кое-где поблескивало на изломах. Но складки эти промелькнули быстро. Олег подергался, стараясь освободиться, и заметил, что боги поблекли, истончились: Когда инопланетянин подлетел к границе серого, в черных пятнах, облака покореженной реальности, они с тихим пшиком исчезли.
- Вот так космос выглядит на самом деле, - произнес затихающий голос моллюска.
- Любуйся, разумный, - едва слышно прошептало волосатое.
Безбрежное пространство расстилалось впереди. Не глухая бесконечность крапленой звездами черноты, но яркое разноцветье всевозможных оттенков - оно расходилось лазурными и апельсиновыми лентами, свивалось нежно-розовыми, изумрудно-синими и солнечно-желтыми спиралями, то распускалось фиолетовыми лепестками, то собиралось лимонными гроздьями. Космос не был тоскливым полетом сверхмертвого пепла, не был пустотой, в которой на огромном расстоянии друг от друга сиротливо брели громоздкие массы раскаленной или остывшей, но навеки безжизненной, ветшающей, трухлеющей материи, - нет, он весь был материей, скопищем разряженного или сгущенного, теплого или холодного, но всегда - бодрого, суетливо-подвижного, живого вещества, принимавшего всевозможные формы.
И в этом звенящем на тысячи голосов радостном ярком космосе летали, кружились и болтались самые разные создания всех видов, какие только можно или нельзя себе вообразить. Они были везде, бороздили волны радужных оттенков своими щупальцами, головами, ложноножками, руками и отростками, здоровались на ходу, перекрикивались, толкались, занимались любовью, исчезая в извивах пространства и появляясь оттуда каждый миг - словно одновременно распахивались и захлопывались сотни тысяч коробочек с чертиками.
- А бога что, нету тут? - спросил новый житель космоса, и сам себе, хотя и другим голосом, ответил: - Как нету? Есть, где-то он здесь, только поискать надо.
- Ага: - протянул он.
- Усек, разумный? - добавил он, увидев свое замешательство. - А ты думал - одни посреди черноты, а? Не одни. Да и черноты никакой отродясь не было. Только вокруг этих, на планете. Понял, да?
- Понял, - сказал он растерянно. - Но пока не осознал.
Существо летело, удаляясь прочь от черного облака, вглубь настоящего космоса.
- Еще осознаешь, - успокоило оно само себя. - Времени у тебя теперь навалом.