Ночью в таких местах хочется умереть

Растущие вдоль железнодорожной насыпи пыльные кусты, гниющий кривой овраг, чахлое редколесье, весь этот мертвый пейзаж, похожий на выцветшую фотографию, - он появляется лишь когда, грохоча колесами, мимо проносится поезд, и пассажиры со скуки глядят в окна. Днем здесь летают птицы, бегают одичавшие собаки, а иногда к насыпи забредают пьянчужки из колхоза, называемого теперь фермой... днем, конечно, этот пейзаж есть. Но не сейчас, не ночью. Ночью поезда проезжают редко, птицы не летают и собаки спят, а потому здесь всё исчезает.

Возьмем Эйфелеву башню. Она высится посреди города, как длинная свеча, поставленная в центре блюдца, у всех на виду. В дождь, грозу или бурю, глухой ночью или ясным утром - всегда с разных сторон к ней обращено множество взглядов, которые укрепляют ее, пригвождают к стене реальности. Или пирамида Хеопса, Стоунхендж, Колосс Родосский: это такие значительные, оставившие след в истории постройки, они стабильны уже сами по себе, явственны и незаурядны; множество людей помнят о них, думают о них, рассматривают фотографии и открытки с ними, а потому Стоунхендж и пирамида не могут не быть всегда, и если вокруг полно зевак, и если пусто. Но кривой овраг и пыльные кусты вдоль старой железнодорожной насыпи... Нет-нет, это же несерьезно, они слишком обыденны, слишком дурны и безобразны в своей мертвой бессмысленности. Никто никогда не рассматривал этот пейзаж, чтобы запомнить его. Эйфелева башня расположена словно на шумном, ярком перекрестке, на столбовом пересечении магистральных дорог реальности, а места вроде этого - будто в дальних, затянутых блеклой паутиной закоулках пространства, и когда их никто не видит, они сами собой накрываются густыми тенями, цепенеют, впадают в спячку, растворяясь в теплом сумраке. Овраг, кусты и редколесье теряют свой смысл, поглощаются небытием и становятся аморфной субстанцией неопределенного цвета, которая лишь под чьим-нибудь взглядом может вновь обрести суть и форму оврага, кустов, редколесья; ночной пейзаж есть лишь только когда его видят, а когда не видят - его нет как нет.

Но сейчас пейзаж присутствовал просто потому, что ведь не могли они с Валерией висеть в пустоте. На смятой траве была расстелена рубашка Андрея, он лежал на ней спиной, а на нем лежала Валерия.

- Здесь неприятно пахнет, - сказала она, приподнимаясь. - Пойдем.

Андрей моргнул, пытаясь отделаться от ощущения, что пока они лежали неподвижно, с закрытыми глазами, вокруг была лишь серенькая, тихо пузырящаяся пена ночи, и только теперь, когда они зашевелились и посмотрели на окружающее, ничто под их взглядами мгновенно обратилось склоном насыпи и глинистым оврагом.

- Интернат уже закрыли, - возразил Андрей. - Дежурный внутрь не пустит.

- Не лежать же здесь всю ночь.

- Почему? Можно и...

- Нет, холодно будет.

И вправду становилось прохладно. А еще очень уж тоскливо. Неудачное место для любви, неудачное время. Ночью в таких местах хочется умереть.

- Ладно, пойдем.

Валерия встала на колени, Андрей сел, натягивая рубашку.

- Ноги тут поломать можно, - пробормотал он спустя минуту, обходя овраг и шелестя сухим бурьяном.

Валерка шла следом, обеими руками вцепившись в его ремень. Еще одна особенность подобных мест - тишина, такая же мертвая, как и все остальное: ведь если здесь и есть что-то, способное издавать звуки, то нет никого, кто эти звуки может услышать... а, значит, и звуков никаких нет. Но сейчас тишину нарушал треск бурьяна и шорох осыпающихся по склону твердых комочков глины.

Миновали овраг, обошли лужу грязи. Возле дерева, растущего немного в стороне от границы редколесья, Андрей остановился и сжал ладонь Валерии.

- Ты чего? - спросила она.

Он молчал, глядя то на оставшуюся позади насыпь, то на деревья, сквозь которые должно было виднеться поле, но не виднелось ни черта, лишь черная пустота.

- Что случилось?

- Понимаешь, я вдруг направление потерял. Не могу сообразить, куда идти.

- Как это потерял? - Валерия шагнула ближе. - Не говори так, а то мне становится страшно.

- Извини, Валерка, просто смотрю... вокруг темно и...

- Испугался?

- Нет, причем тут? Не испугался. Ну, то есть может и испугался, но не в том смысле, что темноты, а просто тут так...

- Грустно? - спросила она после паузы. - Здесь грустно, да? Мне тоже кажется.

- Вот, грустно. Или даже не грустно, а... Не могу сказать как. Мы вроде не на Земле, а непонятно куда попали.

- В Атлантиде, - сказала Валерия, подумав. - Провалились сквозь время и попали в Атлантиду.

- И интерната больше нет, - подхватил Андрей, обрадованный, что она понимает. - Ни фермы, ни коровников...

- И железной дороги тоже нет, а вместо нее... Ой, откуда эта веревка?

В кроне дерева зашуршало, и Андрей различил свисающий канат. Тот медленно плыл над землей, цепляясь за ветки. Лохматый конец мотался из стороны в сторону.

- Что это такое? - прошептала Валерия.

Прозвучало сдавленное проклятие. Когда на них стало медленно падать что-то округлое и темное, Андрей отскочил, потянув за собой Валерку.

Он споткнулся и сел в траву, выпустив руку девушки, глядя на большую корзину, которая, ломая ветки, опускалась сквозь крону. Воздушный шар слабо мерцал в темноте. Кажется, он был поврежден: сфера морщилась, из нее с тихим шипением выходил газ. В конце концов корзина ударилась о землю, а шар повис, запутавшись в ветвях. Невысокий мужчина выбрался из корзины и встал перед невольными свидетелями аварии, уперев руки в бока.

- Прилетели, значит, - произнес он, поправляя широкополую соломенную шляпу. - А все из-за вас.

- Почему? - спросила Валерка.

Незнакомец повернулся и заглянул в корзину. Странное дело: в первое мгновение Андрей не заметил на нем никакой шляпы, и только когда мужчина коснулся ее пальцами, она обозначилась, проявилась на голове.

- Понадеялся на вас, лег вздремнуть, шар к дереву и подплыл, - пояснил он, копаясь в корзине. - Теперь зашить надо, пока газ весь не вышел, ага.

- Вы нас видели сверху? - Валерия наконец сообразила, что все это время за ними, возможно, наблюдал с небес какой-то старый извращенец. - Зачем вы тут висите?

- Говорю ж: долго не смотрел, только увидел, сразу устроился поспать. Ну, думаю, меньше чем через час они не успокоятся, значит, есть немного времени перед дорогой. Спешу я, но устал сильно, вот и, ага...

Мужчина - то есть силуэт, слабо озаренный висящей на стропе масляной лампой - вытащил откуда-то мерцающий серебром клубок. Пока они с Валеркой разговаривали, Андрей пытался сообразить, как называть незнакомца. Неудобно все время соотносить его со словом 'мужчина'... Тот, кто летает на самолете, - летчик, в вертолете - вертолетчик. А кто летает на воздушном шаре? Воздушник? Шаровик? Воздухошарник?

- Вы кто? - спросил Андрей.

- Брежия, - сказал мужчина. - Лито Брежия, ага.

Его фигура проступила в полутьме явственнее. Произнесенное имя будто высветило подробности, как на фотобумаге, проявились длинные седые усы, матросская майка в черно-белых полосках, крепкие руки, короткие штаны, толстые волосатые щиколотки, кеды...

- А вас как звать?

- Я - Валерия, - сказала Валерка. - А это Андрей.

- Вижу, ага. - Лито Брежия прищурился. Кажется, он до сих пор тоже видел молодых людей не очень-то ясно, а теперь вот разглядел в подробностях.

Они помолчали, изучая друг друга. Брежия произнес:

- Валерия, ты шить умеешь? - Он протянул девушке клубок. - Спешу я. Сможешь прореху заштопать?

- Не знаю... Давайте... - Валерка неуверенно взяла серебристый клубок и длинную толстую иглу.

- Юноша, а нам с вами пока костер следует развести. Порошок у меня еще остался для газа. Давайте за ветками.

Валерка, вдев нить в иглу, медленно подступила к опавшей сфере. Лито Брежия пошел к редколесью, и Андрей в полной растерянности поплелся за ним.

- Никогда не видел в наших местах воздушных шаров. - Он нагнал Лито, когда тот уже, кряхтя, собирал хворост. - Вы из города? Там выставка недавно была, наш учитель ездил, рассказывал, на ней и шары запускали...

- Не из города я, нет, - ответствовал Брежия, показывая вверх. - Оттуда, ага.

- Откуда - оттуда? - не унимался Андрей, собирая сухие ветви. Обычно он стеснялся разговаривать с малознакомыми людьми, но тут его разобрало любопытство. - С базы какой-нибудь спортивной? А газ какой? Теплый воздух от костра? Разве он такой большой шар поднимет?

Зажав ветки подмышкой, Брежия ткнул пальцем в мешочек, висящий на ремне. А ведь раньше Андрей никакого мешочка не видел. Вроде как и не было там ничего, но когда воздухошарник на него указал, отметил его наличие, - только тогда Андрей и осознал присутствие этого предмета на поясе Брежии.

- Это клубодан, юноша. Сами сейчас все увидите. Вы бы поспешили, ассасины могут появиться.

- Кто?

Брежия не ответил. Собирая хворост, он углублялся в редколесье, и Андрей потихоньку двигался следом. Воздухошарник вдруг воскликнул:

- Лужа!

- Что? - не понял Андрей.

- Черная лужа. Пена тут!

Андрей заглянул через его плечо. Слева, в узком овражке, темнота сгущалась, словно выпала там густым осадком.

- Ага! Квантовыми флуктуациями ее еще называют... Идемте назад быстрее. Раз уже и пена ночи тут, так точно скоро ассасины заявятся. - Брежия поспешил обратно, и пришлось топать за ним, обеими руками прижимая собранные ветки к груди.

- Какие ассасины? - спросил Андрей, когда они вернулись.

- Черные.

Валерка уже заканчивала штопать - прореха на сморщенном серебристом материале была почти не видна. Наружу успело выйти много газа: сфера еще держалась в воздухе, но поднять корзину с человеком, пожалуй, не смогла бы. Только сейчас Андрей заметил, что она выглядит необычно для оболочки воздушного шара - у тех снизу должно быть отверстие, через которое можно заглянуть внутрь, но здесь ничего такого не наблюдалось. От мерцающей ткани спиралью тянулась полотняная труба, нижний ее конец крепился на дне корзины.

Лито Брежия, беспокойно оглядываясь, сложил ветки горкой, Андрей бросил сверху свои. Воздухошарник достал спички, наклонился и зачиркал.

Валерка, положив клубок с иглой в корзину, подступила к нему.

- Вы что тут делали? - спросила она. - Зачем следили за нами?

Начал разгораться огонек, и Брежия, убрав спички в карман, присел на корточки.

- Не за вами я следил, - произнес он, с опаской поглядывая на рощу. - Я за местом наблюдал, чтоб не исчезло.

- Что?! - изумился Андрей.

- Да вы поглядите вокруг! Видите, здесь все почти мертво? Еще немного - и совсем пропадет. Мы по ночам и висим над такими местами, наблюдаем, чтоб не сгинули.

Андрей и Валерка уставились друг на друга. Брежия тем временем подошел к корзине, что-то подергал там и вернулся, волоча за собой конец торчащей из шара полотняной трубы. Конец этот оказался широким, будто воронка у лейки.

- Вся в масле... - проворчал он. - Вбейте три колышка вокруг. Нет, лучше четыре.

В конце концов воронку закрепили над огнем с помощью веревок, протянувшихся от нее к колышкам, которые Андрей воткнул в землю с разных сторон в метре от костра.

- Подержи.

Он схватился за трубу, чтобы не упала в огонь, а Лито Брежия снял с ремня мешочек. Развязал, сыпанул содержимое в костер. Зашипело, взвился белый пар, запахло как после сильного дождя с грозой. Воронка дрогнула в восходящих струях...

- Теперь отпусти, - велел Лито.

Она повисла, удерживаемая натянувшимися веревками. Труба, до того сморщенная, лежащая на земле, приподнялась и расправилась. Газ стал наполнять оболочку.

Лито побежал к дереву, вцепился покрепче в стропы и выдернул шар из ветвей. Сфера начала медленно расправляться, одновременно приподнимаясь. Лежащая на боку корзина качнулась и встала на ребро. Брежия схватился за веревку, что тянулась от ее днища, обвязал вокруг ствола.

- Клубодан вырабатывает эфирий, - пояснил он молодым людям, вернувшись к огню. - Когда наполнит шар - я и взлечу.

Они встали вокруг костра. Валерка с Андреем смотрели на воздухошарника, а тот с тревогой озирался.

- Вы кого выглядываете? - поинтересовалась Валерка. Она, в отличие от Андрея, все еще относилась к Лито Брежия настороженно, даже, кажется, слегка враждебно.

- Черных ассасинов? - предположил Андрей.

Брежия поправил соломенную шляпу на голове.

- Ага. Они наши враги.

- Чьи враги? - спросила Валерка.

- Ну чьи-чьи... Наши. Племени воздушных шаров. Шли бы вы теперь домой, молодые люди.

- У нас нет дома, - Валерка бочком обошла костер и встала возле Андрея, взяв его за руку. - Мы интернатские. Что это за племя такое?

- Крестоносцы мы, - пробурчал Брежия. - Были когда-то, ага. А теперь что делать? Летаем вот... парим, так сказать. Земля маленькая стала, так мы смотрим, чтоб она совсем не запропала. Скукоживается пространство, понимаете? - заговорил он сумрачно, с тоской даже в голосе. - Десять столетий назад - вон какая огромная была. Азия - как все равно другая планета, идти - не перейти. А Атлантический океан? Целый мир, здоровенный. Индийский вот тоже... Австралия за ним - да мы и не знали, что это за Австралия такая, навроде Венеры или там Сатурна: далекие дали. А теперь что? Совсем крошечная. Плюнешь - и в Китай попадешь. повернулся, шаг сделал - уже в Америке. А почему? Потому что куски пропадают, вываливаются, мир все меньше и меньше. Понимаете, ага?

- Понимаем, - прошептал Андрей, и вправду понимая.

- Так это у вас работа такая? - Валерка, кажется, тоже прониклась важностью миссии бывших крестоносцев. - Смотреть, чтобы...

Лито Брежия горестно махнул рукой. Костер у его ног горел ярко, белые струи втягивались в трубу. Оболочка шара уже полностью расправилась, висела, приподняв над землей корзину, удерживаемая лишь веревкой.

- Работа, как же... Никакая не работа! Это по необходимости. Надо же кому-то этим заниматься. А вообще-то мы Атлантиду ищем. Царство пресвитера Иоанна, да пламенеет имя Его. Мы зачем тогда в поход пошли? Оттон писал: есть царство на Востоке в окружении враждебных сарацин. Хотя и он ошибался. Полагал, что в Средней Азии царство, где все счастливы, по ту сторону Армении и Персии. А на самом деле - нет, не там оно. Царь-священник правит в нем, пламенный Иоанн! И Отшельник-то, Петр наш, в Иерусалиме узрел видение. Сказано ему было: собери войско и освободи царство от неверных... Ну, мы и пошли освобождать.

- Так царство Иоанна было в Атлантиде? - удивился Андрей. - Что-то я не пойму. А почему тогда вы на восток?.. Атлантида ведь в Атлантическом океане, это вам на запад надо было...

- Дурак ваш Платон! - возмутился Брежия. - Слухов насобирал всяких, умник. Какой Атлантический океан? В Индийском она, ближе к Суматре! Была. Теперь... теперь пропала. - Вдруг, будто опомнившись, он поворотился влево-вправо. - Идите вы себе восвояси. Еще ассасины нагрянут...

Валерка топнула ногой.

- Никуда не пойду! Вы что себе думаете? Такого нарассказать - и чтоб мы после этого ушли? Теперь объясните все до конца!

Она говорила именно то, что думал Андрей. Уйти сейчас? А после всю оставшуюся жизнь искать всякие заброшенные места и хорониться в них по ночам, выискивая в небе очертания серебристой сферы?

- Кто такие ассасины? - начал он, и тут Брежия подскочил так, что шляпа чуть не слетела с головы.

- Идут! - завопил он, хватаясь за конец трубы. - Вон, ага!

Валерка прижалась к Андрею, а он прижался к Валерке. За оврагом что-то шевелилось - три тени, как черные лодки, быстро приближались, рассекая ночь, тянули за собой струи небытия.

- Бегите! - Лито, вырвав колышки из земли, уже волочил конец трубы к корзине.

Тени расходились, брали пространство между редколесьем и насыпью в клещи. Валерка вскрикнула, рука ее исчезла из ладони Андрея. Потемнело, костер вроде и не погас, но почему-то стал теперь куда тусклее, языки пламени поблекли. Андрей метнулся в одну сторону, увидел прямо перед собой что-то большое и страшное, бросился обратно, краем глаз заметил мерцающую сферу, две фигуры возле нее, закричал: 'Валерка!'. После этого стало совсем темно.

- Как он с горы тогда сиганул, а? Мне и поплохело - страх...

- Могучий старичок был, да. И мы теперь, братия, должны отомстить за него всенепременно.

- Так мы и мстим, братия. Че, очухался ли?

Андрей сначала сел, а уж потом открыл глаза, и тут же от наполняющего воздух сладковатого запаха у него закружилась голова. Рядом с ботинками тихо зашипело, он отдернул ногу - к туфле подбирался черный пузырящийся язык, стелился по земле... или, скорее, сквозь, растворяя ее на своем пути.

Возле сосны сидел смуглый здоровяк с длинными усами, облаченный в черное бесформенное одеяние и перепоясанный багровым поясом. Усы у него были чудные: под носом прямая полоска, а дальше они круто загибались вверх и тянулись прямо, напоминая двузубую вилку, причем сломанную - правый, короткий ус заканчивался примерно на середине щеки, а кончик левого закрывал глаз.

- Где Валерка?

Усач повернул голову, указательным пальцем осторожно отвел в сторону левый ус, чтоб не мешал смотреть, и вдруг шумно выдохнул, пустив струю темного дыма. Андрей подался назад. Пена запузырилась, поползла к курильщику. Дымовая струя изогнулась дугой, будто это было нечто тяжелое - вода, к примеру, пущенная из шланга не слишком сильным напором. Ассасин сунул погрызенный мундштук старой трубки между зубов, глубоко затянулся и выдохнул на черную массу вторую струю. Пена начала колыхаться.

- А она кто? - лениво ответил ассасин вопросом на вопрос.

С другой стороны Андрея несильно ткнули в бок, он оглянулся. Второй ассасин рассматривал его с вялым любопытством. Лоб у этого был совсем низким, в два пальца шириной; левый глаз, небольшой и круглый, располагался заметно ниже правого - большого и овального, выпученного.

От сладкого духа вновь закружилась голова и начало подташнивать.

- Так че с терпилой делать будем? Лишим жизни через отсечение вместилища разума?

Усач захохотал, качая головой и хлопая себя ладонью по ляжке.

- Отомстим ли, братия, за нашего предводителя? - ухнул сзади еще один голос, да так неожиданно, что Андрей вздрогнул.

Обхватив себя за плечи, он с опаской оглянулся. И раньше было темно, а теперь как-то уж совсем почернело. И холодно становилось. По земле ползли, извиваясь, языки пены, вылизывали чахлую траву и глину, растворяли их. За деревьями ничего не было видно, будто теперь позади редколесья разверзся лишенный звезд космос.

В вязкой смоляной мгле что-то сдвинулось; медленно проявились блеклые линии, стали четче, сошлись силуэтом, тот приблизился - и возник еще один ассасин, обладатель многочисленных тонких косичек. Они шевелились, изгибались, концы их приподнимались позади и вокруг головы, но в первые секунды Андрей не смог понять, что это с ними. У третьего ассасина нос, явно когда-то сломанный, с прогнувшейся переносицей, съехал далеко вбок, так что крошечные, вывернутые наружу черные ноздри располагались где-то над правым уголком рта. В одной руке - кривая сабля, в другой скальп... Андрей рывком подобрал ноги и привстал, но тут же сообразил, что это всего лишь вырезанный кружок почвы с торчащей травой, за которую ассасин держал ее.

- Возрадуйтесь, братия! - хрипло воскликнул Волосатый, кинув землю на середину полянки. - Я урезал еще долю мира, отмщая за нашего Старца! От трофей!

- Круто... - зевнул Кривоглазый.

Косички покачивались, приподнимаясь и опускаясь... наконец Андрей разглядел, что концами они привязаны к нескольким птичкам с тонкими прямыми клювами, а еще к большому мохнатому шмелю и стрекозе. Шмель жужжал, стрекоза стрекотала, а птички тарахтели, быстро взмахивая крылышками.

Третий ассасин плюхнулся на траву и спросил:

- Ну так чего, раскочегарим, братия?

- Клубодана не осталось, - возразил кривоглазый.

- Так черного возьмем...

Кривоглазый и Волосатый достали трубки. Усач, осторожно сжимая свою за мундштук, чашечкой зачерпнул пену ночи. Остальные последовали его примеру. Волосатый достал откуда-то большую, размером с указательный палец, спичку, огляделся и вдруг чиркнул о лоб Кривоглазого. Тот отпрянул, выругался, а потом захихикал. Спичка вспыхнула ярко-синим гудящим огоньком, густые фиолетовые тени легли на лица, превратив их в скопище ямок и освещенных бугорков. Ассасины пустили спичку по кругу и не спеша прикурили. Затем Кривоглазый вонзил ее головкой в землю - еще секунду или две она горела, озаряя почву изнутри, так что та налилась синим свечением, затем погасла.

Все трое одновременно затянулись.

Исходя пузырями, беззвучно булькая и дрожа, пена ночи поползала из-за деревьев. Трава чернела на глазах, иссыхала, превращаясь в ломкие спиральки, а стволы берез стали почти прозрачными.

Кривоглазый, сунув мундштук в зубы, затянулся особенно глубоко, с такой натугой, что Андрею показалось: сейчас у него дым пойдет из ушей. Этого не произошло, но зато когда ассасин наконец выдохнул дым, левый круглый глаз его... Не может быть! Андрей мотнул головой, решив, что это лишь игра света и теней на лице курильщика, что на самом деле ничего такого не происходит. Левый глаз рывком съехал по щеке примерно на сантиметр...

Затянувшись еще по нескольку раз, ассасины удовлетворенно откинулись; двое легли на траву, а Волосатый привалился спиной к истончившейся березе. Все смотрели прямо перед собой и не моргали. У Волосатого, когда он выдыхал, дым выстреливал из ноздрей двумя тонкими струйками, они сходились, образуя как бы узкий треугольник, и дальше завивались спиралью.

Про Андрея на время забыли. Стараясь не привлекать к себе внимания, он встал и пошел в обход поляны, перешагивая через вытянутые ноги. Ассасины молча косили на него масляно блестящими глазами. Как же отсюда уйти? Земля в круге света от костра еще видна, но дальше - ничего...

- А с этим-то че решим? - Усатый дернул Андрея за штанину, когда тот проходил мимо. - Давайте порешим?

Наступила пауза, затем ассасин хихикнул. Тут же отозвался Кривоглазый, к нему присоединился Волосатый, и вскоре вся троица дергала ногами, содрогаясь в приступе хохота.

Андрей, махнув рукой, сел, обнял колени и уставился на подбирающуюся к носкам дешевых интернатских туфель пузырящуюся лужу. Та под пристальным взглядом немного отползла и потянулась в обход.

Достав саблю, Волосатый начал выписывать клинком разные фигуры, хихикая и помаргивая, когда острие свистело около носа. Дым он выдыхал небольшими порциями, то в виде маленьких черепов, то перекрещивающихся полумесяцев, то квадратов, то ромбов. Две птицы, привязанные к косичкам Волосатого, сели ему на темя и стали выклевывать что-то из сальных спутанных волос. Шмель, рассержено гудя, гонялся за стрекозой вокруг головы, выписывая орбиты, будто спутник вокруг планеты. Неподалеку что-то затарахтело; Андрей сначала поднял голову, потом вскочил, оглядываясь.

- Куда вы летите?! Надо вернуться за Андреем!

- В Атлантиду. Без нее - нет жизни, лишь блеклое существование.

- Да ее же нет!

- А вот и есть. Она - мечта. Только в нее перестали верить, забыли - и она накрылась пеной ночи.

- Вы что несете? Какая пена ночи?! Это бред какой-то!

- Не бред, не бред. Друг твой ее видел в той роще, черная такая. Места всякие выедает, когда никто их не видит, не знает, не помнит... - Брежия вздохнул и отвернулся, глядя вперед.

Шар летел в сильном ветре, но невысоко, немногим выше крон деревьев. Прохладно - Валерка поежилась. И ничего не видно. Начало светлеть, но налившиеся густой синевой облака затянули землю.

- Что за пена ночи, вы объясните?

- А? - Брежий оглянулся, моргая, будто уже забыл о Валерке. - Это все ассасины. Их один сумасшедший старик подсадил на клубодан, они ради него на все были готовы. А теперь с черного на белый перешли, совсем свихнулись.

Резкий порыв ветра качнул шар, и корзина накренилась. Валерия, вцепившись в локоть Брежии обеими руками, уперлась коленом в плетеный борт. Крестоносец ухватился за стропу, потянул - шар выровнялся. Но ветер становился все сильнее, гудел, подвывал. Корзину болтало.

- И при чем здесь эта пена?! - выкрикнула Валерка.

- Я ж говорю: это все ассасины! - Брежия тоже повысил голос. - Как мамалюк захватил их замок, так Старец, предводитель ихний, сиганул с вершины Горы Мира, ага! А он один среди них мог клубодан делать. И как повелителя не стало, так они окончательно разум и утратили. Стали вырезать куски бытия. Мстят они так! Всем мстят! Мы потому и поднялись в небеса: чтобы они нас не достали, пока не пришел срок! - Теперь он не говорил, а кричал. - Ассасины же приноровились пену курить, и грезы их, фантазии - материализуются, и они ими пользуются, ездят на них или еще что...

На короткое время шум ветра стих, шар почти неподвижно завис над равниной у границы леса. Валерка перегнулась через край корзины, глядя вниз.

То, что вылетело из темноты, издавало натужное, с поскрипыванием и треском, жужжание. Как и в случае с крестоносцем, составляющие эту штуку элементы возникали перед взглядом Андрея по очереди, как бы сами по себе, и лишь затем складывались в единое целое. Сначала он увидел нос, черный и кожистый, а над ним - круглый темный глаз. Тот равнодушно глянул на Андрея, послав ему в лицо конус черного света, от которого все вокруг сделалось мглистым и едва различимым, затем посмотрел в сторону, переместив конус вдоль полянки и погрузив во мглу ассасинов.

И только потом стала видна поросшая короткой шерстью спина с несколькими потертыми кожаными седлами, тугие бока в залысинах... Чуть позже возникли лапы - мощные, с вывернутыми наружу ладонями-лопатами. По бокам между лапами тянулись железные полозья в налете ржавчины, а из коленных суставов торчали педали вроде велосипедных, кривые и короткие. Между треугольными, прижатыми к голове ушками виднелась вилка руля, за который держался, восседая на загривке и медленно вращая жутко скрипящие педали, лопоухий ассасин.

Когда все элементы на глазах у Андрея медленно собрались воедино, он решил, что этот агрегат более всего напоминает крота, но очень уж большого, размером с корову.

- Че застопорились, обреченные? - возопил приезжий, снимая ноги с педалей. - Верховный пришел!

Велокрот завис невысоко в воздухе. Нос затрепетал, ноздри расширились, втягивая висящий над поляной дурманный дымок. Агрегат судорожно дернул правой передней лапой, так что зазвенела, заколыхалась провисшая цепь, и оглушительно чихнул, при этом рывком отлетев на пару метров назад.

- Стоять, плешивый! - седок крутанул педали, заставляя его вернуться на прежнее место. - Враги наши двигаются в последний поход, и нам должно их всех на хрен покрошить. Грядет мировая гроза. Не попустим, братия!

Спрыгнув на землю, Лопоухий начал пинками поднимать остальных.

- Приход у вас, ленивые? Залазьте на летягу и немедля в путь!

Все еще хихикая, Усач, Волосатый и Кривоглазый полезли на велокрота. У Кривоглазого левое око к тому времени сползло к подбородку и съежилось до размеров копеечной монетки. Птички, шмель и стрекоза, надышавшись темного дыма, который извергал Волосатый, бестолково кружились, сталкивались и разлетались, образуя дрожащий нимб вокруг головы. Усач то и дело икал, выпуская дымовые пентаграммы, гептаграммы и звезды Давида.

Старший ассасин наконец заметил Андрея.

- А ты кто? Убиен должен быть ими, почто жив еще?

- Так они отъехали, - со злостью ответил Андрей. - Вы за воздухошарником полетите? Возьмите меня.

- Ах-ха! - засмеялся предводитель, тут же раскашлялся и начал стучать себя по груди.

- Годь, Хасан, щас я его... главы лишу! - забравшийся на велокрота Кривоглазый вознамерился было сползти обратно, но главарь не позволил.

- Ни с места, облезлый! Вот еще что: перед тем как с крестоносцами сразиться, должно нам Неукротимого Мамелюка попрать. Или вы забыли, юродивые, как раб белый сей с полчищами своими погаными на нашу Гору влез и Замок Старца занял на веки вечные? - Ассасины поддержали слова предводителя недружным ревом. - А этого мы к делу пристегнем. Сажай его за мной, сажай, я сказал! - он вскочил в седло.

- Тока это, Хасан... - нерешительно произнес Кривоглазый и запнулся, громко икнув. Он резкого движения левый глаз его вытянулся каплей и упал с подбородка. Ассасин зашарил по груди, низко наклонив голову и щуря оставшееся око, забормотал под нос: - Времечка-то не осталось, Хасан, гроза совсем близко...

- Подбери зыркало! - рявкнул предводитель. Почесав за ухом, отчего оно оттопырилось сильнее, ассасин добавил: - Времечка маловато, это да... Но попустить ведь нельзя?

- Нельзя! - Усач отмахнулся от стрекозы, попытавшейся сесть ему на нос.

- Значит, не попустим, - Хасан полез за пазуху и вытащил мешочек. - Скумекал я, как дело решить. Сейчас наддадим так, чтоб небо сверзилось на землю! А под шумок ужо свое и провернем...

- Клубоданище? - деловито осведомился Волосатый, извлекая трубку. - Вдыхать будем, дымить, заполнять эфир противоречивыми ассоциациями? А токмо никакого с него хронологического эффекту нету. Зря потратим минуточки, брат!

Предводитель рассыпал в подставленные чашечки трубок серебристый порошок.

- Нам не эффект нужон, а Замок из мути небытия выявить. Теперь, братья, добавьте-ка черного, - велел он, зачерпывая пену с земли.

- Ты че, брат? Мы ж загнемся! - от удивления перекошенное лицо Кривоглазого вытянулось и в результате стало почти нормальным.

Предводитель топнул на ассасинов ногой, и те нехотя добавили в трубки черной массы. Раскурили, затянулись... Андрей сжался.

Впрочем, с минуту ничего особенного не происходило. Ассасины курили, усевшись по-турецки рядом с велокротом, выпускали полосатые сизо-белые струи и провожали их сосредоточенными взглядами. Крот подрагивал, вдыхая дым, беспокойно покачивался с боку на бок, шевелил маленькими ушами и шмыгал носом, поскрипывая провисшей цепью. Кругом было тихо, только еле слышно шелестела, заполняя пространство, пена ночи.

- Что-то я, братья... - промямлил Усатый. - Что-то я как-то странно себя чувствую...

- Ага... - согласился Волосатый, выпуская дым тонкими короткими змейками, которые, извиваясь и шипя на друг друга, быстро уползали наискось вниз и исчезали в земле. - Мнится мне, что в голове моей - черный пух, хлопья ненасытного мрака...

Кривоглазый, задумчиво нахмурившись и скосив правый глаз вверх, так что зрачок почти исчез под бровью, в то время как левый на щеке быстро вращался, подтвердил:

- И я, и я... уж таким эзотеричным себя ощущаю, братья...

- Как же, эзотеричным... сакральным до умопомрачения - тайным центром мироздания чувствую себя я.

- Оккультным... - не согласился Волосатый, начиная покачиваться влево-вправо. - Я - Пуп Земли.

- Что там - оккультным... я чувствую себя трансцендентальным, как маятник Фуко...

- Маятник - тьху, плевое дело. Я ощущая себя печатью соломоновой...

- Ха, печать! - фыркнул предводитель. - Тоже мне, гурджиевы дети... Я же - что твоя Великая Энеограмма!

Остальные уважительно примолкли. Андрей, сидевший, свесив ноги, на спине велокрота, опасливо наблюдал за ассасинами. Теперь все они покачивались, прижмурив глаза, одновременно двигая левыми руками, в которых были зажаты трубки, - вставляли мундштуки в губы, затягивались и выдыхали...

- Поднимите мне веки! - взревел вдруг Лопоухий, вскакивая. - А, не, не надо, и так вижу!

Андрей, вздрогнув, чуть не сверзился с велокрота. Глянул в том направлении, куда показывал предводитель. Выдыхаемый ассасинами дым сгустился непроницаемым для взгляда темным облаком, окутавшем поляну, и теперь в пелене что-то заволновалось, проступили очертания постройки или, быть может, не постройки - но чего-то огромного...

- Ходу, ходу туда, пока оно взад не рассосалось! - заорал Лопоухий. - А то потом ищи-свищи по коллективному - ходу, говорю!

Все залезли на велокрота. Двое встали на полозья, держась за плечи седоков. Предводитель гикнул, со скрипом завращались педали, агрегат затарахтел, закачался - и полетел.

- Жмурься, терпила! - крикнул кто-то из ассасинов. - Зениц не соберешь!

С тихим шелестом они въехали в черную пенную стену. Андрей успел закрыть глаза, и под веками вместе с разноцветными кругами замелькали расплывчатые, подернутые мглой картинки. Вдруг он понял, что это части пейзажей, похожие на элементы паззла, беспорядочно кружащиеся: иногда они складывались во что-то узнаваемое, и тогда мимо проносилась то пара елок, то поверхность земли, то склон оврага, - а иногда распадались нелепым калейдоскопом, перемещались, отодвигаясь вдаль или приближаясь вплотную к глазным яблокам.

- Смежить веки крепче! - велел предводитель.

Они неслись сквозь пространство, скрипя и тарахтя. Андрей ощущал, что несколько раз на крота прыгали новые пассажиры: за плечи цеплялись руки, агрегат слегка проседал и снова выравнивался.

Затем то ли голова закружилась, то ли все вокруг... Пузырьки выросли, каждый стал похож на воздушный шар Лито Брежии, только черный, будто отмерший ноготь. Ассасины летели между ними, пропарывая тонкие стенки, но внутри оказывались новые шары, они величаво выплывали из разрывов, занимая место собратьев. Осколки пейзажа исчезли, перед глазами осталась колышущаяся тьма.

- Где мы? - рискнул спросить Андрей у сидящего впереди ассасина.

- В бессознательном, - ответствовал тот, не поворачивая головы.

- Где?

- Пространство мифа! Следуем к полюсу правого полушария, - пояснил спутник.

- Вон, вон он, темный архетип! - гаркнули позади.

Велокрот, вырвавшись из пены, остановился так резко, что ассасины посыпались с него, будто переспелые груши с дерева, которое кто-то сильно тряхнул. Сощурившись, Андрей различал, что некоторые, сочно шлепаясь на каменистый обрыв, разлетались брызгами, черными ошметками, - кружась, те взлетали и растворялись во мгле. В конце концов на агрегате остались только предводитель и Кривоглазый с Андреем.

- Слазь, нормальный!

Держась одной рукой за седло, а другой за полозья, Андрей огляделся. Внизу те ассасины, что не лопнули при падении, вставали, помогая друг другу. Все они чуть дымились - от плеч и голов отрывались темные хлопья и воспаряли в мглистую высь.

- Гора, братья! Наша Гора! - кричали ассасины.

- Ох и вязко тут... - пробормотал Лопоухий, неловко пытаясь слезть. - Ох и сквозит, чуете? - тянет, тянет внесознательным холодом...

- До костяшек пробирает, - согласился Кривоглазый. - Мощный архетип, братья, травит кругом, растворяет нас, болезных...

Велокрот висел рядом с почти отвесным склоном. Задрав голову, Андрей едва разглядел на вершине нечто, похожее то ли на замок, то ли на гнилой зуб великана.

- Нам что, туда? - спросил он.

- О Масйаф, родимый дом! - взвыл Усач, падая на колени и выдыхая с воплем целую батальную сцену, где люди с монголоидными лицами окружили армию ассасинов и яростно вырезали ее. Порыв психического ветра почти сразу сдул картину, однако другие ассасины успели заметить и разразились гневными воплями:

- Отмщение, братья! Обрещение и вечное возвращение!

Предводитель обошел по краю обрыв, на котором они оказались. У склона сгрудилось несколько черных валунов, на них сидели и стояли ассасины, исходящие дымными струйками и облачками.

- Мощная сущность Неукротимый, - сказал Лопоухий, поворачиваясь к Андрею. - Экую громаду вокруг себя сообразил... Ну че, даешь подвиг?

- Какой подвиг?

- Там, наверху, стоит Грёзамок, в котором скрывается Неукротимый Мамелюк, враг наш извечный. Он прогнал с Горы братьев и многих истребил. И нам должно отомстить! Но чтобы проникнуть внутрь, нужен человек материального вида, ясно? Видишь, растворяет нас... - он вытянул руку, над которой парил темный дымок. - Сами мы не могем, мощь Грёзамка препятствует, ты же укрепляешь нас, ежели на незначительном расстоянии будем... Потому мы сейчас все поднимемся туда, ты войдешь, а мы за тобой воспоследуем. Не то порешим на месте. Верно, братья?

- Верно! Точно! Правду речешь, Хасан! - на разные голоса откликнулись сидящие на камнях ассасины.

- А вы потом возьмете меня, когда за воздухошарником полетите?

- А и возьмем, - решил Хасан после короткого раздумья. - Коли воспомоществуешь гибели коварного Мамелюка. Так, братья! Собирайтесь!

Волосатый с Кривоглазым закинули Андрея на велокрота. Усач уже оседлал агрегат. Предводитель утвердился на загривке, остальные запрыгнули на полозья. Старший надавил на педали, те заскрипели, начали вращаться, ассасин откинулся назад, дернул руль. Велокрот содрогнулся, осел, задирая нос, и стал медленно, с надсадным тарахтеньем, взбираться на склон, но не успел преодолеть и пары метров, как полозья заскользили, и агрегат съехал по камням обратно. Часть ассасинов сверзилась с него.

- Куда, бараны моего сердца! - предводитель оглянулся. - Влезайте же скорей!

Он сделал еще одну попытку въехать на гору. Велокрот, выпучив глаза, отчего пространство перед ним потемнело, снова двинулся вперед, но почти сразу соскользнул, чуть не воткнувшись задом в землю.

- Проклятое животное, да прорастут твои мозги наружу сквозь плешивую шкуру! - Хасан сполз по спине крота, сталкивая всех нижесидящих.

- Увы нам, братья...

Ассасины стали подниматься, постанывая и потирая ушибленные места. Дымок курился над ними. Предводитель, лежа на велокроте, рыдал, биясь головой о седло. Затем соскочил с агрегата и пошел вокруг, почесывая себя за ушами.

- На попа задирай гнусное порождение шайтана, братья! Торчком ставь!

Черные ассасины схватили велокрота за лапы и за бока, повернули мордой кверху, приподняли и с размаху воткнули хвостом в землю. Старший вытащил саблю. Ассасины разбежались. Хасан размахнулся и ударил по полозьям. Крот взвыл, как пароходная сирена, с переливами. Ассасин, бросив оружие, поочередно загнул обрубки ржавых стальных полозьев и превратил их в кривые колеса.

- Навались! - предводитель вскочил в седло и начал крутить педали. Андрея посадили за ним. Агрегат медленно пополз по стене, переваливаясь, а остальные ассасины толкали его снизу и с боков. Цеплялся за выбоины в скале, велокрот постепенно набирал ход. Ассасины один за другим повисали на нем, и скоро уже они с гиканьем, скрипом и треском неслись вверх.

- Что теперь с Андреем будет? Это все вы виноваты! Спустите меня, я хочу вернуться!

- Ты что, там же ассасины! Они его, наверное, уже убили совсем.

Валерка подумала-подумала - и потянула веревку, что лежала, смотанная кругами, на дне.

Брежия покачал головой.

- Нельзя, ага. Некогда останавливаться. Надо быстро лететь, потому что срок уже. - Он потянул из рук Валерии канат, но та не отдала.

- Какой еще срок?

- Легенда такая: над Индийским океаном разразится гроза тысячелетия, и тогда расцветет великая Роза Ветров. Мы все туда летим, все, кто остался.

Валерка, почти не слушая, с трудом поднимала тяжелые мотки веревки на край корзины. Остановилась, переводя дыхание.

- Это ж сколько до Индийского океана лететь? Опоздали вы!

Она стала перекидывать веревку через борт.

- Ты куда?

- Сама дойду, спасибо!

- Вот еще, глупая. Не видишь, что ли, - мы уже у побережья.

Девушка посмотрела в ту строну, куда указывал крестоносец. Ближе к горизонту, где заканчивалась равнина, облака немного разошлись, обнажив темную волнующуюся поверхность.

И тут же ее заволокли низкие тучи. Налетевший ураган подхватил шар, и тот понесся, набирая скорость. Валерия упала, а Брежия, пригнувшись, полез в дальнюю часть корзины, где стоял невысокий длинный сундук. Ветер развевал усы крестоносца, шляпа его слетела и теперь уносилась, кружась, в водовороте облаков. Вцепившись в край корзины, Валерка выглянула наружу.

Шар поднялся выше; земля исчезала, внизу был океан. Берег превратился в полоску на горизонте, затем и вовсе пропал. Корзина моталась, как обезумевший маятник.

На четвереньках Валерка подползла к Брежии и прокричала:

- Вы можете им управлять?

- А я что делаю?

Крестоносец выпрямился, держась за натянутые, дрожащие стропы. Матроска на его спине вздулась пузырем.

- Вон наши! - взревел он.

Среди туч, то исчезая в них, то выныривая, мелькали серебристые сферы.

- Но почему именно сюда? - крикнула Валерка, и Брежия показал вверх.

Валерия вцепилась одной рукой в край корзины, другой покрепче ухватилась за веревку и перегнулась через борт. И, наконец, увидела.

Чем дальше, тем атмосфера становилось ядовитей. Ассасины бледнели, чахли, и даже велокрот начал исходить темным дымком. А еще Андрей заметил, что Грёзамок дышит - стены мерно и тяжело двигались, что сопровождалось приглушенным свистящим шумом, будто по всей поверхности воздух сквозь мириады пор просачивался то наружу, то внутрь. Андрей, как ни силился, как ни выпучивал глаза, не мог окинуть взглядом постройку: окруженный океаном бессознательной мглы, в которой далеко с разных сторон прорисовывались какие-то странные конструкции, светящиеся гнилостным болотным мерцанием, Грёзамок не имел четких контуров, в некоторых местах сливался со тьмой, а вернее, неразличимо для глаза превращался в нее, выходил из мглы и уходил во мглу... Необозримое пространство мифа раскинулось вокруг во всем своем мутном великолепии.

Велокрот миновал расположенную горизонтально башню, пробрался мимо завязанной мертвым узлом каменной арки, одолел преграду из зубастых стен, увенчанных флагами - развевающимися на психическом ветре узкими полосками, будто нарисованными черной акварельной краской...

- Давит, давит шипучая темень, - бормотал над ухом Лопоухий. - Ох и могуч старый Бейбарс, ох и крут Неукротимый...

Впереди показалось окно, словно повешенная на стене картина - изображение Черного Квадрата в обрамлении деревянной рамы-багета.

- Оно! - сказал Лопоухий. - На месте, плешивый!

Агрегат застыл, вцепившись лапами в широкие щели между глыб. Лопоухий слез и присел, непонятным образом удерживаясь на сильно наклонной стене; чуть не прижав свой нос к носу велокрота и заглядывая в его маленькие глазки, произнес с угрозой:

- Будешь нас тут поджидать, понял? И не вздумай смыться, облезлый, раствориться в бессознательной мгле! От нас никуда не денешься, ясно тебе это? Дождешься - я тогда после тебя отпущу.

Велокрот моргнул и качнулся. Все еще сидящий на нем Андрей пересчитал ассасинов - их осталось шестеро, хотя Волосатый уже почти исчез: беспокойно почесываясь, крутя головой и оглядывая самого себя, он теперь напоминал тень, превратился в дымный силуэт без черт лица, лишь с тускло поблескивающими глазами.

- Слазьте, - велел предводитель. - А ты, материальный, - вперед ныряй.

Когда Андрей, ухватившись за края окна, уже почти забрался внутрь, от Волосатого донесся голос - и не голос даже, а едва слышный выдох, будто отзвук шепота, который эхо принесло из дальнего конца запутанного каменного лабиринта:

- Исхожу, братья... Прощайте, совсем меня не осталось...

Последние струйки дыма растворились во мгле бессознательного, и Волосатый пропал, как не бывало. Стрекозиное крылышко, трепеща, опустилось на стену и растаяло без следа.

- Что теперь? - спросил Андрей.

- Веди к Неукротимому, - велел предводитель.

- А где он?

После недолгого раздумья Лопоухий признал:

- Везде.

Андрей опасливо огляделся, ожидая, что ближайшая стена превратится в глаз Бейбарса или камни под ногами обернутся зубами и перемолотят непрошенных гостей в дым.

Усач, вынув трубку изо рта, выставил ее перед собой, словно саблю.

- Слышите, братья? То дыхание гада!

По полу коридора, в котором они очутились, прошла волна, вспучивая кладку. Образовавшиеся между камнями щели закурились черно-белыми струйками. Ассасины запрыгали, будто дымок жег им пятки.

- Он близко, братья! Смерть ему!

- Веди же! - предводитель ткнул Андрея в спину, и пришлось топать в ту сторону, откуда пришел вдох. Казалось, что они ступают по желе, которое непрерывно колышется. Иногда субстанция замка ритмично растягивалась и сокращалась.

Темный коридор с покатыми сводами закончился узким мостком. В щелях между досками, состоящими не из дерева, но будто из темно-коричневой затвердевшей ваты, Андрей разглядел узкую полость, ведущую к невидимому дну, над которым колыхались трепещущие огоньки.

- Остатки душ, - пояснил Лопоухий. - Тех, что Неукротимый перемолол. Не спи, материальный!

Андрей быстро пересек мост. Дымящиеся ассасины шли следом. Вскоре путники очутились на перекрестке, где сходились несколько коридоров и лестниц. Вверх тянулись арки и колонны, они переплетались, врастая одна в другую. То тут, то там свисали ржавые ободья люстр на цепях, огарки свечей мерцали зеленоватым блеском, хотя пламени не было. Пространство Грёзамка двигалось, оставаясь в одних и тех же пределах, беспрерывно то сжималось, то раздувалось, внутри него что-то побулькивало, похлюпывало, шевелились смутные тени, иногда в невообразимой вышине за арками и колоннами, напоминающими клубок разновеликих змей, проносились стремительные силуэты, а еще что-то исполинское и темное, будто великанское Оно, подрагивало, тяжело ворочалось впереди...

- То сны Неукротимого Мамелюка, - прошептал Лопоухий, показывая вверх, где как раз один силуэт, побольше, нагнал другой силуэт, поменьше, и, раззявив хищную пасть, заглотнул беднягу целиком, после чего, облизавшись раздвоенным языком, унесся в неразличимую даль. - Чую, братья, он близок! Отмщение! - У него в груди образовалась неплотность, материя вымывалась с каждым шагом. - Быстрее, материалистический!

Андрей прибавил ходу. Прошел в какую-то арку и стал подниматься по кривым ступенькам, которые так и норовили вывернуться из-под ног. Ассасины скользили над полом, как тени. Большое и темное впереди приближалось - хотя Андрей не видел его, но ощущал, что Оно уже близко.

После очередного поворота он сначала остановился, а после начал пятиться. Проход здесь заканчивался, они достигли самого верха, кругом были только столбы, что поддерживали уходящий куда-то совсем уж в невообразимую высь черный свод. Под ногами дрожали и переливались глыбы, вниз, образуя глубокий колодец, кругами тянулись мириады лестниц и арок. Это был тупик.

Ассасины заголосили:

- Вот он, вот он, величайший враг! Смерть, смерть ему! Разжижение в ужасе бессознательного!

На другой стороне виднелся зал, посреди которого лежала огромная жирная туша. Поначалу Андрей принял ее за поваленную набок статую Будды из какого-нибудь индийского храма: голый живот, набедренная повязка и бессмысленная улыбка... Вот только эта улыбка была злой. Дыхание, что вырывалось из ноздрей, не таяло, а вливалось в окружающее пространство, уплотняя его, создавая и поддерживая все эти стены, своды, арки и переходы.

Заметив гостей, туша повернулась. И тут же закачался, зашевелился весь замок. Андрей вновь попятился, но ассасины стали толкать его вперед.

- Да я же летать не умею! - закричал он.

- Пыхнем дружно, братья! - воскликнул Лопоухий, первым затягиваясь так глубоко, будто решил наполнить себя дымом до самых пяток. Ассасины последовали его примеру: надуваясь дымом, они уплотнились, приобрели большую материальность, даже почти перестали куриться, плавиться. Старший присел на корточки и медленно выдохнул, остальные сделали то же самое. От ног Андрея на другую сторону колодца протянулась мглистая извилистая дорожка.

- Шагай, тело!

Андрей поставил ногу на колышущийся мост. Тот немного прогнулся, но сразу же упруго выпрямился. Спутники что-то взволнованно бормотали позади, подталкивали его. Андрей пересек пропасть, пошатываясь от ощущения необъятной глубины под собой.

Все это время Неукротимый Мамелюк медленно надувался, становясь все больше. И как только ассасины, держа перед собой раскуренные трубки, вслед за Андреем пересекли мост, Бейбарс выдохнул на них.

Двоих унесло прочь. Оглянувшийся Андрей различил, как они летят, на ходу истончаясь и, не долетев до конца моста, исчезают. Лопоухий крикнул:

- Растворим архетип! По Неукротимому залпом пли!

Ассасины глубоко затянулись и разом выдохнули облако едкого черного дыма. Обволакивая Мамелюка, дым превращался в пену ночи, пузырился и пенился. Там, где капли ее падали вниз, пол шипел, пропадая под быстро разрастающейся субстанцией. Неукротимый задышал тяжело, с присвистом. Пена ночи поглощала его. Он заворочался, попытался поднять свою жирную тушу, но та вросла в пол, и Мамелюк завалился на бок, прямо в лужу пены.

- Бежим! - крикнул предводитель. Зал, где лежал враг, растворялся. Распухшая, изъеденная рыхлой плесенью сущность Грёзамка ходила ходуном в ритме, повторяющем содрогания брюха Бейбарса. Ассасины рванули мимо исчезающей туши и стали выпрыгивать в окно. Андрей кинулся за ними. Сзади до него донесся полный неизбывной грусти, дымный темный голос, еле слышно пропевший:

- Ах мой милый Айюбид, все прошло, прошло, прошло...

Голос стих. Андрей покатился по неровной стене, ощущая, как она тает под ним, растворяется - и уже почти не противостоит весу тела, будто он летит по наклонной стене воды, готовой в любое мгновение прорваться и втянуть его внутрь, в клокочущие мрачные глубины...

- В седло, братья! - Лопоухий вцепился в руль. Андрей вскочил на велокрота, а сверху уже сыпались оставшиеся ассасины. Заскрипели педали, цепь натянулась, и агрегат, послав перед собой конус темного света, отвалил от исчезающего замка.

- Прикрыть очи!

Андрей зажмурился. Судя по открывающимся под веками просторам, летели они с приличной скоростью, но движение воздуха не ощущалось - пока в лицо не пахнуло соленой морской свежестью.

Не выдержав, он посмотрел. Бессознательное исчезло, велокрот мчался над штормовым океаном, едва не задевая пенные гребни. Вверху тучи неслись отовсюду к одному месту, собираясь диковинным узором, в центре которого висел знакомый серебристый шар. И сотни таких же слетались сюда со всех сторон.

Валерке казалось, что южный и северный, западный и восточный - все ветра мира дуют одновременно. Две пары клокочущих облачных потоков сходились к корзине, огибали ее и неслись вверх, вдоль оболочки шара, а выше, много выше, расходились. Тучи, растянувшись узкими полосами, мчались к центру, скрытому от взгляда надутой тканью, образуя лохматые листья или лепестки...

И другие шары были уже близко.

- Роза Ветров! - гаркнул Брежия.

Словно исполинский волчок с четырьмя сизыми лепестками раскручивался над шаром. Кусая губы, Валерка огляделась и закричала:

- Смотрите!

Сквозь мешанину облаков, соленых брызг и клочьев пены над волнами летело что-то черное, со всех сторон облепленное вопящими человеческими фигурами.

- Ассасины! - охнул Брежия.

Он упал на колени возле длинного сундука, откинул крышку и выпрямился, с натугой подняв перед собой громоздкую штуковину, вроде широкого ствола на потрескавшейся деревянной рукояти, - не то древнее ружье, не то огнемет диковинной формы. Ствол заканчивался головой льва, не деревянной или железной, но всамделишной, да еще и живой, - Валерка увидела, что глаза зверя, когда Брежия поднял штуковину, раскрылись. Ветер трепал пышную рыжую гриву, шевелил усы наподобие кошачьих, но куда длиннее. Крестоносец упер оружие в плечо и прицелился. Лев заурчал.

- Там Андрей! - Валерка снизу ударила по стволу.

Голова рыкнула; из разинувшейся пасти вылетела оранжевая молния - и устремилась вверх. Послышался сухой треск, тут же - шипение, едва слышное за ревом урагана.

- Ты что наделала!? - завопил Брежия, бросая оружие. - Авария!

Валерка не слушала перегнувшись через борт, она смотрела на приближающихся ассасинов.

- Я тут! - выкрикнула девушка и замахала руками, рискуя вывалиться.

Заряд чиркнул по участку оболочки, выпирающему между веревками, что охватывали шар. На серебристой поверхности осталась тонкая прореха с обугленной каемкой. Она медленно расширялась под давлением рвущегося наружу эфирия.

Крестоносец бросил львиное ружье и ринулся к сундуку. Сунув за пазуху клубок с иглой, он сорвал с пояса мешочек и протянул Валерии.

- Вот клубодан, сыпь по горсти.

Наклонился и подал маленькую жаровню, от которой к сфере шла полотняная труба.

- Гляди, эта ручка - 'вперед-назад', а эта 'влево-вправо'. Рычаг для высоты. Лети за ними! - он показал на другие шары.

Ухватившись за стропы, Брежия подтянулся и встал мокрыми кедами на край корзины. Быстро перебирая ногами и руками, пополз к прорехе.

Валерка вновь глянула вниз: черные ассасины приближались.

Далеко вверху, в центре Розы Ветров зародился смерч. Он набух, как капля, качаясь и подрагивая, и начал разрастаться - вниз и вширь, вбирая в себя окружающее.

Уже скоро рядом встала кружащаяся стена от океана до неба. И сколько ни крутила Валерка рукояти жаровни, ревущая стена эта, пусть и медленно, но неумолимо влекла шар вверх.

Сотни посверкивающих серебром шаров, изогнувшись спиральной цепочкой, тянулись туда. Валерка видела их, крестоносцев, стоящих в своих корзинах, мужей в латах или обычной одежде, седовласых, с благородными чертами, гордых и мужественных рыцарей, пошедших в далекий поход, чтобы достичь прекрасной страны пресвитера Иоанна, обманутых, не знающих, что повод для всей затеи куда прозаичнее: деньги и власть, власть и деньги...

Шары кружились, пролетая мимо Валерии, то ныряя в ревущую стену смерча, то выскакивая на поверхность. Ассасины приближались, уже отчетливо слышались тарахтенье и скрип.

- Правь туда! За ними! - орал сверху Брежия, яростно орудуя иглой. - Пока молния не ударила!

Стена смерча темнела, по ней бежали искры; в воздухе разлился густой, терпкий запах озона.

- Быстрей же!

Шары крестоносцев гирляндой опоясывали смерч, и гирлянда эта постепенно укорачивалась, потому что верхняя ее часть исчезала в средоточии мировых ветров, втягивалась в ревущую космической энергией ось мира. Но в корзине Валерка упрямо крутила рукояти, правя прочь от смерча. По переплетениям и узлам веревок Брежия полез наверх. Взобравшись на вершину сферы, он присел, чтоб не сбросило ветром, и закричал:

- Возьмите меня!

Теперь уже самый хвост гирлянды проносился мимо, остались последние несколько шаров, все остальные исчезли в хаосе света и воздуха. По стене смерча пробежала световая рябь. Брежия выпрямился во весь рост, широко расставив ноги, протянув руки и запрокинув голову.

- Не оставляйте меня здесь! - взревел он в отчаянии.

Последний шар скрылся в небесной пучине. Брежия заплакал. Из крохотной точки, из имеющей бесконечную кривизну и бесконечную плотность незримой крапинки чужого пространства, из центре Розы Ветров вырвалась молния. Зигзаг пропорол тучи, разодрал воронку на миллионы брызг. С треском он распался на облако, состоящее из тончайших ветвистых расколов, и сияющая белизной крона окутала крестоносца. На мгновение фигура его исказилась, словно обрела вдруг невиданную мощь и стала огромной - хоть и не увеличилась в размерах, но будто налилась свинцовой тяжестью, покрытая разрядами, как булыжник, повисший в переплетении тонких белых нитей. Грохот упал вниз, выбил из океанской поверхности фонтан бурлящей воды и заставил Валерию присесть от испуга. Молния втянулась обратно, треща, стремительно вознесла клубок разрядов вверх и исчезла вместе с крестоносцем.

И лишь после этого хлынул дождь. Рев смерча смолк - потому что не стало самого смерча, - лишь шелест капель звучал теперь. Вскоре полный отчаяния вопль разнесся над океаном. Сквозь пелену дождя выпрямившаяся Валерия разглядела совсем близко похожий на крота агрегат и облепивших его ассасинов, и разобрала их крики.

- О братия, не выполнили мы клятву!

- Не отмстили за Старца!

- Не сдюжили!

- Не осилили!

- Горе нам!

- Нет - смерть! Смерть нам!

- Так умрем, братия?

- Умрем! Умрем, как умер Старец, с отвагой в сердце и веселым газом в груди!

Крот быстро набирал высоту. Валерка увидела вцепившегося в сиденье Андрея - тот пытался удержаться на развернувшейся почти вертикально покатой спине.

- Сюда! - завопила она, протягивая руку.

Агрегат уже пролетел мимо, и теперь из-за сферы Валерия не могла его разглядеть. Она присела, крутанула рукояти жаровни.

Вдруг с хриплым протяжным воплем, расставив руки и ноги, мимо пролетел черный ассасин. Он сжимал кривую саблю и короткую изогнутую трубку, из которой вырывались, закручиваясь в потоке воздуха, струи темного дыма. Ассасин успел сунуть мундштук в зубы, глубоко затянулся и с последним выдохом канул в волнах.

За ним пролетел второй, третий.

Не обращая на них внимания, Валерия крутила рукояти.

Упал последний ассасин. Стихли хриплые крики, теперь лишь мерный шелест дождя наполнял свежий, напитанный влагой воздух.

- Андрей... - повторила Валерка тихо и заморгала, пытаясь стряхнуть с век капли дождя и слезы. Ветра не стало совсем, шар парил в холодной строгой синеве невысоко над океаном.

- Валерка... - произнес голос откуда-то сверху. - Ну и управление здесь... Или этот рычаг? Сейчас, сейчас, я переберусь...

День еще толком не начался, стало лишь чуть светлее. Шар подплыл к редколесью возле железнодорожного полотна.

- Вон интернат, - произнесла Валерка, выглядывая. - Ненавижу его теперь! Я и раньше ... А сейчас совсем видеть не могу.

- Смотри, а оврага нет, - подал голос Андрей, ложась грудью на борт.

Редколесье почти вплотную подступало к насыпи, исчез глинистый овраг и заросли бурьяна... Там тянулась ровная черная щель.

- Это потому что самое утро, - сказала Валерка. - Наверное, когда светлее станет, она совсем затянется.

- Как заброшенный чердак, - прошептал Андрей, заворожено глядя вниз. - Представь, чердак с рухлядью всякой, с заколоченными окнами, темный. Туда много лет никто не поднимался, никто не разглядывал, что там стоит. И в нем все исчезло, пропало совсем, только черная пенка... Но если подняться туда и неожиданно распахнуть дверь, только очень быстро, чтобы успеть за секунду... Хоть за мгновение до того, как оно поймет, что на него смотрят, и изменится... Тогда можно... можно увидеть все что захочешь!

Валерка лишь молча кивнула, затем, ощутив, что Андрей смотрит на нее, повернула голову. Переглянувшись, они посмотрели на землю. За эти несколько секунд стало чуть светлее, и прореха немного съежилась.

- А попадем? - усомнилась Валерка, но Андрей уже перелез через борт и сел, с трудом удерживая равновесие, свесив ноги наружу.

Шар теперь парил совсем невысоко над щелью, полной пеной ночи. Валерка тоже перелезла, чуть не опрокинулась спиной назад и вцепилась в плечо Андрея; они взялись за руки, потом он сказал: 'Попадем, конечно' - и они прыгнули.