Леди Ю

Правда в том, что Тимошенко была удивительно пластична в каждой исторической эпохе, которую ей пришлось пережить вместе со страной. В ней заложен поразительный, почти кошачий инстинкт выживания. Вообще исторический слом 1990-х годов в Советском Союзе доказал, что женщины быстрее и легче приспосабливаются к новой реальности. Покуда их мужья тосковали на диване, пили, философствовали с друзьями и жаловались на судьбу, женщины переучивались, находили новую работу, содержали семью, при этом вовсе не освобожденные от своих чисто «женских» обязанностей, вроде воспитания детей и заботы о страдающем муже.

Однако Тимошенко и здесь – особый случай. Она умеет не просто приспособиться к новой реальности, но и оседлать исторический процесс, на несколько шагов опережая конкурентов в понимании того, что случится завтра. Поэтому ни бизнес, ни политика не были случайностью в ее жизни.

Время шальных денег, совпавшее с концом перестройки и крахом СССР, означало для Тимошенко качественно иную, ошеломительную, захватывающую дух жизнь. Абсолютно вне политики. Но, разумеется, при поддержке сильных мира сего.

На Украине не проводили реформ по образцу «шоковой терапии», как в России. Терапии поначалу вообще никакой не проводилось – ни шоковой, ни щадящей. Капитализм здесь с самого начала был государственным, с опорой на кланы, «красных» директоров и личные связи, так что самые крупные состояния делались исключительно «по знакомству», как в конце 1980-х открывались видеосалоны и коммерческие ларьки.

Это был тупиковый путь для страны и для населения, которое нищало еще стремительнее, чем в России, но без малейших надежд на будущее. Но такой клановый, почти семейный капитализм выглядел как-то спокойнее и внешне привлекательнее, чем у соседей. Поначалу было меньше крови. Это был капитализм для узкого круга, не подразумевавший ни возникновения среднего класса, ни его истребления в каждодневных разборках. Это был чиновничий капитализм – самый безнадежный из всех, но и самый перспективный для тех, кто по родству и роду занятий находился вблизи от «кормушки».

Чиновником, близким к распределителю земных благ, был и Александр Гравец, ставший для семьи Юлии Тимошенко партнером по бизнесу в ту эпоху. Двенадцать лет Гравец проработал в управлении труда Днепропетровского облисполкома – с ним Тимошенко, инженер отдела организации труда завода им. Ленина, познакомилась еще во времена бригадного подряда. Он стал другом семьи и совладельцем корпорации «Украинский бензин» (КУБ).

Для «оптимизации» прибыли КУБ решено было учредить как совместное предприятие, освободив его таким образом на 5 лет от налогов. Зарегистрированной на Кипре офшорной фирме Somolli Enterprises Ltd принадлежали 85 % уставного фонда корпорации, совладельцами с украинской стороны стали супруги Тимошенко и Гравец, каждому из которых принадлежало по 5 %. Впрочем, и Somolli Enterprises, несмотря на адрес в Никосии и почтенного адвоката Андреаса Петру, числившегося ее директором, принадлежала той же днепропетровской троице.

Гордое название корпорации реальности не отражало. Бензин был не украинским, а российским.

В дефицитные брежневские времена богатство той или иной советской республики определялось степенью сытости ее населения. Украина с ее уникальными черноземами, мягким климатом и, несмотря на безжалостное истребление в 1930-е годы, все еще сильным крестьянством была среди самых «сытых» республик Союза. Поэтому грядущее материальное благополучие стало одним из главных аргументов сторонников независимости. Идейные националисты, обращаясь к согражданам, писали в листовках перед декабрьским референдумом о том, что Украина в год производит на душу населения 1000 кг пшеницы, а потребляет всего 140, мяса вырабатывает 86 кг, тогда как самой ей нужно только 68 и т. д. Вывод напрашивался сам собой: свобода – это богатство и благоденствие.

Однако развал СССР преподал Украине урок совсем иной арифметики. Оказалось, что нефти Украине требуется в 20 раз больше, чем она добывает. Что индустрия на востоке страны – металлургия, химия, машиностроение – патологически энергоемка и не может существовать без дешевых российских энергоносителей – нефти и газа. На рубеже 1990-х никто еще не осознавал масштабов интегрированности и взаимозависимости экономик советских республик. Никто не помнил циничного предостережения главного архитектора советской империи Иосифа Сталина: «Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не могла бы существовать самостоятельно». Ловушка захлопнулась в тот день, когда пришла свобода.

Политическая независимость обернулась для Украины коллапсом экономики. С 1990 по 1993 год на треть снизились объемы металлургического производства, насчитывавшего на Украине свыше 270 предприятий. Останавливались химические заводы, поскольку 80 % сырья они получали из республик бывшего СССР. На глазах умирало государственное гражданское и промышленное строительство. Почти полностью прекратила существование легкая промышленность.

Макроэкономические показатели ужасали. За два года валовой национальный продукт сократился почти вдвое. Производство промышленной продукции упало на 41 %, продовольствия – на 35 %. Сотни тысяч людей потеряли работу, а тем, кто вкалывал, месяцами не выплачивали зарплат. Народ нищал и впадал в отчаяние. Весной 1992 года один из украинских публицистов припоминал статистику из листовок сторонников независимости и с горечью писал: «На мировом рынке сейчас за тонну пшеницы дают одну тонну нефти, на внутрисоюзном давали девять, в России после освобождения цен – около трех. Если Киев не научится заправлять комбайны салом, то даже убирать урожай 1992 года будет просто нечем – а ведь его надо еще вырастить! И сталинский голодомор мы будем вспоминать как рай».

Увлекшись своим отчаянием, публицист, безусловно, преувеличивал: хуже сталинского голодомора в истории Украины ничего не было и быть не могло, разве что война. Однако тоскливые настроения, охватившие соотечественников, он выразил точно. Через месяц-другой после тихой кончины СССР страшно стало всем.

Оторванность от источников энергии, оставшихся в России, была центральной проблемой. Зависимость от российских нефти и газа на долгие годы стала для Украины символом национальной трагедии и причиной унизительных политических реверансов перед Кремлем всех украинских правительств. Однако эта же оторванность от энергоносителей порождала и головокружительно прибыльные бизнес-комбинации. Внезапно возникшая государственная граница между бывшими братскими республиками, которую пересекали нити нефте– и газопроводов, стала новым Клондайком для бизнесменов по обе стороны от нее.

История КУБа начинается с кредита в $2 млн, полученного через номенклатурного знакомца Геннадия Афанасьевича Тимошенко. На эти деньги закупили первую партию топлива. Ввезли на Украину, растаможили, реализовали. Вскоре команда Гравеца и семьи Тимошенко работала с важнейшими нефтяными регионами России от Башкирии до Сибири, завозя на Украину сырую нефть, бензин и мазут. Стиль бизнеса вполне отвечал удачной формуле перековавшегося комсомольца Тигипко: в облаках здесь никто не витал, все стремительно перебирали конечностями, а если надо, больно кусались. Празднование первой годовщины КУБа украшал лаконичный транспарант: «Кто с нами не работает, тот с нами не ест».

Проблема состояла в том, что денег тогда не было ни у колхозов, ни у заводов, так что платить за энергоносители им было нечем. Главное искусство предпринимателей состояло в создании цепочек безденежных взаиморасчетов. За нефть колхозы расплачивались продуктами, этими продуктами можно было рассчитаться с заводами, производящими, например, цемент. Цемент шел по железной дороге в счет оплаты транспортных услуг. Капитализм в постсоветских странах начинался с феодального натурального хозяйства. Безналичные расчеты стали единственной возможной формой финансовых взаимоотношений в условиях хаоса, царившего в стране. Близкий к КУБу человек вспоминает, что обменные цепочки насчитывали порой до 12 звеньев и неоднократно пересекали границу между Украиной и Россией.

А граница эта, поначалу практически неразличимая, год от года становилась все реальней.

Еще в ноябре 1990 года Украинская Советская Социалистическая Республика ввела купоны – специальные бумажные знаки, без которых на ее территории невозможно было что-либо купить. В 1991 году в ответ на это Россия прекратила централизованные поставки на Украину бумажных денег. В январе следующего года российское правительство реформатора Егора Гайдара отказалось от государственного ценообразования, и отпущенные на свободу цены рванули ввысь с головокружительной скоростью. Товары из Украины устремились в Россию, где за них больше платили. Украине ничего не осталось делать, как продолжить выход из «рублевой зоны», и следом за купонами в обращение были запущены новые денежные знаки – карбованцы. Эти деньги не были обеспечены ни золотым запасом, который целиком остался в Москве, ни государственными гарантиями. К 1993 году масса бумажных денег в обороте увеличилась в 19 раз, а к 1994 году гиперинфляция перевалила через немыслимую отметку 10 200 %.

В этих условиях натуральный обмен был выгоден еще и тем, что почти легально освобождал от налогов. Ведь никаких денег во взаиморасчетах между фирмами вроде бы нет… Деньги, разумеется, появлялись, просто они не оставляли следов в бухгалтерских отчетах. Наличные деньги – десятки и сотни тысяч долларов – переходили из рук в руки, перевозились в чемоданах из города в город, пересекали государственные границы (регулярно создавая их владельцам проблемы вроде тех, что свалились на Юлию Тимошенко сперва в Запорожье, а потом в Москве) и по большей части оседали на счетах в далеких от Украины и России банках. Экономика уходила в тень.

Впрочем, не все было так уж мрачно. Зарабатывая теневые миллионы, КУБ и подобные ей фирмы между делом спасали страну. Заново завязывая новые узелки на внезапно лопнувших нитях экономических связей, они брали на себя функции, с которыми больше не справлялось государство. Именно благодаря им опасность заправлять комбайны салом на Украине сперва отодвинулась, а потом и исчезла вовсе. Ловкие бизнесмены, азартно нырнувшие в темные воды постсоветского предпринимательства, в отличие от подавляющего большинства соотечественников, не поддались всеобщему фатализму и апатии. Владельцы фирм с презрением относились к своему бездарному государству и не желали платить никаких налогов. Они не верили в национальную валюту и предпочитали доллары. Они были одновременно и болезнью экономики, и ее целителями.

Однако совсем уйти от государства в постсоветской экономике было невозможно. Никакие безналичные схемы не сработали бы, ни один чемодан с деньгами не поменял своего владельца, если бы за каждым серьезным маклером этого нового обменного рынка не стояли такие же серьезные госслужащие. Настоящим капиталистом на постсоветском пространстве никто не становился сам по себе.

Корпорация Гравца и семьи Тимошенко монополизировала поставки нефтепродуктов для сельского хозяйства всей Днепропетровской области. КУБу удалось добиться государственного заказа на эксклюзивное обеспечение посевной. Такое стало возможным лишь благодаря покровительству «крестного отца» Днепропетровска. Звали его Павел Лазаренко.

Глава 6

«Крестный отец»

Еще в бытность первого украинского президента секретарем по идеологии, а потом главой компартии УССР у него не заладились отношения с днепропетровцами. Леонид Кравчук был выходцем с запада Украины и всю жизнь занимался делом, к которому директора военных гигантов на востоке республики традиционно относились с тем старательно скрываемым пренебрежением, с каким служаки-командиры в войсках поглядывали на замполитов. Став главой независимой Украины, бывший пропагандист Кравчук скоро осознал, что Днепропетровск с его «Южмашем» и по-военному дисциплинированными элитами ему не по зубам. Однако, подобно бывшим товарищам по партии Сталину, Брежневу и Ельцину, он свято верил, что кадры решают все.

В марте 1992 года представителем президента в Днепропетровской области, т. е. фактическим главой региона, Леонид Кравчук назначил 39-летнего выпускника Днепропетровского сельскохозяйственного института и бывшего председателя колхоза Павла Лазаренко. Это вызвало шок. Традиционно регионом руководил выдвиженец «оборонки», в крайнем случае металлург. Выбор «колхозника» стал пощечиной местным элитам. Кравчук прекрасно это понимал, однако верил, что новый лидер с его фантастической энергией и волей справится с поставленной задачей: сумеет сломать хребет днепропетровцам.

Президент оказался прав: приход Лазаренко смешал все иерархические расклады внутри могущественного клана. В кратчайшие сроки новому руководителю удалось подмять область под себя. Павел Иванович любил грубоватые рубленые фразы. Одна из самых знаменитых – о том, что стране не нужны «велеречивые политики», а нужен ей «хозяин, готовый засучить рукава». Он и стал в начале 1990-х хозяином области, а к середине десятилетия – хозяином всей страны. Не мог предвидеть Кравчук другого. Продемонстрировав высокомерным конкурентам из ВПК недюжинную силу и ясное понимание законов новой эпохи, именно Лазаренко в новейшей украинской истории возродил былую мощь днепропетровцев. В Киеве их клан по-настоящему утвердился не в 1994 году, когда президентом (не без поддержки Лазаренко) стал бывший директор «Южмаша», а раньше – когда Леонид Кучма назначил своим премьер-министром всесильного руководителя Днепропетровской области.

Лазаренко тоже верил в кадры. На новой должности ему нужны были свои люди на ключевых постах – в органах правопорядка, среди депутатов, в средствах массовой информации и во всех финансово-промышленных группах региона. Поначалу людей катастрофически не хватало, их надо было срочно искать среди перспективной молодежи и ветеранов, перевербовывая «стариков». Очень скоро в Днепропетровске поняли: чего-нибудь добиться можно, только став «своим» для Лазаренко.

Приоткрыть двери кабинета «хозяина» области для КУБа сумел Геннадий Афанасьевич Тимошенко. Однако всерьез заинтересовать обитателя кабинета удалось не ему, а его невестке. О том, какими средствами Юлия Владимировна добилась расположения Павла Ивановича, рассказывали, конечно, массу сплетен, в большинстве своем самого романтического пошиба. Ясно, однако, одно: Лазаренко в людях разбирался и скоро понял, что отнюдь не быстро считающий Александр Гравец, не многоопытный Геннадий Афанасьевич и уж тем более не улыбчивый Александр Тимошенко обладает самым мощным потенциалом в «коммерческой команде» КУБа. «Своей» в стремительно богатеющей фирме стала для него именно Юлия. Собирая команду, с которой он собирался покорить сперва Днепропетровск, а затем и всю страну, Лазаренко сделал ставку на нее и, как ему долго казалось, не ошибся.

Если сравнивать Павла Лазаренко с российскими политиками, то больше всего он напоминал Юрия Лужкова. Несмотря на разницу в возрасте (Лужков почти на 20 лет старше), оба принадлежали к призыву «крепких хозяйственников», пришедших на руины рухнувшей империи и сумевших на вверенных им территориях вновь запустить экономику. В тот год, когда Лазаренко получил от Кравчука Днепропетровскую область, Гавриил Попов передал Москву Лужкову. В то время, когда под энергичным присмотром «мэра с кепкой» начала возрождаться российская столица, Днепропетровская область на Украине одной из первых стала выкарабкиваться из экономической ямы.

Имелись у них и другие схожие черты. Столичный мэр выстраивал безупречную «систему», в рамках которой делать большие деньги можно было только под чутким руководством высших московских чиновников. Павел Иванович жестко выстраивал своих днепропетровских бизнесменов. Лужков рассматривал Москву в качестве трамплина для вертикального взлета в Кремль или Белый дом. Лазаренко из Днепропетровска перебрался в Киев, где возглавил правительство и стал с нехорошей, ревнивой, выжидательной усмешкой поглядывать на президента Кучму. Юрий Михайлович, один из основателей партии власти, «бодался» со всеми московскими царями и в течение нескольких месяцев был одним из самых реальных претендентов на пост президента в 2000 году. Павел Иванович для тех же целей устраивался во главе партии «Громада». Лужкова, приучая народ к мысли, что президентом тому не стать, «мочили» по главному российскому телеканалу, и он вроде смирился, но время от времени все-таки выказывал норов. В итоге Путин руками младшего президента Медведева отправил его в отставку, и почти никто из друзей, соратников и нахлебников мэра вступаться за побежденного не стал. Карьера Лазаренко, тоже преданного и забытого, сложилась еще печальней. Но не будем забегать вперед.

Рассказывали, что была у Павла Ивановича особая «книжечка», разделенная на две графы: для державы и для себя. Месяц за месяцем и год за годом цифры росли в обеих колонках. Разумеется, и при Кравчуке чиновники воровали, как воровали они повсеместно на постсоветских пространствах. Однако воровали все же поменьше, чем позднее, при Кучме. Впрочем, дело заключалось даже не в цифрах. При Кравчуке властные структуры независимой Украины еще не вполне оформились. Взятки, разумеется, давали, но вот такого ключевого понятия постсоветской экономики, как «откат», еще не было. В союзе бизнеса и власти не просматривалось ясной схемы, понятной всем участникам игры.

Подобно Лужкову в России, Павел Иванович стал одним из архитекторов экономической модели государственного капитализма.

Анализу «системы Лазаренко» посвящены многочисленные тома уголовного дела, рассматривавшегося в середине нулевых судом Сан-Франциско. Подобно лондонскому процессу Березовского и Абрамовича, для пытливого исследователя становления постсоветской экономики процесс в Сан-Франциско – бесценный источник.

Взять хотя бы показания приближенного к Лазаренко предпринимателя Петра Кириченко. «Фактически он был хозяином области, – сообщал суду свидетель, – ему подчинялись все организации на ее территории, он мог уволить и назначить любого директора… Когда я пришел к нему в первый раз, я сказал: вы перекрыли всем кислород, давайте что-то делать… а он мне сказал – отдай мне половину бизнеса и половину выручки… У меня не было выбора…» Лазаренко, продолжал бывший соратник, мог позвонить любому из директоров и прямо сказать: «Это мой человек». Таким путем Петр Кириченко стал партнером «Криворожстали», Днепродзержинского металлургического комбината, Никопольского завода ферросплавов. «Он проверял, все ли деньги, которые должны были прийти, пришли, сколько я перевел на его счета. У него было написано на листке – иногда с названиями компаний и имен, где были колонки цифр… Если деньги не приходили, он поднимал трубку и говорил: “Юля, где деньги?”»

На посту коммерческого, а потом генерального директора КУБа Юлия Тимошенко отвечала не только за прикрытие бизнеса властью. Ей отводилась роль очаровательной дивы, символа компании, идеальной переговорщицы, королевы бензоколонки.

Ладить с людьми, особенно с мужчинами, – ее врожденный талант.

Тимошенко была на Украине не единственной женщиной в политике и бизнесе. Однако большинство из них, особенно в политике, подобно западным феминисткам, стремились сравняться с мужчинами в правах, перенимая мужской стиль поведения, мужскую логику, мужскую агрессию. Тимошенко, которая в те годы еще принципиально не носила брюк, а только платья или юбки, всегда оставалась женщиной. Она рано поняла, что принадлежность к «прекрасному полу» – ее козырь. Как заметила одна украинская журналистка, в создание своего имиджа Тимошенко привнесла те женские качества, которые обычно пускают в ход для завоевания мужских сердец, а не для убеждения партнеров или привлечения электората.

Длинные волосы, мягкой волной лежащие на плечах. Добрая, иногда восхищенная улыбка. Широко распахнутые глаза, глядящие собеседнику прямо в душу. Приталенный жакет темного делового костюма, короткая юбка, изящные туфли, всегда на высоких шпильках. Немножко наивные вопросы, тихий голос. Хрупкая, миниатюрная, очень женственная… Подавляющее большинство ее партнеров той поры – украинские и российские чиновники, директора заводов, бизнесмены, военные – мужчины под пятьдесят и старше. На эту публику милый образ действовал безотказно.

Мало кто поначалу мог распознать в ней перспективного, амбициозного, прагматичного и жесткого игрока. Ее недооценивали. Ей хотелось помочь, поддержать, увидеть в карих глазах теплую ответную благодарность. Рядом с ней возникало ощущение собственной силы, значимости, ума – смесь легкой влюбленности и отеческого превосходства. Потом партнеры сильно удивлялись ее способности считать деньги, строить бизнес-схемы, просчитывать ходы противников, наносить ответные удары. Но удивление вскоре проходило, и даже те, кто быстро разгадывал характер партнерши, как правило, соглашались и дальше играть по предложенным правилам.

«Долгие годы Юлия Владимировна оттачивала, шлифовала, доводила до совершенства свой безусловный талант, а может быть, дар почти мгновенного воздействия на людей, – писал много лет спустя политолог Дмитрий Выдрин. – Многие из ее окружения могут привести сотни примеров, когда ей достаточно было посадить человека рядом с собой, взять его за руку, заглянуть глубоко в глаза – и он тут же менял свои взгляды, корректировал мировоззрение или просто отказывался от самим же названной цены за ГОК».

Только некоторые из ее партнеров, разобравшись что к чему, в конце концов поняли, что остались в дураках – да и то гораздо позже, когда Тимошенко уже переехала в Киев и развернулась по-настоящему. Оставаться в дураках неприятно и на обиду хотелось ответить еще большей обидой. Имея в виду ее отношения с мужчинами, какой-то остроумец вспомнил анекдот о собаке и блохе. Мол, вопреки всеобщему заблуждению маленькая блоха использует большую собаку отнюдь не в качестве пищи: она на ней ездит, экономя время. Циничный анекдот бил в точку, а потому больно ранил.

КУБ, как прежде «Терминал», был для Юлии Тимошенко отличной школой, а сама она – прилежной ученицей. Мужчины, ее партнеры и конкуренты, были отнюдь не только «транспортным средством» для продвижения честолюбивой предпринимательницы к деньгам и славе. Они были ее учителями, и Тимошенко жадно впитывала новые знания: о построении бизнес-схем, о банках, об офшорных зонах, о трубопроводах, о рынке нефти и газа, о главных игроках на этих рынках, о зависимости бизнеса от политиков, о бандитах с их особым воровским кодексом так называемой чести.

Это качество – желание и умение учиться – она сохранит навсегда.

Впрочем, по-настоящему близкие люди, конечно, не обманывались на ее счет. В фирме ее уважали и ценили не только за талант переговорщицы. Незаметно для посторонних глаз Юлия Тимошенко превратилась в неформального лидера КУБа. Свекор не просто доверял ей, он восхищался своей невесткой. Муж Саша навсегда остался в тени. Похоже, у него просто не оказалось природных склонностей к бизнесу. Человек по натуре мягкий, романтичный, увлеченный спортом и живописью, он не то чтобы тяготился большими деньгами, но довольно скоро понял, что не в силах соответствовать деловому темпераменту жены и масштабу ее планов. У него золотые руки – он украсил стены их крошечной днепропетровской квартирки великолепной лепниной. Но заработать денег на настоящий дворец он не мог.

«С Сашей мы “видимся” в основном по телефону», – признается Тимошенко несколько лет спустя. Это не был типичный советский развод с громким выяснением отношений, скандалами, разделом мебели и взаимными обвинениями. Официального развода вообще не было. Просто они стали жить каждый сам по себе. У них остался общий бизнес, в котором Саша еще какое-то время играл вспомогательные роли при жене; дочь Женя одинаково любима обоими родителями. Позже возникли и общие уголовные процессы, от которых Саша, отсидев в следственном изоляторе год, в конце концов сбежал в Лондон, поближе к дочери, еще раньше уехавшей туда на учебу. Позже, когда Юлию Владимировну посадят в третий раз, он уедет в Прагу и попросит там политического убежища – явно согласовав этот поступок с женой, которая снова не хотела, чтобы он оставался ее заложником. Обычно бывает наоборот, но в судьбе Тимошенко все нормы перевернуты с ног на голову…

На пространствах бывшего Союза распадались многие семьи – удачливые мужья уходили к соблазнительным и дорогим любовницам или верным секретаршам. В данном случае «мужской» шаг совершила Юлия, так и не найдя Саше полноценную замену. Вспоминая мужа, она говорила о нем в элегических тонах: мол, Саша – один из самых терпеливых людей на земле, которому она так и не смогла обеспечить спокойной семейной жизни. Крах семьи Юлия Владимировна с ноткой фатализма в голосе называла платой за свое решение стать политиком. Но, кажется, ни разу пока об этом не пожалела.

25 сентября 1995 года Павел Лазаренко был назначен вице-премьером Украины по топливно-энергетическому комплексу. Днепропетровский карьерный эскалатор стремительно понесся вверх.

Юлия Тимошенко стояла к тому времени уже на верхних ступенях этого эскалатора. Через месяц после перевода Лазаренко в Киев Александр Гравец и супруги Тимошенко летят в Лондон и регистрируют компанию United Energy International Ltd. А еще месяц спустя учредители КУБа преобразуют свою корпорацию в совместное британско-украинское предприятие «Единые энергетические системы Украины». Наконец, еще через месяц, в декабре 1995-го Совет Министров Украины передает ЕЭСУ преимущественное право на поставки газа в Днепропетровскую (11,1 млрд куб. м) и Донецкую (12,4 млрд куб. м) области.

Леди Ю становится президентом концерна с уставным капиталом $10 млн. Как и КУБ, новая ее фирма – предприятие семейное. Тесть – генеральный директор, муж – глава структурного подразделения «Транспорт». Формальными владельцами других дочерних предприятий и структур ЕЭСУ станут также мать Юлии Владимировны, ее тетя и даже дочь. Лидерская роль Юлии Тимошенко в корпорации больше не оспаривается никем. Годом позже на конференции партии «Громада» Геннадий Тимошенко засвидетельствует очевидное: «Я люблю свою невестку – ее умом и талантом мы все и живем…» А 16 лет спустя Юлия Владимировна узнает о внезапной смерти свекра, но не придет на похороны. По той уважительной причине, что ее не отпустит на кладбище, согласно официальному сообщению, Государственная пенитенциарная служба Украины. Сын тоже не сможет проститься с отцом. Хоронить его будут внучка Женя, мать Юлии Людмила Телегина и тетя политзэчки Антонина Ульяхина в окружении огромного количества милиционеров и сотрудников СБУ. Так на закрытом Запорожском кладбище Днепропетровска окончательно завершится история семейного предприятия Тимошенко.

Карьера Павла Лазаренко тем временем набирала обороты. В мае 1996-го из кресла заместителя он перебрался в кресло главы Кабинета министров. Днепропетровцы окончательно утвердились в украинской столице. У них теперь имелся «контрольный пакет» во властных элитах: Кучма – президент, Лазаренко – председатель правительства.

Седьмой по счету премьер-министр всего за четыре с половиной года украинской независимости, Павел Лазаренко был по-своему неплох в новой роли, хотя у власти продержался не дольше предшественников. У ревнивого президента Кучмы все премьер-министры вызывали подозрения, и не без оснований. Оберегая трон, он отправлял их в отставку не реже чем раз в год.

И все-таки за отпущенное ему время Лазаренко многое успел. Главное достижение его 15-месячного правления – денежная реформа, разработанная и проведенная президентом Национального банка Виктором Ющенко. Закончилась эпоха купонов и карбованцев, о которой украинцы до сих пор вспоминают, как о кошмарном сне. Была введена новая денежная единица – гривна, наконец-то ставшая более или менее надежным платежным средством. Конечно, доллары никуда не делись, они и сегодня наряду с евро остаются самой любимой народом, самой надежной «условной единицей» измерения его материального благополучия. Однако курс гривны оказался относительно стабильным.

Политика Лазаренко была типичной смесью административного регулирования и протекционизма чиновничьему капитализму. Лазаренко ввел акцизные марки на алкогольные напитки и табачные изделия. В хронически убыточную, но социально взрывоопасную угольную промышленность он вернул государственные дотации советских времен. А главной проблемой для его правительства, как и для его предшественников, был газ.

Зависимость от российского газа – одно из самых тяжелых генетических заболеваний, доставшихся стране в наследство от советской экономики. Страна потребляет рекордные объемы природного газа – 75–80 млрд куб. м в год. Во времена Лазаренко по этому показателю Украина находилась на четвертом месте в мире. При этом всего лишь 18 млрд куб. м добывались внутри страны, остальной газ Украина закупала в России и Туркменистане. И хотя с бывшими братскими республиками президенту Кучме и его министрам всеми правдами и неправдами каждый год удавалось договариваться о приемлемых ценах, бюджет трещал по швам, и денег катастрофически не хватало. В 1994–1995 годах задолженность Украины перед российским «Газпромом» достигла $1,5 млрд.

Как и любой украинский политик, претендующий на долголетие во власти, Лазаренко обязан был найти общий язык с российским газовым монополистом.

Глава 7

Мини-юбка для динозавра

Отцом «Газпрома» был министр газовой промышленности СССР Виктор Черномырдин. Он раньше других почувствовал надвигающуюся угрозу своей отрасли и еще при Горбачеве «в порядке эксперимента» переименовал министерство в государственный концерн. При Ельцине концерн, как и положено, приватизировали, а Черномырдин ушел на пост председателя правительства, оставив наследником Рема Вяхирева – своего бывшего заместителя еще с министерских времен. С тех пор Вяхирев рулил «Газпромом» самовластно, не считаясь ни с кем, кроме Ельцина, которого, презирая в душе, все-таки побаивался.

Уже в 31 год ставший директором нефтеперерабатывающего завода, Вяхирев привык быть начальником. Люди, имевшие с ним дело, рассказывают о его грубости, самоуверенности, полном отсутствии пиетета к вышестоящему начальству. Среди своих он часто говорил о глупости всех правительств, с которыми ему приходилось работать. К министрам он предпочитал не ходить. На деловых переговорах старался подавить собеседника собственным величием. Низкорослый, надутый, с живыми, бегающими глазками, Рем Иванович был бы комичен, если бы не громадные средства, которыми он распоряжался. Если бы не сила характера. Если бы не доскональное знание отрасли. И если бы не власть, которую он излучал всеми фибрами своей начальственной души.